Текст книги "Всего один год (или: "Президент")."

Автор книги: Анри Бертьен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 47 страниц)

– Вот и всё…– Вздохнула она.– Прелюдия кончилась. И начинается реальная жизнь. Сумеем прожить?– Мне показалось, что глаза её сверкнули какой-то тоскливой тревогой и настороженностью.

– Попробуем…– Пожал плечами я.

– Ага…– Просто сказала она и юркнула под одеяло.– Значит, так: отселе рукам, ногам и губам воли не давать. Можно только обниматься через рубашку. И – со спины, то есть – сзади. Идёт?

– Идёт…– Улыбнулся я, сгребая её в охапку. Лидочка с видимым удовольствием свилась в клубок, а я, обволакивая её, с удивлением отметил, что испытываю какое-то уже совершенно иное удовольствие – от вчерашнего дикого вожделения и даже нежности уже не осталось и следа, а взамен пришло другое, совершенно ни с чем не сравнимое и доселе неведомое мне чувство… Даже не знаю, как его описать… с чем сравнить… Может, с чувством творца, прикрывающего… оберегающего ладонями выпестованный им росток от жестокого мира? Не знаю. Может быть. Но я впервые почувствовал, что моя жизнь, как таковая, не имеет никакой цены по сравнению с этим ростком… Ростком Любви?

Провалялись мы долго. Даже уснули. Надолго ли – не знаю: мы совершенно потеряли счёт времени. Да и само понятие времени для нас утратило всякий смысл… Что там говорили великие? Любовь – вне времени? Что ж – может быть…

В народе говорят, что счастливые часов не наблюдают… Были ли мы счастливы? Не знаю. Понятия не имею. Знаю одно: эти пару суток я бы не променял ни на какие другие события в моей прошлой и будущей жизни… Совершенно дурацкое впечатление… Ощущение, как будто вдруг, мимоходом прикоснулся мельком к истине… которая… легко… разрушает все печали и несчастья мира… Этого мира? Унося тебя куда-то вдаль от него? Странно…

* * *

Глава № Рождество.

…Вечером к нам ввалились Карой с Джакусом. Нос последнего был запечатан серьёзной гипсовой надстройкой.

– Вы так и будете затворничать – или, может, пойдёте с нами?– Добродушно пробасил "огромный бородатый дядька" Джакус, настороженно приближаясь к Лидочке и пытаясь изобразить бесцеремонное сгребание её в охапку и последующие обнимания. Лидочка, стоя в одной рубашке, смущённо улыбалась.

– А у вас есть более интересные предложения?– Попробовал, было, отвертеться я, вовсе не собираясь в Рождественскую ночь предпочитать чьё-либо общество "ночи любви" с Лидочкой, которая уже просто должна, обязана была состояться – сколько же можно?

– Предложения у нас есть.– Загадочно ухмыляясь, высказался Карой.– А более они интересны или менее – это уж судить вам.

– Излагайте…– Заинтересовалась с трудом выскользнувшая из объятий Джакуса раскрасневшаяся Лидочка.

– Скажите… а Вы бывали на диких пляжах?– Шёпотом, ей на ушко, но достаточно громко, чтобы услышали все в комнате, спросил её Карой. Зардевшаяся Лидочка как-то беспомощно взглянула на меня и потупила глазки, явно не решаясь произнести что-либо в ответ.

– Правду, только правду…– Меланхолично напомнил ей нашу недавнюю договорённость я. "Ах, так!…". – Видимо, подумала Лидочка, краснея и с вызовом глядя мне в глаза. "Ну, тогда готовься…".

– Я на них выросла.– Совершенно неожиданно для всех заявила она.

– Т…то есть?– Не понял я.

– Т…то есть,– передразнила меня Лидочка,– там, где я росла, иных пляжей почти не существовало.

– Ну, и… Как?– Совершенно, видимо, сбитый с толку таким поворотом дела, спросил Карой.

– Что – как?– Явно входя во вкус, спросила Лидочка.

– Ну, не знаю…– Карой замялся, не зная, как продолжать разговор – он, похоже, собирался долго уговаривать и аргументированно совращать мою подругу на подобное мероприятие; и, теперь, то, что все его "домашние заготовки" оказались вдруг не нужны, совершенно выбило его из колеи…

– У Вас, кажется, было какое-то предложение?– То ли пришла к нему на помощь, то ли перешла в наступление заметно осмелевшая Лидочка, которая, заметив моё одобрение, теперь чувствовала себя совершенно комфортно. Мне же – смешно сказать – доставляла неописуемое удовольствие её власть над мужчинами; особенно, почему-то – если это были мои друзья.

– Ну…– Начал, было – да и осёкся – Карой.

– Мы хотели пригласить вас обоих в баню.– Прийдя к нему на помощь, добродушно пробасил, разведя руками, Джакус: дескать, ну что с нас взять – такие уж мы есть; хотите – бейте, хотите – гоните, но горбатого могила исправит…– На Рождественскую ночь.

– А теперь – что же, передумали?– Вновь взглянув на меня и получив полнейшее одобрение, ехидно спросила Лидочка.

– Да нет, в общем-то…– Нерешительно пробормотал Карой.

– Ну, почему передумали – мы не передумали…– Этаким скромничающим баском вторил ему Джакус.

– Тогда почему "хотели"?– Лидочка взяла его за бороду и озорно заглянула в глаза.

– Слушай, дружище…– Осторожно оглядываясь на Лидочку, поинтересовался у меня Карой,– а ты уверен, что все твои сведения о скромности этой фурии – правда?

– Правда, правда…– как-то хорошо и даже радостно рассмеялась Лидочка.– Просто они… как бы это сказать… не совсем полны. Я росла… скажем так: нерешительной и скромной девчонкой. Этакой тихоней, опускающей глазки в землю всякий раз, когда вдруг в моём присутствии речь вдруг заходила о моей персоне… Потом пришла юность, а с ней… Жуткое было времечко, даже сейчас страшно вспомнить…– Передёрнула плечиками и поморщилась Лидочка.– Слава Богу, который ниспослал мне не самых глупых родителей – они разглядели это и вывели меня на пляж.– Она усмехнулась.– На дикий, разумеется. Там у меня прыти сексуальной поубавилось, с одной стороны – ведь как-то… совсем не сводит с ума то, что постоянно перед глазами… Ну, а с другой – я стала как-то смелее… Волей-неволей не станешь бояться мужика, которого видишь без штанов каждый божий день… В итоге я стала спокойнее, уравновешеннее… Дикие пляжи дали мне много. Я даже сейчас, пожалуй, не уверена, что могу полностью оценить все последствия… В одном уверена: не попади я вовремя на пляж – подростковый возраст просто привёл бы меня к сумасшествию, вот и всё… В результате жёсткого конфликта между реальной природой живой плоти и благовоспитанной девочкой-тихоней…

– Ну, сейчас Вы не слишком похожи не тихоню…– Резонно заметил Карой.

– А это всё он виноват,– махнув рукой в мою сторону, тяжко вздохнула Лидочка, сделав из меня в глазах присутствующих злостным совратителем девственниц.– Ну, так как – идём в баню, или нет?– Явно намереваясь закончить прения, деловито спросила она.

– Идём,– видя полнейшее замешательство друзей, поднялся я, и, взяв Лидочкину руку, незаметно крепко пожал её: мне всё больше и больше нравилась эта девчушка, превращающаяся рядом со мной в неудержимую, раскрасневшуюся фурию… Приятно было почувствовать, что она тут же ответила на моё пожатие, одарив к тому же благодарным взглядом.

– Всё же – ты уверен, что она…– Начал было шептать мне в ухо Карой, но речь его была решительно прервана Лидочкой:

– Девственница?– Она ухмыльнулась: – Можешь быть уверен. И, видимо, останусь таковой ещё и до завтра,– она прискорбно вздохнула,– благодаря вашему, столь кстати подвернувшемуся, приглашению…

– Да нет, я совсем не это…– Начал, было, Карой – но, осёкшись, махнул рукой и замолчал.

– Мы, кажется, пришли некстати и нарушили естественный ход событий?– Нерешительно пробасил Джакус, даже приостановив своё продвижение к двери.

– Пусть Вас это не слишком беспокоит,– ухмыльнулась Лидочка,– у нас впереди ещё достаточно времени, чтобы наверстать упущенное… А баня с друзьями под рождество – такое подворачивается, быть может, только раз в жизни…

– Ну… Вы не волнуйтесь – Вы там будете не одна…– Нерешительно вставил Карой.– Мы, в общем-то, всегда ходим парами – и, не окажись тут Вас – так и благоверного Вашего не приглашали бы…

– Вы знаете,– колокольчиком рассмеялась Лидочка,– ещё с месяц назад я бы, наверное, с неделю думала, идти мне или не идти, страшно это или нет, да кто там будет… и так далее… А сейчас… Именно сейчас – мне совершенно всё равно. Будь там хоть сотня мужиков и ни одной женщины. Лишь бы это сокровище было со мной и чтобы там не происходило никаких неприятностей.

– Что Вы – какие неприятности…– Нерешительно начал, было, Джакус, но Лидочка даже не заметила его слов:

– Смешно сказать – я в такой ситуации готова даже танцевать там вальс и танго по очереди со всеми…– она на секунду задумалась и, нерешительно взглянув на меня, осторожно добавила:

– Если это, конечно, ему понравится…– В ответ я только нежно поцеловал её. В губы. Ребята были достаточно обескуражены и могли только развести руками.

– Я думал, Вас придётся уговаривать расслабиться…– Нерешительно произнёс Карой.– А теперь боюсь, как бы не пришлось просить вести себя сдержаннее…– Лидочка изобразила внимание.– Видите ли…– Он помялся, не решаясь произнести нечто или не в силах подобрать слова,– дело в том, что… Ну, в общем… Мы все ходим туда с жёнами… И ничего… такого… там не бывает… Более того – если что-то этакое… вдруг произойдёт – боюсь, не все это поймут… Не исключено, что иных это просто шокирует…

– Понятно…– Моя избранница охотно кивнула.– Народ опасается, что недотрога Лидочка устроит там оргию. Вынуждена Вас разочаровать: я планирую остаться девственницей, по крайней мере, до завтрашнего утра. Если, конечно, он не утащит меня оттуда раньше в какое-нибудь уединённое место… Хотя бы,– Лидочка оглянулась вокруг,– и сюда…

– Ну, я бы не ставил вопрос так так жёстко…– Потирая подбородок, начал, было, Джакус, но Лидочка перебила его:

– Зато – конкретно. И – без неожиданностей. Надеюсь. Так как – идём?– И пришельцы, вздохнув, направились к двери. Я обнял Лидочку за плечи и, поцеловав в мочку уха, шепнул:

– Ты знаешь… А я бы не возражал… В перерывах между вальсами и танго… иметь тебя на столе посреди зала на виду у всех…– Я явно наглел – ещё вчера я бы не посмел такое и подумать, не то что произнести, но Лидочка, нежно прижавшись ко мне, взглянула в глаза и слегка отрезвляюще тихо спросила:

– После каждого танца?– Я кивнул веками.

– Из ста?…– Озорно улыбнулась она. Я снова кивнул.

– Тогда пошли скорее,– она зашептала, обвив мою шею руками,– а то страшно хочется попробовать…

– Но ты же обещала…– Попытался отшутиться я, помогая ей влезть в шубку.

– Ну и что?– В глазах её играли бесенята.– Помечтать-то можно…– Вдруг со вздохом произнесла она и, чмокнув меня в нос, выскользнула из комнаты. Пока я возился с замком, она догнала ребят и теперь они держали лифт, ожидая, пока я добегу до них. Надо сказать, что это была не самая лучшая идея: "Ункария" – почти приличная гостиница и бегущий по коридору человек особо положительных эмоций ни у кого не вызывает. С трудом снеся гнёт нескольких осуждающих взглядов, я влетел в лифт. Двери тут же захлопнулись.

– Жарко тут что-то…– Лидочка распахнула шубку и передёрнула плечиками, как бы пытаясь её стряхнуть. Шубка повисла на локтях. Трое мужчин непроизвольно переглянулись и я почувствовал себя неуютно. Совсем неуютно. Я даже разозлился на неё. А Джакус откровенно любовался ею – от души. Как бы компенсируя себе отрицательные эмоции, порождаемые плачевным состоянием его носа… Ощутив, как лифт снизил скорость, Лидочка сокрушённо вздохнула и, водворив шубку на место, нехотя запахнулась. Второй этаж. Мы вышли.

– Мы ждём Вас внизу,– глухо пробасил из-под своего бандажа Джакус. Как только двери захлопнулись и они скрылись, я взял Лидочку за плечи и резко повернул лицом к себе.

– Послушай, подруга…– Каким-то совершенно неестественным голосом сказал я, ещё не прийдя в себя после её последней выходки.– Что ты, собственно, вытворяешь?– Лидочка, подставившая, было, губки для поцелуя, медленно разочаровывалась. Постепенно лицо её из озадаченного стало каким-то совершенно убитым и жалким в своей нерешительности и неумении выбрать, как поступить…

– Знаешь, Анри…– Наконец осторожно произнесла она.– Давай договоримся так… Ты прекрасно понимаешь, что поймал эту птичку в свои сети…

– Которые не ставил…– На всякий случай уточнил я.

– Это неважно,– поморщилась Лидочка.– Так вот… Суть этих сетей состоит в том, что я есть твоя раба…– Медленно, почти по слогам произнесла она.– По крайней мере – до тех пор, пока осталось это чувство… Которое я совершенно не хочу в себе подавлять…– Она задумалась.– Да и не уверена, что сумею, если вдруг решусь попробовать…– Вздохнула она наконец.– Из этого следует, по меньшей мере, то, что я буду такой, как ты хочешь…– Она подняла на меня глаза, наполненные какой-то собачьей преданностью.– Хочешь – буду шлюхой… Хочешь – примерной классической женой… Хочешь – вообще будем заниматься сексом только ради зачатия детей… А хочешь – придумывай сам всё, что тебе угодно: я сделаю так, как ты скажешь. Только…– Она склонила голову набок, голос стал жёстким и как-то неестественно зазвенел,– только не требуй от меня невозможного… Я не могу быть сегодня одной, а завтра – совсем другой. Я не паяц… не проститутка… и не машина. Я человек. Который есть существо инертное. Очень инертное. И, если этот человек готов изменить ради тебя свою систему взглядов, своё поведение – то ты подумай, пожалуйста, каким бы ты хотел его видеть. Хорошенько подумай… Потому, по крайней мере, что измениться… вот так… в корне… можно, наверное, один лишь раз в жизни… если возможно вообще. Может, и два раза – не знаю, не пробовала. Но – вряд ли больше. Поэтому – давай-ка играть в такие игры с одного раза…– И она нерешительно подняла на меня взгляд, полный какого-то величайшего достоинства человека, которого в ответ на его готовность принести себя в жертву пытаются сделать рабом. Послушным рабом. Готовым меняться в угоду минутным прихотям хозяина. Её гордость вскипела. А я почувствовал себя идиотом. Полным идиотом. Поощрял? Да. О чём думал? Ни о чём. Получил? Да. А что, собственно, она сделала? Она показала ребятам что-то, чего раньше они не видели? Нет. И, потом – не ты ли только что поощрил её на гораздо более смелое поведение в их обществе? Так чего же ты хочешь, Анри?

– Так чего же ты хочешь, Анри?– Как будто эхом вторя моим мыслям, шёпотом спросила она. Я упал… Я упал перед ней на колени и плакал, умоляя простить. Она только отрешённо гладила меня по голове.

– Пойдём, люди идут…– Вдруг сказала она. Я оглянулся – вокруг никого не было. Но она была права. Безусловно права… Никому не должно быть никакого дела до наших чувств, наших проблем, наших противоречий, наших слёз… Я поднял лицо и что-то капнуло на меня сверху. Слезинка? Я присмотрелся и мне стало откровенно жаль её – столь готовую любить и жаждущую любви женщину, которую угораздило втюриться в такого идиота…

– Прости меня, Ли…– Прошептал я, снова ткнувшись ей в живот. Фраза была прервана шумом раскрывающих дверей лифта.

– Ба… Первая семейная драма…– Озадачено глядя на наши физиономии, нерешительно произнёс Джакус.– А мы-то думали – куда вы подевались…

– Нам исчезнуть?– Осторожно спросил Карой. Я понуро кивнул. Двери захлопнулись и лифт ушёл.

– Пойдём…– Едва слышно и как-то обречённо произнесла Лидочка, пытаясь поднять меня с колен. Мне ничего не оставалось делать, кроме как повиноваться. В комнате она сразу прошла в ванную и умылась. Может, не хотела, чтобы я видел её слёзы… А мне было наплевать. Я прошёл и сел на постель. Её постель… Она была какой-то шелковистой и невероятно тёплой и мягкой… совсем недавно здесь спала она… Казалось, простыни ещё хранили запах её волос и тепло её тела… Вдруг заболело сердце. Странно: последний раз оно болело тогда, когда мы сцепились со Скрентом года два назад… Повод был вроде серьёзным… А вопрос – принципиальным… Хотя – убей меня, не помню, о чём мы тогда спорили… Может, через пару лет я забуду и сегодняшний случай?

– Ты знаешь,– тихо начала вошедшая Лидочка,– я ведь всё время проверяла тебя… Всё время следила, нравится тебе моё поведение или нет… И всё будто бы было хорошо, всё правильно… Может, я ошибалась?– Я только понуро покачал головой.– Тогда что с тобой случилось, Анри?

– Я не знаю…

Лидочка помолчала, видимо – просто не в силах понять, о чём и как говорить дальше.

– Ты можешь сформулировать, какой ты хочешь меня видеть?– Наконец спросил она.

– Нет…– И снова в комнате повисла гнетущая тишина.

– Знаешь, я подумал… Обо всём этом…– Я с трудом подбирал слова, во рту пересохло и перехватило дыхание так, что…– И я, кажется, определился… Со своими потребностями…– Она выжидательно смотрела на меня, ожидая продолжения.– Я хочу…– Я поднял на неё глаза – как она позже утверждала, полные не то тоски, не то раскаяния,– я хочу видеть тебя такой, какая ты есть на самом деле. И только. И, знаешь… Я попробовал немного проанализировать наши отношения со стороны…

– И?

– И боюсь, что… Если ты начнёшь меняться мне в угоду…

– Ну?

– Я боюсь, что перестану тебя уважать…

– Я так и думала…– Кивнула Лидочка.– Странные существа – люди…

– Очень странные…– Охотно согласился я.

– А потому единственный выход для нас, боюсь…

– Заключается в попытках беспристрастного анализа нас самих, наших взглядов и наших отношений – как бы со стороны?– Ухмыльнулся я. Лидочка отстранённо кивнула.

– Скажи…– Я едва ворочал языком,– а какая ты есть… На самом деле?

– Не знаю…– Пожала плечами она.– Для меня самой этот вопрос неразрешим… почему-то… Впрочем,– она оживилась,– теперь я получила индульгенцию и ты можешь впредь сколь угодно долго наблюдать, какая я есть на самом деле. Может – когда-то и получишь полное представление… И, выйдя на пенсию, сумеешь написать трактат…– В дверь несмело постучали.

– Ребята, я понимаю…– Начал, было, оправдываться вошедший Джакус… А я вдруг откровенно залюбовался Лидочкой, в одной рубашке стоявшей около распахнутой ею двери. Она была прекрасной… только, почему-то, совсем невесёлой… Даже Джакус замолк, озадаченно поглядывая то на неё, то на меня и силясь определить, что между нами произошло.

– Всё в порядке, ребята…– Спокойно, почти безразлично сказала Лидочка.– Мы сейчас выходим…

– Хорошо бы,– нерешительно произнёс Карой.– А то уже скоро начнём опаздывать…

– Когда надо выходить?– Спросил я, сам удивившись почти полному безразличию в голосе.

– Собственно, осталось чуть больше часа… А ехать туда – пятьдесят минут.– Джакус пожал плечами.– Если повезёт…

– То есть – прямо сейчас?– Уточнил зачем-то я.

– Ребята, мы ждём вас внизу. Десять минут. Определитесь, пожалуйста, едете вы или нет – и выходите.– Карой несмело улыбнулся.

– То есть… поймите нас правильно… Мы, в общем-то, не навязываемся… И, если вы хотели побыть вдвоём – мы не смеем тревожить…– Джакус тоже не знал, как себя вести.

– Ребята, мы едем.– Выручила их Лидочка.– И – простите нас, ради Бога, за эту сцену…– Джакус только развёл руками – ну, что вы, мол, такое говорите – какие счёты…– Мы просто слишком мало знаем друг друга…

– Не берите в голову,– грустно ухмыльнулся Карой.– Те, кто знают друг друга куда дольше – и, казалось бы, лучше – грешат тем же.– Вздохнул он.– Пойдём,– кивнул он Джакусу, взглянув на часы – и они скрылись за дверью.

– Думаю, они ушли насовсем…– Задумчиво выговорил я.– И больше, хвала Аллаху, не вернутся. Сегодня. Или – может быть, вообще… Так мы едем?– Я повернулся к Лидочке.

– Едем, Анри.– Она решительно сбросила с себя рубашку и быстро начала натягивать свои миниатюрные трусики, чулочки и прочую дребедень. Я смотрел на это совершенно отрешённо – зрелище совершенно не трогало.

– Пойдём, Анри…– Наконец собравшись, как-то почти попросила она.– Пойдём… А то мы сегодня либо перегрызём друг другу глотки, либо – проломим головы… В таких случаях лучше выбраться туда, где есть люди, которые не позволят этого сделать…– Выслушав внимательно её словоизлияния, я только молча кивнул в ответ. Она была прекрасна. Вместо своего коротенького платьица она надела длинное, но полупрозрачное, с длиннющим вырезом на ноге – это могло свести с ума кого угодно… Она была безумно красива… Но это почему-то не радовало… И даже не привлекало.

– Раздражение нарастает?– Я безучастно кивнул.

– Пойдём…– Она потянула меня за руку и мы помчались вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

* * *

…Рокар подкатил к гостинице и замер, открыв двери. Мы ввалились в полупустой салон, уселись – и даже все вместе, вчетвером, парами друг против друга: вечером под Рождество немного было желающих прокатиться отсюда в заречье…

– Я расскажу тебе о том, что ты проспал.– Наклонившись, шепнул мне Карой.

– Или протрахался,– философски заметил Джакус. Лидочка поморщилась и отвернулась к окну. Джакус с виноватой рожей прикусил язык.

– Так вот, вчера ты проспал покушение на Абара.

– Что-о?!!!– Я даже привстал, точнее – вскочил зачем-то с места. Мой пыл в известной степени был охлаждён длинным металлическим поручнем, с которым повстречалась моя голова.– Это какой же кретин сюда эту штуку пристроил?…– Прошипел я.

– Надо же людям за что-то держаться…– Пряча ухмылку в бороду, пожал плечами Джакус. Я молча потирал ушибленную макушку. Надо сказать, когда инициативу в этом деле перехватила Лидочка – боль начала утихать заметно быстрее… То ли потому, что у неё руки колдуньи (мы к этому сегодня ещё вернёмся), то ли – потому, что она чередовала в этом деле пальчики с губками… Не знаю. Но это было очень приятно, и я совсем не спешил проинформировать её об успешности процесса, стремясь растянуть это блаженство как можно дольше…

– Так вот…– продолжал, меж тем, Карой.– Проснулся я вчера поздно. Слишком поздно, чтобы стать очевидцем. Даже, если б заранее знал, где это будет происходить.– Я аж засычал от разочарования: мало того, что сам всё прозевал, так и порасспросить некого…– Но, повертевшись во встревоженном, как улей, дворце, кое-что я всё же успел разведать.– Утешил меня смуглянка.– События, по-видимому, развивались примерно так…– Он задумчиво уставился на Лидочкино колено, пробившееся из-под шубки в разрез платья – затем, встряхнувшись – как бы что-то вспомнив, продолжил:

– Абар "пошёл в народ". Чего его чёрт дёрнул идти в толпу – я не знаю. Он шёл по базару, создавая охране проблемы, балагурил… Торговался – и, если ему хорошо уступали – покупал по начальной цене. Если не уступали – не покупал. Прикалывался, то бишь…

– Примерно – как всякий, у кого есть деньги, но он не жаден сам и не любит этого качества у других.– Уточнил Джакус.

– Идёт он этак, значит, по базару… И вдруг видит в толпе какое-то движение – чересчур нехарактерное, чтобы считать его обыденным или недостойным внимания. Настораживается, краем глаза наблюдает – но виду не подаёт. Насторожилась и охрана – Алкой вышколил. Эти не зевали, как в Готонде – они, казалось, были везде, в том числе – и впереди его, хотя, пока всё было тихо – их совершенно не было видно.– Карой снова уставился на коленку – на этот раз Лидочка это заметила и слегка покраснела, но виду не подала и шубку не запахнула.– Да…– Рассказчик, встряхнув головой, вернулся в наш мир и продолжил:

– Короче говоря, как только Абар приблизился к этой заварушке достаточно близко – оттуда появляется какой-то дедуган и, вытащив пистоль времён императрицы Аксинты, стреляет в упор. В последний момент охранник бьёт его по руке, выстрел приходится в землю и пистоль падает. Дедугана скручивают и представляют в таком виде "пред ясны очи".

– И что же "ясны очи"?

– Ничего. Побелел, в глазах – досада с негодованием, в голосе – шипение барса…

– Барс прошипел: "коззёл…", играя желваками, затем повернулся и пошёл дальше, не обращая внимания на недоумение окружающих: все ждали расправы.– Добавил Джакус.– А он просто продолжил "обход", как ни в чём не бывало.

– Ты там был?– Поинтересовался я.

– Нет. Друзья рассказали.– Джакус хмыкнул.– Хорошо иметь везде своих осведомителей…

– Везде – это где?– Осторожно спросил Карой и все настороженно замерли в ожидании ответа.

– На базаре,– издеваясь над нашей настороженностью, после приличествующей делу паузы спокойно бросил Джакус.– Есть у меня там один парнишка – цены сообщает. А я их публикую в рубрике "базар и рынок". Бабки – пополам. Дело – копеечное, но и нехлопотное. Оба довольны. Лидочка откровенно прыснула, а мы облегчённо заулыбались: что ни говори, а приятно иметь дело с чем-то простым и немафиозным…

– Так и запишем…– Видимо, мысленно повторяя услышанное про себя, произнёс Карой.

– Гонораром поделись…– Бросил Джакус.

– Ага… Пару пирожков тебе хватит?– совершенно серьёзно поинтересовался его коллега.

– Ладно, посмотрим…– Джакус махнул рукой.

– Мда… ну, не хочешь – как хочешь,– пожал плечами Карой,– моё дело – предложить… Значит, так… К тому времени, когда я всё это разузнал… Ну, конечно – кроме сведений, добытых службой наружного наблюдения уважаемого коллеги…– Он сделал реверанс в сторону бородача.– Как раз к тому времени привезли диверсанта. Это был сухой, жилистый старик с живым, хотя и затравленным, взглядом. С трясущимися руками… Стрелял в Абара из каких-то личных убеждений. Промазал – только потому, что охрана подбила: стрелял-то почти в упор. С него сняли наручники и оставили посреди зала, в сопровождении двух поджарых мальчиков Алкоя. Он растирал затёкшие кисти рук, озираясь, как затравленный зверь. Глаза его метали исподлобья молнии ненависти на присутствующих, во взгляде его читался приговор всякому, кого он здесь видел – дескать, только дайте мне свободу… В то же время сам по себе он явно не был злым – он просто их ненавидел; казалось – гневом праведным… Это озадачивало. Анас-Бар подошёл к нему и взглянул в упор. Долго молчал. Молчали и все окружающие. Наконец старик отвёл взгляд.

– Что ты знаешь обо мне?– Спросил его тогда Абар.

– Знаю, что ты – мой враг.– Сквозь зубы ответил тот и, немного помолчав, уже не так уверенно добавил:

– И враг моего народа.

– И на основании чего же ты пришёл к такому выводу?– Поинтересовался президент.

– Ни на основании чего,– буркнул задержанный.

– Значит, тебе это попросту сообщили?– Усмехнулся собеседник.

– Ну и что?– Исподлобья взглянув на него, буркнул арестант.

– Да yичего – кроме того, что это, выходит, не есть твоё собственное мнение; то бишь – ты этого не знаешь.– Президент тщательно подчеркнул слово "знаешь".– Ты это просто слышал.– Слово "слышал" было выделено так же.– А я спросил тебя, что ты знаешь… именно "знаешь" обо мне – ибо слушать сплетни о себе мне просто неинтересно…– Старик задумался. Надо отдать ему должное – он был, видимо, далеко не глуп от природы, но ему явно заморочили голову в какой-нибудь секте или политиканствующей группе… Вскоре он перестал бросать злые взгляды на присутствующих и смотрел, в основном, на носки своих мокасин, лишь изредка бросая исподлобья недоверчивые взгляды на собеседника.– Неужели ты думаешь, что, совершив задуманное, ты сумел бы остаться в живых?– Вдруг спросил его тот, и, заметив промелькнувшее в глазах старика презрение к вопросу о смерти, тем же тоном и без остановки продолжил: – Неужели ты мог предположить, что в этом случае охрана оставила бы в живых кого-то из твоих детей или внуков?– Старик неожиданно задумался. Выждав немного, Абар спросил:

– Так стоит ли твоя цель того, чтобы ради неё позволить кому-то истребить весь твой род?– Старик молчал. Примерно за полчаса разговора Абар так и не сумел добиться от него ответа на простой вопрос: "так ради чего же ты стрелял?" – хотя и заставил беднягу сильно усомниться в своей правоте и в целесообразности своих действий. Кончилось всё тем, что он, в конце концов, попросту отпустил старика, совершенно ошеломив этим охрану.

– Иди,– сказал он.– И впредь больше думай, чем слушай. Ибо отвечать за свои поступки и на этом, и на том свете каждый из нас будет сам: и ты, и я, и тот, кто пытался тобой управлять.– Он помолчал, неприметно следя за реакцией старика.– При этом тот, кто обманул тебя, желая использовать в своих целях, не может снять с тебя части твоей вины: он может лишь усугубить твоё отчаяние, вызванное осознанием необходимости раскаиваться в собственной глупости – ибо совсем непросто чувствовать себя вот так вот одураченным…– Старик стоял, съёжившись, не зная, что за всем этим на самом деле последует и не смея ещё верить своему счастью. Видимо, слова Абара доходили до него с трудом.

– Я отпускаю тебя лишь потому, что тебя явно надули, воспользовавшись твоей доверчивостью.– Задумчиво рассматривая собеседника, продолжал Абар. ("Чуть не сказал – "твоей глупостью"…",– признался он мне позже.) – Теперь ты не имеешь права быть доверчивым, ибо уже имеешь представление о том, чего это может стоить…– Снова мучительное ожидание.– Так что – впредь, перед тем, как стрелять в человека, о котором совершенно ничего не знаешь – мой тебе совет: узнай о нём побольше… Или, хотя бы – просто поговори с ним… Возможно, это избавит его от необходимости преждевременно расставаться с жизнью, а тебя – от мук раскаяния.– Усмехнулся президент.

– В чём?– Встрепенулся старик.

– В том, что слишком поспешно сделал то, о чём потом будешь сожалеть. В том, что поспешил с тем, что при более подробном рассмотрении уже не считал нужным. В том, что сделал необратимое…– Видя, что слова его почти не доходят до старика, Абар махнул рукой и пошёл прочь, бросил через плечо:

– Уходи…

На вопросительный взгляд недоумевающего Алкоя он только качнул головой в сторону деда. Алкой, тут же переглянувшись с кем-то из своих, проводил уходящего длинным взглядом. Несколько человек стали не спеша пробираться к выходу… Я так понял, что пасти его будут нещадно. Хотя бы – для того, чтобы понять, с кем он пойдёт вскоре выяснять отношения.– Ухмыльнулся Карой.

– Мда…– Я сделал попытку почесать затылок, завершившуюся вскрикиванием и коротким ругательством, после чего Лидочка снова принялась колдовать над моей шишкой, а я, наклонившись к Карою, тихо спросил:

– Материальчик-то сольёшь?

– Завтра утречком. Если не завалюсь спать. В крайнем случае – к вечеру.

– Это вы об чём?– Оживился Джакус.

– Да так…– Карой явно был не расположен раскрывать все карты.

– О сотрудничестве коллег при работе на непересекающихся рынках…– Развёл руками я.

– Тааак…– Джакус внимательно оглядел нас обоих.– А как же я?

– Со мной можешь сотрудничать.– Усмехнулся я.– Наши рынки тоже не пересекаются, поэтому любой обмен информацией будет только полезен. С ним – вряд ли.– Кивнул на Кароя я.– Точнее – по каждому отдельному случаю придётся разговаривать отдельно.– Поспешил я добавить, завидев гримасу недовольства на его лице. Последний вариант его, видимо, в общем устроил – он даже кивнул. Джакус продолжал недоверчиво оглядывать обоих.

– Так вот, в какие игры вы играете, ребята…– Наконец вымолвил он.– А я-то думаю, как этот шалопай столько успевает… Интересно… Где бы себе такого иностранца найти?

– Начни с меня,– хмыкнул я,– пока не подыщешь замену.