Текст книги "Васка да Ковь (СИ)"
Автор книги: Аноним Эйта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
– Но ты же первая жена Васкилероха Диерлиха, а не того самого чудовища? Может, повезет. Поверь мне, быть второй – гораздо больнее. – Моль вздохнула и попыталась перевести тему. – Прости мое занудство – иногда на меня находит говорливость. В этом замке мало людей, с которыми можно обсудить прочитанное.
Ковь замотала головой так, что чуть не сбился парик.
– Нет, нет, мне очень интересно! Я просто немножко... боюсь выходить замуж. Это...
– Давай присядем? – Перебила Моль. – Я устала стоять, а чуть дальше в библиотеке... есть восхитительные диванчики.
– Васка, мы были не правы! Оба! – Ковь вломилась в комнату и недоуменно заозиралась по сторонам.
Васка обошел ее и удобно устроился в кресле.
– Прости, не успел обогнать. Но ты можешь вломиться еще раз.
– Ты следил за мной, что ли?
– Да нет, проходил вот случайно мимо библиотеки, даже книжку взял. – Васка помахал в воздухе томиком "легенды о Каяке". – Такое любопытное чтиво! Рассказываю: Каяка на балу встречает загадочного и прекрасного принца, влюбляется, и тот увозит ее в свой замок. А потом оказывается, что принц-то чудовище, Каяка – вторая жена, а порядком погрызенные кости первой лежат в хрустальном гробу и чудовище в скобках принц до сих пор на них неровно дышит и капает слюной.
– Точно следил.
Васка попытался сделать лицо поневиннее.
– Ну что ты! Просто сидел в читальном зале, книгу читал, по-соседски, понимаешь ли, ухо грел... а ваша бабья трескотня так в уши и лезла. Могла бы беременность и потише обсуждать. А уж перед описанием родов могла бы этак невзначай предупредить: "Осторожно, Васка, роды! Я буду рассказывать, как все проходило у моей старшей сестры в подробностях!"
Ковь пожала плечами.
– Как врагам головы мечом сносить, так все нормально. А как про самое естественное, что может быть на свете, слушать – так тонкая душевная организация? Я еще не рассказывала, как их принимала – а я умею, представь себе. Васка, сосредоточься. Не время для твоих шуточек.
Васка покачал головой.
– Но ты же пошла а встречу с Молью, будучи насколько не в форме, что даже не засекла моей слежки? Дурная шутка за дурную шутку.
Не стоило бить Ковь по больному, но Васка не смог удержаться. Самонадеянность Кови давно бы стоила ему пары седых волос, если бы вся его шевелюра не была крашеной.
– Я уже не уверена, что она виновата. – Пожала плечами Ковь.
– Я был уверен, что она не виновата. – Откликнулся Васка. – Если так подумать, то мы зря исключили отцов.
– В смысле?
Васка сделал вид, что мысль пришла к нему давным-давно, а не только что. Скорее всего, Ковь не поверит, но почему бы и не попробовать?
– Ты Милу видела? Она отнюдь не выглядит утонченной аристократкой.
– Она красивая! – Обиженно вступилась Ковь.
– По меркам аристократического круга красивого у нее – только бледность, да глаза большие. Отцовского она унаследовала – я присматривался! Волосы да черты лица может быть. Не Етель, далеко не Етель. Да, ее мать была красива – так же, как по крестьянским меркам красива Мила. Ключевое – "по крестьянским". Мила сильная девочка. А вот Моль с Гарпией... изящны и хрупки, как фарфоровые статуэтки.
Ковь перебила.
– Ну и чего ты мне тут про свои вкусы распинаешься? Хочешь Гарпию соблазнить? Подожди, пока я уйду, не хочу попасться под руку ревнивому мужу... ой...
Васка возликовал.
– Дошло? Вот в том-то и закавыка. Как могла та же хрупкая и болезненная Моль утопить здоровую, сильную женщину, пусть и на поздних сроках? Я с самого начала думал именно об этом, когда говорил, что из женщин это могла сделать только Гарпия и то с большим трудом. Мать Киры и Милы даже стирать ходила, значит, вряд ли жаловалась на самочувствие... Как она вообще смогла к ней подойти? Сомневаюсь, что жена и любовница были приятельницами...
Ковь встала на защиту собственной теории.
– Она могла подкрасться сзади и оглушить по голове чем-нибудь тяжелым?
Васка покачал головой.
– Тогда бы Кирочка увидела. По всему выходит, сначала убийца утопил Кирочку, потом ее мать. Но Кира была рядом с матерью! Та бы увидела, если бы убийца сначала оглушил девочку, не думаю, что она бы не позвала на помощь, вряд ли убийца сал бы так рисковать. Можно было отвлечь Кирочку, а если убить надо было и ее – то почему Мила жива до сих пор? К тому же, неопытному человеку гораздо легче убить ударом по голове, чем оглушить. А тут обоих, аккуратненько... специально, чтобы утопить и получить проблемных русалок, так, что ли?
– Нечисть не помнит последних минут перед смертью. Это минуты две-три. Поэтому Кира не знает своего убийцу в лицо. Однако она могла его увидеть. – Возразила Ковь. – и с чего ты решил, что их оглушили? Речка тут коварная, течение быстрое, могли просто спихнуть в воду.
– За две-три минуты спихнули и мать и дочь? Моль?
Васка торжествовал. Ковь подумала секунд десять – и волей-неволей согласилась.
– Да, вряд ли... и ты думаешь, что это мог быть Фахлер или Тахлер.
– Скорее всего, отец девочек – Фахлер. – Спокойно сказал Васка. – Но Фахлеру Кирочкина матушка быстро надоела. И отцом Етеля я бы назвал Тахлера.
– Откуда такие смелые выводы?
– Ну ты будто не слышала любимой легенды твоей новой подружки! – Поморщился Васка. – Моль явно любит мужа. И она все-все знает. Отсюда и истории про то, что все мужчины чудовища, а тебе повезло быть первой. Кто-то же должен был быть этой самой первой... а знакомые кости у нас одни.
Теория Васки состояла из одних дыр. И под скептическим взглядом Кови он это как-то сразу осознал.
– То есть я правильно поняла, что ты хочешь обвинить Тахлера в убийстве его возможной любовницы из-за легенды, рассказанной его женой непонятно кому и непонятно откуда?
– Ты гостья. Ты скоро уедешь. У тебя сходные проблемы. А выговориться-то кому-то надо. Чаще всего открываются именно незнакомым людям. Ты не знаешь, что у хозяев замка была любовница, ты даже вряд ли знакома с Милой... по крайней мере, Моль об этом знакомстве не знает. – Встал на защиту своих предположений Васка. – Думаю, все дело в том, что они – близнецы. И что первым был Фахлер. В том, что Фахлер старший брат. Тахлер взревновал и убил любовницу, а так же чужую дочь. Вряд ли он поверил, что Етель – его. Я не верю, что кто-то из них мог убить своего ребенка... насколько надо вообще ненавидеть отца, чтобы убить дочь? А у младшего брата часто оказывается причина ненавидеть старшего... поверь.
– Но Кира... и они близнецы! Это же другое...
– Кире было пять лет. Вряд ли мать посвящала ее в такие проблемы. А если и посвящала... думаешь, она бы запомнила? А то что близнецы... Разные бывают люди.
– Она бы вспомнила.
Васка посмотрел на свои руки. Согнул и разогнул пальцы, не спеша спорить с Ковью. Та все-таки продолжила.
– Но я почти поверила... но где ты найдешь доказательства? И... есть еще кое-что, в чем я сомневаюсь. Я бы перекинулась парой слов с Кирочкой...
Васка набрал побольше воздуха. То, что он придумал, Кови понравиться не могло. Просто не могло.
– Мне кажется, нам нужно повторить эту историю. С тобой в главной роли.
От удивления Ковь даже сбилась на свое дурацкое просторечье, которое, как Васка догадался, послушав Ковь в замке, всегда использовала исключительно ему назло.
– Че? Зачем?
– Тихо, тихо! Тебе не придется рожать близнецов, не беспокойся! Просто... поулыбаешься немножко Фахлеру... чуточку... ну ты же умеешь! Ему твой типаж нравится... Ты же красивая... ну, по-своему...
Он поднял взгляд на Ковь... дело оказалось даже хуже, чем он предполагал. Она была в бешенстве. И единственное, что спасло его Васку от испепеления – ее это выжатый магический резерв.
– По-своему... по-крестьянски, да? – Злобно хмыкнула она. – Ну что, господине, не смею спорить. Правда, не посажу ли я пятнище на твою фамильную честь, увиваясь за чужим мужем при живом-то женихе? А, ты прав, какая разница. Ты приказал – я повинуюсь.
Дверь ударилась об косяк, и звук, казалось, разнесся по всему замку.
Васка знал, что Кови не понравится, но не думал, что все будет так плохо. Она была настолько зла, что даже не полюбопытствовала, зачем это нужно. А это могло помешать делу.
Расчет Васки был прост: скорее всего, мать Кирочки нужна была Тахлеру не сама по себе, а как бывшая любовница брата, которая предпочла Фахлеру его. В этом случае, малейшее подозрение, что любовница изменяет ему с бывшим – и все, готов маньяк...
Васка понимал, что просто подгоняет поведение Тахлера под свою теорию, и был почти уверен, что Тахлер не попытается отбить якобы влюбившуюся в Фахлера Ковь, тем самым порушив весь карточный домик, построенный на одной единственной рассказанной Молью легенде.
Однако он не мог не проверить.
Впрочем, чуть позже он понял, насколько провальная это была идея.
Операция началась на следующий день и... лучше бы не начиналась. На что он вообще надеялся? Ковь в роли соблазнительницы смотрелась как ездовая коза: седло-то прицепить можно, но далеко не уедешь.
Она и правда пыталась флиртовать с Фахлером за завтраком и за обедом. Правда, понятия о флирте у нее были какие-то странные. Она хлопала глазами, надувала и без того полные губки, иногда картинно фыркала и закатывала глаза. В общем, вела себя как малолетняя дурочка из глубинки, начитавшаяся любовных романов. К тому же, так как с Ваской она все еще не разговаривала, с косметикой у нее тоже были проблемы. Если вчера Васка еще убедил ее, что не стоит так густо сурьмить брови и пудрить лицо, то сегодня Ковь никто не ограничивал. Васка даже подумал, что Ковь сделала это ему назло: ну разве может женщина вообще не иметь вкуса и чувства меры?
После обеда он подцепил ее под локоток, елейно улыбаясь. Подмигнул в ответ на понимающую улыбочку одного из близнецов-хозяев, хотя в душе зрело раздражение, и хотелось его вежливо послать, а не раскланиваться.
Вместо этого пришлось извиняться. Он брал себя в руки весь путь до покоев Кови и в конце концов с трудом выдавил:
– Это была глупая идея.
Толкнул тяжелую дверь, пропустил ее вперед, давая время придумать хлесткий ответ.
– Надо же, как заговорил! – Всплеснула руками Ковь, – А я-то думала, идея века. Что, недостаточно красивая?
Васка огляделся: комнату Кови выделили большую, просторную, в дальнем, гостевом крыле замка. Можно звать на помощь сколько угодно, и никто не услышит, разве что горло сорвешь. Он не боялся, что она ударит, но он же решил извиниться, а не доводить Ковь до истерики. Почему-то иногда она очень болезненно реагировала на совершенно обычные вещи, и Васка старался лишний раз ее не доводить – она могла и взорваться. В прямом смысле этого слова.
Он подумал и, тщательно подбирая слова, сказал:
– Я понял, насколько это противоречит твоей... природе. – и, перехватывая ее кулак, проникновенно, – ты не такая, как эти... э-э-э... расфуфыренные фифы.
– Ну, допустим. – Неожиданно мирно вздохнула Ковь, опуская руки. – Все, не буду я драться.
Отошла, присела на кровать и глубоко задумалась, глядя в стену. Васке стало неловко: его вроде бы простили, не прогоняли, но к диалогу расположены не были.
Он сел на широкий каменный подоконник и стал ждать, вдруг Кови захочется поделиться своими мыслями? Все равно кроме этого плана другого у них не было, и нужно было придумать новый.
Наконец Ковь резко встала, оглянулась – и села обратно.
– Я не понимаю.
Васке была знакома и эта задумчивость, и странный выход из нее. Это был способ мыслить: Ковь замирала, полностью уходя в себя, а потом как будто резко просыпалась. Способ всегда приводил к весьма неожиданным результатам.
– Что ты не понимаешь? – Спросил он мягко.
– Зачем мы в это ввязались. – Вздохнула Ковь. – У нас нет опыту, мы тычемся, как слепые котята. Может, Кирочка и правда на нас понадеялась, но это слишком... запутанно, чтобы это могли решить двое со стороны. Мы ничего не знаем, мы чужие – как будто нам что-то скажут, ага.
– Мила говорила, что им и нужны были чужие. Непредвзятые люди, которые смогут иначе взглянуть на ситуацию.
– Хочешь непредвзятости? Ла-а-адно, вот тебе моя версия. Никто не виноват. Несчастный случай. – Ковь развела руками. – Моль слишком хрупка, чтобы утопить. Она бы купила яд. А больше ни у кого нет причины. Вы же травите друг друга гораздо чаще, чем топите. И куда чаще, чем забиваете топором – стой, не возражай, это был пример... неподходящей вашему сословию разборки, может, и неудачный. Утопить соперницу – слишком... просто. – Ковь пожала плечами. – А вы, родовитые, простых путей не ищете, у вас же мозги как у улиток, хитровывернутые. А Моль еще и слишком... романтична для такой банальной расправы. К тому же, ты хоть раз видел, чтобы благородная спустилась на мостки, к служанке? Кирочка бы запомнила.
Васка хотел было возразить, но Ковь не собиралась делать паузы:
– А теперь глянь на мои заключения непредвзято. Я похожа на великого сыскаря? Ты – похож? Силы в нас гораздо больше, чем мозгов, опыта нет вообще. Скажи мне, Васка, зачем мы в это ввязались? Ладно, я, меня засыпали жемчугом, амулетами, и история эта... я не могла остаться равнодушной. Да и ты бываешь убедительным, а я редко думаю, прежде чем сделать. Но ты? Зачем в это ввязался ты?
– Я не... – Васка прокашлялся. – Почему-то мне стало ее очень жалко. Думаю, это из-за ментального воздействия, я не могу ему ничего противопоставить, неплохо бы тебе об этом позаботиться. А еще – и это основная причина – у нас не было денег. У нас нет репутации, а для наемников это важно.
– То есть ты хочешь сказать, что парил мне мозг своей рыжиной, зная, что и брюнетом никому не нужен? – Ковь скрестила руки на груди.
– Да. – Просто ответил Васка. – Кирочка – везение... в каком-то смысле. Репутацию мы на ней не заработаем, остаются деньги, на которые мы сможем протянуть, пока будем зарабатывать репутацию. И ты знаешь, что я прав. И даже если это несчастный случай, либо мы это докажем разъяренной нежити либо... либо я не знаю, что делать.
– А я о чем? Мы не справимся. Но если мы не справимся... – Ковь отвернулась. – Будет очень плохо.
– Что было в контракте? – Спросил Васка, и уже громче, – Что?!
– Ничего хорошего. – Буркнула Ковь. – Не смотри на меня так. Жемчуг. Амулет. Ты был убедителен, а они – еще убедительнее. Но если мы не справимся, к рекам тебе лучше не подходить...
– Могла бы предупредить заранее. – Устало сказал Васка.
Ковь не в чем было винить, но он почему-то чувствовал себя обманутым.
– Ты сам виноват. – Пожала плечами Ковь. – Пока мы не пришли сюда, все казалось таким простым... Я... извини.
Впервые за долгое время Васке стало по-настоящему страшно. Он еще никогда не видел Ковь в таком смятении. Она никогда в себе не сомневалась, она бралась за что угодно и не пасовала перед опасностями, за это Васка ее и уважал. Она была упряма, вспыльчива и неосмотрительна, и это доставляло много проблем...
Но он еще ни разу не слышал, чтобы Ковь извинялась.
Выбираться из замка Кови пришлось ночью. Васке она ничего не сказала – боялась, что одну на речку ее не отпустит. Все будет так же, как с Молью, но Моль не может почувствовать слежки, а нечисть – легко.
А Кови было позарез нужно, чтобы Кирочка ей доверилась. Сложно доверять тому, кто не доверяет тебе и всюду таскает с собой телохранителя, верно? Прийти вместе с Ваской тоже был не вариант – ну что это за доверительный разговор, когда двое на одного? Это уже какой-то допрос получается.
Вечером Ковь очень много думала. Вертела в голове ситуацию так и так, но одна деталь все никак не желала вставать на свое место. Пока она не додумалась до чего-то настолько простого, что верить в это не хотелось – сразу вспоминались их с Ваской навороченные теории. Озвучила Васке, но он не поверил, не захотел. И правильно. Если она права – они капитально сели в лужу.
Ковь терпеть не могла чувствовать себя дурой.
Но именно так она себя и чувствовала, когда тихонько, на цыпочках, кралась по коридорам (она еще и заблудиться умудрилась, и уже было подумала, что ничего у нее не выйдет, но тут увидела-таки заветную дверцу), когда осторожно проскальзывала через черный ход, и когда перебежками от одной хозяйственной постройки до другой пересекала двор, и когда толкнула калитку для прислуги...Тому было две причины: во-первых, скрываться она не любила. Да и не умела. Васка не услышал ее топота только потому, что он пил вино с хозяевами замка, внизу, в зале. И Ковь искренне надеялась, что он упьется до свинячьего визгу, и, вернувшись, не заметит, что в кровати вместо нее лежит состряпанная на скорую руку из простыней кукла, а просто завалится спать.
Во-вторых, она же выпускница Академии! Хоть и закончила она ее кое-как, с большим трудом сдав выпускной экзамен по самоконтролю, забыть основы, которые знают под конец года даже первачки – позорище. Васка как узнает, так и скажет, что от нее нет никакого толку, и, что самое обидное, будет прав.
– Я хочу видеть Киру! – Рявкнула она, продравшись, наконец, сквозь высокую траву, росшую в пойме реки, – Где эта тухлятина? Я надеру ей уши!
Когда Ковь чувствовала себя глупо, она всегда злилась. На себя тоже, но в основном – на мир вокруг. На выпавшую росу, из-за которой ее штаны были мокры почти по пояс, на холодный ветер с реки и, конечно же, тухлятину, которая, даром, что мелюзга, ухитрилась разыграть ее втемную.
– Чего орешь? – Крайне недовольная русалочка высунула мордочку из камыша, – жить надоело? Сестрицы голодные.
– Не зарывайся! – Рыкнула Ковь, но вспомнила про необходимость доверительного диалога, прикрыла глаза, глубоко вздохнула и выдохнула, – Фу-у-ух. Так. Я погорячилась. Нам надо поговорить.
– Насчет договора? Мне позвать Етеля?
– Не думаю, что ты захочешь, чтобы он это слышал. Хватит лупать глазами, думай давай! Не съем же я тебя, какой мне с этого толк? Думаешь, я тут погулять вышла, а? Мне что, больше заняться нечем, кроме как тебя в болотах вылавливать?
– Ты только не волнуйся! – С наигранным испугом воскликнула Кирочка, уцепилась за рукав и куда-то ее потянула, – Только не горячись, а то мне стра-а-ашно.
Глаза у Кирочки светились в темноте, как две гнилушки. Если бы Ковь посмотрела на свое отражение в воде, она увидела бы то же самое, и это свойство организма ее немало беспокоило: поделать с ночным зрением ничего нельзя, оно либо есть, либо нет, а кто-то может и внимание обратить. Солнцепоклонник, если он двинутый на голову фанатик, а их таких добрая половина, может и прикопать за такие глазки, не будет разбираться – есть у тебя диплом Академии или ты так, мавка залетная. Поэтому в темное время суток Ковь всегда щурилась, хотя толку-то. А вот Кирочка, безголовая малявка, думать не думала о конспирации. И правда, чего ей бояться, в родной-то реке?
Любого солнцепоклонника в случае чего тут же и притопят. Да и магичку, если вдруг...
Иногда Ковь завидовала нечисти. У них был дом, где они были почти всесильны, у них была простая и понятная цель в нежизни. Взять вот ту же Кирочку...
Та как раз дотащила ее до маленького пятачка скошенной травы и села прямо на землю, натянув холщовый подол сарафанчика на худые коленки.
Ковь, поколебавшись, села рядом – все равно штаны насквозь мокрые. Хорошо хоть хватило ума не идти в платье.
– Твоя цель – не рассчитаться с убийцей, – сразу взяла она быка за рога. – Потому что его нет.
– С чего ты взяла? – Вскинулась Кирочка. – А вот и есть!
– Тогда ты должна его чувствовать. Терять рядом все человеческое... Тебя должно тянуть к нему, ты должна являться ему во снах и манить в реку. Русалка, чей убийца еще жив, просто не может так здраво рассуждать.
– Ничего я не должна! Вообще, может, дело в моей близняшке! – Упрямо возразила Кирочка, надув губы. – Она – человек, и во мне тоже осталось много человеческого, раз я с ней общаюсь.
– Сама эту глупость придумала, или подсказал кто? – Хмыкнула Ковь. – Невозможно это. Твой убийца был бы для тебя наркотиком, наваждением, вкуснейшим, изысканнейшим блюдом для двинутого гурмана. Неужели ты не спрашивала у сестриц, как это бывает? Они должны были рассказывать.
– Они рассказывали, но я думала, что я – другая. – Кирочка зябко передернула плечами и всхлипнула. – Что я – особенная. Не такая, как все. Понятно? Что йа-а-а-а... – Она вдруг завыла – нечеловечески, тоскливо.
Откуда-то издали ответили собаки. Волков слышно не было, и Ковь порадовалась, что в местных лесах безопасно. Оборотней точно нет, эти бы точно присоединились.
Нормальный человек от такого вопля и поседеть мог. Поговаривали, что сирены – разновидность морских русалок. А речные – родственный им вид...
А вот Ковь, дипломированная магичка, просто сидела в растерянности и думала о чем попало вместо дела. Она снова глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки, и снова не получилось. Утешать маленьких девочек было не по ее части, даже Васка справился бы лучше, и мысли так и норовили разбежаться тараканами. Так она ничего и не сделала, просто замерла столбом, боясь пошевельнуться, пока Кирочка в нее рыдала.
В конце концов, слезы у Кирочки кончились. Она вытерла нос полой куртки. Любимой дорожной куртки Кови – та поморщилась, теперь стирать придется. Но ничего русалочке не сказала. Успокоилась – и то хлеб.
– Я думала, а вдруг вырасту? Хоть немного. У меня отрастали волосы... и ногти... это потом батюшка-водяной сказал, что они и у мертвых растут. Что я совершенно точно мертвая. Что никакая я не другая, что я самая обычная глупая русалка. И если бы убийца существовал... я бы точно знала, кто он.
– Но Мила с Етелем не поверили.
– Может, и поверили. – Кирочка поежилась.
Ковь сняла куртку и накинула русалочке на плечи. Очень уж на нее было холодно смотреть – хоть русалки и не могли чувствовать холода или жары, и Кирочка ежилась скорее по давней привычке, чем из-за пронизывающего до костей ветра с реки. Кови было ее жаль, оттого она и подыграла ее желанию казаться живой без раздумий.
– Но...
– Да. Раскусила. – Кивнула Кирочка. – Отказались они в это верить. До того, как вы пришли, мы так и жили: Елль отказывался верить, что он жив, Мила – что виновных нет... и, главное, она и Елля заразила своей уверенностью! А он очень, очень умный и рассудительный. Но когда я говорила, что это несчастный случай... Даже когда батюшка говорил... – Кирочка грустно улыбнулась. – Наверное, им тоже хотелось верить, что я особенная?
– Может быть.
От Кови сейчас требовалось только поддакивать. Ее догадка оказалась верной, и теперь Кирочке надо было выговориться – а Ковь предоставила ей жилетку. Этого-то она и хотела, все шло как по маслу, но, почему-то, не было никакой радости. Хотелось завыть, как Кирочка, хотя с чего бы?
– Я говорила: так и так, все просто... случилось. Вы можете жить дальше, ну так живите! Вы можете расти – растите за меня! Мне хорошо здесь! – Она почти выкрикнула последние слова, и Ковь поднесла палец к губам.
Кирочка кивнула и продолжила горячечным шепотом.
– Я люблю батюшку, сестер, я люблю собирать жемчуг, водить хороводы, я могу отходить от речки на ярмарку, я... мне неплохо в посмертии. Кем бы я была, будь я жива? Байстрючкой? Мама бы надоела отцу, среди сестер немало бывших любовниц, и даже самая старая, что жила три сотни лет назад, говорит, что служанки надоедают, как только у них на лице появляются первые морщинки, а то и раньше. Кем бы были они, останься мы живы? Признал бы отец троих детей от опостылевшей любовницы, как думаешь? Меня-то успели признать, но еще и Елля...
– Вряд ли. – Покачала головой Ковь.
– Вот и я думаю... Стала бы госпожа Ганталена присматривать за Милой, как за родной дочкой, если бы нас было трое? Вот, ты понимаешь... Но они почему-то решили, что должны отомстить. Что обязательно надо кому-то отомстить. Решили, что это все госпожа Ганталена, Мила ее терпеть не может... Потому что она ее воспитывает, а Мила никому не разрешает себя воспитывать, даже Еллю... А я подумала – если во мне столько человеческого, то сколько в Миле русалочьего? Хватит ли, чтоб накрыть для воронов стол? Я подумала – если умрет госпожа Ганталена, мне же не станет легче. Мне будет больно. Она же добрая, хоть и вредная. И у Милы будут проблемы, и Елля разыщут... А ради чего? Бесполезной мести? Я думала – может, я смогу убедить его пойти в Академию, а какая Академия на виселице? Понятно, почему я тебя позвала, да?
– Почему ты решила, что я смогу их убедить? – Тихо спросила Ковь. – Сестра не смогла, а непонятная тетка с дороги – сможет? Что я должна им сказать, что матери лучше Гарпии Миле не найти? Что Етелю нужно вырастать из своего болота? Ты хоть понимаешь, как далеко они меня пошлют?
Кира шмыгнула носом, надулась. Буркнула угрюмо:
– Струсила? Ну и ладно. Я пойду к Васке и все ему расскажу. И он не только объяснит, он тебе это будет вспоминать при каждом удобном случае. А ты ему и возразить не сможешь – он смог, а тебе слабо. Кишка тонка! Потому что ты – труси-и-иха!
– Сама такая. – Не задумываясь, ответила Ковь. – Я за него и волнуюсь. Етель же может напустить на него твоих сестриц, если мы не справимся. А братец у тебя упертый, сразу видно.
– Ты очень убедительно вколачиваешь факты в его голову. Талант! Все с твоим женишком в порядке будет! – Отмахнулась Кирочка, – Половину сделки ты выполнила, не получится вторая половина – прощу. Договор-то между нами, девочками.
– Но по рукам ударили мальчики.
Кирочка замерла, распахнув глаза широко-широко, так, что они стали походить на светящиеся чайные блюдца.
– Это как же ты не уследила?
– А чем ты думала, когда нанимала первую попавшуюся магичку, а, тухлятина?
– Ну, это как раз просто! – Улыбнулась Кирочка во все свои многочисленные клычки, – ты первая, кто понял, что я русалка, и не пошел за святошами. Обычно такая буча начиналась. – Она облизнулась. – Люблю, когда меня ловят, столько эмоций! А потом вижу – мужчина, красивый, видный, пахнет тобой, одет как наемник – решила, друг или напарник... вряд ли любовник, не так уж сильно пахло...
– Можешь не углубляться в подробности, – Ковь аж передернуло, – Любовник, боги...
– Зря ты так, – не согласилась Кирочка. – Он красивый.
– Аристократ. – Коротко бросила Ковь. – Все, захлопнись.
– Ладно, ладно. Что, первенцы в роду? – Кирочка поймала свирепый взгляд Кови и поспешно перевела тему, – Я решила, что раз подруга мужика, увидев русалку, визжать не стала, то и сам мужик может быть ничего так окажется, адекватный. А раз одет как наемник, то его и нанять можно... А Мила недавно поссорилась с Ганталеной, очень сильно поссорилась, да и Елль все рвется на осенний паводок с батюшкой-водяным поплыть, как будто приемник... Я подумала, что у меня может не быть другого шанса, кто поопытнее в нашу глушь не заглянет. Елль живой, а вдруг его утопят? Он бы не отказался... Только не там, не на сплаве, он не отступает на полпути. Не смог бы батюшку опозорить отказом... Да и Мила ходит-ходит по краю... Мы давно думали кого-то нанять, так, мечтали. Никто не ожидал, что я правда вас приведу. Повторюсь, даже если ты не сможешь убедить Милу, ты уже помогла мне с Еллем, так что если что – клянусь, попробую его уговорить, чтобы он вам не мстил. Только... он упрямый. И у батюшки за родного сына, так что...
– Я поняла. – Перебила Ковь едко. – Покричишь "не надо, не надо", пока он будет нас топить, в надежде, что он одумается. Это больше, чем ничего.
Кирочка развела руками.
– Это все, что я могу сделать. Думать надо было. Но я правда благодарна. Они не хотят слушать меня. Но чужим всегда больше доверия, не знаю, почему так.
Она встала, стянула с плеч куртку, протянула Кови. Та вздохнула.
– Оставь себе. Ты мне жемчуга отсыпала на десять новых.
Она и сама не ожидала от себя такой щедрости, но этот ночной разговор связал их общими тайнами, теми таинственными ниточками, что протягиваются между случайными попутчиками. Когда знаешь, что человек мелькнет в жизни юркой рыбкой и больше никогда не встретится, легче говорить правду и легче делать широкие жесты.
Кирочка снова улыбнулась, но это была нормальная, детская улыбка.
– Спасибо. Я думала, ты гадкая, но ты тоже добрая.
– Еще вякнешь, отберу. – Огрызнулась Ковь.
Кирочка быстро-быстро попятилась с траву, потом раздался тихий всплеск, и из реки крикнули:
– и все равно – до-о-обрая!
Ковь огромным усилием воли подавила желание метнуть на звук огнешар, сплюнула, и, не скрываясь, потопала к замку, предвкушая, какую ей Васка устроит взбучку.
Почему-то в упившегося Васку ей совсем не верилось.
Она очень спешила, и даже забыла про то, что надо красться или оглядываться по сторонам. И на Милу она буквально налетела в коридоре.
– Вас-то я и ищу! – Прошептала Мила, – О чем Васка говорит с... ними?
– А баронами-то? Понятия не имею. Откуда мне знать? – Тут Ковь опомнилась, – А что ты делаешь здесь, ночью, одна, одетая, не ложилась еще?
– Ну, вы оттуда, подслушивали же? Они точно что-то важное обсуждают.
– Еще скажи – тебя. Мир же вокруг тебя вертится, солнышко. – Хмыкнула Ковь. – Какой нормальный мужик захочет говорить о бабах, лошадях и собаках, когда у него есть такая замечательная байстрючка!
– Но я должна знать!
– А что, до сих пор пьют? – Ковь вдруг осенило.
– Ну, камин точно топится. – Мила пожала плечами.
Васка мог... Да, он мог убедить собутыльника в чем угодно, а это кажется неплохой идеей, отличным выходом, вряд ли он будет против... и, может, так удастся дать Миле иную цель в жизни кроме мести? Ну, пусть только попробует отказаться, не все ж ему без толку пьянствовать!
– Скажи мне, девочка, что ты думаешь о том, чтобы поступить в Школу?
– В какую еще школу? – Не поняла Мила, – не будете помогать – хоть не мешайте!
И устремилась было мимо Кови, в сторону пиршественной залы, но была схвачена за плечо недрогнувшей рукой и возвращена на место.
– Эх, ты... не какую-то, а Школу! Место, где из таких, как ты, делают магесс.
– А другого времени поговорить об образовании у нас не будет?
– Слушай ты, дура! – Рявкнула Ковь шепотом, – Представь себе, не будет. Потому что если ты хочешь в Школу, то тебе нужно, чтобы за тебя заплатили. Чтобы за тебя заплатили, нужно, чтобы твои бароны вообще догадались о такой возможности. Васка пьет, не щадя печени, поверь, он опытный собутыльник, он терпеть не может пить, я об этом позаботилась, но если уж приходится, то делает это вдохновенно. – Она взяла Милу за плечи и посмотрела ей в глаза, отлично зная, какое впечатление может произвести, – Сейчас, именно сейчас, мы можем что-то в твоей жизни изменить.
– Все, что ты мне должна...
– Я ничего не должна тебе. – Сладенько улыбнулась Ковь, – Договор заключался с Кирой. Ее кровь на пергаменте. Это халявная помощь. Я тебя, шмакодявка, пожалела, поняла?
