Текст книги "Васка да Ковь (СИ)"

Автор книги: Аноним Эйта

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

И вряд ли она нашла себе хорошего покровителя, который мог бы продумать все за нее. Умный человек к Ложке в лоб не сунется.

– Ты мужик или кто? За братом прячешься. – Презрительно сплюнул Горелый.

– Ты первый подсунул мне крапленые карты, мужик. И я требую свой меч.

– Бери свою бабу и иди за мной.

– Ты не расслышал? – Васка вскинул подбородок, – Я сказал "требую".

Из-за спины Горелого, откуда-то из теней, раздалось разочарованное прицокивание.

– Э-э-эх! – Сказал Ложка, толкнул одного из похитителей на второго, пнул Горелого под коленку. Арбалетчик дернулся, Васка толкнул Ковь к дыре в стене и сам отскочил с линии выстрела. Ложка заслонился от удара арбалетчика сумкой, потом и сам ударил по прикладу – тот задрался вверх, выпущенный болт сколол немалый кусок камня.

Ковь юркнула в дыру. Васка, перехватив одобрительный взгляд брата – за ней.

Ложка влетел в дыру через несколько невообразимо долгих секунд, кое-как прикрыв ее остатками обугленной двери, которые ухватил за оплавленную ручку.

Бинтам на правой руке не поздоровилось, но Ложка как будто не замечал этого. Он улыбался по-детски беззаботно, и Васку это немало пугало: брат никогда в детстве так не улыбался.

Через плечо у него висела огромная дорожная сумка, явно снятая с Шалого: и как только дотащил?

– Какими судьбами? – Ворчливо начала Ковь.

"Осматривал эти катакомбы с другом... давно", – фыркнул Ложка и подтолкнул ее в сторону следующей дыры, – "Еще три стены и открываем дверь".

– Скажи это Кови, а не ее спине, брат.

"Слишком громко выйдет", – фыркнул Ложка и кинул в Васку связкой ключей, – "Открываем".

В следующей камере Васка услышал хруст бедной дубовой двери, так и оставшейся прикрывать первую из спасительных дыр, так что спросил, только когда они уже запирали Ложкиными ключами заветную дверь.

– Что, так и выйдем?

Ковь сотворила маленький электрический шарик. В его не слишком ярком свете лица казались злыми и усталыми: обозначились тени под глазами, под носом... на стенах кривлялись тени-уродцы, передразнивая их движения. Васка посторонился: не хотел бы он этот шарик задеть.

"Почему нет?" – Ложка снял с плеча сумку и достал оттуда поочередно Васкины сапоги и сапоги Кови. Ложка различил на дне еще одно платье. Ложка перехватил его взгляд.

"Могла загореться", – пожал плечами.

– Лучше бы ты штаны взял. – Буркнула Ковь куда-то в сторону, не глядя на Ложку.

– Слишком легко. Не хочешь повидаться с Шайне?

"С ней сегодня городская стража повидается", – наконец-то скривился в знакомой кислой гримасе Ложка, – "А если и ускользнет, жизни Шакалам в Столице все равно не будет; не на того замахнулась".

Ковь поспешно натягивала сапоги, сердито пыхтя под нос что-то неразличимое.

– На скромного законника. – Нахмурился Васка.

Ложка отвел глаза. Ковь встала, притопнула ногой, проверяя, как сел сапог. Покачала головой.

– Змей. – Буркнула она себе под нос. – Гад ползучий.

Сияющая улыбка, вернувшаяся было на Ложкино лицо, чуть поугасла. Васка с интересом наблюдал, как Ложка борется сам с собой, упорно не кривясь в привычной кислой усмешке: улыбка держалась исключительно на силе воли, которая, увы, явно заканчивалась.

– Ладно, прощен. – Коротко сказал Васка.

Он-то не лучше. Вон, архиархижрецом стал, а кто об этом знает, кроме Ха? А ведь говорили Васке все вокруг: одумайся, мальчик, ты чего, совсем сумасшедший? Из-за какой-то десятины кому отдаешься? Под чью длань холку подставляешь?

Но он был молод, упрям, и думал, что ничего хуже смерти матери с ним случиться уже не может. Ну-ну. Вот и сделал из своей жизни одну сплошную неопределенность. И других зацепил... Может, не стоило забирать Ковь со свадьбы подруги? Ушел бы один, а Ковь жила б куда счастливее: никто бы ее не похищал, не было бы у нее такого мужа, а был бы кто-нибудь другой, более подходящий...

Они шли по длинному, почти бесконечному, коридору. По крайней мере, Васка не видел никакого выхода из него. Преследователи, наверное, давно отстали и заблудились: Васка вот заблудился точно. Узкая каменная кишка давила на плечи, продирала холодом спину. Ковь шла первой, она единственная видела в темноте. У нее над плечом все так же парил маленький электрический шарик, худо-бедно освещая путь остальным.

Она научилась этому в Школе. Как и хотела, к чему и стремилась: хоть с одной силой она научилась управляться.

– Ковь, что случилось с драконятами? – Спросил Васка неожиданно даже для самого себя, пытаясь перекричать ватой застрявшую в ушах тишину.

Ложка прислушался, но уточнять ничего не стал. Васка подумал, что позже стоит историю брату пересказать: Ковь вроде не запрещала, а сама по себе история немало для нее значит. Кому как не мужу стоит ее знать?

– Драконенком. – Поправила Ковь глухо, – Остальные, увы, родились мертвыми. Она недавно замуж вышла.

– Она?

– Ты у нее на свадьбе гулял. И мне догулять не дал. Вичка... Викерья. Она, да.

– Но она же...

Васка попытался вспомнить, как она выглядела, но с трудом выцепил из темного омута только нос – кажется, картошкой, лицо – кажется, круглое, волосы – кажется, коричневые... каштановые, кажется...

– Она решила жить человеком. – Ковь пожала плечами. – Почему бы нет? Если ты и дракон, и человек, ты можешь выбирать, что тебе больше по душе: так мне кажется.

– Но жизнь короче, и...

– Ну да. Зато счастливее. – Ковь пожала плечами. – Ей никто силком браслет не надевал; никто не заставлял дожидаться жениха с войны, никто за калеку не сватал – он готов был ее отпустить, ага. До сих пор помню: "ну ка-а-а-ак же ты со мной, найдешь еще кого-нибудь другого, не такого... изломанного". А она его с детских лет любит, дурня: зачем ей кого-то искать, к ней жених живым вернулся, живым, понимаешь! Мужчины в своем дурацком благородстве иногда такую чушь несут, сам знаешь, сам нес... Никто не запирал ее в деревне, ее хотели даже послать в Академию, но она и дня в городе не продержалась: шумно слишком. Ее человеческая жизнь – ее выбор, и тут дело не только в любви, но и в семье, и в доме. Она выросла человеком. Так уж вышло. – Она обернулась. – если бы я не захотела тогда уйти, никуда бы ты меня не увел; если бы я не захотела за этого гада ползучего замуж – я б и не вышла. Так что не смейте тут виноватиться за мои решения, ага.

– С чего ты...

– Ты когда начинаешь заниматься самобичеванием, у тебя голос становится такой жалобный и несчастный. "Ну пожале-е-ейте меня, повесьте где-нибудь, чтобы я вам жизнь не порти-и-ил". Хотела б я знать, семейное ли это? – Фыркнула Ковь насмешливо. – Но, кажется, буду мучиться сим вопросом до самой лютой смерти от голода в темном подземелье. Ты куда нас завел, гад ползучий, далеко ли нам идти еще?

"Твои слова – музыка для моих ушей, о жена моя", – Ложка хмыкнул, – "Так давно ты не осеняла раба своего мелодичными переливами ругательств! Еще полчаса и дойдем до развилки, там направо и выйдем как раз у реки, в которой чуть не утопилась та самая Мила, про неблагодарность которой я выслушиваю песни уже полгода".

Теперь пришла уже пора Кови удивляться.

– Что?!

Ложка остановился, прислонился к стене. Хрустнул кистью, разминая пальцы.

"Сегодня с утра Кира вела себя странно. Потом пришел Фылек, рассказал, что брата убили. Но, судя по всему, обошлось?"

Васка повернулся целым виском, стараясь сделать это не очень заметно.

– Ему показалось.

Не объяснять же, что его, похоже, Ха спас?

Мила хотела утопиться? Неужели из-за Силы?

Если она все равно хотела утопиться, значит... Почему бы...

В голове снова мерзко захихикали.

– Родной мой, только не пытайся переложить ответственность на кого-нибудь другого. – Выдавил Ха сквозь смех, – Желание-то все равно твое.

– Мое. – Хмуро сказал Васка. – Только ты к нему меня подталкиваешь. Мне кажется, я окажу тебе услугу? Ну, признайся, девчонок-то ты перепутал когда-то давным-давно?

А что, Ха мог. Посмотрел на две почти одинаковые нити в своих руках, на двух одинаковых девчонок, что нитями владели. И рванул первую попавшуюся нить со своей любимой присказкой: "какая разница". А разница, может, была. Может, огромная была разница.

Может, его за эту разницу жена ругать будет: насколько Васка а понял, Гарра – один из наиболее действенных рычагов давления на раздолбаистого бога Хаоса.

В голове снова рассмеялись. Васка поймал обеспокоенный взгляд брата.

– Из Милы получилась бы неплохая русалка, согласись? – Спросил он серьезно. – Куда лучше, чем из Киры.

– Если бы да кабы... – Протянула Ковь, отвечая вместо Ложки, – Судьба так у них повернулась; Гарра нить оборвала, назад не связать. Да и если бы можно было, Кира бы не согласилась: слишком она жизнь ценит, ради себя ее у сестры не отнимет. И ты это знаешь. Он все еще... говорит?

– Он ржет. Но я знаю, как это прекратить. – Вздохнул Васка. – Ладно, Ха, давай, махай... махни... Меняй.

– Точно-точно-точно-точно? А как же дочурка-хромоножка?

– В прошлый раз это был сыночек. Давай. Я сказал то, чего ты хотел... потому что я так хочу.

– Как хочешь. – и Ха расхохотался, – Ты вовремя. Еще пара минут, и не было бы разницы между "сейчас" и "одиннадцать лет назад". Ух, и устроили бы мне скандал дома! Вот поэтому ты и мой архиархижрец, родной, душой меня чуешь, душой меня принял. С тебя Храм! Бывай.

И в голове стало блаженно пусто.

"Так что это было?" – Полюбопытствовал Ложка.

– Ха назначил меня своим архиархижрецом... это не смешно! – Не без обиды воскликнул Васка, ткнув Ковь локтем в бок. – Ну и сделал подарок на назначение... за который Кира меня не простит.

"Кира сдала вас Шайне", – резко сказал Ложка, – "Потому что испугалась за сестру. Когда она узнала о том, что Мила решила топиться, она и не подумала, что та решилась на это добровольно. А Шайне ей подыграла... Тогда Кира выдала все, что знала: кто, как, когда, куда ходит. Помогла девице Шайне устроиться в мой дом и порыться в моих бумагах... хорошо еще там шифр..."

– Хе-хе! – Предвкушающе улыбнулась Ковь, – Так кто тут у нас теперь послушная девочка, а?

"Тем не менее Кира внедрила Фыля к Шайне, чтобы я смог вас вовремя вытащить".

– Я бы сама спаслась. – Ковь вздернула нос, – А то, что от Киры следовало ждать маленького безопасного предательства, я и так знала. Ты ее видел, Ложка? Ее уже давно ломает. Она, все-таки, нечисть, а не маленькая девочка, и слишком давно переламывает свою натуру; немудрено, что после выходки Милы она пошла в разнос. Уверена, она не слишком-то соображала, что делает.

"Не выдумывай ей оправданий". – Нахмурился Ложка, – "Она сама с этим неплохо справляется".

– Тебе поверить, я только и делаю, что выдумываю оправдания.

"А разве нет?"

– Мы, кажется, сбегаем из подземелий? – Робко попытался вклиниться в разгорающийся пожар семейного скандала Васка.

На него кинули два испепеляющих взгляда, и он бочком, бочком отодвинулся. Мало ли, еще и вправду испепелят. Давненько он не был третьим лишним.

Ковь свирепо сопела. Ложка стоял в обманчиво расслабленной позе, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди.

Васка услышал характерное потрескивание волос Кови. Осветительный шарик наоборот замерцал, потом потускнел и едва-едва освещал происходящее.

Они долго меряли друг друга взглядами.

– Ну? – Свирепо спросила Ковь, проиграв тем самым первую схватку, – Че я, по-твоему, делаю не так-то?

Ложка пожал плечами.

"Я вроде бы не давал поводов для подобной враждебности".

– Ты вообще ни к чему поводов не давал.

"А должен был?"

– Нет. – Ковь пожала плечами, как-то сразу перестала трещать. – Прости уж, что требую незнамо чего. Все, пошли.

Развернулась и пошла. Ложка удивленно вздернул бровь.

Васка поспешил за ними. Скорее бы выход.

Муторное, серое чувство раскаяния ворочалось в груди. Хотелось увидеть Кирочку, казалось – он сделал огромную, страшную ошибку...

Но кому из них сейчас так не казалось?

Может, хоть свежий воздух сможет разогнать это противное, тянущее душу ощущение. По крайней мере, Васка на это очень надеялся. Может, жизнь покажет: он был прав.

Если, конечно, они найдут выход а не погибнут в здешних катакомбах. Если не окажется, что в одном из бесчисленных ответвлений они все-таки свернули не туда.

Ковь никак не могла взять себя в руки, встать, взять школьную сумку и пойти в Школу.

На вдруг нее навалилась какая-то удивительная апатия. Казалось бы, живи да радуйся: самолично видела, как Шайне – счастливую когда-то соперницу, а теперь лютого Ложкиного врага, как тонка эта грань! Скрутила стража.

Вроде бы Кирочка вертится рядом, счастливая в своем новом теле, так же как и Мила счастлива в ее старом. Она не знает, что все это устроил Васка: Кира осознала себя в глубине реки и с камнем в руках, решила, что это ее личное маленькое чудо. Перегрызла веревку зубами и до сих пор с восторгом рассказывает, как ее легкие горели огнем, когда она выползла на берег – живая. До сих пор не разговаривает сестрой, потому что та предпочла стать русалкой и неплохо себя в посмертии чувствует, и не собираясь раскаиваться. А еще потому, что она боится своего старого тела: а ну как коснется и все вернется обратно?

И в Школе испортила сестре табель, правда, не специально: писала Кира неграмотно, счету была не обучена, колдовала плоховато. Даже те слабые способности к приворотным и иллюзорным чарам, что у нее были, утекали из нее, как вода из разбитого кувшина. Но это ее не сильно-то расстраивало: посоветовавшись с Ганталеной, с которой завела дружбу еще до того, как Ковь в Школу поступила, она решила Школу со следующего семестра оставить ради балов. Ради самого настоящего дебюта, маленьких чайных приемов, балов в домах знати, и, конечно, Бала Урожая, который давали в королевском дворце.

Кира хотела взять от жизни все: в том числе и танцы до упаду, и многочисленные влюбленности, и кавалеров, и подружек. И, чем Ха не шутит? Возможное замужество. Пусть и под чужим именем, в чужом теле – это все равно была ее собственная выстраданная жизнь.

Васка тоже развлекался на полную катушку. После очередного вдохновляющего пинка своего капризного божества, он решил выбить для Ха Храм. И выбивал с удивительным энтузиазмом. Чего только стоила та история, когда Васка пришел на совет верховных Священников, Жрецов и Жриц и ухитрился таки занять причитающееся ему по праву четвертое кресло, пустовавшее уже многие века (Архижрец на эти сборища ни разу не являлся – непереносимость освященной земли и святых символов плохо сказывается на церковной карьере упырей). Правда, это принесло ему только множество проблем: вместо того, чтобы мирно строить свою мельницу и править деревнями, он строил мельницу, правил деревнями, и то и дело мотался русалочьими путями в столицу, контролировать сбор средств на Храм Ха.

Сбор этот был по большей части анонимный и проводился через Ложку, который с огромным удовольствием, благословленный братом, бросился в котел преступной жизни Столицы.

Он ни разу не участвовал в разборках (по крайней мере, Ковь об этом не знала) и не состоял ни в одной группировке, ничем не управлял, но пропускал через свои руки столько документов самого разнообразного содержания... и Ковь понимала: он знал, что происходит, как происходит, и что может произойти, а так же – куда нажать, если вдруг что.

Фылек поступил в местное училище на стражника. Какой из него получится офицер стражи, при таком-то дядюшке, Ковь старалась не загадывать, надеясь, что свежеприобретенная привычка Фылека к двойным, тройным и прочим предательствам не выйдет боком ни ему, ни остальным. Если что – сбежит на мельницу и будет ей управлять вместо Герека: тот все приворовывает, ничему жизнь его не учит.

А Ковь? Она что?

Она просто училась. Носилась как белка в колесе, зарывалась в мелкие повседневные дела с головой, не позволяя себе задуматься.

Была подругой и верной дуэньей при расшалившейся Кирочке, нянчила Эху под укоряющим взглядом няньки, которая девочку обожала и откровенно к Кови ревновала, играла роль жены на тех немногочисленных приемах, от приглашения на которые Ложка не смог отказаться. Ручалась в училище за Фыля, когда тот расколотил окно и слезно умолял не рассказывать Васке.

Настолько замоталась, что совершенно потерялась во всей этой суматохе. Но вот нашлась минутка присесть и передохнуть, и она уже не смогла встать и продолжить радостную суету.

Как будто снова оказалась в том коридоре, по которому они так бесконечно долго в молчании шли из подземелья. И тот сковал ее по рукам и ногам, не давая дышать.

Ковь рванула ворот форменного платья: он душил ее. Пожалуй, сегодня в Школу она не пойдет. Не потому что нависают над головой несданные зачеты: она все сдала, и еще с месяц можно не бояться.

Просто не пойдет. Дракон со сколотым клыком сегодня останется без ласки, но он поймет.

Широкие штаны с почти незаметной дыркой на голени: она аккуратно, не спеша ее зашила. Достала бережно хранимую старую рубаху, перебрала баночки с зельями на поясе, кое-какие заменила свежими из личных запасов.

Собрала сумку и тихо вышла из дома.

Это был единственный выход, который она смогла придумать.

– Васка, Васка, где Ковь? – Требовательно спросила Кирочка, сунув аккуратно причесанную голову в комнату, затем протиснувшись сама, – Смотри-смотри, красивое, да? – и повертелась, позволяя рассмотреть новое платье со всех сторон, – Я в этом к баронессе Дифеглих поеду, у нее прием!

– До дебюта разве можно?

– Так это же чайный, а не бал! Где я, по-твоему, должна блистать до дебюта? – Отмахнулась Кирочка, – Ну что, красиво?

Простой, чуть старомодный, крой, минимум украшений, тонкая талия перехвачена широким поясом, мягкий, неброский голубой цвет: все это ей необыкновенно шло. Юность, невинность, изящество: Ганталена хвалилась, что Кирочкина дебютная книжечка уже расписана. Неудивительно.

Васка усмехнулся. Вот кокетка! Знали бы бедные парни, какие острые у этой нежной девы зубки!

– Конечно.

Кира нахмурила тонкие бровки.

– Зануда... так где Ковь, заболела, да? Я ее в Школе сегодня не видела. Хотела ей платье показать...

– А я ее не видел в особняке. Еще в конюшне на лошадь меньше. И я видел в ее комнате записку. – Васка пожал плечами, – Но я ее не трогал. Это не мое дело.

– Как не твое? Неужели ты не волнуешься?!

– Если женщина поехала к маме, то догонять ее должен муж. – Васка развел руками, – Ну, если, конечно, он это заметит. Если ее будет догонять брат мужа, это уже будет странновато выглядеть, не находишь?

Кирочка топнула ногой.

– Но он же не заметит, он же занят! Пойду к нему и скажу.

Васка удержал ее за край длинного рукава.

– Нет, не лезь в чужие семейные ссоры, пожалуйста. Ты очень нам помогла, и очень много сделала, но сейчас тебе лучше не вмешиваться. Не могут же люди всю жизнь ходить с костылями!

Кирочка надулась.

– Сам такой. Занудина и все! Ну и ладно!

– Просто подожди немножко. – Мягко улыбнулся Васка.

И правда, не прошло и четырех часов (Кирочка героически решила не ходить на прием, вместо этого помогала Васке подобрать витражи в Храм, листая каталоги с вложенными в них цветными стекляшками) как в комнату постучался Ложка.

"Я не помешал?"

– Как думаешь, что лучше, – светским тоном поинтересовалась Кирочка, пряча в глазах лукавые смешинки, – изумрудная трава и светло-голубое небо, или лазурное небо и салатовая трава?

"Первое, хотя к изумруду я бы предпочел лазурь", – отмахнулся Ложка, – "Ковь уехала по делам?"

– Правда? – Старательно удивился Васка.

"Она взяла дорожную сумку", – и, чуть поколебавшись, протянул Васке смятую бумажку, – "Вот".

"Уехала навестить родню, не беспокойтесь, вернусь через неделю", – прочел Васка.

Кирочка прыснула в кулачок.

– Видимо, домашних решила навестить. – Пожал плечами Васка. – Зная ее, может, еще тварь какую-нибудь завалит по дороге, маньяка поищет... любит она влипать в приключения. Странно, что посреди учебного года, но... может, соскучилась? Мать с отцом ее год не видели... бабушка тоже.

Вспомнив Ларысю-Парасю он вдруг закашлялся, стараясь скрыть рвущийся наружу смех.

Не то чтобы это было действительно смешно. Скорее, Ложку стоило пожалеть.

– Хочешь, я за ней съезжу? Мне, правда, завтра договор с подрядчиком подписать надо, и...

"Да сам съезжу, если русалок попросить, получится недалеко, так?" – Ложка раздраженно выхватил бумажку из Васкиных пальцев, – "Нашел над чем смеяться, по богу и жрец".

– Это ты правильно решил. Я ее один раз из деревни вытаскивал, теперь твоя очередь. Договорите уж, что в коридоре начали. – Серьезно сказал Васка, – А то смотреть тошно.

– Ага-ага. – Согласилась Кира, – Как дети.

"Зато ты подросла", – фыркнул Ложка, – "Этого невозможно не заметить; разве что зажмурить глаза", – Потрепал ее по волосам, растрепывая прическу, – "Удачи во взрослой жизни".

Обернулся к Васке.

"Карту нарисуешь?"

– Что, правда поедешь? – Хмыкнул Васка, – А не страшно? Она вроде просила не беспокоиться...

"Она говорит одно, думает другое", – Ложка в сомнении покачал головой, – "Лучше сделать, чем в очередной раз узнавать, что я гад ползучий, раз ее послушался. Она же..." – Ложка развел руками в недоумении, – "Совершенно непредсказуема", – и вдруг спохватился, – "Что, мама у нее такая же?"

– А какая у нее бабушка! – Жизнерадостно подтвердил Васка, глядя на то, как вытягивается Ложкино лицо, – Что, уже жалеешь, что женился?

Ложка склонил голову на бок.

"Не жалею", – фыркнул он, – "зато не скучно".

– Я так бога выбрал... Лежал с пробитым виском и думал: зато не скучно!

"Сейчас-то ты жив", – Ложка похлопал Васку по плечу, – "и я тоже: как там было в старой песне? Живи, сгорай и смотри в оба?"

Кирочка дернула его за косу. Насупившись, протянула наспех накаляканную карту.

– На. Поторопись, а то и правда... сожгут еще.

Ложка пожал плечами, чуть прищурил глаза, отчего его лицо на краткую секунду приобрело оттенок некоей мечтательности.

"Да я и не против, мне нравится, как она горит".

Васка провожал брата. Он стоял у ворот и вслушивался в вечерний гул до тех пор, пока цокот копыт Шалого окончательно в нем не затерялся.

Потом он закрыл ворота, поднялся по ступеням крыльца, рассеянно скользнув рукой по нагревшимся за день перилам. Замер на крыльце, устремив задумчивый взгляд на кованные ворота.

Наверное, он мог бы сорваться туда и вместо Ложки? Дорога звала: хотелось бы ему снова пройти по ней, не имея за плечами ничего, кроме довольно, как он сейчас понимал, скудной суммы денег, вырученной у старого скупого перекупщика за отцовский доспех... Но так уже, увы, не получится.

Дорога уже пройдена.

Нечего колебаться.

И все же Васка простоял так еще долго, вдыхая полной грудью свежий весенний воздух.