Текст книги "Васка да Ковь (СИ)"
Автор книги: Аноним Эйта
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Мой. – Кивнула Ковь. – Настоящий.
"Нашла с кем играть в слова", – фыркнул Ложка, – "А еще можно получить ее по наследству".
– Можно.
"Так что именно ты получила по наследству? Огонь или молнии?"
– Какое тебе... – Ковь осеклась, понимая, что выдала себя с головой – если у Ложки и были хоть какие-нибудь сомнения, – Какая разница?
"Есть. Я хотел бы знать".
– Если я твоя потерянная в детстве сестра-близнец, я этого не переживу. – Ковь пожала плечами, – Это и правда неважно, Ше... Шело... – Она достала из кармана бумажку, – Ше-лож-ки-терох!
И поспешно упихала бумажку обратно в карман. Только что она, не подумав, спалилась, что ее хранит. Боги, что же она рядом с ним так тупеет-то!
"Мне нужно для метрики. Я знаю род, который владеет огнем и род, который владеет молниями, но я не знаю, какой стоит вписать в твои поддельные документы: возможно, есть разница в степени контроля силы? Которую опытный маг сразу почует. Я бы хотел знать точно, чтобы не было потом непредвиденных осложнений..."
– Для... чего?
Ковь не хотела верить своим ушам. Совершенно не хотела и не понимала, что происходит. Какие еще поддельные документы, что за дичь? Но Ложка на удивление серьезен.
"Документы. Кира сказала – ты хочешь учиться".
– А ты хочешь купить меня, подделав мне родословную, чтобы я смогла попасть в Школу?! – Догадалась наконец Ковь.
"Не буду спорить, хотя формулировка оставляет желать лучшего".
– Это нево...
"Слепец заметит – у тебя в роду был первенец, и не так давно. Бабка? Прабабка?" – Ложка склонил голову на бок, – "Есть обедневшие рода, что роднятся с богатыми купцами, и это вовсе не позорно, мы же не будем претендовать на статус высшей аристократии, верно? И тебя легко выдать за дочь одного из таких".
– От смены формулировки суть не поменяется. – Всплеснула руками Ковь, лишь бы возразить хоть что-то.
"Я бы поспорил", – Криво ухмыльнулся Ложка. – "иногда неточность формулировок спасает жизни... или губит".
– Ты законник, ты в этих словах живешь, как Кирочка в реке. – Фыркнула Ковь. – Слушай, тебе стоит...
"Огонь или молнии?"
– ...обсудить это с Ваской. – Она вздохнула, пожала плечами, – Молнии. Но... Это...
"Что именно не так?" – Сверкнул синими глазами Ложка, – "Почему бы тебе не принять от меня помощи?"
– Потому что я чувствую себя веревкой, которую перетягивают ребятишки. – Отрезала Ковь, – Не хочу, чтобы меня так откровенно покупали.
"Я не покупаю. Ты чуть не погибла из-за моей халатности, ты близкая подруга моего брата – а значит, и твоя судьба и мне не безразлична". – Он, сам того не замечая, стал трепать кончик косы, – "Почему бы тебе не поверить в то, что сказал я, вместо того, что говорила тебе твоя... прабабка? Бабка? Я отпустил Шайне, как ты и просила, хотя это доставит проблемы, и я не сделал ничего плохого до сих пор – такого, что коснулось бы тебя, почему бы тебе не принять мою помощь?"
Ложка умен, в этом ему не откажешь. Хотя не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что могла сказать бабка.
История-то древняя. Жила-была на свете хорошенькая служанка, которая имела несчастье влюбиться в своего сильного и красивого господина. И она господину понравилась, и стала она не служанка, а содержанка... А потом любовь прошла, завяли помидоры, живот ветром надуло, и вернулась служанка в родную деревню с ребенком и годовым содержанием.
А бабка не из тех, кто может простить обиды. И Кови от нее всегда доставалось больше всех ее внуков и любви, и ненависти, потому как она взяла у деда больше всех. Даже больше матери – такая вот злая шутка богов.
– Потому что все, что тебе нужно – это брат. И ты не хочешь объясняться, но...
И одну мысль Ковь всосала с молоком матери, с леденцами бабушки, укрепила с бабкиными подзатыльниками, пинками и щипками: аристократам нельзя верить. Иногда ей снилось бабкино лицо, изборожденное морщинами, как сморщенное яблоко, поджатые губы, белые слепые глаза: нельзя, нельзя, нельзя. Ковь усвоила это накрепко, а кошмар этот не давал забыть пройденного.
Это потом появился Васка, но он неправильный аристократ, его вечно с человеком путают, а Ложка – он что ни на есть настоящий.
Руки у него такие...
А влюбляться в тех, кому верить нельзя – это, наверное, Ковь в бабку и пошла...
"Я объяснюсь". – Ложка пожал плечами, – "Теперь, когда Шайне объявила кровный долг, молчать больше нет смысла, хотя я не хотел вмешивать брата; видишь – мне нет смысла тебя покупать".
– Тогда зачем?
"Я благодарен тебе за то, что ты его не оставила?" – Предположил Ложка. – "Думай, что хочешь, мне просто не сложно сделать тебе приятное..."
– ...и набрать в глазах брата несколько дополнительных очков...
"Не уверен, что мой метод сгодится для набора очков. Есть еще одна маленькая тонкость, с которой ты вряд ли согласишься... и он", – Ложка сгорбился и стал похож на большую черную сову со своим крючковатым носом и темными кругами под глазами, – "Я не могу дать тебе имя чужого рода, потому что тут начнут докапываться не Школьный секретариат, но целый род... поэтому, по сути, я уже достаточно долго предлагаю тебе замужество".
В комнате резко перестало хватать воздуха. Ковь захлопала ртом, как выброшенная на берег рыба, и только проскользнувшая мысль о том, как глупо она опять выглядит, помогла ей взять себя в руки. Ну, по крайней мере, закрыть на мгновение рот, набрать побольше воздуха и разразиться гневной тирадой.
– А где мои браслеты? Фанфары? Фейерверки? Ужин, в конце концов? – Возмутилась она, и, не в силах поверить, уставилась на Ложку, – Ты совсем с дуба съехал? Крышу ветром унесло, мозги птицы расклевали? Оно тебе надо? И это что – маленькая тонкость? Да она размером с этот замок, эта твоя тонкость! С целый мир размером, то-о-онкость!
Ложка картинно поморщился, накрыл ладонями уши. Дождавшись, когда ее пыл поутихнет, отнял руки от головы, и продолжил:
"Подумаешь, это же не так важно! Будешь Ковия Диерлих, как будто есть в этом что-то позорное. Пара лет счастливого фиктивного брака, за которые мы немного примелькаемся в столице, и я дам тебе развод... Доучишься спокойно в Школе – не придется возвращаться туда, откуда Васка тебя похитил, в эту свою пасторальную деревенскую жизнь. Хороший молчаливый преподаватель этикета, немного прилежания – и никто больше не примет тебя за крестьянку, я гарантирую".
– Я не понимаю, зачем тебе это, – Ковь помассировала виски, – Просто не понимаю.
Невозможно, чтобы было просто так. Нельзя ему верить. Ему даже родной брат не верит. Она же не деревенская дурочка, верить каждому, в кого влюбилась? То есть деревенская и рядом с ним дуреет, как мартовская кошка, но не настолько же!
Она отвернулась, чуть ли не с головой залезла в дорожную сумку – так не заметить, как у нее пылают щеки. Ну и страшна же она сейчас, страшна, как смертный грех. Невестушка! Хотя фиктивная, с фиктивной и спать не надо, какая там разница, что у нее за рожа...
Ну где же, гуда она сунула эту дурацкую банку? Она искала рьяно, пытаясь заглушить всю ту тучу мыслей, что вертелись в ее голове, жужжали растревоженным ульем.
"Очевидно – хочу подлизаться к брату. Неочевидно – скучно всю жизнь ходить неженатым", – Ложка покачал головой, – "Сколько мне еще выдумать причин, чтобы ты согласилась?"
Скучно ему... Ковь нащупала банку: тяжелая, холодная. Достала, прижала к пылающему лбу.
– Что за бред ты несешь? Точно кукушечка съехала... – Вздохнула.
"А кому еще кроме вас я буду такой нужен?" – Развел руками Ложка. – "Я не самый завидный жених, и мне, в принципе, не жалко дать имя попользоваться, чтобы не пришлось ради каждого упыря себя под корень сжигать... там же этому учат?"
– Мне надо обсудить это с...
Она говорила это, понимая, что бежит. Не хочет принимать решения сама и прячется за такого надежного Васку. А может, приняла, и теперь желает его одобрения.
Растревоженный пчелиный рой в ее голове гудел слишком громко, чтобы она могла хоть что-то разобрать.
"Нам", – улыбнулся Ложка ехидно. – "Нам, дорогая".
Терпение лопнуло, как струна на мандолине, Ковь даже почти услышала звук. Рой порешил – долбануть этого издевальщика чем покрепче, а потом уже разобраться, без отвлекающего фактора под боком.
– Да пошел ты! – Рявкнула она и метнула в него банкой с басмой.
Он поймал ее с легкостью, поклонился изящно.
"Как скажете, моя госпожа, как скажете".
И вышел, оставив ее чувствовать себя самой большой идиоткой на свете.
– Ой, а не порвется? Смотри-смотри, дырища...
Кира ткнула пальцем в мешок, и тот подтвердил ее опасения жизнерадостным треском.
– Придержи. – Коротко сказал Васка Фылеку.
– А может, он и донесет? – Беззаботно – слишком беззаботно – предложила Кирочка.
Васка прищурился.
– Что-то горит? Кто-то?
Та замотала головой.
– Тогда подожди. Это последний.
Кира спорить не стала. Засеменила рядом, иногда чуть отставая, иногда забегая вперед, точь в точь собачонка, так и норовила подвернуться под ногу. Просто так идти ей быстро надоело, и она запела походно-строевую, безбожно фальшивя, перевирая слова (каким-то невообразимым образом в текст песни про бравого неудержимого солдата удачи пробралась любовная линия, и, похоже, трое жен и семеро детей таки смогли прекратить его путешествие, объединив силы и коварно заманив в семью) и не попадая в ритм: и не скажешь ведь, чтобы отошла и не мешалась, она же помогает изо всех сил!
Впрочем, чепуховая песенка и приятный голосок и правда помогли. Поганое Васкино настроение чуть приподнялось из той выгребной ямы, куда его свалили долгое возвращение в замок в не слишком-то приятной компании, ссаженный о телегу локоть и преследующее Васку ощущение, что от его рубахи за версту несет горелым мясом.
Наконец Васка сгрузил мешок ко всем остальным мешкам, в последний раз чуть не задев вертлявую Кирочку.
Хорошо съездил. Теперь в замке хотя бы есть еда, а то Васка так и не смог понять, чем же питался все это время Ложка. Не остатками же армейских сухпайков из его походной сумки, что Васка забыл забрать собой в свой последний побег из дома? На них не прожила бы даже мышь.
Но никакой другой еды Васка, вернувшись, не обнаружил.
Ну и ладно, хоть бы он и мышей ловил, теперь-то перестанет. Сегодня они с Фылеком привезли картофель, какое-то вроде бы зерно и другие овощи, пусть уж Ковь разбирает, какие именно, а то Васка с трудом отличает петрушку от укропа. Выхай обещал собрать налог, попросил всего два дня срока: дар судьбы, а не староста... Еще послал внуков оповестить две другие, дальние деревни: не Васке же туда ездить. А старосты их Выхаю – один свояк, другой племянник... тоже, в своем роде, владетельная семья, но границ не переступает, а Выхай так и вовсе помог молодому господину разобрать, что к чему тогда, когда это было необходимо всего более, и за то Васка ему еще долго благодарен будет.
И за то, что своячницу свою им вслед послал. Та, к счастью, с рыжей разминулась. Пришла – и сразу дело пошло быстрее. Эха у нее не гугукает, но хоть не орет благим матом. Платить придется, как постоянной прислуге, конечно... Но зато Фыль освободился и смог помочь. А то Васка до утра возился бы в одиночку...
Васка невольно нахмурился, вспоминая: когда он спросил, почему Выхай не помог Ложке так же, как когда-то помог ему, старик, решительно встопорщив бороденку и выпрямив спину, как будто на плацу стоял, а не перед ним, Ваской, сказал твердо: "Вы как хотите, милуйте, казните, но я прямо скажу. Брат ваш – человек лихой, страшный, по всему видно; желал бы помощи – приказал б, а я к нему суваться... стар, да из ума еще не выжил".
И слова эти задели Васку.
Его брата слишком уж боялись.
Зато к Васке относились запанибрата: пока они с Фылеком сидели у Выхая, вокруг хлопотала наседкой его жена, вздыхая, как же он исхудал да побледнел, и кудахтала в тон ее приживалка-сестра, строила глазки Выхаева внучка...
Он привык, что в дороге крестьяне относились к нему как к равному, привык к гостеприимству Йелльских домов, к многочисленным бабулькам-наседкам. Приятной привычкой были и томные взгляды их внучек...
Но то – дорога. В дороге он путник. А здесь – владетель.
– Ва-а-аска! – Кирочка подергала его за рукав, – Ты чего? Хмурый такой... Я же хорошо спела... Ты плохо съездил? Шайне уехала и не вернется, мешки кончились, ну чего ты-ы-ы?
Шайне? А, точно, вот как ее звали! Та самая легкомысленно одетая рыжая... девушка, из-за которой пришлось выводить старую телегу и мула отдавать. Выглядела она... дорого, так что, может, Ложка и по цене платил. Вроде бы сестра упыря... совершенно не хотелось думать еще и о ней. Уехала – ну пусть Ха с ее путем поиграется, туда ей и дорога.
Хотя, конечно, стоит спросить Ложку и о ней. Кем же она ему была? Васка вспомнил, как Шайне повисла на Ложкиной шее, сцепив руки в крепком собственническом захвате и как единодушно звякнули ее браслеты в этот момент – чем-то это Васке напомнило звук, с которым защелкиваются кандалы. Хм... Любовницей? Или, все-таки... нет, слишком смелая догадка, но... любовницей?
Можно и погадать, раз уж ответа, как бы он очевиден не был, все равно не получить...
– Загадку хочешь? – Спросил Васка без особого интереса, сделав вид, что не заметил, как та махала руками на Фыля – уходи, мол. И тот покорно исчез.
Он вообще Кире не прекословил, а та взяла его под крыло: порой это смотрелось забавно, а порой Васку мороз по коже пробирал, когда он осознавал, с чем справилась эта хрупкая и на первый взгляд абсолютно беззащитная русалочка. И что та может провернуть все, что захочет, и счастье, что хочет она только хорошего.
Очередного "тайного-претайного" разговора не хотелось, но Кира была настроена серьезно, так что Васка и не рассчитывал от него уклониться.
– Давай-давай! – Улыбнулась Кирочка.
– Что лучше, когда тебя уважают и не любят, или когда любят – но не уважают?
– Неправильно. – Отчеканила Кира. – Надо и то, и то. И никаких но. Любовь без уважения быстро помрет, или, того хуже, выродится в жалость. Уважение без любви... держится на страхе. Так?
Васка кивнул, хотя вопрос и был риторический. Кирочка даже на него не посмотрела, продолжила:
– А страх – это то, что человек стремится преодолеть. И однажды преодолеет. Так что без любви уважение тоже долго не продержится. Вот.
Васка почесал в затылке.
– Странная логика...
– Какая загадка, такая и логика! – Надулась Кирочка. – Но у тебя все получится. Когда тебе рады – это всегда хорошо и тепло-тепленько. А теперь – к делу! К расследованию!
Она вытащила из-за пазухи смятое-перемятое письмо, протянула Васке.
–Во, погляди-ка, что мой папочка написал. – Протянула она на редкость противным тоном, а слово "папочка" вообще как выплюнула. – Твоему братику. И, думаю, твой братик... не узнал тебя по описанию. – Она закатила глаза и процитировала, – "Рыжеволосый оборванец странных манер и его подозрительно развязная подруга", кажется. Вот поэтому у вас и было столько проблем с местной стражей. Вот. И тебя за самозванца принимали.
– Я не буду...
– ...читать чужую переписку? – Хмыкнула Кирочка, обнажая острые зубки, – Так мы вроде друг другу не чужие? Не чужие же? А это мой папочка написал... твоему братику.
Васка скомкал письмо в руке, посмотрел на Киру строго.
– Нет.
– А вот и да! – Топнула ногой Кира.
Для того, чтобы щелкнуть ее по носу, пришлось нагнуться.
– Думаю, я просто спрошу у Ложки.
Кира тут же уцепилась обеими руками за его руку, притихла, склонила голову на бок.
– А он обещал мне, что ответит. – Наконец сказала она. – Значит, мое расследование и не нужно, да? Раз он сам ответит... и ты не будешь...
Да ладно? Неужели созрел рассказать? И тут без маленькой хитрюги уж точно не обошлось. Да уж, она всегда добивалась своего – не нытьем, так катаньем.
Васка погладил ее по голове. Присел на корточки. Под каблуком треснула картофелина: придется сапог чистить, ну да и ладно.
Кира уже очень долго вела себя, как маленькая девочка, и иногда слишком вживалась в роль. И в такие моменты Васка всегда играл по ее правилам, не желая рушить своим скепсисом все то, что она так тщательно выстраивала.
– Ты не чужая. Правда. И ты очень помогла. Он же тебе обещал? Значит, ты захватила его врасплох и выбила у него обещание, а я вот так и не смог! И теперь-то он не отвертится, да?
Кира уткнулась в его плечо, не отпуская руки. Потерлась носом: ну вот, теперь вся рубашка в русалочьих соплях, еще и ее стирать...
Прошептала почти неслышно:
– Помиритесь... хорошо?
Ну вот как тут отказать?
Утро следующего дня не закончилось безобразным скандалом лишь потому, что Васка слишком хорошо помнил просьбу Кирочки и повторял ее как мантру.
– Ты не могла бы еще раз? Я, кажется, не так расслышал.
– Ложка предложил мне пару лет счастливого фиктивного брака. – Терпеливо повторила Ковь.
Васка тоскливо глянул в окно. Да, формально, конечно, она пришла к нему с утра, но по сути – это была ночь, но очень, очень глубокая.
У Васки слипались глаза, ломило спину, ныли мышцы рук, очень хотелось спать или хотя бы достать меч, старое тренировочное пугало и хорошенько размяться. А то совсем забросил тренировки, стоило только в замок приехать, расслабился, а опасность – она и дома опасность.
Хотя есть ли в этом хоть какой-то смысл? От Ложки с его потрясающими идеями меч не поможет, нечисть Ковь прекрасно жжет и без него, а враг приходил на эти земли, если ему не изменяет память, лет триста назад и пока больше не собирается.
Да зачем он тут вообще нужен?
– Надо помириться, надо помириться... Угу. Ну, предложил. Помнится, в прошлый раз ты недолго раздумывала...
– Ну...
– и правда, что это я. Это же совершенно другой Диерлих предлагает тебе совершенно другой фиктивный брак. – Вздохнул Васка. – Ладно, ладно, не оправдывайся... и не подходи! Я что, не вижу, ты же вся трещишь...
Ковь кивнула.
Решительным шагом пересекла комнату, плюхнулась в кресло, подобрала ноги. Откинула со лба отросшую прядь, та тут же упала обратно, но у Кови не было сил воевать с ней дальше. Она нервно хрустнула пальцами и сказала резко – и, если хорошо ее знать, можно было расслышать, что и самую чуточку жалобно:
– Ты б тоже трещал. Я б на тебя посмотрела, если б тебе замуж предложили...
– Да, я бы несколько удивился. Но я не магик. – Отрезал Васка. – А был бы магиком, заколдовал бы дверь, чтобы счастливые невесты не будили меня в такую рань радостными новостями.
– Я не...
– Понимаю, ты всю ночь не спала, думала... – Уже мягче сказал Васка. – извини, ты правда... неожиданно.
– Да послушай же ты меня, дундук ты несчастный! – Рявкнула Ковь.
Пахнуло жженой тряпкой, но магичка быстро взяла себя в руки, сжала кулаки в знакомом жесте. Раздражена, не знает, что делать – и все больше склоняется к радикальному варианту. Ее любимый: все спалить, в глаз дать для верности, а уж потом думать...
– А я чем занят? – Нахмурился Васка. – Слушаю, вовсе не обязательно так кричать...
– Надо же было перекричать твою уязвленную гордость, она вопит, как резаная. – Ковь поджала губы. – Я к тебе как к другу пришла, а ты... Сидит, глаза бесстыжие трет, да еще и издевается надо мной, никакой совести у аристократов нету! Правильно мне бабушка говорила...
Васка вспомнил бабку Кови, то ли Ларысю, то ли Парысю... Сморщенную, злобную старуху, которая, единожды его увидев полуслепыми, выцветшими от старости глазами, устроила такую бучу, что Дарьяне пришлось попрать все мыслимые и немыслимые законы гостеприимства и устроить гостя дочери у соседей.
Вот с кем Васке придется тягаться? Польщен, польщен.
Если Ковь согласится, дома ей лучше не появляться... Разве что на похороны бабки приехать, и то, лучше над гробом не признаваться, от кого ей заветный браслетик на правую руку достался.
А то Ларыся ка-а-ак завертится! Выскочит из гроба и голову внучке оторвет...
Хотя вряд ли ей придется, она в этой голове и так надежно поселилась. А кому изгонять? Ему, Васке: не зря Ларыся его невзлюбила, все, как она и предсказывала. Вот, втравил Ковь в подозрительные делишки, отдал на растерзание кровопивцу, а как первого сожгла, так и второй нарисовался... Но тут уж Васка не при чем, Ковь и сама не прочь отдаться.
Откуда у него эта уверенность, что Ковь хочет согласиться? Кирочкины намеки всходы дали? А ведь не хотел он ей верить, зря. Хотя... а вдруг не зря? Вон, Ковь вся в сомнениях. Глаза в темноте зеленым мерцают, в волосах искры, колени обняла зябко, из-под ночной рубашки торчат босые пятки. Даже не обулась.
Крепко бабкины заветы в голове засели.
А, может, не только в бабке дело, может, поважнее надумала причины?
Пришла просить... чего? Совета? Или, все-таки, благословения?
А она сама-то понимает, зачем пришла?
– и что же она говорила?
– Что все вы одинаковые! – Без тени сомнений оттарабанила Ковь.
– О. – Васка невольно улыбнулся, – Кто это – мы?
Нет, ну что еще она могла говорить? То же, что и сотни разочарованных бабок до нее. Когда Васка слышал такое от дедок, матерей, старших сестер и прочих бабок своих пассий, он никогда не спорил и покорно принимал помои. Они были правы, легко вычисляя в нем человека, который больше чем на неделю не задержится. И он таких слов заслуживал.
Но тут случай другой.
Не стал бы Ложка ради сиюминутной прихоти Ковь обихаживать. Она, все-таки, не трактирная девка. Да и не требует он ничего взамен. Просто делает подарок... Как обычно с его подарками – какой-то странный и подозрительный, как та бумажка с печатями, но, наверное, от чистого сердца?
– Аристократы...
– А я-то думал, что у твоих братьев ко мне за претензии. – Хмыкнул Васка. – А это ненависть к аристократам, впитанная с молоком матери, вот оно что. А я еще и кулаком добавил к молоку, эх... теперь меня твои еще больше ненавидеть будут. Так?
Да, такое и правда было. Но Васка не придал этому особого значения, и об инциденте Кови не рассказал. Благо Дарьяна, узнав о выходке своих сыновей, долго перед ним извинялась и детинушек своих в дом погнала чуть ли не пинками. С тех пор у Васки сложилось о матери Кови замечательное впечатление.
Низенькая, коренастая, с хитроватым прищуром серых глаз, на фоне своих многочисленных детей она почти терялась, пока не возникала вдруг громогласным вихрем прямо посреди очередной родственной ссоры и не разводила спорщиков по углам, разделив подзатыльники поровну, или не брала слово на сельском собрании, убедительно доказывая, что все вокруг понятия не имеют, как будет правильно.
И ведь слушали и слышали.
– Не совсем. Ты – неправильный аристократ...
– А Ложка – правильный? – Еще больше развеселился Васка.
– Не-е-ет, но...
– Ковь, это же твое замужество, а не замужество твоей бабки, а? Как ты там говорила... ты его хочешь? Ну и бери. Не хочешь? Ну так даром не надо. Все, больше у меня слов и нет. И стоило из-за этого меня будить, ну? Что я сказал такого, чего бы ты не смогла сказать себе сама?
Ковь даже трещать перестала. Кулаки разжала. Замерла. Ну, это она думает... Васка приготовился ждать, считал про себя, загибая пальцы. Три, два, один... вскочила, бросилась Васке на шею.
– Просто нужно было от кого-то другого услышать, а от зеркала не то, оно какое-то... неубедительно... и... просто... Спасибо.
Все-таки она пришла за благословением.
Васка даже как-то передумал выяснять у Ложки, что за гадость тот затеял. У Ложки уже есть опасный противник: Ларыся. Васка ставить палки в колеса не будет, просто передаст ему Ковь вместе с голосистой бабкой. В конце концов, все же устроилось наилучшим образом? Он, Васка, сам этого хотел. Сам на это надеялся. Конечно, было бы неплохо, если бы тут вспыхнула неземная любовь, про которую сестрицы Кирочки сложили бы сопливую песню, но так тоже сойдет. Ковь практична. Ложка, может, и рассчитывал вскружить ей голову, но более приземленного создания Васка, пожалуй, и не видел. Кто кого еще на землю вернет: фиктивный бра-а-ак. Пару лет и разбежи-и-имся, так он, наверное, говорил?
Интересно, сколько их таких, собиравшихся просто пару лет пожить бок о бок, а потом разойтись, как в море корабли? И сколько из них так и не разошлись? Что-то Васке подсказывало – немало.
Ковь Ложкину гадость себе на пользу обернет, она такая. Оборотистая. Второго Диерлиха оборачивает.
Так что браслеты можно будет подносить с чистой совестью. Вот Кирочка-то рада будет!
– Киру бы будила. – Буркнул Васка, осторожно похлопав ее по спине и отстраняясь. – Ну, ты как?
– Хочу. – Не задумываясь, ответила Ковь. – и возьму. Раз сам предложил.
– Отлично. А теперь можно я досплю? В отличие от некоторых я работал целый день и устал, как собака...
Сон не шел.
После ухода Кови в голову полезли мысли. Продолжение вечерних мыслей, тех, что прогнала своим пением Кирочка, тяжелые, как морские чудища, ворочались, переплетались хвостами, выползали на сушу, ползли, переваливаясь с одного белесого бока на другой...
...заглядывали бесцветными глазами в душу.
"Зачем ты теперь нужен, Васка?"
"Остался ли хоть кто-то, кто назовет тебя сэром Васкилерохом при встрече? Согнется в поклоне?"
"А имеешь ли ты вообще право на свое имя?"
Открывали полные острых зубов рты и шипели, обдавая зловонным дыханием: "Уходи. Ты снова лишний в своем доме!"
"Ненужный".
"Оторвали – и выбросят с удовольствием".
"Не любят и не боятся".
"Уходи".
Белая чайка закрыла крылом слепящее, иссушающее солнце и крикнула насмешливо, заглушив разом и тварей, и море, и даже запах водорослей: "Вроде большой дядька-то, сколько спать-то можно? Пора мириться".
Васка с трудом открыл глаза, и увидел в непосредственной близости сияющую мордашку Кирочки.
– Что?
Все-таки заснул.
Солнце заливало своим светом комнату. Васке достаточно было прищуриться, чтобы разглядеть пляшущие в солнечных лучах пылинки.
Кирочка отодвинулась, и в глаза снова резанули солнечные лучи, Васке даже пришлось сморгнуть непрошенные слезы.
Когда Ковь лезла обниматься, она отодвинула полог в сторону, и забыла вернуть, как было. Вот почему он чуть не изжарился: на удивление теплый и солнечный день для такой поздней осени.
Давно ему таких кошмаров не снилось.
Васка мигом вскочил.
Казалось, стоит ему закрыть глаза, и снова появятся бесчисленные чудовища с налипшим на тучные, колышущиеся тела песком, снова будут смотреть бесцветно и спрашивать, и отвечать...
– Правильно! Быстрее, торопись! Слышал новость? Ложка Ковь замуж позвал! Представляешь, представляешь? А я говорила, говорила – а она и согласилась! Только я сказала, что сначала мириться – а свадьба потом, так же, так?
Кирочка скакала по кровати, бестолково размахивая руками. Волосы растрепались, щечки раскраснелись, она просто лучилась счастьем, напомнив Васке раздувшуюся от гордости после удачного завершения Кирочкиного дела Ковь.
– Это же не было выплатой долга? – Подозрительно спросил он.
– Что? Да какой там долг! – Отмахнулась Кирочка. – Мы же не чужие друг другу, вот!
Кровать подозрительно хрустнула, и Васка на всякий случай поймал Киру в следующем прыжке. Аккуратно поставил на пол.
– Прыгай на полу, он каменный.
– Пятки отобью. – Надулась Кира. – Давай-давай, не стой на месте! Жду не дождусь, когда все будет раз – и хорошо!
Васка даже спорить не стал.
Сложно спорить с кем-то, столь решительно настроенным сделать раз! И хорошо.
К Ложкиному кабинету Кирочка Васку тащила, как один очень сильный и очень упертый бурлак баржу.
Васка чувствовал себя почти голым без перевязи с мечом. Стоило ему за него взяться, Кирочка чуть ли не истерику устроила: мол, это родной дом, ты пойдешь с миром, хоть здесь расслабься, расстанься уж с любимой игрушкой на полчаса. Пришлось оставить.
Почти – потому что у Васки все-таки был еще кинжал во внутреннем кармане куртки, и еще один, маленький, с узким лезвием, почти дамский, зубочистка на самый крайний из крайних случаев – в сапоге. Кирочка, конечно, покосилась на него подозрительно, когда он куртку надел в такую-то теплынь, но Васка ловко перевел разговор на сквозняки.
Дверь Кирочка распахнула ногой – но она и не была плотно прикрыта.
– Васка, я-то думала, только ты у нас с ума сходишь по железу! – Выдала ему Ковь вместо приветствия, – Но у этого уже пятый кинжал вытаскиваю.
Жесты у нее были размашистые, энергичные... Ложка ловко уклонился от лезвия, едва не лишившего его носа, и проводил свой метательный нож тоскливым взглядом.
– Это метательный нож. – Поправил Васка из братской солидарности.
– Уху. – Вздохнул Ложка грустно.
И как-то весь поник, сделавшись похожим на большого черного филина. Порядком обтрепанного и промокшего. Даже Васка впечатлился, но бессердечные девки продолжали свое черное дело.
– Да какая к Ха разница? – Фыркнула Ковь и отложила нож на подоконник.
– Во-первых, – начал было Васка, но его перебила Кирочка.
Она сказала деловито:
– Рукава ему закатай!
Чем вызвала у Ложки еще один страдальческий вздох. Похоже, широкие длинные рукава были дороги ему так же, как Васке – левый сапог.
И тут Васка заметил, что Ложка сидит в кресле босой. Ложка рассеянно шевелил пальцами ног, лицом, впрочем, не выдавая своей нервозности, и Васка понял: Ковь слишком много знает.
– Спасибо. – Хмыкнула Ковь, – Сапоги.
– Поняла! – Хихикнула Кирочка.
"Дай вам волю, догола разденете", – проворчал Ложка, – "А смысл?"
– Никакого. Они просто любят издеваться над людьми. – Кивнул Васка, подвинул огромную кучу бумаги и взгромоздился на стол, – Ну не буду я железа доставать, Кир, успокойся... Ну вот, видишь, сапог, ничего нет...
– Это только один. – Поморщилась Кирочка и отшатнулась, – Фу-у-у! Снимай левый и отбрось подальше. Тогда поверю. Если не звякнет.
– Конечно, звякнет. – Пожала плечами Ковь, с дивана, – У него куда не ткни – везде звенит. Руки! – Последнее она буквально прорычала.
Ложка, несмотря на то, что Ковь забилась на противоположный конец дивана, легко дотянулся до ее головы и к тому времени уже несколько минут как задумчиво перебирал ее волосы.
Просто диван был тесный, а так бы она еще дальше отодвинулась. Да-да.
– Все. – Поморщился Васка. – Пора прекращать это развлечение для заскучавших дам. Кит, мир?
Язвительную подколку для Кови он все-таки сумел проглотить, ограничившись не очень язвительной.
– Уху.
"Я-то думал, ты сначала захочешь услышать чистосердечное..."
– Кира обещала, что ты все равно все расскажешь. – Ухмыльнулся Васка. – К тому же, мной тоже Ха гордится. Кажется, я упоминал, что Эха – дочь лесовика?
"Вскользь".
– Лесовик очень на нас обижен, мы похитили у него дочь... Ну и Фыля заодно. А так как ты мой кровный родственник, тебе лучше в лес по грибочки не ходить. – Развел руками Васка. – Если коротко – то это все.
"Вот к чему была та речь про безопасность", – Ложка усмехнулся краем рта, – "Чего еще ждать от человека, путешествующего с русалкой? Только лесовика во врагах. Мои враги на этом фоне меркнут: обычная человеческая падаль, ничего экзотического".
