Текст книги "Девушка из Дубровника"

Автор книги: Анна Жилло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Ника, дело не в том, что он решал твои проблемы, – Глеб притянул меня к себе, и я снова положила голову на его плечо. – Просто он не давал тебе решить те проблемы, с которыми ты могла и хотела справиться сама. Потому что так ты перестала бы от него зависеть.

– Да, ты прав, – согласилась я. – Видимо, поэтому я и бросилась после развода менять все. Сняла квартиру, нашла новую работу. Хотела подстричься, покраситься в рыжий цвет и сделать татуировку, но отложила на после отпуска. И собаку завести. И даже этот отпуск… Андрей всегда все планировал сам: маршрут, гостиницу, билеты. Именно поэтому я не пошла в турфирму, как мне сестра советовала. Тоже все решила сделать сама. Доказать, что я не хуже. Что тоже могу. А получилось…

– Ника, неважно, получилось или нет. Главное, что первый шаг ты сделала. Может, не очень удачный, но сделала. А сейчас – все. Расслабься. Когда ты улетаешь?

– Двенадцатого.

– Ну вот, у тебя еще целых одиннадцать дней.

– Всего одиннадцать, – вздохнула я.

– Нет, целых одиннадцать. Вернешься домой – и будешь дальше строить свою новую жизнь по кирпичику. А пока просто наслаждайся. Море, солнце, вкусная еда, не самый завалящий мужчина рядом. Видела, наверно, картинку? «Я девочка, и я не хочу ничего решать. Хочу новое платьице, на море и на ручки». Море – вот оно. На ручки – пожалуйста. Платьице – не вопрос. Кстати, я тоже люблю решать чужие проблемы. Вот такой вот я странный. Нравится мне делать для других то, что они сами не могут. Правда, делаю только то, что просят. Или хотя бы намекают, что хотели бы этого. Вот ты хотела, чтоб тебя кто-то отвез из Дубровника в Цавтат – я отвез. Боялась идти к соседям за ключом – я сходил. Позвонила мне – я тебе показал город. Пожаловалась на тесноту на пляжах – вот мы здесь.

– То есть ты хочешь сказать, что, если бы я тебе не позвонила, ты сам не позвонил бы?

– Нет, – Глеб покачал головой. – Я, Ника, альтруист, а это самая ужасная разновидность эгоиста. Я делаю что-то не для других, а для себя. Человек получает удовольствие, а я получаю удовольствие от того, что он получает удовольствие.

– И что в этом ужасного? – не поняла я. – И человеку хорошо, и тебе. Ужасно – это когда тебе хорошо, а другому от этого плохо. Подожди… да ты просто прикалываешься! Тебе нравится меня разыгрывать, да?

– Ну, если так на это посмотреть, то да. Но просто я притворяюсь добрым и хорошим, а на самом деле везде ищу свою выгоду. Так что не обольщайся на мой счет.

– Договорились, – рассмеялась я. – Не буду.

Глеб собрал мои растрепавшиеся волосы в хвост и запустил в них пальцы, осторожно разделяя спутавшиеся пряди.

– O lijepa, o draga, o slatka slobodo… – сказал он задумчиво, явно кого-то цитируя.

Я уже начала привыкать к его манере говорить, глядя куда-то в мировое пространство, сквозь собеседника.

– И что это значит? Нет, я поняла: «О прекрасная, дорогая, сладкая свобода». Трудно не догадаться. Но к чему это? Просто я в последнее время очень много думала как раз о свободе, и… как-то странно, что ты сейчас об этом говоришь.

– Что тут странного? Мы ведь говорили о твоем… странном браке. Это финальный гимн из той самой «Дубравки» Дживо Гундулича. Помнишь, я вчера тебе рассказывал? Вообще-то считается, что это такая политическая аллегория: для Дубровника свобода всегда была чем-то священным. Даже девиз был: «Sloboda ili smrt». Но для меня это прежде всего история о любви. Такая почти античная пастораль. Пастух Миленко любит девушку Дубравку, она его тоже любит, но ее родители против их брака. Единственная надежда – обычай, по которому каждый год самую красивую девушку выдают замуж за самого красивого юношу.

– Правда был такой обычай? – удивилась я.

– Легенда. Но кто знает, может, и был. В общем, праздник святого Влаха, покровителя Дубровника, выборы самой красивой пары. Но родители Дубравки подкупили судей, и самым красивым выбрали не Миленко, а богача Грдана.

– И чем все кончилось?

– Не скажу. Найди потом русский текст – узнаешь.

– Какой ты все-таки вредный, Глеб! – возмутилась я.

– Что выросло – то выросло, – хмыкнул он. – Я просто к чему все это? Никакой любви без свободы быть не может.

– Мне всегда казалось, что приходится чем-то жертвовать, – возразила я. – Ради любви.

– Да, но есть тонкий нюанс. Одно дело, когда ты делаешь это добровольно и с радостью. И совсем другое – когда тебя принуждают. Или ты сама себя принуждаешь. Ничего хорошего от таких жертв не бывает. Причем для обоих. Я это хорошо знаю. Да и ты тоже.

– Тут все тонко, – вздохнула я. – Смотря что считать свободой. Некоторые, например, считают, что свобода в любви – это просто трахать то, что шевелится. Или отношения без обязательств.

– Ну и путают жопу с пальцем. Знаешь, Ника, я не думаю, что нам стоит устраивать тут философский диспут, но… Поверь мне на слово, ничего у тебя с твоей замечательной новой жизнью не получится, пока ты не освободишься от старой.

– Я пытаюсь, – пробормотала я сквозь зубы.

– Перестань пытаться. Думаешь, я не понимаю, что ты все время сравниваешь меня с ним? И что-то подсказывает, что сравнение не в его пользу. Это, конечно, лестно и чешет мое чувство собственного величия. Но означает только одно. Что он держит тебя, как рак клешней. Потому что ты позволяешь ему это. Как будто в уме смски ему пишешь. «Я, Андрюша, вотпрямщас трахаюсь с классным мужиком, и ты ему в подметки не годишься». И смайлик с высунутым языком. И мы с тобой уже не одни на острове, а с третьим виртуальным персонажем. Вот как только перестанешь хоть что-то делать ему назло, тогда и пойдет твоя перезагрузка.

– Знаешь, если ты такой умный… – вскипела я… и осеклась. Слезы потекли сами собой, как вода.

– Ну-ка, подруга, – Глеб обнял меня и слизнул мокрую дорожку с моей щеки. – Я лоялен к женским слезам, но и утешитель из меня так себе. Просто буду сидеть и ждать, пока ты успокоишься. Или пойду прогуляться. А это обидно, правда? А еще обиднее терять зря время.

Я всхлипнула и попыталась улыбнуться. Кривой улыбкой, которая, наверно, больше была похожа на гримасу.

– Тогда что будем делать? – спросила я, вытирая глаза. – Чтобы не терять время?

– Можно подумать, у нас большой выбор. Купаться тебе сейчас нельзя, идти здесь некуда, если только по скалам ползать. Так что загорать, разговаривать, пить, есть или приносить прибыль производителям контрацептивов. С чего начнем?

Глава 16

К семи часам мы собрались и спустились вниз, высматривая «Люси Грей» между скалами. Солнце уже садилось, по воде бежали желто-оранжевые зыбкие полосы. Днем море волновалось довольно сильно, но сейчас все стихло в тревожной истоме. Вода была почти неподвижной, только между камнями тихо поплескивало. Ветер, гулявший в вершинах сосен, стих. Зато цикады вопили, как помешанные, стараясь перескрипеть друг друга.

– Его что, опять в полицию забрали? – спросила я, когда солнце ушло за левый полуостров Цавтата. – Половина восьмого. Может, позвонить?

– Здесь нет связи, – покачал головой Глеб.

Я не поверила, но он показал мне телефон. Значка сигнала не было. Как и на моем.

– Здесь какая-то аномальная зона. На Супетаре берёт. Это тот остров, который мы слева обошли. Там «Робинзон-клуб».

– Какой клуб? – не поняла я.

– Пляжный. Бар, ресторан, дискотека, всякие водные развлекушки. Если хочешь, можем съездить. Правда, комфорта там не больше, чем в Цавтате, а народу не намного меньше. Туда регулярные рейсы бегают и из Цавтата, и из Дубровника.

– Да черт с ним, – отмахнулась я. – Может, что-то случилось?

– Надеюсь, что нет. Может, Бран решил, что речь шла о семи утра?

– Он не произвел на меня впечатление идиота, – возразила я, понемногу начиная паниковать. – Что будем делать?

– А что делать? – Глеб вытащил на берег лодку, которую уже успел загрузить и спустить на воду. – Будем здесь ночевать. Ночи еще теплые. Еда и вода у нас есть. Разведем маленький костер, никто не увидит. Ну а если Бранко и утром не будет, доплывем на лодке до Супетара, оттуда позвоним. В конце концов, два километра всего отсюда до берега.

Он был как-то странно спокоен, если не сказать, доволен, и до меня стало потихоньку доходить.

– Глеб? – я посмотрела на него в упор.

– Что? – очень натурально удивился он.

– Какого черта?

– Ты о чем? О Бранко? Может, он решил нам устроить такое маленькое приключение?

– А может, это ты нам решил устроить такое маленькое приключение?

Глеб посмотрел на меня, как нашкодивший мальчишка, которого поймали на месте преступления.

– Скучная ты женщина, Ника, – вздохнул он. – Нет, чтобы подыграть – ах, как круто, вау, приключение, ночь на необитаемом острове с офигительным мужчиной.

– Да нет, действительно круто, но…

– Вот не прижала б ты меня к стене, я бы тебе и не сказал. Представляешь, какой адреналин? Страаашно! А ты взяла и все испортила.

– Не все, – буркнула я. – Мне все равно страшно. А не сказал бы – так вообще была бы жуть.

– Со мной? Страшно? Да ладно! Тут никого нет – и это замечательно. Пойдем обратно наверх. Бран действительно завтра в семь часов будет здесь. Он ранний птиц, к тому же потом ему в Дубровник надо. Сейчас костер разожжем и чего-нибудь съедим.

– А дрова? Уже почти темно.

– А я днем набрал, пока ты спала. Здесь полно веток сухих.

– И спрятал?

– Угу. Вон там, за камнем.

Через десять минут на пятачке, который Глеб обложил по кругу кольцом из камней, горел небольшой костер, польза от которого была только в том, что он давал немного света. Впрочем, скоро на небо поднялась почти полная луна, и стало не так темно. Устроившись у костра на подстилке, мы поджарили на палочках толстые сардельки, допили вино.

Как мгновенно и странно все меняется, подумала я, вслушиваясь в плеск волн и стрекотание цикад. Сутки назад я была уверена, что мы больше никогда не увидимся. Восемь часов назад думала, что не интересую его как женщина, и не могла понять, зачем он вообще притащил меня на остров. И вот теперь мы сидим, обнявшись, и все тело ноет от той особой сладкой усталости, под тонкой пленкой которой прячется ненасытное «еще!» А небо спело сочится лунным светом, в котором меркнут огромные звезды, и внизу, под нами, сонно рокочет море. Сказка…

– И как мы тут будем спать? – спросила я. – Прямо так?

– А ты уверена, что мы будем? – усмехнулся Глеб и лениво подергал меня за подол сарафана, который я надела, когда мы уже собирали вещи. – Да сними ты его. Тепло же.

Я встала и медленно начала стягивать сарафан, плавно покачиваясь, как будто прислушивалась к неслышимой мелодии.

– Жаль, что музыки нет, – Глеб посмотрел на меня тем самым взглядом, который я теперь понимала мгновенно: «Ну что, займемся чем-нибудь неприличным?»

Он начал отстукивать ритм двумя руками по боку сумки-холодильника, все ускоряя темп, и я почувствовала себя одалиской, танцующей перед султаном. Или гетерой перед знатным афинянином.

– Господи, Ника! Как красиво, – восхищенно прошептал Глеб, когда я полностью разделась и распустила собранные в хвост волосы. – Повернись вот так, дай я на тебя посмотрю. Ты не представляешь…

Я стояла на границе тени и лунного света, и моя кожа переливалась, сияла серебром. Даже у меня самой захватило дух от восторга, а уж как я должна была выглядеть со стороны! Каким-то фантастическим, неземным существом, феей-владычицей этого дикого острова.

Как жаль, подумала я, что нельзя увидеть себя его глазами.

Глеб подошел ко мне, легко скользнул руками по груди, бедрам.

– Знаешь, это кощунство – быть одетым рядом с такой женщиной, – сказал он, снимая майку.

– Тебе тоже в барабан постучать? – съехидничала я, впрочем, вполне одобряя его действия. И правда, кощунство, чего уж там.

– Нафиг, – фыркнул он, быстро снимая остальное.

Раньше, когда я видела в кино эротическую сцену, от которой захватывало дух и по спине бежали мурашки, всегда думала: это только на экране так великолепно. А если в чем-то подобном участвуешь, об эстетике особо не думаешь, скорее, о физических ощущениях. Но сейчас мне словно удалось посмотреть на нас посторонним взглядом. Взглядом тайного наблюдателя, который любуется на красивого мужчину и – чего уж там скромничать! – красивую женщину, которых обстановка и освещение превратили – в кого? Античных богов? Героев древнего эпоса?

С Андреем мы ходили ночью на море в Болгарии. Там наша гостиница была в пяти минутах ходьбы от пляжа. Купались голыми, отпихивая мелких скользких медуз. И даже какой-то интим устроили на полотенце – с последующим вытряхиванием песка из разных мест. А на обратном пути поругались из-за чего-то. Даже вспоминать неловко.

Ника! Прекрати уже! Неловко – так и не вспоминай. Глеб прав, хватит сравнивать.

Или… не прав? Может, наоборот, чем больше сравнений будет не пользу Андрея, тем меньше мне захочется это делать?

А впрочем, какая там эротическая сцена. Мы с Глебом просто стояли, обнявшись, и смотрели на лунную дорожку, бегущую по морю. Слушали стрекотание цикад и тихий плеск волн. С другой стороны острова мешали бы огни Цавтата, а здесь казалось, что мы совершенно одни, где-то на краю света, вдали от цивилизации. А может, вообще одни во всей вселенной. И это было наслаждением совсем иного порядка, нежели физическая близость, какой бы прекрасной она ни была. Я уже не сердилась, что они с Бранко меня обманули. Сказали бы сразу, что он вернется за нами утром, так я бы наверняка еще и не согласилась. Настояла бы, что только до вечера. И не узнала бы, что может быть такая красота.

– Не замерзла? – спросил он.

Я покачала головой и уткнулась носом в семаргла. Вообще-то Глеб был не так чтобы очень высоким, где-то на полголовы ниже Бранко, но по сравнению со мной… Я доставала ему макушкой до подбородка, а носом – как раз до татуировки на плече. В лунном свете крылатый волк выглядел вполне инфернально, он как будто раздумывал, годится ли эта мелочь ему на ночной дожор.

«Черта с два! – отправила я ему телепатическое сообщение, глядя глаза в глаза. – Подавишься!»

– Странно, – сказала я, когда мы устроились под сосной на подстилке. – Сейчас лето, а мне вдруг напомнило зиму. Снег, горы.

Я лежала на боку, а Глеб сидел рядом, прислонившись к стволу. Он медленно, лениво поглаживал мою спину, а я так же лениво мурчала и потягивалась, как кошка.

– Мне было пятнадцать. Первые соревнования после Европы. Так, ничего особенного, просто для набора очков. Чтобы попасть на отборочные на чемпионат мира. Либерец – небольшой городок в Чехии, у немецкой границы. Нашу команду поселили в гостинице не в городе, а в нескольких километрах. Что-то вроде туристической базы. И вот я вечером вышла погулять. Одна. Шел снег – густой, пушистый. Кругом горы. И никого, ни души. Тихо, фонари горят. Такое ощущение… даже не знаю, как сказать… Как будто это все – только мое. От этого и здорово, и грустно. Потому что хочется с кем-то разделить.

Глеб наклонился и молча поцеловал меня. И это было намного лучше, чем если бы он сказал какую-нибудь банальность, вроде «сейчас ты не одна» или «сейчас ты со мной».

А потом я, кажется, начала дремать, и поэтому яркая вспышка в небе показалась обрывком сна.

– Ты видел? – спросила я Глеба. – Что это?

– Немая гроза. Молнии есть, а грома нет.

– Первый раз слышу. Может, зарницы? И как это может быть – чтобы молнии без грома?

– Просто гроза далеко, поэтому гром не слышен. Оптическая иллюзия. Здесь такое не так уж и редко бывает, по несколько раз за лето. Море, горы, особый микроклимат. Зарницы обычно слабенькие, а тут сейчас такое будет… А вообще примета есть: увидеть такую грозу – к удаче.

– Ты веришь в приметы? – я села и прижалась к нему.

– В хорошие верю. Даже если они не сбываются. Смотри!

Ближе к нам небо было чистым, ни единого облачка. Все так же сияла луна. Но со стороны Дубровника медленно наползала угольная чернота, которую то и дело перечеркивали огненные всполохи: то вспышки, то стремительные росчерки и зигзаги, по несколько сразу. Небо сияло каким-то безумным фейерверком, все сильнее и сильнее, а вместе с ним сияло и море. Это было потрясающе красиво – и одновременно тревожно, пугающе.

Я не представляла, сколько прошло времени. Казалось, эта огненная фантасмагория будет продолжаться до самого утра. Но вдруг неподвижную густую духоту разорвал легкий свежий ветерок. Раздался первый робкий раскат грома, похожий на тихое ворчание.

– А вот теперь, Хьюстон, у нас проблемы, – нахмурился Глеб, поднимаясь на ноги. – Я надеялся, что на север унесет, но нет. Минут через пятнадцать-двадцать тут будет жарко. То есть наоборот – холодно и очень мокро.

Глава 17

– Я утром смотрела прогноз погоды в мобильном приложении. Там никакой грозы не обещали. Кратковременные осадки в первой половине дня с вероятностью тридцать процентов.

– Я тоже смотрел, – Глеб быстро собирал вещи в корзину и сумку, а я натягивала купальник и тапки. – И прогноз по дубровачке – дубровницкому телеканалу. То же самое. Здесь такое бывает. Горы плюс море – иногда выдают такие сюрпризы.

– Не слишком приятный сюрприз, – пробормотала я, складывая подстилку и скатывая свой матрасик. – И под сосной не спрячешься. Может, лодку как-то пристроить вместо крыши?

– Не получится. В лучшем случае головы прикроем, а сидеть все равно в воде. Смотри, здесь-то почти ровно, а сверху над нами скос, вся вода будет сюда литься по скале. И внизу то же самое. Да еще и море может раскачать, тогда волны будут до самой скалы. Есть тут одна пещерка. Вернее, грот. Маленький, но поместимся. Вот только добраться туда проблемно. Иди сюда.

Держа за руку, Глеб подвел меня к дальнему краю уступа, который отвесно обрывался вниз.

– Наклонись, только осторожно. Видишь?

Внизу была такая же маленькая бухточка, как и та, где мы высадились на берег, только без галечного пляжа. Казалось, что скала уходит прямо в воду. Но, присмотревшись, я увидела в ней небольшое углубление.

– И как мы туда? – спросила я, поежившись от очередного порыва ветра. Громыхало уже чаще и отчетливее, туча быстро надвигалась. Нам надо было найти убежище, пока она не закрыла луну.

– Два варианта, – сказал Глеб, мрачно глядя вниз. – Там глубоко, можно прыгнуть вниз и выбраться прямо в грот. Это будет быстро.

– Глеб, я даже с тумбочки в бассейне не прыгаю. А тут метров пять-шесть, если не больше. Дело не в высоте, но мне страшно именно нырять с высоты. Да еще в темноте. Только если другого варианта нет. Но ты говоришь, их два? Варианта?

– Я могу отвезти тебя на лодке, потом вернусь и прыгну.

– А зачем тебе прыгать, если можно на лодке? – не поняла я.

– Там негде ее закрепить, – объяснил Глеб. – Если затащить в грот, нам места уже не останется. А оставить снаружи – унесет. Поэтому придется вернуться обратно и оставить там. А потом либо плыть вокруг скал, либо прыгать. Плыть долго, к тому же в темноте я не увижу ежей.

– На лодке мы хоть вещи заберем, а так придется все здесь бросить.

– Резонно.

Уже один только спуск к бухте занял минут пять. Днем это было легко – с камня на камень. Сейчас их было почти не разглядеть в густой тени. Глеб отнес вниз наши пожитки, потом вернулся за мной. Он спускался на один шаг, потом, держась за его руку, этот шаг делала я. Наконец под ногами зашуршала галька. Здесь тоже была тень, но хоть что-то было видно от луны, отраженной в море.

Побросав наши пожитки в лодку, Глеб нагнулся над водой.

– Кажется, чисто, – сказал он, подсвечивая себе телефоном. – Но если что, у тебя будет шанс со мной расквитаться. Хотя… лайм был только один.

Глеб закончил рассматривать дно и загнал лодку на камень. Потом подхватил меня на руки и отнес туда же, ступая медленно и осторожно. Помог забраться в лодку, залез сам и с силой оттолкнул ее от камня веслом. Молния сверкнула так ярко, что я зажмурилась, почти сразу же громыхнуло.

– Гроза быстрее идет, чем я думал, – Глеб греб изо всех сил. – Я ступил, конечно, не надо было ждать, куда ее развернет.

Я промолчала, цепляясь за борт. Ветер усилился, и море, еще совсем недавно гладкое, как стекло, ощетинилось барашками. Как только мы обогнули скалу, лодку начало ощутимо бултыхать. Мне показалось, что мы непременно перевернемся, но Глеб понял мое напряженное молчание превратно.

– Ник, ты очень сердишься? – спросил он.

– Если ты о том, что мы остались здесь на ночь… не знаю. Сначала да, очень.

– А сейчас?

– Глеб, ты говорил, что я не должна сравнивать тебя со своим мужем, но знаешь, получилось похоже на то, как сделал бы он. Я решу сам, потому что знаю, как лучше. Хотя ты говорил, что не делаешь для других того, чего они не просили или не хотели. То, что мы здесь, – за это тебе большое спасибо, мне действительно хотелось сюда попасть. Или на другой остров. Но не ночью – об этом я тебя точно не просила.

– А если бы я сразу сказал, что едем на сутки?

– Наверно, отказалась бы. Если честно, я боюсь темноты, особенно в незнакомых местах. У меня есть на то свои причины. И я думала об этом, кстати. О том, что отказалась бы – и не узнала бы, какая тут красота ночью. И вообще как это может быть здорово – вот так, вдвоем, где никого нет. Правда, я бы и не жалела – потому что не знала бы, что об этом надо жалеть. Но это было бы, по крайней мере, честно. И так уже…

Тут я осеклась, сообразив, что выезжаю на опасную дорожку. Вчера утром, по пути в Дубровник, я поклялась себе, что не будет никаких разговоров о его семье, если он сам об этом не заговорит. И никаких выяснений отношений. Мы вместе только до конца отпуска. Все остальное – табу.

– Я тебя понял, – Глеб развернул лодку, чтобы завести ее в бухточку кормой.

Наверно, я ждала какого-то продолжения, расширения этой фразы, но его не последовало. Поглядывая через плечо, Глеб загнал лодку в грот. Вытащив вещи, он помог мне выйти и снова сел за весла.

– Ваш дворец, королева, располагайтесь. Я скоро.

«Дворец» был в самый раз для королевы оленей. Хорошо хоть без летучих мышей. Волны доплескивали до середины и без того крошечного пятачка, оставляя сухим место, где можно было только сидеть, прижавшись к каменной стене. Какой там костер. Да и жечь нечего. Ну что ж, будем греться друг об друга. Все лучше, чем под дождем.

Я сложила в несколько раз подстилку из плотной прорезиненной ткани, бросила сверху свой матрасик и полезла в корзину за сарафаном. В одном купальнике в гроте было холодно, хотя и от сарафана вряд ли стало бы теплее – кругом камень, да и от воды тянуло стылой сыростью. Однако на дне корзины обнаружился небольшой флисовый плед. Уже что-то.

Гром теперь не рокотал – грохотал, молнии сверкали одна за другой. Лунная дорожка на воде почти исчезла – остались только жалкие блики. Из грота я почти ничего не видела, но надо было думать, что туча подползла совсем близко. Ветер еще усилился, волны разбивались о камни с противным хлюпаньем. Я прикидывала, сколько времени должно понадобиться Глебу, чтобы вернуться в соседнюю бухточку, вытащить лодку, закрепить ее и подняться на уступ. По всему выходило, что он давным-давно уже должен был спрыгнуть, я снова почувствовала, как подбирается паника. А вместе с ней не менее мрачные мысли.

Пожалуй, единственным человеком, который поддержал меня, когда я разводилась с Андреем, была моя бывшая одноклассница Юлька Елохова, ныне Поллето. Та самая, которая вместе со Светкой Артемовой подшутила надо мной, написав записку от имени Максима. В школе мы не дружили, но потом встретились случайно, когда я вернулась домой из Москвы и жила у родителей. И как-то так уж вышло, что стали общаться. Близкой подругой она мне не стала, скорее, хорошей приятельницей. Да и виделись мы не особо часто, особенно когда я вышла замуж.

О том, что Андрей Юльке не нравится, я догадывалась, хотя в первые годы нашего брака она это никак не демонстрировала. И впервые высказала что-то негативное именно в тот момент, когда все вокруг превозносили его до небес как мой волшебный подарок судьбы. То есть мне, конечно, не повезло капитально, это все признавали, но уверяли, что повезло, поскольку рядом оказался такой прекрасный мужчина.

«Он тебя абьюзит», – сказала Юлька.

«Да ты сама рехнулась уже со своими деструктивными», – отмахнулась я.

Окончив психфак и еще какие-то специальные курсы, Юлька вела психотерапевтические группы для пострадавших от токсичных отношений. Мне казалось тогда, что у нее профдеформация и она видит злостного абьюзера в каждом встречном и поперечном. Три года назад Юлька вышла замуж и уехала к супругу в Италию, поэтому вся моральная поддержка (а также «я же говорила!») поступала от нее ко мне исключительно по интернету. Она, правда, порекомендовала мне свою коллегу, но я всегда относилась к подобным сеансам, особенно групповым, крайне скептически.

Почему я вспомнила Юльку именно сейчас? Да потому, что, узнав, как развиваются наши с Глебом отношения, она – без сомнения! – сказала бы то же самое.

«Он тебя абьюзит».

Это звучало так же противно, как и ненавидимое мною «претит».

Хорошо, Ника, высунула голову из норы ручная шизофрения, давай по пунктам. Он развел тебя на секс? Нет. Давай честно, он действительно мог уложить тебя в постель сразу же, потому что ты этого хотела. Но не уложил, потому что моментом просек возможные последствия такого быстрого развития событий. И повел себя так, что последствий… не последовало. Ставим плюсик.

Заманил на остров? Не заманил, потому что предложил поехать в «дикое место», и ты согласилась. С удовольствием, заметь. Плюсик.

«Приключение»? Вот тут да, минус. Но не исключен вариант «хотели как лучше – получилось как всегда».

Что еще? Манера держать себя? По большому счету, все мужчины, которые любят решать чужие проблемы, в какой-то степени замполиты, поскольку уверены: они знают лучше, как надо. Независимо от того, просят ли их эти проблемы решать или нет. А он не только замполит, но еще и тролль. Бесит ли тебя это? Скорее, нет, чем да. Тем более, Ника, ты тоже замечательно умеешь огрызаться и подъ… подкалывать в ответ. Умеешь, умеешь. Просто забыла об этом. Как и о многом другом.

Так, что тебя еще не устраивает? То, что он женат? Кажется, насчет этого мы уже разобрались. Тебя это не касается от слова вообще.

Тем временем в гроте стало настолько темно, что я могла разглядеть свои руки только при свете очередной молнии. Оборвав на полуслове диалог с шизофренией, я начала психовать всерьез. Если с Глебом что-то случилось, я останусь в этой долбанной пещере, пока кто-то случайно не найдет мой обглоданный крабами скелет. Потому что здесь никого не бывает, а два километра я не проплыву. И даже до соседнего острова.

Грохнуло так, как будто начала рушиться скала, в брюхе которой я сидела. Поэтому всплеск я не услышала – только увидела голову Глеба в воде при следующей вспышке.

– Ника, возьми телефон, посмотри ежей, – крикнул он.

Вздохнув с облегчением, я посветила экраном в воду, ничего не увидела, и Глеб с трудом выбрался из воды, цепляясь за камни. Стянув мокрые плавки, он быстро растерся полотенцем, надел шорты и майку и сел рядом со мной. В этот момент на море с шумом обрушился ливень. При свете молний мы видели сплошную сверкающую стену.

– Ты так долго, – сказала я, прижимаясь к нему под пледом.

– Ветер сильный, никак было в ту бухту не зайти, разворачивало поперек. А потом надо было еще лодку закрепить, чтобы не унесло. Пришлось перевернуть и камней сверху накидать.

– Всего-то начало первого, – удивилась я, взглянув на телефон. – Мне казалось, что уже утро скоро.

– Надо попробовать поспать, – Глеб подоткнул край пледа под спину и прислонился к своду грота. – Можешь положить голову мне на колени, тебе тут хватит места, чтобы лечь.

Поджав колени к животу, я действительно смогла умоститься на матрасике.

– Не холодно? – спросил он.

– Терпимо. Скажи, а вот если бы у нас ничего не вышло… Ну вот не случилось бы ежа, не получилось бы на брудершафт поцеловаться. Мы бы так и сидели здесь до утра, как два придурка, обращаясь друг к другу на вы?

– Нет, – Глеб наклонился и поцеловал меня в лоб. – Сели бы в лодку и поплыли к Супетару. Или на берег.

Глава 18

1 сентября

Гроза угомонилась, когда уже начало светать. Как ни пыталась я устроиться поудобнее, все равно очень скоро начинало сводить ноги. Плед был маленьким, на двоих его явно не хватало, и я теснее прижималась к Глебу, который, похоже, так и не смог заснуть. Да и мне удалось перехватить дремоты всего на полглаза. Так что, когда раздался победный рев первого самолета (5.55 – можно и на часы не смотреть), я обрадовалась наступившему утру как избавлению от пыток…

Возможно, мы провели бы прекрасную ночь под сосной, любуясь звездным небом и наслаждаясь друг другом, но погода внесла свои коррективы. Я понимала, что Глеб такой поворот событий не предполагал, но это мало утешало.

– Хоть немного поспала? – спросил он, вытянув из-под меня руку.

– Немного.

Я встала и поняла, что злюсь еще сильнее, чем ночью. Уже по той простой причине, что мне нужно в туалет. Проза жизни, куда денешься. Романтика и эротика – это прекрасно, но, желательно, не за счет теплого сортира, душа и горячего ужина.

– Поплыву за лодкой, – сказал Глеб, вглядываясь в воду. – Обычно после грозы ежи ползут к берегу, но тут пока не видно.

Как только Глеб скрылся за скалой, я поспешила осквернить грот, испытывая при этом некую мстительную радость. Как будто эта пещера была в чем-то виновата. Все тело ныло – то ли после ночи в скрюченном состоянии, то ли после вчерашнего бурного секса. А скорее, и того, и другого. Если б я хоть размяться могла как следует, но места тут было даже меньше, чем на балконе. И это взбесило меня окончательно. Конечно, я могла дождаться возвращения Глеба и вывалить на него все свое негодование, но…

Был ли в этом хоть какой-либо смысл? Либо он и сам уже понял, какого дурака свалял, либо не понял бы, объясняй я ему битый час, что так делать не стоило. А теперь внимание, вопрос. Хочу ли я с ним ругаться или?..

Ника, это глупый вопрос, ты же сама прекрасно понимаешь.

Тогда давай зададим его иначе. Для совсем дураков. Тебе настолько понравилось с ним трахаться, что ты готова заниматься этим до конца отпуска, даже если он полнейший мудак?

Ну…

Господа присяжные заседатели, у обвинения вопросов к потерпевшей больше нет. Предлагаю приговорить обвиняемого к одиннадцати дням каторжных сексуальных работ в пользу потерпевшей. Только уберите эту дуру из зала суда. И не впускайте, если снова начнет жаловаться.

Нимфоманка хренова!

Собрав все наши пожитки, я встала у самой кромки воды, вглядываясь в море. Плескало основательно, но на небе не было ни облачка, только в стороне Дубровника стлалась белесая дымка. Наконец из-за скалы показалась лодка, и я невольно залюбовалась Глебом. И разозлилась на себя еще и за это.