Текст книги "Логово дьявола (ЛП)"

Автор книги: Анна Зайрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

21

Хлоя

«Нет!»

Мои ноги скользят в крови, когда я бросаюсь вперед и падаю на колени над телом мамы. Ее красивое, выразительное лицо вялое, мягкие карие глаза остекленели и ничего не видят. Ее розовый халат, мой прошлогодний рождественский подарок, зияет вверху, обнажая левую грудь, а правая рука откинута в сторону, кровь из глубокой вертикальной раны на предплечье стекает на чистую белую плитку, просачивается. в безукоризненно ухоженный раствор. Ее левая рука прижата к боку, но и там кровь. Столько крови…

"Мама!" Я прижимаю свои ледяные пальцы к ее шее. Я не чувствую пульса, или, может быть, я просто не знаю, где его найти. Потому что есть пульс. Должен быть. Она бы этого не сделала. Не сейчас. Не снова. Я одновременно в бешенстве и оцепенении, мои мысли мчатся с молниеносной скоростью, даже когда я стою на коленях, неподвижный и застывший. Кровь. Столько крови на кухонном полу. Моя голова дергается на автопилоте, я ищу рулон бумажных полотенец на прилавке. Мама будет так расстроена из-за пятен на затирке. Мне нужно убрать это, нужно…

Позвони 911. Это то, что мне нужно сделать.

Я вскакиваю на ноги, лихорадочно похлопывая себя по карманам, пока мой взгляд скользит по кухне.

Мой телефон. Где мой чертов телефон?

Подожди, мой кошелек.

Я оставила его в машине?

Я поворачиваюсь к входной двери, прерывисто дыша. Ключи. К машине нужны ключи. Куда я положила свои гребаные ключи? Мой взгляд падает на столик у входа, и я бегу к нему, сердце колотится так сильно, что меня тошнит.

Ключи. Автомобиль. Кошелек. Телефон.

Я могу сделать это.

Всего один шаг за раз.

Мои пальцы смыкаются вокруг моего пушистого брелка, и я уже собираюсь схватиться за ручку двери, когда слышу это.

Низкий, глубокий рокот мужских голосов в маминой спальне.

Я превращаюсь в камень, каждый мускул моего тела напрягается.

Мужчины. Здесь, в квартире. Где мама лежит в луже крови.

– …должен был быть здесь, – говорит один из них, и его голос становится громче с каждой секундой.

Недолго думая, я прыгаю в нишу в стене коридора, которая служит нам гардеробом. Моя левая нога приземляется на кучу ботинок, моя лодыжка мучительно выворачивается, но я сдерживаю крик и дергаю зимнее пальто вокруг себя, как щитом.

«Проверь телефон еще раз. Может, есть пробки. Голос другого мужчины звучит ближе, как и его тяжелые шаги.

О Боже, о Боже, о Боже.

Я захлопываю рот обеими руками, ключи, которые я сжимаю, болезненно впиваются в мой подбородок, пока я стою неподвижно, не смея вздохнуть.

Шаги останавливаются рядом с моим убежищем, и я вижу их сквозь громоздкие слои пальто.

Высокий.

Мощно построен.

Черные маски.

Пистолет в одной руке в перчатке.

Колючки ужаса пробегают вверх и вниз по моему позвоночнику, мое зрение пестрит темными пятнами из-за нехватки воздуха.

Не теряй сознание, Хлоя. Оставайся на месте и не теряй сознание.

Словно услышав мои мысли, ближайший ко мне мужчина поворачивается лицом к моему убежищу и срывает маску, обнажая голову акулы. Оскалив ножевые зубы в жуткой ухмылке, он направляет на меня пистолет.

«Нет!»

Я резко дергаюсь назад, только чтобы запутаться в пальто. Они повсюду, душит меня, держат в плену. Я дергаюсь с растущим отчаянием, хриплые мольбы и панические рыдания вырываются из моего горла, когда палец в черной перчатке нажимает на спусковой крючок и…

– Ш-ш-ш, все в порядке, зайчик. Ты в порядке." Пальто сжимается вокруг меня, только на этот раз их вес успокаивает, как будто меня обнимают. Они также хорошо пахнут, интригующая смесь кедра, бергамота и землистого мужского пота. Я глубоко вдыхаю, мой ужас ослабевает, когда голова акулы и пистолет растворяются в тумане, и просачивается осознание других ощущений.

Тепло. Гладкие твердые мышцы под ладонями. Глубокий, шероховатый шелковый голос шепчет мне на ухо успокаивающие слова, а могучие руки крепко держат меня, защищая, оберегая от ужасов, витающих за пределами тумана.

Мои рыдания стихают, прерывистое дыхание замедляется, когда кошмар отпускает меня. И это был кошмар. Теперь, когда мой мозг начал функционировать, я знаю, что на человеческом теле не может быть головы акулы. Мой спящий разум наколдовал это, приукрашивая воспоминание, как приукрашивает сейчас…

Подожди, это не похоже на сон.

Я напрягаюсь, всплеск адреналина сметает оставшуюся дымку и приносит осознание того, что большой, теплый, с обнаженной грудью, очень настоящий мужчина качает меня на своих коленях. Мое лицо прячется в изгибе его шеи, мои руки сжимают твердые мускулы его плеч, а его большие мозолистые ладони успокаивающе гладят мою спину. Он бормочет слова утешения на смеси английского и русского, и его мягкий глубокий голос ужасно знаком, как и его соблазнительный мужской запах.

Этого не может быть.

Это невозможно.

И все еще…

– Николай? Я шепчу, чувствуя, как будто взрываюсь внутри, и когда я поднимаю голову с его плеча и открываю глаза, слабый лунный свет, струящийся через окно, освещает резко вырезанные черты его лица, давая мне ответ.

22

Хлоя

Большая теплая рука ложится мне на затылок, массируя напряжение, охватившее каждую мышцу моего тела. – Ты в порядке, зайчик? – бормочет он, бледный лунный свет отражается в его глазах, пока его другая рука гладит мою руку вверх и вниз. – Плохой сон ушел?

Я не нахожу слов, чтобы ответить. Шок подобен миллиону крошечных игл, вонзающихся в мою кожу, мой внутренний термостат переключается с горячего на холодный и обратно.

Николай и я в постели.

Вместе.

Он держит меня на коленях.

Термостат доходит до палящего, учащает мой пульс и посылает головокружительный поток тепла прямо в сердце. Мы все почти голые – моя пижамная майка и шорты слишком тонкие, и он, должно быть, тоже одет только в шорты или трусы, потому что я чувствую его голые бедра рядом с моими. Его кожа покрыта грубыми волосами, мышцы ног настолько напряжены, что кажутся каменными.

И это не единственная каменная твердость, которую я чувствую.

Весь мир, кажется, исчезает, уступая место абсолютному осознанию нашего интимного положения и темной магнетической силе, которая с самого начала притягивала нас друг к другу. Мое сердце яростно стучит в грудной клетке, каждый удар отдается эхом в ушах, а дыхание сбивается через приоткрытые губы. Его лицо всего в нескольких дюймах от моего, его могучие руки обнимают меня, удерживая в объятиях, в равной степени защищающих и сдерживающих.

– Хлоя, зайчик… – в его глубоком голосе звучит напряженная нотка. "У тебя все нормально?"

Хорошо? Я сгораю, умираю от огненной бури нужды внутри себя. Он так близко, что я чувствую тепло его дыхания, запах мятной зубной пасты, смешивающийся с чувственными нотами его одеколона и солеными оттенками чистого, здорового мужского пота. Его глаза сияют лунным светом, испещренным тенями, его черные волосы сливаются с ночью, и у меня возникает сюрреалистическая мысль, что он сделан из тьмы… что, как существо из подземного мира, он существует вне досягаемости света.

Меня охватывает трепет, смешиваясь с пылающим в жилах жаром, усиливая его каким-то особенным, тревожным образом. Мои соски твердеют, мои внутренние мышцы сжимаются от нарастающей пустой боли, а мое тело действует в соответствии с давно тлеющим импульсом, мои пальцы сжимают твердые мышцы его плеч, когда мои губы прижимаются к его губам.

Какое-то мгновение ничего не происходит, и у меня возникает ужасная мысль, что я недооценила ситуацию, что влечение все-таки одностороннее. Но затем низкий, грубый звук вырывается из его горла, и он целует меня в ответ с диким голодом, его руки сжимаются, образуя вокруг меня железную клетку. Его губы пожирают мои, его язык проникает глубоко, пробуя меня на вкус, вторгаясь в меня в откровенной имитации полового акта, и мой разум становится совершенно пустым, все мысли и страхи испаряются под жестоким ударом желания.

Я никогда не знала такого грубого и чувственного поцелуя, никогда не чувствовала возбуждения, настолько сильного, что это причиняло боль. Моя кожа горит, мое сердце бьется, как кулак, о грудную клетку, а мое сердце пульсирует отчаянной, скручивающейся потребностью. Он тащит меня на кровать, прижимая своим тяжелым весом, и все, что я могу сделать, это беспомощно стонать ему в рот, когда мои ногти впиваются в его плечи, а мои ноги обхватывают его бедра, прижимая пульсирующий клитор к твердой выпуклости его тела. его эрекция.

Рваный стон вырывается из его горла, и он проводит рукой по моему телу, его прикосновение оставляет за собой огненный шлейф. Он грубо стягивает мою майку, и его мозолистая ладонь смыкается на моей левой груди, массируя ее с голодным давлением, когда его губы сжимают мои, его поцелуй поглощает меня, крадет каждый выдох из моих легких. Задыхаясь, с головокружением, я прижимаюсь к нему, мои руки скользят вверх, чтобы схватить горстями его шелковистые волосы. Ощущение его горячей ладони на моем соске в равной степени приносит облегчение и раздражение; это успокаивает лихорадочное желание его прикосновения, усиливая быстрое нарастание напряжения. Словно взведенная пружина, давление сжимается в моем сердце все туже, каждое движение бедер приближает меня к краю, к облегчению, которого я так отчаянно ищу.

Я собираюсь прийти. Осознание проносится через меня за мгновение до кульминации. Моя спина выгибается, мои ноги сжимаются вокруг его мускулистой задницы, и сдавленный крик вырывается из моего горла, когда горячее удовольствие пронзает мое тело. Высвобождение настолько мощное, что стирает все мысли, все причины, и только когда я спускаюсь с высоты и открываю глаза, я понимаю, что он замер на мне, его голова повернута к двери, а его мощное тело почти вибрирует от напряжения.

Через долю секунды я понимаю, почему.

– Хлоя, это ты? Ты… Алина замирает в дверях, ее фигура в неглиже обрисовывается в свете, льющемся из коридора.

Свет, который она, должно быть, включила, когда услышала нас.

Точнее, услышала меня .

Горячий румянец заливает мое лицо и шею, когда я точно понимаю, что она услышала и что увидела.

Я в постели с ее полуголым братом посреди ночи, верх пижамы задрался до подмышек.

Нельзя считать это случайностью, нельзя спутать это с чем-то другим, кроме того, чем оно является.

"Извини меня." Тон Алины становится холодным. «Дверь была открыта. Я не хотела вторгаться.

Она исчезает в коридоре, и Николай бормочет что-то похожее на русское ругательство. Взрывным движением скатываясь с меня, он шагает к широко открытой двери и захлопывает ее, погружая нас обратно в темноту.

Я карабкаюсь в сидячее положение, сдергивая майку, когда слышу его возвращающиеся шаги. Блядь. Блядь. Блядь. Что я делаю? Моя рука лихорадочно хлопает по тумбочке в поисках выключателя прикроватной лампы, и свет включается как раз в тот момент, когда матрас прогибается под его весом.

Несколько тактов мы просто смотрим друг на друга, и я замечаю всевозможные детали, от которых трусики плавятся, например, то, как его прямые черные волосы выбиваются из моих пальцев, и как его чувственные губы краснеют и опухают, блестя от наших грубых поцелуев. Мои должны выглядеть точно так же, потому что я могу чувствовать их, влажные и пульсирующие, жаждущие большего его притягательного прикосновения и вкуса. На нем только шорты для бега, его грудь и плечи сплошь мускулистые, а пресс четко очерчен. В отличие от мощных туловищ его ног, усыпанных густыми темными волосами, его торс гладкий, а его слегка загорелую кожу портит только бледный морщинистый шрам на левом плече.

У меня учащается сердцебиение.

Пулевое ранение.

Я никогда не видел ни одного, но я уверена, что я права. Либо так, либо сверло пронзило его плечо.

Затяжное сияние оргазма рассеивается, когда в него просачивается страх, порожденный более ясным мышлением. Кто он, этот великолепный мужчина, который, кажется, так близко знаком с опасностью?

Почему он в моей спальне, на моей кровати?

Я медленно отхожу, не сводя с него глаз. Пулевое ранение, синяки на пальцах, стена вокруг комплекса, охрана… Тут есть история, и нехорошая. Насилие, в той или иной форме, похоже, является частью жизни моего нового работодателя, и я не хочу иметь с этим ничего общего, как бы мое тело ни жаждало, чтобы мы закончили то, что начали.

То, что я начала, поцеловав его так бездумно, так нагло.

Когда я отступаю, его тигриные глаза сужаются, и я чувствую его разочарование, кипящую ярость хищника, наблюдающего неизбежное бегство своей добычи. За исключением того, что в нашем случае это не является неизбежным – с его превосходными размерами и силой он может остановить меня в любой момент, и тот факт, что он остается неподвижным, несмотря на очевидное напряжение в его мощных мышцах, более чем обнадеживает.

Он должен понять, о чем я думаю, потому что выражение его лица разглаживается, а поза принимает расслабленный, почти ленивый вид. – Не волнуйся, зайчик. Я не собираюсь набрасываться на тебя». Голос у него мягкий, тон слегка насмешливый. – Если ты не хочешь этого, так и скажи. У меня нет привычки ложиться спать с теми, кто не хочет… или с теми, кто притворяется таковыми.

Мое лицо такое, как будто кто-то сжигает угли под моей кожей. Он, без сомнения, имеет в виду мой импровизированный оргазм, о котором я еще не позволяла себе думать. Потому что каким бы бесстыдным ни было мое сегодняшнее поведение, ничто не сравнится с тем, чтобы трахать его, как сука в течке, и исходить из этого.

– Я не… – я останавливаюсь, понимая, что готов начать ребяческие отрицания. – Ты прав, – говорю я более ровным тоном. "Я прошу прощения. Я не должна была тебя целовать. Это было совершенно неуместно и…

– И это снова произойдет. Его глаза подобны янтарным драгоценностям в теплом свете лампы. «Ты будешь целовать меня, и мы будем трахаться, и ты будешь кончать снова и снова. Ты кончишь на моих пальцах и на моем языке, и мой член погрузится глубоко в твою тугую, влажную киску. Ты придешь, когда я трахну твое горло и твою задницу. Ты будешь приходить так чертовски часто, что забудешь, каково это – не приходить – и все равно будешь просить еще».

Я смотрю на него, у меня пересохло в горле, а нижнее белье промокло насквозь. Мой клитор пульсирует в унисон с его тихими словами, мое сердце колотится, как у дятла, даже когда мои легкие изо всех сил пытаются сделать хоть один вдох. Я никогда не слышала, чтобы мужчина говорил со мной так, я никогда не знала, что грязные разговоры могут одновременно возбудить меня и заставить сгореть от стыда.

«Это не… я не…» Я втягиваю кислород. «Этого не произойдет».

«О, но это так, зайчик. Ты знаешь почему?"

Я качаю головой, не веря себе, что могу говорить.

«Потому что это неизбежно. С того момента, как я увидел тебя, я знал, что это будет так… горячо, дико и грубо, совершенно неконтролируемо. И ты тоже это знал. Вот почему ты почти не можешь смотреть на меня во время еды, вот почему наедине со мной ты так боишься». Он наклоняется, глаза блестят. «Ты хочешь меня, Хлоя… и поверь мне, я тоже хочу тебя».

Я ищу, что сказать, но ничего не приходит в голову. Там, где должны быть мысли, есть большая пустая щель. В то же время мое тело пульсирует от электрического сознания, каждое нервное окончание внутренне осознает его близость и темный жар в этих львиных, гипнотических глазах. Это настолько выходит за рамки моего опыта, что у меня нет для этого сценария, я понятия не имею, как реагировать, не говоря уже о том, чтобы действовать. Он мой работодатель, отец моего ученика, и даже если бы он им не был, все равно была бы та аура опасности, насилия, которую он носит как смертельный ореол. Единственное разумное решение закрыть это, отрицать, что я хочу его, но я не могу заставить себя высказать очевидную ложь.

Он ждет, что я заговорю, и когда я молчу, его губы изгибаются в насмешливой полуулыбке. – Подумай об этом, зайчик, – мягко советует он, мускулы его мощного тела дрожат, когда он поднимается на ноги. «Подумай о том, как хорошо будет, когда ты придешь ко мне».

К тому времени, как я наконец сформулирую ответ, он уже ушел, оставив на моих простынях слабый след бергамота и кедра, а в уме и теле – полнейшее смятение.

23

Николай

потребовалось все мое самообладание, которое я вырабатывала годами. Похоть, темная и мощная, пульсирует во мне, требуя, чтобы я вернулся к Хлое и продолжил с того места, где мы остановились.

Вместо этого я направляюсь в свою ванную. Сняв промокшие от пота шорты, я включаю душ и выставляю температуру на холодную. Затем я ступаю под брызги, позволяя холоду воды охладить огонь, бушующий в моей крови.

Слишком, черт возьми, скоро.

Я мог бы подтолкнуть ее дальше, я знаю, но это было бы слишком рано. Она не готова к этому, для меня. Кошмар заставил ее ослабить бдительность, но несвоевременное вмешательство моей сестры напомнило ей обо всех причинах, по которым она не должна хотеть меня, обо всех причинах, по которым она считает, что это неправильно. Ее тело может хотеть меня, но ее разум борется с влечением. Это пугает ее, интенсивность того, что бурлит между нами, и я не могу ее винить.

Это почти пугает меня.

В моем желании к девушке есть что-то другое, что-то одновременно нежное и жестокое… собственничество, выходящее за рамки простой похоти. Когда я думал, что она в беде, я мог думать только о том, как добраться до нее, защитить ее, уничтожить любого, кто причинил ей боль. И когда она начала метаться в муках своего кошмара, потребность утешить ее была слишком сильной, чтобы ее отрицать. Мне хватило присутствия духа, чтобы положить пистолет в коридоре, а потом я был там, держа ее, пока она тряслась и рыдала, ее явный ужас разрывал меня, наполняя разочарованием и беспомощной яростью.

Она была травмирована, ранена кем-то или чем-то, и я не знаю, кто или что.

Я не знаю, и мне нужно знать.

Мне это нужно, чтобы я мог защитить ее.

Мне это нужно, потому что в моем сознании она уже моя.

Я все еще под холодными брызгами, темное осознание пронизывает меня.

Алина правильно опасается за Хлою.

Я опасен для нее, хотя и не по той причине, которую воображает моя сестра. Она думает, что я хочу девушку как одноразовую игрушку для секса, случайную игрушку, но она ошибается. Как бы я ни хотел погрузиться в тесное маленькое тело Хлои, я хочу проникнуть в ее разум еще больше. Я хочу знать каждую мысль за этими карими глазами, обнажить все ее желания и нужды… каждый шрам и рану. Я хочу покопаться в ее психике, и не только из-за секретов, которые она скрывает.

Я не просто хочу разгадать тайну, которую она представляет.

Я хочу разоблачить ее .

Я хочу разобрать ее и понять, что движет ею.

Я хочу этого, чтобы заставить ее тикать исключительно для меня, чтобы она могла быть только моей.

Я хочу ее так же, как мой отец когда-то хотел мою мать… целую жизнь назад, до того, как их любовь превратилась в ненависть.

В течение одной долгой секунды, вызывающей ощущение пустоты в животе, я размышляю о том, чтобы поступить правильно. Я думаю уйти, или, скорее, позволить Хлое сделать это. Завтра первым делом я мог бы выдать ей двухмесячную зарплату без каких-либо обязательств и отправить ее восвояси… смотреть, как она уезжает отсюда на своей захудалой Тойоте.

Я рассматриваю это и отбрасываю.

Может быть, Хлое еще слишком рано занимать мою кровать, но мне уже слишком поздно поступать правильно.

Было слишком поздно, когда я увидел ее… может быть, даже в тот момент, когда я родился.

Я имел в виду то, что сказал ей сегодня вечером.

Это неизбежно . Я чувствую уверенность в этом глубоко в своих костях.

Она придет ко мне, привлеченная той же темной, первобытной потребностью, которая корчится у меня под кожей.

Она отдаст себя мне, и это решит ее судьбу.

Выключив холодную воду, я выхожу, вытираюсь полотенцем и молча иду в спальню. Встроенные светильники в изголовье горят, отбрасывая мягкое свечение на белые шелковые простыни, но кровать не кажется уютной. Не то, что чувствовала ее кровать с ее маленьким теплым телом в ней. Не то, что она чувствовала, корчась возле меня, не прося, а получая от меня удовольствие, ее губы, как мед и грех, ее вкус, как невинность и темнота вместе взятые.

Мой член снова твердеет, волна жгучей похоти прогоняет холод, оставшийся после душа. Сев на кровать, я выдвигаю ящик тумбочки и смотрю на пару ключей на пушистой розовой цепочке – те, что Павел дал мне вчера вечером, сразу после того, как перепарковал машину Хлои.

Осторожно, благоговейно я беру их в руки и подношу к носу. Сами клавиши пахнут металлом, но розовый мех хранит в себе слабый след полевых цветов и весны, ее свежей нежной сладости. Я глубоко вдыхаю, впитывая каждую ноту, каждый нюанс.

Затем я опускаю ключи обратно в ящик и задвигаю его.