Текст книги "Логово дьявола (ЛП)"

Автор книги: Анна Зайрес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

48

Хлоя

Мой желудок превратился в яму со льдом и бурлящей кислотой, мои пальцы онемели и неуклюжи, когда я запихиваю свою старую одежду в чемодан. Алина лежит на моей кровати, потеряла сознание, наркотики и бессонная ночь наконец взяли свое.

Я не знаю, куда иду и что делаю; Я просто знаю, что должна уйти. Прямо сейчас. До пробуждения Николая. Правда или ложь, реальность или безумие, у меня нет шансов во всем разобраться, пока я здесь, под его крышей и в его власти, когда между нами бурлит эта непреодолимая химия, затягивающая меня все глубже под его смертельные чары.

Не знаю, что я ожидала услышать от Алины. Признание того, что они мафия, в конце концов? И, может быть, они. На данный момент меня уже ничем не удивишь. С самого начала мои инстинкты предупреждали меня о Николае, и я должна была прислушаться к ним.

Я должна была прислушаться к этому голосу в своей голове.

Ты не уйдешь.

Вчера его горячо произнесенное заявление казалось романтичным, хотя и несколько авторитарным, его собственничество скорее возбуждало, чем вызывало тревогу. Но теперь, когда откровения Алины звенят у меня в ушах, а ключи, которые я больше не теряю, торчат из кармана джинсов, я не могу не рассматривать его слова в ином, бесконечно более зловещем свете.

Неужели он никогда не собирался возвращать мне ключи?

Была ли я фактически заключенной все это время?

В отчаянии я бросаю последнюю одежду и застегиваю чемодан, затем надеваю свои старые кроссовки и хватаю конверт с деньгами с тумбочки, запихивая его в карман. Мое сердце бьется так сильно, что меня тошнит от этого, или, может быть, у меня просто сердце болит.

Я просто… не хотела, чтобы ты закончила, как она.

Я до сих пор понятия не имею, кого имела в виду Алина; после разрезающего куска она стала бессвязной, рыдая, пока не потеряла сознание от истощения – и неудивительно. Звучит так, будто она была свидетельницей того, как Николай убил их отца, а может быть, и эту таинственную «ее». Его бывшая девушка? Или, что еще хуже, их мать? Или часть «он убил ее» относилась к их отцу, который якобы тоже монстр?

Я напрягаю память, чтобы вспомнить любое упоминание о том, как погибли родители Николая и Алины, но в русских статьях, которые мне попадались, ничего не было. Николай сильно отреагировал, когда я однажды спросила о его родителях, но я списала это на горе. Но что, если это еще не все? Что, если есть вина и гнев, ненависть к себе человека, совершившего непростительное, совершившего самое гнусное преступление?

Не знаю, верю ли я этому Николаю. Я не хочу в это верить. Несмотря на тьму, которую я чувствовала в нем, несмотря на его дикую жажду меня, прошлой ночью я чувствовала себя в безопасности в его объятиях. Его грубость была смягчена нежностью, его сила была осторожно привязана. И то, как он потом заботился обо мне, мыл меня, кормил, так нежно обнимал…

Способен ли монстр заботиться?

Может ли психопат так хорошо симулировать эмоции?

Может, все, что сказала Алина, неправда. Может быть, это уловка, чтобы заставить меня уйти, разорвать отношения, которые она не одобряла с самого начала. Может быть, если я поговорю с Николаем, он все объяснит, докажет мне, что Алина просто больна, сошла с ума от всех этих лекарств.

Заманчивая мысль, настолько заманчивая, что, выходя из своей комнаты, я останавливаюсь и с тоской смотрю в коридор, где дверь в спальню Николая все еще плотно закрыта. Я так сильно хочу доверять ему, и при других обстоятельствах я бы так и сделала. Если бы мы были обычной парой, встречающейся в городской квартире, я бы прошла по коридору и потребовал объяснений, выслушал его версию истории, прежде чем решить, что делать. Но я не могу пойти на такой риск, не тогда, когда я полностью в его власти в этом удаленном, строго охраняемом поместье.

Никто не знает, что я здесь.

Никто не узнает и не будет заботиться, если я исчезну навсегда.

Единственное разумное, что можно сделать, это уйти сейчас, уйти и оценить ситуацию на расстоянии. Когда я нахожусь где-нибудь в мотеле, я могу связаться с Николаем, сообщить ему, что случилось и почему я ушла. Мы можем обсудить это по электронной почте или по телефону, и я могу еще немного покопаться в Интернете, посмотреть, смогу ли я узнать что-нибудь о смерти его родителей.

Это не должно быть навсегда, только сейчас.

Пока я не узнаю правду.

Тем не менее, мое сердце мучительно тяжелое, когда я несу свой чемодан вниз по лестнице к входу в гараж сзади. Я не только буду скучать по Славе, но сама возможность того, что никогда больше не увижу Николая, наполняет меня холодным, пустым страхом. Как и осознание того, что я ухожу туда, где за мной все еще охотятся убийцы моей мамы. Но я уклонялся от них раньше, и я должен верить, что смогу сделать это снова, особенно со всеми этими наличными на руках. Когда я бежал из Бостона, все, что у меня было, это пара двадцаток в кошельке плюс пятьсот, которые я снял в банкомате, прежде чем выбросить свою дебетовую карту вместе со всем остальным, что можно было отследить.

Все будет хорошо.

Я сделаю это.

Я должна поверить в это.

Сглатывая растущий узел в горле, подхожу к машине и бросаю чемодан в багажник. Затем я нажимаю кнопку, чтобы открыть дверь гаража, и смотрю, как она бесшумно поднимается. Здесь, слава богу, нет медленных, шумных механизмов. Как можно тише я завожу машину и выезжаю из гаража, затем объезжаю дом и направляюсь к подъездной дорожке.

Мне нужно все, чтобы спуститься с горы спокойно, размеренно, как будто я никуда не тороплюсь. Если охранники следят за дорогой, я не могу допустить, чтобы они что-то заподозрили. Ледяной пот стекает по моей спине, костяшки пальцев белеют на руле, когда я подъезжаю к высоким металлическим воротам.

Что, если Николай дал им указание меня не выпускать?

Что, если я действительно заключенный здесь?

Но ворота раздвигаются при моем приближении, и никто не останавливает меня, когда я проезжаю. Дрожа от облегчения, я сохраняю свою медленную, постоянную скорость еще секунд тридцать или около того, пока не исчезаю из поля зрения, а затем даю газу, удаляясь от безопасного убежища, которое может оказаться логовом дьявола.

От человека, которого я тоскую всеми фибрами своего сердца.

49

Николай

Я просыпаюсь с моим телом, гудящим от удовлетворения, и моим разумом, наполненным большим миром, чем я когда-либо знал. Прошлой ночью было все, о чем я думал, и даже больше. Я до сих пор чувствую ее, обоняю, ощущаю ее вкус на своих губах. Улыбаясь, я переворачиваюсь, похлопывая простынями ее маленькое теплое тельце, и когда моя рука натыкается только на свернутое одеяло, я открываю глаза и осматриваю комнату.

Хлои здесь нет, что разочаровывает, но не удивительно, учитывая яркий солнечный свет. Она, наверное, уже позавтракала и учит Славу; может быть, они даже в походе. В обычных условиях я бы услышал, как она встала а я сплю чутко, но я не спал больше тридцати часов, и смена часовых поясов сильно ударила меня по заднице.

Мое настроение немного портится, уровень адреналина растет, когда я думаю о видео, которое доминировало в моих мыслях во время полета, не давая мне заснуть, и обо всем остальном, что рассказала мне Хлоя. Мысль о том, что кто-то хочет навредить ей, убить ее, наполняет меня кипящей яростью, которая сдерживается только осознанием того, что они не могут добраться до нее в моем доме.

Меры предосторожности, защищающие мою семью от врагов, защитят и Хлою от ее, пока я буду выяснять, кто они такие.

Желая приступить к этому, я встаю и отправляю электронное письмо Константину, в котором подробно излагаю все, что узнала прошлой ночью. Затем я прыгаю в душ, быстро ополаскиваюсь, одеваюсь и иду на поиски Хлои.

Начну с комнаты моего сына. Там никого нет, поэтому я спускаюсь вниз. Столовая пуста, но из кухни доносятся голоса, и когда я вхожу, то с удивлением обнаруживаю, что Людмила сама кормит Славу завтраком.

Он застенчиво улыбается мне, и моя грудь наполняется нехарактерным теплом, когда я вспоминаю, как он приветствовал меня вчера вечером. Несмотря на то, что я был сосредоточен на получении ответов от Хлои, я не мог не отреагировать на этот тихий, сладкий голос, называющий меня папой .

Я не знал, как сильно я жаждал услышать это, пока это не случилось.

Пока она этого не сделала.

– Доброе утро, Славочка, – бормочу я, опускаясь на корточки перед его креслом. Перейдя на русский, я спрашиваю: «Вы хорошо провели ночь?»

Он кивает, его глаза большие и настороженные, и моя грудная клетка напрягается от знакомой сжимающей боли. Я хочу отойти в сторону, закончить разговор, чтобы избавиться от дискомфорта, но вместо этого я склоняюсь к нему, позволяя себе чувствовать его и нежно улыбаясь сыну.

Он так сильно – слишком сильно – похож на меня, но, возможно, с Хлоей в его жизни он не пойдет по моим стопам.

Может быть, он не вырастет, ненавидя меня так, как я ненавидел своего старика.

– Где Хлоя? – спрашиваю я, и моя улыбка становится шире, когда его глаза загораются при упоминании ее имени.

– Не знаю, – застенчиво говорит он и поднимает взгляд на Людмилу, которая кладет ягоды в его тарелку с манной кашей.

– Я не видела ее сегодня утром, – говорит она. – Может быть, она еще спит?

Моя улыбка исчезает, неприятное чувство шевелится внизу живота. Я не заглядывал в комнату Хлои, но предположил, что она встала с моей кровати, чтобы начать свой день, а не спать в своей. Поднявшись на ноги, я говорю Славе: «Я пойду искать твоего учителя. Ты с нетерпением ждешь уроков английского, верно?

Он энергично кивает, и я улыбаюсь ему. Импульсивно, я взъерошиваю ему волосы, как это делала Хлоя, и, не обращая внимания на удивленное выражение лица Людмилы, возвращаюсь наверх.

Дверь в комнату Хлои закрыта, поэтому я стучу и жду несколько секунд. Когда ответа нет, я открываю его и вхожу.

Жалюзи все еще закрыты, блокируя большую часть дневного света, но я вижу небольшой холмик на кровати под одеялом.

Ведь она спит.

Нежная улыбка растягивает мои губы, когда я подхожу к кровати и сажусь на край. Она лежит, отвернувшись от меня, одеяло укрывает ее до шеи, оставляя на подушке только волосы. Почему-то в этом свете он выглядит намного темнее, золотые полосы отсутствуют.

Наклонившись над ней, я поднимаю руку, чтобы аккуратно убрать волосы с ее лица, но тут же отдергиваю пальцы назад, когда мое сердце бешено бьется.

– Какого хрена ты здесь делаешь? Я рычу на сестру, когда она переворачивается на спину и моргает, открывая глаза. – Где Хлоя?

Она моргает еще несколько раз, затем медленно садится. "Что?" – хрипло говорит она, нетвердой рукой убирая волосы с лица. Я понимаю, что от нее пахнет коктейлем с наркотиками, моя ярость растет, когда она ошеломленно спрашивает: – Что ты делаешь в моей комнате?

Я вскакиваю на ноги. – Твоя чертова комната?

Она смотрит на меня. – Я не… – Ее глаза обегают спальню, и замешательство на ее лице медленно превращается в ужас. “Вот дерьмо. Хлоя.”

Мой желудок сжимается от ужасного предчувствия, и мне нужно изо всех сил сдерживать себя, чтобы не схватить и не встряхнуть ее. «Где она, черт возьми? Что ты сделал?"

Спина моей сестры выпрямляется, ее глаза сужаются, глядя на мое лицо. "Мне? Что ты делаешь в ее спальне?

– Алина, – предупреждаю я сквозь зубы, и все, что она видит на моем лице, убеждает ее, что она не может трахаться со мной прямо сейчас.

– Слушай, может быть, я… – Она облизывает губы. – Возможно, я сказала ей кое-что.

"Какие вещи?"

– О тебе и… и о нашем отце.

Блядь. – Что именно ты ей сказала?

«Наверное, больше, чем следовало бы», – признается Алина, даже вызывающе вздергивая подбородок. – Но она заслуживает того, чтобы знать, во что ввязывается, тебе не кажется?

Мои руки сгибаются по бокам, ярость пульсирует в каждой клеточке моего тела. Если бы это был кто-то, кроме моей сестры, они бы уже истекли кровью. – Так ты сказала ей… что? Что я убил его? Выпотрошил его, как гребаную рыбу?

Она белеет, но не отводит взгляда. – Точно не помню.

Конечно, нет. Она была чертовски под кайфом – наверное, до сих пор под кайфом.

Наклонившись над кроватью, я сдергиваю с нее одеяло. Это моя вина, что я нянчился с ней, позволив ей погрязнуть в своей слабости.

– Вставай и одевайся, – откусываю я, когда она отползает назад с широко раскрытыми глазами.

– Мы обыщем это место сверху донизу, и когда найдем ее, ты скажешь ей, что все это выдумал. Каждое слово, понятно?

– Николай… – В ее голосе есть странная нотка. – Ты заглядывал в гараж?

У меня стынет кровь. "Что?"

– Я нашла ключи в твоем прикроватном ящике, – с вызовом говорит она. – И я вернула их ей. Она человек, а не вещь, и если она захочет уйти, ты не имеешь права…

– Ты чертова идиотка, – шепчу я, настолько охваченный яростью и ужасом, что едва могу говорить. – За ней охотятся убийцы. Если она ушла отсюда и они доберутся до нее…

И когда моя сестра бледнеет, я разворачиваюсь на каблуках и бегу в гараж.

И действительно, «Тойоты» уже нет, дверь гаража поднята.

Яростно ругаясь, я бегу обратно в дом – только для того, чтобы чуть не скосить Людмилу, которая вышла из кухни, чтобы посмотреть, из-за чего там шум.

– Скажи Павлу, что он мне нужен. Сейчас же, – рявкаю я в ее испуганное лицо и мчусь наверх в свой кабинет.

Схватив свой компьютер, я просматриваю кадры с камер у ворот и перематываю запись, пока не вижу машину Хлои, подъезжающую к воротам. Отметка времени показывает 7:05 утра – более двух часов назад.

К этому времени она могла быть где угодно.

Она могла быть мертва.

Эта мысль настолько невыносима, настолько парализует, что я на мгновение перестаю дышать. Дальше включается логика.

Если только враги Хлои не разбили лагерь прямо возле моего дома, они никак не могли найти ее так быстро. И с нашими инфракрасными дронами, патрулирующими район, мои охранники знали бы об этом, если бы они были там.

Наиболее вероятный сценарий состоит в том, что с Хлоей все в порядке, хотя и напуганной откровениями Алины. У меня еще есть время найти ее и вернуть сюда, где она будет в безопасности.

Немного успокоившись, я звоню Константину по видеосвязи.

«Мне нужно, чтобы вы отсканировали кадры со всех камер в радиусе двухсот миль от моего комплекса на предмет обнаружения машины Хлои за последние два часа», – говорю я, как только лицо моего брата появляется на моем экране. «Начнем с заправок – Павел упомянул, что в машине было мало топлива».

К чести Константина, он не задает никаких вопросов. – Я позову своих парней прямо на это.

«Позвони на мой телефон, когда он будет у тебя. Я буду в машине.

Он кивает и отключается.

Следующим я зову своих охранников. – Бери Кирилова и приходи в дом, – приказываю я, когда Аркаш берет трубку. «Полная экипировка. Мы собираемся в путешествие».

Я не думаю, что у меня возникнут проблемы с возвращением Хлои, но только идиот не готовится к худшему.

«Будь там через десять», – отвечает Аркаш.

Я вешаю трубку, раздается стук в дверь, и входит Павел.

"Девушка?" – лаконично спрашивает он, и я киваю, уже шагая к стене сзади.

Я прижимаю ладонь к скрытой панели, и часть стены соскальзывает, открывая маленькую комнату, полную оружия и боевого снаряжения – главного арсенала в доме.

– Готовься, – говорю я ему, снимая рубашку. – Мы собираемся вернуть ее.

Я надеваю бронежилет и застегиваю рубашку поверх него, чтобы не бросаться в глаза. Павел делает то же самое, и каждый из нас надевает несколько видов оружия.

Если у нас действительно возникнут проблемы, мы будем готовы.

Кирилов и Аркаш уже подъезжают к дому на бронированном внедорожнике, когда мы выходим на улицу. Мы с Павлом запрыгиваем на заднее сиденье и мчимся по подъездной дорожке, летя гравием. У меня нет на уме конкретного пункта назначения, но есть только одна дорога, ведущая вниз с горы, и где бы ни была Хлоя к тому времени, как Константин позовет меня, мы будем ближе к ней, чем если бы мы остались здесь и ждали. Кроме того, мы можем начать с близлежащих заправок и посмотреть, не заметил ли кто-нибудь Хлою на одной из них.

"Что случилось?" – тихо спрашивает Павел, когда мы проходим через ворота. – Почему она ушла?

Моя верхняя губа кривится. «Алина».

«Ах». Затем он замолкает, глядя в окно, и я делаю то же самое, пытаясь игнорировать тяжелый стук в груди – и растущую боль предательства, распространяющуюся через нее.

Мой зайчик побежал.

Она бросила меня.

Просто так, даже не прощаясь.

Неразумно так себя чувствовать, я знаю. Я из тех мужчин, которых она должна бояться и презирать. Что бы моя сестра ни сказала ей в состоянии наркотического опьянения, должно быть, это выставило меня в худшем свете, но это не значит, что история Алины не соответствует действительности.

Я убил нашего отца у нее на глазах.

Тем не менее, дезертирство Хлои причиняет боль. Она отдалась мне. Она добровольно пришла в мои объятия. Прошлая ночь была намного больше, чем просто секс, наша связь была такой глубокой, что я чувствую это всем своим телом. Но она не должна. Потому что если бы она это сделала, она бы знала, что я никогда не причиню ей вреда; она бы доверила мне свою защиту. Тот факт, что она предпочла бы оказаться там, столкнувшись со смертельной опасностью, красноречиво говорит о ее мнении.

Она боится меня.

Она думает, что я монстр.

Моя челюсть затвердевает, и по мере того, как машина набирает скорость, ко мне приходит мрачная решимость. Я должен был держать эти ключи в сейфе, а не в тумбочке, и я определенно должен был предупредить охранников, чтобы они не открывали ворота для ее машины. Мне не приходило в голову, что она побежала за прошлой ночью, но так и должно было быть – и я больше не совершу этой ошибки.

Когда я верну ее, она не уйдет.

Я не позволю ей.

Я сделаю все возможное, чтобы обезопасить ее.

Первую заправку, на которой мы остановились, обслуживает бледный прыщавый мужчина лет двадцати с чем-то с намеком на пивной живот.

«Нет, не видел ее», – говорит он, глядя на фотографию Хлои. «Симпатичная цыпочка, однако. В чем ее дело? Она наполовину азиатка? Латина?

«А как насчет синей Toyota Corolla конца девяностых?» – тихо спрашиваю я, и то, что парень видит на моем лице, заставляет его терять ту маленькую краску, которой он обладает. «Такая машина останавливалась?»

– Нет, извини, чувак. Он сглатывает. – Я бы это увидел. Сегодня у меня было только два других клиента».

Я смотрю на Павла, и он дергает подбородком в сторону выхода.

Как и я, он не думает, что парень лжет.

Ближайшая заправка находится в городе. Седовласая кассирша отрывается от газеты, когда мы с Павлом входим, ее слезящиеся глаза обостряются, когда она замечает нашу внешность.

Я подхожу к прилавку и достаю фотографию Хлои. «Вы видели эту девушку? Или синяя Corolla конца девяностых?

Пожилая женщина надевает очки и внимательно изучает фотографию, прежде чем поднять взгляд на меня. – Вы два копа или что-то в этом роде? – спрашивает она хриплым голосом.

Я сдерживаю свое нетерпение усилием. "Или что-то. Вы видели ее сегодня утром или нет?

– Не сегодня утром, нет. Она щурится на меня сквозь очки. «Вы бы посмотрели на это красивое лицо… прямо как в одном из журналов. Да ещё и так красиво одет. Ты ее бойфренд, дорогая?

Моя рука сжимается на краю прилавка. – Когда ты ее видел?

«О, около недели назад. Она зашла заправиться, спросила о вакансии в газете. С тех пор я ее не видел и сказал им об этом.

Лед наполняет мою грудь. "Их?"

«Два парня примерно твоего роста. Пришел вчера, поздно вечером. Показала мне свою фотографию и все такое. Я сказал им, что видел ее только один раз и понятия не имею, куда она пошла…

– Как именно они выглядели? Павел прерывает меня, когда я замираю, мой разум мчится со скоростью миля в секунду.

Они здесь.

Они знают, что она была здесь.

Что еще хуже, они знают, что она просматривала мой список вакансий.

«Два парня? Ну, высокий, как я сказал. У одного темные волосы, чуть светлее, чем у него, – она машет мне рукой, – другой больше на тебя похож. Вы знаете, соль и перец, за исключением вида облысения.

Челюсть Павла сжимается. "Возраст? Гонка? Телосложение?"

«Кавказский. Тридцатые, сороковые для старшего, может быть. Какой-то большой и мускулистый. Она смотрит на меня сверху вниз. – Не такой красивый, как он, это точно.

"Что-нибудь еще?" – требует Павел. «Татуировки, шрамы? Во что они были одеты?

«Джинсы, я думаю. Или хаки? Я точно не помню. Черные или серые рубашки, возможно темно-синие. Что-то темное. Никаких шрамов, я думаю. О, но, – она оживляется, – у старшего была татуировка на внутренней стороне запястья. Я видел край у него под рукавом.

«Они спрашивали о списке вакансий?» – спрашиваю я, сохраняя голос, несмотря на ярость и страх, переполняющие меня.

Я должен знать, насколько плоха ситуация, насколько они близки к тому, чтобы найти ее.

Женщина кивает. «Конечно. Хотел узнать все об этом, кто и что и где. Я сказал им, что не знаю наверняка, но, вероятно, это была та старая собственность Джеймисона в горах, которую купил тот богатый русский. Скажи, – она косится на Павла, – откуда у тебя этот акцент? Вы, мальчики, случайно не из…

– Спасибо, – коротко говорю я и достаю телефон, чтобы позвонить Константину, пока мы спешим обратно к машине.

Как только мой брат берет трубку, я выдаю описание, которое мы получили, и требую обновления результатов поиска.

Гораздо важнее найти Хлою сейчас, пока это не сделали убийцы.

«Пока ничего», – говорит Константин. «На самом деле… Подождите минутку. Позвольте мне перезвонить вам. Я думаю, что мы только что получили хит».

Я уже собирался прыгнуть во внедорожник, но теперь шагаю впереди него, уровень адреналина в крови растет с каждой секундой.

Возможно, мы уже опоздали.

Они знают о моем комплексе и интересе Хлои к нему.

Может быть, они не стояли лагерем у ворот, когда она выезжала, но они не могли быть далеко.

Развернувшись, стучу в окно рядом с Павлом. – Вызовите медицинскую бригаду на территорию, – коротко говорю я ему. – Он может нам понадобиться.

Мой телефон вибрирует в кармане, и я хватаю его. "Ага?"

«Наблюдений нет, но у нас есть частично стертая пленка», – сообщает Константин. «Та же цифровая подпись, что и у других. Два часа стерты – и похоже, что это было сделано около получаса назад. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что они учуяли ее запах и не хотят, чтобы кто-нибудь об этом знал.

Я уже на полпути в машине. – Откуда кассета?

– Бензоколонка примерно в сорока милях к западу от вас. Я пришлю тебе координаты».

Я вешаю трубку и приказываю Кирилову нажать на газ.