Текст книги "Соблазнение строптивого (СИ)"

Автор книги: Анна Замосковная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Он не двигался. Осторожно упёрлась в постель коленом… рукой… потеребила тёмного, шепча:

– Слушай, там… там у тебя в ране кто-то бегает… это нормально? Тёмный?

А, может, померещилось?

С замиранием сердца нависла над тёмным. Дрожа всем телом, приподняла бинт: сотни маленьких алых глазок уставились на меня – и зашевелились, зашевелились. Мой голос сорвался на истерический писк:

– Т-тёмный, что там у тебя ползает? – я просто не могла оторвать взгляд от сновавших в ране жучков, копошащихся, что-то плетущих.

Невыносимо завораживающее зрелище…

– Ты их пугаешь, – прошептал тёмный.

Дёрнувшись, отскочила. Тёмный слабо, болезненно как-то улыбался:

– Ты же светлая, а они-сама тьма… ты их пугаешь.

– То есть это – нормально?

– Да.

– И это не магия?

– Нет.

Но как? Если они не магия, получается… выходит:

– Это какие-то существа, ты их поймал и в себя поселил?

Меня замутило от самой формулировки вопроса, не говоря уже о процессе.

– Ловил не я, – отозвался тёмный, – но в целом суть ты уловила верно.

Заглянула ему в глаза: оранжевые контуры радужки размылись, лучами расползлись по белкам, зрачки пульсировали. Снова сглотнув, слезла с постели.

– Не бойся. – Тёмный передвинул ладонь под одеялом, накрыл плечо. – В твоём теле они находиться не смогут. Ложись уже спать.

– Точно в меня не переселятся?

– Точно, – улыбнулся тёмный, закрыл глаза. – Принеси пустые флаконы. Как закончат, сразу пересажу на место, чтобы лишний раз тебя не шокировать.

– Угу, – я стрелой умчалась во вторую комнату.

Любопытные у тёмных водятся существа… Понятно, почему они не спешат в светлые храмы на лечение ран.

Подняла с пола холодные флаконы. Помедлив, посмотрела на просвет: внутри была полупрозрачная губчатая структура. Получается, там жили жучки, пока тёмный не запустил их в рану. Интересно, почему он не сделал это ещё в первый раз? Флаконы остались в спрятанных вещах? Почему не прихватил их, ведь знал, чем всё могло кончиться?

Или у их использования какие-то побочные эффекты, которых тёмный до последнего пытался избежать? Ну что-то помимо того, что просто мерзко, когда в тебе копошатся насекомые? Вдруг тёмный похож на покойника именно из-за действия жучков?

Они его не сожрут?..

Что-то как-то у меня с желудком стало нехорошо. Но, наверное, тёмный не лежал бы так спокойно, если бы его изнутри ели… с другой стороны, не заметил же он, как у него в плече зуб вырос.

Проснусь утром… а рядом шкурка тёмного… полая.

Фу, ну и фантазии.

Вернулась в спальню: не, нормально тёмный выглядел. В смысле, не мертвее, чем прежде.

Сложив флаконы ему под бок, снова взялась за зеркало.

Дышал.

Внимательнее посмотрела на лицо. Красивый, скотина, даже сейчас. Такому просто хочется сделать приятно…

Тёмный приоткрыл один глаз, прошептал:

– Чего не спишь?

– Боюсь, что тебя насекомые твои сожрут.

Он хрипло рассмеялся, болезненно-весёлая улыбка странно изменила его лицо, он вдруг показался очень взрослым, почти старым. А ещё у него клыки оказались довольно острые.

– Они не питаются живым мясом. – Тёмный сдержал зевок. – Так что можешь спать спокойно. Или просто лечь и постараться меня не будить.

Не будь он таким бледным, я бы поспорила, а так… легла. Оттянула себе часть покрывала и устроилась как можно дальше: это же тёмный, с него станется умолчать о каких-нибудь свойствах жучков – о любви ползать по светлым, например.

А за окном уже светало…

Глава 16

Проснулась от странного ощущения, будто всё скручивается внутри. Села.

Сквозь шторы сочился позеленевший дневной свет, в комнате было ярко, душно, и у меня дико колотилось сердце.

Тёмный лежал рядом, грудь ровно вздымалась, на бледном лице проступили пятна немного нездорового румянца.

Флаконов под боком не было.

Бинты на плече явно сменены, без крови, и кожа вокруг гладкая – никаких вздутых вен.

Осторожно коснулась лба тёмного – холодный. Приподняла повязку: свежие рубцы, никаких посторонних жителей.

Зевнула.

В животе заурчало. Да и в целом тело казалось тяжёлым.

Судя по яркости света, должен быть уже день, а посторонних звуков нет… Неужели тёмный раскошелился на комнату с магической звукоизоляцией?

Во второй комнате меня ждал таз с кувшином воды и полотенце. Приводя себя в порядок, думала обо всём и ни о чём: что станет с Гранографом? Долго ли тёмный будет соблюдать постельный режим? Далеко до Сорты? Дождётся связной? Может, следует выехать, а тёмный пусть догоняет? Есть ли в гостинице симпатичные здоровые мужчины? Что на завтрак?..

Мысли роились в голове, перекликались друг с другом, повторялись. К сожалению, среди моих вещей были исключительно скромные платья с подолами в пол, закрытой грудью и длинными рукавами, но и в таком виде я подцеплю кого-нибудь в общем зале… Вот тёмный: из-за него приходиться отвлекаться, а ведь он мог скрасить мне эту ужасную поездку.

Ладно, пусть поправляется: будет время его соблазнить. Да и с полудохлым вряд ли светит особое удовольствие.

Так что на завтрак – покорять постояльцев. От этой мысли по телу пробежала волнительная дрожь, я бодро направилась к выходу, бросила сочувствующий взгляд на тёмного: он не знает, от чего отказывается!

Дверью почти хлопнула, быстро пошла – и налетела на чью-то широкую грудь.

Меня хлестнуло возбуждением. Подняла взгляд: Гур приветливо улыбался. И представлял, как притискивает меня к стене и целует. На мои щёки набежал румянец, дыхание сбилось.

– Привет, – сипло поздоровался полуорк, его зрачки так расширились, что их вертикальная форма стала почти незаметна.

– П-привет, – сглотнула, заставила колени выпрямиться и не трястись: Гурт едва сдерживался, чтобы не схватить меня. – Что ты тут делаешь?

– Пришёл сказать господину Бейлу спасибо.

– За что? – я смотрела на мощную шею с часто пульсирующей жилкой.

– За то, что брата моего спас, за Роно.

Мысль о брате отвлекла Гура от фантазий о грудях, и возбуждение меня слегка отпустило, пробормотала:

– А он его спас?

– Ээ… ну да. Болт вытащил, рану чем-то помазал, заговорил, и двух ваших коней в светлый храм пожертвовал, чтобы Роно позвонок восстановили.

Разбазаривал имущество, значит. Ну, тёмный, мне что теперь, самой коня вместо Резвого покупать? И на какие деньги, спрашивается? Сердито уставилась на Гура: мог бы долговое обязательство подписать, не переломился бы. Почему лечение его брата должна оплачивать я? В светлом храме не изверги, кредиты оформляют прямо на входе.

Вдохнула и выдохнула: всё это следует высказывать тёмному. А сейчас брать с этой паршивой овцы хоть шерсти клок. Только где бы нам уединиться?

– Мы тут с ребятами подсуетились, – продолжал Гур, вожделенно пялясь в скромный вырез, – и собрали вам небольшую благодарность.

Он отстегнул от пояса туго набитый кошель.

Уже лучше!

– Подожди секунду. – Выхватив деньги, метнулась в комнату, положила кошель сбоку у порога и бесшумно затворила дверь. Выпрямилась, оттягивая платье вниз. Развернулась. – Так что…

Гур надвинулся на меня, весь огромный, пышущий жаром, притиснул к стене. Я едва доставала ему до плеча, тяжело дышала. Ладони скользнули с моих бёдер к груди, кружились, Гур сипло прошептал:

– Я тут комнату снял…

Как же горячо и мокро было между ног, ещё немного – и потечёт по ноге. Облизнула пересохшие губы и прошептала:

– Веди.

Перед глазами плыло, я зажмурилась. Гур подхватил меня на руки и в пять гигантских шагов оказался у двери, чуть не вышиб её плечом, а потом спиной, закрывая.

В следующую секунду я оказалась на лоскутном покрывале. Глядя на меня жадным, мутным взглядом, Гур стаскивал с себя куртку, рубашку, сапоги, штаны.

Член у него был большой даже для полуорка. Представляя, как он врывается в меня, закусила губу. Но у Гура были другие пристрастия. Я откинулась на спину и прикрыла глаза.

Ткань подола щекотно поползла вверх по ноге, Гур прижался губами к коленке, облизывал, целовал, спускаясь по внутренней стороне бедра. Медленно меня обнажая, Гур так же медленно покрывал меня поцелуями. Выгибаясь, застонала. Внутри всё горело, но язык не поворачивался поторопить…

– Ты слишком красивая, – прошептал Гур мне в живот, поцелуями добрался до груди. Сдвоенными усилиями мы сбросили платье, и он снова повалил меня. – Никогда не встречал таких красивых женщин, ты… ты… будто богиня.

Обхватил сосок губами, кружил, надавливал жёстким языком. Цепляясь ногтями, потянула на себя мощные плечи, но Гур не заметил моих попыток, обхватывал ладонями и мял груди, приник к другому соску, втянул его, блаженно мыча, тыкаясь в меня горячей головкой.

– Я хочу тебя, – прошептала, поводя бёдрами. – Давай же.

Он сел между моих ног, гордо демонстрируя своё хозяйство, ожидая реакции. Я шире раздвинула ноги. Его пальцы легко скользнули внутрь меня, и Гур улыбнулся, наконец направил член и стал мучительно медленно проникать внутрь. Я закинула ноги ему на плечи и согнула колени, плавно насаживаясь до упора. Кусая губы, Гур застонал:

– Вот Тьма! Ты такая горячая.

– Двигайся уже, – прорычала я.

Склонившись, Гур упёрся ладонями по бокам моих плеч и осторожно толкнулся, затем смелее, ещё смелее. Он млел от колыхания моих грудей при толчках. И… он сдерживался, растягивая удовольствие, и от этого плескавшиеся от его движений волны жара накатывали протяжно-дразняще, раскаляли, но не грели.

Мы слились в едином ритме, в одном дыхании, он плавно погружался в меня, распирая изнутри, заставляя судорожно всхлипнуть, прежде чем отступить – и снова переполнить. Огонь разливался по мне, кровь вскипала, дыхания не хватало, этот баланс на краю сводил с ума, и я зажмурилась – зажмурилась и представила тёмного, что это он проникает в меня почти болезненно глубоко, горячо, страстно – и сорвалась в лихорадочную дрожь горячего удовольствия.

Продолжая представлять, что это тёмный стягивает с плеч мои ноги, чтобы улечься на меня огромным телом, что это его губы ласкают моё ухо, это он короткими уверенными толчками долбиться в меня, заставляя подвывать от удовольствия и двигаться навстречу, сжиматься на нём от невыносимого возбуждения и истекать соками.

Продолжая воображать, что это его язык проникает в рот, заглушая бешеные вскрики, что из-за него всё внутри горит и испепеляется от вожделения, сминающего тело приступом сладкого одурения.

Представляя, что в его волосы зарываются пальцы, его плечи расцарапываю ногтями, что это он желает, и ему я шепчу: «Ну возьми же меня, возьми», что это он рычит на ухо и кусает, и исступлённо врывается в меня, вбивается, чтобы в судорогах ослепительного блаженства залить семенем.

Что это он целует и целует мои губы, и от его тепла мне так тепло, по коже бегают мурашки.

Что это он покрывает поцелуями моё лицо и бормочет:

– Ты невероятная, ослепительная, ты… ты…

Он целует, облизывает шею и ключицу, сжимает груди, снова загораясь желанием.

Что это тёмный переворачивает меня на живот и целует лопатки, плечи, щекоча влажным горячим членом бёдра.

Что это он, плотно обхватив коленями мои ноги, снова проникает внутрь, уже уверенный, что я выдержу всю силу его страсти.

Что это тёмный с такой звериной неистовостью рычит и вторгается в меня, оглушённую собственными стонами, придавленную к смятому, влажному покрывалу, обезумевшую от наслаждения, почти не прерываемого минутами ясности.

Что это он хочет меня всё сильнее, быстрее, глубже, подстёгиваемый моими стонами и встречными толчками бёдер.

Что от его движений скрипит и ходит ходуном кровать, а я уже лежу без движения – само воплощённое пламя, пока он рычит, всаживаясь и всаживаясь, потому что уже сейчас, вот скоро, буквально через мгновение его разорвёт от слишком острого удовольствия.

Что это он кричит в последних лихорадочных движениях и снова кончает в меня, задыхаясь от невыносимого удовольствия, усталости, счастья, от смеси бешеных чувств и ощущений.

Что это тёмный полулежит на мне, оглаживая мокрое плечо, бедро, переворачивая, прихватывая грудь, теребя сосок, целуя моё плечо, шею, ухо, висок. Тяжело дыша…

Что это от близости с ним меня переполняет ощущение счастья, будто внутри разливается свет…

Определённо стоит переспать с тёмным, чтобы избавиться от наваждения.

Села, потянулась и, найдя взглядом платье, наклонилась за ним.

– Лиа, – прошептал Гур, обхватывая меня за талию, пробираясь широкой ладонью к грудям. – Поехали с нами. Ты, я, Роно. У нас в семье жён берут по оркскому обычаю, то есть сразу на всю семью. Тебе понравится: ты слишком горячая для одного мужчины, тем более человека.

Я – и пара наёмников. Даже засмеялась, похлопала Гура по горячей руке:

– Приятель, я занята. Всерьёз и надолго. – Снова потянулась к платью.

Сев, Гур притиснул мою спину к груди, запустил руку между моих ног и сладко надавил на умопомрачительно-чувствительную выпуклость. Я застонала.

– Погоди, – шептал, поглаживая, проникая пальцами внутрь. – Побудь со мной ещё немного.

– Если покормишь. – Насадилась на его пальцы. – Вкусно покормишь: мясо, сыр, свежий хлеб. И молока. И будку с мёдом.

– Конечно, сладкая, конечно. – Гур целовал моё плечо, продолжая орудовать внутри, свободной рукой стискивая грудь. – Сейчас всё будет… Ох ты ж… ты просто нечто… ты… ни одна женщина меня так не возбуждала…

У него действительно снова стоял, и руки дрожали от нетерпения. Приподняв меня, Гур подпихнул член снизу и помог сесть на него до самого-самого упора – я шумно выдохнула. И снова представила, что это тёмный обхватывает, сминает, гладит и снова сминает мои груди, сжимает соски, слегка подталкивая бёдра.

Что это он обхватывает меня и помогает двигаться вверх-вниз всё быстрее и резче, пока я не сбиваюсь от удовольствия, и тогда он выходит из меня, разворачивает, запуская пальцы в волосы, и умоляет:

– Возьми, возьми его в рот…

Что это его горячий и твёрдый член я обхватываю губами и втягиваю до самого горла, и его пальцы стискивают мои волосы, направляя, задавая ритм. Что это его так дико возбуждает зрелище, как твердокаменная плоть врывается в рот, а моя ладонь скользит по толстому, перевитому венами основанию. Меня распирает от энергии, от желания двигаться, и я жадно сосу терпко-солёную головку, горячую, влажную, твёрдую…

Перед оргазмом он стал вскрикивать, положил ладонь на затылок, направляя на мелко содрогающийся член. Семени плеснулось совсем мало, но он гладил меня по волосам до выхода последней вязкой капли. Провёл дрожащими пальцами по горлу, я сглотнула. Член выскользнул изо рта.

Гур медленно лёг на бок и попытался положить меня рядом, но мне сама мысль о лежании без движения казалась кощунственной. Восхищённо глядя, Гур переводил дыхание:

– Ты нечто.

– Знаю. – Вывернулась из его рук, вытерлась краем покрывала и стала надевать платье.

Он ласкал меня взглядом, улыбался.

Оправив подол, протянула руку:

– Деньги на завтрак.

– На поясе ещё кошелёк, – Гур подпёр щёку ладонью.

Он следил за мной с ленивой жадностью и ничего не сказал, когда я забрала весь его тощий кошелёк. Взялась за ручку, но слова Гура меня остановили:

– Я здесь поживу немного. Заходи, когда захочешь.

Как показывал опыт, я хочу чаще, чем способен выдержать даже полуорк. На самом деле единственный, кто мог полностью удовлетворить мои потребности – Эсин, но он так далеко…

– Зайду, – я вышла в коридор.

Закрыла дверь.

Из комнаты, которую занимали мы с тёмным, выскользнула раскрасневшаяся хозяйка гостиницы. Оправляя подол, она заметила меня, покраснела ещё гуще.

Мы смотрели друг на друга.

Её губы были приоткрыты, зрачки расширены, грудь часто вздымалась, сквозь ткань выпирали соски худосочных грудей. Красные пятна расползались по шее.

«Она с тёмным трахалась», – осознала я, и мелкая дрожь пробежала вдоль спины, домчалась до кончиков ног.

Хозяйка гостиницы, похоже, тоже сообразила, почему я выхожу из чужой комнаты. Мы одновременно шагнули навстречу друг другу…

Глава 17

Молча разошлись, хозяйка – на лестницу, я – к двери комнаты.

Там пахло сексом.

На смятой постели, лёжа на боку, тёмный закутывался. Оглянулся, вдруг приподнял край одеяла:

– Погрей меня.

Точно зачарованная, я выронила глухо звякнувший кошелёк и пошла. Забралась на кровать, сунулась в тепло под одеялом.

– Спиной, – велел тёмный, лежавший в одной рубашке.

Прижалась к нему спиной, он обхватил меня под грудью и шумно втянул воздух у самого уха, понюхал шею. В его голосе слышалась усмешка:

– Орки очень яркие существа, в них словно играет солнце. Полуорки несут в себе лишь часть этого восхитительного сияния… Ты когда-нибудь пробовала с чистокровным орком?

– Нет, чистокровные же не покидают резерваций, а я так далеко не ездила.

Тёмный потянул подол моего платья. Кожа покрылась мурашками, я задрожала, мышцы налились свинцовой тяжестью трепетного возбуждения. Холодные пальцы скользнули по бедру, сминая ткань, пробираясь на ягодицы, поясницу, скользя вдоль позвоночника к лопаткам.

– Они буквально опаляют своим жаром, – шептал тёмный, вычерчивая завитки на моей левой лопатке. – И они выносливые, выносливее полукровок. Я бы сказал – неутомимые.

– Пробовал? – сипло спросила и зажмурилась.

Скольжение пальца по коже сводило с ума.

– Да. Жил несколько лет в исконных оркских землях. Еда там специфическая, но весёлое было время…

Он всё водил пальцем, и я задыхалась, дрожала, горела и изнывала.

– А я только с полуорками, – прошептала я. – Но они тоже впечатляют. Вот только что…

– Тсс, – тёмный прижался носом к моему затылку. – Не надо рассказывать, я не пресветлый, меня это не возбуждает. – Он перешёл на шёпот: – Предпочитаю другие способы.

Он прижал ладонь между лопаток, скользнул ею вниз, на живот, притиснул меня к себе так крепко, что я ощутила сквозь ткань жар его отвердевшего члена. Обезумевшее сердце рвалось из груди, я тяжело дышала.

– Ты такая тёплая, – сонно произнёс тёмный. – Спи.

Нужно было срочно успокоиться – я задыхалась, сердце бухало в висках, рука тёмного придавила неподъёмной тяжестью. И стало тревожно, даже страшно – хотелось бежать, спрятаться, кричать, прыгать, резать кожу – только бы избавиться от непонятного, раздиравшего сердце, лёгкие, всю меня ощущения.

– Не бойся, – прошептал тёмный. – Я не причиню тебе вреда… не сейчас точно.

Брызнули слёзы, но я не пыталась вырваться, просто лежала, и губы дрожали, пальцы дрожали. Стала скручиваться калачиком. Срывающимся шёпотом спросила:

– Ч-что т-ты дел-лаешь?

– Греюсь, – тёмный зарылся носом в мои волосы. – Не нравится – можешь уйти, я не буду удерживать.

Приподнялась, его рука соскользнула с моей талии. Я глубоко, часто дышала, голова пошла кругом, но в целом я успокоилась.

И чего, собственно, испугалась?

Вновь легла, сама придвинулась вплотную к тёмному, он меня обнял, как прежде.

И зачем к нему полезла? Я же позавтракать собиралась… но есть не хотелось. И двигаться больше не хотелось. Я просто лежала и дышала в такт вдохам тёмного…

– Тише, не разбуди, – прошептал тёмный.

Мне было холодно одной под одеялом.

– Прости, – отозвался от двери тихий мужской голос. – Ты уверен, что стоит говорить здесь?

В комнате царил мрак. Тёмный ответил:

– Не о чем больше говорить: решение я сейчас не изменю.

– Лучше бы ты занялся достойными.

– Ими могут и должны заниматься Противостоящие, а моим делом могу заняться только я.

Повисло тягостное молчание. Что-то щёлкнуло, я чуть не повернулась взглянуть, но удержалась. Наконец таинственный собеседник попросил:

– Пошли кого-нибудь ещё, как в других случаях.

– Я должен разобраться, в чём тут дело.

– Ты нужен в Дарготе.

Даргот – город-государство, где располагались официальные резиденции мировых магических орденов. Птичка-то у меня точно высокого полёта! «Птичка» возразила:

– Не преувеличивай, всё под контролем.

– Но…

– Хватит спорить, мне ещё вон сколько читать. Иди, отоспись, на тебе лица нет.

– Уж кто бы говорил. Вляпался, как мальчишка…

– И не напоминай, спать иди.

Щёлкнул засов. Подошедший к столу тёмный оказался передо мной, но я не осмелилась приоткрыть глаза. Не решилась плотнее закутаться в совсем не греющее одеяло.

Чирк – веки озарились пламенем свечи. Зашуршали бумаги. Тёмный сходил в маленькую комнатку, что-то положил на стол, переставил стул, уселся.

И стало тихо, только потрескивала свеча да время от времени шелестела бумага, перо.

Прошло довольно много времени, прежде чем подсмотрела: тёмный читал за столом, что-то выписывал…

Закрыла глаза. Шелестящие звуки напоминали часы, проведённые в полудрёме возле работающего Эсина.

Снова приоткрыла глаза: морщась, тёмный потирал правое плечо, перехватил перо левой рукой, сдвинул чернильницу и продолжил несколько неуверенно писать.

Шелестело перо, бумага… тёмный вынимал бумаги из кожаного пенала, раскладывал по стопкам, сворачивал, надписывал… Иногда замирал над каким-нибудь листом и рассеянно запускал пальцы в волосы, постукивал мягким кончиком пера по столу. Выражение лица тёмного при этом оставалось задумчиво-мягким, а Эсин во время работы постоянно хмурился.

Лёжа с закрытыми глазами, я вновь старалась представить, что рядом работает Эсин, но больше не могла: ритм письма, отсутствие гневного шелеста сминаемых страниц, неподвижность тёмного – всё напоминало о том, что рядом другой мужчина…

Сначала было ощущение возбуждения, потом – осознание, что я сплю, за этим – ласковое, почти невесомое поглаживание груди. Горячие пальцы скользили по коже, очерчивая грудь, рёбра, пробираясь по животу. Тёмный…

Я лежала на боку, сбивчивое дыхание щекотало ухо. Пальцы пробежались по бедру, чуть проворачивая меня. Злое мстительное возбуждение, терзавшее мужчину, уступало место простому и безыскусному желанию оплодотворить хорошенькую самку.

Чужую самку… Нет, мне определённо не понять некоторых мужчин.

Я лежала почти ничком, кожей ощущая это болезненное желание.

И восхитительное ощущение проникновение горячего, очень твёрдого тела.

И желание мужчины, чтобы я проснулась и всё поняла.

Но я решила подразнить:

– Ох, Бейл… – застонала. – Бейл…

Он придавил меня к постели, торопливо двигался, жарко сопя на ухо, стараясь засадить поглубже, чтобы я вскрикнула. Жар разливался, я тонула в нём и, охваченная судорогой, всё же застонала:

– Бейл…

– Это не твой муженёк, – прорычал хозяин гостиницы, неистово врываясь в меня, выдыхая: – Он мою жену отделал, а я – его. Уж я тебе засажу… будет знать… как чужих жён… как шляться по ночам…

Он так хотел, чтобы я вырывалась, я задёргалась – он сразу кончил, задыхаясь от восторга, от счастья, что заливает семенем чрево жены соперника, от ощущения свершившейся мести. Меня накрыло судорогой запоздалого удовольствия.

Хозяин мечтал, чтобы я разрыдалась, но мне не хотелось, по коже бегали колючие мурашки, меня переполняла энергия. Сев, я уставилась на завязывающего ширинку хозяина. Строго предупредила:

– Если не накормишь – пожалуюсь страже. И мужу. Он у меня мечник второго звена, живо отрежет причинное место за покушение на его собственность.

Хозяин побледнел так, что даже жёлтое сияние свечи не придавало его вытянувшемуся лицу здоровый цвет.

– Да-да, отрежет. – Злорадно ухмыльнулась. – Бывали прецеденты.

– Он первый… – промямлил хозяин.

– Сто золотых – и я молчу.

– Дваадцать, – хозяин молитвенно сложил руки.

Сторговались на семидесяти и бесплатной кормёжке меня. А тёмный… тёмному и в самом деле нечего шляться по ночам.

Глава 18

Таверна при постоялом дворе ещё не открылась, но для меня сделали исключение. Окинула зал недовольным взглядом: не слишком чисто, морёное дерево обивки и мебели создавало мрачное впечатление.

– Вы тёмным, что ли, служите? – покосилась на пришибленного хозяина.

– Ну… тут тёмный храм неподалёку.

– Ясно, – лениво прошлась к самому чистому на вид столу, уселась. – Чем порадуешь, хозяин?

Хозяин сник:

– Копчёности. Каша. Хлеб только вчерашний. Рыбное рагу… тоже вчерашнее. Лепёшки. Мёд… вино, пиво…

Предложения аппетита не вызвали. А поесть пора, даже если не хочется:

– Кашу с мёдом. Мята есть?

– Еесть.

– Завари. Тоже с мёдом, – махнула. – Поторопись.

Он метнулся в боковую дверь, а я подпёрла кулаками щёки и вздохнула.

Ну где же тёмный?

Что за дела у него тут, у птички моей высоко летающей?

И почему ему приспичило пойти на задание от Самранского храма тёмных? Понятно, почему меня отправили: Эсин негласно управляет всеми светлыми храмами страны, кого пошлёт, тот и пойдёт, он может даже со столичными тёмными пободаться относительно их кандидатов в наблюдатели или исполнители совместных расследований, но официально назначенного Его Темнейшеством следователя даже Есин не выставил бы из кабинета за сколь угодно язвительную шутку. А этого Эсин выставил. К тому же Эсин обязательно бы попросил меня охмурить дарготского следователя и глаз с него не спускать ни на секунду.

Да Эсин бы негодовал, если бы к нему направили тёмного следователя из самого Даргота: на такого практически невозможно повлиять, это угроза его авторитету, почти демонстрация силы противоположной стороны. Не говоря о том, что прибытие следователя тёмных из центра подразумевало бы необходимость вызвать оттуда же следователя светлых, а это Эсин точно счёл бы личным оскорблением.

Значит, мой тёмный скрыл принадлежность к храму Даргота.

В сердце проникал холод, под ложечкой мерзко сосало: что-то тут не так.

В чём смысл влезать в это дело с заднего хода? Ну ладно, Эсин мог издеваться, вешая на опытного следователя недоучку, а тёмному какая выгода? Шёл бы под прикрытием один, а меня с кем попроще отправили. Эсин не настолько всемогущ, чтобы о каждом шаге тёмных знать, провели бы своё независимое расследование.

А если Эсин по незнанию подсунул меня тёмному из вредности, даже не знаю, радоваться или огорчаться: вроде как помогла ему настроение улучшить, а вроде самой и не слишком радостно…

Выскочил хозяин с подносом, миг спустя передо мной оказалась холодная каша, плошка мёда и чашка, источавшая крепкий аромат мяты.

– Приятного аппетита, госпожа. – Хозяин поклонился. – Я буду там, если что понадобится – зовите, явлюсь в тот же миг.

Он вновь исчез в боковой двери, оставил её приоткрытой.

Продолжая гадать о мотивах Эсина и тёмного, поковыряла кашу, съела пару ложек. Вкус оказался не очень: идиотская идея – травы в кашу добавлять. Но не мне судить чужие вкусовые извращения. Набултыхав в чашку мёда, стала пить крепкий до горькости отвар.

«Какое дело обстряпывает тёмный? Не использует ли он меня, как прикрытие? – подула на отвар, глотнула ещё. – Все эти письма, таинственные посланники, дела с Противостоящими… Может, Эсин повесил меня на тёмного, чтобы лишить того свободы действий и отвлекать? Ну чем же на самом деле занимается тёмный?»

– Хозяин!

Он высунулся из укрытия.

– Иди-ка сюда и расскажи, как мы с супругом въехали, сколько я валялась без сознания, и чем он в это время занимался.

Вытирая руки о засаленное полотенце, хозяин послушно сел напротив, вздохнул:

– Ну… вы явились ночью. Тебя какой-то мужчина нёс, он недавно вот заглядывал. Утром к мужу твоему девушка какая-то пришла, он её с тобой сидеть оставил, а сам ушёл. Явился тока вечером, усталый и, кажись, злой. Его посыльный ждал, сумку ему передал, потом почти до закрытия сидел, ждал, когда муж твой сумку эту вернёт, потом ушёл вместе с девицей той, что за тобой присматривала. Ещё гонец был с прогнозом по граням. А потом ты прибежала с известием, что рана у него открылась…

– Ясно. – Залпом допила отвар. – Где тут у вас платья можно купить?

Конечно, надо собирать деньги на возврат долга, но ходить в ужасных длинных платьях – не моё.

– Готовые?

– Ну конечно, я не собираюсь в вашем захолустье задерживаться, – потёрла немеющие ладони.

Нахмурившись, хозяин буркнул:

– Рынок тут через две улицы, совсем рядом почти.

– Понятно, – встала, и всё закружилось.

Села.

– Давай помогу. – Хозяин перекинул мою руку через своё плечо и помог встать, поволок к лестнице. – Давай, давай, шевели ногами.

Что-то мне это совсем не нравилось, сердце сбоило, язык онемел, а по рукам и ногам полз холод. Внезапная ужасающая догадка помогла шевельнуть губами:

– Яд.

– Я эти деньги, – забормотал хозяин, втаскивая меня по лестнице, – своим горбом заработал и отдавать шлюхе не намерен.

– Тыыы… – задохнулась, по телу пробежала судорога.

– Скажу твоему муженьку, что ты от ревности траванулась ярской травой, что у нас для крыс припасена.

Я повалилась на верхние ступеньки лестницы: у ярской травы противоядия не было, с ней только тёмные справиться могли. А тёмного нет, а действует она быстро и парализует, я ни идти не смогу, ни на помощь позвать.

Подхватив меня на руки, хозяин потащился к дверям нашей комнаты. По моим немеющим щекам текли слёзы.

Это… нечестно! Я… умирать не хочу!

Толкнув дверь плечом, как Гур накануне, хозяин внёс меня в спальню, уложил поверх скомканной постели. Шею я повернуть не могла. Сначала краем глаза видела, как он зажигает свечу, потом слушала, как он расшвыривает вещи:

– Скажу… что у тебя была истерика… громила всё… обещала убить его…

Вот Тьма! Я задыхалась. Тьма! Ярская трава, насколько знаю, вызывала паралич мышц до полного угнетения дыхания. Хозяин счастливо выдохнул:

– Дееньги…

Да будь они прокляты! Слёзы текли и текли. Будь проклят этот хозяин гостиницы и его деньги! Он звякнул кубышкой со своими золотыми. Забрал свечу.

– Спокойного вечного сна, сука.

И хлопнул дверью.

Я осталась во тьме. Сердце оглушительно стучало, я старалась дышать глубже, но рёбра еле-еле поднимались. Тьма… я и впрямь умру.

Что делать?

Это тёмные с ядами на короткой ноге, а я что? Я о ярской траве знаю только потому, что в моём «Быке» ей крыс травили, а я заинтересовалась мешочком с незнакомой приправой – тогда мне и объяснили, чем употребление такой «приправы» могло закончиться, и вот теперь…

Что теперь делать?

Может, попробовать себя лечить? Но как? Этот яд действует где-то в глубине, дальше, чем способна действовать сила жизни, его надо разрушать силой смерти, тёмной магией.

Ну почему я не тёмная? Будь я тёмной, дотянулась бы до кристалла и вылечила себя в два счёта!

Ну где этот тёмный пропадает?!

Даже слёзы уже не текли, сердце билось страшно медленно.

Тёмный!

Так хотелось вскочить, вырваться из плена парализованного тела, из этой тьмы. Хотя бы из тьмы! Мысленно потянулась к кристаллу, послала образ, влила магию, и под потолком вспыхнул шар света – уже хорошо!

В ярко освещённой комнате было почти не страшно.

Почти.

Сердце едва билось, рёбра поднимались и опускались с трудом. Я умирала.

А тёмный…

И тут меня опалило надеждой. Погасив свет, мысленно потянулась к кристаллу, представила, как светящаяся надпись «Спаси» возникает перед тёмным, сильносильно на этом сосредоточилась и влила силу. От напряжения меня прошибло потом, активный запас магии влился в кристалл. Сердце снова бешено колотилось, дышать стало труднее в разы, но… надеюсь, я смогла дотянуться до тёмного.