Текст книги "На реках Вавилонских (СИ)"

Автор книги: Анна Курлаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Наталья сильно сомневалась, что свержение царя было таким уж великим делом, но в том, что народу нужен мир и хлеб, он был прав.

Речь встретили восторженными криками. Говорил Ленин страстно и убедительно – Наталья чувствовала, как невольно заражается его пылом. Рядом с ней кто-то прочувствованно произнес:

– Вот это человек!

Сквозь толпу пробралась группа женщин, неся большой каравай с солью. Ленин благосклонно принял подношение, прошел в царские комнаты, где его встречала отдельная делегация. А некоторое время спустя, вернувшись, снова забрался на броневик. Зарычав, броневик тронулся с места – и вся толпа за ним – по темным ночным улицам Петрограда.

Из толпы снова появилась радостная Лиза. Они с Михаилом обменялись счастливыми удовлетворенными взглядами. Наталья и сама испытывала странное воодушевление, будто в преддверии чего-то нового и непременно прекрасного.

***

Воодушевление возросло, когда в июне армия Юго-Западного фронта захватила Галич и продвинулась в направлении Калуша. Все газеты в один голос восторженно кричали о скорой победе и наперебой хвалили генерала Корнилова.

Однако надежды не оправдались – небольшая победа не повлекла за собой никакого перелома в войне, и всё пошло по-старому. Народ снова приуныл, а с фронта продолжали потоком идти дезертиры. Поговаривали, будто правительство собирается ввести смертную казнь, чтобы остановить бегство солдат. Петроград гудел как улей: возмущались, что смертную казнь отменили не затем, чтобы вернуть ее для несчастных отчаявшихся людей.

К лету усугубился продовольственный кризис. Совсем не стало молока, почти невозможно было достать яйца и овощи. Не хватало дров.

– Это из-за расстройства железных дорог, – как-то пояснил Петр, когда Наталья пожаловалась на нехватку продуктов. – Рабочей силы не хватает – половина на фронте, другая половина без конца бастует. Вот и происходят сбои с транспортом – что с речным, что с железнодорожным. Да еще и из некоторых провинций запретили вывоз продуктов.

Наталья сокрушенно покачала головой:

– Боюсь думать о том, что мы будем делать зимой.

Петр безнадежно махнул рукой:

– Что зима? Я бы беспокоился уже об осени.

Наталья зябко поежилась – несмотря на влажную летнюю жару, стало холодно. Будущее страшило. Только когда рядом был Михаил, он словно заражал ее своим несокрушимым энтузиазмом, заставляя забывать о любых трудностях.

Тем июльским днем Наталья возвращалась после похода по магазинам – приходилось обходить чуть ли не полгорода, чтобы найти более-менее приличные продукты. Со стороны Невского проспекта послышался шум – точно шла громадная толпа. Поколебавшись, Наталья направилась в ту сторону – посмотреть, что происходит. И тут же возникло чувство дежа вю, от которого в душе поднялась паника.

Тысячи солдат с полной боевой выкладкой и рабочих с красными знаменами «Вся власть Советам!» шествовали по улице. Многие были с женами и детьми. Шествие сопровождали легковые автомобили и военные грузовики. Толпа двигалась в сторону Мариинского дворца, где располагалось Временное правительство. Часть демонстрации отделилась, похоже, направляясь к Таврическому дворцу.

Наталья испуганно отшатнулась, прижавшись к стене дома – после ранения в феврале такие демонстрации внушали ей ужас. Впрочем, никто не обратил на нее внимания, и она бегом помчалась домой – подальше от беспорядков. Уже заходя в подъезд, она услышала отдаленные оружейные выстрелы и пулеметную стрельбу. «Когда же это закончится!» – в отчаянии подумала Наталья, поспешно закрывая за собой дверь.

Ни Лизы, ни Михаила дома не было, и в пустоте квартиры стало жутко. Особенно когда начали сгущаться сумерки. Под окнами то и дело проезжали машины, в которых сидели вооруженные пулеметами люди с красными флагами в руках. Наталья пыталась занять себя чтением, но не могла сосредоточиться, поминутно вздрагивая от криков и выстрелов, доносившихся снаружи.

Лиза и Михаил вернулись вместе за полночь. Выглядели они уставшими и раздраженными. К тому времени стрельба и шум на улицах прекратились, воцарилась тишина, которая, однако, не приносила облегчения.

– Черт-те что творится! – в сердцах воскликнул Михаил, плюхнувшись в кресло. – К чему эти беспорядки? Чего добивались? Нельзя захватить власть, пока большинство рабочих нас не поддерживает.

– Идиотизм, – согласилась Лиза, сев на диван рядом с Натальей и устало прикрыв глаза. – Только настроили против себя Временное правительство и дали повод для санкций.

Ее слова подтвердились уже на следующий день. Когда выступления повторились, правительство приняло серьезные меры, чтобы успокоить восставших, а большевиков обвинили, как зачинщиков. Наталья теперь боялась выходить из квартиры, и новости она большей частью узнавала от Михаила.

– Правительство воспользовалось предлогом, чтобы убрать наш штаб из особняка Кшесинской, – мрачно сообщил он еще через день. – Давно об этом мечтали, а тут такой случай. И ведь сами же – сами! – дали повод. И вот пожалуйста – конфисковали оружие и арестовали несколько наших. А в довершение всего – вот это!

Михаил раздраженным жестом протянул Наталье газету «Живое слово». Там под громким заголовком «Ленин, Ганецкий и Козловский – немецкие шпионы!» следовала разгромная статья, утверждавшая, что главари большевиков, получили заказ от Германии уничтожить Россию и все их действия (в том числе и последнее восстание) направлены к этой цели.

– Это ж надо сочинить такой бред! – возмущался Михаил.

Наталья же подумала: а не было ли в обвинениях доли правды? Она бы не удивилась. Однако озвучивать свои мысли не стала.

Когда пару дней спустя Наталья решилась выйти в город, весь он гудел от слухов о контактах большевиков с Германией. Об этом говорили все: мальчишки-разносчики, дворники, продавцы, прохожие останавливались, чтобы обсудить всё ту же тему. «Ленин – провокатор», – так и слышалось со всех сторон. Газетчики кричали, что обвинения в сговоре с врагами – установленный факт.

Дома Наталья спросила Лизу, что она думает о них (задать этот вопрос Михаилу она ни за что не решилась бы). Лиза возмущенно отвергла инсинуации, чего, в общем-то, Наталья и ожидала. При первом представившемся случае она спросила мнение Петра.

– Честно говоря, не знаю, – задумчиво ответил он. – Не хотелось бы верить, но боюсь, слухи все-таки могут оказаться правдой.

Наталья кивнула, соглашаясь – примерно то же самое думала и она.

Естественным следствием слухов стала травля. К тому же небольшой успех на Юго-Западном фронте прервался контрнаступлением германских войск. Солдаты отказывались воевать, успешно начатое наступление остановилось, русские войска несли тяжелые потери. Наталья читала газетные отчеты о положении на фронте со всё возрастающим беспокойством. Она могла понять уставших, измученных людей, стремившихся вернуться домой. Но неужели они не сознавали, что дезертирство приведет не к миру, а к захвату России Германией? Неужели ни у кого не осталось стремления защищать Родину?

День спустя мрачный Михаил сообщил, что правительство отобрало у большевиков не только особняк Кшесинской, но и Петропавловскую крепость. На Неве развели мосты, чтобы помешать рабочим и солдатам, участвовавшим в восстании, скрыться в фабрично-заводских районах левого берега. Запретили собрания на улицах. Вышел приказ сдать всё оружие.

– Керенский призывал проклятия на головы восставших, обвинял их в предательстве Родины, – устало рассказывал Михаил вечером за ужином. – Он издал приказ об аресте Ленина. Но Ленин не виноват в этом глупом восстании! Конечно – нашли козла отпущения! Теперь все шишки повалятся на большевиков.

Ленина арестовать не удалось, зато начались массовые аресты всех, кто вызывал хоть какое-то подозрение. Схватить могли просто за неподобающие разговоры на улице. В квартире Бергманов стало тихо и пусто – товарищи опасались ходить в такое время по городу, и собрания временно прекратились. Зато Михаил с Лизой теперь почти не выходили из дома, и у Натальи была постоянная компания.

Они жадно просматривали газеты, которые прямо в квартиру приносил мальчишка-рассыльный, и изредка выходили, разведать ситуацию. В печати продолжали нападать на Ленина, обвиняя его в побеге, отказе подчиниться аресту, и строили догадки о его местопребывании. Михаил презрительно хмыкал на эти предположения.

Продолжались погромы всех помещений, хоть как-то связанных с большевиками, и изъятие оружия. Оставшиеся на свободе делали всё, что могли, чтобы помочь арестованным товарищам. Петербургский комитет специально для этого создал организацию «Пролетарский Красный Крест» по сбору средств в помощь арестованным и их семьям. Наталья выразила желание поучаствовать, и Лиза нашла для нее задание: разносить собранные средства семьям и передачи арестованным. Было немного страшно – всё казалось, что ее саму того и гляди арестуют, – но вскоре Наталья привыкла и с энтузиазмом бегала по Петрограду, находя удовольствие в том, что приносила утешение несчастным.

А вот Лиза с каждым днем становилась всё мрачнее и издерганнее. Она кружила по квартире, словно зверь в клетке, и на все попытки Натальи успокоить ее лишь огрызалась.

– Оставьте ее в покое, – добродушно посоветовал Михаил. – В таком состоянии с ней лучше не связываться – по опыту вам говорю.

Он улыбнулся, подмигнув Наталье, и она засмеялась. Сам он к этому времени повеселел, вернув себе прежнюю уверенность.

– А вы почему так спокойны? – поинтересовалась Наталья.

Михаил пожал плечами:

– Вся эта кутерьма – ненадолго. Вот уже начали сваливать вину на евреев, социалистов, либералов и буржуазию. Я недавно слышал на улице, как один шибко умный оратор призывал громить жидов, виновных в братоубийственной войне.

– И что в этом хорошего? – недоуменно спросила Наталья.

– Раз переключились на поиск других врагов, значит, против нас им нечего на самом деле выдвинуть. И когда волнения утихнут, мы вернемся к прежним позициям. А может, еще и к лучшим.

– Иногда я удивляюсь, в кого ты такой оптимист? – послышался из соседней комнаты голос Лизы.

Михаил весело усмехнулся, бросив на Наталью многозначительный взгляд, едва слышно прошептал:

– Видите: ей уже надоело дуться, – и громко добавил: – В тебя, дорогая сестра!

Наталья тихонько засмеялась. Лиза появилась в дверях и, сложив руки на груди, сердито уставилась на брата. Однако в ее глазах плясали смешинки.

Последней попыткой подорвать авторитет большевиков стали пышные похороны погибших во время восстания казаков.

Наталья не пошла на это мероприятие, но наблюдала из окна квартиры за шествием по Невскому проспекту. С самого утра он был запружен людьми, выстроившимися вдоль пути следования кортежа.

Где-то около полудня раздался выстрел пушки Петропавловской крепости. Зазвонили колокола Исаакиевского собора. И вот показалась процессия. Впереди шли трубачи, за ними следовал эскадрон казаков с пиками, украшенными черным крепом; священнослужители в развевающихся черных одеждах, несшие высокие кресты, хоругви и курящиеся кадила; ряды мальчиков-хористов, высшие чины церкви, хоры. Убитых казаков поместили на семь пушечных лафетов, запряженных лошадьми. За каждым скакала лошадь без всадника. Замыкали кортеж правительственные служащие, представители Советов, делегации и бесконечные шеренги воинских частей. К звону колоколов Исаакиевского собора присоединились колокола других церквей.

Выглядело шествие невероятно торжественно и пышно. Вот только не понятно, почему такая честь именно этим казакам? А в феврале сколько людей погибло – о них никто не вспомнил. Наверное, прав был Михаил, что правительство просто хочет настроить народ против большевиков. Для того и устраивает показательные мероприятия.

Позже Петр, ходивший на похороны, сообщил, что Керенский говорил в соборе пылкую речь.

– Назвал этих казаков героями, павшими в борьбе за Родину, свободу и честное имя гражданина России! Призвал поклясться пресекать все попытки подстрекательства к анархии и беспорядкам.

Обычно настроенный весьма умеренно, он был возмущен явной провокацией Керенского. Михаил пожал плечами с видом: «Как я и говорил».

Газеты пестрели пафосными воззваниями. Наталья из любопытства просматривавшая утреннюю прессу, то и дело натыкалась на статьи, призывавшие спасти Родину от внутренних врагов и объявлявшие Думу единственным органом, способным усмирить беспорядки. И хотя Наталья подозревала, что обвинения Ленина в сговоре с немецким кайзером могут быть не беспочвенными, все-таки считала развернувшуюся травлю большевиков несправедливой. Просто люди нашли, кого можно обвинить во всех грехах.

Она даже стала принимать участие в подготовке, а потом и распространении листовок, оправдывающих большевиков.

Однако страсти быстро улеглись, и уже в августе правительство вынуждено было начать отпускать арестованных. А на местных выборах число голосов, поданных за большевиков, значительно увеличилось. Лиза повеселела и стала как прежде энергичной и жизнерадостной. А Наталья преисполнилась глубокого уважения к аналитическим способностям Михаила – как он сразу понял, что именно этим и закончится?

Она стала расспрашивать его о политике, которой прежде не интересовалась, и постепенно заражалась его энтузиазмом. Будущее перестало пугать, несмотря на продолжавшуюся в стране неразбериху. Михаил умел внушить уверенность, что всё уладится и они построят царство справедливости в самое ближайшее время.

Глава 6

Время шло, а ситуация если и менялась, то в худшую сторону. Беспорядки увеличивались с каждым днем: росло насилие среди крестьян, воинственность среди заводских рабочих, положение с производством и продовольствием стало катастрофическим, цены взмыли вверх. Зато влияние большевиков значительно усилилось – они умело извлекали выгоду из сложившегося положения и ждали подходящего момента для вооруженного восстания. А когда немцы оккупировали Ригу, люди стали спешно покидать Петроград. В городе воцарилась паника.

Наталья активно участвовала в собраниях, обсуждениях и подготовке восстания. Для нее – как и для всех – стало очевидным, что правительство Керенского не справляется с ситуацией, а значит, кто-то должен его заменить. Газеты пестрели заявлениями: «Правительство не обеспечивает восстановления порядка и не дает гарантии безопасности личности и собственности», – и воззваниями: «Расхищению государственной власти центральными и местными комитетами и Советами должен быть немедленно и резко поставлен предел».

С каждым днем Наталья проникалась всё большим восхищением и уважением к Михаилу. Однажды она даже сказала ему, что из него вышел бы замечательный глава государства. Он искренне рассмеялся:

– О, нет! Я не стремлюсь к таким вершинам власти. Для того есть люди более подготовленные. Я лишь хочу помочь этим людям навести порядок в стране.

Наталья не стала спорить, но в глубине души осталось убеждение, что это дело как раз для него.

В конце августа начали поступать тревожные известия о призывах рабочих к мятежу со стороны таинственных людей в солдатской форме. И вдруг Керенский объявил Петроград на военном положении.

– Он пытается не пустить Корнилова, – объяснил Михаил, когда Наталья поинтересовалась, что происходит. – Однако о приближении войск молчит. Сообщил лишь, что Корнилов потребовал передачи ему власти.

Корнилов в ответ опубликовал обращение, в котором обвинил Керенского, Временное правительство и большевиков в сговоре с германским Генеральным штабом. Михаил с презрительной гримасой показал Наталье газету с этим воззванием. Оно показалось ей ужасно пафосным и неискренним. А главное – заставляло опасаться того, что начнется гражданская война. Как будто им не хватало затянувшейся войны с Германией!

На последнее воскресенье августа назначили празднование полугодового юбилея Февральской революции. Вчетвером – Наталья, Михаил, Лиза и Петр – вышли из дома, чтобы принять участие в праздничной демонстрации. На улице сияло солнце, теплый воздух был кристально чистым. Крупные буквы плакатов, во множестве расклеенных по городу, напоминали о массовых митингах, которые должны были состояться в главных собраниях и концертных залах.

Самое большое собрание образовалось в Смольном, который с начала августа стал штаб-квартирой Совета. Там шли оживленные дебаты об угрозе контрреволюции. Среди собравшихся ходили слухи о разрыве между Керенским и Корниловым и о том, что Корнилов ведет войска в столицу, чтобы захватить власть.

– Само Временное правительство создало почву для контрреволюции. Только проведение решительной программы «Республика, мир и хлеб» может вселить в массы доверие к власти, – вещал один из ораторов – молодой человек в тужурке.

– Неужели правда? – с беспокойством спросила Наталья. – Ведь тогда война…

Михаил хмуро кивнул, но тут же ободряюще улыбнулся ей:

– Может, прямого столкновения и не случится. Надо постараться остановить Корнилова, пока он не дошел до Петрограда. И ради этого можно временно объединиться с правительством.

На эту-то задачу кинули все силы. День, предполагавшийся стать праздником, превратился в немного суматошную, но четко организованную работу. Лиза бегала по городу, организовывая систему связи с посыльными от каждого района при штаб-квартире Петербургского комитета и круглосуточные дежурства. Петр с Михаилом сосредоточились на военном планировании и общей организации не только большевиков, но и других левых групп, направляя все ресурсы на борьбу с Корниловым. Наталья отправилась в штаб для изготовления листовок, призывающих рабочих и солдат к оружию.

В помещении военки стоял гвалт: разговаривали люди, шумели печатные машины. В комнатах теснились солдаты, рабочие, пропагандисты, агитаторы. Вся эта толпа шумела, двигалась, торопилась, брала газеты, листовки, книжки, вливалась в помещение и выливалась из него.

Неподалеку от Натальи какой-то рабочий требовал немедленно направить к ним на завод агитатора, поскольку военный наряд солдат только что отказался повиноваться офицеру-черносотенцу и необходимо использовать это настроение. Другой рабочий требовал литературы для распространения в расположенной по соседству с заводом воинской части. В дальнем углу группа рабочих договаривалась с двумя солдатами, как наладить вынос винтовок из цейхгауза. Шум, толкотня, новые группы солдат и рабочих, вливавшихся в помещение, беспрерывные телефонные звонки.

Наталья привычно не обращала внимания на окружающую обстановку, сосредоточившись на работе: отточенными жестами заправляла бумагу, опускала раму, нажимала рычаг, вынимала и складывала в стопку готовые листовки.

– Как дела? – раздался за спиной негромкий голос, однако пробившийся сквозь царящий вокруг гомон.

Наталья вздрогнула, резко обернувшись, и обнаружила улыбавшегося Михаила.

– Извините, что напугал, – покаялся тот с веселыми искрами в глазах.

Наталья улыбнулась в ответ. Вопреки любым трудностям и тревогам, стоило ей увидеть Михаила, как в груди разливалась безудержная радость. Это одновременно смущало и окрыляло ее. Особенно, когда он вот так смотрел – с теплотой и любованием в темных глазах.

С трудом заставив себя отвести взгляд, Наталья вернулась к работе.

– Всё в порядке. А у вас?

– Прекрасно. Вооружаем гарнизоны, ведем агитацию среди почтово-телеграфных и железнодорожных служащих, и среди вражеских частей. Рабочие на всякий случай роют окопы и возводят баррикады на южных подступах к городу. Но это лишь предосторожность – уверен, Корнилов до Петрограда не дойдет.

Наталья научилась доверять его оценке событий – Михаил редко ошибался, – и от его слов сразу стало спокойнее, а напряжение, сковывавшее ее весь день, отпустило.

– Я ненадолго – иду сейчас разбирать железнодорожные пути.

Значит, он помнил о ней даже в такой суматохе и зашел проведать. От понимания этого губы тронула счастливая улыбка и вспыхнуло тепло в сердце. Михаил пообещал, что вечером зайдет, чтобы проводить ее домой, и исчез. Весь оставшийся день улыбка не сходила с лица Натальи, которая с трудом сдерживала желание начать напевать что-нибудь веселое.

***

Несколько следующих дней прошли в напряженном ожидании. Однако, несмотря на трудности и угрозу гражданской войны, Наталья никогда еще не была так счастлива. Она печатала листовки, разносила их, бегала по различным поручениям и сделала бы что угодно ради одобрительной улыбки Михаила и восхищения в его глазах.

Тридцатого августа всё внезапно закончилось: мятеж был подавлен без единой стычки между войсками Корнилова и силами правительства. Подрывную работу провели столь хорошо, что солдаты сами отказались идти на Петроград. Да и невозможно стало продвижение: железные дороги встали, служащие отказывались перевозить войска. Корнилову ничего не оставалось, как сложить оружие и сдаться на милость Керенского, который тут же переназначил генералов и провозгласил себя верховным главнокомандующим. И воспользовался сложившейся ситуацией, чтобы начать создавать авторитарное государство.

Действия Керенского вызвали новую волну возмущения правительством. В столице снова начались волнения, не дошедшие до уровня серьезных беспорядков, но всё же достаточно серьезные. Все демонстрации шли против Временного правительства. Наталья в них не участвовала, но видела издалека несколько шествий с плакатами: «Долой десять министров-капиталистов!», «Вся власть Советам!»

Петроград волновался и бурлил, политические партии грызлись друг с другом, авторитет Керенского рухнул окончательно. Ситуация с продуктами и топливом стала еще хуже: приходилось прикладывать немало усилий и выстаивать бесконечные очереди, чтобы достать хоть какую-то еду. Хлеб – да и многие другие продукты – стали выдавать только по карточкам. Наталья с института привыкла довольствоваться простой пищей, без изысков, но сейчас не хватало самого необходимого. Товарищи из кружка подсказывали места, где можно разжиться хотя бы картошкой и крупами – о хлебе почти и не помнили, он представлялся чем-то празднично-сказочным. И всё же среди них царило воодушевление.

– Это потому что беспорядки и трудности упрочивают наши позиции, – пояснила Лиза как-то вечером, когда они вдвоем чинили одежду, сидя возле керосиновой лампы. – Чем больше люди недовольны правительством, тем охотнее поддержат нас.

– Да, но сможем ли мы справиться с ситуацией? – спросила Наталья, отрывая зубами нитку.

– Конечно! – Лиза возмущенно фыркнула, ни секунды не сомневаясь во всемогуществе партии.

Наталья вздохнула. Временами ей становилось страшно, но она усиленно гнала это чувство, убеждая себя, что надо только немного потерпеть.

К облегчению Натальи, уличные демонстрации вскоре прекратились, по городу стало можно ходить, не опасаясь быть втянутой в очередную передрягу.

В тот день она вернулась домой после очередного бесконечного стояния в очередях за продуктами и обнаружила у подъезда Петра – явно кого-то поджидавшего. Он радостно улыбнулся при виде нее, предложил донести сумки, а потом нерешительно спросил:

– Наталья Кирилловна, не хотели бы вы погулять? В последнее время было столько волнений… Я… Думаю, неплохо было бы немного отвлечься и отдохнуть…

Он замолчал, крутя в руках черный картуз и опустив взгляд под ноги. Наталья подумала, что Михаил с Лизой вернутся еще не скоро, ужин приготовить она успеет. Так почему бы действительно не отдохнуть? И она согласилась. Петр просиял такой счастливой улыбкой, что на мгновение Наталья засомневалась – а не зря ли она приняла его приглашение? Но тут же отбросила эти мысли.

Погода стояла по-летнему теплая, но небо хмурилось и с Невы дул пронизывающий ветер, который трепал остатки афиш и листовок на стенах домов. Всё затихло, лишь прохожие спешили по своим делам, да громыхали время от времени полупустые трамваи.

После недавней бурной деятельности, улицы казались вымершими. Наталья с Петром прошли до Летнего сада, обсуждая дальнейшие перспективы революции.

– Как вы попали к большевикам? – поинтересовалась Наталья – ей всегда казалось, что он для этого слишком либерал.

– Верите – сам не знаю. Наверное, по молодости и по глупости, – покачал головой Петр и, немного помолчав, добавил: – Ну и следуя за Мишей, конечно. Он умеет убеждать.

– О да, – согласилась Наталья, мечтательно улыбнувшись.

Некоторое время они молча шли по аллее мимо изящных статуй. В Летнем саду тоже почти никого не было – лишь изредка встречалась гуляющая публика, да торговцы, кричавшие что-нибудь вроде:

– Гоните рублики – купите бублики!

Наталья думала о Михаиле. Интересно, испытывает ли он к ней хотя бы толику тех чувств, что испытывает к нему она? Или с ее стороны глупо надеяться на взаимность – ведь для него на первом месте всегда будет революция.

– Наталья Кирилловна, – Петр вдруг остановился, вырвав ее из размышлений, и она тоже встала, вопросительно посмотрев на него. – Я хотел вас спросить… – он помолчал, будто собираясь с силами, и, вздохнув, решительно посмотрел ей в глаза. – Не согласитесь ли вы… то есть… я… Выходите за меня замуж?

– О, – Наталья отступила, пораженная предложением.

Она считала Петра хорошим другом и до сих пор была уверена, что и он относится к ней точно так же. Он, видимо, догадался обо всем по выражению ее лица, и в его глазах появилась паника. Наталья чувствовала себя просто ужасно – она и не представляла, что отказывать кому-то так тяжело.

– Петр Иванович, мне очень жаль, – тихо произнесла она, стараясь не смотреть ему в лицо. – Вы мне нравитесь, но не в таком смысле. Простите.

– Понятно, – мрачно ответил он. – Что ж…

Не договорив, он медленно пошел дальше по аллее, и Наталья последовала за ним, не представляя, что еще можно сказать. Между ними повисло неловкое молчание, прогулка была испорчена, и они вернулись.

– Простите еще раз Петр Иванович, – Наталья сжала его ладонь, прощаясь. – Я не хотела вас ранить и не думала…

– Нет-нет, – он мотнул головой. – Вы ни в чем не виноваты.

Вопреки его заверениям, Наталья все же чувствовала себя виноватой, и ей стало неуютно в присутствии Петра. Будто чувствуя это, он стал появляться всё реже и реже.

– Что это с Петей? – спросила однажды заметившая его мрачное настроение Лиза.

– Он просил меня стать его женой, – со вздохом призналась Наталья. – Я отказала.

Она боялась, Лиза станет говорить, что она сглупила и это удачная партия для нее. Но ничего подобного. Лиза пожала плечами:

– Конечно, ты же любишь не его. Удивляюсь, как он сам этого не понял. Могли бы избежать неловкой ситуации.

Наталья пораженно уставилась на нее. Неужели Лиза догадалась? Однако она не стала продолжать тему, и Наталья порадовалась этому. Нет, наверное, она не знает – Наталья ведь сама поняла не так давно, так откуда знать Лизе?

***

Начало осени прошло в волнениях и сомнениях: так ли необходимо вооруженное восстание, или можно взять власть мирным путем? Многие лидеры большевиков настаивали на последнем, но Ленин с каждым днем всё больше склонялся к первому.

А после заседания Предпарламента в октябре, закончившегося скандалом, по городу распространились слухи о дальнейших шагах большевиков. Повсюду – в очередях, трамваях, просто на улицах – все только и говорили, что о восстании. Наталья презрительно хмыкала, заслышав подобные разговоры, она-то знала, что в рядах большевиков единства нет: многие по-прежнему считали, что перехват власти преждевременен; однако другая часть партии стремилась к скорейшему восстанию.

Михаил выступал за немедленные решительные действия, однако признавал общую неподготовленность.

– Несмотря на агитацию, в большинстве районов царит безразличие и выжидательное настроение, а некоторые и вовсе не имеют ни малейшего желания выступать. Не говоря уже о том, что нам не хватает оружия и боеприпасов.

– Но? – спросила Наталья, чувствуя, что есть что-то еще.

– Но если мы промедлим, нам уже никогда не взять власть в свои руки. Однако нужен подходящий предлог, чтобы убедить массы: любые действия против правительства – это защита Советов.

И вдруг в середине октября Временное правительство объявило о переброске значительной части Петроградского гарнизона на фронт. Вот он повод начать решающее сражение с Керенским! И он сам его так любезно предоставил.

В то же время германская авиация и десантные части захватили небольшие, но важные острова Эзель и Моон у входа в Рижский залив и остров Даго у входа в финский залив. Немцы наступали, и с новой силой вспыхнули страхи, что они могут дойти и до Петрограда. Военные поражения вызвали бурю взаимных обвинений. Правительство винило балтийских матросов. Левые силы винили правительство в умышленном ослаблении обороны. А тут еще появились слухи, будто Керенский собирается сдать Петроград, чтобы удушить революцию.

– Это правда? – спросила Наталья однажды вечером после того, как тут и там слышала в городе подобные обвинения. – Он способен на такое предательство?

– Не уверен, – покачал головой Михаил. – Однако Временное правительство собирается перебраться в Москву – и это точно.

А тревога в Петрограде возрастала. Гарнизонные части наотрез отказались подчиняться Временному правительству. Гарнизон бурлил, всё же пока не доходя до открытого восстания.

– Время не на нашей стороне, – озабоченно говорил Михаил. – Правительство может воспользоваться недовольством фронтовых солдат.

На всех складах оружия и боеприпасов, во всех частях гарнизона комиссаров, поддерживавших правительство, потихоньку заменяли на тех, кто был на стороне революции. И двадцать второго октября Военно-революционный комитет в сущности взял в свои руки руководство гарнизоном. Это был уже прямой бунт.

Самые популярные ораторы большевиков выступали на митингах, аккуратно направляя сознание масс в нужную сторону. Наталья ходила на один такой митинг на правом берегу Невы.

Громадная масса рабочих, солдат и горожан из среднего сословия заполнила колоссальный зал. Все хотели увидеть и услышать легендарного Троцкого. Наталья старалась держаться с краю, не сливаясь с толпой. Рядом с ней люди переговаривались, в основном высказывая недовольство затянувшейся войной и пассивностью правительства.

И вот на трибуну поднялся среднего роста человек с темными пышными кудрями и в очках. Во внешности его не было ничего особенного, но лицо сияло тем воодушевлением, которое способно вести за собой толпы.

– Товарищи! – начал он, и в зале моментально воцарилась благоговейная тишина. – Петроград находится на грани сдачи немцам. Рабочие и солдаты сами должны взять на себя ответственность за защиту подступов к столице. Революционный пожар, разожженный большевиками, будет настолько силен, что охватит не только Россию, но и весь мир! Взяв власть в свои руки, Советы дадут мир, отменят частную собственность, конфискуют зерно, припрятанное помещиками, излишки денег, одежды, обуви у буржуазии, раздадут землю крестьянам.