Текст книги "На реках Вавилонских (СИ)"

Автор книги: Анна Курлаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

– Упокой, Господи, ее душу, – с глубокой благодарностью произнесла Наталья – как же хорошо, что нашлись люди, позаботившиеся о ее сыне, когда сама она не могла этого сделать. – Светлая память этой доброй женщине.

Павлик кивнул и продолжил:

– Сейчас я работаю инженером в научно-исследовательском институте.

– Ты женат? – спросила Наталья и одновременно бросила быстрый взгляд на его руки: на безымянном пальце красовалось тонкое золотое колечко.

– Да, – улыбнулся он. – Я познакомлю тебя с ней. Оля – чудесная. Уверен, вы подружитесь.

Павлик рассказывал еще о работе, друзьях, коллегах. Но больше всего – об Оле. Когда он говорил о ней, его глаза сияли, а лицо освещала нежная улыбка. На мгновение сердце Натальи кольнуло болезненной ревностью. Эта пока незнакомая ей женщина была для Павлика гораздо более родной и близкой, чем она. Но Наталья строго велела себе выбросить из головы глупости. Радоваться надо, что сын счастлив, что смог устроить свою жизнь. Хоть и без нее. И не ныть, а сделать всё, чтобы стать с ним семьей.

Незаметно они переместились с кухни в комнату, где Наталья усадила Павлика за круглый столик, покрытый бежевой скатертью, поспешно убрав с него учебные пособия и тетради и бросив их на узкую металлическую кровать, достала из шкафа толстый альбом с фотографиями в потертой обложке. Павлик с любопытством рассматривал фотографии, задавал вопросы и настолько явно стремился узнать ее поближе, что все негативные эмоции испарились, сменившись сияющим, всепоглощающим счастьем.

На первой странице были фотографии с Таней, сделанные в день Победы. Они так больше и не встретились. Хотя Наталья скучала по боевой подруге – до сих пор скучала, – она была слишком занята поисками сына, чтобы искать кого-то еще. А потом решила, что уже слишком поздно. Пыталась ли найти ее Таня или посчитала это невыполнимой задачей, Наталья не знала. Но сейчас вдруг остро – до боли в сердце вспомнилось, как они прощались тогда на вокзале, обнимаясь и плача. Где-то сейчас Танюшка? Как ей живется?

Дальше шли несколько фотографий с соседками по ленинградской квартире. С ними Наталья поддерживала связь, переписывалась. Знала, что все, кроме Тамары, повыходили замуж, и у них хорошие семьи. Наталья бережно хранила в сердце привязанность и благодарность к девочкам. Вместе, поддерживая друг друга, они прошли через тяжелые послевоенные годы.

А потом шли фотографии детей – ее учеников, дорогих малышей, которым она отдавала нерастраченную материнскую нежность, и которые горячо любили ее в ответ. И продолжали постоянно навещать, даже перейдя в старшие классы. Как когда-то давным-давно ее подшефные седьмушки.

– Вот и вся моя жизнь, – немного смущенно улыбнулась Наталья, закрывая альбом. – Ничего особенного.

– Неправда! – горячо возразил Павлик, заставив улыбнуться шире. – Это прекрасная и удивительная жизнь. И уверен, ты прекрасная учительница.

Наталья засмеялась, одновременно чуть не плача. Слова сына, его такая по-детски наивная убежденность в том, что его мама самая лучшая, тронули ее до глубины души.

– Спасибо, мой мальчик, – прошептала она.

Павлик на мгновение замер, кажется, даже дыхание задерживая, а потом вдруг резко подался вперед и обнял ее, крепко-крепко прижав к себе и спрятав лицо на плече. Наталья в свою очередь обняла его – сначала осторожно, боясь спугнуть, а потом от всей души, – чувствуя, как всё ее существо затопляет горячая волна счастья.

***

В гости к новообретенному сыну и пока еще незнакомой невестке Наталья отправилась на следующий день после уроков. Они договорились, что Павлик встретит ее возле школы в половине седьмого.

Наталья была так взбудоражена, что почти не спала ночью. И если после обеда на уставший организм напало состояние сонной прострации, то чем ближе было назначенное время, тем сильнее она начинала нервничать. Случившееся накануне казалось прекрасным сном, и Наталья до дрожи боялась выйти из школы и никого не увидеть.

Выйдя за школьные ворота с замирающим от предвкушения и страха сердцем, Наталья огляделась и… никого не увидела. Улица была пуста. То есть не пуста, конечно: по ней двигались в разных направлениях люди, торопящиеся домой после рабочего дня. Но Павлика не было. Наталья застыла с ощущением, будто желудок проваливается куда-то в бездну. В глазах потемнело, а в голове метались бессвязные обрывки мыслей.

– Мам? – вдруг окликнул ее уже ставший родным голос. – Прости, что опоздал. Долго ждала?

Наталья живо повернулась к запыхавшемуся Павлику и покачала головой, расплывшись в широкой улыбке. Настоящий. Не сон.

– Мам, ты чего? – встревоженно спросил Павлик, подходя к ней. – Почему плачешь?

– Разве я плачу? – Наталья удивленно провела ладонью по щеке, действительно почувствовав влагу, и вздохнула: – Ерунда. Не обращай внимания.

Но Павлик не отставал, и пришлось рассказать о своих сомнениях. Пока они шли переулками и небольшими улочками в сторону Марьиной рощи, он молчал, о чем-то размышляя.

– Не огорчайся ты так, – не выдержала Наталья. – У меня это просто с непривычки – пройдет постепенно.

Павлик сдержанно улыбнулся, но ничего не ответил, вместо этого указав на виднеющийся впереди многоэтажный дом:

– Почти пришли. Я живу вон там.

– Так близко… – удивленно выдохнула Наталья.

– Поразительно, да? – согласился Павлик. – Тоже об этом думал.

Дом выглядел гораздо приличнее, чем тот, в котором жила Наталья: с цветочными клумбами под окнами и чистыми, выкрашенными бежевой краской подъездами.

Едва они зашли в полумрак маленькой прихожей, как им навстречу выбежала молодая женщина, примерно одного роста с Натальей. Светло-русые волосы, разделенные ассиметричным пробором, спускались на плечи крупными кудрями. Она явно принарядилась к приходу гостьи – дома не станешь ходить в таком красивом платье: белое в красный цветочек, с широкой юбкой и короткими рукавами. Она явно нервничала, и Наталья могла ее понять – она и сама волновалась.

– Оля, это моя мама – Наталья Кирилловна, – тут же представил ее Павлик, нежно улыбнувшись жене. – Мама, это Оля.

– Рада знакомству, – ответила Наталья, внимательно изучая невестку.

У нее было совершенно обычное лицо – из тех, что встретишь и не заметишь. Но стоило Ольге поднять взгляд серых глаз в пушистых черных ресницах, как ее простое лицо будто озарилось особым светом. Такие глаза забыть невозможно.

Ольга смущенно улыбнулась и тихо произнесла:

– Я так рада, что вы наконец-то встретились, Наталья Кирилловна. Павлик никогда не говорит об этом, но я знаю, что он скучал по вам.

Простая искренность ее слов (а фальшь Наталья чувствовала моментально, наученная многими испытаниями, через которые ей пришлось пройти) и брошенный на мужа ласковый, полный любви взгляд моментально покорили Наталью, и остатки ревнивого недовольства окончательно покинули ее сердце.

В просторной гостиной их ждало целое пиршество. Во всяком случае, по понятиям Натальи пиршество. Разнообразные салаты, запеченная картошка с курицей, фрукты.

– Не стоило так стараться ради меня, – покачала головой Наталья. – Сложно, наверное, было раздобыть такие деликатесы.

– Конечно же, стоило, мама, – заверил ее Павлик. – И не вздумай беспокоиться – уж один раз, ради такой встречи мы можем это себе позволить.

Ольга согласно кивнула и предложила Наталье устраиваться за столом.

Всё еще чувствуя себя неловко, Наталья, однако, не стала больше возражать: они хотели порадовать ее, и она не должна портить им это удовольствие.

Поначалу говорил один Павлик – и Наталья, и Ольга смущались и только время от времени вставляли пару слов. Но постепенно они освоились друг с другом и завязали более активный диалог. Наталья с интересом расспрашивала невестку обо всем, что еще не успел рассказать о ней сын. Увлекаясь разговором, Ольга буквально преображалась, становясь настоящей красавицей. Особенно чудесной была у нее улыбка. Вскоре она уже оставила официальное «Наталья Кирилловна», перейдя на «тетя Наташа».

Наталья узнала, что родители Ольги были врачами. Отец ушел на фронт и не вернулся. Сама же она работала экскурсоводом в Третьяковской галерее.

– Знаете, я вот порой смотрю на иконы в залах Древнерусского искусства, и такое чувство появляется… Не знаю, как объяснить…

– Благоговения? – подсказала Наталья.

Ольга кивнула, потом пожала плечами:

– Наверное. Не уверена. Будто они смотрят на меня в ответ. И оценивают. И всё про меня знают. Даже немножко страшно.

Наталья улыбнулась:

– Это правильное чувство.

– Но в церковь со мной не ходит, – вставил Павлик поддразнивающим тоном.

– И предпочла бы, чтобы и ты не ходил. Я боюсь за тебя, Пашенька, – возразила Ольга. – Ведь узнают, ты работы лишишься… Если не хуже чего…

Последние слова она произнесла чуть ли не шепотом и так, будто боялась накликать. Этот разговор, похоже, между ними происходил не в первый раз. Наталья невольно вздрогнула. При всем желании, чтобы невестка разделяла их веру, позицию Ольги она прекрасно понимала.

– А как вы познакомились? – спросила Наталья, чтобы отвлечься от непростой темы.

– О, это просто судьба! – с довольной улыбкой воскликнул Павлик. – Меня тогда коллега затащил на танцы – решил так день рождения отпраздновать. Я ведь не ходил никогда на танцы, как-то не привлекали. А тут пришлось. Ну, думаю, ладно, поскучаю, уважу друга. А там вдруг – она. Я влюбился с первого взгляда.

Он с нежностью посмотрел на Ольгу.

– И всё ты врешь, – засмеялась она. – Ничего и не с первого взгляда. Я же видела: поначалу ты посчитал меня скучной.

– Ну-у-у, – Павлик провел ладонью по затылку, взъерошивая волосы, – это я по глупости. Но я быстро осознал свою ошибку!

– Трепло, – с теплотой, совершенно не соответствующей сути высказывания, произнесла Ольга.

Наталья тихонько засмеялась. Наблюдать за ними было истинным счастьем.

– Тетя Наташа, а что вы ничего не едите? – вдруг встревожилась Ольга. – Невкусно?

– Что ты, Оленька – всё просто замечательно, – заверила ее Наталья. – Просто я привыкла мало есть. Не обращай внимания.

Ольга слегка нахмурилась и явно собиралась что-то сказать, но, бросив быстрый взгляд на Павлика, передумала. Вместо этого она бодро объявила, слегка покраснев:

– А я хотела сообщить вам одну новость. То есть тебе, Павлик, я хотела сообщить еще вчера, но тут ты огорошил меня своей новостью, и я подумала… В общем… – Ольга на мгновение замолчала, отведя взгляд, а потом на выдохе выпалила: – У нас будет ребенок.

На мгновение Павлик онемел. А потом вскочил, сдернул Ольгу со стула, схватив в объятия, и закружил по комнате. Наталья замерла, почти не дыша. Ей не довелось по-настоящему побыть матерью, но вот скоро она станет бабушкой. Бабушкой. Ее вдруг охватило нетерпеливое предвкушение того, как она снова возьмет на руки младенца, увидит, как он растет, взрослеет. На этот раз она не пропустит ни секунды из его жизни.

***

Чистые девичьи голоса взлетали вверх под высокий купол храма, заставляя душу замирать, вслушиваясь в строки псалма.

– На реках Вавилонских тамо седохом и плакахом, внегда помянути нам Сиона. На вербиих посреде его обесихом органы наша.

Реки Вавилонские… Да, именно так Наталья ощущала послереволюционные годы. И пусть, в отличие от древних иудеев, их не уводили на чужбину, такой чужбиной стала для них родная страна. Вавилоном стала слишком большая привязанность к мирским благам, из-за которой люди забыли Бога. И вот к чему это привело.

– Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песни и ведшии нас о пении: воспойте нам от песней Сионских. Како воспоем песнь Господню на земли чуждей?

Нельзя воспеть песнь Господню на чужой земле. Нельзя одновременно служить Богу и мамоне. Тяжелые испытания помогли Наталье понять: только отрешившись от земного, можно действительно дотянуться до Бога. Не будь этих испытаний, она вряд ли когда-нибудь это осознала бы.

Сейчас Наталья чувствовала себя как древние иудеи, после долгих лет вавилонского плена вернувшиеся на развалины родного города, который им предстояло отстраивать заново в течение долгих лет тяжелого труда. Ей тоже предстояло еще немало потрудиться. Но начало положено.

– Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя. Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего.

Ведь остались те, кто сохранил веру, вопреки всему. Появились те, кто обрел веру, как сама Наталья. Те, кто не забыл Небесного Иерусалима, пронеся его в сердце сквозь все испытания.

– Бабушка, почему ты плачешь? – оторвал от размышлений Надин шепот.

Наталья удивленно провела ладонью по щеке – действительно по лицу текли слезы. А она и не заметила, как начала плакать.

– От счастья, солнышко, – тихо ответила она, улыбнувшись внучке.

Надя озадаченно нахмурилась, очевидно пытаясь понять, как могут сочетаться слезы и счастье. Но в итоге решила поверить, кивнула с забавно серьезным видом – будто действительно поняла – и принялась тихонько подпевать хору. Наталья положила морщинистую ладонь на ее светлую макушку, обратив взгляд туда, где стояло Распятие, с сердцем наполненным благодарностью и верой.

Если Бог с нами, кто против нас?