Текст книги "Клятва ворону (СИ)"
Автор книги: Анна Селезнева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
– Вы как хотите, госпожа, да только я не уйду. Оставить вас одну в замке с этими татями? Рольд доверяет этому кёнигу, а мне будет спокойнее, если буду при вас. Вы больно уж хороши собой. Пусть кто попробует подойти к этой двери – сразу отведает моего меча. Его сам Орвар заговаривал, а кузнец Рёд закалял в льняном масле.
Кветка благодарно улыбнулась словоохотливому старику, походившему статью на крепкий кряжистый дуб. Оказавшись в своих покоях, она заперла дверь и, сбросив с себя плащ и кольчугу, ничком повалилась на ложе. Ей хотелось зарыдать, как часто бывает после пережитого ужаса, но слез не было. В тот миг ей казалось, что ничего доброго ее уже не ждёт, хотелось, чтобы всё в раз закончилось, чтобы она проснулась, и всё это оказалось дурным сном. Уныние и отчаяние, против которого предостерегают людей боги, охватили её.
В дверь тихо постучали.
– Кветка, открой! – голос Ренхильд заставил её вскочить и подойти к двери.
Ренхильд ветром ворвалась в её опочивальню.
– Умоляю! Помоги! Кёрста одолела страшная лихорадка!
– Где он? – уныние и бессилие отступили перед страхом за жизнь друга.
– В подвале! Там сотни раненых. Эста и служанки не справляются.
Кветка уже срывала с себя мужское платье, и лихорадочно искала в сундуке платье. Облачившись в платье из пестрядины и серый передник, какие носили служанки, кёнигин небрежно заплела косу и уложила вокруг головы. Затем она метнулась к заветному сундучку со снадобьями и, выложив мешочки с травами и сосуды с отварами в сумку, опрометью бросилась прочь из опочивальни.
– Найди Росалию, пусть она позовет женщин из города, которые согласятся лечить раненых!
– Но среди них много фридландцев! Разве кто-то захочет им помогать? – помявшись, возразила Ренхильд.
Кветка остановилась перед дверями, ведущими в подвал, и укоризненно посмотрела на подругу.
– Сейчас там нет врагов и своих. Лишь умирающие от ран мужчины. Не мне решать, кто из них более достоин жизни, а богам. Потому я помогу всем.
Кветка толкнула дверь и вошла. Под низкими каменными сводами было душно от множества чадящих факелов на стенах и наглухо закрытых ставен. Повсюду на каменном полу лежали раненные воины. В углу, на широком деревянном столе, лежал молодой юноша без сознания. Его окровавленная одежда была свалена на полу. Над ним склонился лекарь Гермара . Лекаря Зигмара Кветка видела лишь однажды, но сразу узнала его по короткой рыжей бородке и черному одеянию. Рядом с ним стояла бледная, как полотно, Эста. Увидев кёнигин, она сначала обрадовалась, заключив девицу в объятия, но потом, испугавшись того, что Кветка видит обнаженные раненные тела мужчин, попыталась выпроводить её. Кветка, не обращая внимания на её протесты, отослала кухарку за слугами, горячей водой и одеялами.
– Моя госпожа, – заприметив Кветку, учтиво поклонился Зигмар. – Не самое радостное время переживает Сванберг. Могу ли я вам чем-то помочь?
Зигмар понравился Кветке своим спокойствие и невозмутимость. Он был уже в летах, но держался прямо и с достоинством.
– Досточтимый Зигмар, я сама явилась сюда, чтобы помочь, – благосклонно улыбнулась Кветка. – Я ищу раненного Кёрста, чтобы помочь снять лихорадку.
– Он лежит вон там, у окна, – указал тонким перстом лекарь. – Нам и впрямь дорога сейчас каждая пара рук, чтобы спасти как можно больше жизней.
Его руки были в крови. Он не пытался уговорить её уйти, что приободрило Кветку. Она нашла Кёрста в плачевном состоянии. Он бредил и метался в жару на наспех сколоченном из досок ложе. Кветка разорвала на нем мокрую от крови рубаху и открыла настежь ставни. Достав из мешочка пузырек с отваром, она приподняла голову риттера и влила несколько капель ему в рот. Когда подоспела Эста с водой и шерстяными одеялами, Кветка промыла рану и смазала барсучьим салом, перетопленным с травяными настойками. Укутав молодого мужчину в одеяло, она занялась другим воином, лежащим возле Кёрста и громко стонавшим. Слуги приносили тюфяки с соломой и помогали перетаскивать мужчин на них. С них снимали рваные кольчуги, разрезали кожаные рубах, промывали и зашивали раны, перевязывали и поили отварами, чтобы не дать жару и лихорадке сжечь их изнутри. Ренхильд вернулась из города очень быстро, приведя с собой Росалию и три десятка женщин. Каждая из сердобольных гримнириек принесла с собой чистую ветошь для перевязки, травы и настойки, заготовленные для подобных случаев. На очаге в котлах грелась вода. Целебные отвары не успевали остывать, а их уже пускали в ход, остудив наспех колодезной водой. Немного погодя Кветка заметила, что большинство женщин помогают лишь воинам Гримнира. Зигмар и кёнигин, которой помогала Ренхильд, не делали различий, но им пришлось заниматься фридландцами, среди которых тяжелораненых было не меньше.
Была глубокая ночь, но никто не уходил и не садился отдыхать – раненных было еще очень много. Кветка забыла об усталости и голоде, едва поспевая от одного ратника к другому. Несколько раз за всё время к ним являлись риттеры Фридланда, чтобы принести еду. Кветка должна была признать, что захватчики тоже не стали делить раненых на своих и чужих, привезя из своего стана горячие котлы с мясной похлебкой и корзины с хлебом, которых с лихвой хватило на всех.
Кветка, разорвав на полосы тонкую тканину, перевязывала молодого фридландского риттера, чье плечо пронзило копье. Ей было жалко пригожего молодца, и она старалась не причинить ему боли, касаясь раны легко и осторожно. Он мутным взором обводил своды подвала.
– Сейчас день или ночь? – спросил он тихим хриплым голосом.
Кветка, потерявшая счет времени, на всякий случай глянула в окно у самого потолка, в которое заглядывал тонкий месяц.
– Ночь, сейчас глубокая ночь... – прошептала она.
Риттер уже не слышал её. Настойка, которую она дала, помогла ему уснуть, чтобы не чувствовать боль от раны. Кветка осторожно капнула на рану поверх повязки сок стрекавы, который должен был унять кровь. Глядя на искаженное от боли лицо молодца, она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Взглянув поверх голов раненных, она встретилась взглядом с молодым мужчиной, стоявшим в тени каменного свода и, видимо, давно наблюдавшим за ней. Она не сразу узнала в нём Торхельма. В его взгляде ей почудилось настороженное любопытство, удивление и едва различимая неприязнь. За его спиной стоял Лотар и незнакомый седовласый риттер. Кветка отвернулась и поправила пропитанный кровью воинов передник, чтобы скрыть волнение от их присутствия. Она наклонилась и, намочив тряпицу в лохани с колодезной водой, обернула ею лоб раненного. Поднявшись, она, не спеша, отодвинула светец с лучиной подальше, чтобы воин в забытье не опрокинул её на постель, и удалилась в глубь подвала, где еще нужна была её помощь.
Торхельм много времени провёл в подвале. Она исподволь наблюдала, как он ходил от одного воина к другому, тихо о чем-то разговаривая с теми, кто был в сознании. Ренхильд, помогавшая Кветке промывать раны, вдруг судорожно вцепилась в руку кёнигин. Та увидела, как Торхельм остановился у постели Кёрста. Он долго смотрел на спящего риттера с ввалившимися щеками. Кветке и Ренхильд показалось, что прошла целая вечность. Они боялись, что кёниг узнает доверенного риттера Гермара и прикажет предать его смерти. Торхельм отошел от него, не проронив ни слова. Девицы переглянулись и с облегчение вздохнули лишь тогда, когда кёниг ушел. Немного погодя словоохотливая Эста рассказала о том, что творится в замке.
– Везде стоят караульные фридландцы, так что и мышь не проскочит. Замок охраняется пуще прежнего. Я думала, они засядут пировать в замке, но кёниг до ночи осматривал город. Жители убирают улицы. Всех погибших вывезли на холм возле леса. Гермара отнесли в храм, над ним читает молитвы Йохн, – добродушная женщина исподволь взглянула на Кветку, но та и бровью не повела. – Йохн, говорят, серчает, что кёнигин выхаживает чужих воинов вместо того, чтобы оплакивать Гермара. Завтра на рассвете его отправят в Грёвлан.
Кветка и бровью не повела. Ей было всё равно, что думает Йохн.
Когда перед рассветом стало ясно, что все снадобья подошли к концу, Кветку охватило отчаяние. Она еле держалась на ногах. В спертом воздухе запах кореньев смешивался с запахом крови. Распахнутые ставни не спасали от духоты. Эста подошла и с непререкаемым видом поменяла передник кёнигин на чистый.
– Тебе нужно поспать, деточка... – ласково начала она.
Кветка упрямо покачала головой. Она провела рукой по шее и наткнула на оберег Орвара, о котором позабыла в суете последнего дня. "Что мне делать? Чем дальше лечить всех этих воинов?" – с отчаяньем думала Кветка. Она вышла во внешний двор, остановившись у двери. Прислонившись спиной к каменной стене, она вдыхала свежий утренний воздух, закрыв глаза и слушая пение птиц в рассветной тишине. На стенах замка изредка переговаривались караульные, в конюшне ржали кони. Двор замка, в котором еще вчера лилась крови, был тих и пуст. Ворота, ведущие в Мохайм, были открыты, но решетка спущена наполовину так, что конный не мог проехать. Через ворота стражники беспрепятственно пропустили какого-то человека, который неторопливо шел с мешком за плечами. Приглядевшись, Кветка узнала Орвара. Она, не помня себя от радости при виде ведуна, бросилась к нему. Он остановился и поставил мешок на землю, опершись на палку. Кветка, забыв обо всём на свете, бросилась ему на шею и беззвучно заплакала.
– Полно тебе, госпожа. Всё позади, – мягко начал он, почувствовав, что горячие слёзы девицы обожгли его шею. – Я всё знаю, отведи меня к раненным.
Кветка почувствовала огромное облегчение, словно с приходом Орвара кто-то снял с её плеч тяжкую ношу и напитал силой. Когда они бок о бок пошли к крыльцу, Орвар вдруг глянул наверх, где были окна покоев кёнига, и отвесил глубокий поклон. Когда Кветка взглянула на раскрытое окно, в нём уже никого не было.
Орвар привез с собой множество трав, корений и снадобий, в которых ему не было равных. Он принялся их смешивать и растирать в каменной ступе, что-то бормоча себе под нос. Осмотрев раненных, он признал, что её снадобья хороши и быстро помогают, отчего та зарделась.
– Меня всему научила матушка, но я истратила все снадобья и не знаю, есть ли подобные травы в этих лесах, – расстроено протянул Кветка.
– Как же им не бывать? – по-доброму усмехнулся ведун. – Целебные травки, волосы матери-земли, растут повсюду, только брать их нужно умеючи. Я научи тебя еще большему, когда время придет. А сейчас нам нужно поднять на ноги сынов Гримнира и Фридланда. Поезжай сейчас же в лес к Белым камням. Там ты найдешь всё, что нужно. Я здесь обо всём позабочусь, кёнигин.
Орвар лукаво прищурил глаза. Кветка благодарно взглянула на ведуна и со спокойным сердцем отправилась в конюшню за Желкой. Оседлав лошадь, она выехала из замка, назвавшись караульным. Те, к удивлению Кветки, беспрепятственно пропустили девицу, которая своим видом мало походила на кёнигин: серое платье и передник, усталый взгляд и растрепанная коса.
На улицах города о вчерашней битве напоминали лишь сломанные телеги да множество воинов в синих накидках, наводнивших город. Пожар уничтожил лишь несколько домов, зиявших пустыми глазницами окон. В это утро на улицах было совсем мало жителей города: никто не открывал лавки, не гнал коров и овец в стадо – город затаился.
У городских ворот фридландцев было особенно много: здесь плотники и кузнецы трудились над новыми воротами взамен уничтоженных прежних. Караульные преградили кёнигин путь, удивленные нежданным появлением ладной девицы на кобыле.
– Я кёнигин Эмбла, – взволнованно произнесла Кветка, пытаясь проехать.
– А я сам бог Тор, – рассмеялся рыжеволосый караульный, снимая с головы шлем и беззастенчиво таращась на девицу.
Его поддержали дружным хохотом стоявшие рядом воины. Кветка вспыхнула и не заметила, как к ней подъехал молодой риттер на коне. Это был Лотар. Смех оборвался, когда тот поклонился девице и сурово глянул на воинов.
– Простите, госпожа, за скорое слово, – выдавил рыжеволосый страж и отступил.
– Приветствую вас, госпожа. Что заставляет вас покидать город в столь ранний час? – вежливо и невозмутимо обратился Лотар к кёнигин.
– Я еду в лес, чтобы привезти необходимые травы для раненных, – ответила Кветка, невольно испытывая к нему благодарность.
– Могу я предложить вам свиту, которая полагается вам по положению? Лес не безопасен для воинов, тем более, когда речь идет о кёнигин, – всё так же учтиво продолжал Лотар.
– Благодарю, но я спешу, – Кветка хлестнула Желку и поскакала во весь опор к лесу.
Ей пришлось сделать небольшой крюк, чтобы объехать стан фридландцев, занявший всё поле перед лесом.
Вблизи священных камней Кветка и впрямь нашла несколько разнотравных полян. Пробираясь сквозь заросли богошника, Кветка набрела на заболоченный ручей, по берегам которого раскинулись низкие кусты багунника с венчиками ярко-белых соцветий и дурманящим запахом. Багунник был ядовит, но его отвар лучше других снадобий заживлял раны, не давая им нагнаиваться. Кветка присела у бившего из-под земли ключа и напилась сладкой холодной воды. Опустившись на колени, она поклонилась земле и скороговоркой прошептала:
– Лес батюшка, земля матушка, позвольте вашей плоти взять ни ради наживы, а ради жизни на доброе дело!
Она с благоговением срывала травинки, мысленно прося у них прощения, и укладывала в захваченный с собой мешок.
В Сванберг она вернулась после полудня. Стражники беспрепятственно пускали в город жителей окрестных селений, на улицах было больше народу, чем обычно. Люди выходили за ворота своих домов, чтобы посмотреть, что твориться в городе и поделиться новостями.
Во дворе замка она встретила Ренхильд, которая, радостно обняв подругу, сообщила, что Кёрсту стало лучше, а Орвар стоит двадцати лекарей. Пока Кветка вынимала в конюшне мешочки из седельных сумок, Ренхильд шепотом поведала ей, что повозка с телом Гермара отбыла в Грёвлан. Йохн не поехал сопровождать своего господина в последний путь, а лишь проводил повозку до городских ворот и призвал фридландцев и жителей Сванберга прийти днем в храм Мохайма, чтобы вместе помолиться Единоликому за мир между двумя народами.
– Рольд попросил тебя прийти в храм, – молвила Ренхильд. – Многие воины отказываются туда идти, если тебя не будет. Они сказали, что после предательства Гермара верны тебе вдвойне.
Кветка смутилась, не веря своим ушам.
– Я ничего не сделала, – ответила она.
– Они называют тебя истинной кёнигин, – улыбаясь, шепнула Ренхильд. – И я, и Рольд с Хельготом так считают. В городе народ только и говорит о том, что на трон вернулась сама Норфрида в ином обличье.
– На троне Гримнира теперь воссядет Торхельм. Он захватил Гримнир, и теперь это его владения, – задумчиво произнесла Кветка.
Кёнигин, вернувшись в подвал, убедилась в словах Ренхильд воочию: Орвар оказался самым искусным врачевателем из всех, что ей доводилось встречать. Он все делал быстро и слаженно с шутками и присказками, и тяжелая работа спорилась в его руках.
Кветка вместе с Ренхильд принялась растирать травы и готовить снадобья, помогая Орвару. Вскоре к ним пришел Рольд, чтобы позвать в храм. Орвар и Эста убедили Кветку пойти. Девицы поднялись в опочивальню кёнигин, где долго умывались, чтобы смыть с себя запах крови и снадобий. Одев платье серого бархата, Кветка отказалась от тяжелого ожерелья и браслетов. Не время рядиться и красоваться в столь трудное время. Кёнигин лишь тщательно расчесала и заплела золотые волосы – украшение, подаренное ей богами.
Подруги вошли в храм, когда уже все расселись на деревянные скамьи. Фридландцы и жители Гримнира сели обособленно друг от друга. Кветка, не глядя на Торхельма и свиту, сидевшую справа от алтаря, заняла место с Рольдом и Ренхильд в левом ряду. Она успела заметить, как пристально её рассматривают вельможи и риттеры Фридланда.
– Фридландцы уже наслышаны о том, что вы вышли с мечом против их кёнига, – заметив, как напряглась Кветка, шепнул Рольд.
Перед алтарем появился Йохн с золотым обручем в седых волосах и скорбным лицом. Украдкой взглянув на Торхельма, Кветка увидела усмешку на губах кёнига при виде храмовника. Кёниг в зеленом расшитом травами кафтане сидел прямо, всем своим видом излучая уверенность и спокойствие.
– Дети мои! Вчера вы сошлись в страшной сече, умерщвляя друг друга без жалости! Видя всё это, бог отвернулся от вас, позволив утопить друг друга в крови! Вы, допуская злобу и месть в свои сердца, погрязли в грехе, идя на поводу у Темного! До меня дошла весть, что самая знатная из жен вместо того, чтобы молиться за мужа и ждать своей участи, свершила страшный грех, надев мужское платье и выйдя вместе с воинами на сечу!
Его прервал громкий возмущенный ропот, поднявшийся среди жителей Сванберга. Кветка вздернула подбородок, бесстрашно взглянув старцу в глаза. Рольд взял её маленькую ладонь и ободряюще сжал. Йохн, видя, что дело не в его пользу, величественно вскинул руки.
– Я не хочу сеять среди вас гнев и рознь. Пусть нас рассудят высшие силы! В знак стремления очиститься от греха, пусть каждый из вас примет воду, освещенную молитвами!
Йохн тяжелой поступью спустился вниз, неся глубокий сосуд из серебра. Его бесцветные глаза настороженно блестели. В первую очередь он направился к тем рядам, где сидели жители Гримнира. Он приблизился к Кветке, но затем вдруг величаво повернулся к ней спиной и протянул сосуд Рольду. В храме повисла тягостная тишина. Рольд встал и посмотрел на Йохна, не скрывая своего гнева. Йохн, грозно сдвинув брови, протянул сосуд Хельготу и Ренхильд, но и те отказывались его брать. Пройдя с десяток человек, Йохн везде натыкался на молчаливый отказ. Воины, которые еще вчера дрались за Сванберг, вставали и покидали храм. Их жены с опаской следовали за мужьями, в душе боясь гнева храмовника. Служители храма в смятении наблюдали, как многие вельможи и риттеры уходят прочь.
– Досточтимый Йохн, вижу, ваши прихожане не разделяют ваших помыслов, – раздался ясный голос Торхельма, в котором явно угадывалась насмешка.
Кёниг встал и направился к выходу. За ним последовали его риттеры и воины. Кветка встала, намереваясь удалиться вместе с подругой и советником, но Йохн вдруг окликнул её. Она подошла, отпустив Ренхильд и Рольда. Девица старалась не смотреть на храмовника, не в силах побороть свою неприязнь к лицемерному и властному старцу. Кветка скрестила руки на груди, словно загораживаясь от него. Йохн грозно глянул на своих помощников, и те спешно скрылись за боковой дверью. Кёнигин и храмовник остались наедине под холодными каменными сводами.
– Что вам угодно, благочестивый Йохн? – холодно осведомилась девица.
– Седьмицы не прошло, как ты, дитя прибыла сюда и стала кёнигин Гримнира, а затем потеряла всё. Да, да, всё! Ты не успела прижиться здесь, а грозные перемены грозят сорвать тебя с места и унести, подобно деревцу, не успевшему пустить корни на новой почве.
"Говорит, что река льется", – настороженно думала Кветка, пытаясь угадать, к чему тот клонит.
– Вижу, за столь короткое время ты успела многим полюбиться. Возможно, ты не догадывалась, но в наших землях для девицы грех надевать мужское платье и бранную рубаху.
– Я надела их не из праздного любопытства или желания оскорбить воинов. Гермар не пожелал встать на защиту города вместе со своими воинами, и я решила поддержать их боевой дух и, если понадобится, умереть с ними.
Хохот Йохна заглушил её слова и заставил встрепенуться.
– Как ты, дремучая язычница, можешь говорить такие слова о доблестном воине Гермаре, отпрыске самого Игмара?! Наслушавшись россказней о Норфриде, ты в угоду своей гордыне нарушила все мыслимые законы!
– Гермар убийца и преступник, который покушался на мою жизнь и виновен в гибели Сёгрид. Вам это известно не хуже меня, – не дрогнув, молвила Кветка.
Йохн задохнулся от бессильного гнева. Он пытался что-то сказать, но так и не смог. Немного помолчав, он выжидательно взглянул на Кветку.
– Я, служитель Единоликого, готов простить твои прегрешения, если ты покаешься в них. Так ты докажешь, что отринула свою прежнюю веру! – переменившись в лице изрек Йохн.
– В чем именно я должна покаяться? – удивленная столь неожиданным поворотом, спросила Кветка.
– Я буду называть всевозможные искусы, коим подвергает неразумных девиц Темный. Если ты совершила подобное, дай знать.
Йохн, молитвенно сложив ладони и впившись взглядом в её лицо, стал бубнить нараспев:
– Смотрела ли ты разные игры и зрелища, пляски? Плясала ли сама?
Кветка, застыв от удивления, пыталась припомнить, что в этом может быть греховного.
– Заботилась ли о своей красе? О чрезмерной чистоте своего тела? Имела ли пристрастие к забавам? Наслаждалась ли пищей?
Кветка, попыталась было возразить Йохну, что не знает человека в Гримнире, который бы всего этого не делал, но тот не слушал её и продолжал:
– Часто ли разжигалась мечтаниями? Лелеяла ли свою гордыню?
Кветка, рассердившись, упрямо качала головой, решив хоть так досадить старцу.
– Допускала ли с мужем плотские утехи? – возвысил голос Йохн.
– Нет! – гневно выпалила Кветка.
Йохн вздрогнул и уставился на кёнигин.
– Ничего подобного между нами не было. Гермар не одарил меня и поцелуем, – торжественно и строго произнесла Кветка. – Единоликий тому свидетель.
Лицо храмовника вытянулось. Он не мог поверить в правдивость её слов. Немного помолчав и покусав губы, он молвил:
– Пусть так, но как бы то ни было, вас связывали брачные узы. В знак скорби, по нашему древнему обычаю, ты должна была обрезать волосы и быть неотступно при его теле.
– По древнему? То есть по языческому? Но разве не вы объявили эти обычаи греховными? К тому же, при жизни Гермар желал лишь мое приданное. Не думаю, что сейчас ему нужны мои слезы. Более всего моя помощь нужна сейчас живым, которые терпят страдания по его вине, – решительно перебила Кветка.
– Вижу, в тебе нет ни капли смирения – главного достоинства благочестивой жены, – торжествующе заключил Йохн.
Кветка, не в силах более выносить обидные слова храмовника, развернулась и удалилась, не оглянувшись.
Йохн явно старался задеть и унизить её, но присутствующие в храме не позволили ему сделать это. Тогда он решил поквитаться с ней один на один. Нет, не о её душе и благочестии думал храмовник. Он стремился отомстить девице за то, что их с Гермаром преступные замыслы не осуществились. До Кветки уже дошли слухи, что Йохн, проповедующий отказ от богатств и удовольствий, имел несколько лавок и богатый дом в городе.
Когда солнце повернуло на закат, Кветка, оставив раненых на попечение Эсты, служанок и Орвара, вышла во двор, где её уже ждал конюх, держа под уздцы Желку. Стражники фридландцы к концу дня уже знали кёнигин Эмблу в лицо: ладную девица со светлыми длинными косами и задумчивым взором то и дело видели во дворе и переходах замка, спешащую по делам со связкой ключей на поясе.
Кветка, вскочив на кобылу, поскакала к лесу через южные ворота. На поляне у лесной опушки были приготовлены погребальные костры. Когда она очутилась на месте, народу было видимо-невидимо. В середине были сложены огромные костровища, на которые внесли павших в бою ратников. Воины с факелами окружили костры и, словно по взмаху невидимой руки, ткнули в пропитанные смолой вязанки хвороста и дров. Женщины плакали навзрыд и причитали, мужчины Гримнира и Фридланда невидящим взором смотрели на разгорающееся пламя. Кветка стояла позади всех, опустив голову. Слезы жгли ей глаза. Вдруг ей послышалось, как там за кострами, где стояли воины Фридланда, кто-то затянул протяжную и грозную песню. Кветка осторожно пробиралась меж людей, прислушиваясь. Сквозь бушующее пламя она увидела Торхельма, который, закрыв глаза, пел песню доблести и отваги для павших. Он опустил голову в знак преклонения перед ними. Взирая на него, Кветке чудилось, что жадный огонь лижет его светлые волосы и сильную шею. Песне Торхельма вторили несколько голосов, а потом еще и ещё. Искры с гудением уносились в небо – души павших уходили к предкам по звездному мосту. Песню подхватили мужчины Сванберга, и сила сотен голосов наполнила сердца присутствующих томлением и светлой грустью, когда слова не идут на язык, а молчать не в мочь.
Кветка опустила голову, чтобы скрыть слезы. Ее плечи едва заметно вздрагивали. Чья-то рука легко тронула ее плечо. Кветка подняла голову – перед ней стоял Ульрих. Он взял ее за руку, чтобы отвести от стены огня, приблизившейся настолько, что от нее шел нестерпимый жар.
– Ульрих, я не чаяла увидеть тебя здесь, – удивилась Кветка, которая полагала, что шпильман покинул Сванберг еще до осады.
– Почему же? – удивился тот, пряча невеселую улыбку.
Кветка удивилась перемене, произошедшей в нем: щегольской кафтан сменила кожаная бранная рубаха с бронзовыми пластинами на груди, простые удобные штаны и сапоги. Кветка увидела на переносице едва заметный след от шлема. Его зоркие синие глаза смотрели куда-то сквозь костер. Торхельм наблюдал за ними. Песня давно смолкла, а костры гудели и трещали, исторгая тяжелый дым. Кёниг и Ульрих приветственно кивнули друг другу.
– Всё случилось так, как ты и обещал: Торхельм здесь, и Сёгрид отомщена, – с легким укором молвила девица, отводя взгляд в сторону.
– Всё к лучшему. Так говорят в наших краях. Теперь вы в большей безопасности, кёнигин. Понимаю вашу растерянность и горечь. Нелегко оказаться между молотом и наковальней. Но вам уже ничего не грозит, а вот будь вы и дальше при Гермаре, неизвестно, как бы всё повернулось, – твердо ответил Ульрих без тени улыбки.
– Йохн грозит мне за то, что я вышла против фридландцев, – начала было Кветка.
– Наслышан об этом, – весело перебил её Ульрих. – И Хельгот, и Рольд, и Лотар рассказывали мне, да и весь Сванберг судачит об этом. Госпожа, вы не проиграли в том бою, а победили – завоевали любовь всех жителей Сванберга и, думаю, всего Гримнира, чего никогда не удавалось ни одному правителю династии Игмаров. Когда-то я говорил, что вы достойны править Северными пределами, что ж, теперь я вижу, что с вашим норовом нужно править народами, – благодушно рассмеялся он, заставив Кветку покраснеть от столь незатейливой похвалы. – Йохн ярится в своем бессилии, словно беззубая собака, которая лает, но не может укусить.
– Благодарю за доброе слово. Вижу, ты тоже рубился во вчерашней сече, – не утерпела Кветка.
– Хорошая сеча ничем не хуже доброй пирушки и свидания с пригожей девицей, – ответил тот с привычной прямотой, ухмыльнувшись и подмигнув Кветке.
Это был прежний Ульрих.
– К тому же, мне нужно было отдать должок Дагвору, который хотел в пылу битвы и неразберихе пожара улизнуть из города. Торхельм рвался в замок, справедливо полагая, что Гермар отсиживается там. Заодно он надеялся встретить Дагвора. Но я наткнулся на риттера первым недалеко от главной площади, где он со своими прихвостнями поджигал дома и лавки.
– Он погиб от твоей руки? – глухо спросила Кветка, чувствуя, что бледнеет.
Она никогда еще не видела столько крови и смертей, пусть это и были преступники. Видя её усталое и печальное лицо, шпильман ответил:
– Так и было. Сегодня его сродники в Моосхольме получили в мешке отдарок за Сёгрид, – жестоко процедил он, глядя в сторону.
Кветка качнулась, чуть было не упав. Он поддержал её.
– Давно ли вы отдыхали, госпожа? – строго спросил шпильман.
– Позапрошлую ночь, – нехотя ответила Кветка, устало отвернувшись. – В замке сотни раненых. Я надеюсь, с помощью Орвара нам многих удастся спасти. Только сегодня мы перевязали всех. Но разве это важно? Главное, что Сёгрид отомщена.
Горечь в словах Кветки заставили шпильмана встрепенуться. Он взял её руку. Под ногтями еще виднелась чужая кровь, как Кветка ни старалась её отмыть. Шпильман вдруг опустился перед ней на одно колено и благоговейно коснулся губами краешка её пыльного подола. Кветка отпрянула от неожиданности. Все вокруг смотрели на них. Фридландцы переговаривались, удивленные поступком шпильмана. Лотар и Рунольф переглянулись, а Торхельм отвернулся. По его непроницаемому лицу невозможно было понять, что он думает. Кветка вспыхнула от смущения. Она сердилась на шпильмана за то, что он стал причиной этой неловкости, а кёниг со своим надменным и холодным видом стал ей ещё более неприятен за то, что стал свидетелем её смятения.
Кветка выдернула руку из пальцев Ульриха и пошла прочь. Люди узнавали кёнигин и кланялись.
И женщин, и мужчины с сочувствием, жалостью и одобрением смотрели на ту, что волею судеб совсем недавно стала их правительницей и в час испытаний не покинула их.
Когда костры догорели, мужчины и женщины длинной вереницей шли мимо костров и насыпали землю на едва тлеющие угли. Их лица выражали лишь тоску и горечь. Холм, насыпаемый поверх костровища, рос на глазах. Старики первыми заняли места на бревнах, брошенных вокруг костров – настало время тризны. Мед, пиво хлеб и мясо привезли на телегах. Никто не гнушался пищи: чем больше съешь и выпьешь, тем сытнее и слаще будет тем, кто ушел в светлый Ирий; их души скорее обретут покой, и не будут скитаться по земле, тревожа живых.
Кветка незаметно ускользнула с поляны, ведя в поводу Желку. Она не спеша брела по нагретой солнцем пыльной дороге. Закат медленно увядал на западном краешке неба. Её обогнала телега, в которой ехал селянин и девочка подросток с льняными волосами. Глянув мельком на её милое улыбающееся лицо, Кветке подумалось, что еще совсем недавно она была такой же, не знающей бед и печалей, живущей предвкушением счастья и любви. Но вышло так, что она бредет одна по дороге, оставив сродников и родной край, не найдя в чужой стороне ни счастья, ни покоя.
В замке её встретила Эста. Увидев подавленную и грустную кёнигин, Эста прониклась жалость к молодой девице.
– Вам ли грустить, госпожа? – широко улыбнулась та и обняла её за пояс. – Не тужите о прошлом. С вашей красой и молодостью всё будет лучше прежнего. Иной раз думаю, что с вами бы приключилось, не приди сюда Торхельм. И были бы вы в руках Гермара аки голубка в когтях ястреба.
Эста закатила глаза, вспоминая Гермара. Её красное от очага лицо раскраснелось ещё больше.
Заметив, наконец, что Кветка едва держится на ногах от усталости, она уговорила Кветку уйти в свою опочивальню и немного отдохнуть, пообещав, что сразу же придет к ней, если вдруг понадобится помощь у постели раненых. Кветка, решив лишь немного передохнуть, крепко уснула, едва голова коснулась ложа.
