Текст книги "Заверните мне луну"
Автор книги: Анна Мак–Партлин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Вчера – может, позавчера. – Энн выглядела так, будто сейчас ей станет дурно. Но, возможно, мне просто показалось, так как она продолжала пребывать в согнутом положении.
– Наверное, ты страшно голодна, сказала Дориан. – Почему бы тебе не сделать бутерброд, и ты заберешь его с собой в «скорую»?
Энн искоса смотрела на происходящее, а Дориан аккуратно убирала волосы с ее лица, нежно разговаривая с ней.
– Я знаю, тебе плохо, и знаю, что ты переживаешь не лучшие времена. Но, милая, ты должна есть – иначе так и лежать тебе голой на полу.
Энн пробормотала что – то о йогурте в холодильнике. Я покормила ее из ложечки, и мы стали ждать.
Сотрудники «скорой помощи» прибыли только час спустя.
Дориан взволновалась не на шутку и уже не скрывала этого.
– Какой позор! – беспрестанно бормотала она, когда санитары поднимали Энн в машину. – И вот за это мы платим такие налоги? – спросила она молодого человека, который вводил Энн препарат для расслабления мышц.
Он попытался проигнорировать ее вопрос, но она повторяла его до тех пор, пока ему все же не пришлось ответить.
– Простите, миссис, – проговорил он.
Этого, видимо, было достаточно. Я поблагодарила Дориан и сказала, что утром сообщу ей о состоянии нашей больной.
– Конечно, милая. Увидимся утром за чашечкой кофе. И вот мы уже ехали в больницу. После укола Энн могла лежать горизонтально, однако по ней было видно, что она испытывает сильную боль. Когда мы наконец оказались в больнице, я стояла за ширмой, держа Энн за руку. Она плакала, и мое сердце обливалось кровью. Я подумала, что, возможно, стоит позвонить Ричарду, но потом решила, что это лишь усугубит ситуацию. Вскоре пришел врач, и у меня появилась возможность позвонить Шону. Он посочувствовал и посоветовал предоставить Ричарда ему. Когда я вернулась, Энн засыпала.
– Я дал ей успокоительного, – мягко сказал врач.
– Спасибо, – машинально поблагодарила я, понимая, что сон не помешает и мне. – Все будет хорошо? – спросила я, когда он уходил.
– Отлично, хотя, видимо, произошел разрыв мышцы. Ей больно, но неделя отдыха сотворит чудеса.
– Неделя, – повторила я на всякий случай.
– Возможно, две. – Он подмигнул и ушел.
– Тебе легко говорить, приятель.
Я добралась до дома в начале третьего ночи. Я упала на кровать, и Шон крепко обнял меня.
– Ты разговаривал с Ричардом? – спросила я.
– Его не было дома. Я оставил сообщение.
– Боже!
– Не беспокойся, он приедет, – сказал он уверенно.
– Ты думаешь?
– Да.
– Она изнуряет себя голодом, – проговорила я с виноватым видом.
– С ней все будет хорошо.
– Ты считаешь, это из-за Кло? Из-за того, что она обозвала ее толстой?
– По крайней мере пользы это принесло немного. – Он вздохнул. – Но ее настоящая проблема – брак.
– И все же я убью Кло.
И я заснула.
* * *
Дориан сдержала слово и на следующее утро разбудила меня на рассвете. Мы вместе пили кофе, и она, кажется, была довольна диагнозом врача.
– Разорванная мышца не так плохо, как смещенный диск, – заметила она и принялась за гренок.
– Надо думать, – сказала я, мало представляя себе как одно, так и другое заболевание. – Я лишь надеюсь, что у Энн с Ричардом все наладится.
– Непременно, – заверила она. – Несчастный случай – лучшее средство, напоминающее людям о ценности их жизни.
Я на мгновение задумалась над ее словами, после чего согласилась.
– А как сама? – ни с того ни с сего спросила она.
Я не понимала, к чему она клонит.
– Что ж, мисс Экстрасенс. Если бы ты не настояла на том, что что – то произошло, и не помчались бы мы туда со всех ног, она бы так и лежала кверху задницей.
Я и не задумывалась об этом.
– Боже, – сказала я.
– Действительно «боже», – согласилась она.
– И к чему все это? – спросила я.
– Кто знает? – ответила Дориан и улыбнулась сама себе так, будто все знает.
– Джон? – спросила я с заговорщическим видом.
– Может быть, – улыбнулась она все той же улыбкой.
– Боже, – в который раз сказала я.
Дориан кивнула.
– Жаль, что он все никак не отвалит, – тоскливо промолвила я, понимая, что мне надоели выходки моего бывшего и его склонность награждать меня миссиями по спасению.
Дориан засмеялась.
– Да, я знаю, что ты имеешь в виду.
Она ушла. По дороге в школу я думала над тем, являлось ли произошедшее очередным посланием Джона, или, может, просто после его смерти я стала сверхчувствительной? Как бы то ни было, до его смерти я и не подозревала у себя наличие интуиции. Я также поняла, что значительную часть последних двух лет провожу не иначе, как посещая больницы. К моменту въезда на школьную стоянку я окончательно убедилась в том, что Джон смотрел на нас. Он повидал много бед, он помогал нам, и меня это больше не бесило. Я извинилась перед ним за слова, произнесенные раньше. Я не хотела, чтобы он исчез совсем. Я с радостью думала о том, будто он неподалеку и присматривает за нами. И когда я припарковывала машину, я поняла, что больше не боюсь слияния жизни и смерти. Я знала, что он продолжал жить, что о нем заботятся, что мы увидимся в ином мире и в иное время. Там будет Шон, Кло, Энн и Ричард, и у нас все будет хорошо, и впервые за все время я задумаюсь о Боге, его замысле и обрету веру. Вот радости – то будет Ноэлю.
После школы я отправилась в больницу. Энн выглядела намного лучше, и хотя ей еще не удавалось садиться, по крайней мере она находилась в горизонтальном положении, а это все же прогресс. На нее был жалко смотреть – она выглядела слабой и страшно испуганной. Мое сердце разрывалось. Приехала Клода. Она запыхалась, ведь ей пришлось сбежать с совещания, чтобы успеть к часу посещений. Ричард еще так и не появился, и это внушало беспокойство Энн извинялась перед Кло, волнуясь из-за того, что ввиду своего состояния она не сможет быть подружкой невесты на ее свадьбе. Кло это не волновало. Она искренне верила в то, что Энн поправится, а если этого не случится, то двоюродный брат Тома вполне влезет в платье.
После разрыва Шон разговаривал с Ричардом каждый день, и выяснилось, что последний, как и Энн, ощущал себя жертвой и находился в такой же депрессии. Шон попытался уговорить его совершить первый шаг, но все оказалось напрасно. Ричард был непреклонен. Он настолько привык к самопожертвованию Энн, что считал, будто их примирение не более чем вопрос времени. Шон пытался достучаться до него, и попытка оказалась неудачной. Ричард понятия не имел, как сильно страдает его жена, и, казалось, что ему наплевать. Логика Ричарда была такова: уж если Энн сама ушла от него, так с какой стати ее чувства должны его волновать? Шон попытался объяснить, что отношения предполагают взаимные уступки и что, возможно, стоит хотя бы раз пойти ей навстречу. Ричард обозвал его придурком и повесил трубку. Шон проклинал и обвинял меня в том, будто я настояла, чтобы он вмешался.
В конце концов там, где потерпел неудачу Шон, одержала триумф Кло. Она пресытилась всей этой историей и через два дня после приключений Энн в ванной ей удалось установить местонахождение Ричарда через его личного помощника. Он находился в Париже, куда приехал, чтобы осмотреть квартиру, которую сдавал. Выяснилось, что его квартиранты не оплатили аренду, и он решил выселить их лично. Кло позвонила ему в отель от меня и описала ситуацию так, как только могла.
– Ричард, это Кло, не смей вешать трубку. Ричард? Вы с Энн вместе еще с первого курса колледжа. Теперь она твоя жена. Вы порознь, и вам плохо, а мы, ваши друзья, очень волнуемся за вас обоих. Вот тебе сигнал тревоги. Ты избалованный ублюдок, и ты все делаешь по – своему еще с пеленок. Но теперь ты женат, а брак предполагает компромисс. Энн в больнице, она упала в обморок из-за того, что заморила себя голодом, теперь я признаю, что в этом частично и моя вина, но дело в том, что она повредила себе спину. Она очень мучается, а ты вообще – то должен любить ее. Так что поднимай свою задницу, возвращайся домой и сделай что-нибудь. О, кстати, и начиная с этого момента проверяй свои сообщения. Кло умолкла, и мне было жаль, что я не слышала его ответа. Через несколько секунд она протянула трубку мне.
– Он хочет поговорить с тобой.
Я поздоровалась с Ричардом, и он справился у меня об Энн.
– Она поранилась. Но дело могло закончиться намного хуже, – сказала я, считая, что не преувеличиваю. Я сообщила ему, что Энн сделала все возможное, чтобы сделать его счастливым, и пришло время ответить ей тем же. Я напомнила ему о полезном совете, который он дал мне, и надеялась, что он прислушается и к моему.
Кло схватила трубку и добавила:
– Не будь всю жизнь козлом. – И повесила трубку.
– Клода! – взвизгнула я. Казалось, все шло хорошо, пока она не обозвала его козлом.
– Меня тошнит от всего этого, – заметила она.
– Но ради бога! Обозвать его козлом – не лучший шаг вперед.
– Мы перепробовали все, и кроме того, факт остается фактом.
– Замечательно, – заметила я.
Кло ухмыльнулась.
– Ты слишком беспокоишься. Ты так похожа на свою маму.
Я бросила в нее подушкой.
– Нет, – с отвращением сказала я.
Должна признать, что не знаю причину, по которой эта аналогия расстраивает меня. Ведь я не просто люблю маму, но еще и глубоко уважаю, однако я действительно расстраивалась. – Ты, – проговорила я.
– Ты, – произнесла в ответ Кло.
– Ты, продолжила я.
Этот спор длился до тех пор, пока не появился Шон, увешанный сумками. Леонард немедленно спрыгнул с окна и проследовал за ним на кухню, в надежде пообедать. Шон повиновался, после чего вернулся в гостиную и зажег сигару.
Мы с Кло посмотрели на него.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Отмечаю, – ответил он.
– Да ты что? – сказала Кло.
– Да, – согласился он.
– И что же мы отмечаем? – отважилась спросить я.
– Мою книгу. Ее выпустят.
У нас отпали челюсти.
– Нет! – воскликнула Кло.
Я вскочила на ноги.
– О боже!
Мною овладело такое возбуждение, что меня чуть не стошнило. Но я была безмерно счастлива. Шон прыгал от радости. Я прильнула к нему, наслаждаясь полетом.
– Это невероятно, сказала Кло, искренне радуясь.
– Может, она будет на прилавках уже к Рождеству, – с гордостью заметил он, прижимая меня к себе.
– Я могу заняться рекламной кампанией! – почти закричала Кло.
Я смеялась. В рекламных делах она была настоящим профи. Шон танцевал и вдыхал дым сигары, забыв о том, что держит именно сигару, а не сигарету, которую считал символом поражения. Спустя пять минут он почувствовал себя дурно.
Вскоре Клода ушла. Провожая ее до двери, я высказала свои мысли вслух о том, что сомневаюсь в целесообразности нашего звонка Ричарду. Кло ответила, что мы поступили верно, и умоляла меня не тратить вечер впустую, когда у нас есть такой повод веселиться. Она была права.
* * *
Наш звонок сработал. Через пять часов Ричард находился у кровати Энн, держа в руках кусок бумаги, на которой она написала «Выбирай». Слово было перечеркнуто, а под ним было написано «ты». Это был момент, какие бывают только в кино, но, вместо того чтобы упасть в его объятия (надо признать: она находилась не в той позе), она твердо стояла (лежала). Они должны были изменить свои отношения в браке, либо разойтись каждый в свою сторону. Они беседовали много часов, и впервые Ричард прислушался к жене. Энн четко сформулировала все свои претензии, и выяснилось, что список последних весьма пространен. Ричард согласился с тем, что вел себя как козел, и даже извинился и признался, что ее падение очень напугало его. Он полагал, что, если будет твердо стоять на своем, она вернется. Но впервые в жизни Ричард понял, что мир не вращается вокруг него. Они беседовали до утра и наконец, сошлись на том, что будут жить в Дублине большую часть года. Ричард уступил желаниям жены, и, несмотря на физические проблемы, она воодушевилась.
Глава двадцать вторая
Голубая
Я проснулась в семь утра. Будильник не прозвенел, и просыпаться до его звонка вовсе не было моей привычкой. Я почувствовала тревогу и посмотрела на мирно спящего Шона. Я подумала разбудить его и обсудить предстоящий девичник Кло, но решила, что этого не стоит делать, так как мне показалось, что этот разговор не порадует его. Я встала. Когда полчаса спустя Шон проснулся, я находилась в ванной. Он предложил мне позавтракать, но мне не хотелось есть. У меня кружилась голова. Шон заметил, что я бледна, когда протягивал мне полотенце. Он помог мне выбраться из ванны и высказал свое беспокойство, но я заверила, что чувствую себя нормально. Я попыталась запихнуть в себя гренок, но меня тошнило от одного его вида.
«Пожалуйста, Господи, только не грипп», – молила я про себя, садясь в машину. На вечер был назначен девичник Кло, и мое присутствие на нем даже не обсуждалось. Я направлялась к школе, внушая себе, что, если я заболела гриппом, ученики тоже должны последовать моему примеру. Но дети были здоровы.
«Черт», – подумала я и приготовилась учить тридцать хулиганов.
* * *
После урока ко мне подошел Деклан.
– Вы в порядке? – спросил он.
– В полном, – улыбнулась я, чувствуя себя лучше.
– Вы больны? – не отставал он.
– Нет, – улыбнулась я.
– Хм, – сказал он шепотом.
– К чему это «хм»? – попыталась я улыбнуться.
– Вы зеленого цвета. – Деклан показал на мое лицо.
– Ты собираешься податься в медицину, Деклан?
– Нет, – ответил он прямо. – Я буду управлять поп-группами, заставлю их работать по – черному, заработаю миллионы и уйду на пенсию в тридцать пять лет. – Он улыбнулся и склонился вперед. – Вы когда-нибудь слышали, как поет Джеки Линч из третьего класса? – спросил он.
Я ответила, что не слышала.
– Миленький голосок и неплохо выглядит. Немного работы над ней, правильные шмотки – и она звезда.
– Деклан ухмыльнулся и сказал, что жалеет о том, что я не на десять лет моложе.
Я слушала его болтовню, потому что он всегда развлекал меня. Честно говоря, в самые горькие времена и до Шона, клянусь, были дни, когда я думала: какая досада, что Деклан не старше лет на десять. Я смотрела ему вслед и думала, через какое количество времени я буду читать о нем в журналах. К обеду мое самочувствие значительно улучшилось. Я поела, и надо сказать, зря. С Обедом я тут же рассталась, но потом опять почувствовала себя лучше. Стало очевидно что я подхватила какой – то кишечный вирус, и я молилась, чтобы он не свалил меня с ног до начала следующего дня.
* * *
Шон вернулся домой раньше меня и ждал у двери. Он улыбался. В одной руке он держал связку воздушных шаров, в другой – коробку моих любимых конфет, а в зубах – розу. Я рассмеялась.
– Ну? – подозрительно спросила я.
Ему пришлось выплюнуть розу, чтобы заговорить.
– Они согласны на две книги и на четыре в перспективе, сказал он сияя.
Я закричала:
– О боже, ну ты даешь!
– Знаю! – согласился он и тоже закричал.
Я прыгнула на него. Шон бросил шары и конфеты, к великой радости постройневшего и всеми забытого Леонарда. Пока мы рвали друг на друге одежду, Леонард исследовал содержимое сумок. Мы отмечали успех Шона в постели с шампанским с пяти до восьми. А потом у меня не оставалось выбора – нужно было отправляться на девичник Кло. Шон понимал меня, и, кроме того, впереди нас ждали все выходные. Мне повезло – я чувствовала себя великолепно, была полна любви, шампанского и готова идти. Кло не доверила нам организацию девичника, сказав, что мы превратим его в балаган. Она взяла все в свои руки, отметив, что попросит удалиться каждую, кто принесет пластмассовый фаллоимитатор или вибратор. Никаких париков, цепей, корон, футболок и угощений фаллической формы. Нас ждала ночь «для девушек», ночной клуб, пьяное веселые и съем на один вечер. Нас было десять. Мы оделись в маленькие черные платья, сделали пышные прически, наложили броский макияж и не забыли про высокие каблуки. Мы зашли в первый попавшийся паб, расположились в ряд у стойки, пропустили по рюмке, а затем еще по одной. Третья была за счет заведения.
Мы сели за столик с коктейлями. Мы болтали о Пош Спайс, бриллиантах, спа – салонах, налоговой системе, отдыхе на Карибских островах, мужчинах, Клинтоне, сексе по телефону, телешоу «Большой брат», Кид Роке, Палестине, Нострадамусе, детях, свадьбах, Кло и ее будущем. Она сияла, пребывая в хмельном восторге. Мы отправились в клуб, где протанцевали несколько часов, в то время как Энн стояла, корчась от боли, но при этом все же махала нам с другого конца танцпола. Затем мы совершили набег на следующий клуб, где сыграли в пули. Потом сидели на диванах, курили сигары и продолжали пить. Кое-кто умудрился даже упасть, но мы надеялись, что никто ничего не заметил.
В четыре часа утра управляющий вызвал для нас такси.
Энн стало значительно лучше. Хотя прежняя гибкость к ней пока не вернулась, однако алкоголь подействовал на нее положительно. Кло помогла ей забраться в машину, боясь, что ее девичник мог усугубить состояние больной подруги. Однако Энн была твердо уверена, что в такую ночь грех не повеселиться, и она не собиралась упускать ни единой секунды. Ричард уехал, поэтому она пригласила нас к себе на очередной тост. Она почти все время стояла, так как присесть было для нее настоящей проблемой. – Мы желаем тебе всего самого хорошего и даже больше! – сказала она Кло, улыбнулась, и мы чокнулись.
Кло тоже произнесла тост.
– За множество мужчин, которых я отвергла сегодня и которых буду отвергать все свою жизнь! Удачи одному и всем!
Мы рассмеялись.
– Одному и всем! – повторили мы.
Я ничего не говорила, так как занималась поглощением спиртного. Энн удобно стояла и пила из соломинки, так что ей не нужно было двигать головой. Мы сидели до шести, беседуя о прошлом, о подростковых временах, о Колледже и нашем лете, проведенном в Штатах. Людях, с которыми мы познакомились в своей жизни, и тех, кого потеряли. Кло напомнила мне о свадьбе моей мечты: Джон стоит у алтаря, а у входа поет Джордж Майкл. Я смеялась. Теперь все мои мечты были связаны с Шоном, и Джордж Майкл оказался бы лишним. Странно, как все происходит: мы побеждаем и проигрываем, мы не знаем того, что ждет нас впереди, и, несмотря на это, мы продолжаем строить планы. Мы переживаем горе и живем дальше. Это выживание несет в себе грусть, однако потом еще больше радости. Мы согласились, что Кло заслужила свое счастье, потому что для нас она являлась лучшей, самой умной, смешной и настоящей. И Том был хорошим мужчиной. И хотя мы трое давно поняли, что жизнь не всегда сахар и на каждое добро найдется проклятое худо, мы также знали, что всегда можем рассчитывать на помощь друг друга. И в конце концов, разве не для этого устраиваются девичники?
* * *
На следующий день я страдала. Я мучилась, как никогда. Не солгу, если скажу, что головную боль можно было сравнить с бомбой, взорвавшейся внутри под висками. В какой – то момент мне показалось, что у меня аневризм. Я даже подумывала вернуться в больницу. Почему бы и нет? Теперь меня там знали в лицо. Я лежала в постели, аккуратно положив на глаза влажное полотенце. Я застонала, чтобы проверить, что не потеряла дар речи. Мне было плохо, но этого и следовало ожидать. Я выпила почти столько спиртного, сколько во мне было весу. И как результат – боль в груди. На ощупь грудь стала очень нежной, но как будто немного увеличилась. Я расстегнула блузку и увидела коричневые круги вокруг сосков.
«Интересно».
Шон ушел в офис, чтобы закончить оставшиеся дела. Он часто так делал по воскресеньям. Я была одна, если не считать Леонарда, который играл в гляделки с котом старой миссис Дженнингс, который обитал через дорогу от нас. С постели мне удалось подняться только в третьем часу дня. Меня вырвало, и я тут же почувствовала себя лучше. Однако голова продолжала гудеть, когда зашла Дориан, желая услышать о ночных событиях. Она сделала чаю, а я была только рада поделиться ощущениями от похмелья, которым страдала. Ее это не взволновало.
– Что ж, так тебе и надо.
– Большое спасибо, Дориан.
– Да ну, сколько тебе лет? В самом деле, Эмма, порой я задумываюсь о вашем поколении.
Я задалась вопросом: и к чему я рассказываю ей все это? Я скорчила рожу, и она засмеялась.
– Это не смешно. Мои ученики должны были сегодня писать сочинение. Я плохо вижу. Меня тошнит. И затем я почему – то добавила:
– Странно, но грудь стала нежной.
– Как нежной? – спросила она.
– Просто нежная, но болит, – сказала я, желая покончить с ее вопросами.
– Как болит?
– О, ради бога, болит и все!
– Что еще? – спросила она.
Я подумала, стоит ли мне упоминать о коричневых кругах, а затем решила, что если не скажу, то потом пожалею. Тогда уже будет поздно, и я впаду в кому.
– Коричневые круги вокруг сосков.
Эта фраза была встречена молчанием, что совсем было не похоже на Дориан.
– Коричневые круги, – повторила она голосом, в котором послышалась тревога.
– Несколько странно, правда? – быстро спросила я. Круги могли быть вызваны слишком частым посещением солярия в двадцать лет.
– Как ты себя чувствуешь в последнее время? – спросила она.
– Отлично, – ответила я и задумалась. – Вообще – то не очень хорошо. Могу поклясться, что на прошлой неделе имела дело с пищевым отравлением, а вчера меня чуть не свалил грипп. У меня кружилась голова. – У тебя кружится голова, – вздохнула она.
– Прости? – переспросила я с пренебрежением.
– Эмма, это очевидно.
Но мне ничего не казалось очевидным.
– Когда у тебя последний раз была менструация?
Я принялась гадать, к чему она клонит. Я бы расхохоталась, если бы мне не было так больно смеяться.
– Около двух месяцев назад, – с улыбкой сказала я.
– Два месяца назад! – почти прокричала она.
– Я знаю, о чем ты думаешь, но это нестрашно. У меня месячные такие же нерегулярные, как дублинские автобусы. – Я говорила правду. В подростковом возрасте шесть менструаций в год можно было называть удачей. К двадцати годам цикл более или менее установился, но потом умер Джон. И все началось сначала.
– Эмма, несмотря на нерегулярность, не сделать ли тебе тест? – спросила она. История моих месячных не давала ей покоя.
– Нет.
– Что ж, я считаю, что надо.
Я не хотела слышать об этом именно сегодня.
– В самом деле, Дор, все в порядке.
– Я знаю, но это не значит, что ты не беременна, милая. Коричневые круги говорят сами за себя.
«Блин». Дориан нужно было отправляться на футбольный матч, в котором принимал участие ее сын, и, уходя, она ёще раз напомнила о тесте. Я сидела на диване, пытаясь выбросить из головы этот разговор. К четырем часам я не вытерпела. Я съездила в ближайшую аптеку, где купила таблетки от головной боли и тест на беременность.
«Ну вот, опять».
Когда я вернулась домой, Шон еще не приехал. Я направилась в ванную, открыла коробочку, с трудом распечатала упаковку из фольги, а дальше сделала все по инструкции.
«Три минуты».
Сначала в моей голове была пустота, и, видимо, причина заключалась в том, что прошлой ночью я убила миллионы клеток мозга.
«Две минуты».
Ну и дела, минута прошла так быстро.
Я подумала о Шоне и улыбнулась, потому что, несмотря на мое жуткое состояние этим утром, ему удалась рассмешить меня. И я даже не помню, каким образом.
«Одна минута».
Мне стало интересно, что я почувствую, если узнаю, что беременна. Но эта мысль была мимолетной, и, к своему удивлению, я обнаружила, что она не вызвала у меня беспокойства.
«Странно». Я посмотрела на часы. Три минуты прошли. Я не стала медлить и перевернула пластинку. И вот я увидела самую тонкую в мире голубую линию. Я долго сидела, зачарованно глядя на нее.
«Я беременна».
Я позволила этой информации впитаться. «Ух ты» описывало мои ощущения лучше всего. Я не волновалась, но меня должна была охватить тревога. Я была склонна к ней, но в это мгновение я чувствовала себя абсолютно расслабленной. Я ощущала счастье и поняла, что могу контролировать себя. Но потом я вспомнила, что предыдущим вечером выпила лошадиную дозу алкоголя. Я немного забеспокоилась, но это чувство жило во мне недолго. В колледже я была знакома с девушкой, которая лишь на шестом месяце беременности обнаружила это. И все эти месяцы она пила по – черному. Малыш родился целым и невредимым, и врачи сказали, что он абсолютно здоров. Одна ночь не принесет большого вреда, и я была уверена, что продолжения концерта не будет.
«Я беременна».
Я позвонила Дориан. Она прибежала, когда я еще не успела положить трубку.
– Я же говорила тебе, – радовалась она, обнимая меня. – Ты в порядке? – Он отпрянула от меня и убрала с моего лица волосы, чтобы я не могла спрятаться.
– Если не считать поганой головной боли, я в порядке, – призналась я.
– О, это так волнительно!
Я вдруг улыбнулась, ведь она была права. Волнительный момент.
– Я люблю младенцев. Их запах, крошечные ножки, ощущение, которое они дарят твоей коже, когда спят у тебя на груди. О, я так скучаю по своим малышам, – жаловалась она.
Я так скалила зубы, что у меня заболела челюсть. У меня будет ребенок, и я с радостью ждала этого события. Мы обнялись, и Дориан чуть не задушила меня. Она заставила меня поесть, хотя я настаивала, что не голодна. Она даже слушать не желала – видимо, теперь придется есть за двоих. Я не забыла спросить ее о том, как поделиться новостью с Шоном. Когда до меня наконец дошло, что он еще не в курсе, я признала свою вину, что первой рассказала ей.
– Круги вокруг сосков! – сказала она. – Я сразу поняла. Эх ты, недотепа!
Правильно подметила. Она смеялась.
«Ну я и тупица».
* * *
Шон вернулся домой лишь в восьмом часу. Я лежала на диване и смотрела «Знакомство вслепую», болея за второй номер. Он плюхнулся рядом, радуясь тому, что я поправилась и в состоянии переживать за девицу в наряде тигровой расцветки, которая выбирала себе кавалера в парке Скарборо. Я немного нервничала, но не так, как должна была. Он схватил пульт и переключил канал.
– Ты поел? спросила я просто так.
– Я перехватил кое-что по дороге домой.
Я сосредоточилась на телевизоре. Мадонна пела о сексе.
Он встал.
– Хочешь пива?
– Нет, улыбнулась я.
Шон ушел на кухню, а я стала думать, когда рассказать ему. Трудно объяснить, но эмоции, которых я от себя ожидала, испарились. Мне было все равно, как он отреагирует. Но в глубине души я знала, что по этому поводу можно не переживать. Мое поведение никак не укладывалось в рамки обычного, и уже одно это должно было встревожить меня. Однако я находилась взаперти в каком – то странном райском месте. Он вернулся с пивом и присел рядом, положив мои ноги на свои колени. Он подмигнул мне, и я улыбнулась. – Я сегодня сделала тест.
– Да? – спросил он, глядя в телевизор.
Молоденькая белокурая ведущая живо рассказывала о хитпараде.
– Да, – сказала я, любуясь ее туфлями.
– Какой тест? – спросил он, скорее всего любуясь ее грюдью.
– Тест на беременность.
Шон поперхнулся пивом. Из его рта пошла пена, которая быстро достигла подбородка. Он резко повернулся ко мне.
– Последнее время я паршиво себя чувствовала.
– Я знаю, и?.. – продолжил он. Он не казался встревоженным или даже чересчур шокированным. Скорее, его одолевало простое любопытство, а это уже был неплохой знак.
– Дориан сказала, что мне следует сделать тест.
Шон даже не вздрогнул.
– И?.. – Он явно был не из тех, кто ходил вокруг да около.
– И она оказалась права.
– Она оказалась права? – переспросил он, и я увидела в его глазах искорку.
– Я беременна, – подтвердила я, не удержавшись от улыбки, потому как видела, что он счастлив.
Шон поставил пиво и повернулся ко мне.
– Ты абсолютно уверена? – спросил он. И страх в его голосе был хорошим знаком.
– Голубая линия, – сказала я, и внезапно я заплакала. И это были слезы счастья. Шон взял мое лицо в руки. – У нас будет ребенок? – спросил он, и я подумала, что за ним нужно записывать.
– Ну, надеюсь, не двое, – рассмеялась я.
– Я стану отцом, – сказал Шон и заплакал. Мы обнялись. – Я буду папой, – повторил он.
«Смешно, ведь это у меня в животе находилось дитя».
Позже мы поднялись наверх и на всякий случай сделали еще один тест, чтобы окончательно убедиться. Мы сидели вместе на полу в ванной и смотрели на голубую линию, раздумывая о ее значении. В ту ночь мы лежали в объятиях друг друга и строили планы. Нам определенно необходимо было взять ипотечный кредит, и с этим проблем не было. У нас имелся стабильный заработок, и мы успели даже кое-что отложить. Мы решили никому ничего не рассказывать, по крайней мере пока. Кроме того, Кло выходила замуж, и мы не желали отвлекать от нее всеобщее внимание. Дориан можно было доверять до тех пор, пока она не видела наших знакомых. У многих случались выкидыши на ранних сроках, и мы боялись сглазить. Мы оба хотели ребенка. Мы осознавали, что дети – это лучшее в жизни. Радость наполнила мое когда – то ставшее ослабленным сердце и вылечила его.
Конечно же мы подумали о Джоне – разве мы могли о нем забыть? Я рассказала Шону о тесте, который сделала в день его смерти, и впервые за все время призналась себе и ему в том, как мне было тогда плохо. Но на этот раз все случилось иначе. Мы стали старше и мудрее. Мы были лучше подготовлены, и в нас жила сила. Это не означало, что я не любила Джона. Просто тогда я была не готова. Мне не нравились воспоминания, но Шон сжал мою руку, и чувства вины как не бывало.
– Я люблю тебя, – сказала я.
– Я тоже люблю тебя, мамочка, – ухмыльнулся он.
– Так, не называй меня мамочкой, – обиделась я. – Я предпочитаю мама, мамка, мамуля или даже ма.
«О, Боже, я так взволнована, что мне надо пописать».
