Текст книги "Заверните мне луну"

Автор книги: Анна Мак–Партлин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Кло и Дориан ушли вместе: Кло поехала встречаться со своим женихом, чтобы выбрать кольца, а Дорин отправилась снимать мужа с дерева. Я вернулась в прачечную и уже собиралась начать гладить, когда приехал Ноэль.

– Ты постригся, – подметила я без особого восторга. Мне уже начинали нравиться его растрепанные волосы. Он лишь улыбнулся.

– Я завтра встречаюсь с епископом.

– Ты мог бы просто надеть шляпу, – посоветовала я, на что он только улыбнулся.

– Не для этого, – произнес он с ухмылкой.

Брат выглядел немного старше, но счастливее. Морщины, появившиеся вокруг его глаз за последний год, лишь подчеркивали блеск его глаз.

– И что ты мне сейчас расскажешь? – спросил я его, скрестив пальцы.

– Я священник, Эмма, – сказал он таким тоном, будто ожидал от меня безоговорочного одобрения.

Я не побоюсь сказать, что в тот момент у меня кольнул в груди. Я попыталась скрыть свое разочарование, безразлично протирая стол. Я этого, честно, не ожидала. Мне казалось, что путешествия вокруг света отрицали его принадлежность к церкви. Но ведь мы с Ноэлем был абсолютно разные люди.

– А как насчет того, что ты никогда не сможешь завести семью, любить или даже заниматься сексом? Как насчет того, чтобы наблюдать за тем, как живут другие и не иметь возможности самому ничего попробовать? А как тебе нравится одиночество? – Я задавала ему эти вопросы, безумно расстроенная его признанием.

Он взял меня за руку.

– За прошлый год я многое попробовал в жизни. Некоторые мои открытия оказались замечательны. Я сделал вызов судьбе, и многое, что встречалось мне на пути, было мной ранее не познано, но я увидел все то, что хоте увидеть. Даже то, что лучше бы людям никогда не знать.

Ноэль рассказал мне о своем путешествии в Судан, в особенности о крошечном четырехлетнем мальчике, который умирал от голода. Его тело было измученным, кости выпирали через тонкую кожу, все мышцы скручены, а живот раздулся. Он оказался слепым, и этот его недуг был врожденным. Это маленькое существо было совсем одиноким. Мать ребенка умерла за месяц до того, как мой брат нашел его умирающим на грязной кровати лагеря. Пока Ноэль держал его за руку, слезы текли по изможденному лицу ребенка. Он вцепился в брата, боясь, что его снова оставят одного. Ему было лишь четыре года, а он уже знал, что умирает. Мой брат спел ему песенку. Он гладил его по голове, а когда у того отказали почки, он лежал, обняв ребенка, громко молясь за него и целуя его в мокрую щеку. Этот маленький человечек никогда не знал той жизни, которая нам представлялась чем – то само собой разумеющимся. Он никогда не узнал, что жизнь может доставлять радость. Он же испытал лишь потерю и боль. Почему?

Эта история глубоко задела меня за живое. Я сразу вспомнила, сколько всего хорошего происходит в нашей жизни. Даже когда мы что – то теряем, мы обязательно что – то находим. А этот ребенок? Когда же он что – то обретет? Ноэль просидел с ним два дня. Он произвел последний обряд, и ребенок умер у него на руках. Но Ноэль мог поклясться, что мальчик улыбался. Казалось, что эта улыбка была вызвана присутствием брата. Мальчика звали Басса, и он хотел стать врачом, когда вырастет. Ноэль прервал свое повествование, потому что слезы струились по его лицу. Я не могла вымолвить ни слова и чувствовала, как горят мои щеки.

– Он член моей семьи, Эмма.

Я сидела, задыхаясь от жалости к мальчику, которого я никогда не знала, и к брату, который присутствовал при его смерти.

– Ты возвращаешься.

Мое сердце начинало разрываться на части.

– Я уезжаю, – кивнул он в ответ.

– Ты мог бы быть членом благотворительной организации.

– Я священник.

Мы оба заплакали, но в то же время и я, и он понимали, что он принял верное решение, и хотя я чувствовала боль в сердце и слезы струились из глаз, я была горда тем, что он мой брат. Я крепко обняла его.

– Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, Эмма.

Так закончился наш разговор.

* * *

Через неделю мы с Кло ходили по магазинам и искали наряд для ее помолвки. – Я слишком толстая в этом платье? – спросила у меня Кло, кажется, в четырнадцатый раз.

– Да у тебя десятый размер. Нет такой одежды, в которой ты бы плохо выглядела, – ответила я ей в четырнадцатый раз.

У меня жутко болели ноги, и я не была настроена больше гулять по магазинам. Тут она нашла черное платье, которое очень напоминало те предыдущие восемь черных платьев, которые уже имелись у нее в гардеробе. Я ей напомнила об этом, но мои слова не возымели действия.

– Эмма, ты ничего не понимаешь, – сказала она по пути к прилавку.

Я оказалась слишком голодна, чтобы с ней спорить. Мы уже купили туфли и приготовились перекусить. Я еле шла, а Кло была раздражена. Мы только успели сделать заказ, когда зазвонил ее телефон. Высветился рабочий номер Тома. Она ответила, но ей звонил не Том. Я видела, как ее лицо побледнело. Том почувствовал себя плохо, и его отвезли на скорой помощи в больницу. Мы молча вышли из ресторана. Сев в машину, мы лишь перекинулись несколькими словами.

– С ним все будет хорошо, – сказала я, ужаснувшись от мысли, что могла заблуждаться.

– Я знаю, – безучастно произнесла Кло.

Никто из нас в это не верил. Она безумно мчалась по дороге, а я даже не возмущалась. Мы вбежали в госпиталь, чуть не сбив информационный стенд. Отец Кло умер от сердечного приступа, и, стоя около стенда, я знала, что она тайно винит себя в том, что с Томом может произойти то же самое. Ее трясло, она размахивала руками, а когда попыталась заговорить с медсестрой, то у нее пропал голос. Я стойко держалась, а она в ужасе ждала удара. Тут Кло откашлялась и спросила про состояние здоровья своего жениха. Женщина улыбнулась и заглянула в компьютер. Кло закрыла глаза, я же пристально смотрела на женщину и на ее компьютер. Но та все еще улыбалась нам.

– Дорогая, он в хирургии, – радостно заявила она.

Хирургия – это хорошо. Это значит, что он не мертв. У отца Кло дело до хирургии так и не дошло. Мы обе поняли, что это хорошие новости. Кло с облегчением вздохнула. Том не был мертв. После этого нам пришло в голову, что для этого у него еще предостаточно времени. Ну что же все-таки с ним случилось? Кло опять побледнела. Думаю, я тоже.

– У него что – то с сердцем? – спросила она, уже готовая разрыдаться в ожидании ответа этой незнакомки. Слезы обжигали ей глаза, и она так крепко сжимала мою руку, что могла сломать ее.

Женщина вновь взглянула на экран.

– Нет, – улыбнулась она. – Дорогуша, у него подозрения на аппендицит.

Слово «аппендицит» сделало свое дело. Мы переглянулись.

– Подозрения на аппендицит? – решила уточнить Кло, снова заливаясь краской.

– Да, дорогая. Он тут долго не пробудет, – обнадежила женщина, и я заметила, что ее взгляд был уверенным. – Подозрения на аппендицит, – повторяла я, чтобы окончательно убедиться, что мы от радости ничего не напутали.

– Аппендицит, – подытожила Кло, улыбаясь, после чего мы истерично расхохотались и никак не могли подавить смех. Кло облокотилась на меня, а ее коленки были крепко прижаты друг к другу. Могло показаться, что она хочет в туалет. А я тем временем вытирала слезы, стараясь не сопеть.

Улыбка исчезла с лица женщины. Очевидно, она решила, что мы просто ненормальные. Это делало всю ситуацию еще более забавной. Мне нужно было срочно в туалет. Лицо Кло выражало боль, и, боясь того, что нас сейчас выпроводят из больницы, Кло взяла себя в руки.

– Простите, – обратилась она к женщине, – вы не могли бы подсказать, где здесь женский туалет?

Мы тут же рассмеялись, и женщина холодно попросила нас покинуть помещение до тех пор, пока мы не сможем контролировать свои действия.

Итак, мы сидели в машине Кло рядом с больницей. Когда мы наконец – то замолчали, Кло повернулась ко мне.

– Как ты думаешь, его уже привезли из операционной? – спросила она.

Я взглянула на часы.

– Полагаю, что операция длится не более двадцати минут.

Выражение ее лица вмиг стало серьезнее.

– О боже, что же мне теперь делать?

– Ты о чем? – поинтересовалась я.

– Он скоро вернется в палату, а нас выгнали из больницы.

– Да нет же! Эта женщина просто попросила нас взять себя в руки.

– Мы вели себя как полные идиотки. Аппендицит – это серьезно. Я не хотела смеяться, я просто испытала огромное облегчение, что у него не было ничего серьезного с сердцем.

– А я была рада, что его не сбила машина, – призналась я.

– Как ты думаешь, он поправится? – вдруг спросила она меня, немножко побледнев.

– А ты себя нормально чувствовала после того, как тебе удалили аппендицит? – поинтересовалась я. – Ну да, – услышала я в ответ.

– Ну а я? – спросила я.

– Что тебе сказать? Насколько я помню, ты много стонала. Но на самом деле в подростковом возрасте ты всегда ныла, – с ухмылкой произнесла Кло.

– Если учесть то, что врачи вовремя обнаружили у него аппендицит и сейчас его оперируют, то все должно быть замечательно.

– Его брат Рупер сейчас в отделении, – доложила мне подруга, прежде чем заметила, что я собираю нитки, прилипшие к брюкам. – Прекрати!

– Прости, – произнесла я, складывая руки на коленях. – Ты хочешь войти?

– Пока еще рано. Я терпеть не могу Руперта, – призналась Кло.

– Неужели? – заинтересованно спросила я. Она о нем никогда ранее не упоминала.

– Лучше бы я его вообще не знала, – пробурчала подруга.

Я уточнила, в какой палате он будет, а поскольку у нас был еще целый час в запасе до того, как Том оправится после операции, мы направились в столовую, где неохотно заказали капусту с беконом, и принялись ждать Шона.

Мы прождали его уже больше получаса. Наши тарелки давно унесли, а кофе остыл. У нас возникло то неприятное чувство, которое появляется, когда сидишь за абсолютно пустым столом, а около пятидесяти человек с подносами ищут, куда бы присесть. Вдруг пожилая кривоногая женщина с явно выраженным артритом и волосами, выкрашенными в синий цвет, остановилась около нашего столика и закричала своей подруге, стоящей в очереди:

– Я больше не могу ходить, Долорес, ноги меня не держат!

Мы поняли намек, встали и вышли, попивая несвежий кофе среди курильщиков, один из которых был так мил, что протянул каждой из нас по сигарете.

– Нет, спасибо. Мы больше не курим, – призналась Кло с печалью в голосе.

Прошло пятнадцать минут, за которые мы успели выкурить две сигареты, как приехал Шон. Тома наконец – то перевели на второй этаж.

Его брат Руперт сидел у изголовья его кровати.

– Где, черт побери, вы были?

Он мне сразу же не понравился.

Том лежал под капельницей и все еще под действием наркоза. Но, увидев Кло, он улыбнулся.

Она наклонилась и поцеловала его, намеренно игнорируй его брата.

– Я очень сожалею, но к тому времени, как мы приехали сюда, ты уже был в операционной.

Том кивнул и улыбнулся.

Его брат недоверчиво взглянул на Кло.

– Ты работаешь лишь в десяти минутах езды от больницы.

У него было отталкивающее выражение лица.

Кло же лишь усмехнулась и спокойно ответила:

– Несмотря ни на что, сейчас мы здесь.

– Лучше поздно, чем никогда, – пробурчал он.

– Почему бы тебе не заткнуться? – предложила ему Кло, все еще улыбаясь. Том засмеялся, хотя было не совсем понятно, что вызвало у него смех: слова Кло, либо танцующие розовые слоники.

Его брата эти слова не задели.

– Ты же понимаешь, что он мог умереть.

Клода самодовольно ухмыльнулась.

– Он чувствует себя замечательно.

– Аппендицит может быть опасен для жизни, и я не нахожу в этом ничего смешного, – огрызнулся Руперт. Улыбка исчезла с лица Кло.

– Отвали, Руперт, – произнесла она, что вызвало улыбку на лице Тома.

Несмотря ни на что, Том был вместе с нами.

Глава двадцать первая
Курица, шепот и худо с добром

До свадьбы оставалось всего три месяца, и мы с Энн и Кло отправились покупать свадебное белье. Энн настаивала на том, чтобы для этого полететь в Дублин. Она чувствовала себя жутко одинокой, и все, кроме ее мужа, понимали это. Особенно тяжело ей стало после Рождества, но даже зная об этом, нам каждый раз было тяжело видеть ее в таком состоянии. Энн набрала уже четырнадцать фунтов, и казалось, что кто – то просто надул ее с помощью насоса для велосипеда. Я не могла поверить своим глазам. Кло молчала, что само по себе было большой редкостью. Мы обе собрались с силами и поприветствовали подругу слишком наигранно, учитывая, что Энн все прекрасно понимала. Она села и схватилась за меню.

– Я на диете, – сказала она, а я мысленно взмолилась, чтобы Кло промолчала.

Кло ничего не сказала, да и я, к сожалению, тоже. В течение двух минут мы просидели молча. – Я думаю, что закажу мясо с картошкой, куриные крылышки, а насчет десерта я еще не определилась, – продолжила Энн, как будто все было в полном порядке.

Я вновь заговорила.

– Мясо очень вкусное, – произнесла я.

– Что? – рассеянно переспросила Кло, все еще не сводя глаз с потолстевшей подруги.

Я повторила, что мясо было превосходное.

– Это так, – подтвердила она, все еще не в силах оторвать взгляда от Энн.

Это было некрасиво.

Энн обернулась и позвала официанта. Мы с Кло переглянулись. В разговоре по телефону Энн не упоминала, что поправилась. И это было по меньшей мере странно. Позже мы зашли в «Браун Томас» в поисках нижнего белья. Энн сразу же направилась к туфлям, а Кло воспользовалась возможностью обсудить со мной новые размеры подруги.

– Боже мой, Энн стала такой толстой, – сказала она. – Ты обратила внимание, сколько она ест?

Энн уплела мясо с картошкой, куриные крылышки, два куска какого – то торта, маффин и два бутерброда. Я согласилась, что это на нее совсем не похоже, но была уверена в том, что не следовало делать на этом акцент.

Кло твердо стояла на том, что у Энн большие неприятности. Будучи ее друзьями, мы должны были выяснить, что за чертовщина с ней происходит, разобраться со всем этим и посадить ее на такую диету, чтобы она смогла влезть в платье, которое оденет на свадьбу.

– Я знала, что мы слишком рано купили те платья, – сказала я, покачивая головой.

– Да ты, похоже, шутишь. Никто из нас почти не менялся в весе за последние пять лет! – Кло так активно размахивала руками, что даже вспотела.

Это оказался хороший довод. Я согласилась с тем, что тот факт, что наша подруга вдруг ни с того ни с сего набрала в весе, наводил на размышления. И это было явно не своевременно. Я считала, что, если бы ей требовалась наша помощь, она бы обратилась за ней. А пока Энн вела себя так, будто ничего страшного не произошло. Мы всегда могли вернуть платья, и, возможно, она была счастлива, несмотря на свой новый размер, а причиной расстройства для нее могла служить ограниченность людей, окружающих ее.

Кло взглянула на меня и сказала:

– Я люблю тебя, Эмма, но иногда ты несешь всякий бред.

Я сообщила ей, что мои слова истинны, добавив, что примером тому служит Опра. Она засмеялась в ответ, остроумно прокомментировав случай с Опрой.

– Прости, Кло, раздраженно возразила я, – Опра Уинфри сделала для людей больше, чем многие политики президенты и монархи за всю историю человечества. Более того, я уверена, что если она что – то доказывает, то ее аргументы обязательно основываются либо на медицинских либо на документальных источниках, в отличие от тех, кто полагается на мораль народных пословиц, призывающих глупо верить всему, что с тобой никогда не происходило.

Кло взглянула на меня и улыбнулась.

– Эмма, ты абсолютно права, и, вероятно, Опра тоже права, но что – то определенно творится с нашей подругой. И я собираюсь выяснить, что именно.

По крайней мере мне удалось убедить ее подождать, пока мы вернемся домой. Себе же я пообещала первым делом сходить в туалет.

Когда мы вернулись, уже стемнело. Мои ноги распухли, у Кло болела голова, а Энн уже успела опять проголодаться Я открыла бутылку вина и передала Кло стакан с водой, чтобы та запила парочку таблеток от головной боли.

Энн обрушилась на Кло за то, что она делала нелестные замечания относительно ее фигуры.

«О боже! Ну вот, началось».

Кло тяжело вздохнула и улыбнулась.

– Именно о ней, – начала она несмело, – Эмма и я только что разговаривали.

Я не могла поверить в то, что подруга впутала и меня во все это. Я бледнела, в то время как Энн внимательно ее слушала.

– Ты на самом деле набрала лишние килограммы.

Теперь уже настала очередь Энн бледнеть. Кло, должно быть, заметила ее реакцию, но, несмотря ни на что, продолжала говорить:

– Ты поправилась слишком уж быстро. Так не должно быть.

Энн молча слушала. Я застыла на месте.

Кло продолжала:

– Не стоит себя сравнивать с Опрой или с кем – то еще. Ты никогда в жизни не поправлялась больше, чем на семь фунтов.

Энн с болью в глазах посмотрела на меня, и я решила сама поговорить с ней до тех пор, пока так называемая доброта Кло совсем ее не сломала. На самом деле я даже не представляла, что ей сказать. У меня это все просто не укладывалось в голове. Этот разговор выглядел как вмешательство в личные дела человека. А какое мы имели право совать свой нос не в свое дело. Что мы вообще знали? Ну, девушка немножко поправилась. И что теперь? Мне вдруг стало интересно, что бы сказала по этому поводу Опра.

Я спросила Энн, чувствовала ли она себя несчастной, вместо ответа она разрыдалась. Мы с Кло сидели рядом с ней на кровати. Кло принесла ей вино и салфетки.

– Я ненавижу Керри! – сказала она сквозь слезы. – Я сейчас уже почти превратилась в огромную свинью! – Ну да, ты потолстела. Но в любом случае ты никогда не будешь похожа на синью, – нежно попыталась успокоить ее Кло, как будто ее слова могли чем – то помочь подруге.

Энн недоверчиво уставилась на нее. Я последовала ее примеру. За годы работы в рекламном агентстве Кло стала гораздо медленнее соображать и, казалось, совсем не замечала нашего смущения.

– Кроме того, даже с лишними килограммами ты гораздо симпатичнее многих худышек, которых я знаю! – с триумфом добавила Кло.

Мы с Энн обменялись взглядами, пока Кло сидела и смотрела на нас так, будто она только что взмахнула волшебной палочкой. Несколько секунд мы сидели молча, пока Энн не разразилась громким смехом. – Если честно, то ты самый простой человек из всех, кого я только знаю. Но я все равно тебя люблю, – сказала она, слегка толкая Кло локтем. Кло же улыбнулась ей в ответ, соглашаясь с подругой и радуясь тому, что ее принимают такой, какая она есть.

– Все будет хорошо, – подвела итог я.

Энн поинтересовалась, каким именно образом.

– Ты поговоришь с Ричардом и скажешь ему, что тоскуешь по дому, после чего вы вернетесь, – сказала я, как будто мне ничего не стоило решить проблему подруги.

Ричард всегда мечтал жить в Керри. Ему нравилось уютное и красивое местечко, окруженное озерами и горами. Ему нравились пейзажи, размеренная жизнь, местные жители, бары, в которых было приятно провести время, хорошая еда и тишина. В Керри Ричард обрел мир, но Энн была городской девушкой. Она видела красоту в архитектуре, любила бывать в шумных ресторанах, обожала огни больших городов, театры, музеи, Томаса Брауна и Шельбурн. Ее привлекали шум, толпы народа, очереди и даже пробки на дорогах.

– Ты знаешь, что во всем городе нет ни одного светофора? – почти закричала она. – Как, черт возьми, я могу там жить?

Мы кивнули в знак согласия. В этот момент мы поняли, что жить там было полным безумием. Энн прекрасно понимала, что ее муж никогда не согласится уехать из Керри, и добавила, что сама она уже готова повеситься от такой жизни.

– Почему бы вам обоим не пойти на компромисс? – спросила я. – Почему бы вам не жить в Дублине зимой, а в Керри летом?

Энн задумалась.

– Лето длится всего три месяца.

– Ты права, – усмехнулась Кло.

Энн улыбнулась и добавила, что летом Керри выглядит довольно – таки мило.

– Я бы даже не возражала проводить там рождественские каникулы. Там на самом деле бывает здорово на Рождество, – говорила она, потихоньку расцветая.

– Теперь ты знаешь, что делать, – обратилась я к ней, как будто все уже было решено.

– Еще вина? – предложила Кло, чтобы окончательно уж покончить с этой проблемой.

Улыбку на лице Энн сменило беспокойство. Она не была так уверена, как мы. Верно же говорят, что намного легче решить чужую проблему, чем свою собственную.

Мы выпили. Мы пили за наше здоровье, за свадьбу Кло, за диету Энн, лишний вес является преступлением, в то время как напиваться до смерти вполне допустимо.

После одиннадцати за мной заехал Шон. Энн уснула на кровати, накрывшись простыней прямо с пустым стаканом в руке. Кло пыталась отобрать его, но Энн не хотела выпускать его из рук. Мы попрощались с Кло, и Шон проводил меня к машине. Когда мы приехали домой, он приготовил мне кофе и ванну. Я лежала в ней довольно – таки долго, предаваясь размышлениям. Шон успел даже поменять в ней воду. Он сидел на полу около ванны, как это делал Джон. Он предложил потереть мне спину, как Джон. Шон ухаживал за мной точно так же, как и Джон, и я понимала, что по – настоящему счастлива. Мне было двадцать восемь, и я обитала в съемной квартире. Я работала учителем за абсурдно низкую зарплату. У меня был автомобиль, который приходил в неисправность каждый месяц, и кот, на фоне которого даже Розанна Барр (Розанна Барр, (род. 1952) – американская комедийная актриса и писательница) показалась бы худышкой. Но когда Шон вытирал мои волосы полотенцем, мною овладевало умиротворение.

Позже, в постели, мы обнялись, и я рассказала ему о несчастьях Энн, из-за которых она растолстела.

– Ради тебя я бы переехал и на Луну, – сказал он.

Я рассмеялась.

– Надо думать, не только на Луну, но и в никуда? – поинтересовалась я.

– Видимо, да, – ответил он с ухмылкой.

Он поцеловал меня, и мы занялись любовь, как в первый раз. У нас закончились презервативы, но нас это не смутило. После этого я лежала в темноте и улыбалась.

* * *

Энн вернулась в Керри на следующий день. Ее мучало похмелье, но она была непоколебима. Ричард встретил ее в аэропорту. Он приехал с цветами, и она сказала, что им нужно поговорить. Дело закончилось перебранкой, в результате которой жестоко пострадали цветы. Энн хотела вернуться в Дублин. Ричард желал остаться в Керри. Она ссылалась на то, что тосковала по дому. Он же утверждал, что терпеть не может Дублин. Он спорил с ней, говоря, что она не стремится приспосабливаться к образу жизни в Керри. Ричард завел там множество друзей, но она отказывалась от общения с ними. Он также утверждал, что за прошедший год у них появилась там новая жизнь. Ричард обратил ее внимание на очевидное: у них был дом, они пытались завести детей, и она сама дала согласие на переезд в провинцию. Энн спорила, говоря, что ей сложнее заводить друзей, и когда ей приходится это делать, она не в состоянии объяснить причину своего отношения к новым знакомствам. Она не забыла напомнить ему о том, что у них все еще была квартира в Дублине, равно как и деньги на покупку нового дома. Энн также понимала, что пока детей им не видать, как своих ушей, а кроме того, в Дублине лучшие школы. Они кричали и злились. Ричард расстроился из-за того, что жена сдалась так быстро; она – из-за того, что муж был либо слеп и не видел ее боли, либо ему вообще было наплевать. Ричард привык, что все в жизни выходило так, как нужно ему; Энн привыкла уступать мужу, но больше не находила в себе сил продолжать это.

В четыре часа утра она собрала вещи и уехала в Дублин. Проснувшись, Ричард обнаружил, что жены и след простыл, а также записку: « Выбирай».

* * *

Прошло две недели с тех пор, как Энн ушла от Ричарда. За это время она похудела на целый размер. Кло мало помогла ей, сказав, что нет худа без добра. Я была обеспокоена. Не так давно Энн уплетала все подряд, а теперь не могла одолеть и тарелки супа. Она жила в их пентхаусе в Дублине. Мой чертов дом и в сравнение не шел с ее жилищем, однако Энн чувствовала себя там так, словно попала в трущобы. Каждый день она ждала звонка от Ричарда, но тот не звонил, и она страдала. Энн звонила мне и так громко рыдала, что оставаться равнодушной к ее боли было невозможно.

– Я уехала, а ему и дела до этого нет! – вопила она.

Я попыталась настроить ее на положительный лад, но ее слова нельзя была назвать ложью.

– Он эгоистичный ублюдок! – ревела она.

Я посочувствовала ей, не забывая про осторожность и не согласившись с ее утверждением. Ведь я понимала, что, если когда-нибудь они снова сойдутся, она использует мои слова против меня. Да, женщины такие.

– Где он, Эмма? – жалобно кричала она.

«Хороший вопрос».

– Почему он хотя бы частично не идет мне навстречу?

«Этот вопрос получше».

– Он хотя бы любит меня?

«Страшный вопрос».

Я хотела, чтобы она побыла у нас с Шоном, но она отказывалась, так как боялась пропустить звонок Ричарда. Она пребывала в депрессии, и это пугало меня.

Однажды ночью я попыталась дозвониться до нее. Энн не брала трубку. Она не выходила из квартиры уже две недели и в течение того дня была особенно подавлена. Ее могло не быть дома, но в глубине души я знала, что она не могла уйти. Я снова позвонила. Ответа опять не последовало. Я занервничала. Что – то было не так. Страх закрадывался в мою душу. Я села в машину, которая конечно же не завелась, и поскольку Шона не было дома, я вызвала такси. На такси я могла добраться до нее не раньше, чем через час. У меня не было столько времени. Прямой автобус в тот район не ходил, поэтому я отправилась к Дориан.

Дориан была медсестрой. Я попросила ее взять аптечку. Мы оказались у квартиры Энн через полчаса после моего первого не отвеченного звонка. Основную дверь нам не открывали, и мы проскочили вместе с разносчиком пиццы. Он не заметил нас, а если бы и заметил, то ему было бы все равно. Мы сели в лифт, доехали до последнего этажа и позвонили в дверь. Ничего.

– Эмма, это глупо. Возможно, она с родителями, – сказала Дориан, прислоняясь к стене.

Я снова позвонила и приложила ухо к двери.

– Дориан, я уверена, что слышала сейчас шум.

Дориан тоже приникла к двери и посмотрела на меня.

– Телевизор? – спросила она.

Теперь мы обе обратились вслух. Мимо прошел мужчина и остановился.

– Вам помочь? – спросил он.

– Нет, спасибо, – беззаботно ответила я, пытаясь говорить как нормальный человек.

– Я местный сторож, так что могу помочь.

– Да, вообще – то нам нужно проникнуть туда. У вас есть ключ? – спросила Дориан таким властным тоном, будто владела этим домом.

Ее отвага вызвала на лице мужчины улыбку.

– Да, ключ у меня есть, но я не могу его выдавать, вы же понимаете.

Я снова приложила ухо к двери.

– Цыц! – сказала я торопливо. – Я что – то слышу. Это она. Я слышу ее. До меня доносилось еле слышное «помогите». Дориан тоже стала слушать. Мужчина приблизился к нам, чтобы тоже послушать.

Дориан теряла терпение.

– Там находится молодая женщина, и нам кажется, что ей необходима помощь. Так что ноги в руки – и за ключом, а если мы окажемся не правы, мы извинимся и любезно пожелаем вам спокойной ночи. Однако, если все окажется, как мы предполагаем, вы станете героем.

Мгновение сторож пребывал в раздумьях.

– Буду через минуту, – сказал он и убежал.

К моменту его возвращения у нас не было сомнений в том, что за дверью просят о помощи, поэтому я кричала в деревянную дверь, что все будет хорошо. Он впустил нас и вошел сам. В гостиной никого не было, работал телевизор. В кухне и спальне – тоже никого. Мы с Дориан прошли через холл в ванную. Незнакомец осторожно следовал за нами по пятам.

Я попыталась открыть дверь. Та была заперта.

– Энн! выкрикнула я.

– Эм! – послышался за дверью тихий голос.

– Энн, впусти меня!

– Не могу! – ответила она.

– Почему? – спросила я, глядя на людей за своей спиной.

– Я вывихнула спину! Не могу двигаться.

Я толкнула дверь.

– Стой! – закричала она. – Я голая!

– Боже, – пробормотал сторож. Полагаю, он ожидал спокойную ночь, и голая раненая женщина определенно не входила в его планы.

– Успокойся, милая. С нами сторож. Он откроет дверь, – сказала Дориан, делая жест сторожу.

– Дориан? – простонала Энн.

– Да, это я, хорошая моя. Все будет в порядке.

– Я голая, – напомнила нам Энн.

– Ничего страшного. Я закрою ему… как вас зовут? – Она посмотрела на сторожа.

– Джим.

– Я закрою Джиму глаза, когда он снесет дверь.

Джим нервничал. Я слышала, как Энн бормочет что-что о Боге. Джим исчез, отправившись за инструментами. Мы с Дориан продолжали общение с Энн. Как выяснялось, она не ела целый день, и, видимо, упала в обморок, принимая душ. Сначала она стояла под горячей водой, затем проснулась на полу, уже будучи не в состоянии пошевелиться. Я попыталась успокоить ее, но она и слушать не хотела. И я понимала, что это серьезный несчастный случай, а серьезный несчастный случай, да еще и нагишом вообще кошмар.

Дориан оставалась непоколебимой.

– Ты уверена, что это не стоит того, чтобы рассказать потом своим внукам? – Она улыбалась мне, веря в то, что эти слова успокоят нашу жертву, но мне все-таки было виднее. Когда Энн заплакала, Дориан тоже не сдержала слез.

Джим вернулся и принялся откручивать дверные петли.

– Почему бы вам просто не выбить ее? – спросила я.

– Вы хотите, чтобы я выбил дверь из цельного красного дерева? – В его голосе прозвучал сарказм. – Ну да, – ответила я.

Энн закричала, что он не посмеет выбить дверь. Она вовсе не хотела, чтобы та огрела ее по голове, и уж ей совсем было ни к чему, чтобы на не свалился еще этот умелец. Дориан напомнила Энн, что надо сохранять спокойствие. Когда оставалось открутить лишь одну петлю, я сменила Джима. Как-то слишком легко он уступил мне, и я задумалась, не голубой ли он. Когда он разобрался с последней петлей, я оповестила свою голую подругу, что собираюсь войти.

– Подожди! – закричала Энн.

Мы все застыли.

– Джим? – выкрикнула она.

– Да? – нерешительно отозвался он.

– Можете теперь идти. Спасибо за помощь, – сказала, она, лежа на полу.

– Как скажете, – улыбнулся он и почти побежал

Дориан вздохнула.

– Мужчины. Что с них взять?

Я отставила дверь в сторону, и увидела бедняжку Энн не в самой естественной позе.

– Удачно припарковалась, – рассмеялась Дориан.

Она была права. Я ожидала, что Энн будет лежать пластом, а не стоять на коленях, склонившись вперед. Ее позу можно было назвать неловкой, и мне стало интересно, как она ухитрилась ее принять.

– Да, спасибо, Дориан, – заметила Энн, которой было совсем до смеха.

Я накинула на нее банное полотенце и последовала распоряжениям Дориан. Мы подняли ее на ноги. Энн так и не разогнулась, и Дориан опасалась, что у нее произошло смещение диска.

Мы вызвали «скорую», когда наконец четко поняли, что Энн не сможет нормально сесть. Я одевала ее, а Дориан рассказывала оператору маршрут. Когда мы ждали машину Дориан расспросила Энн о причине произошедшего.

– Хорошо, у тебя кружилась голова. Когда ты ела в последний раз?