Текст книги "В огне преисподней (СИ)"

Автор книги: Анна Куртукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Милая… – шепчет он, бережно беря её за руки и поочередно целуя тыльные стороны обеих ладоней.

– Я скучала, – на распев говорит она тихо, целуя его в темноволосый затылок.

– Я тоже, – отвечает Убальдо, подталкивая её к соседнему стулу и призывая неуловимым жестом официанта.

Молодой человек в длинном белоснежном фартуке тотчас оказывается у их стола, держа наготове в руках ручку.

– Нам, пожалуйста, бутылочку Шато Марго восемьдесят второго, – не взглянув на парня, указывает Убальдо и аккуратно обнимает за талию женщину в строгом сапфировом платье.

– Боюсь, – выдыхает она, прикрывая глаза и беря мужчину за руку дрожащими пальцами, – пить мне теперь нельзя.

– Что?.. – теряется Пьянджи, не сразу соображая о чем говорит Джудичелли.

– Я пришла сюда, чтобы сказать это глядя тебе в глаза, – шепчет она надломленным голосом и переводит взволнованный взгляд на возлюбленного, – у нас будет малыш…

Mio caro* (итал.) – Мой дорогой

========== Глава 25. Откровения Эрика ==========

В каждой перемене, даже в самой желанной, есть своя грусть,

ибо то, с чем мы расстаёмся, есть часть нас самих.

Нужно умереть для одной жизни, чтобы войти в другую.

Идти по улицам Парижа средь бела дня откровенно непривычно. Ощущение, что каждый человек глядит с осуждением или презрением, никак не покидает меня. Упорно пряча лицо, без того укрытое маской, под широкими полями шляпы, я покорно иду за Кристиной. Ёе пальцы, бережно держащие меня за руку, нежно поглаживают тыльную сторону ладони, вверяя такое необходимое мне сейчас спокойствие.

– Ты когда-нибудь ездил на метро? – ласково спрашивает она, поднимая на меня свои прекрасные глаза.

– Там слишком много людей и жуткая суматоха, – отвечаю я глухо, нехотя спускаясь за бодрой Кристиной на нужную станцию, – я бы никогда туда не сунулся, если бы не ты.

В самом деле я никогда не стремился постигать новое. Всё в мире развивалось столь быстро, что даже при большом желании я бы не поспел за этим бешеным прогрессом. Теперь же, я готов окунуться с головой во все инновации, только чтобы не разочаровать любимую, привыкшую жить в этом сумасшедшем ритме и темпе.

– Это очень удобно. Давай, просто пройди через турникет! – восклицает она, вставляя карту в считыватель так называемого турникета и подталкивая меня в спину.

Не без труда пройдя в переход, я могу, наконец, облегченно выдохнуть – на станции Сен-Поль оказывается не так уж много людей. Кристина же не желает давать мне и секунды, чтобы привыкнуть, и сильно тянет за рукав пальто к стремительно приближающемуся поезду.

– Так, нам нужно попасть в восьмой округ, – задумчиво говорит она, вглядываясь в цветные линии карты метрополитена, когда мы занимаем места в пустынном вагоне, – значит мы можем ехать без пересадок, полчаса – и мы на месте. Видишь, не так все страшно.

– В восьмой округ? – удивляюсь я, услышав название самого родного мне района Парижа.

– Нет, это не в Опере, – тихо смеется Кристина, бережно обнимая меня за плечи.

Невольно я вспоминаю все интересные места, неподалеку от театра: Елисейский дворец, Триумфальная арка, множество музеев, в конце концов, церковь Мадлен… Явно она держит путь не туда.

– Даже не пытайся отгадать, – с легкой ухмылкой добавляет она и тянется к моей шее, чтобы запечатлеть на ней легкий, почти невесомый, поцелуй, вызывающий приятную дрожь.

– И не буду, – улыбнулся я на её нежный жест, – это же сюрприз.

Она кивает согласно головой и чуть хмурится, беря меня за руку, прежде, чем тихо сказать:

– Только ты доверься мне, ладно? Я обещаю, ты не пожалеешь о том, что произойдет сегодня.

Моя малышка… Я бы пошел на край света за тобой, умер бы за тебя. Как можно говорить о недоверии? Словно преданный пес, я внемлю каждому твоему слову, каждой просьбе.

– Я не сомневаюсь, – заверяю её я и бессознательно расплываюсь в улыбке, глядя на такую взволнованную, возбужденную Кристину.

– Ой, наша станция! – вдруг вскрикивает девушка, вскакивая с места, как обожженная, и хватая меня за руку. – Пойдем скорее!

Едва мы успеваем покинуть вагон, как двери захлопываются, и поезд тотчас уносится вдаль по линии, оставляя нас на оживленной платформе. Я машинально натягиваю шарф выше на лицо и склоняю голову, прячась от взглядов, – Кристина лишь грустно улыбается мне, ведя за собою вверх по лестнице к выходу.

– Так, это Аржантин, – кивает Кристина, глядя на название станции, когда мы оказываемся на морозной улице, – значит нам нужно повернуть на ближайшем перекрестке направо, и скоро мы будем на месте.

Как я не стараюсь, но никак не могу вспомнить, что располагается близ этой станции – полная пустота. В голову лезут лишь жилые дома и бесконечные бутики, пестрящие своими вывесками.

Пока мы торопливо идем по улице против мощного ветра, больно разбивающего острые снежинки о лицо, я прижимаю Кристину к себе, стремясь укрыть её от этого ненастья, от злой непогоды, стремясь защитить и согреть своим теплом.

Она замирает у невзрачного, бежевого здания и тотчас оборачивается ко мне, закрывая мои глаза прежде, чем я успеваю прочесть вывеску, у которой мы остановились.

– Ну, теперь идем, – улыбчиво говорит девушка, не отрывая своих маленьких замерзших ладоней от моего лица.

Первое, что я ощущаю, когда мы оказываемся внутри, – резкий запах хлора. Где-то рядом звучит монотонный женский голос, говорящий о каких-то процедурах, и я начинаю понимать, куда меня привела Кристина.

– И что за сюрприз в больнице? – цинично интересуюсь я, и она тихо выдыхает, убирая руки от моих глаз.

– Сейчас всё узнаешь, – мягко отвечает она и берет меня за руку, чтобы затем отвести в один из кабинетов.

Пройдя в светлый, изящно обустроенный кабинет, мы встречаемся с пожилым мужчиной, облаченным в строгий, белый халат. Он тотчас делает уверенный шаг ко мне н встречу и склоняет в почтении голову.

– Месье, Ваша спутница уже рассказала вкратце в своём письме о Вашей проблеме, – быстро говорит он, – уверяю, что это далеко не самый тяжелый случай, и мы запросто сможем исправить этот недостаток.

– Не самый тяжелый? – вырывается у меня, и я резко срываю с лица маску, следуя неизвестному порыву.

Доктор только хрипло смеется, окидывая меня безразличным взглядом, и тянется к небольшому журналу, лежащему у него на столе, чтобы затем открыть его и продемонстрировать мне тех несчастных, чтобы побывали на его операционном столе.

Меня поражает оцепенение, когда я гляжу на фотографии людей, которым не повезло гораздо больше, чем мне. Старики, взрослые, даже маленькие дети – все на этих жутких предоперационных снимках. То, что было с их лицами до операции… Просто ужасно.

– Как такое возможно? – только могу спросить я, очнувшись от мрачных мыслей.

– Вы не представляете, месье, сколько может быть тому причин, – отвечает он и разводит руками.

– Так ты согласен? – робко спрашивает Кристина, трепетно обхватывая своими пальцами мою руку.

Отчего мне отказываться? Я мечтал избавиться от этого всю свою бесконечно длинную жизнь. Теперь же у меня есть она – ангел, полюбивший меня исчадием ада. Может ли быть для неё что-то приятнее, чем моё согласие на это? Вряд ли.

Но решиться на такой шаг мне стоит больших сил. Я жил с таким лицом больше века, я жил и ненавидел себя каждый день, и сейчас…разве может что-то изменить это? Даже зная о современных технологиях и возможностях, неумолимо движущихся вперед, я не могу поверить в то, что по-настоящему смогу избавиться от этого дьявольского клейма на лице, что стало моей неотъемлемой частью за все мое бренное существование.

Я все же смиренно киваю, медленно стаскивая с себя резко ставшие ненужными шарф и шляпу.

– Вы переодевайтесь, – говорит доктор, протягивая мне бледно-голубую рубашку, – через пару минут я вернусь и поставлю анестезию. Не волнуйтесь, процедура эта простая и быстрая – время пролетит незаметно.

– А я могу пока побыть здесь? – интересуется Кристина, крепко сжимая мою ладонь в своей вспотевшей от волнения руке.

– Конечно, – бросает доктор, уже закрывая за собой дверь.

Я не боюсь, но пальцы отчего-то трясутся, не желая слушаться, и не справляются с тугими пуговицами моей рубашки. Тяжелый вздох срывается с губ сам по себе, и пальцы Кристины тотчас взлетают к моему воротничку, аккуратно его расстегивая.

– Всё будет хорошо, – шепчет она, медленно расправляясь с каждой пуговичкой рубашки, – это обычная процедура, простая и быстрая…

Её глаза быстро бегают по моему телу, а губы мгновенно пересыхают – моя девочка переживает слишком сильно, и я накрываю её дрожащие руки своими ладонями, тепло улыбаясь.

– Ты забываешься, – успокаиваю её я, – со мной ничего не может случиться, помнишь?

Она рассеяно смеется и кивает, прижимаясь к моему обнаженному плечу.

– Я не противен тебе? – дрожащим голосом спрашиваю я, – Зачем ты хочешь исправить то, что я прятал все эти десятилетия, зачем? Я понимаю…тебе, наверное, невыносима мысль жить с таким исчадьем ада как я, и ты хочешь помочь прежде всего себе. Скажи мне честно, Кристина.

– Замолчи, – резко обрывает она, отстраняясь, и хватает меня за плечи, – Как тебе только хватает совести так говорить, Эрик?! – ее глаза метают молнии, и меня это подсознательно умиляет, – Я люблю тебя именно таким вот, без всяких операций, протезов! Но знаю, как тяжело тебе, как сложно появляться на людях. Я хочу исправить лишь это, я хочу, что бы ты перестал бояться! – Кристина крепко обнимает меня, прижимаясь щекой к моей оголенной груди, и по моему телу разливается тепло, – Прекрати так думать, Эрик. Мне невыносимо то, что ты так думаешь! – она шмыгает носом, – Больше никогда, слышишь? Больше никогда не говори так, это рвет меня пополам! Обещаешь?!

– Обещаю, – выдыхаю я, глядя с упоением в её нежные глаза, застеленные пеленой слёз.

Дверь тихо скрипит, предупреждая о возвращении доктора, и Кристина отстраняется от меня, позволяя надеть стерильную рубашку.

– Ну, мадемуазель, – бодро обращается к Кристине врач, – забираю Вашего жениха в операционную, а Вы можете подождать здесь или на ресепшн.

Она легонько кивает и подходит ко мне, чтобы крепко-крепко обнять. Я бережно поглаживаю её по растрепавшимся волосам с теплой улыбкой.

– Я люблю тебя, – шепчет она мне на ухо едва слышно.

– И я тебя люблю, родная, – откликаюсь я, отстраняясь и неторопливо отступая к двери, – не переживай.

Меня пробивает дрожь, пока я иду по длинному коридору за доктором, инстинктивно скрывая лицо ладонями даже от врачей. Неизвестность пугает, несмотря на убедительные слова моего доктора и Кристины о простоте этой процедуры.

Он отворяет предо мной дверь в просторное, залитое слепящим светом помещение, стены которого увешаны многочисленными экранами.

– Располагайтесь, – улыбчиво говорит доктор, указывая ладонью на широкую кушетку в центре операционной, и я на ватных ногах двигаюсь к ней, чтобы затем не помня себя лечь на неё.

Мужчина походит ко мне со шприцем внушительных размеров, до упора заполненным какой-то жидкостью, и берет мою дрожащую от волнения руку в свою уверенную, твердую. Он медленно вводит длинную иглу в вену на тыльной стороне моей ладони.

Почти сразу сознание мутнеет. Лампы, так противно светящие в глаза, плывут, ровно как и напряженное лицо врача, внимательно оглядывающего меня. Мрак окутывает быстро, принимая меня в свои радушные объятия, как старого друга.

========== Глава 26 ==========

Перед глазам возникают многочисленные цветные вспышки, а голова идёт кругом при малейшей попытке её приподнять. Тошнота противно саднит где-то в горле, не позволяя вдохнуть полной грудью.

– Милый… – зовет ласковый голос Кристины где-то рядом, и Эрик пытается обернуться на неё, но тотчас шипит от боли, пронзающей голову.

Его груди, покрытой легкой испариной, касаются нежные пальцы девушки и ведут осторожно вверх к напряженной шее.

– Всё хорошо, – шепчет она совсем близко, и он бессознательно улыбается ей, несмотря на жуткую боль, – на ночь мы останемся здесь, чтобы ты мог окончательно прийти в себя, а утром сможем отправиться домой.

Она осторожно склоняется к его лицу, чтобы запечатлеть на пересохших губах Эрика невесомый поцелуй.

– Попей, Эрик, – обращается Кристина к нему, и он чувствует губами тонкую грань стакана.

Сделав несколько глотков, Эрик глухо выдыхает, приоткрывая тяжелые, будто налитые свинцом, веки. Яркий свет больно бьет по глазам, и он издает бессознательный, тихий стон.

– Ну, – печально говорит Кристина вполголоса, – потерпи, родной. Наркоз скоро отойдет, и тебе станет лучше. Уже через неделю здесь мы сможем установить протез, обещают, что будет не отличить от настоящего.

– Кристина… – шепчет он, протягивая руку на её голос.

– Я здесь, – тихо отвечает она, с трепетом беря его за слабую руку, – Я рядом. Отдыхай, я никуда не уйду.

– Как же я люблю тебя, – на выдохе говорит он, сплетая свои пальцы с её, наконец, расслабляясь и позволяя Морфею вновь забрать себя в его царство.

***

Слова Карлотты раздаются эхом в голове Убальдо, и он растерянно моргает, не силясь воспринимать их всерьез сразу. Её взволнованный взгляд испуганно бегает по интерьеру кафетерия, боясь столкнуться с глазами побледневшего Пьянджи.

Так быстро. Безумно быстро. Кажется, еще пару дней назад он изливал душу Дориану, говорил о том, как болит его сердце по приме театра – Джудичелли, а теперь… Теперь у них будет ребёнок.

– Это точно? – рассеяно спрашивает Убальдо, сцепляя руки в замок.

– Похоже, что да, – шепчет Лотта, не решаясь взглянуть на Пьянджи, – то есть тест не должен врать, но, наверное, стоит и врача посетить. Мне важно знать, хочешь ли ты его так же сильно, как я…

Мужчина тотчас подскакивает со своего места и помогает Карлотте подняться из-за стола, спешно накидывая на неё своё теплое пальто.

– Что ты делаешь? – растерянно уточняет она, ведомая Убальдо к выходу.

– Мы должны срочно съездить в больницу, – сбивчиво говорит он, торопливо заказывая такси через приложение.

– Зачем? – испуганно спрашивает она, ненароком предполагая худшее и едва не срываясь на слёзы, – Ты хочешь…

– Господи, – выдыхает Пьянджи, замечая стоящие в её глазах слёзы, – что ты, глупенькая? Я только хочу убедиться, что это и правда так, ведь нужно будет столько всего сделать!

– Ты не откажешься от нас? – всхлипнув, уточняет она, припадая к его крепкому плечу.

– Ни за что, – шепчет он ей на ухо, бережно обнимая за талию, – думаешь, я так долго ждал тебя, чтобы потерять?

Она отрицательно качает головой, невольно расплываясь в широкой, счастливой улыбке.

У них будет семья.

Ей больше не придется проводить в своей пустой квартире одинокие вечера, бесцельно убивая время просмотром очередного сериала о красивой любви, больше не придется засыпать в холодной постели и готовить завтрак для себя одной.

– Вот и такси, – замечает Пьянджи и мягко подталкивает женщину к выходу.

Когда они занимают задние места автомобиля, сердце Убальдо срывается в бег. Он сможет стать отцом. Так долго и трепетно он этого желал, а теперь эта мечта так близко, что он не может до конца поверить в своё счастье. Напротив, его охватывает страх.

– А ты? – разрывает устоявшуюся тишину Убальдо. – Ты хочешь, что бы предположение подтвердилось?

– Очень, – признается она, заглядывая в глаза Пьянджи, – и бесконечно боюсь того, что я могу ошибаться.

– А я чувствую, что он правда уже есть, – шепчет мужчина, кладя свою широкую ладонь на её аккуратный животик, – чувствую, что он предвестник нашего счастья…

***

Врач не спешит делать прогнозов. Он устало сидит в своем кресле и угрюмо глядит на Филиппа из-под своих больших очков.

– У Вашего брата глубокая кома, – констатирует он серьезно, – у меня, ровно как и у моих коллег, нет никаких сомнений в том, что Рауль де Шаньи правда желал свести счеты с жизнью. Полагаю, Вам удалось доставить его сюда в последние, считаные секунды.

– Но как же теперь? – теряется Филипп и качает отрешенно головой. – Он же придет в себя? Придет, доктор?!

Он поднимается резко со своего стула и делает резкий шаг на встречу к врачу, чтобы схватить его жестко за плечи и чуть встряхнуть.

– Я заплачу Вам, – шепчет отчаянно старший де Шаньи вглядываясь в раскрасневшиеся глаза доктора, – заплачу столько, сколько пожелаете, но прошу… Прошу, верните мне брата, у меня никого нет, кроме него.

– О деньгах Вам уж точно говорить не со мной, месье, – откликается мужчина, поправляя воротничок халата, смятый Филиппом, – если он пойдет на поправку, тут же будет переведен в другую больницу.

– В какую еще больницу? – не понимает де Шаньи, глядя на доктора растерянным взглядом.

– В Шато де Гарш, естественно, – хмыкает он, задумчиво глядя перед собой, – ему требуется очень серьезная терапия у психиатра.

– Да Вы спятили! – восклицает, нервно смеясь, Филипп, упираясь руками в стол врача.

– Боюсь, что это неизбежно, месье, – спокойно поясняет он и поднимается с кресла, – а теперь, прошу прощения, меня ждут пациенты.

– Пустите меня к нему? – спрашивает вполголоса де Шаньи, замерший над столом. – Хотя бы на пару минут?

Врач на секунду задумывается, но после легонько кивает и махает ладонью в сторону двери, вынуждая Филиппа тут же вскочить с места и отправиться следом за ним в реанимационное отделение.

Замерев у двери палаты брата, старший де Шаньи судорожно выдыхает, собираясь с силами. Вновь видеть его в таком беспомощном состоянии – невыносимо. Он решается легонько толкнуть дверь и войти внутрь индивидуальной палаты.

Положение Рауля вынуждает Филиппа замереть в ужасе на пороге – его лицо наполовину скрыто массивной маской, обеспечивающей искусственную вентиляцию легких, в вену на запястье вогнан катетер объемной капельницы, стоящей рядом, а на оголенное тело нацеплены датчики, отражающие на нескольких мониторах сразу его состояние.

На ватных ногах старший де Шаньи подходит к брату и опускается на колени рядом с его кроватью, подавляя готовый вырваться наружу всхлип.

– Как же я не уследил за тобой, – шепчет дрожащим голосом он, бережно беря Рауля за слабую руку, боясь задеть очередной мультичастотный датчик на его пальце, – нашел, к черту, время, чтобы оставить тебя…

Кожа младшего де Шаньи холодная и бледная, что заставляет Филиппа думать, что у брата совсем нет шансов. Он тяжело вздыхает и поднимает глаза в потолок, борясь с подступающими слезами.

– Дерьмовый я брат, – заявляет он с легкой усмешкой, – я ведь должен быть тебе наставником, плечом, на которое можно положиться. Где я был все эти годы, Рауль? Ты-то всегда ко мне тянулся, невзирая на моё безразличие и отсутствие. Чувствовал ли ты, что у тебя вообще есть семья?

Он и сам может ответить на этот вопрос уверенно – нет. Будучи совсем маленьким, Рауль всё время сравнивал две такие разные семье – Готье и де Шаньи. Сравнивал и утверждал, что ни Дориан, ни он не были желанны, что только его маленький друг может разделить с ним всю ту боль от пустоты и одиночества в собственном доме.

Дориан всегда был истинной семьей Рауля.

Даже когда они вдруг прекратили всякое общение, Готье желал лучшего своему другу детства, ставшему ему родным. Рауль же… Убил собственными руками своего названного брата.

– Я бы поступил так же, знаешь, – вполголоса говорит Филипп, поглаживая безжизненные пальцы брата, – потеряй я кого-то из близких, слышишь? Если ты сдашься сейчас, я не справлюсь…

Горячие слёзы стекают по щекам обычно хладнокровного Филиппа – он не пытается смахнуть их или скрыть, напротив, ощущает себя настоящим, живым впервые за долгое время…

***

Такси тормозит на бульваре Монпарнас близ Люксембургского сада, и Убальдо помогает Карлотте покинуть автомобиль. Женщина с интересом оглядывает узенькую улочку с голыми деревьями, делящими бульвар на две полосы, – она никогда раньше не бывала здесь.

Мужчина аккуратно подхватывает её под руку и ведет ко входу в обособленный кабинет профилирующего врача. Тихий звон колокольчика предупреждает доктора о посетителях, и женщина тотчас появляется в коридоре её скромной обители.

– Здравствуйте! – восклицает она, всплескивая руками. – Вы по записи?

– Нет-нет, – отвечает Убальдо, снимая с Карлотты своё массивное пальто, – надеюсь, Вы сможете нам помочь…

– Мне нужно знать, – смущенно говорит Джудичелли, делая шаг к доктору, – не врет ли тест, и действительно ли мы можем готовиться принять на себя роль родителей?

– Ах, это! – с улыбкой кивает доктор, мягко беря Карлотту за руку и тут же направляясь к кабинету. – Это не займет много времени, у меня как раз всё для этого готово, а Вы, месье, ожидайте здесь.

Мужчина смиренно кивает, тяжело садясь в помпезное кресло с блестящей, золотой вышивкой. Его взгляд невольно падает на небольшой кофейный столик, усыпанный многочисленными журналами, и он тянется от скуки к одному из них.

С глянцевой обложки ему беззубо улыбается крохотный карапуз, и лицо Убальдо само собой расплывается от какого-то внутреннего тепла. Он задумывается о том, как будет выглядеть их малыш и медленно осознает – ребенок, должно быть, будет очень похож на Дориана, его дорогого друга.

Ему мало известно о том, как дети наследуют черты родителей, однако даже те толики знаний, что он имеет, дают понять, что у малыша будут темные волосы и всё те же яркие изумрудные глаза. Это кажется правильным, и в душу Пьянджи закрадывается уверенность в том, что у них, несомненно, родится мальчик.

Время за размышлениями о чудесном будущем летит незаметно и вскоре в коридоре раздается тихий стук каблуков и к нему подходят обе женщины. Лицо Карлотты светится счастьем, и Убальдо понимает – всё подтвердилось.

– Что ж, я Вас поздравляю от всего сердца! – радостно говорит женщина, широко улыбаясь паре.

– Спасибо Вам большое, мадам, – мягко говорит Джудичели, пока Убальдо кутает её в пальто и теплый шарф, – я буду постоянно приходить к Вам!

– Буду очень ждать Вас всей семьей, – кивает доктор, облокачиваясь на стол и принимая из рук мужчины нужную сумму, – до встречи!

Они улыбаются ей напоследок и торопливо покидают уютный кабинет. Едва пара оказывается на морозной улице, как заключает друг друга в крепкие, трепетные объятия. Они не могут перестать счастливо смеяться, глядя друг на друга чрез пелену радостных слёз.

Теперь они станут одной крепкой, любящей семьёй.

***

Темнота комнаты приятно ласкает саднящие глаза Эрика. Его голова всё ещё кружится, но он чувствует себя намного лучше, чем до сна. Под его тощим боком дремлет любимая невеста, обдавая своим легким дыханием оголенное предплечье жениха. Он наслаждается теплом её тела и бессознательно прижимается к ней сильнее.

– Ты замерз, милый? – раздается её нежный голос в темноте, и Эрик невольно улыбается её робкой заботе.

– Совсем немного, – откликается он, осторожно протягивая руки к её лицу, чтобы невесомо погладить пальцами её мягкие щечки.

– Как себя чувствуешь? – взволнованно интересуется она, приподнимаясь на локтях. – Может, нужен врач?

Он тихо смеется, глядя на неё такую встревоженную и оживленную. Она по-прежнему ребенок, живущий на эмоциях и ярких чувствах, так просто возбуждаемый любой мелочью.

– Всё хорошо, – выдыхает он, бережно её обнимая, – когда мы сможем отправиться домой, милая?

– Уже утро, – отвечает мягко Кристина, утыкаясь носом в его шею, – тебя должен осмотреть доктор, и мы можем быть свободны.

– Тогда зови его скорее, – с улыбкой говорит он, нежно целуя в шею невесту, – хочу поскорее добраться до дома, оказаться с тобой одной наедине.

Девушка расплывается в теплой улыбке и торопливо поднимается с постели, чтобы включить в комнате свет и назвать затем кнопку вызова врача. Она и сама прекрасно видит, что никаких проблем со швами у него нет, а оттого оказывается на удивление спокойной и бесконечно радостной.

Доктор не заставляет себя долго ждать и очень скоро появляется на пороге небольшой, но очень уютной палаты, где Кристина и Эрик оказались вынуждены провести ночь. Он неторопливо подходит к кровати и склоняется над Эриком, внимательно оглядывая места, где совсем недавно были сделаны небольшие надрезы.

– Голова не кружится? – спрашивает вполголоса усталый врач, обрабатывая каким-то пахучим раствором свежие швы, вынуждая Эрика тихо шипеть от страшного жжения.

– Нет, – выдыхает он, когда врач все-таки убирает злосчастный ватный тампон в сторону, – можно мне уже узнать, что именно Вы делали?

– А там всё просто, – отвечает бодрее доктор, чуть улыбнувшись, – мы установили магнитные атачменты и отлили гипсовую форму лица, так что дело остается за малым.

Лицо Эрика кривится, когда он слышит совсем незнакомое слово, а Кристина не может сдержать тихого смеха.

– Вам нужно будет пропить курс антибиотиков, – добавляет врач, быстро записывая на листе небольшого блокнота рецепт, – и обрабатывать швы по несколько раз в день. Через неделю приходите, мы посмотрим на динамику и, если не возникнет каких-либо проблем, то установим протез. Ещё вопросы есть?

Пара отрицательно качает головами, желая поскорее покинуть это место и оказаться в их уютном доме.

– Прекрасно! – восклицает врач, отрывая листочек и с улыбкой протягивая его Кристине. – Тогда до встречи. Будут какие-то вопросы пишите, приходите.

Только успев договорить, он торопливо ретируется из палаты, оставляя Эрика и Кристину наедине. Девушка тотчас припадает к тонким губам жениха нежным поцелуем.

– Боже, я так рада за тебя, – шепчет она, не разрывая поцелуя.

– У меня только один вопрос, – говорит тихо Эрик, глядя в её сияющие счастьем глаза, – откуда деньги на всё это? Я же знаю, что услуги врачей сейчас стоят очень дорого, и не хочу допускать, чтобы ты тратила на меня хоть что-то.

– Не говори так, – шипит Кристина, – у меня достаточно денег на счету, оставленном отцом, и я действительно хочу сделать тебе подарок, потому что ты для меня делаешь очень-очень много.

Она помогает ему переодеть рубашку – плечо Эрика по прежнему жутко болит, не позволяя совершать даже совсем простых движений.

– Неужели ты сам этого не желал, Эрик? – робко спрашивает Кристина, заглядывая в его золотистые глаза.

– Ты права, – тихо вздохнув, откликается он, бережно обнимая девушку, – извини. Спасибо тебе за это, я правда очень счастлив.

Она невольно расплывается в улыбке прижимаясь к его плечу. На секунду время для них замирает. Сегодня многое меняется – теперь у них будет всё: прогулки от рассвета до заката, путешествия, новые знакомства и встречи. Сегодня Эрик лишается того бесконечного препятствия, не давшего ему насладиться жизнью в полной мере. Сегодня для них открываются ворота в новый мир, полный нового и прекрасного.

========== Глава 27 ==========

Который день состояние Рауля де Шаньи почти не меняется. Он по-прежнему не приходит в себя и не может дышать без помощи аппарата. То отчаяние, в котором находится Филипп, не имеет границ. Он не помнит, когда в последний раз ел и спал, – всё своё время он проводит в реанимационной палате рядом с братом, несмотря на недовольство и упреки врачей.

Старший де Шаньи вскрывает очередной блистер кофеина и закидывает себе в рот пару таблеток. Он не хочет пропустить пробуждение брата, которого с таким трепетом ждет. Тяжело вздохнув, Филипп кладет тяжелую голову на кровать Рауля, невольно задумываясь о своём.

Ему кажется странным, даже диким безразличное поведение отца – это просто не укладывается в голове. Даже со всеми его обязанностями и срочными делами ведь можно было найти хотя бы пару минут, чтобы узнать о состоянии младшего сына, чтобы навестить его, чтобы хоть как-нибудь выразить свою печаль.

– Как же у нас всё неправильно, – обреченно шепчет Филипп, глядя на противно пищащий монитор с кардиограммой, – казалось бы, всё у нас есть, что ещё надо… А такая пустота внутри, хоть вой.

Он аккуратно берет руку брата в свою, прикрывая глаза от усталости, внимая звонкому ритму его пульса.

– Я никогда ещё не чувствовал себя таким одиноким, – рассеяно продолжает вслух де Шаньи, – раньше я хотя бы приходил домой и видел там тебя, а теперь что? Я потерял в одночасье всех тех немногих, кого имел – тебя и Карлотту. Забавно… Ты так часто подтрунивал надо мной, над моими ухаживаниями за ней, знал ли ты, что у меня нет шансов изначально? Это, должно быть, бросалось в глаза – птицы разного полета, и всё такое.

Старший де Шаньи невольно усмехается глупости ситуации. Ему кажется, что он и сам начинает сходить с ума, столь сильно плывет его без того туманное сознание.

– Ты мне так нужен, Рауль, – на выдохе шепчет отчаянно Филипп, до искр жмуря глаза, – если бы ты знал, как сильно ты мне нужен…

Он резко замолкает, когда чувствует, что его ладонь, лежащая безвольно в руке Рауля, оказывается сжатой слабыми пальцами брата. Позабыв о том, как дышать, Филипп медленно отрывает голову от постели, переводя переполненный надеждой взгляд на младшего брата.

Когда Филипп сталкивается взглядом с рассеянными туманно-голубыми глазами, он не может сдержать слёз – они сами тотчас сбегают по его бледным от недосыпа щекам.

– Боже, – пораженно выдыхает старший брат, резко вскакивая на ноги и спешно нажимая на кнопку вызова персонала, – ты здесь, ты со мной…

Пока врачи спешат к одиночной палате, Филипп крепко сжимает в своих ладонях слабую руку Рауля, расфокусировано на него смотрящего, и всё теряет значение, пока светлые глаза самого родного человека вновь могут на него смотреть.

Двери палаты резко отворяются, и к ним входит целая команда врачей, которая тотчас окружает растерянного Рауля, совсем ещё не осознающего всё происходящее. Доктор торопливо подхватывает Филиппа под руку и спешно уводит его на выход.

– Вам нельзя находиться там во время процедур, – строго говорит мужчина в бледно-голубой маске, – мы и так сделали Вам серьезную поблажку в виде длительного пребывания в реанимации.

– Я понимаю, – выкрикивает Филипп отчаянно, – но ведь сейчас всё в порядке! Он пришел в себя, почему я не могу остаться рядом?

– Мы Вас обязательно впустим, когда это будет возможно, – отрезает врач, и резко захлопывает перед носом де Шаньи двери, оставляя того наедине со своими гнетущими мыслями.

Его ноги невольно подкашиваются, и он падает спиной на белоснежные плитки стены, тяжело выдыхая. Он может теперь лишь тешить себя радостной мыслью – он будет жить, точно будет, а там… Как бы не было сложно, Филипп готов быть рядом.

Из-за двери слышаться усталые голоса докторов, дающих друг другу четкие указания, и старший де Шаньи усиленно вслушивается в них, надеясь разобрать хоть что-то. Они обсуждают возможность возвращения к спонтанному дыханию и установку назогастрального зонда взамен парентерального питания – Филиппу становится тошно от их непонятного языка, он жаждет услышать только одно, что его младшенький будет в порядке. Остальное не имеет никакого значения – они справятся.