Текст книги "В огне преисподней (СИ)"

Автор книги: Анна Куртукова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

========== Глава 23 ==========

Мерное потрескивание камина приятно греет своей Музыкой, а мягкое пламя красиво освещает комнату, бросая игривые тени на её высокие стены – атмосфера так и шепчет на ухо нежные слова колыбельной. Бескрылого ангела она и по-настоящему усыпила – он задремал прямо на полу этой чудесной гостиной, положив голову на колени любимой невесты.

Девушка же всё никак не может отдаться объятиям Морфея. Она с упоением глядит на старые фото, вспоминая каждый из тех самых дней, вспоминая, как было хорошо когда-то. Ей не хочется забывать ни мгновения, что заключено в этих потертых снимках.

Она откладывает фотографии в сторону и бережно поглаживает Эрика по его темным волосам, рассеяно глядя на пляшущее в камине пламя. Ей хочется запечатлеть так же и каждую счастливую секунду с Эриком, но ей понятно одно – он не решится. Он борется с собой каждый раз, чтобы только лишь бросить мимолетный взгляд в зеркало, как можно говорить о совместных фото, об объективе камеры, наставленной на него, привыкшего скрываться в тени?

Она печально вздыхает и наклоняется к Призраку, чтобы коснуться его быстро пульсирующего виска губами, чтобы взглянуть на тотчас появляющуюся улыбку, чтобы напомнить себе о том, как она, всё-таки, прекрасна.

– Боже, я так тебя люблю… – шепчет Кристина едва уловимо даже для его чуткого слуха, легонько проводя пальцами по раненому плечу.

Ей хочется показать ему другую сторону мира. Показать, как он может быть прекрасен, если не прятаться от всего нового, что преподносит Судьба. Показать, какого это – дышать полной грудью.

Она всерьез задумывается о том, что может ему помочь. Ей ровным счетом ничего не известно о таких необычных случаях, как у Эрика, но отчего-то её охватывает уверенность в том, что всё это поправимо. Возможно, в его время и не было путей решения этой проблемы, но не сейчас, не в этот век.

Не в двадцать первый.

Быстро притянув к себе сумку, стоящую неподалеку, она находит в ней свой мобильный. Затаив дыхание, Кристина вбивает в поиск запрос и лишь убеждается в своей правоте. Она не может поверить своим глазам, когда листает многочисленные фото столь резко преобразившихся людей. Радость стремительно заполняет её сердце, пока она пишет обращение к одному из докторов местной клиники.

У них ещё будут совместные фото, трепетные воспоминания, путешествия и всё, абсолютно всё, что они пожелают, когда Кристина, наконец, выведет Эрика из тьмы в такой прекрасный, необходимый ему свет.

Расплываясь в улыбке, она соскальзывает к нему на пол и бережно обнимает за шею, зарываясь носом в его волосы, столь приятно пахнущие тлеющим воском свечей. Этой ночью она засыпает с мыслью о лучшем будущем для их маленькой семьи… Пускай Эрик еще не стал её супругом, но Кристина чувствует и знает – его душа единственно родственная ей.

***

Масса отчетов, анализов и прочих нудных дел сводят Филиппа с ума. Он надеялся, что работа поможет ему отвлечься от мыслей о брате, но все оказалось тщетно – мрачные думы никак не желают покидать его до предела напряженную голову.

Тихий щелчок входной двери заставляет Филиппа подорваться и метнуться в коридор. Никто, кроме самого Рауля, не может сюда попасть так просто, потому старший де Шаньи машинально расплывается в улыбке – брат, наконец, дома.

– Фил! – окликает его с порога Рауль, неловко скидывая с себя плащ.

– Ты вернулся! – восклицает старший брат, широко шагая к младшему и заключая его в объятия.

– Да, – безразлично отвечает Рауль, а затем вдруг обращается к нему, едва не моля, – Может, выпьем?

Филипп знает, что ему нельзя пить. Только не сейчас, когда он так уязвим и разбит… Знает, но все-таки соглашается с братом, дает ему свое добро. У него не будет больше никакой возможности поговорить с Раулем искренне и сердечно. Они могли позволить себе говорить друг с другом откровенно только редкими вечерами, потягивая коньяк перед тем, как отойти ко сну.

– Да, ты пока иди в зал, выбирай кино, – быстро соглашается Филипп, – я разолью нам.

Расположившись на диване в комнате с проектором, Рауль принимается листать список фильмов, загруженных когда-то давно. Его выбор падает на какую-то невзрачную комедию, и он запускает ее, как только в дверях показывается Филипп со стаканами и бутылкой дорогого конька.

– Очень кстати, – усмехается Рауль, тут же разливая алкоголь по бокалам.

Они устраиваются на диване валетом и впиваются глазами в экран, медленно поедая уже давно остывшую пиццу, заказанную Филиппом еще ранним утром. Комедия не кажется ни смешной, ни интересной и вскоре им надоедает. Младший брат нервно хватает пульт и выключает фильм, усаживаясь на диване.

– Может, расскажешь мне, что случилось на самом деле? Следователи несут какую-то чушь, не хочу им верить, – заявляет Филипп, когда Рауль выпивает залпом второй бокал.

– Это длинная и чертовски не приятная история, – глубоко вдохнув, поясняет Рауль, наполняя стакан в третий раз.

– Я хочу выслушать. Хочу, что бы ты высказался и не держал всё это в себе, – быстро говорит Филипп, пододвигаясь к брату ближе.

– С чего такое радушие? – небрежно усмехается Рауль и закусывает лимонной долькой жгучий алкоголь.

– Я устал жить так, – тихо разъясняет старший де Шаньи, обнимая брата за плечи, – эта отчужденность мне надоела. Сколько можно? Мы одна семья, а ведем себя так, словно мы совсем чужие люди друг другу. Неужели тебе самому не хочется это изменить?

– Если ты так хочешь, – фыркает Рауль и тяжело затем вздыхает, собираясь с мыслями, – пускай моя исповедь станет первым шагом для нас.

Он закидывает ноги на диван, усаживаясь по-турецки, и начинает рассказывать:

– Мы с Дорианом не поделили Кристину, представляешь, какая глупость? – усмехается он, качая понуро головой, – Я поначалу пытался добиться её, уделял всяческие знаки внимания. Она была почти моей… Но спустя какое-то время я понял, насколько сильно Готье её любит. Ты не представляешь!

Рауль всплескивает руками, нервно смеясь, но затем продолжает:

– Он просто сходил с ума по ней, а я чувствовал, что откровенно лишний, что я лишь помеха, поэтому и решил молча отойти в сторону, не мешать их счастью… А что случилось потом, как думаешь? Насмешка Судьбы прямо нам двоим в морду!

Заметив растерянный взгляд Филиппа, он продолжает:

– Она ушла к другому! К композитору, хочу заметить. Она променяла нас обоих на него и пропала. Понимаешь? Пропала с концами! Испарилась!

– В смысле, как? – не понимает Филипп, глядя на всерьез запьяневшего брата.

– Её потеряли в Сорбонне, её потерял Дориан, её даже в Опере потеряли, – быстро поясняет Рауль, – тогда мы решились вместе сунуться в обитель этого её композитора, уверенные в том, что ей грозит страшная опасность… Знаешь, о нём легенды слагают парижане – хладнокровный убийца, незримый монстр подземелий!

– Призрак? – пораженно выдыхает старший брат, распахивая глаза в удивлении.

– Похоже на то, – хмыкает Рауль, – в общем, мы ошиблись. Я думал, что взять с собой оружие будет правильным решением, что так мы защитимся от него. Мы поняли, что всё это было зря, когда оказались там… Он бы ни за что не причинил нам вреда.

– С чего ты взял? На него повесили столько убийств, Рауль! Столкнуться с ним – настоящий кошмар для любого работника Оперы. Да, всё это считалось лишь сказкой, но страх, посеянный в душах сотрудников, определенно имеет серьезные основания.

– Его единственная ценность – Кристина, я понял это слишком поздно, – Филипп замечает, что по щекам брата сбегают тонкие ручейки слез, – всё произошло так быстро… Когда Дориан закричал после оглушительного выстрела, я подумал, что сам уже мертв, но всё оказалось хуже… Эрик правда хотел ему помочь, хотя и сам сильно пострадал, но все усилия были напрасны, ранение оказалось слишком серьезным…

– Эрик? – уточняет Филипп.

– Призрак ваш этот, – болезненно усмехается младший де Шаньи.

– Не могу поверить, – шепчет старший брат, сжимая пальцами широкое плечо брата, – как мне жаль, Рауль…

– Всё к черту, – едва слышно отвечает он, прикрывая глаза и переводя дыхание, – на его месте должен был быть я, именно я должен сейчас лежать в холодной земле в проклятом ящике, Фил.

– Эй! – выкрикивает старший брат захмелевшего Рауля, – Не смей так говорить!

Младший де Шаньи только отмахивается и опрокидывает в себя еще один стакан коньяка. Ему и впрямь становится чуть легче, но тяготящая горечь никуда не уходит, а, напротив, охватывает его с новой силой от столь живых воспоминаний. Вина сжирает изнутри его душу, жестоко царапает опустошенное сердце, а слёзы снова подступают к глазам Рауля, так уставшего от боли.

***

Тоска. Страшной силы грусть охватывает Карлотту. Прошел всего лишь день, а она уже безумно скучает по дорогому сердцу Пьянджи. Она знает, как тяжело ему сейчас, но искренне не понимает, почему он не позволяет ей разделить с ним всю эту боль, помочь преодолеть это страшное препятствие.

Телефонный звонок отвлекает её от мрачных мыслей, вынуждая ответить. Она всей душой жаждет увидеть на дисплее родное имя, но там мерцает такое неуместное сейчас «Фил».

– Да, Филипп? – отвечает она нехотя через некоторое время.

– Послушай, – говорит он мягко, – не бросай только трубку, прошу. Я лишь хочу сказать, что очень по тебе скучаю. Конечно, я был слишком навязчив, не могу отрицать, но я не мог иначе…

– Не надо, пожалуйста, – стонет она устало, – только не сейчас. Пойми, уже слишком поздно, я теперь с другим. Прости, но к тебе я больше не вернусь.

– Мы же созданы друг для друга! – резко восклицает Филипп, – Позволь мне вновь встретиться с тобой, доказать, что ты не права, что у нас не все потеряно… Ты поступаешь слишком несправедливо со мной.

– Зачем? Что ты теперь можешь? Я полюбила Пьянджи, – разъясняет она ему, словно маленькому ребенку, – я не могу пойти против сердца, как бы ты не просил.

Не силясь большего его слушать, Карлотта бросает трубку. Она правда очень виновата перед ним. Она приняла его предложение, его любовь, несмотря на собственную измену, – в её голове тогда никак не могло уложиться, что они с Убальдо вообще могут быть вместе.

Ей, безусловно, неизвестно о том, что сейчас Филипп торопливо собирается ехать к ней, что никакие доводы пьяного брата его не тормозят, что он отчаянно желает бороться за их счастье.

Пока Карлотта, решившая отвлечься на готовку, суетится на кухне, у её дома оперативно паркуется тонированный джип старшего де Шаньи. Пристроившись, наконец, на свободное место у многоэтажки, он быстро покидает автомобиль и направляется к нужному подъезду.

Пронзительный звон домофона заставляет Карлотту выронить из руки миксер и раздосадовано взвизгнуть. Проклиная всё на чем стоит свет, она спешит открыть дверь незваному гостю и застывает в коридоре квартиры в его ожидании.

Дверь тихонько скрипит, пропуская внутрь взъерошенного Филиппа с пышным букетом андских роз, поражающих своей красотой. Приняв трепетно собранный, должно быть, лучшими флористами Парижа букет, она тяжело вздыхает, отчужденно на него глядя.

– Я скучаю, – повторяет он вновь и делает осторожный шаг вперед, чтобы взять её бережно за руки.

– К чему все эти старания? – спрашивает она, даже не пытаясь сопротивляться его касаниям, – Я не изменю своего решения, Фил. Что я могу?

– Дать ещё один шанс, – шепчет он, преданно глядя в её миндалевидные, изумрудные глаза, – молю тебя… Ты только вспомни! Вспомни наши вечерние прогулки по центру Парижа, вспомни волшебные ночи в Провансе, вспомни нашу первую встречу. Неужели ты была несчастна со мной? Неужели правда желаешь отказаться от моего предложения?

– Это было прекрасно, знаю, – мягко отвечает она, всерьез боясь его ранить, – и с Убальдо, конечно, ничего подобного меня не связывает, но, пойми… полюбила я именно его. И это не изменится.

В его взгляде так и застывает неверие. Он не верит в то, что всё действительно кончено, не верит, что единственная женщина, которую он оказался способным полюбить, так просто теперь от него отказывается, не верит, что эта встреча может стать последней для них двоих.

Порыв заставляет притянуть её в свои осторожные объятия и легонько поцеловать в пухлые, алые губы. Последний раз. Коротко и нежно. Незабываемо.

Оторвавшись от сладких губ, он напоследок заглядывает в такие любимые им глаза и отступает. Больше слов не нужно. Он резко разворачивается к двери и торопливо покидает растерянную женщину. Она же так и остается стоять одиноко в своем пустынном коридоре.

***

Чувство вины тяготит душу, больно полощет ножом по опустошенному сердцу, сжигает нутро едкой кислотой – Рауль обессилено падает на пол их с Филиппом гостиной, сгибаясь пополам, и отчаянно хватается пальцами за скользкий паркет. Он задыхается от сотрясающих его слёз, от беззвучных, безутешных рыданий.

Веселый детский смех разносится эхом по огромному особняку семьи именитого политика де Шаньи, заполняет каждый уголок пустынного дома. По высокой лестнице быстро сбегают один за другим два взвинченных мальчишки, старательно уворачиваясь от рук друг друга.

– Теперь ты догоняешь! – восклицает паренек с большими голубыми глазами и забавными веснушками, касаясь легонько плеча друга.

– Ну, держись! – восклицает второй мальчик, расплываясь в улыбке и срываясь в погоню за первым.

Солнце уже торопливо спускается за горизонт, когда они дружно покидают особняк и бегут к небольшому озеру, расположившемуся неподалеку.

– Стой! – окликает темноволосый мальчишка друга, старательно восстанавливая сбитое дыхание, – Я сдаюсь!

– Дори, – выдыхает сын де Шаньи, медленно подходя к нему, – в чем дело? Ты в порядке?

– Да-да, – пытается улыбнуться он, – я просто совсем выдохся…

– Идём, – отвечает Рауль, – передохнем немного и по домам.

Дориан рассеяно кивает другу, и они синхронно падают на прибрежную влажную траву. Небо обретает огненные оттенки, когда солнце скрывается за деревьями, окружающими такое чистое озерцо.

– До чего же тут красиво, – завороженно шепчет Дориан, вглядываясь в пламенный закат, – и так не хочется, чтобы ты снова уезжал…

– Но следующим летом я ведь вернусь, – старается утешить друга Рауль, мягко толкая его в бок, – и мы опять будем гулять и играть, как прежде. Время пролетит незаметно, я уверен.

– Для тебя, возможно, – печально усмехается мальчик, прикрывая свои малахитовые глаза, – но я тут совсем один.

– Это не правда, – возражает де Шаньи, приподнимаясь на локтях, – у тебя всегда есть я, и это не изменится!

– Ты обещаешь? – спрашивает он с нескрываемой надеждой.

– Я обещаю, – кивает Рауль, искренне улыбаясь.

В этот миг им неизвестно, что это лето является последним для их крепкой дружбы, что спустя год уже ничто не будет как прежде, что Рауль больше не вернется в эту чудную деревушку под Парижем, а мэр де Шаньи и вовсе продаст загородный дом…

Воспоминания из детства слишком отчетливы – Рауль готов поклясться, что помнит даже запах той самой прибрежной травы, помнит голос маленького Дориана, пропитанный грустью и отчаянием, помнит каждый оттенок заката, за которым они тогда трепетно наблюдали.

Он тогда солгал. Солгал самому близкому человеку, что был у него, что был у него всегда. Солгал Дориану, который был для него роднее брата.

Он дал обещание. Дал слово, но так за него и не постоял… Он предал.

– У тебя всегда есть я… – надломлено шепчет Рауль.

Обещания не даются просто так, их необходимо выполнять. Ведь де Шаньи всегда держат слово, всегда стоят на своём. С трудом Рауль поднимается на ноги, крепко удерживаясь пальцами за край столешницы. В глазах нещадно плывет. Он делает наугад несколько шагов и едва не падает.

– Где же ты спряталась? – заплетающимся от алкоголя языком бормочет де Шаньи, на ощупь пробираясь в ванную.

Он смутно помнит то, что аптечка должна быть где-то здесь. Вяло опираясь о край широкого джакузи, он добирается, наконец, до небольшого зеркального шкафчика и резко его открывает, едва не вырывая хлипкую дверцу.

Без разбору Рауль скидывает с полок массу небольших коробочек и блистеров, надеясь найти так хорошо ему помогающий ранее препарат. Он натыкается, наконец, на заветную упаковку капсул и невнятно читает название:

– Пентобарбитал, – он кивает головой, вспоминая смутно, что правда раньше их принимал на ночь, чтобы легче было засыпать.

Он неожиданно поскальзывается на влажном кафеле и неуклюже заваливается в белоснежное джакузи, едва не роняя таблетки из рук. Он нервно смеется, распластавшись в ванной, и вскрывает трясущимися от опьянения руками упаковку.

Нужно только уснуть. Уснуть и оказаться рядом с таким дорогим ему другом. Уснуть и предаться ностальгии по самому прекрасному для них обоих времени. Уснуть и больше никогда не проснуться…

Горсть таблеток рассыпается на дрожащую ладонь де Шаньи и он тотчас закидывает её в рот, спешно затем запивая остатками жгучего алкоголя.

– Я всегда есть у тебя… – повторяет Рауль, опуская вмиг потяжелевшие веки, и отдается сладкой, резко накатившей дрёме.

Он слышит звонкое щебетание птиц и журчание тонкого ручейка, спускающегося в озеро. Теплый голос друга детства радостно зовет его за собой, и Рауль спешит на этот клич – так хорошо знакомый клич прошлого. Он выполняет обещание, данное им так давно, он возвращает свой постыдный долг.

Теперь он всегда будет с ним…

========== Глава 24 ==========

Дома проспекта Гренель проносятся размытыми пятнами за окном автомобиля старшего де Шаньи. Он вжимает педаль газа в пол всё сильнее, глядя пустым взглядом на удивительно безжизненную дорогу, – Филипп никак не может сосредоточится на управлении несущегося с бешеной скоростью джипа.

Все его мысли остаются по прежнему с Карлоттой.

Он по-настоящему ждал её, старался быть обходительным и мягким, старался не давить на неё, а в итоге… В итоге лишился самого ценного из того, что имел. Не сдержавшись, он бьет с размаху ладонью по рулю, и джип громогласно сигналит, вынуждая людей, мирно гуляющих по тротуару, испуганно отпрянуть в сторону от дороги. Тихо чертыхнувшись, Филипп резко выворачивает руль, чтобы поскорее въехать в свой двор.

Именно сейчас ему отчаянно именно сейчас выпить и поговорить с братом по душам. Он и сам желает теперь поделиться с Раулем всем тем, что тяготит его душу, что режет каждый день его сердце.

Остановившись у двери подъезда, старший де Шаньи жмет на номер их квартиры и замирает в ожидании ответа брата. От двери исходит противное верещание, но дверь остается накрепко закрытой.

– Нажрался, скотина, – тихо шипит под нос Филипп и на ощупь находит в кармане брюк ключ.

Быстро взбежав по лестнице, де Шаньи отворяет дверь в их квартиру, и ему в нос тут же ударяет резкий запах спирта.

– Рауль! – недовольно восклицает Филипп, разуваясь на пороге и затем проходя вглубь квартиры.

В апартаментах стоит абсолютная тишина, и уже только это заставляет старшего брата напрячься – Рауль всегда жутко шумел, когда напивался так сильно.

– Ну, куда ты спрятался? – с усмешкой спрашивает Филипп, медленно обходя пустующую квартиру.

Он легонько толкает дверь в ванную комнату и находит там Рауля, безжизненно повисшего на бортике джакузи и рассыпавшего по полу какие-то таблетки.

– Рауль… – тихо зовет Филипп, подступая на ватных ногах к брату и постепенно осознавая, что проблема лежит куда глубже.

Он не должен медлить, не должен боятся – не сейчас, когда Рауль так отчаянно нуждается в его помощи, когда бездыханно лежит на краю ванной, а на полу валяются рассыпанные им таблетки.

Нет времени на ожидание врачей, скорой помощи. Нет времени – это Филипп знает почти наверняка и резко подхватывает обмякшее тело брата на руки. Страх тотчас охватывает его от жуткого наваждения – нет дыхания.

Не зная ничего наверняка, действуя лишь интуитивно, он срывается к выходу из квартиры. Так будет быстрее, нужно лишь найти ближайшую больницу.

Бегом Филипп спускается вниз по лестнице, крепче прижимая к своей груди бессознательного Рауля, такого безнадежного и беспомощного. Подъездная дверь жестко отлетает в сторону от сильного пинка старшего де Шаньи, охваченного паникой.

Он замирает у распахнутой двери автомобиля, чтобы бережно положить Рауля на переднее сиденье и, захлопнув дверь, спешит занять место за рулем.

С трудом Филиппу удается завести машину дрожащими от напряжения руками. Нужно лишь переехать мост Бир-Хакейм, лишь попасть на правый берег – в центральном госпитале о Рауле абсолютно точно позаботятся.

Визг колес раздается в тихом дворе дома, где располагается квартира де Шаньи, и массивный джип на полной скорости выезжает на проспект. Сейчас ни что не остановит Филиппа: никакие правила, никакие служащие.

Каждая секунда может стоить его брату жизни…

***

Яркие солнечные лучи мягко играют с золотистыми волосами Кристины, и она невольно улыбается этим шалостям природы. Легонько болтая ногами в чистом, теплом пруду, девушка любуется на красивую радугу и понимает, что это место – истинный рай. До её чуткого слуха доносится звонкое щебетание птиц, и она внимает их изящным трелям.

– Я был уверен, что тебе понравится тут, – доносится до Кристины ласковый голос, и она оборачивается на него, распахивая в удивлении глаза.

– Это ведь только сон, – говорит печально девушка под выразительны взглядом изумрудных глаз, – иначе бы я не могла тебя видеть…

Он по-доброму усмехается, усаживаясь рядом с Кристиной на аккуратный понтонный мост и бережно беря её за руку, мягко сплетая их пальцы.

– Ты так переживаешь, – шепчет Дориан, глядя задумчиво вдаль, – я не желал этого, знаешь.

– А что я могу? – грустно спрашивает Кристина на выдохе, – Всё случилось так нелепо, так непонятно и быстро. Я просто не могу принять этого…

– Нет, – тихо перебивает он, переводя на неё взгляд, – ты не прекращаешь себя винить, а ведь Эрик прав – это только мой выбор. Что же ты не слушаешь своего жениха, глупенькая? Он желает тебе только лучшего, как и я.

– Мне так тебя не хватает, – едва слышно говорит Кристина, боясь вновь заплакать, и заключает его в крепкие объятия, – Боже, так сильно не хватает.

Его руки трепетно поглаживают её чуть подрагивающую спину, убаюкивают и дарят спокойствие, а мягкие губы легонько касаются виска, укрытого спутанными светлыми волосами.

– Всё будет хорошо, – шепчет он ей на ухо, – слышишь? Я хочу, чтобы ты была счастлива с ним.

Его пальцы аккуратно касаются висящего на шее Кристины кольца, подаренного им не так давно, и он тихо выдыхает, смаргивая застывшие в глазах слёзы.

– Ты не должна жить прошлым, – добавляет вполголоса Дориан, заглядывая в её небесно-голубые глаза, – а только лишь настоящим.

Едва высказав Кристине это, он сдергивает с её шеи своё помолвочное кольцо, разрывая цепочку и грустно улыбаясь.

– Ты должна носить лишь это, – говорит строго Готье, кивком указывая на старинное кольцо, украшенное гелиодором, – и бороться за своё счастье, договорились?

Она быстро кивает, смахивая со щек слёзы и глупо улыбаясь. Парень бережно берет её за руку и вкладывает свой подарок в её раскрытую ладонь, сжимая её потом с силой пальцами.

– Я не хочу, чтобы ты меня забывала, – обращается он к ней, пряча глаза за длинной, темной челкой, – но и не хочу, чтобы плакала обо мне… Что угодно, только не это, только не слёзы моей девочки.

Девушка тихо смеется, прижимаясь к его широкой груди и прикрывая глаза, наслаждаясь этой чудесной иллюзией, так похожей на реальность.

Над их головами пролетает маленький песочник и затем планирует прямо на ладонь Кристины, так и говоря ей о том, что это не продлится долго – ещё чуть-чуть и всё рассеется, не оставив за собой и следа.

Когда Даае уже начинает чувствовать, как отступает ото сна, до нее доносятся тихие слова:

– Ты же знаешь, как велика гениальность Эрика, – туманно говорит Дориан, – неужели он бы правда не обошелся без той сделки?

Медленно, но верно сон отступает, и девушка тихонько зевает, приоткрывая глаза. Она оказывается на мягкой постели, очевидно, уложенная на неё заботливо Эриком тотчас, как он проснулся.

Откуда-то снизу доносятся тихие мужские голоса, и Кристина хмурится, усаживаясь на постели. Она бессознательно тянется к своим глазам, чтобы протереть их ото сна, и лишь теперь ощущает, что кольцо Дориана по-настоящему лежит в её ладони.

Руки взлетает к цепочке, но той на шее не оказывается. Тихо чертыхнувшись, Даае оглядывает простынь и замечает краем глаза её под одной из подушек. Она всерьез задумывается над этой странностью, напряженно вспоминая слова, сказанные Дорианом.

Происходящее кажется бредом, глупым наваждением, порожденным её истосковавшимся сердцем. Но что может отрицать Кристина, когда прямое свидетельство встречи их душ лежит прямо в её дрожащей ладони? Она с трудом сглатывает комок, подступивший к горлу. Счесть ей этот мираж за игру разума или же принять, как единственную истину?

– Кристина! – раздается снизу голос, пропитанный теплом.

Она отбрасывает все туманные мысли прочь – они слишком тяжелы для её едва пробудившегося ото сна сознания. Накинув на себя легкий халатик, Кристина спешит подняться с кровати и отправиться вниз.

Она замирает на последних ступеньках лестницы, завидев в коридоре рядом стоящего с Эриком незнакомца – мужчину средних лет.

– Знакомься, милая, – мягко обращается к Кристине Призрак, беря её за руку и помогая спуститься вниз, – это месье Леруа, он возьмет на себя все заботы о нашей свадьбе.

– Как замечательно, – выдыхает девушка с улыбкой, склоняя голову к плечу, – рада с Вами познакомиться, месье.

– Обещаю, мадемуазель, – заверяет он, – я учту каждое Ваше пожелание и приложу все усилия, чтобы Вы этот день вспоминали каждую секунду совместной жизни.

– Мы запомним его в любом случае, – отвечает Кристина, прижимаясь к плечу Эрика, – а пока что нам нужно немного времени, чтобы решить чего мы в самом деле желаем.

– Что ж, тогда не буду отнимать Ваше драгоценное время, – кивает мужчина, отступая к двери, – буду ждать Вашего звонка!

Как только дверь захлопывается, Кристина заключает Эрика в крепкие объятия, радостно улыбаясь. Она чувствует невероятное облегчение от этого необычного сна, чувствует, как вина отпускает из своих тисков её душу, как желание жить возвращается к ней, а, самое главное, она ощущает, что готова двигаться дальше, готова дарить любимому мужчине себя полностью.

– Я не ждала, что всё будет так быстро, – шепчет Кристина, – я даже не представляю пока, каким хочу всё видеть…

– Не представляешь? – спрашивает тихо Эрик, заглядывая с упоением в её глаза. – Тогда послушай. Ты идёшь ко мне неторопливо, ступая по мягким лепесткам роз, ведомая лишь светом многочисленных свечей, а я дожидаюсь тебя под огнями маленьких, ярких фонариков, сияющих среди ветвей цветочной подвенечной арки. Гости же таятся на резных лавочках по обе стороны от твоего пути, замершие в ожидании чуда…

– Боже, Эрик, – выдыхает Кристина, не позволяя тому даже закончить, – это невероятно…

– Тебе не нравится? – взволновано уточняет он, опуская взгляд в пол.

– Потрясающе, – шепчет она ему на ухо и мягко целует его мочку, – я хочу, что бы всё было именно так. Так, как представляешь ты, потому что… Никто не сможет придумать нечто более прекрасное, чем-то, что придумал ты.

Он невольно расплывается в улыбке, бережно обнимая возлюбленную. Свадьба… Он сотни раз рисовал в своей голове её идеальный образ; бесцельно грезил и мечтал, непоколебимо уверенный в её нереальности.

– Я не ждал, что однажды этот день настанет, – вполголоса говорит Эрик, укачивая в своих объятиях Кристину, – не ждал, что однажды так сильно полюблю, что покину однажды своё убежище…

Его робкое дыхание обдает шею девушки, и она чувствует на своем лице теплые капли его слез, ощущает, как легонько вздрагивают его плечи.

– Ну, что такое? – ласково спрашивает Кристина, снимая с лица Эрика аккуратную маску и откладывая её в сторону.

Он опускает голову, скрывая темными волосами лицо и почти безумную улыбку. Девушка мягко откидывает с его глаз взлохмаченную челку и нежно целует его.

– Кажется, я лишь сейчас осознаю, что ты правда хочешь стать только моей, – шепчет он в её губы, обхватывая ладонями её маленькое личико, – что это не сон…

– Я по-настоящему хочу, – кивает она, вглядываясь в родные, сверкающие глаза, – и могу повторять тебе об этом бесконечно, а доказательством тому пусть будет мой предсвадебный подарок.

– Подарок? – удивляется Эрик.

– Это сюрприз, – смущенно улыбается Кристина, поглаживая пальцами его тонкую шею, – завтра утром мы отправимся за ним, хорошо?

– Ты не должна была… – начинает Эрик протестовать.

– Я уверена, – перебивает она, – ты не будешь разочарован. Верь мне, мой Ангел.

Он сталкивается с ней взглядом и неуверенно кивает, отвечая:

– Я верю.

***

Изящные интерьеры любимого кафе де ля Пэ совсем не радуют глаз печального Убальдо. Он сидит за небольшим столиком, пустым взглядом глядя в широкое окно. Кофе, стоящий в чашке перед ним, уже совсем остыл, а поджаристый сандвич так и не оказался тронут. Тяжело вздохнув, Пьянджи делает пару глотков совсем потерявшего вкус, прохладного кофе и морщится.

Ему начинает казаться, что его жизнь никогда больше не вернется в привычную колею, что он так и не перестанет убиваться горем, топиться в отчаянии; что радость покинула его навсегда.

Телефон в который раз надоедливо жужжит в кармане пиджака. Он сдается и решает ответить. На экране высвечивается такое ласкающее душу «Любимая», и он принимает вызов.

– Да, дорогая, – откликается он как можно бодрее.

– Могу я приехать к тебе? – слышится тревожный голос женщины после небольшой паузы.

– Погоди, – выдыхает Убальдо, чуть напрягаясь, – что-то случилось? Может лучше мне доехать до тебя?

– Нет-нет, mio caro*, – протестует она и глухо выдыхает, – я лишь хотела поговорить с тобой.

– Тогда я в кафетерии напротив Оперы, – отвечает он, заметно расслабляясь, – буду ждать тебя прямо тут.

– Прекрасно! – радостно отвечает Карлотта. – Люблю тебя!

Она тут же бросает трубку, и Убальдо лишь остается в растерянности глядеть на потускневший дисплей, размышляя о столь сильной срочности разговора. Конечно, Пьянджи и сам бесконечно скучает по её нежным рукам, по сладким поцелуям, но тоска по так быстро ставшему родным другу оказывается значительно сильнее.

Время словно замедляется для мужчины, одиноко сидящего в полупустом кафе и бездумно мешающего сахар в своем холодом капучино. Ощущение, что стрелки крупных часов, висящих на стене, стоят на месте, не покидает Пьянджи, когда он, должно быть, в сотый раз глядит на них.

На его глаза вдруг ложатся мягкие ладони, и он невольно расплывается в теплой улыбке, касаясь их своими широкими пальцами и безошибочно узнавая их обладательницу.