Текст книги "В разводе. Бывшие любимые (СИ)"

Автор книги: Анна Кэтрин Грин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 46

Олег

Вика сидела, как мокрый воробушек, укутанный полотенцем на краю стола.

Только тонкие изящные щиколотки выглядывали из под ткани. И нос красный, натёртый.

– А потом ты опять захочешь поводков, ошейников, и плёток.

Я усмехнулся, развернулся к варочной панели. И снял турку с огня. Налил в чашку кофе, добавил коньяка.

–Да, захочу, может, не через год, не через полтора. Но знаешь, это дерьмо мы прошли, и прислать тебе подарок из сексшопа будет намного проще. Ты же сразу поймёшь, о чем я.

–Ты бросил кольцо… – Тихо произнесла она, и я мотнул головой.

– Я его не бросал, я отдавал его тебе.

– Ты бросил кольцо, – надавила Вика. И я, развернувшись, протянул ей чашку с кофе и коньяком.

– Я отдал его тебе, а ты брать не захотела.

Вика выпутала руку из-под полотенца и потянулась за чашкой.

– Ты предал, ты ушёл, – схватив чашку, произнесла жена. И снова губы дрогнули.

– А ты бы поверила?– Спросил я напрямую. – Ты бы поверила, если бы я тебе все тогда рассказал, все тогда объяснил? Нет, результат был бы один и тот же, мы бы развелись.

Вика отвела глаза.

– Ну почему ты молчишь? Ты мне не поверила бы. Ты мне сейчас не веришь. У всего в этом мире есть причины.

Говорить было тяжело, я вообще не был тем человеком, с которым легко было общаться на тему чувств.

Я даже когда Вику замуж позвал сделал это максимально в своём стиле. Ты будешь моей женой, и не с вопросом, я констатировал факт.

А здесь прийти и все вывалить…

Я себя дебилом чувствовал.

Причём таким, что ещё поискать вот второго такого, который так обляпается.

– Да, поэтому, конечно, проще разрушить семью.

На этот раз я прикрыл глаза, вздохнул.

– Я не хотел ничего рушить. Возможно, сложись ситуация как-то иначе, может быть, если бы это не было на дрожжах моего недовольства, не было на том, что я постоянно находился в раздражении лютом от того, что я потерял что-то своё, родное, безумно любимое, приятное и привычное. Если бы я этого не ощущал, может быть, было бы проще сказать: Вик, тут такое дело, давай я тебя как-нибудь приглашу на перфоманс своеобразный. Может быть, было бы и проще, но в тот момент я все воспринимал в штыки, чтобы ты не говорила, чтобы ты не делала. Я все воспринимал в штыки. Я даже когда тебе предлагал помощь, а ты отказывалась, я это воспринимал как плевок в душу, потому что я понимал, что я это сделаю намного быстрее, и у тебя будет время для меня. И я чувствовал, что ты этого времени не хочешь.

– Я не знаю, что тебе сказать. – Честно выдала Вика, допила кофе. И поставила кружку рядом с собой на стол. – Когда я могу уехать к детям?

– Никогда. – Едко произнёс я, потому что когда уже все обнародовалось, когда уже смысла бояться за чью-то хрупкую организацию душевную не было, я не собирался все разложить на пути и оставить. Я был сейчас в состоянии дурака фаталиста, которому терять больше нечего.

Я все и так потерял.

– Мама твоя приехала. С детьми посидит. Моя в больницу легла. – Бросил я отрывисто. – Покровского мордой по полу повозили. Бухгалтера твоего проверил…

– А девку свою? – хищно произнесла Вика, глядя на меня исподлобья.

Я покачал головой.

С Норой я разговаривал в самую первую очередь, ещё до Покровского. И она лепетала в трубку о том, что…

– Я ничего плохого не хотела, я столько раз с тобой виделась, я прекрасно знала, что ты не будешь со мной спать, потому что ты хочешь спать со своей женой. А я чаще вижу наоборот. – И голос у неё стал тихим.

– Зачем наручники?

– Когда я смотрела на тебя и понимала, что тебя коробит, то, что ты с женой чего-то не можешь обговорить, я понимала, что у неё тяжёлый характер, я понимала, что если я быстро её не привяжу к себе, она даже не станет со мной разговаривать.

– Привязала. Про заявление знаешь?

Нора тяжело запыхтела в трубку.

– Я ничего плохого не хотела, Олег. Я видела, как изменяли молодым жёнам, я видела, как бросали после тридцати лет брака. Не надо считать, что если девочка работает в сфере обслуживания, то у неё дерьмо перед глазами только. А ты не изменял. Я просто хотела помочь. Просто хотела все ей рассказать о том, что ничего у нас не было.

А я покачал головой.

И вот что с этой дурой надо было делать?

Вот что?

– За девку не беспокойся, она у Влада в надёжных руках, в ежовых рукавицах, можно сказать, – произнёс я вспоминая после действительно звонок Владу о том, что у него девочки нюх потеряли. И гнать бы их с работы за такую некомпетентность.

– Я все равно не буду тебе верить, – тихо произнесла Вика и сползла со стола, босыми ногами прошлёпала из кухни, и я, как привязанный, двинулся следом за ней.

– Вик… – позвал её.

– Не надо со мной разговаривать, Стрижницкий, не надо. – Обернувшись сказала, как плюнула супруга. Я тяжело вздохнул.

Она даже не понимала, что вот это все её набранное в сфере того, что она власть, она босс, вот это вот убивало наш брак, а не какая-то девчонка с поводками и ошейниками.

И даже глядя на то, что я все выдал, как оно было, Вика никак это не восприняла.

У меня внутри не могло родиться никакой надежды на то, что нам получится что-то изменить и исправить.

В её глазах стоял лёд и холод.

И как бы я не хотел, чтобы ситуация осталась такой, как сегодня днём, когда Вика отчаянно нуждалась во мне, я не мог ничего изменить.

Вике не нужна была ни моя забота, ни моя опека.

А это означало одно.

Спустя десять минут Вика вышла из спальни в платье с зачесанными назад волосами.

– Я уезжаю. – Бросила она холодно.

Именно это и означало.

Она уезжала, уходила.

Оставляла.

Я ей был не нужен.

Глава 47

Вика

Что я должна была сделать? Сказать?

Ну ты, конечно, молодец. Я, конечно, в следующий раз приму все твои подарки, и обязательно мы их с тобой испробуем.

Нет.

Я то, может быть, и приму все его подарки, и, может быть, мы обязательно их испробуем, но только не в этой жизни, не там, где я полгода металась и не могла найти ответы на вопросы. Не там, где он щёлкнул пальцами и разрешил всю ситуацию так как ему было это удобно. С нахрапом, с приказами, с каким-то давлением.

Он не представлял, что дальше последует за всем этим. Вместо Покровского будет другой агент по недвижимости, а свекровь выползет из больницы и начнёт пилить меня в удвоенной силе. Ну а по поводу Вероники? Если не Турция, так здесь где-нибудь в клубе обязательно найдёт себе приключения на пятую точку.

Он считает, что все эти проблемы решаются щелчком пальцев, но по факту это долгоиграющие проблемы, которые постоянно тянут ресурс. Тянут жизненные силы. Из меня развод также тянул жизненные силы. Ничего со мной не произошло от одной ночи спокойного сна. Я была по-прежнему также обезвожена, высушена.

Выйдя из квартиры на Пархоменко, я вызвала такси и направилась в сторону дома.

Поднялась в квартиру и наткнулась на недовольную мать, которая в это время суток, вместо того чтобы спать, стояла на кухне и катала тесто.

Я привалилась спиной к стене и покачала головой.

– Зачем? – Спросила я.

Мать подняла на меня глаза, фыркнула, сдула со лба прядку волос и поправила косынку на голове.

– Лапшу домашнюю поставлю завтра утром.

Я стянула лодочки. Поставила их на полку.

– А приехала? Зачем? – Спросила я, тихо присаживаясь напротив и, уводя у матери из-под руки маленький пятачок теста, прикусила, как в детстве.

– Ирод твой позвонил, сказал все плохо, надо Вику поднимать. Я подорвалась, все бросила, а у меня там, между прочим, клубника стоит в вазонах.

Я вздохнула, потёрла кончик носа.

– Ничего страшного с твоей клубникой не случится, завтра опять увидитесь.

– Нет уж, не надо мне тут,– фыркнула мать и упёрла руки в бока, оставляя на моём фартуке темно-серого цвета два белёсых следа. – Вот, вот, вот, все, вот оно, вот всегда так начинается, вот всегда все начинается вот так.

– Ты о чем? – Устало спросила я, глядя на мать.

– Сначала он тебя на руках таскает. Потом я говорю, не надо, не надо, а потом выясняется, что вы разводитесь. Вот и сейчас тоже самое. Опять выясняется, что он что-то тебя на руках таскает, потом ещё какая-нибудь жопа случится, что не разводитесь, так детей походу делить начнёте.

Я покачала головой, мать вымораживала меня своими какими-то старообрядными обычаями о том, что муж не должен видеть жену либо голой, либо во время месячных, типа, это его отвернёт, и когда Олег всех нахрен выпер из больницы, из палаты после выкидыша, она мне ещё потом несколько месяцев мозги полировала пилочкой о том, что это самый тупой поступок в моей жизни, потому что вот он увидит вот это все, он потом не будет со мной спать, найдёт себе любовницу.

Да, блять, он не поэтому нашёл любовницу.

Вот абсолютно не поэтому.

Мать закатила глаза, а у меня в мозгу что-то щёлкнуло…

Нельзя показывать ему то, что происходит с тобой, он будет от тебя гулять…

Слова проворачивались, как медленные жернова, перемалывая мысли в муку.

Не надо показывать, что ты слабая, иначе он будет гулять.

Я тяжело вздохнула, упёрлась локтями в стол и зажала запястьями глаза.

Твою мать.

Вскользь брошенные фразы работают лучше, чем нейропрограммирование.

Вбитая годами, впитанная с молоком матери какая-то дебильная ситуация может наложить такой отпечаток на взрослого человека, что потом надо будет только головой качать и диву даваться.

Я представить себе не могла, что все моё желание стать самодостаточной, стать достойной Олега, будет крыться всего лишь в нескольких фразах, в том, что он увидел меня слабой, он увидел меня по-женски несостоятельной, и поэтому он будет от меня гулять.

– Мам, слушай, вот откуда у тебя эти мысли? Что если женщина слабая…

– Нет, Вик, не так, вот мне моя бабушка всегда говорила месячные начинаются не развешивай свои трусы никогда. Месячные начинаются не говори никогда мужу, но вы же! Месячные начались, живот заболел, все лежит. Я не могу. У меня кровотечение. Какой мужик после этого будет в семье? Правильно, искалеченный!

– Мам, вот вроде не в каменном веке живём, вроде бы уже все знают о женской анатомии, но ты все выворачиваешь так, как будто бы мужики сейчас по-прежнему настолько недалёкие, то что они постель, где лежала жена, сжигать должны.

– Вика, вот в этом просто вся и суть. Сначала вы ничего не скрываете, потом вы рассказываете про то, сколько заработали. А в следующий момент у вас мужик нихрена не делает, потому что мужику псу не показывай всю!

А это было ещё из разряда того, что старая житейская мудрость передавалась из поколения в поколение.

– Мам, слушай. Просто забей эту тему, хочешь ехать к своей клубнике, я завтра вызову водителя, тебя отвезут.

– Нет уж, я останусь, – зло протянула мать, поправляя фартук. – Вон чего вы, черт пойми, что делаете. Мать должна сидеть в неведении.

Я качнула головой.

– Слушай, я пойду, мне завтра рано вставать…

– Что у Олежи запал кончился на самостоятельность?

– Нет, – произнесла я, тихо разворачиваясь полубоком к матери.– У меня нет желания играть в эти игры.

Дойдя до спальни, я заглянула и увидела, что Стеша по привычке забралась ко мне. Юркнув внутрь, я стянула платье в гардеробе, вытащила пижаму и, переодевшись, вышла и легла к дочери. Она сразу встрепенулась, проснулась, потянулась ко мне.

– Обманул папа, сказал, что ты позже приедешь, а я ждала, – сказала дочка сонно. Я погладила её по волосам.

– Папв думал, что я задержусь.

Стеша тяжело вздохнула и произнесла.

– Папа мне говорил, что он тебя любит, а я ему сказала, что ты его тоже, понимаешь, мам?

Я улыбнулась, посмотрела на дочь.

– И вообще мама. Я больше не хочу, так пусть папа домой вернётся. Я знаю, мне бабуля говорила, чтобы я так не делала. Ну, если я папе сказала, и он хочет домой, то тебе, наверное, тоже, надо сказать. Мам, пусть папа вернётся домой. Он хочет этого сильно, сильно, так сильно.что когда мы ехали, он сказал, что обязательно будет просить у тебя прощения!

– Он попросил… – По вискам потекли слезы, я прижала дочь к себе и вздохнула. – Попросил, родная.

– П опросил и что, и что значит, папа скоро приедет?

Стеша встрепенулась, приподнялась на локте и посмотрела на меня.

А я не знала, что ответить, потому что на одной чаше весов был тот факт, что Олег, конечно, тот ещё сухофрукт, а на другой чаше весов было брошенное кольцо.

Которое до сих пор сквозь толщину матраса жгло мне между лопатками.

Глава 48

Олег

За Викой хлопнула дверь. А я остался сидеть в пустой квартире.

Твою мать, что за женщина?

Это не женщина, это беда. И без неё я ни с кем никогда.

На кислых щах пошёл, открыл коньяк, нахлестался его. Звонил Влад, пытался уточнить что-то по поводу Норы, но я наорал, вообще, повёл себя как последняя скотина и сказал, что его богадельню надо прикрывать в принципе.

Меня назвали ханжой и мудаком и бросили трубку.

А я сидел, и вот понимал такой парадокс собственного сознания: на одной чаше весов у меня была Вика, без своего бизнеса, идей, без её заморочек, жена, любовница, мать, идущая рядом со мной, стоящая у меня за спиной, и в этом контексте мне никаких нахрен поводков, ошейников и прочего не нужно было.

Мне достаточно доминировать в реальной жизни.

А на другой стороне, получается, была та же самая моя Вика, но с вот этим вот стальным характером, и в таком случае мне нужны были плётки, ошейники и прочее дерьмо.

Для того чтобы доминировать в постели.

Как-то не надо доказывать никому, даже себе, что ты мужик, когда ты можешь решить все проблемы жены, а когда тебе их не дают решить, ты пытаешься самоутвердиться на поле секса и это дерьмово.

И, отматывая ситуацию назад, ещё до развода, все равно были эти звоночки.

Когда один раз она сказала, что у нее не хватает ресурса, тогда у меня шевельнулось что-то.

Я ощутил себя ненужным, то есть ей не хватало ресурса, но она не хотела ничего менять. Она не обратилась ко мне: мне не хватает ресурса, разгрузи меня. Она не обратилась ко мне: мне не хватает ресурса, дай мне больше свободы, чтобы этот ресурс появился откуда-то.

То есть неосознанно она делала выбор не в пользу меня, а в пользу чего-то другого.

Нет, я не ныл и не жаловался, я просто не понимал как моя психика реагировала и как её психика реагировала?

Пробухал всю ночь.

Утром я был взвинченный, злой, и первое, что я сделал, это, зайдя в магазины доставок, цветов, белья, прочей вот этой вот всякой романтичной херни, сделал хренову тучу заказов на разные адреса, на работу, на дом и на квартиру.

Короче, по всем фронтам.

А я просто не понимал, что ещё делать.

Я открылся, я объяснил, но мою открытую душу захлопнули, словно крышку гроба.

Звонила Стеша в обед, жаловалась, что она говорила маме простить папу, а мама ни в какую, и бабушка…

Бабушка заставляет есть лапшу.

Я обещал приехать.

И приехал, забрал её на вечернюю прогулку. Стеша ходила загруженная мимо детской площадки, никак не решалась, на какие качели сесть.

А я благоухал перегаром на несколько метров от себя.

– Пап, – Стеша подошла, залезла ко мне на коленки, вот уж кого действительно не волновало бритая у меня морда, не бритая у меня морда, Разит от меня перегаром, не разит.

Мелкая любила меня любым.

В отличие от её матери. Которая любила меня только удобным. Которая любила, когда все правильно и так как в её представлении хорошо.

– Что малыш. – Спросил я, поправляя резинку на хвосте.

– Мама плакала ночью, наверное, тебя сильно любит, поэтому плачет.

Я не знал сильно любят, не сильно любят. Я для неё стал привычкой, я для неё стал обыденностью, в этом не было ничего хорошего.

– Я цветы ей отправил.

– Это хорошо, – заметила Стеша и начала гнездиться у меня на коленях.

– Если ты устала, мы пойдём домой.

– Нет, ты же уедешь, поэтому я буду сидеть у тебя на руках здесь.

– Ну, поехали ко мне.

– Нет, меня же надо будет возвращать.

И вот это тоже напрягало, почему я должен постоянно находиться в состоянии, подвешенном из-за того, что я не имею права видеться с ребёнком столько, сколько хочу. Вот все в этом разводе было по-дурацки, начиная от причин, заканчивая последствиями. Если бы мне кто-то сказал что одна ситуация может разрушить все, я бы хренову тучу раз подумал, прежде чем самому покупать эти кофейни, самому участвовать в начале открытия.

Не надо.

Сидела дома, занималась детьми, лучше бы дальше занималась детьми.

Ну, потому что это по-дурацки выходило. Любому мужику нравится быть сильным рядом со своей женщиной. Никому не нравится быть обычным. Вернув Стешу ближе к восьми я стрельнул глазами в разные стороны, ища взглядом Вику в квартире, но тёща покачала головой.

– Нет, ещё нет.

Я вздохнул, сел в машину и стал ждать. Я не собирался прогибать Вику не собирался что-либо ей доказывать, и она, припарковавшись, сразу заметила мою тачку, нахмурившись, вышла из своей, губы поджала.

Открыв дверь, я двинулся навстречу.

– Ты, конечно, молодец. – Сказала сдержанно Вика, – но впредь не смей заваливаться к моим сотрудникам, проводить какие-то регламенты и планёрки.

– Нет, остановил я её на полуслове. Пока ты не поймёшь элементарных вещей о том, что я хочу свою семью обратно, я хочу свою жену обратно, все будет так, как я скажу, у тебя два варианта Вик . Я действительно пытался, я пытался договориться с собственными демонами, но мои демоны голосуют за то, что-либо я главный во всем, и мне нафиг ничего не упёрлось в отношении секса и тебя. Либо мы остаёмся каждый со своими песочницами. Но при этом тебе придётся немного больше прогибаться в постели.

И, наверное, эта фраза звучала слишком агрессивно или как-то иначе, потому что Вика сузила глаза и сделала шаг ко мне.

Она, задумчиво прошлась взглядом по лицу, спустилась к шее так, что у меня непроизвольно дёрнулся кадык, она как будто бы оценивала меня и примерялась как бы половчее горло перегрызть.

– А знаешь, что Стрижницкий? Каждый остаётся со своей песочницей. И мне абсолютно без разницы, каким образом и что ты будешь делать в своей постели, загони туда хоть сотню шлюх. И развлекайся, как тебе вздумается.

– Я не хочу! – Не среагировав на её едкость, произнёс я, – я тебя, твою мать, хочу, как ты этого понять не можешь. Я тебя хочу, я с тобой хочу, мне ты нужна.

– Я тебе нужна в определённом статусе, удобная жена.

– Ты мне не неудобная нужна. Ты мне моя нужна. Мне достаточно было видеть того, как ты носишься со своими смузи и коктейлями, со своими лавандовыми рафами. Мне достаточно было этого видеть, но мне не нужно ничего другого. Вот та самая золотая середина. Ты занимаешься исключительно творческой частью. Все остальное лежит на мне. Вот она была золотая середина, но потом тебя каким-то чёртом потянуло в бизнес. Тебе что, плохо жилось? Тебе денег мало было со мной? У тебя было нарушенное какое-то чувство безопасности со мной,, что тебе пришлось самой вкалывать.

Чем больше говорил, тем сильнее раздражался.

– Да, у меня было нарушено чувство безопасности. Так происходит один раз. Я сильно испугалась. И все.

– Но это не я пугал тебя, Вик. Это не я дал тебе почувствовать какую-то зыбкую почву под ногами.

– Ну ты же не думаешь, что ты такой интересный пришёл, покаялся, в ноги мне поклонился. И я по щелчку пальцев, такая: ну да, действительно, Олег же во всем прав. Я вот не права. Ты же реально не думаешь, что так будет? – Произнеся это, Вика едко улыбнулась и сделала шаг в сторону.

А я зарычал.

Глава 49

Вика

Цветы, украшения, нижнее белье, духи все, что так или иначе косвенно или прямолинейно намекает на сексуальную сферу было отправлено Олегом мне, я не знаю, в качестве жертвоприношения в качестве даров, без понятия.

Но это для меня все равно ничего не значило.

Я не могла понять, что для него оказалось настолько важнее какое-то личное, капризное, внутреннее состояние, нежели чем долгий брак и трое детей.

Да Бог с ним, с этим сексом.

Ну что он им до смерти планирует заниматься или как?

Фигня заключалась в том, что на сексе далеко не уедешь.

И нет, я не исключала эту часть из своей жизни, я просто действительно не понимала, как Олег мог на этом зациклиться, почему для него это было так важно. Почему, например, для него не было важно, как мы с ним строим взаимоотношения с детьми, почему ему не было важно, как мы строим отношения с родителями. Почему он привязался именно к такому достаточно незначительному моменту? То есть отношения с детьми, с родителями это общность, это намного более сложно и проблемно.

В отношениях секса это вопрос двух людей.

Нахрена надо было тащить в это ещё третьего?

Я этого не могла понять.

Хорошо, но есть у тебя неудовлетворённость, всегда можно взять, сходить к психологу, к сексологу. Господи, да даже самое элементарное сдать анализы на гормоны.

С чего у него подскочил так резко тестостерон, что ему перестало хватать того, что у него всегда было?

Я не понимала, соответственно, я не могла найти ответы на элементарные вопросы.

Олег сейчас был для меня книгой, которую невозможно было читать, потому что на ней было несколько десятков замков. А страницы были испещрены мелким забористым почерком.

Подарки отправляла обратно, психовала.

Вероника раздражалась на моё недовольное настроение, мать не уезжала домой, считала, что я совершаю какую-то глупость тем, что стою на своём. Денис пожимал плечами, глубокомысленно закатывал глаза и фыркал. Одна Стеша была стабильна и рассказывала о том, что нам надо обязательно помириться, но помириться как-то не выходило. Потому что любая встреча с Олегом оборачивалась тем-то, что мы не могли даже элементарно спокойно поговорить, потому что у меня накопилось слишком много обиды, а он считал, что помимо его вины есть ещё и моя, но это не я бросила семью.

Это не я оставила кольцо.

Вот за кольцо было обиднее всего.

Вот из-за кольца я не могла вообще никак справиться со всем этим.

– К вам посетительница, – заглянув, администратор, нахмурила брови и кивнула в сторону общего зала в кофейне.

Вот только посетителей мне не хватало.

– Ну, проводи, – произнесла я и, свернув файл уставилась на дверь.

Она открылась через несколько мгновений и на пороге оказалась…

Да вы издеваетесь?

– Я без наручников, – выдохнула Нора, поднимая руки.

– Мне плевать, я все равно ментов вызываю, – произнесла я, потянулась за мобильником.

– Нет, нет, пожалуйста.

Нора прыгнула внутрь кабинета, хлопая дверью, и замотала руками.

– Я вас умоляю нет, не надо, не надо.

Я замерла, держа телефон в ладони и вскинула брови.

– Господи, я знаю, это вообще очень по-дурацки звучит, но, честное слово, я не собиралась нападать.

– Ну да, да, наручники, но это ничего не значащая акция.

– Я прекрасно понимала, что вы просто не будете со мной говорить.

– Я и сейчас не буду. Разворачивайся и выходи. Мне не хватало только обсуждать личную жизнь с эскортницей.

– Да причём здесь это? Причём здесь личную жизнь обсуждать? Я прекрасно знаю, как мужчины уходят из семьи, я прекрасно знаю, как они изменяют, но Олег не такой. И черт, я была впервые люто разочарована тем, что этот мужик не такой.

Нора вздохнула и опустила руки в беспомощности, подошла к креслу и упала на него.

– Я не должна была появляться вообще у вас на глазах. Я не должна была вообще никак лезть в эту ситуацию, но меня Влад уволил, поэтому я посчитала, что терять мне в принципе нечего. Плюс заявление в ментовке лежит. Ну, как бы что за одно дело дважды не судят.

Нора упёрла локти в стол и тяжело задышала.

– Я не пойму, ты сейчас что, сочувствия от меня хочешь?

– Да ничего я не хочу, – фыркнула она и тяжело вздохнула. – Я просто пытаюсь объяснить, что есть люди, которые приходят с определённой целью, готовы изменить, ищут чего-то нового, каких-то непонятных извращений либо закрытия своих потребностей. Олег пришёл, потому что он просто не знал как это бывает по-другому, при другом раскладе сил, скажем так. И он неплохой человек, он неплохой мужчина, и я подозреваю, что как муж, он был тоже офигенным.

Нора уставилась на меня, не моргая, и покачала головой.

– Ну да, вам легко рассуждать, вы за ним замужем. А я смотрела на таких придурков, что просто не понимала, как они вообще в нормальном мире умудряются найти себе хоть кого-нибудь. Правильно, здесь применительно поговорка у кого-то хлеб жестковат, у кого-то жемчуг мелковат, Вика у вас жемчуг мелковат.

– Ты заканчивай здесь с проповедями, разворачивайся и выходи, – вздохнув, произнесла я и покачала головой, но Нора стиснула зубы и схватила торец столешницы, пальцами сдавила.

– Да никуда я не пойду. Я говорю, мне уже терять нечего, я уже все, что могла, сделала. И вообще, если бы он меня трахнул, я бы за ним с матрасом бегала, вот! – Произнеся это, она зло запыхтела, видимо, ожидая от меня какой-то реакции, но я пожала плечами.

– Ну, вперёд. Он свободен, иди, трахайся, в чем дело? Ты приходишь ко мне и рассуждаешь о том, какой он офигенный, что бы ты делала и как бы ты делала, а зачем я, что думаешь подкараулю тебя с дробовиком? Или, может быть, я на него трусы верности натянула, зачем ты мне это рассказываешь, если он такой классный? Иди и трахайся с ним.

Нора тяжело вздохнула, возвела глаза к потолку и простонала.

– Так он не хочет. Вместо того, чтобы сидеть и глубокомысленно высказывать, что во всем виноваты мужики есть такая другая история, что фактически мужчину нельзя изнасиловать, то есть физиологически мы не можем поднять член. Без препаратов, без, я не знаю, там стимуляции. Если мужчина этого не хочет. А захотеть он может, если это у него внутри отзывается. Так вот, когда я была с ним, на меня у него ничего не отзывалось, только когда он закрывал глаза, тогда у него было что-то, но пока он стоял рядом со мной, пока он глядел на меня, у него нихрена ничего не отзывалось. У него на меня не вставало. Понимаешь?