Текст книги "Это не любовь... (СИ)"

Автор книги: Анна Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)

И мы встретились с ним глазами. Наши лица были в нескольких сантиметрах друг от друга.

– Паш… – прищурилась я. – Вы отдыхать сюда пришли… Отдыхайте! И нам не мешайте!

– Анька! – покачал он головой. – Ты с ума сошла?! Ты что творишь!? – попытался он образумить меня. – Тебя кто пустил сюда?

– Паш… Ты успокойся, – начала раздражаться я. – Если ты не заметил, так нагло как ты тут ко мне никто не прикасался. Поэтому народ и озверел. Мальчики смотрят, но не трогают! Меня не надо от них защищать. Это все свои.

– Мальчики не трогают! – кивнул мне злой Пашка. – А девочки?

Мляяя… – он видел наш с Викой поцелуй! Это не хорошо!

– Паш… Ты чего не целовался ни разу в свои 15? – критично прищурилась я.

– Так я не с мальчиками! – психанул он.

Так и я не с мальчиками! – хохотнула я. – Все, милый… Не парься и народ успокой. Со мной все в порядке и никто не собирается тут домогаться меня.

– Чтобы пить не смела! – сдался он.

– Да кто мне тут даст! – фыркнула я разочаровано.

– И домой СО МНОЙ поедешь!

– К тебе? – подмигнула я.

Он зло дернулся.

– Паш, я домой к моему опекуну поеду. На такси! Думаю, он не одобрит, если я ночевать У ТЕБЯ буду!

Благо Паша не в курсе, как мой опекун выглядит и что именно он сейчас, наглаживает под столом мою ножку.

– А это… – обвел он взглядом уже успокоившийся и севший на места народ, – … одобряет?

– Это… – обвела я своих друзей взглядом. – Только выглядит страшно, а по сути… Совершенно безобидно для маленьких девочек! В общем, отдыхайте, Паш. И нам не мешайте.

– Поговорим в школе, – зло сжал он губы и, обведя еще раз наших подозрительным взглядом, ушел к своему столу.

– Что за хрен? – наклонился к моему лицу Женька, ложась грудью на стол.

– Да так… – улыбнулась я. – Один хороший мальчик.

– А за столом с ним хорошие девочки сидят?

– Кто-то понравился? – загорелась я, предвкушая небольшую игру. – Трахнешь вооон ту Рыженькую, – стрельнула я ему глазами на Ольгу Владимировну. – Я тебя расцелую!

«Хорошие девочки», не отводя глаз, сверлили меня взглядом.

– Ммм… заманчиво. С язычком? – зашипел он.

– С язычком… – подмигнула ему я. – Но не могу не предупредить – дама очень высоких моральных принципов!

– Ну и нафига она мне!?! – нахмурился он. – Мне б чего-нибудь сегодня погорячее и поразвратнее… Чтобы… ааа не важно! – махнул он рукой. – Как даму-то зовут?

– Оля…

– Пойду, приглашу «Олю» на потанцевать… – ухмыльнулся Женька.

Викины пальчики всунули мне в рот кусочек сладкого ананаса.

Как нельзя кстати клубняк сменился на эротическую плавную музыку. И снова стянув свои сапожки, я залезла на стол, собираясь дополнить сегодняшний вечер еще и отличной пластикой…

Всё равно полиция нравов нагнет меня в школе, так хоть пусть будет за что!

***

28 апреля

Аллё, я девочка-скандал, девочка-воздух,

Моё KENZO SANDAL, наш с тобой Birthday

По мне, по девочке-звезде не скучали сестры,

Много выше, но всё такие же звезды,

Свесив, болтали ботинками,

Взвесив, болтали картинками

Кто мне сказал, – не получится?

Если мне хочется, сбудется.

Аллё, я девочка-с-ума, девочка-вольно,

Себя сделав сама, сделала больно,

Меня, девочку-звезду ненавидят ветры,

Я рвала же ветры собой на метры

Смерив возможность отрезками,

Я ухожу королевскими,

Кто мне сказал, – не получится?

Если мне хочется, сбудется.

Алле, я девочка-пожар, девочка-брызги

Внутри прячу радар, ловящий мысли,

Со мной, девочкой-звездой никому возможно

И пустить тебя по следам по ложным,

Ставлю сто фишек на черное,

Вставши у края упорная,

Кто мне сказал, – не получится?

Если мне хочется, сбудется.

Я проснулась от какого-то странного шума, похожего на суету за дверью. Внутри дернуло чем-то неприятным, и сердце застучало, поднимаясь к горлу.

Что такое? – напряглась я.

И ноги сами понесли меня к двери. Проходя мимо зеркала, я посмотрела мельком на свое отражение и, поняв, что абсолютно голая, вернулась на секунду, чтобы накинуть на себя что-нибудь. Отыскав в темноте футболку, я быстро влезла в нее и приоткрыла дверь.

В конце коридора в темноте стояла толпа парней. Я увидела голый торс Ревникова, взлохмаченную шевелюру Немца и еще парочку наших… Тихо подойдя к ним со спины, я поняла, что назревают какие-то очередные разборки, в которые я обычно старалась сильно не вникать, если они не были значимой угрозой моим или касались не меня лично. Но почему-то именно сейчас моё сердце колотилось, как будто касались. К тому же днем я конфликтанула с одним нехорошим человеком, из старичков, который пообещал достать меня… Тихонечко протиснувшись между спинами парней, я заглянула в эпицентр событий.

Моя интуиция меня не обманула, так как в Боречка в своей борзенькой ипостаси рядом с набычившимся Немцем о чем-то разруливали как раз с тем самым не очень хорошим человеком – Вториным – за спиной которого стояла его группа поддержки из нескольких человек. Наш конфликт был до безобразия банален. Он меня хотел, я его отшила, самолюбие пострадало… ну и, имея еще недоразвитую психику подростка при атлетическом телосложении, он, конечно, все время пытался цеплять в ответ мое самолюбие. А я развлекалась, выставляя его придурком при каждой попытке ударить по мне. Не так чтобы я была сильно увлечена процессом, но, видимо, сегодня достала его капитально!

Я терпеть не могла, когда из-за меня пытались прессовать кого-то из моих ребят, хоть и понимала, что они вполне в силах постоять и за себя, и за меня.

И еще сложность была в том, что любой громкий звук привлечет внимание дежурного воспитателя, а это залет! И залет им грозил стопроцентный, потому что летающий в воздухе адреналин и тестостерон не оставляли вариантов – им всем хотелось жести…

Композиция № 53_Земфира – Девочка Скандал

– Как я вовремя! – шикнула на них я. – Тебе чего неймется, Вторин! – ворвалась я в круг из полураздетых парней. – Я тебе что – невнятно всё днем объяснила?!

Все резко развернулись ко мне:

– Заткните свою…! – проигнорировал он мое появление, делая шаг ближе к Немцу, врываясь в его личную зону и провоцируя на драку.

– Это ты к ним за помощью что ли обращаешься! – усмехнулась я. – Сам то заткнуть не в состоянии… – Провоцировала его я, чтобы переключить внимание на себя.

Обычно мне удавалось фрустрировать его довольно-таки быстро, а после этого драка станет не уместна. Я планировала сделать это и сейчас, так как это был наш с ним конфликт, и втягивать в него ребят мне было невкусно. Провокация попала в цель, и он резко развернулся, врываясь теперь в мою личную зону и практически касаясь меня обнаженным торсом.

– Тебя, блять, не учили не лезть в мужские разговоры! – шикнул он мне в лицо.

Я толкнула его в грудь двумя руками.

– Держи дистанцию, Вторин, твоя близость неприятна… да и про мужчину, если ты о себе, ты явно погорячился!

– Не тебе судить, Шлюха!

Мляяяя… – это он зря!

Я не успела даже ничего сказать. Оскорбление сыграло роль выстрела стартового пистолета, и мимо меня в полной тишине полетели подачи с разных сторон и по разным лицам. Драка в три секунды превратилась в беспредельную свалку. Чьи-то руки за талию потянули меня назад из центра заварушки.

Русь… – разворачиваясь, поняла я.

Он всегда в такие моменты соображал трезво, не ведясь на общую вздрючную энергетику и подключаясь только в ситуации крайней необходимости.

Двери комнат захлопали, и сонные девчонки начали выглядывать в коридор.

– Быстро! – настойчиво потащил он меня к открытым дверям моей комнаты, разворачивая к ней за талию.

Но…

К нам практически уже летел воспитатель, крича на ходу, чтобы ребята прекратили этот беспредел, и угрожая всеми мыслимыми и немыслимыми карами. Не в состоянии тормознуть моментально, свалка еще просуществовала несколько секунд, а потом народ сгруппировался, разворачиваясь единым фронтом к воспитателю с улыбками на лицах, как будто не было ничего крамольного. Но кровоточащие губы и носы не позволяли истолковать как-нибудь иначе происходящее.

На линии только что образовавшегося фронта между воспитателем и парнями оказалась я в объятиях Руся.

Попадет парень ни за что… – пронеслось у меня в мозгах.

Расцепив незаметно его руки, я сделала шаг вперед.

– Симоненко! Ну, конечно! – тыкнула в меня пальцем Алла Сергеевна. – Инициатор драки! Как обычно! Я даже штрафные назначать тебе не буду! У тебя там уже и так для отчисления достаточно!

– Да не причем она тут! – раздался нестройный хор голосов сзади. – Случайно…

– В три часа ночи, случайно наблюдала за дракой! – фыркнула она. – Все нормальные девочки по комнатам сидят по ночам! – рявкнула она на меня. – А ненормальным тут не место!

– А Вы-то тут тогда что делаете, Алла Сергеевна! – не сдержалась я.

– Хамить!?! – взревела она. – Малолетняя дрянь!

– Да и хер с ним! – психанула я. – Да – дрянь! Дальше что?

Открывая, как рыба рот, она возмущенно разводила руками, словно призывая окружающих подивиться на какое-то возмутительное явление.

– Вы бы лучше себя проанализировали! В коридоре стоит как минимум двенадцать подростков с разбитыми носами губами и еще хер знает с чем и вместо того, чтобы интересоваться их состоянием, растащить на безопасное расстояние, и оказывать первую помощь, выясняя причины беспредела, чтобы впредь его не повторилось, Вы мстительно прицепились ко мне! Похоже на личный мотив, госпожа Справедливость! Пытаясь нагнуть меня, вы явно пренебрегаете профессиональными обязанностями и безопасностью вверенных вам детей.

Пока она, задыхаясь от возмущения, выпучивала на меня глаза, сзади рванули парни, закрывая мне рот и подхватив за талию, силой утащили меня в комнату, не позволяя продолжить так хорошо начавшуюся дискуссию.

– Дура, дура, дура… – на каждое слово Боречка тыкал мне в лоб пальцем, – какого хрена ты встряла? Какого хрена хамила? Опять, блять, сейчас вся эта шарманка с отчислением заведется!

– Ну, ладно погорячилась! – развела я руками.

– А сейчас придумай своей умной головкой, – встрял, зажимающий разбитый нос Немец. – Что мы можем все вместе сделать, чтобы сгладить эту ситуацию и не доводить ее до… – взмахнул он рукой, подыскивая слова.

Танюшка залетела в комнату, протягивая ему мокрое полотенце. Он сел на мою кровать, закидывая голову вверх и накрывая им нос. Отвлекшись на пару минут от Ревникова, я убрала полотенце с лица Немца, и аккуратно сдавила его переносицу, проверяя не сломана ли перегородка, под его болезненное шипение.

– Не сильно попортили… – сделала я заключение, целуя его в переносицу и снова накрывая полотенцем.

– А меня? – возмутился Боречка.

– И тебя! – хихикнула я, целуя его в пострадавшую нижнюю губу, и уворачиваясь от его попытки поймать мои губы.

Немец раздраженно кинул в него мокрым полотенцем. И они сцепились ревнивыми взглядами.

– Котята… – мурлыкнула улыбнувшись я, разглядывая их.

– Что делать-то будем? – нахмуренный Русь крутил мой кубик рубика. – Аня только предлог для драки … Она бы и под другим предлогом состоялась. Косяк ваш, а казнят её… не справедливо.

– Не справедливо… – хором задумчиво протянули Немец с Борей, выключаясь из своего молчаливого противостояния.

– Ладно, ребята… Не парьтесь. Идите спать, завтра что-нибудь придумаю.

Дверь распахнулась, и в комнату влетел Кендер – наш местный вундеркинд двенадцати лет отроду, который учился в одной группе с Ревниковым. С Кендером у меня были прекрасные отношения на фоне нашей общей любви к изобретательству и взаимной опеки. Он всегда был на моей стороне, особо не разбираясь в ситуации и доверяя безусловно.

– Народ, там пиздец какой-то! Вы б свои гордые задницы вытащили в коридор! Там девки опять все на Анютку свалили, а Вторин, сука, со своими промолчал!

– Будешь материться – оторву уши! – пригрозила я ему, втягивая к нам в комнату и останавливая подорвавшихся парней. – Не сметь оправдываться! – потребовала я. – Пусть всё развивается своим чередом…

– Ну, ты же вылетишь! – психанул Немец.

– Может быть… А может быть и нет. Я не уверена, что хочу остаться… – попыталась объяснить я свое состояние. – Вернее хочу, но не уверена, что нужно. Пусть обстоятельства решат за меня – я ухожу в недеяние. И вам запрещаю форсировать! – еще раз потребовала я. – Мне нужен знак для принятия кое-какого важного решения…

Ребята хором начали возмущаться, но я уже не слушала, зависнув в анализе возможностей и вероятностей, которые последуют за сегодняшней ситуацией.

– Всё отлично! – улыбнулась я, – всё отлично…

***

30 апреля

– Симоненко… – вздохнул Стеф Иванович, нахмуренно глядя мне в глаза, и, расстроено пожав плечами, отрицательно покачал головой.

– Да ладно вам! – удивилась я. – Ничего запредельного я не сделала! С чего?

– Политика… – отмахнулся он брезгливо. – Такая ситуация, Александр Владиморович на переизбрании, в Питере. Его не будет еще две недели… и не факт что переизберут. Исполняющий обязанности директора… В общем, не вовремя ты, Симонеко залетела! Да и Павел Сергеевич на конференции… – физик всегда прикрывал меня тоже, – ты в меньшинстве! Они отчислят тебя до его приезда. Нужна тебе была эта драка! – раздраженно уставился он на меня.

– Да не моя это была драка. Ребята просто побузить хотели, а я там особо не при делах, – призналась ему я.

– В двойне обидно!

– Нормально… – усмехнувшись, пожала я плечами.

– Пойдем, – кивнул он мне на дверь. – Сильно не выступай…

– Да какая теперь разница-то!

– И то верно…

Шагнув следом за ним в кабинет, я села на стул стоящий в торце стола, с разочарованием наблюдая, как на кресле великого и могучего покручивается наш завуч – серая и скучная тетка в возрасте.

Пока она вещала комиссии суть ситуации, разыгрывая спектакль – все были уже давно в курсе и перетерли друг с другом заранее, приговор был вынесен и обжалованию не подлежал – я пробежалась по лицам присутствующих.

Стеф Иванович, психолог, преподаватель по изобретательству, философ, зам по научной работе – это мои…

Алла Сергеевна, методист, завуч, главный воспитатель, препод по Матмоделу – это однозначное «нет».

Химичка, математичка, англичанка…

Мда…

– … проголосуем и вынесем решение…

– Ваши любительские постановки мне не очень интересны, – перевела я взгляд на нового начальника, – решение вы вынесли, все в курсе. К чему спектакль? Ради меня? Увольте… – встала я с места. – Что-нибудь, кроме постановочного голосования, предполагалось? – требовательно уставилась я на нее, и она в шоке отрицательно закачала головой под повисшую идеальную тишину.

– Тогда, всем спасибо, все свободны! – улыбнулась я им и под удивленно-возмущённые взгляды вышла вон.

Внутри осталось чувство неудовлетворенности. Вроде бы я сама заказала, чтобы ситуация решилась без моего участия, но…

Что-то было не так. Я была не готова потерять школу…

Забыв в коридоре свою куртку, я как есть вышла на улицу, где меня сразу же перехватили ребята, выспрашивая, как все прошло. Они мешали мне думать… и я, оглядев их невидящим взглядом, пошла по дороге к жилому корпусу. Перехватив меня за плечи и развернув к остальным, Боречка что-то требовательно мне говорил, но я не могла въехать, и пыталась почему-то снова развернуться в нужном мне направлении, блуждая в своих мыслях.

– Куда? – встал у меня на пути Немец, закатывая глаза, видимо, от моего неадеквата.

– Анют! – шагнул ко мне Русь. – Ты в порядке?

– Вещи собирать! – наконец-то пришла в себя я. – И – да, я в порядке, но что-то не так…

Со всех сторон посыпались возмущенные возгласы.

– Стоп! – тормознул всех Боречька, помахав у меня перед лицом распечатками. – Устав школы… и по уставу… – открыл он в середине страницу. – Решение о твоем отчислении должно быть согласовано с твоими родителями, и ими подписан какой-то документ по передачи ответственности, и пока этой подписи нет, ты юридически находишься под ответственностью…

– Родители!?! – напряглась я, поправляя на плечах чью-то куртку, непонятно как уже оказавшуюся на мне.

– Конечно… – кивнул Боречка, – ты ж несовершеннолетняя и они несут ответственность…

В графе «телефон родителей» при поступлении я вписала телефон Виктории, и она была в курсе… и мне почему то показалось это значимым и полностью успокоило, давая какое-то иррациональное завершение тревожащему меня гештальту!

***

Открыв шкаф, мы с Танюшкой разбирали вещи, укладывая их в сумки. Завтра начинались весенние каникулы, и все на неделю разъезжались по домам… Но мои каникулы плавно перетекали в отчисление. Поэтому я планировала забрать сразу все вещи.

Большая часть моей одежды, книг и техники нашли свое пристанище в квартирах друзей – Виктории, Ильи и Женьки, и здесь, не считая учебников и библиотечных книг, было не так уж и много.

Танька тихо ревела…

– Прекращай… – дернула я ее за прядь волос. – Я же не умираю!

– Для меня умираешь, – покачала она головой. – Потому что, кроме соседства, тебя ничего не связывает со мной. И тебя больше не будет… Ты уедешь, и всё!

– Но я же была у тебя… И как персонаж никогда уже не исчезну. Можно любить меня и так! Есть электронная почта, в конце концов! Ты можешь мне позвонить, и я прочитаю тебе «попытку ревности»! – улыбнулась ей я. – Не надо расстраиваться! Если я ухожу, значит, я больше не нужна тебе… По другому просто не бывает!

– Бывает! – всхлипнула она. – Вот ты мне нужна, а ты уходишь!

– Всё будет идеально! – чмокнула я ее в висок, притянув к себе. – Ты будешь любить меня в себе, и вспоминать каждый раз, когда мой образ будет ассоциироваться у тебя с чем-нибудь и тебе будет так же тепло, словно я рядом и разговариваю с тобой…

По какой-то непонятной логике Танюшка разрыдалась взахлеб!

В дверь в очередной раз постучались. Но я не хотела сейчас никого видеть, все мои были в расстроенных чувствах, и концентрированное их количество рядом со мной заставляло меня сокращаться от боли и чувства потери, а я и так с трудом справлялась с неадекватом соседки…

Танюшка послушно пошла к двери – я просила ее не пускать никого из наших.

Не оборачиваясь, я продолжила свое занятие, закидывая последние личные вещи в стоящий рядом рюкзак.

– Доволен? – фыркнула у меня за спиной Танюшка, – пришел полюбоваться?!

Это не кто-то из моих…

Это Вторин… – почувствовала я спиной.

Он не отвечал ей. Я чувствовала его потребность поговорить. Он не хотел такого варианта развития событий. Да я и не винила его ни в чем.

Взяв в руки первую попавшуюся свою книжку, я развернулась и шагнула к ним.

– Танюш, отнеси, пожалуйста, Ревникову, – всунула я ей в руки книгу.

Она, стрельнув в него сердитым взглядом, схватила книгу и вышла за дверь.

– Я слушаю тебя… – я отвернулась от него, собирая с кровати тетрадки и давая ему возможность сосредоточиться.

– Хотел извиниться…

– Хорошо… – кивнула я, разворачиваясь. – Легче?

– Нет, – отрицательно покачал он головой.

– Я очень рада… – всмотрелась я в его глаза, там было то, чего раньше я в нем не замечала – осознание и искренность, незавуалированные понтами, – увидеть тебя настоящим! Такой ты… мне импонируешь. Приятное открытие…

Мы разглядывали друг друга напряженными взглядами около минуты.

– Я не хотел… – покачал отрицательно он головой.

– Ты не причем тут, – отмахнулась я, – это результат того напряжения потенциалов, которое я ради развлечения создавала целый год, и еще нескольких печальных совпадений. Даже, если бы ты наравне с остальными утверждал, что я там не причем, меня бы все равно отчислили… твое молчание ничего не решало в моей ситуации, но очень многое дало тебе самому… Я рада, что увидела тебя таким. Давай без обид…

Я протянула ему руку, и он пожал ее, накрывая второй и не отпуская.

– Не знаю, что нужно сказать.

– Ничего не надо, Андрей! – улыбнулась я, любуясь своим открытием человека. – Спасибо за роль в моей жизни! Прощай!

Грустно усмехнувшись, он отвел глаза и, отвернувшись, вышел.

Впереди у меня было еще три самых тяжелых прощания…

Глава 20. Сouronner

Я ухожу, оставляя горы окурков

Километры дней, миллионы придурков

Литры крови подаренной или потерянной

Оставляю друзей, и тех, что наполовину,

Себя на радиоволнах, коротких и длинных.

Осчастливленных мною и обиженных мною…

Композиция № 54_Зинчук – Одинокий в ночи

30 апреля

Все вещи были упакованы, и комната мгновенно стала холодной и чужой. Я последний раз выглянула в окно, рассматривая знакомые темные сосны, красиво выстроившиеся за подоконником. И приоткрыла створку, чтобы погладить хвойную лапу голубой ели, подметающую наш подоконник.

– Прощай красавица! – попрощалась я со своей ночной подружкой, в кроне которой обычно пряталась луна.

Накинув курточку и кроссовки, я подошла к зеркалу и расчесала непослушную копну волос. Они никак не хотели укладываться сегодня ровно.

Да и ладно! – взбила я лохматые пряди обратно.

Ревников, Филлер, Стома… – тоскливо сжалось моё сердце, остальные переживут и без долгих прощаний.

Подумав еще минуту, я решила, что и с этими попрощаюсь вне школы. Приеду специально после каникул и… За каникулы они привыкнут к мысли, что меня не будет, и всё пройдет проще.

Достав из рюкзака тетрадку, я вырвала лист и написала «Я люблю вас, мальчики… » и, добавив в конце адрес моей электронной почты, оставила у себя на кровати, собираясь по-тихому слинять от всех.

Одев на плечи рюкзак и подхватив небольшую спортивную сумку, я, не оглядываясь, вышла в коридор… понимания, что фокус не удался…

***

Господа

Маски сброшены

Карты разложены

Получаем, кому что положено

Господа

Вы не поняли самого главного

Вам хотелось течения плавного

Все мы в зеркале славные

Господа

Перестаньте скрывать напряжение

Эта партия до поражения

Господа

Осторожнее

Стены окрашены

Вам достался соперник бесбашенный

Молитвами вашими...

В коридоре стояли ребята – совсем мои, просто мои, не очень мои и даже парочка совсем посторонних… Почти все!

Мои глаза разбежались по толпе, и челюсть плавно поехала вниз.

– Ааа… – взмахнула я руками, изображая что-то вопросительное на лице.

Кендер обнял меня первым и что-то грустное пробубнил мне в плечо, открывая сезон тихого кошмара на тему: «Что чувствуют люди, когда они тебя теряют».

Мы прощались молча… Кто-то обнимался со мной, кто-то просто смотрел… у меня было устойчивое ощущение собственных похорон. Моя троица не приближалась… Немец достал сигарету и закурил… залет на 10 баллов… ухмыльнулась я.

Курение – это ахтунг! Алкоголь – стопроцентное отчисление…

Мне будет не хватать этих штрафов!

Шагнув к Немцу и отбирая сигарету, (мне-то сейчас уже однозначно ничего не грозит), я, ухмыльнувшись, обвела всех взглядом.

Затянувшись, выпустила дым, расслабляясь и стряхивая с себя чужую тоску.

– Чего приуныли, мой народ? Я еще не прощаюсь…

По толпе пробежал шумок.

– Обещаю вернуться после каникул и сделать вам хорошо! – улыбнулась я им. – У меня есть пара идей…

По толпе пронеслось легкое возбуждения, и я поняла, что на этой радостной ноте пора линять.

– Стома, тебя в учебный корпус вызывают! – ворвалась в наш прощальный флешмоб Алла Сергеевна, и я, цокнув языком, закатила глаза под дружное хихиканье толпы.

Русь расстроенно нахмурился – хочет проводить…

– Откуда дым!?! – потянув носом, начала звереть Алла Сергеевна, оглядывая парней.

Понимая, что Русь сейчас заупрямится, пойдет на конфликт, отказываясь менять мои проводы на какие-то учебные дела, и нарвется на штраф, я решила отжечь на прощание и придать его штрафу совсем другие оттенки…

– Подержите-ка Алла Сергеевна! – всунула я ей в руки дымящуюся сигарету, и она в тихом шоке на автомате взяла ее в руки, не веря себе и разглядывая ее.

Качнувшись к Русю, я обняла его за шею и, забив на всех, медленно и нежно поцеловала его в мягкие губы. На несколько секунд все перестало существовать – люди, звуки, провокации, и его губы дрогнули, целуя меня в ответ.

– Иди, мой грустный ангел, – отпустила его я, – обещаю, что мы еще встретимся!

– Симоненко!

Мда… демонстрация чувств в школе была строго-настрого запрещена, и Стома огребет… НО! Отрабатывая, он будет вспоминать этот момент, и ему будет офигительно клево – больно, сладко и… сплин и флёр… Шикарно! Русь оценит!

– Вам штраф! – резко развернулась я к нашему воспитателю, – Десять балов за курение! – она, в очередной раз потеряв все слова и растерявшись, смотрела на сигарету в своей руке, – И то, что Вы не курили, Вас не оправдывает, Алла Сергеевна. Именно по этой логике вашими стараниями я была отчислена! Всего Вам, госпожа «Справедливость»! – фыркнула я, – И не вздумайте забыть, – провела я рукой, показывая на всех присутствующих, – Что КАЖДЫЙ здесь в курсе, что вы просто сводили личные счеты с девочкой, с которой не смогли справиться честно.

Подхватив с пола сумку, я впихнула ее в руки веселому ангелу, а рюкзак, стянув с плеча, кинула Немцу. Пусть проводят меня вдвоем… Отправив толпе воздушный поцелуй, я, пританцовывая и играя копной волос, пошла на выход из корпуса – пусть запомнят меня такой!

Как только мы вышли на асфальтированную дорогу до КПП, я почувствовала, как шаг ребят стал замедляться, и, тормознув, подождала, пока они догонят меня. Подхватив их под руки, я ускорила их, убеждая на ходу.

– Всё к лучшему – не надо таких похоронных лиц! Я уверена, все очень правильно! Я же не сама принимала решение, а вселенная не может ошибаться! И даже если нам всем кажется, что что-то не так, это просто значит мы не видим еще пока всей картинки целиком!

– Ох, заткнись-ка ты Нют! – не выдержал Боречка моего энтузиазма.

Вытащив из кармана карамельку, Немец показательно ее развернул и засунул мне в рот.

– Ешь конфетку и не мешай … – снова взмахнул он рукой, не найдя нужного слова… – В общем, ешь-ка ты лучше конфетку и молчи!

Спустившись вниз, мы тормознули у КПП; до отправки шикаруса еще оставалось минут десять, и я понимала, что мы просто втроем промолчим всё это время.

Да и ладно… так тоже можно попрощаться!

Под ногами было месиво из снега и воды, и мои кроссовки начали промокать. Я в поиске более сухого местечка прощупала носочком снег вокруг. Подхватив за талию, Немец приподнял меня и, сделав несколько шагов к административному корпусу, поставил на крыльцо.

Теперь я смотрела на них сверху вниз, а они разглядывали меня снизу. Немец снова достал и прикурил сигарету, а я снова отобрала ее у него. Дверь за моей спиной хлопнула, и сердце бешено заколотилось.

– … конечно, Валентина Ивановна… – мои глаза, как и глаза моих мальчиков, распахнулись в недоумении.

Это был голос Ильи. И, судя по тому, как они ошеломленно смотрели мне за спину, я никак не могла ошибиться сейчас.

Пауза в несколько секунд… Мы все застыли с открытыми ртами…

– Анечка… – шепнул мне тихо Илья, и я почувствовала, как он вытягивает из моих пальцев сигарету.

Я отдала, медленно разворачиваясь к нему. Убрав руку за спину, он незаметно выкинул сигарету в снег и, прищурившись, о чем-то молча со мной говорил. О чем?

Завуч требовательно смотрела на меня, а я на Илью. Внутри всё вибрировало.

– Ты остаешься в школе… – медленно и тихо произнес Илья, – заочно…

И я почувствовала, как внутри взорвалась какая-то эйфорическая бомба, и еще я почувствовала, как Илья, сверля меня глазами, пытается удержать мое состояние в рамках адеквата. Ему удалось это ровно секунды на три. А потом я забила…

– Да! – простонала я и радостно заскакала на месте, слетая с крылечка, обнимая и расцеловывая в щеки моих ошалевших мальчиков. – Да! Да ! Да!

– Симоненко! – попыталась Валентина Ивановна, но сейчас было абсолютно бесполезно! Я и сама не смогла б притормозить себя и, радостно рассмеявшись, в очередной раз затискалась с ребятами. – «Демонстрация чувств»! – рявкнула она, и я, захныкав, развернулась к крыльцу.

– Не чувств, – поправил ее Илья, – эмоций. В ее действиях нет никакого эротического подтекста… – закусил он изнутри щеки, пытаясь сдержать улыбку, – Думаю, она с таким же энтузиазмом расцеловывала бы сейчас котят или щенков… Это я вам как психиатр утверждаю! – стрельнул он глазами в радостного, но уже вовсю психующего Немца.

Да… этот нагибон был в его честь!

– Котеночек… – захихикала я, ласково ущипнув того за бок.

– Рано радуешься Симоненко! – ну конечно, она не могла пройти мимо моего маленького счастья, – есть несколько условий. Сессия должна быть сдана на «отлично», а штрафные баллы отработаны до неё.

– Сколько у меня балов? – сглотнула я, дергая за рукав ангела.

Он, как куратор, должен знать такие вещи лучше меня.

– С сегодняшней сигаретой и обслюнявливанием Стомы? – ухмыльнулся он, – Пятьдесят!

– Ооо… – услышала я сочувствующий стон Немца.

– Очередной рекорд, Симоненко! – зло уставилась на меня завуч. – Больше сорока за всю историю школы не набирал никто!

Сделав ей шутливый реверанс, я выхватила из рук ребят свои сумки и протянула Илье, поморгав им глазами на тропинку и молча прося удалиться. Что они и сделали, посверкав еще пару секунд довольными мордочками.

– Спасибо большое за понимание и содействие, Валентина Ивановна! – кивнул Илья моему инквизитору, все еще пытаясь сдержать улыбку, и шагнул ближе, вставая у меня за спиной.

– Вы уж повлияйте на нее, Илья Андреевич! – как родному улыбнулась ему она, но ее взгляд тут же остыл, а улыбка сползла с лица, как только она перевела взгляд на мою светящуюся энтузиазмом физиономию.

– Я прослежу за тем, чтобы ни одна пятерка не досталась тебе незаслуженно, – фыркнула она и отвернулась, берясь за ручку двери.

Мой рот среагировал быстрее, чем мозги, видимо, под влиянием эндорфинового коктейля, бушующего в моих венах, но… я почувствовала, как Илья, обхватив меня рукой, благоразумно закрыл его своей ладонью.

Ну да и ладно…

***

– Притормози… – попросила я, увидев в лесу озеро.

Раньше я никогда не обращала на него внимания, а сейчас мне хотелось посмотреть на него поближе. Припарковавшись, мы вышли, и я, шагая прямо по мокрому снегу, отправилась на его берег, чувствуя, что Илья идет за мной.

Лед на нем уже практически сошел, и только в некоторых местах на воде качались пара маленьких айсбергов.

– Ты помнишь… тогда у бара мы сыграли нашими намерениями? – смотря в темную воду на свое отражение, спросила у него я.

Заправив пряди моих волос, упавшие на лицо, за уши, Илья одел на меня капюшон. Конечно, он помнил…

– Все наши ставки сыграли…

– Не совсем… – шепнул он. – Но я не в обиде. Остальное я возьму сам.

– Мне хочется лечь на воду в центре этого озера и уснуть… – поделилась я с ним своей усталостью.

Он стоял за моей спиной, и я отыскала его руку, пропуская свои пальцы между его, и сжала. Отозвавшись, он поднес наши сцепленные в замок руки к моей груди и прижал меня к себе.

– Раньше тебе хотелось искупалься в фонтане... – грустно усмехнулся он. – Тебе нужно отдохнуть, Анечка… Выключиться… Забыть, кто ты есть… Позволить себе сон разума… Ты должна поехать домой и забыть, что есть работа, учеба, этот город, Вика… я…