Текст книги "Это не любовь... (СИ)"

Автор книги: Анна Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

Испугавшись, он рванул ко мне, отрицательно качая головой, и попытался перехватить руками мое лицо, но я отбила его руки и рванула на выход. Не хватало только снести его еще сильнее моей истерикой. Влетев в гримерку, я, игнорируя парней, скинула с себя платье и через пару секунд влетела в тонированную душевую кабину. Включая посильнее душ и съезжая на пол.

Я беззвучно ревела под струями воды, смывая косметику. Когда я была уже в порядке и вышла, в гримерке не было ребят, а на моем кресле сидела Ленка, с ужасом разглядывая мое заплаканное лицо. Я вспомнила, что когда вылетела от Ильи, чуть не сбила ее в коридоре.

– Какого хера этот мудак сделал с тобой!?! – подскочила она. – ТЫ… плачешь..?

– Я не плачу! – ведь я уже не плакала… – И не смей его никогда так называть!

– Ооо… – закусив губу, притормозила она. – Он что трахнул другую? – подняла она бровь.

Я, истерично рассмеявшись, стекла вниз по стене.

– Ты бы так не расстраивалась, детка! – начала успокаивать меня Ленка. – Мужики они вообще все кобели!

Я неопределенно махнула ей рукой, умоляя без слов остановить реанимирующий монолог. Дверь отлетела в сторону, и к нам вошел Илья. Спокойный, собранный…

– Выйди, Лена, – безапелляционно и не глядя на нее, приказал он.

Ленка на автомате подорвалась, подчиняясь тону, и рванула к двери, но, притормозив возле него, опомнилась и, замедляясь, развернулась к нему лицом.

– А ты охренительная сволочь, Арверин! – уперла она руки в бока. – Симоненко ПЛАКАЛА!!! – выделила она факт интонацией, описывая что-то из области фантастики. – Ты, наверное, сильно постарался!

– Уйди.

Ленка вышла, хлопнув дверью, и он пустился передо мной на колени. Не касаясь, он разглядывал мое лицо, болезненно хмурясь. И, сглотнув, открыл рот, чтобы что-то сказать…

Я знала что…

– Ты обещал не извиняться за свои чувства! – перебила я его.

– Мне очень хочется…

– Мне тоже извиниться за свои?!

Он отрицательно закачал головой. Взяв в свои руки мою, Илья прижался к пальцам губами.

– Поехали, пожалуйста , домой, моя девочка…

***

Пожалуйста, не умирай,

Или мне придётся тоже.

Ты, конечно, сразу в рай,

А я, не думаю, что тоже!

Хочешь сладких апельсинов,

Хочешь вслух рассказов длинных,

Хочешь я взорву все звёзды,

Что мешают спать…

Хочешь солнце вместо лампы,

Хочешь за окошком Альпы,

Хочешь – я отдам все песни,

Про тебя отдам все песни…

12 апреля

В подъезде была кромешная тьма, и мы практически наощупь добрались до двери. Звякнув в темноте ключами, Илья открыл замок и, прикоснувшись к моей спине рукой, направил меня в открытую дверь. Щелкнув в темноте рубильником, недовольно вздохнул.

– Ну, варианта два! – рассудила я вслух. – Либо опять нет света, либо я сплю…

– Ущипнуть? – раздался его тихий смешок рядом с моим ушком.

– Ущипни… – резко развернувшись, я и обняла его за шею. – Теперь я точно знаю, что ты на это способен! – намекнула я ему на наше короткое танго.

Немного помедлив, он обнял меня, прикасаясь губами к основанию моей шеи, и замер.

Почувствовав приближение катастрофы, я решила отвлечь его чем-нибудь и нашептала на ушко пожелания о том, чтобы он разул меня. Скользнув вниз к моим ногам, он прижался губами к моей коленке и медленно потянул вниз замочек высокого сапожка. Снял, помассировал освобожденные пальчики, оставил пару поцелуев на внутренней стороне моего бедра и проделал всё то же самое со второй ножкой.

Мне нравилось, когда он разувал меня…

Пара свечей на столе разбавили темноту и, усадив его в разложенное кресло, я села к нему между ног. Закрыв глаза, он закинул голову на спинку кресла и расслабился.

– Устал? – шепнула я, массируя руками его бедра, которые слегка сжимали меня с боков.

– Очень…

Развернувшись в его руках, я устроилась головой на его груди.

– И я… – этот день вымотал меня тоже. – Сейчас просто поспим, – обняв руками его за талию, я, массируя, продавливала его спину на пояснице, – а завтра я тобой поиграю…

– Конечно, Анечка… – было ощущение, что он уже засыпал, и я, зная, что в моей компании ему это дается сложнее, тихо выскользнула из его рук, сбегая в спальню.

Еле-еле передвигаясь, я скинула с себя все вещи и скользнула в ледяную кровать, закутываясь мягким и легким одеялом…

Мне не снилось ничего… И осознанности в этом отсутствии сна почти не было… Я могла только лишь краем сознания контролировать течение времени… Я отдыхала от чувств, эмоций и ощущений. Полная депривация…

Но потом всё резко изменилось!

Я почувствовала себя скованной и сконцентрировалась, пытаясь разобраться в новом ощущении. Осознав, что я скована физически, я в легкой панике рванула из сна.

– Тихо-тихо… – одернул от меня Илья руки, которые только что обнимали меня.

Включив ночник и приподнимаясь надо мной, он заглянул с беспокойством в мои глаза.

Что происходит? Я что опять выдала какой-то неадекват во сне!?!

– Я что – кричала? – заволновалась я.

Он отрицательно закачал головой.

– А что случилось?

Он снова покачал головой.

– Ты почему… здесь? – ничего не поняла я.

Мне больше не нужен был ответ… Я получила его сразу как только озвучила свой вопрос в виде болевого удара в солнечное сплетение и, будучи совершенно неготовой к этому, тут же задохнулась, падая обратно на подушку.

Через пару секунд он упал рядом, закрывая руками лицо. Мы лежали близко, не касаясь друг друга, и умирали от боли, не произнося не звука. Я слышала его рваное несдержанное дыхание, перемешанное с моим, несмотря на то, что в ушах грохотало мое сердце и чувствовала как его пальцы сжали простыню рядом с моим бедром, натягивая ее.

– Я хочу остаться… – выдохнул он быстро.

– Нет! – это единственное что я смогла произнести, не демонстрируя ему моего жуткого состояния, причиной которого был он. И единственное что я могла сделать для него, чтобы он не понял масштабы того, что сейчас со мной происходило.

Ничего не говоря больше он, молча, вылетел из комнаты…

***

13 апреля

– Давай перемешаем фигуры! – предложила я, расставляя шахматы на доске. – Например, ты забираешь четырех слонов, а я четырех коней?

Мы оседлали разложенное кресло и вместе расставляли фигуры на шахматной доске.

– Готов отдать две ладьи за еще одного ферзя! – стащил Илья с доски обе фигуры.

– Не вопрос! – согласилась я, – но я забираю часть твоих пешек в третий ряд!

– Может, еще и шашки добавим! – стебанул он меня, усмехнувшись.

– А вот кстати! – подпрыгнула я, высыпая из пластиковой коробки шашки. – Это будут мертвые клетки! – начала придумывать я. – Там, где ты съел мою фигуру, ты выставляешь шашку своего цвета, и я на эту клетку вставать не могу, а там, где я твою…

Улыбаясь, он молча качал головой.

– Ну что? – развела я руками. – Будет интересно!

– Сharmant… – разглядывая меня, он прикусил подушечку на большом пальце.

Ооо… Я обожала его этот жест! Скинув доску с фигурами на пол, я запрыгнула на него и уложила на лопатки.

– Сharmant?

Перехватив руку, я нежно впилась в подушечку на его большом пальце, которую он только что покусывал сам.

– Прелесть и очарование… – перевел он шепотом, и его голос сорвался на последнем слоге, потому что мои зубки впились в очень чувствительную кромку ладони.

Сжав губы и прикрывая глаза, он подавил стон.

– Так хорошо…? – уточнила я, двигаясь по краю его ладони к запястью, слегка покусывая кромку.

Он молча медленно кивнул. Наслаждаясь его и своим кайфом, я зависла на основании его большого пальца, скользя зубками по коже и прикусывая ее посильнее.

– А вот так? – исследовала я его дальше, пряча зубки и уже губами и языком кружа по тонкой коже на запястье.

Я обожала, когда он ласкал меня там…

Закусив губу, он снова кивнул. Его взгляд становился рассеянным и тягучим. Дальше я исследовала косточку на его большом пальце, постанывая от того как приятно она скользит по чувствительной внутренней кромке моих губ, когда я ласкала ее зубками и языком.

– Я люблю ласкать твоё тело… – поделилась я ощущением, – оно превращается в удовольствие, когда я прикасаюсь к нему… В твое и мое удовольствие…

– «Удовольствие и боль – две стороны одной медали»… – его пальцы приласкали мои мягко целующие его руки губы. – Эта медаль твоя по праву…

Склонив голову, я притормозила с ласками, разглядывая его. Он нервно сглотнул, отрицательно качая головой. Резко наклонившись над ним, я поймала в плен его взгляд…

– Ты должен говорить мне красный, если я делаю тебе больно, даже если это не физически, – тихо отчеканила я. – Это МОЙ хард лимит делать тебе больно ТАК! Ты должен останавливать меня!

Он закрыл глаза и горько улыбнувшись, прошептал, снося меня своим тихим ровным и давно принятым горем:

– Тогда у тебя ничего не останется для меня, Анечка…

Выпрямляясь, я накрыла ладонью свои губы, не понимая, как нам быть с этим и не желая сказать сейчас ненароком ничего такого, что еще сильнее усугубит наши состояния. Но мне и не надо было… Он прекрасно справлялся сам.

– Я понял сразу, что ты – это нечто запредельное… ты тьма… ты пропасть, в которую я прыгнул добровольно… Ты даже не врала, пообещав мне сразу, что разобьюсь… Но только вот… – усмехнулся он грустно, отпуская на волю свои болезненные чувства и оглушая меня. – Я лечу в темноте, не понимая, как и когда это кончится, ломая себя о твои прекрасные выступы и целуя каждый из них с благодарностью… и молясь, чтобы у тебя не было дна, моя девочка! Не отнимай мою боль… Не заканчивайся…

Я онемела, рухнув к нему на грудь…

– Потерпи, пожалуйста, Анечка… – Его руки ласкали мои волосы, я чувствовала сладкий запах его сумасшествия. – У меня нет сил контролировать это сейчас…

– Что я могу сделать, Илья?

– Ты можешь либо быть, либо… не быть…

– Если меня не будет… это будет… легче?

– Не знаю… Никогда не умирал раньше!

***

15 апреля

Свернув в коридор к гримеркам, я наткнулась на Викторию.

– Привет!

– Привет!

Замерли мы. Глаза у Вики были какие-то дикие и непроницаемые.

– Ты куда? – прищурилась она.

– К Арверину… – разглядывала ее я. – Поздороваться…

– Не ходи туда! – выпалила она, подхватывая меня за руку и пытаясь увлечь к себе в кабинет.

– А что такое? – напряглась я.

– Аммм… – нарисовала Вика в воздухе пару кругов руками, пытаясь подобрать объяснение, и я не дождавшись, закатила глаза и, цокнув языком, рванула к Илье, обруливая её.

– Стоять! – рявкнула она мне в след, и я застыла удивленно поворачиваясь.

– Не надо к нему сейчас ходить! – выразительно попросила она.

– У нас съемка через сорок минут… – прищурилась я, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Тебя Саша поснимает… – пожала плечами Вика.

– Что происходит? – психанула я.

– Детка… – сдалась она, громко выдыхая. – Гонит он сейчас по-страшному, вот что происходит! Не ходи… Опять потом будет маяться, что наговорил тебе! Ну, зачем!?!

– Ясно, – ускорилась я.

– Маленький демон! – обессилено застонала Вика мне в след.

Открыв дверь мастерской, я залетела внутрь.

– Илья?

– Привет! – развернулся он на кресле.

Уставший, измученный, сломанный…

– Ну что ты так смотришь!? – завелся он с полуоборота. – Что опять не так!?

Игнорируя его наезд, я подошла ближе, разглядывая его и поверхность его стола, на которой он был сосредоточен до того, как развернулся ко мне. Мои глаза остановились на стеклянной перевернутой колбе. Приглядевшись, я удивленно уставилась на мохнатого маленького паучка, лежащего в плену вод стеклом.

– Что это?

– Паук…

– Зачем ты пленил его?

– Он сам себя пленил… – Илья снял с паука колбочку, но тот остался на месте. – Паук сжег на раскаленной лампе свои лапки и больше не сможет двигаться никогда.

Наклонившись ближе, я разглядела его слабо двигающиеся остатки лапок.

Выхватив у него из рук колбу, я перевернула её дном вниз, затем быстро и решительно раздавила страдающее насекомое.

– Зачем..?

– Эвтаназия… – пожала я плечами, разворачиваясь к двери и принимая решение. – «О своих нижних нужно заботиться…»

***

17 марта

Я стояла у его закрытой двери, собираясь силами. Поднеся палец к звонку, я тут же малодушно одернула руку и почти передумала. Внутри на секунду всё сорвалось, и я застонала, сгибаясь от боли пополам.

Я потеряю его сегодня. И я не представляю, как сказать ему об этом. А еще я не знаю, как потом смотреть в его глаза!

И как я без него тоже не знаю…

Но я научусь.

Мне обязательно нужно довести до конца эту ситуацию, несмотря ни на что. Потому что так нельзя…

Я не чувствовала, что даю ему что-то настолько ценное, чтобы иметь право…причинять ему столько… у меня нет даже слов, чтобы назвать это.

Последние две недели – это ужасно… Иррациональная нескончаемая агония…

Я уйду… у него, конечно, тоже будет дроп.

НО КАКАЯ РАЗНИЦА?!

Какая разница, если от моего присутствия он постоянный, а если я уйду это рано или поздно закончится.

Он справится.

Он сильный.

Это не может длиться вечно...

Мы перетерпим и всё.

Глубоко вдохнув, я нажала на кнопку звонка, и Илья открыл дверь. Молча делая шаг назад, он запустил меня внутрь. Когда наши тела сблизились, меня качнуло к нему, но я резко отстранилась, делая еще пару шагов дальше.

Он еще не знает… Но уверена – всё почувствовал!

Я специально не предупредила его, что приду. Потому что он бы сразу почувствовал мой настрой. А я не хотела затягивать нашу казнь.

Словно подтверждая мои мысли, он почти прохрипел:

– Анечка… – и съехал вниз по стене.

Внутренне я заплакала. Поворачиваться к нему не решилась. Голос был послушнее, чем чувства и прозвучал сдержанно и даже тепло:

– Пойдем, нам нужно поговорить.

Он молчал…

Я знала, что он неизбежно последует за мной. Не разуваясь и не снимая пиджак, я прошла на кухню. Звук от моих каблуков в тишине его квартиры звучал так, как будто кто-то вбивает гвозди в паркет на полу.

Остановившись, я развернулась к окну, он не должен видеть моих глаз – мы оба сорвемся. На улице стояло моё такси. Нужно сделать всё быстро…

Я не слышала, как он зашел, но увидела его отражение в стекле.

– Сядь… – попросила я.

Отодвинув стул, он сел за стол спиной ко мне.

Спасибо тебе, мой рыцарь…

Я повернулась и погладила взглядом его напряженные плечи.

Хотелось кричать…

Хотелось сесть у его ног…

Хотелось спрятать его лицо у себя на груди…

Хотелось просто обнять…

Хотелось…

Мой голос жил отдельной жизнью:

– Нам нужно остановиться.

Его рука резко сжалась в кулак и подлетела к губам. Он вжал кулак себе в губы…

Мы оба кричали внутри…

Мы оба молчали…

Было страшно и больно…

– Илья…

– Не надо…

Закрыв лицо руками, он медленно прилег на стол.

По моим щекам полились слезы, и я снова ПОЧТИ решила переиграть начатое.

– Илья…

У меня всё никак не получалось сделать «контрольный»!

Я молилась, чтобы он не повернулся, и он подчинился. Он всегда подчинялся…

Я истерично засмеялась про себя от мысли, что если бы в моей руке было оружие, он сам бы сделал «контрольный», чтобы облегчить мне задачу. И он, конечно, сделал его!

Тихо, спокойно, ровно:

– Спасибо тебе за всё, Анечка. Я понимаю… Иди.

Я вылетела из его квартиры и, ничего не соображая, влетела в машину. Водитель, ничего не спросив, тут же тронулся по нужному адресу.

Я предупредила его обо всем заранее…

Прощай...

Никто не останется так надолго со мной.

Прощай,

Никто не вживлял в мое сердце столько любви.

Мой разум

И твой,

Всё сразу

Рви, пой.

Снимай

осаду, одежду, кино, фотографии, боль,

Сжигай

Мои негативы, они уже просто повсюду.

С тобой сложно,

Ты – чудо,

Все можно,

И все буду.

Люблю, прощай...

Прощай,

Волосы, губы, глаза и осенние листья.

Прощай,

Так же как я прощаю тебя всегда,

Ты – огонь,

Я – вода,

Мир тоньше льда.

Люблю, прощай…

Прощай,

Последние мысли ветер несет к тебе.

Скучай,

Так же как я, расставаясь на миг как на вечность.

Письма мои сохраняют твои песни,

Кровь моя стала твоей...

Водой...

Бонус 6

Все будет не так,

Как хотелось бы мне

И легкий озноб

Пробежит по спине,

Когда ты шагнешь

За открытую дверь,

Пополнив собой

Список потерь.

Как будто что-то исчезло,

И уже не вернуть.

И сердце спешит

Разорвать мою грудь.

И хочется крикнуть,

Взорвав пустоту,

Принадлежащую

Мне ОДНОМУ.

( Как это было?)

Как материализовавшийся кошмар. Мне казалось, я был готов. Ожидал каждый день… Настроился… И все равно…

Дверь открываю – ты…

А в голове: «Нет, нет… Так просто… Сейчас усмехнется и …».

Толком ничего не помню, но понял всё сразу. Дальше чистая формальность. Ты скажешь, я соглашусь, ты уйдешь… Ты уйдешь, а я останусь…

Иллюзий никаких не строил. Первого раза хватило.

Чувствую, плачешь ты… не от своей боли… от моей.

Это отрезвило.

Тормознул там себя…

Решил, что завтра… мы поужинаем с тобой, я скажу, что в порядке, и ты… будешь дышать, улыбаться, играть, жить…

А я всё равно же рядом буду… смотреть на тебя… кайфовать по-своему…

Сейчас, думаю, только уходи скорей.

Не хотел при тебе…

Зачем?

Вылетела…

(Не остановил… )

Нет. Зачем? Всё правильно… Что я мог дать тебе? Измучил только… Думаешь, мне легче было от того, что ты рядом?

Только презирать себя начинал… Зачем держу?

Глаза внимательные… Руки требовательные… как в источник в тебя впивался… Такой же как все… Только брал, брал… А ты и рада...

Спасибо, что сама ушла.

А тогда, конечно, умер я там, как дверь хлопнула. В голове даже варить ничего не стал…

Сижу, курю…

( Ожидал… Свершилось… О чем думал?)

Не думал… Я всё до этого уже передумал.

Пошел побродить… Мыслями не стал от тебя убегать, наоборот… Вспоминал, как с тобой… играли…

Столько моментов! И еще очень живо все, ярко… а вспоминал почему-то твои внезапные переходы из одного состояние в другое… когда ты резко обжигаешь… а у меня инерция другая… я пока соображу, что за Анечка передо мной… ты несколько раз разорвать меня успеваешь…

Закончилось…

Благодарен был, что было со мной всё это!

Уговаривал себя – ничего же не вечно!

Закончилось…

Буду имитировать жизнь…

Глава 17. Еще немного о смерти

13 апреля

Женька жил на девятом, и лифт в его подъезде – это была редкая роскошь! Поэтому преодолев последний этаж, я отдышалась и позвонила в дверь. За дверью было тихо, и я интуитивно толкнула ее внутрь. Она оказалась открытой.

Раздевшись, я прошлась по квартире и, услышав шум воды в ванной, пару раз стукнула в дверь, обозначаясь, что пришла, и отправилась на кухню ставить чай.

Пошарившись по практически пустым полкам – Женька приезжал домой только ночевать – я обнаружила растворимый кофе и сухие сливки, купленные наверняка специально для меня, так как сам он пил черный, и пачка сливок была закрыта.

Но кофе не хотелось, и я продолжила свои поиски. Наткнувшись на закрытую пачку чая, я обрадовалась и дернула упаковку, нечаянно рассыпав по столу немного заварки и зависла, разглядывая черные перекрученные листики.

В голове крутилась наша сегодняшняя поездка, и от вида рассыпанного чая меня тут же ошпарило инсайтом.

Да!

Мне нужно нечто смещающее в помощь!

Вспомнив обозревательную и подробную лекцию Ильи про наркотики после моего отжига под экстази в клубе, я перебрала различные варианты, вспоминая энергоэффекты…

Мне нужна паранойя, а значит мне нужна травка или ее производные!

И я знаю, где это взять…

Я была уверена, что Ожников добровольно никогда мне не отдаст ничего подобного, поэтому пока он не вышел еще из душа, рванула к нему в комнату и выдвинула из мебельной горки шкафчик, где он хранил кальян. Быстро перебрав пакетики, я прихватила три наиболее похожих на то, что мне нужно и засунула в задний карман джинсов, потом подумала и прихватила еще парочку, внутренне возмущаясь обилию наркоты в его доме.

Надо будет нагнуть его после!

И как только я задвинула обратно шкафчик, дверь душевой хлопнула. Встряхнувшись, я как ни в чем не бывало с улыбочкой вплыла на кухню.

– Ну и где мой чай? – не оборачиваясь, но явно улыбаясь, предъявил мне Женька, разглядывая наведенное мной на столе безобразие.

– Привет, Чеширчик! – обняла я его сзади, проходясь руками вдоль полотенца на бедрах и, вдохнув запах воды, его тела и какого-то приятного парфюма тихо простонала ему в шею.

– Ааа! – раздраженно и возбужденно среагировал он. – С меня сейчас полотенце слетит!

– Ням-ням, Женечка… – зашептала я ему в ушко.

– Исчезни! – выдохнул он. – Я не шучу сейчас…

Потеревшись о спину носиком, я прикусила его за лопатку и, захихикав от его несдержанных шипений и постанываний, ускользнула в комнату, врубая телек и заваливаясь на диван. Минут через десять Женька уже в джинсах и футболке присоединился ко мне с двумя кружками чая.

– Через сколько выезжаем?

– У тебя есть карематы?

– Есть… – опешил он.

– А спальник?

– Есть… ты пугаешь меня! – прищурился он. – Может, объяснишь, куда мы и зачем? Я же уже согласился и обещаю не съезжать с этой темы.

Я отрицательно покачала головой, щелкая каналами.

– Ильюха совсем не в курсе?

– Совсем…

– Волноваться же будет, давай хотя бы скажем, что ты со мной! Ты ж с ним по выходным тусуешься…

– Он в командировке… – попыталась съехать я.

– Отменилась она…

– Всё равно не надо…

– Малышка, не гони! Я бы убил и тебя и себя на его месте!

– Нет больше никакого места, Жень, – тормознула я его. – Закрыли тему.

Отобрав у меня кружку, он поставил ее рядом со своей и за плечи развернул меня к себе.

– Это как это?!

Я отрицательно покачала головой, отказываясь объяснять.

– Кто накосячил? – не отставал он.

– Никто не накосячил…

– То есть он там сейчас… у вас не все в порядке… а мы вот тут… и ты со мной сейчас уедешь… а он… и… – полетели обрывки его бессвязных мыслей в слух. – Ты чего творишь-то?!

– Не бросай меня, ладно? – медленно уткнулась я ему в плечо лицом не в силах рассуждать на все эти темы.

Обняв меня, Женька прижал к себе, и мы молча зависли, думая каждый о своём.

– Ань… – минут через десять ожил он. – Мне нужно позвонить ему. Это будет правильно.

– Это твоё дело, Женька! – отстранилась я, пожимая плечами. – Я не буду тебе указывать в ваших с ним отношениях. Я только тебя ОЧЕНЬ прошу. Не беспокой его никак мною!

Поднявшись с дивана, Женька пошел за мной следом к двери. Одев на себя кросовки и спортивную куртку, я попросила его прихватить с собой термос с чаем, каремат и спальник. Взяв рюкзак, я протянула руку, требуя ключи от машины. Стянув их с тумбочки, он вложил их в мою ладошку.

– Минут через десять… – моргнул мне он, закрывая за мной дверь.

От одной мысли, что он сейчас будет дергать Илью, напоминая обо мне и вводя его снова в позицию опекуна, заставляя беспокоиться, все сводило внутри тупой болью.

Это надо как-то прекратить… Нужно разорвать эту долбанную доверенность при первой возможности! – решила я. – Это конечно формальность, но как символ не позволит ему полностью абстрагироваться от нашего кинка.

Справлюсь в мае как-нибудь без его помощи, а в июне сессия, и уже не так актуально… Ну, а в июле она вообще теряет всякий смысл!

Открыв Женькину тойоту, я бросила рюкзак на заднее сиденье и включила зажигание, чтобы согреть машину. Через некоторое время Женька тоже в спортивной куртке запрыгнул в тачку.

– Куда?

– Ты знаешь… – хихикнула я.

– А там?

– А там, я тебе там скажу! – снова съехала я, немного кайфуя от его раздраженного любопытства.

На улице уже потемнело, и я, посмотрев на время, прикинула, что к месту мы приедем часикам к двенадцати ночи.

В самый раз!

– Ты позвонил?

Я не планировала спрашивать ни секунды, но мой рот, видимо, жил какой-то самостоятельной жизнью. Женька, спасая мою волю от разложения проигнорировал мой вопрос. Это и к лучшему! Не хватало еще, чтобы я начала расспрашивать окружающих о его самочувствии. Этого Илья точно не оценит!

– Спасибо! – поблагодарила его я, пожимая руку, которая охватывала рычаг коробки передач.

Закатив глаза, он цокнул языком.

– И вот хрен же тебя разберешь, что ты имеешь в виду!

– Не надо разбирать! – хихикнула я. – Люби так!

– Люблю, Ань… – улыбнулся он. – Как тебя можно не любить? Давай, рассказывай мне что-нибудь жизнеутверждающее…

– Сегодня смертеутверждающее… – поправила я его. – Хочу обменяться с тобой опытом… Ты умирал когда-нибудь?

– Нет… – покачал он головой. – Не умирал, но много раз я ждал смерти.

– Когда воевал?

– Нагорный Карабах… Обстрелы… мы спали под обстрелами! В любой момент… В общем, я научился жить в ожидании, без эмоций… но ранен не был ни разу. Ребята говорили – везунчик, – грустно усмехнулся он. – А ты?

– Пару раз… Но сильно запомнился первый. Там было ясное сознание, и я запомнила все подробности, которые были там… за барьером. Когда ты выходишь.

– Расскажешь?

– Да, – кивнула я. Это была хорошая вводная для нашего сегодняшнего время провождения. – Мне было восемь, кажется. Я утонула. Подробности самого процесса не буду, там всё банально, но вот дальше…Как только тело отключилось, и я перестала испытывать дискомфорт от воды в легких, сознание резко прояснилось. Щелчком. И меня начало топить в каком-то странном звуке – это было очень громко. Переходы от лязга до гула и потом в как… очень красиво не звук, а пение, потом снова гул, лязг… Трясти начало очень сильно. И паралельно шла информация – что идет отделение физического тела от тонких тел, и то, что я чувствую, это связанно с процессом разделения. Потом меня резко дернуло, и я начала падать, но только куда-то вверх с огромной скоростью! И тот пресловутый тоннель о котором многие говорят – это для меня был эффект от скорости движения – все размазалось превращаясь в однородную сплошную стену вокруг меня. Ну и я выходила через «родничок», – прикоснулась я к своей макушке. – А свет был не впереди. Он был внутри! И такое ощущение – радость, эйфория, восторг, и все поет! Еще ощущение предвкушения, что наконец-то! Наконец-то возвращаюсь в покой, домой, туда, где ждут и теперь все будет хорошо – отсутствие тревоги и любого беспокойства, умиротворенное блаженство! Параллельно я видела где-то на границе сознания, как меня вытащили и реанимируют. Никаких эмоций это не вызывало до тех пор, пока у них не получилось. На самом деле это была всего пара минут, но времени в моем состоянии почти не ощущалось, и все растянулось по длительности. Картинка реанимирующих меня людей немного сбила, и чувство прекрасного пропало… Потом я почувствовала как что-то болезненное и грубое рвет меня обратно препятствуя полету – это было больно и страшно, и я внутренне просила оставить меня в покое и позволить двигаться дальше! Дальше свет пропал. Боль и удушье вернулось, внутри было разочарование и ощущение, что меня обманули и я плакала… Вот так!

Женька задумчиво слушал и через несколько минут среагировал.

– Там лучше, чем здесь?

– Я этого не говорила, Жень! – сразу тормознула я его. – Там бывает по-разному. Я была ребенком и уходила в чистом состоянии – одновременно в просветленном и наивном, доверяя тому, что встречало меня, и не боясь, открываясь этому. Поэтому у меня там все было хорошо…

– А как будет… было бы у меня?

– Это зависит от того, как ты живешь и самое главное от того, в каком состоянии ты войдешь в смерть. Если в страхе или неприятии, гневе или ощущении несправедливости, все будет иначе.

– На востоке я пробовал наркотики… – не глядя на меня вспоминал Женька, ведя машину. – И пару раз я вмазывался героином. То, что ты описала – радость, эйфория, восторг предвкушение, возвращение домой, отсутствие тревоги и любого беспокойства, умиротворенное блаженство… Героин дает это во время «прихода». Это так охуенно! После этого все кажется ненужным и раздражающим… Как ты потом жила, зная, что есть альтернатива?

– А как ты живешь, попробовав это?

– Я очень часто вспоминаю… иногда мне снится, как я вмазываюсь и это ощущение возвращается! Но я больше… никогда! Это страшно, после того как заканчивается! Каждой дозой ты убиваешь в себе возможность получать удовольствие от жизни! Она становится бесцветной, безвкусной и бессмысленной! Но я помню это ощущение, Ань, и никогда не забуду!

– Я тоже помню удовольствие от своей смерти, и мне тоже оно иногда снится!

– Я хочу умереть ТАК! С этим ощущением… и я хочу в нем там остаться. Хочу этот покой и того, кто дает его!

– Сегодня у тебя будет шанс… Сколько жизней у тебя осталось, мой кот?

– Донашиваю последнюю… – ухмыльнулся он, – да и та уже вся в дырках!

– Прости, котяра! – засмеялась я. – Штопать я не умею. Но мастер класс по стриптизу я тебе сегодня организую!

– Итак, – попытался он в очередной раз, – куда мы едем?

Засмеявшись и отрицательно качая головой, я закрыла глаза и легла на разложенное сиденье.

– Вези нас к метрополю! – немного вскрыла я карты.

Незаметно я уснула, и когда мы припарковались на освещенной и полупустой стоянке у недостроенной гостиницы Женька, пробегаясь пальцами по ребрам, заставил с воплем меня подскочить.

– Не пищи, ангел смерти! – стебанул он меня. – Что там дальше с твоей интригой?

Нацепив на Женьку рюкзак и вложив в его руки свернутый в рулончик каремат, я закинула на плечо спальник и молча пошла к недостроенной высотке, моделируя про себя картинку и ощущения, что мы уже с ним наверху. Так как не была уверенна полностью, что нас не остановят сторожа. Ворота на стройку были открыты, и я шагнула внутрь, останавливаясь от того, что догнавший меня Женька перехватил мой локоть и развернул.

– Охренела? – зашипел на меня он, – туда-то тебе зачем? Нас же в участок упекут до выяснения, если поймают!

– Верь мне! – требовательно шепнула ему я. – И перестань мандражировать, они почувствуют твое беспокойство и пойдут на обход, а так будут мирно бухать в сторожке, – кивнула я ему на сторожевой вагончик, дверь которого была закрыта.

Утянув подальше от фонарей, я увела его на другую сторону архитектурной махины, и не обнаружив лестницы, всунула в его руки спальник, подставляя к неостекленному окну большой деревянный короб, как ступеньку. Немного помучавшись, я очутилась внутри. И через минуту Женька был уже рядом.

– Ну я так понимаю идиотские вопросы типа «а на фига» задавать бесполезно, да? – зло зашептал он. – Симоненко понесло!

– Не возникай! – шикнула на него я и, достав фонарик, отправилась на поиски лестницы наверх. Я почему-то была уверена, что она здесь была, и через минут пять блужданий ее обнаружила.

– Вперед мой юный друг! – шепотом стебанула я Женьку, подталкивая в спину, – нам на самый вверх!

– Ты обалдела? – зашептал он – тридцать этажей!

– Ты ж у нас собровец, – захихикала я освещая нам путь, – марш броски и всё такое…

– Я БЫВШИЙ собровец! Сейчас я старый, облезлый, больной и не в меру курящий кот… – жаловался он, бодро вышагивая наверх. – Я должен дома сидеть под одеялом и смотреть телек! И вообще! Что я психически здоровый человек 26 лет отроду делаю в чужом городе на стратегически охраняемом объекте с несовершеннолетней и мало вменяемой девочкой!? – притормозил он.

– Иди-иди… – подтолкнула я его сзади.

Переругиваясь и задыхаясь от нехватки кислорода и усталости, мы наконец-то вылезли на плоскую круглую площадку диаметром метров двадцать и, замерев, уставились на вид города.