Текст книги "Крылатая.Небо для двоих (СИ)"
Автор книги: Анна Калина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Глава 22
Я покидала Ельрушаель с тяжелым сердцем. А как иначе, когда неясно, что несет грядущий день и чем он закончится. А может, это вообще наш последний день в этом мире? Так до столицы мы с Яром и долетели, перебрасываясь короткими фразами и напряженно глядя по сторонам. Первым, что мы услышали, переступив порог дома, было:
– Лист, бестолочь ты близорукая! – орал Каратай из недр гостиной. – Что же ты везде своих порошков наставил! Ты смерти моей желаешь?
Против воли улыбнулась, услышав этот ворчливый голос. И страх отступил, стоило вспомнить моих боровичков, мастера, нашу лавку. Может, все еще образуется? Яр же говорил, что орден контролирует ситуацию.
– Я порошки в одном месте сложил, – донесся ответный вопль Листа. – Я не виноват, что вы всюду свой клюв суете!
– Да как ты со старшими разговариваешь! – негодовал ворон.
– Это какой возраст считать! – огрызался обозленный алхимик. – Этой тушке лет семь от роду. Из которых вы шесть в ней сидите!
– Да я еще твоего отца в пеленках застал!
– Но вы потом умерли. Забыли? – ехидно отозвался Лист. – Счетчик обнулился!
Далее шла слабо передаваемая комбинация из слов, плохо связанных по смыслу, но по отдельности несущих серьезное оскорбляющее содержание. Каратай в этом деле мастер, все же две жизни живет, матерщинник этакий. Мы с Яром замерли и переглянулись. Из-под лестницы снова неслышно выбрался Лукьян, принял из рук Яра мою шаль. Вылетали мы рано, так что на ветру было очень даже зябко.
– Ну вот и закончился наш медовый месяц. Я бы даже сказал, пролетел, – с издевкой произнес Яр. – Как я погляжу, мастер тут вовсю обжился.
– Обнаглел он, – буркнул Лукьян и, поймав мой насмешливый взгляд, жалобно так добавил: – Сил нет, капризный, как дитя. Все ему не так.
– А вы его злой боровчихой припугните, – шепотом посоветовала я. – Или кастрюлей. Это действует, я не раз проверяла.
– Я просто мастеру Листу в следующий раз мешать не стану, – добил меня Лукьян и скоренько смотался к себе под лестницу.
Итак, Каратай Севу уже настолько довел? Сверху на несущиеся из гостиной истошные вопли вышла Уля. Увидела меня и, подобрав юбки, рванула что есть духу вниз. Яр, помня прошлый обнимательный припадок Нагорэ, поспешил уйти с траектории Улькиного движения.
– Даня! – повисая на мне, радостно вскрикнула Улька и продолжила неожиданным: – Как ты с ним живешь?
Яр вздернул бровь, глядя на мою подругу, я тоже нахмурилась. А из гостиной неслось:
– Хам пернатый! – это от Листа.
– Обалдуй взрывоопасный! -это изгалялся в выражениях Каратай.
– Он нас достал, – жалобно шепнула Уля. – Как ты его терпишь?
Наконец сообразив, о ком говорит моя подруга, я с улыбкой сообщила:
– Вот поэтому у меня и характер такой скверный.
В гостиной нас застало зрелище засевших в засаде двух вражеских отрядов. Каратай, злой, взъерошенный и светящийся, сидел на шкафу. Сева, такой же всклокоченный, но без странного свечения, зло сверкая очками, перекладывал какие-то колбаски на столе. Хмелик, видимо, присутствовал для предотвращения смертоубийственного исхода в этой баталии, и, как и положено партизанскому отряду, делал вид, что его здесь нет. Боровичок засел в засаде с тряпкой в руках и с видом, что его очень волнует пыль на комоде.
На наше с Яром появление оба вражеских лагеря отреагировали по-разному. Сева перестал хмуриться и, подскочив, бросился ко мне с намерением обнять и облобызать, на ходу вытирая руки об мантию.
– Даня! Я так по тебе скучал! – и алхимик возжелал меня обнять.
Возжелать-то он, может, и возжелал. Но рядом же стоял Яр. И как стоял! С таким видом палач топор для отрубания голов держит. Вроде и смирно стоит, и лицо спокойное, но глазищи злющие. И в этих глазах столько обещания лишать Севу жизни долго и мучительно... Обниматься со мной Лист передумал сразу. Даже шаг назад сделал. Я тяжело вздохнула и полезла тискать алхимика сама. Не хватало, чтобы Яр моих друзей распугивал. Пускай не придумывает себе глупости всякие.
– Даня! – жалобно так позвал Каратай. – Ты погляди, что этот злыдень со мной сотворил.
И для более наглядной демонстрации ворон печально расправил крылья. Мда. Скажем так, для банно-прачечных процедур поле деятельности было обширным. Каратай был весь от носа до хвоста изгваздан в какой-то зеленоватой жиже, которая не только фосфоресцировала, но и очень мерзко пахла. Последнее стало особенно отчетливо ощущаться, когда ворон слетел со шкафа и побежал ко мне.
– Я сотворил? – обиделся Сева.
– То есть с определением «злыдень» ты согласен? – ехидно так уточнила птица.
– Уль, засвидетельствуешь состояние аффекта? – сквозь зубы выдохнул Лист.
– Оу, малыш, предлагаю сделать вид, что нас здесь не было, – подал голос Яр, до этого мирно стоявший за моей спиной.
Зло глянула на дракона и толкнула его локтем в бок. Ойкнул, обиделся, отошел и хмуро рухнул в кресло.
– Я, между прочим, о твоем наследстве пекусь, – обиженно отозвался дракон. – Лист сейчас мастера укокошит, а ты у нас будешь полноценной властительнице всех склянок и колб, оставшихся от Болота. Грех упускать ситуацию.
Мы все вчетвером потрясенно уставились на Яра. А тот ничего, сидит себе, клыками сверкает, ржёт, над нами подтрунивает. Гадёныш. Хотя, что с нави взять. Навь, она и есть навь, а низшая она или высшая, разницы нет. Хотя слова Яра подействовали, Лист слегка успокоился, Каратай перестал размахивать крыльями, а это очень усиливало вонь.
Последним ко мне подошел Хмель. Почтенно поклонился Яру, а потом в наглую обнял меня за колени. Головенку свою курчавую вскинул, в глаза жалобно заглянул и не менее жалобно изрек:
– Как они все меня достали.
Я замерла, глядя на добродушную моську Хмелика. Итак, баталии длятся здесь все это время?
– Так, а теперь рассказывайте, в чем дело, – складывая руки на груди, потребовала злая драконья супруга.
– Он меня изувечил, – простонал ворон.
– Даня, – устало вздохнул Сева, – я банку с фосфором на полку убрал. – А он, -указание пальцем на ворона,– полез туда без спросу и все опрокинул на себя. В чем я виноват?
– А ты фосфор свой в моей гостиной колотил? – все так же развалившись в кресле, уточнил Яр.
– Я на тряпочке, – испуганно мотнул головой Листик. – И все, что рассыпалось, сразу же вытер.
– Той же тряпочкой? – с издевкой уточнил Яр.
Уля сдавленно хихикнула. Ворон и алхимик, видимо, устав молчать, возобновили спор на тему «кто из нас двоих дурак». Из услышанных в пылу спора угроз, обвинений, оскорблений и обещаний я вынесла только одно – лежащие на столе предметы, похожие на свечки, это изобретенные Севой взрывные шашки. Итак, Листик смешивал в гостиной у Яра взрывчатку. Чудно. Судя по взгляду Яра, если в банке еще остался фосфор, то дракон его лично скормит алхимику в грубой и унизительной форме. Но что радовало, до драки так дело и не дошло, хотя очень стремилось.
– Я реактивы смешивал у Рьяве, – честно глядя на дракона, выдал Лист. – И банку эту туда отнести хотел.
– Вот и продолжай смешивать эту мерзость там, – со вздохом, произнес Яр. – Я, конечно, добрый и счастливый, но башку отвинтить могу даже в таком состоянии.
Листик кивнул. Понятливо так, с чувством. В окно что-то тихо ударилось, потом снова и снова. За стеклом бился в раму глиняный голубок с расписными крылышками. Яр вмиг стал хмурым и серьезным, поднялся и, подойдя к окну, впустил в дом вестника. Так же молча сунул в карман фигурку птички и вышел вон. Уля и Листик переглянулись, но лезть с расспросами не стали.
– Листик, – задумчиво произнесла я, снова глядя на Каратая, – а там в банке блестящих ложек не было?
Каратай, все еще сидевший на полу и даже пытавшийся отчистить с перьев варево Листа, замер и, воровато втянув голову в плечи, перестал поганить дубовый паркет.
– Была, – растерянно отозвался Сева. – Что и требовалось доказать, – пожала я плечами и потянулась к ворону. – Я случайно, Данка. Честно, – жалобно так взвизгнул ворон. – Оно само. – Ясное дело, само, – кивнула я. – Не хватало, чтобы вы специально пакостили.
Для Ули с Севой наш с вороном разговор остался загадкой. А я не стала журить Каратая за его заскоки. Поди знай, что там в этих птичьих мозгах творится. В комнату вошел Яр. Такой же хмурый и задумчивый. Окинул наш балаган беглым взглядом и, глядя мне в глаза, тихо сообщил:
– Я уеду. Буду поздно, – и уже менее резко и с печальным вздохом добавил: – Прошу тебя, не вляпайся в беду, пока меня нет.
– В смысле? – удивилась я.
– В смысле, сиди дома и... – дракон снова пробежался глазами по всем нам и выдал: – Каратая вон помой. А то смердит наш мастер, словно уже опять умирать начал.
Я молча выпрямилась и, подойдя к дракону, осторожно взяла его за руку. Не могу же я отпустить мужа невесть куда и даже не знать о сути проблемы. Яр кивнул и потянул меня вон из комнаты, когда дверь за нами закрылась, я только и смогла, что испуганно пискнуть:
– Яр, что случилось? – Пока ничего, – покачал головой мой дракон. – Подробнее сообщу после приезда. – Все очень плохо, – упавшим голосом сама себе сообщила я. Яр скривился и, запустив пальцы в волосы, сообщил: – Плохо. Еще семь прорывов. Ковен в спешном порядке собирает стражей для координации дальнейших действий. Так что я должен уехать. – Ага, – испуганно закивала я. – Данни, – Яр осторожно меня обнял. – Я буду сидеть в башне с толстыми стенами. Съесть меня сложно, убить проблематично. Не волнуйся.
Очень хотелось заплакать. Тут такое творится, а Яр уезжает невесть куда. И поди знай, правду он мне говорит или врет. Скорее даже врет. Этот же мне не признается, даже если на смерть пойдет.
– Все, иди, отмывай мастера от фосфора, – осторожно поцеловав меня в губы, шепнул Яр. – Он сейчас в большей опасности. Его Лист придушить хочет. – Его все придушить хотят. – Вот и иди, спасай старика. А за меня не бойся, – все так же спокойно шепнул Яр. -Все, я ушел.
И дракон нехотя отстранился от меня. Улыбнулся, пытаясь успокоить, послал воздушный поцелуй и утопал прочь из дома в заботливо распахнутые Лукьяном двери. А я очень старалась успокоиться. Очень-очень старалась, но выходило из рук вон плохо. Но с другой стороны, что я могу? Побежать за Яром? Устроить истерику, уговаривая его остаться? Ясно же, что это не поможет. Вдох-выдох, и я с самым безмятежным видом вернулась в гостиную, где заговорщицки шушукались Уля и Лист, а Каратай все так же сидел на полу, брезгливо растопырив перья. Вздохнула, печально оглядела ворона и решила все же уточнить кое-что у Севы.
– Сев,эта пакость хоть не токсичная?
– Не очень, – как-то неуверенно отозвался Лист.
На него все так глянули! И я, и Уля, Каратай даже застонал так обреченно-обреченно. Хмелик, натиравший ручки на комоде, замер и тоже на Севу глянул. Зло так, совсем не по – боровичковски. Сева проникся, кивнул. Потом опомнился и отчаянно замотал головой. Потом обиженно так выдал:
– Я идиот, что ли, в доме химикаты ядовитые смешивать?
– У меня есть на это счет аргумент, – сварливо отозвался ворон.
Хмелик глянул на меня, кивнул на Севу, потом на Каратая, потом страдальчески закатил глаза. Итак, Сева с мастером не сработались. И настолько не сработались, что сумели достать даже кроткого Хмелика. Дела! Я обнаружила на диване салфетку, как раз подходящую для защиты меня от контакта с неизвестной субстанцией. В салфетку я мастера и завернула. Уля предложила свою помощь в отдраивании ворона, Лист просто молча пошел к прислуге за теплой водой. Мы с Улей отправились в уборную отмывать мастера. Хмелик, подумав, припустил за нами следом.
– Мастер, вы бы себя хоть контролировали, – все же не удержалась я от замечания.
– А что я? Я же не специально,– печально отозвался ворон.– Просто это птичьи заморочки.
Я застыла в коридоре с вороном в руках. Уля, слегка отстававшая от меня по дороге, от неожиданности врезалась в мою же застывшую персону. Хмелик повторил тот же манёвр. Как мы устояли, оставалось загадкой, но спина у меня теперь ныла до безумия. Я подняла птицу, развернула к себе клювом и осторожно уточнила:
– Мастер, напоминаю, вы не птица, – спокойно, как в беседе с психом, сообщила я. -Это просто инстинкты. – Я знаю, – печально отозвалась птица. – Я стараюсь. – Старайтесь лучше, а то в погоне за очередной побрякушкой лишитесь второй жизни.
Просто переродков не так много. Их всего в мире едва десяток насчитать можно. Закон запрещает вселять духов в мертвые тела людей. Ну, это и понятно, кому хочется, чтобы его родич после смерти по миру шатался. Да и труп поддерживать некромантам придется. Так что переродки все в телах зверей. У тех и душ по определению нет, и интеллект слабый, так что более сильная душа человека звериное начало подчиняет и живет себе счастливо. Ну, это в теории. Я же говорю, вопрос этот неизученный. Одно могу сказать точно, души, может, у зверей и нет, но их инстинкты противятся подавлению с жуткой силой.
– А может, у него уже маразм? – сделал допущение Хмель. – Может, он того? – Чего «того»? – обиделся ворон. – Я нормальный! – Нормальный, – кивнул боровичок. – Но вынести же вас сил нет! – и потом, преданно глядя на меня, попросил: – Дань, давай его притопим, а? Я даже подержу.
Каратай хотел еще что-то сказать, но я ему клюв зажала и решительно мотнула головой, отметая предложение Хмеля. Хотя это действие стольких людей и нелюдей сделало бы счастливыми... Глянула на мастера. Притихшего и задумчиво глядящего на меня.
– Помните мою доброту, – кивнула я птице. – Я от такого предложения ради вас отказалась.
– Зря, – хохотнула Улька. – Я бы подтвердила, что он сам.
И мы снова двинулись к нашей с Яром спальне. Я зашла в уборную, набрала в таз для умывания воды из кувшина. Сунула туда ворона.
– Холодно! Ты совсем озверела? – обиделась птица.
– Озверели вы, – напомнила я о поведении мастера. – А от горячей воды испарение усиливается. Знать пора уже.
Каратай, зло глядя на меня, шлепнулся в воду, расправив крылья. Вода медленно приобретала зеленоватый цвет и мягкое свечение. Вонь, по моим наблюдениям, стала меньше. Или это мне нюх отбило?
– Даняяяяя, рассказывай, – заныла Улька, стоящая за спиной. – Севу подождем, – коротко попросила я, намыливая руки. Улька, вздыхая, тоже принялась намыливать ворона. К моменту, когда Сева приволок ведро с кипятком, мастер уже напоминал бело-зеленый шар из пены. – И начинай, – кивнула моя подруга, выплескивая грязную воду из таза. – Начинаю, – разводя холодной водой налитый Севой кипяток, отозвалась я.
Проверила воду, осторожно сунула туда ворона, аккуратно отняла у Севы ведро с кипятком и поставила подальше, подвинула табурет ближе к Хмелику. И только тогда коротко изрекла:
– Яр – драконий княжич.
Не знаю, я в своей жизни, хвала небу, припадки столбняка не наблюдала. Но, по моему мнению, это был он. Полнейший и безапелляционный столбняк. Тишина повисла гробовая. Сева медленно стянул с глаз очки, Уля просто замерла, раскрыв рот, Хмелик все же сел. Ага, опять молча и опять на пол, проигнорировав табурет. И только мастер остался верен себе:
– Чтоб меня разорвало!
Стыдно признаться, но наши с мастером мечты совпадали. Я тоже иногда мечтаю, чтобы его разорвало. Но не судьба. Далее рассказывать мне никто не мешал. Мы с Улькой снова намылили Каратая, промыли ему перья, выполоскали остатки химиката. И все это время я, не затыкаясь, рассказывала обо всем, что было в Ельрушаеле. Какой чудесный это город, какие красивые у драконов земли. Какие славные у Яра братья и мачеха. И какая скотина у Яра отец. Все выдала, как на исповеди.
– Да, Даня, – потрясенно выдал Лист. – Ты так много текста выдала первый раз за все время, что я тебя знаю.
– Общение с драконами сделало из тебя человека, – хихикнула Уля.
Далее мы отмывали Каратая, обсуждая мое замужество и знакомство с семьей змея. Так и половина дня пронеслась, а учитывая, что Яр все еще отсутствовал, мне бы не помешало занять и вторую половину. Но вот чем?
Глава 23
Как оказалось, во время моего отсутствия Лист с Улькой постоянно ходили в гости к Рьяве. Уля от скуки, Лист от любопытства. Это самое любопытство и завело его в дебри научных изысканий, и мой неуемный друг принялся отлаживать рецепт взрывчатки, изобретенный еще в академии. Рьяве инициативу одобрил, нужную литературу предоставил и даже подвал посещать позволил. Лист был счастлив. Как мне сообщили, в момент нашего с драконом приезда Листик и Уля опять собирались навестить алхимика. Так что, оставив Каратая обсыхать дома в компании Хмеля, мы отправились в гости к мастеру.
Рьяве встретил нас, сидя на своей любимой лавочке под сливой. Анисий, растопырив во все стороны свои огромные листья, грелся на солнышке, окруженный хороводом из голубей. Мастер же блаженно пил чай из огромной глиняной чашки и любовался облаками в небе. Этакая картина вселенской безмятежности. Никто никуда не бежит, никто ни на кого не кричит. И дворик этот заросший, но такой уютный. А странный покосившийся домик так и манит зайти. Здесь все словно источало тепло и радость, вокруг шум и гам, а тут покой.
– О, детки. Вот и вы! – Рьяве отсалютовал нам чашкой. – Данна, и ты приехала!
Анисий тоже принялся размахивать листьями, желая показать, как он рад нашему приходу. Мы подошли ближе к мастеру. Я с удивлением наблюдала, как Уля чмокнула старика в щеку, Лист пожал морщинистую руку. А потом так же серьезно побрел жать листок Асику. Вон как они все сдружились.
– Ну, а ты что же встала, как неродная? – улыбнулся Рьяве. – Давай обниму.
И я с улыбкой наклонилась к старику, позволяя ему обнять себя. Странно, я знала Рьяве совсем немного, но рядом с ним возникало ощущение, что мы знакомы почти всю жизнь. Старик на удивление легко находил общий язык со всеми, со спокойным дружелюбием указывал на ошибки и хвалил за успехи. Странный он, на вид вроде блаженный, но эта цепкость взгляда тут же отметала подозрения в нечеткости мышления.
– Ну, как твои изыскания, Лист? – поинтересовался алхимик. – Как успехи?
– Взрыв слабоват еще, – отчитался Сева, – но чадит шашка изрядно.
– Изрядно так, – кивнула Уля. – За минуту задымляет гостиную и две соседние комнаты.
Сева побелел и перевел взгляд на меня.
– Я не дам Яру оторвать тебе голову, – кивнула я Севе. – Но больше так не делай.
Сева просиял, как дитя, получившее пряник, и умчался в дом, на ходу выкрикнув:
– Я формулу переделал. Новая порция еще и рвануть сможет изрядно! – понесся его крик уже из дома.
Уля вздохнула и поплелась следом за Севой, бормоча под нос что-то о безголовости алхимиков и проклятой клятве помогать убогим. В общем, мы с Рьяве остались в саду одни.
– Можно тебя поздравить, Данна? – лукаво усмехнулся старик.
– Можно, – смущаясь, призналась я.
Рьяве похлопал ладонью по лавке, предлагая мне сесть рядом. Асик встрепенулся и принялся отряхивать посадочное место от невидимой пыли. С улыбкой приняла приглашение, усевшись на вытертые доски. Отодвинула в сторону шуршащий бумажный пакет из кондитерской.
– Тогда мы тебя поздравляем, – кивнул старик.
– Спасибо.
Анисий дружелюбно похлопал меня листком по плечу, а потом, порывшись в стоящем на лавке пакете, выудил оттуда пряник. Судя по тому, что выпечку сунули мне под самый нос, пряник предназначался мне для принятия внутрь. Поблагодарила репейник, осторожно откусила кусочек от подарка. Ого, да Анисий балует здешних пернатых. Пряник был медовым, ароматным, свежим. Не заметила, как сгрызла весь подарок. Репейник, следивший за мной, чуть склонившись в сторону, пододвинул пакет ближе, видимо предлагая угощаться.
– Ты нам очень нравишься, Данна, – улыбнулся Рьяве. – Яр с тобой счастлив. Вы оба заслужили это. Как слетали?
Я подавилась угощением и закашлялась. Анисий был начеку, так что первым принялся оказывать мне посильную помощь, бережно похлопав листком по спине.
– Как я понял, поездка удалась, – засмеялся старик. – Что же, семья это не всегда поддержка.
– В том то и дело, что там отец один такой, – откашлявшись, пояснила я.
– Мир вообще непостижим, – пожал плечами Рьяве. – Порою посторонние проявляют о нас заботы больше, чем родные.
– Это точно, – кивнула я.
Мы замолчали. Рьяве возобновил распитие чая, Анисий принятие солнечных ванн. А у меня зрели вопросы.
– А вы с Яром не обсуждали происходящие вокруг странности?
– Какие именно, детка? – отставляя чашку, уточнил Рьяве.
– То, что происходит с навью.
– Она идет за тьмой, откликается на ее зов, – как само собой разумеющееся изрек алхимик.
– Хорошо, но почему тогда одна навь меняется, а другая нет? Драконы, волоты, оборотни?
– Потому, что все мы разные, – развел руками Рьяве. – Мы все наполовину состоим из тьмы, наполовину из света. Независимо, навь или не навь. Не потому, что это явь. Не потому, что этот мир зажат между светом и тьмой. В нас просто есть крупица и того, и другого мира. Оттого мы слышим как голос богов, так и мрака. А вот кого слушать, решаем сами, за кем идти, кому подчиняться. Просто низшая навь слабее, интеллекта в ней меньше, вот она слепо и следует за тем, кто сулит больше и за меньшую цену.
– Инстинкты.
– Да. Посуди сама, чем тупее индивид, тем легче внушить ему любую, даже самую дикую ложь, пообещав желаемое. Потому как он вопросы задавать не будет, аргументов требовать не станет, доказательства искать не захочет. Он просто примет тот факт, что ты умнее. И зачем самому думать? Главное – получить желаемое.
– Прямо как люд в деревнях, – вздохнула задумчивая я.
– Ты неправа, – покачал головой алхимик. – Даже в самых далеких землях не все верят храму. Думаешь, зря по сей день костры жгут? Думаешь, все сожженные и вправду колдуны? – Рьяве скрестил руки на груди и глянул вдаль. – Никогда в такое не верил. Даже в самой темной и убогой толпе найдется тот, в ком теплится огонек интереса. И его пытливый ум будет искать ответы, пробираясь сквозь мрак невежества. И он их найдет, и даже покажет другим своим собратьям, желая поделиться с ними светом. Но им станет страшно от осознания собственной узколобости и ограниченности, и вместо того, чтобы прислушаться к чужой мудрости, они поторопятся заткнуть рот зазнайке. Запретят говорить, потратят все силы, дабы убедить его в том, что он неправ. Изо всех сил попытаются затолкать в общий строй. «Не смей тыкать нас носом в наши же нечистоты» – вот что пронесется в их головах. И все. И голос истины зачахнет. В этих деревнях сгинул не один светлый ум. Не нужно бояться, что народ начнет обдумывать законы и реформы. Или прочтет еще, не приведи боги, что-то в книгах. И, о ужас, у них появится свое мнение.
– Да, – печально подтвердила я. – Оттого-то храм и доказывает с пеной у рта необходимость закрыть порталы. Доказать ненужность сумеречных. Храму нужно выдавить магов из городов обычных в города свободные. Чтобы мы сидели и нос оттуда боялись показать.
– А ты думаешь, маги лучше? – усмехнулся Рьяве.
– И вы тоже думаете, что маги стали на сторону храма в этом безумии? -обернулась я к старику.
– Я согласен с Яром, – кивнул алхимик. – Никогда в общей беде не бывает виновным кто-то один. Особенно если эта беда ведет к новому разделу власти и перестановке сил. Виноваты все. А маги? Чем больше силы, тем больше спеси. Каждый убежден, что будет править лучше. Что он, и только он, достоин этой должности, вот и ведомым быть не желает. А хватит ли силенок удержать власть?
– Значит, маги? – Вскоре все ответы нам откроются, – Рьяве задумчиво поднял глаза к небу. – Думаете? Думаете, это конец света?
– Данна-Данна, – покачал головой Рьяве. – Моя умная девочка, ты же светлая голова. Конец света это только слово. Мир не может исчезнуть. Он может измениться, стать другим, но исчезнуть – нет. Да и разве мир не менялся все эти века? Разве не менялись люди, маги, навь? Конец одного это всего лишь начало другого. А тьма? Даже самое большое зло можно остановить.
– Ну да, бой добра и зла, – со вздохом откликнулась я. – Я знаю эту легенду.
– Но это единственный противовес злу, – развел руками старик. – Тьма заслоняет свет, но только свет способен разогнать тьму. Силу смерти заменяет сила жизни... Все взаимосвязано и перетекает из одного в другое.
– Пока что у нави больше шансов, – горько усмехнулась я, задумчиво принимая у Асика новый пряник.
– Почему же, – встрепенулся Рьяве. – И явь влияет на детей нави. Погляди на них. Те, кто остался в нашем мире, тоже изменились. Это уже давно не те чудовища, что были ранее. Драконы не жрут людей, оборотни спокойно заводят семьи и плодят себе подобных. Маги открывают академии. Свет тоже способен менять и направлять, просто его зов тише. Тьма питается тьмой, а свет светом. Все просто.
– Как же просто? – усмехнулась я. – Мир в пропасть катится.
– Данна, Данна. Все всегда просто, – упрямо заявил старик. – И ответ всегда находится рядом. Решение сложных проблем бывает до отвращения элементарным.
– И вы уверены, что решение этой проблемы есть? – с надеждой уточнила я.
– Оно точно есть, – согласился со мной старик. – Просто мы его еще не нашли. Значит, нужно просто поднапрячься. Находят те, кто ищет.
– Знать бы, что искать, – все так же задумчиво произнесла я. – Знать бы, куда кидаться, хоть бы намек какой был.
– А я уверен, что он был, – все так же мечтательно произнес Рьяве. – Судьба всегда подает нам знаки. Мелочи и случайности, происходящие в жизни. Совершенно посторонние события, которые мы забываем. Или события, которые мы просто не связываем с существующей проблемой.
– Мне бы ваш оптимизм и веру в лучшее, – усмехнулась я.
– Это само не приходит, – хохотнул алхимик. – Это нужно развивать. А решение? Решение найдется, вот увидишь.
Увы, дальнейшая беседа не состоялась. Ну, сложно беседовать о великом, когда вокруг вас носится одуревший от счастья алхимик с дымящейся шашкой в руках. Следом за невменяемым Листом из дома вышла Улька, покрутив пальцем у виска, выразила все свое мнение о душевном здоровье друга и уселась рядом со мной на лавочку. Далее мы уже ели пряники все вместе, сидя на той же лавочке, к которой подтащили сделанный из пня столик. Пили липовый чай и обсуждали разработку Листа пополам с разной дребеденью вроде погоды, природы и вкуса тех самых пряников.
От Рьяве мы уходили счастливые и обласканные, словно покидали дом родного дедушки. С наших лиц не сходили улыбки, а настроение пребывало в том пиковом состоянии, когда еще немножко – и взлетишь. И мир вокруг казался другим, и шумная площадь со снующими торговцами и попрошайками не раздражала. И даже шум от повозок не злил. Вот ничего не мешало тому ощущению счастья, что жило сейчас в нас.
– А это что там? – уточнил Листик, ткнув пальцем в небо. – Чайки?
– Откуда здесь чайкам взяться? – удивилась Уля.
Я тоже глянула наверх, отслеживая огромные крылатые точки на небе. Их было три до того, как я моргнула. Но вот еще взгляд на небо – и точек уже стало пять. По спине пополз мерзкий холодок предчувствия. Плохого такого предчувствия. Слишком эта картина напоминала ту, что мы с Яром наблюдали в парке. Очень это походило на то, как множились огоньки в ночном парке. И я с ужасом ждала, что же упадет на нас с неба. Люди тоже останавливались, разглядывая странных существ, парящих над городом. Их число еще прибавилось, но я уже не смотрела на это, я четко видела, кто несся к нам по воздуху, выпустив костистые лапы для захвата жертв.
– Грифоны! – потрясенно взвизгнула Улька, хватая меня за руку. – Это же...
Да, это были грифоны, но увы, они даже близко не походили на ласкового Вереска или на других питомцев стражей. Когда первое чудовище приземлилось на мостовую, камни под его когтями треснули и брызнули мелкой крошкой в разные стороны. Это не была перерожденная навь из нашего мира. Это были чудовища, взращенные в мире вечной тьмы и смерти, в мире, где правит зло. Чудища размером с коня, с тяжелыми мускулистыми телами хищников, зубастыми пастями и острыми жалами на хвостах. Рядом с ними наши грифоны выглядели, как котята рядом с медведем.
Взревели охранные печати на домах, истошный звон разнесся по улице, сообщая жителям об опасности, а стражей моля о помощи. Люди еще не понимали происходящего, они потрясенно взирали на летящих в небе грифонов, чьи черные крылья застилали солнце и отбрасывали тень на человеческую толпу. Чей-то визг разогнал оцепенение, народ бросился кто куда, спасаясь от тех, для кого в этом мире не было своих и чужих, была только пища. Твари камнем падали в толпу, выхватывая из нее жертв, люди орали и метались, обезумев от страха.
– Бежим! – отдергивая друзей в сторону, взвизгнула я.
Люди орали и толкались, захлебываясь криком и ужасом, не осталось ни понимания, ни человечности, ни доброты. Только ужас и животный инстинкт спасти свою жизнь. А там, за нашими спинами, раздавалось влажное чавканье и шорох огромных крыльев. Итак, навь уже вовсю начала охоту в наших землях. Люди спотыкались и падали, создавая препятствия для побега другим, расталкивали окружающих локтями, проносились мимо тех, кто молил помочь подняться. Мы тоже бросились бежать к одному из закоулков, ведущих вглубь города.
Только вот продираться среди снующих людей было тяжело. А еще тяжелее делать это, когда смерть в прямом смысле дышит в спину. Частенько она что-то у меня за спиной ошивается. И увы, учитывая мою грацию и везучесть, именно мне посчастливилось отлететь в сторону вследствие работы локтей одной очень бойкой девицы с лукошком. Итак, девица с лукошком благополучно скрылась в переулке, махнув косой на прощанье, как платочком, а я, поскользнувшись на раздавленной сливе, отлетела в сторону, больно припечатавшись филеем о мостовую. И что эти сливы везде под ноги лезут? Дел у них других нет, что ли?
Но думать над житейской несправедливостью в целом и над коварностью плода из семейства косточковых в частности не было времени. Увы, но меня, судя по хищному блеску в глазах, собирались вкусить на ужин. И, судя по раззявленной пасти, вкусить целиком и переваривать долго и со вкусом. Все происходило настолько быстро, что я даже испугаться не успела толком. Только глаза закрыла и в ладошки лицо для верности спрятала. Выживу, так хоть заикой не останусь. А не выживу, ну, хоть в гробу прилично смотреться буду. Хотя, какой гроб? От меня разве что пряжки от сандалий оставят. И то не факт.
Но умереть снова не вышло. Да-да, мне опять повезло. Я удивленно подняла голову, пытаясь разъяснить ситуацию, почему меня еще не рвут на части – и узрела огненную сферу. Такую родную и знакомую, с треском и гулом окутывавшую мое бренное тельце и изрядно подпалившую перья навьей твари. Грифон шарахнулся от меня, как некромант от храмовника, и с писком взмыл в небо. А потом ситуация начала резко меняться в пользу жителей яви.
