Текст книги "Девочка по имени Аме"

Автор книги: Анна Аршинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)

***

Наверное, нужно мыла побольше. Залить водой. Кинуть туда одежду. А потом взять немного Сейкатсу и преобразовать ее так, чтобы она заставила воду в тазике вместе с бельем проворачиваться.

Первый блин вышел комом – маленький заряд был, не получилось одежду провернуть.

Второй – тоже. Заряд оказался слишком сильным, и в итоге вода расплескалась, а штаны едва не улетели в кусты.

После третей попытки Данте решил, что тазик стоит придержать, дабы не переворачивался.

После четвертой, и уже мокрый, мыльный и не совсем довольный, он решил, что нужно еще крышкой накрыть.

Пятая попытка вышла ничего так, но держать тазик, пока тот трясется, оказалось долго и утомительно. Поэтому Данте решил еще и временно крышку приклеить к тазику. Лоханка теперь тряслась, как живая и угрожала развалиться, но ками был доволен. После он отодрал крышку, достал постиранное белье и развесил его на веревках так, как это делали слуги в Сарумэ. Во всяком случае, как Данте видел. У него это получилось менее живописно, но, в целом, он остался удовлетворен результатом. Даже если учесть, что волосы висели мокрыми сосульками, его сменная одежда была хорошо испачкана в грязи, а мыла не осталось совсем. Данте отсалютировал стиральной доске, которая так и осталась невостребованной, а потом поплелся в дом переодеваться. Одежды остался последний комплект, но Данте это нисколько не огорчило: он познал премудрости стирки. Надо только Хорхе попросить еще мыла принести.

После приведения себя в порядок (право же, Данте очень нравилось, что за своей внешностью больше не нужно было следить столь тщательно, как раньше), он решил пойти проведать дырку в стене. Может, Ебрахия увидит и в разговор втянет, чем йокай не шутит?

Данте заглянул на другую сторону через дыру, привстав на цыпочки – так, определенно, виднее и отметил, что мусора, который он наблюдал еще утром, заметно поубавилось. Интересно, кто это поработал?

Не увидев ни одной живой души, Данте с некоторым разочарованием плюхнулся на траву, скрестив ноги, выставляя худые бледные лодыжки, и принялся гипнотизировать ту сторону. Он очень надеялся, что его заметят и покажутся. И не зря.

– Что надо? – Ебрахий казался взъерошенным, каким-то озабоченным и не особо дружелюбным. А еще не совсем чистым, что наводило на мысль, кто разгребал беспорядок все утро.

– Никаких манер, – произнес Данте, притворно закатив глаза. – Я, может, познакомиться хочу.

После этого предложения враждебность во взгляде оппонента никуда не исчезла. Впрочем, никто этого и не ожидал.

– Довольно заманчивое предложение, но мне оно неинтересно, – тон был довольно резким, совсем не вежливым, и это почти развеселило Данте. Сегодня у него было на редкость благодушное настроение.

– Как грубо, – фыркнул он, чувствуя, что пошел по проторенной дорожке, и пытается втянуть в разговор интересующий его объект вполне традиционным способом. – Мы же соседи.

– И я сожалею об этом, – он откинул Данте брезгливым взглядом, но эффекта не достиг. Ками знал, откуда уши растут.

– А извинения мои примешь? – он мягко улыбнулся. Ебрахий не сможет устоять! – Мне так жаль, что по моей вине взорвалась эта стена.

Отпрыск Цукиеми высокомерно фыркнул.

– Слабо. Я и не так могу! – и, выпятив грудь, удалился.

Данте усмехнулся, решив, что их разговор похож на разговор малышни. А ведь они ими и являлись, правда? И эти дурацкие обиды, дележка территории, неприязнь с первого взгляда – это ведь так положено, да?

Когда они с Хорхе ужинали в неуютном молчании, начался дождь. Данте прислушивался к нему, ведь было в этом звуке что-то знакомое и родное, и это заставило вспомнить дом. Это, конечно, странно, когда неожиданно понимаешь, что скучаешь по тому, что оставил в прошлой жизни. О побегах от Амако, о визитах на кухню и болтовне со слугами, о своих братьях-оболтусах, даже о своих женских платьях… Данте всегда думал, что о последних скучать он никогда не станет, но нет, ошибался.

И все– таки он был рад дождю. Иногда ему казалось, что вода может отмыть все, что угодно, даже собственное прошлое и принести облегчение. Очень хотелось увидеть Акито. Прижаться к нему, как в детстве и все-все рассказать. Но примет ли брат его теперь? Какая неожиданно грустная мысль!… Порой, смотря на себя в зеркало бессонными ночами, он сравнивал себя прежнего и теперешнего, пытался понять, насколько изменился. И однажды пришел к неутешительным выводам, что стал неузнаваем, и появись он дома, его родственники вряд ли поймут, кто перед ним. А так хотелось!…

Дождь навевал грустное настроение, задумчивое, какое-то философское и не всегда приятное. Аппетит Данте изменил, и теперь ками вяло ковырялся палочками, гоняя по тарелке тушеный кабачок. Хорхе вел себя, как обычно, и всем своим видом демонстрировал, что все еще в обиде на своего отпрыска. В такие моменты Данте признавал, что перегнул палку, но извиняться не спешил. Для него не уступать Хорхе казалось жизненно важным.

– Там, в Священном Гроте… – Данте поднял голову и взглянул на родителя. – Скажи мне, они действительно мертвы?

Хорхе прожевал, отложил палочки, а потом серьезно взглянул на Хищника. Данте знал, что насколько бы зол ни был его родитель, есть определенный круг тем, на которые он всегда отвечал. Например, про браслеты, и про Священный Грот ответит так же. Данте подозревал, что это как-то связано со статусом родителя, будто только он мог рассказать эти тяжелые и страшные вещи. Остальным, конечно, в трезвом уме говорить об этом не захочется.

– Когда у человека вырывают сердце, он умирает, – Хорхе откинул золотую прядь волос за спину. – С ками то же самое, кстати.

– А существует ли возможность того, что души тех людей до сих пор в их телах. И они все слышат и видят, но сказать об этом не могут? – Данте слишком четко помнил свои сны. И они его пугали, он так боялся, что сны эти правдивы.

– Исключено. Их души – это наши души, возрожденные в ками. Это сложно объяснить, – Хорхе виновато пожал плечами. – И тебе расскажут об этом лучше, чем я, уверен.

Данте от этих слов задумался, потирая подбородок.

– Это про ту галиматью о восьми человеческих жизнях и девятую жизнь ками? – он вспомнил объяснения Вивиан. Вот уж кто рассказывать любил и умел, не то, что некоторые.

Хорхе кивнул, слегка удивленный тем, что Данте знает об этом. Ну-ну, если сам не позаботишься о добыче информации, то все так и будут молчать вокруг и делать вид, что всем все понятно и известно.

– Да. Путь, который проходит душа от первой человеческой жизни до смерти ками, мы называем Кольцом. И записываем в специальной сутре. Она находится на горе Сумеру.

Данте понравилась эта тема, он решил ее развить.

– А сколько Колец было у тебя?

– Амацукумэ-но микото прошел четырнадцать Колец, Амэ-но-удзумэ-но микото – семнадцать, – ответил он.

– У меня больше, – улыбнулся Данте с каким-то детским восторгом.

– Это ничего не меняет. Каждое Кольцо – это совершенно новое начало. Так что…

– Ну, нет!

Хорхе искренне рассмеялся, и Данте вдруг ощутил тепло в груди. Может быть, он был неправ, когда так явно его отталкивал?

– В любом случае, это будет Двенадцатый исход, – Хорхе стал неожиданно серьезным, и на вопросительный взгляд отпрыска пояснил. – Война между Великой Богиней Аматэрасу и Владыкой Морей Сусаноо.

Улыбка сползла с лица Хищника, он почувствовал, как повеяло страхом и холодом, и это пришло явно не с улицы. Данте бросил косой взгляд в окно, и обнял себя руками.

– Но на этот раз ведь все будет по-другому? – спросил он, мысленно молясь, чтобы Хорхе сейчас ему соврал. Он чувствовал, что пока не готов принять правду.

– Раз даже Цукиеми вылез из своей норы, что зовут Преисподней, то думаю – да. На этот раз все будет по-другому, – золотые глаза смеялись, но как-то грустно они это делали.

Данте отчаянно хотелось поблагодарить своего родителя за… ложь. Но вместо этого он опустил ресницы и посмотрел на свои руки, которые беспокойно перебирали край легкого кимоно из белого шелка, мужского кимоно, поэтому очень удобного.

После последних слов Хорхе, установилось вполне уютное молчание. За окном по-прежнему барабанил дождь, а чайник, вскипая на очаге, тихонько посвистывал. Близилась ночь. Данте наслаждался этим отсутствием напряжения в их отношениях. Временное перемирие? Да, пожалуй, его стоило объявить. И объяснить Хорхе некоторые вещи. Например, что чем сильнее он пытается привязать к себе своего отпрыска, тем меньше у него выйдет. Но как это втолковать этому упрямцу? Он же не просто все высмеет, но и извратит так, что потом собственную мысль не узнаешь! Как же трудно порой с Хорхе…

Данте кивком поблагодарил за чай. Чашка в руках казалась едва ли не обжигающей, а чай пах очень приятно, но незнакомо. Совсем. И вкус странный, слегка кисловатый, немного специфический и непривычный, но замечательный.

– Это секретный чай Эхиссы. Она всунула мне немного, взяв обещание, что я напою тебя им. Говорят, он успокаивает.

Данте фыркнул.

– Посмотрим. Но в любом случае, мне нравится. Что в него добавляют?

– О, не спрашивай, – Хорхе театрально закатил глаза. – Это главный секрет Поднебесной.

Юноша рассмеялся.

– Тогда придется уважать чужие секреты, – заявил он лукаво. Хорхе посмотрел на него недоверчиво. – Поблагодаришь Эхиссу за меня?

– Если увижу, – отозвался Хорхе. – Ее трудно бывает выловить. Я иногда думаю, и как только Рихард терпит ее вечные отлучки? Она создала Академию Аши, чтобы помогать ками, а потом ей наскучило ей руководить, она и всучила ее Рихарду. На мой взгляд, он не особо предназначен для этого.

Данте отпил еще чая и бросил на родителя любопытный взгляд.

– С чего ты так решил?

– С чего? – изумился Хорхе в лучших чувствах. – Ты видел его? Он же плюшевый!

Хищник не сдержал рвущийся наружу смех.

– У всех свои недостатки, – пожал плечами он. – Ты, например, любишь зеркала.

Хорхе посмотрел на Данте так, будто тот сказал возмутительную ересь.

– Это другое! – похоже, задели его за живое. Юный ками понял, что откровенно забавляется. – А теперь представь: он ведет теорию фехтования на младших курсах.

– По-моему, он неплохо объясняет, – Данте решил вступиться за бедного Рихарда.

– Вот именно, что объясняет. Да еще не всегда по делу. В итоге, когда у Синсэн Аши(3) начинаются практические занятия, они знают все, включая все сорок восемь вариантов Легенды о Сотворении Мира наизусть, но понятия не имеют, с какой стороны подойти к мечу!

Данте по– прежнему широко улыбался.

– Буду знать, что нужно заниматься по этому предмету дополнительно.

– Тебе придется, – усмехнулся Хорхе. – Особенно, когда ты увидишь, как он зажмуривает глаза, когда машет мечом.

Нет, ну это точно неправда! Хорхе любит придумывать истории, Данте знал, и потому не верил в это. Да чтобы представительный и интеллигентный ректор Академии Аши так дрался? Не может такого быть!

– Не верю, – заявил Данте.

– Твое право, – деланно равнодушно пожал плечами Хорхе, но видно, что его задело это недоверие.

– Ты говорил что-то об отлучках Эхиссы, – напомнил юноша, пользуясь красноречием своего родителя. А то, вдруг они завтра снова поссорятся, и много интересного узнать не получится.

– А что о них говорить? – удивился Хорхе с таким видом, что все ясно и без того. – Она на месте не сидит, а Рихард не такой. Вот уж кого с места не сдвинешь.

– Но все-таки они вместе, – улыбнулся Данте.

– И, честно, никто понять не может, отчего это произошло.

Как оказалось, Хорхе был сплетником. Ему нравилось обсуждать всех, особенно представителей своего клана. Иногда он говорил об Академии, ничего конкретного, и на попытки развития темы не шел, и эти упоминания только разжигали интерес. Данте хотелось побыстрее попасть туда, а до конца лета еще несколько недель, да и ограничитель пока не готов. На вопрос, когда его сделают, Хорхе не ответил, и Данте вспомнил, что они по-прежнему в ссоре. И, повинуясь непонятному ему самому порыву, вдруг решил объяснить свое поведение:

– Я скучаю по ним, – произнес он, поджимая губы.

Хорхе долгое время смотрел на него, ничего не говоря, всматриваясь в его лицо, будто хотел в нем что-то прочитать. Конечно, он понял, что речь шла о бывших родственниках Данте.

– Это естественно, – наконец произнес он.

– Ты пытаешься меня привязать к себе! Требуешь… – Данте распалился, начал говорить с жаром, но потом осекся, не зная, стоит ли заканчивать.

– Требую чего? – на лице Хорхе снова было ненавистное высокомерное выражение, а на губах усмешка.

– Ты знаешь, – выдохнул Данте. – Не стоит. Дай мне время.

Хорхе театрально вздохнул, закатив глаза.

– Мы должны любить всех людей одинаково, понимаешь? Выделять кого-то конкретного только потому, что с ними тебя связывают воспоминания, будет большой ошибкой.

Данте понимал. Он понимал так четко и полно, что пути назад нет, что люди прошлого – совершенно чужие, но просто не мог. Не мог. Это было сильнее его.

– Я еще не готов их отпустить…

Он умоляюще посмотрел на родителя.

– Но тебе придется. И чем раньше ты это сделаешь, тем лучше, – в голосе Хорхе скользнула усталость. Он поднялся на ноги, захватив с собой катану, что лежала слева от него, и пошел к выходу. Данте смотрел ему вслед. – Потому что в Академии будет Сарумэ Акито. Он может причинить тебе много боли, если ты не справишься с собой.

Данте кивнул спине Хорхе. Родитель неспешно вышел, а молодой ками продолжал смотреть невидящим взглядом в пустой дверной проем, будто бог мог вернуться. До первого дня осени оставалась неделя. Данте ощутил, что в душу закрадывается страх.

***

У молодого Хищника из рода Идзанами появилась новая традиция по утрам. Он приходил к пробоине в стене и садился напротив нее. Он ждал, что придет Ебрахий, но упрямец не хотел появляться. Это несколько раздражало.

Однажды утром вместо отпрыска появился родитель. Он посмотрел на Данте, сидящего на траве, и приветливо ему кивнул. Юноша, не ощутив даже колебания привычного раздражения или ярости, которая неизменно приходила, стоило ему только почувствовать чужого ками, слабо улыбнулся в знак приветствия. Наверное, ками принял это как приглашение и направился к Данте. Молодой Хищник наблюдал, как Цукиеми неспешно идет в своих черных, точно ночь, шелках – на нем была потрясающая накидка с вышивкой, распахнутая, а под ней находилась такого же цвета легкая атласная сорочка, перевязанная широким поясом-оби и декоративным шнуром с пушистыми кисточками на концах. В черном Бог Счета Лун выглядел величественно. Длинные черные, слегка вьющиеся волосы свободно рассыпались по плечам, а красные глаза на бледном лице смотрели спокойно и дружелюбно. Цукиеми легко переступил через стену – барьер безропотно пропустил его, лишь слегка задрожав и тонко зазвенев.

Данте встал на ноги и поклонился.

– Не стоит, – произнес Цукиеми, делая царственный жест рукой.

Бог– Хранитель, который никогда не перерождался, а, следовательно, сохранивший свое первоначальное тело. Ему не нужен был меч, чтобы не стать йокаем, ему не нужны были ограничители. И на него не хотелось наброситься, как на остальных. Данте почувствовал приступ легкой зависти.

– Прости мое любопытство, Данте из рода Идзанами, но, увидев тебя, мне захотелось поближе взглянуть на тебя. Не возражаешь?

Молодой ками был несколько сбит с толку таким обращением.

– Нет. Конечно, нет, – Данте не был бы Данте, если бы не умел быстро ориентироваться в ситуации.

– Хорошо.

Цукиеми пристально взглянул на него, и подошел ближе. Хотелось сделать шаг назад, но вряд ли это было хорошей идеей.

– Ты дал клятву защищать людей любой ценой. Скажи мне, что тебя побудило к этому?

Наверное, надо было отвечать.

– Я… убил человека, – от этого признания он едва не задохнулся от чувства вины. Почему-то казалось, что сейчас в глазах Цукиеми вспыхнет отвращение, и он просто развернется и уйдет, но этого не произошло. Наверное, в своей Преисподней Цукиеми научился ко многим вопросам относиться… философски.

– Понятно. Но знаешь ли ты, что означает твоя клятва?

– Я… – Данте не знал, зачем ему задали этот вопрос. Ведь из самой клятвы и так ясно, что она значит.

– Ты еще и поклялся никогда больше не убивать людей, Данте, – в его глазах светилась грусть. – А если ты не можешь это сделать, то род Идзанами на тебе прервется. Если, конечно, Эхисса не захочет сделать себе еще отпрысков.

Последнее слово было произнесено с какой-то странной интонацией… пренебрежения? Насмешки? Кто его знает.

– Если я не могу, есть еще Хорхе и Рихард. Почему обязательно род должен прерваться? – с неожиданным жаром воскликнул ками.

– Потому что ками становится родителем лишь однажды. Убийство человека – это великий стресс, второй такой убьет или сведет с ума самого ками, понимаешь?

– А я? – спросил Данте, вновь чувствуя себя виноватым. Ему казалось, что он всех подвел. И все из-за его глупости и невнимательности!

– А ты даже руку поднять на человека не сможешь, – и теперь в этих глазах застыла жалость. Красные, немного ужасающие, карминово-красные глаза, казалось, были единственными, кто подавал хоть какие-то признаки эмоций.

– Простите… – Данте опустил голову.

– Ничего, – губы дрогнули в подобии улыбки. – Есть и хорошая новость: возрождение брата Сусаноо или сестры Аматэрасу отложено на неопределенный срок. Было предсказано, что для Двенадцатого исхода они родятся в роде Идзанами, Данте, – объяснил он, предупреждая вопрос юного ками.

Данте от этой новости воспрял.

– То есть войны не будет? – вопросил он, чувствуя облегчение. Все же Хорхе своим мрачным настроением хорошо его запугал.

– Будет, звезды Сусаноо и Аматэрасу взошли на небосклон. Мне интересно другое – что придумают йокаи, чтобы возродить своего Повелителя?

Значит, ничего не кончено. Они все равно возродятся, рано или поздно. Данте почувствовал, что расстроен. Он не хотел войны. Она казалась такой страшной, такой бесконечно ужасной. И снова будут умирать люди, и этому не помешать. Молодой ками коснулся браслетов на руке. На лице Цукиеми отразилось понимание.

– Йокаи называли меня Сокровищем Повелителя… – усмехнулся он.

– Ками из рода Идзанами, не имеющий отпрыска – потенциальный кандидат на возрождение Сусаноо.

– Так вот в чем дело… – понимающе закивал Данте.

– Да.

Хищник не мог не чувствовать разочарования. Ему казалось, что это нечто грандиозное; какой-то очень редкий секрет, а оказалось… едва ли не обыденно. Хотя, вокруг в последнее время столько чудес творится, что их уже просто перестаешь таковыми воспринимать. Кто бы мог подумать, что такое произойдет?…

Цукиеми посмотрел поверх плеча юного ками и сдержанно кивнул. Данте понял, что за спиной стоит Хорхе, и, похоже, разговор окончен. А жаль, Бог Счета Лун не скупился на объяснения, и с ним не нужно было вести ежедневные баталии, йокай знает за что.

– Мне пора, Амэ-но-удзумэ-но микото. У меня для твоего родителя интересные новости.

– Какие новости? – полюбопытствовал Данте.

– Назначение от Рихарда. Он будет рад такому "подарку", – губы Цукиеми раздвинулись в удовлетворенной и слегка злорадной улыбке. Похоже, у него с Хорхе были старые счеты. Хотя, покажите того ками, у кого с ним этих счетов не было.

– О, я надеюсь, – Данте ответил улыбкой и оглянулся.

Хорхе выжидающе стоял на веранде, сложив руки на груди. Видно было, что он только что вернулся, потому что был одет в выходную одежду – зеленую с золотом тунику, доходящую до середины бедра, и узкие брюки. Дома же он предпочитал юкату. Катана и более короткий меч вакадзаси висели на поясе, когда как обычно Хорхе носил их за спиной. Данте насмешливо помахал родителю, наблюдая, что его глаза подозрительно сощурены: не нравилось ему, что Цукиеми беседовал с его отпрыском.

– Еще увидимся, – Цукиеми кивнул на прощание и пошел к дому.

Данте наблюдал за его прямой спиной и неспешной величественной походкой и думал о том, что разговор двух ками не мешало бы подслушать. А вдруг что-то интересное будет?

– О чем вы говорили? – юный Хищник вздрогнул, когда за его спиной послышался не сильно вежливый вопрос.

– И тебе доброго утра, Ебрахий, – Данте обернулся, сладко улыбаясь. Отпрыск Цукиеми стоял у барьера и смотрел с любопытством и раздражением. Трудно сказать, какое из этих эмоций выделялось сильнее.

– Он сказал тебе мое имя? – удивился Хищник.

Данте продолжал улыбаться.

– Приходи сюда через час, и я все тебе расскажу. А сейчас мне нужно кое-что выяснить, если не возражаешь, – он сдержанно поклонился, а потом быстрым шагом направился к дому. Данте знал, что Ебрахий смотрит вслед. И еще он знал, что отпрыск Цукиеми обязательно придет.

Опасаясь быть обнаруженным и выдворенным куда подальше, юный ками отработанным движением взобрался по дереву на крышу и легкой поступью, чтобы не тревожить нервную черепицу отправился туда, куда выходили окна. Их с Хорхе дом, к счастью, не был огромным, как тот же Сарумэ – несколько комнат, гостиная, прихожая. Данте хорошо знал, где устроились Цукиеми и Хорхе.

Данте подошел к нужному месту и застыл, присев на корточки. Ему повезло – седзи были распахнуты, и поэтому голоса можно было разобрать. Жаль, что сейчас день, и теней не различить. Хотя, не сильно бы это помогло: любой ками может ими так виртуозно управлять, что не поймешь, где правда, а где подделка.

Хорхе, похоже, был возмущен, поэтому говорил громко и с чувством. Голос Цукиеми различался плохо, он спокоен и тих.

– Нет! Вы шутите! Ни за что! Поищите себе другого безумца! – возражал Хорхе.

– Мы решили, что ты – лучшая кандидатура.

– Возьмите Эрнеста! У него опыта много в этом деле!

– Эрнест не может, – мягко возразил Цукиеми.

– Потому что у него нервное расстройство! Хищники кого угодно доведут, а меня тем более. У меня нервы слабые, между прочим. А что будет, если я заболею? Если не выдержу этой адской нагрузки?

– Не драматизируй.

– Не драматизировать? Вы обо мне подумали? Это, между прочим, двадцать пять неуравновешенных подростков из разных школ! А я один! Всего один.

– Единственный и неповторимый…

Услышав эти слова от Цукиеми, Данте издал смешок и прикрыл рот ладонью, чтобы его не услышали. Да, похоже "подарок" от Рихарда удался, Хорхе был в расстроенных чувствах.

– Вот именно, – отозвался Хорхе. – Есть еще ты. А что? Хорошая кандидатура. Сколько тебе лет? За тысячу, наверное, перевалило, а я в десять раз младше, опыта нет.

– Наберешься.

– Нет, это должен быть ты. Как раз и с отпрыском своим будешь!

– Он уже почти во мне не нуждается, – Данте показалось, или в голосе Цукиеми и, правда, прозвучали нотки гордости? – А ты на своего жаловался. Вот и присмотришь.

– Нет!

– Это приказ Рихарда, – Цукиеми был неумолим.

– Папочке захотелось, чтобы я был поближе? – язвительно усмехнулся Хорхе.

– Я поддерживаю его решение. Клан Идзанами должен быть постоянно на виду, когда зажглись звезды.

Хорхе молчал некоторое время, будто раздумывал. Эх, хотел бы сейчас Данте видеть его лицо!

– Уж не думаете ли вы, что я совершу нечто столь безумное? – в голосе Хорхе прозвучала вселенская обида.

– Клан Идзанами сейчас должен быть вместе, – продолжил настаивать Цукиеми.

Установилась тишина. Было слышно, как в траве стрекочут кузнечики, и ветер шелестит листвой в саду.

– Ты собираешься вернуться в Еминокуни? – спросил Хорхе.

– В этом пока нет необходимости. К тому же мне отдали в Академии Аши историю. Несколько раз в неделю придется там появляться, – в голосе Цукиеми прозвучала улыбка, и Данте впервые задумался, что связывало этих двоих. Хорхе говорил о Боге Счета Лун едва ли не чаще, чем о собственном родителе. Неужели, они были так близки?

– Похоже, у меня нет выбора, правда? – капитулировал Хорхе.

– Можешь, конечно, повыпендриваться. К тебе придет Эхисса с визитом.

– Сомнительное счастье! – фыркнул родитель Данте.

Молодой Хищник осторожно уселся на пятую точку, потому что ноги гудели от напряжения, и принялся напряженно рассуждать. Разговор велся об Академии Аши. Хорхе кем-то назначили, и он очень упирался. Вопрос: кем? И означает ли это, что его родитель останется рядом, никуда не уйдет? Может, это эгоистично, но Данте от этой мысли ощутил радость.

– Я слышал, что у тебя остался чай, что давала Эхисса, – намекнул Цукиеми.

– Нет-нет, посланцев с дурными вестями положено казнить, а не поить любимым чаем!

– Сделаешь исключение по старой дружбе?

Данте не стал слушать дальше, посчитав, что ничего интересного больше не будет. К тому же следить за старыми друзьями, слышать, как они общаются, казалось неправильным. И навевало тоску, будило одиночество. В такие моменты Данте ощущал себя одним во всей вселенной. Поэтому он осторожно поднялся и пошел прочь. Он решил этих двоих оставить вдвоем, и вернуться к Ебрахию. В конце концов, у него были подозрения, которые стоило разрешить.

Данте слез с дерева и обозрел ствол. Следы некоторых действий скрыть трудно, ведь его когти оставляли глубокие царапины. Но всегда можно сказать, что он лазил на крышу, чтобы посмотреть на небо. Старая привычка, и Хорхе о ней знал. Данте вновь с тоской посмотрел на дом.

Давно знакомая дорога через сад. В искусственном водоеме отражаются рваные облака; наверное, дожди еще не прекратились. Солнце сегодня выглядывает, но редко и торопится скрыться. Гору Сумеру, величественную и отстраненную, видно нечетко, она вся укрыта облаками и дымкой тумана. Данте вздохнул и пошел к пробоине в стене. У нее он уселся на свое обычное место и принялся ждать.

Ебрахий появился почти сразу, будто следил за местностью из какого-то укрытия. Но вышел он важно и плавно, с напускным спокойствием на лице и легким высокомерием, похоже, пытался копировать родителя, но неудачно. Ничего не говоря, он уселся напротив и стал пристально смотреть на Данте. Они молчали долго, рассматривали друг друга. Данте пытался отыскать знакомые черты, но чем больше смотрел, тем меньше находил, и это огорчало его все больше.

– У меня был друг, – заговорил он, нарушая тишину, глядя на Ебрахия сквозь прозрачную стенку барьера. – Давно, в прошлой жизни. Он думал, что я девушка и был в меня влюблен. Однажды он признался мне, что обязательно бы посватался ко мне, если бы не носил проклятие своего рода. Это было в веселом доме.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – красные, но более темного оттенка, чем у Цукиеми, глаза смотрели на Данте. И в них было возмущение и… потрясение. И какая-то странная, шальная надежда, такая же, которую ощущал сейчас сам Данте.

– Однажды в моем доме он услышал тень. Когда служанка говорила о том, что мне пора сменить бинты, и заподозрил, что у его возлюбленной такое же проклятие, как и у него. Позже он прижал меня к стене и узнал мою тайну. О том, что я не девушка. И никогда ею не был…

Данте замолчал, хотя ему хотелось говорить дальше. Ему хотелось рассказать, как друг шел за ним, когда его похитили йокаи. А потом нашел в грязи, грязного и слабого, пережившего ад, который Данте сам же и устроил. Но он молчал. Просто смотрел умоляюще.

– Кто тебе это рассказал? – наконец выдохнул ошеломленный Ебрахий.

– Никто.

– Лжешь! – его лицо покрылось красными пятнами ярости. Он подорвался на ноги и бросился вперед, но был остановлен непреклонным барьером. Не будь его, случилась бы очередная потасовка. – Считай, что тебе удалось надругаться над моими воспоминаниями!

В его глазах горела такая всепоглощающая ненависть, что мурашки бегали по коже. Но Данте не обращал на них внимания. Потому что был рад, так, как никогда еще в жизни. Это, и правда, он! Кунимити!

– После Пробуждения наша внешность сильно меняется. Но это не значит, что тебя невозможно узнать, – мягко улыбнулся Данте. – Имубэ Кунимити…

– Это…

– Имя, которое ты носил, будучи Жертвой. Знаешь ли ты мое? Ну, давай, ты всегда был умным мальчиком. Почему сейчас отказываешься пошевелить извилинами?

Кажется, дошло. И, кажется, поверил. Потому что теперь он хлопал глазами, удивленно и потеряно, и совсем-совсем знакомо.

– Амэ?… – неуверенно, будто боясь.

Данте улыбнулся, мягко и спокойно, чувствуя бесконечное тепло и радость. Чувствуя, что одиночество уходит, медленно утекает сквозь пальцы и растворяется в глазах Ебрахия, тревожных, ошеломленных…

– Теперь меня зовут Данте из рода Идзанами.

Когда Цукиеми и Хорхе вышли в сад, то увидели, что два Хищника стоят друг напротив друга, приложив руки к барьеру, пытаясь почувствовать друг друга.

– Если убрать барьер, думаешь, они подерутся? – спросил Хорхе, насмешливо глядя на Бога Счета Лун.

– Несомненно.

– Какая школа у Ебрахия?

Цукиеми приподнял уголки губ в подобии улыбки.

– Бизен.

– Я думаю, они станут не разлей вода, – тихо рассмеялся Хорхе.

– Я это понял еще тогда, когда увидел твоего отпрыска сидящим на стене.

Ками из рода Идзанами закатил глаза.

– Завтра обещали доставить ограничители, – Цукиеми взглянул на друга. – Устроим им встречу?

– Если детишки будут хорошо себя вести…

Примечания автора:

1. Считается, что Великий Поток расположен на границе их мира, и полностью состоит из Сейкатсу. В легендах и сказаниях он занимает особое место.

2. В Поднебесной каждый человек рождается, принадлежащим к двум каким-либо стихиям. Первая стихия основная, и у всех она идентичная – это Сознание. Всего стихий шесть: Сознание, Вода, Ветер (или Воздух), Огонь, Небо (или Пустота) и Земля.

3. Синсэн Аши – студенты-ками Академии Аши, факультет Сюгендо. Сейто Аши – студенты-люди, факультет Кагемуси.

– ____________________