Текст книги "Меж молотом и наковальней (СИ)"

Автор книги: Анна Алмазная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава пятнадцатая. Будни гадалки

Этот район областного города оказался непривычно спокойным и сонным, будто застывшим в советском времени. Никакой суеты, пробок, криков. Много залитых солнцем, ухоженных парков, клумб и гордых тополей, за которыми прятались перечеркнутые крестом окна сталинок.

Самое то место, где спрятаться и отдохнуть, если не считать нашего обшарпанного общежития, где большей частью жили не очень-то приличные девушки. А, сказать по чести, крайне неприличные.

Родители мною бы гордились вряд ли.

Как я попала в этот круг, я и сама не знала, но и вырываться отсюда не спешила: здесь же тоже люди живут. И даже смирилась с тем самым неуловимым, летавшим вокруг ароматом порока…

До поры до времени… пока я не увидела "рабочую сбрую", как иронично выразился Игорь.

Надев «это» я разглядывала свое отражение в зеркале, и не знала, плакать мне или смеяться.

– Нравится? – спросила все та же дурно накрашенная девица.

Девица оказалась больно назойливой, скорой на советы (особенно там, где их не просили), болтливой донельзя, по-бабски язвительной и завистливой. За те полчаса, что мы провели вместе, она успела сообщить мне томным голосом свое имя (Натали), покритиковать мою "неухоженную" кожу, посочувствовать "слишком широким" бедрам, назвать мои волосы "паклей" и выдать еще кучу никому нафиг ненужной и неинтересной критики.

А через полчаса мои глаза были жирно подведены черной подводкой и испорчены яркими, золотыми тенями. Волосы были убраны в высокую прическу и украшены мелкими монетками под золото, а "не очень красивая" нижняя часть лица оказалась скрытой под тонкой вуалью. Впрочем черт с ним, с вуалью. Если уж быть клоуном, но клоуном с закрытым лицом.

Все это "великолепие" дополнял по-восточному яркий наряд: золотистые шальвары, кажется, шелковые, что так таинственно шуршали при каждом неловком движении, затейливо расшитый бусинками пояс, плотный лиф со спускающейся до самой талии бахромой из золотистых нитей.

– Ты прости, конечно, – прошептала я. – Но я вообще-то гадать или танец живота исполнять собралась?

– Атмосфера должна быть! – капризно поджала губки Натали, прыснув на меня сладковатыми духами. Я чихнула. С детства ненавидела сладкие запахи, духи у меня всегда были с ноткой горчинки или кислинки.

Но в этом заведении дивном моего мнения никто ясно спрашивать не собирался, что было красноречиво написано на лице застывшего в дверях Игоря.

Они все знали лучше. Ха-ха!

Интересно, а что они вообще могли знать о магии, гадании, бессмертных помимо… "хороший способ деньжат подзаработать"? Боже, во что я, дура, вляпалась?

Впрочем, я же прячусь. А кому, простите, придет в голову меня искать в этом зашарпанном общежитии? В этой одежде? За этой павлиньей раскраской? Уж мои-то друзья, да и враги, пожалуй, знали: безвкусицей и стремлением к шику я никогда не страдала.

А кто меня вообще искать, кстати, будет? Инквизиция? А на черта я ей сдалась? Бессмертные? У них своя жизнь и свои проблемы. Друзья из Магистрата…

Надеюсь, что не будут. Или надеюсь, что будут? О Магистрате я думать отказывалась. Это та, другая жизнь, которая сейчас казался красивым, нежным и навевающим тоску сном. Явь вот тут. Стоит перед зеркалом в шароварах.

– Ну, ты готова? – спросила Натали.

Я кивнула. Спорить насчет одежды? К чему? В самом деле глупость. Для гадалки самое важное не "раскраска", а талант и небольшой сверток, в котором укрылись доставшиеся от мамы карты.

Мое наследство. Так мало у меня осталось от прошлось жизни.

Равнодушно я окинула взглядом свой, по словам Натали – "личный салон", а по мне обычную будку, богато украшенную ярко-алыми драпировками. В углах, на тонких треножниках, стояли многочисленные свечи, источавшие противный, сладковатый аромат. Лучше бы они просто проветрили коморку, а не перебивали вонь ткани дешевыми, синтетическими запахами. Но опять же – меня не спрашивают.

Вокруг низенького столика, на ярко-красном ковре, были раскиданы того же цвета бархатные подушки. Я было опустилась на одну из них, но Натали тут же шикнула:

– Клиенты входят оттуда, – она показала за мою спину.

Поняв свою ошибку, я уселась по-турецки на подушке с противоположной стороны столика, чтобы видеть входящего "клиента" и попыталась, честно попыталась, войти в нужное настроение. Но удалось мне это далеко не сразу. Мешало все: мешанина красок, запахов, суетливость Натали…

– Ну, начинаем? – спросила она. Я лишь пожала плечами и усмехнулась:

– Шустрая ты…

– Не я шустрая… бабы наши шустрые. Игорь тебе рекламу сделал, вот первые клиенты уже и заявились.

О как! Реклама…ну да, в этой сфере, пожалуй, рекламировать умеют. И капусту стричь – тоже. Машке бы тут понравилось.

Игорь, будто услышав, нарисовался за спиной Натали, окинул меня даже не заинтересованным, а профессионально-холодным взглядом, и, кивнув в знак одобрения, сказал:

– Не буду мешать работать, дамы, – потом ласково взял Натали за подбородок, легко коснулся губами ее губ, и усмехнувшись, посмотрел на меня уже иначе, почти грозно:

– Только предупреждаю сразу – деньги прятать даже не пытайся. И глупостей не делай. Если поймаю, – глаза его опасно сузились, – ссиню. И даже товарный вид не попорчу, не волнуйся. Мне не в первой.

Большим пальцем он стер со своих губ легкий налет Наташкиной помады и вновь полез в карман за "Диролом".

– Аланна, – прошептал он, как бы смакуя мой новый псевдоним на языке. – И выдумали же вы, девушки. Впрочем, красивое имя… нежное. Вы, бабы, такое любите. Буду вечером.

И вновь мне:

– Плодовитого дня, ведьма Аланна.

– Гадалка Аланна, – ответила я, разворачивая лоскут с картами Таро.

Игорь не так уж и прост. Интуиция у него отличная, это я уже давно поняла. С такой не за ночными бабочками приглядывать, а гораздо более достойные вершины брать. Отличный аналитик бы вышел, но мне ли ему подсказывать? Не мне, пусть и дальше талант в землю зарывает, потому как гнильцой от него пахнет, а гнилых людей лучше к вершинам не подталкивать, кто их знает, чего они на тех вершинах вытворят.

И ведьмой я раньше была, Игорек, только тебе-то знать не обязательно. Теперь я гадалка. И ничего больше. И угрозы твои на меня не действуют. Воровать? Я?

Сам такой, так и на других с подозрением поглядывает. Что же… жизнь такова… нечестные люди никогда в чужую честность не поверят.

Натали тем временем исчезла за легкой занавеской, закрывавшей место, "откуда клиенты появляются". Смешно. Весь этот салон смешон, а я вместе с ним. Но… работать так работать. Работать мы привычные. Я глянула в зеркальце, улыбнулась, чтобы ярко-накрашенные глаза подобрели, и приготовилась встречать первую клиентку.

Появилась она как-то вдруг и слишком быстро. Скромница. Лет двадцати пяти на вид, не больше, с потухшим взглядом и стандартной просьбой для старой девы. На суженного ей погадать. Пусть будет "на суженного", одиночество никого не красит. Найдет она себе пару, так кому же будет хуже?

Карты сами собой легли в руки. Стало вдруг спокойно, тихо как-то, лишь шуршали в моих руках старый картон и одноразовый платочек – в нервных пальцах клиентки. Но разложив карты, я глазам своим не поверила. Посмотрела на усталое, посеревшее лицо, без следа косметики, на ее явно крашенные, но уложенные в строгий пучок золотистые волосы, на строгое темное платье, не показывающее ничего лишнего, и холодно спросила:

– Если так семьи хочешь, то зачем на панель пошла?

Попала. Боже, как же я точно, увы, попала!

Женщина вспыхнула как маковый цвет, потом вдруг побледнела, отчего родинка над ее губой стала более видной. Но возражать как-то не стала. Красивая, кстати, родинка… как там в "Гардемаринах"? "Роковая мушка".

– Натали тебе проболталась? – прошипела она после долгой, видит Бог, долгой паузы. И мучительной, думаю, для нас обеих.

– Да не Натали, – ответила я, вновь пробежавшись взглядом по картам. – Хотя понимаю почему. Ты к такому привыкла. Когда отец в спальню начал захаживать? Когда тебе двенадцать стукнуло?

И захотелось вдруг проклясть свой дар, свою способность "видеть". Вот для других она скромница, красавица, наверное, умница, так почему же у меня по жизни не как у людей-то, а? Зачем мне видеть нутро чужой боли? Чтобы туда нырнуть?

– Не отец, отчим, – отрезала она. – С десяти. Да, не Натали, я это никому не рассказывала. И в самом деле ты ведьма.

Ведьма. Ишь ты, первая же клиентка увидела, а Игорь так и не разглядел. Все ж мы, бабы, прозорливее будем.

– Не будет тебе женского счастья, – ответила я, посмотрев на карты. Конечно, могла соврать. Могла бы наплести в три короба, но врать мы не приучены. А, может, и зря. – После третьего аборта детей у тебя не будет никогда. А за детей тех ты будешь до конца жизни расплачиваться, – я перевернула еще одну карту. – Даже больше, чем за панель. Ведь последний ребенок был не от клиента.

Женщина заметно побледнела.

– Тебе был дан шанс выкарабкаться из этого болота. Тот мужчина был готов на все…

– Он знал.

– Любой когда-нибудь узнает.

– Он бы меня возненавидел. Рано или поздно. А я могу все пережить… но не его ненависть.

– Пусть будет так, – ответила я. – Знаешь… теперь поздно что-то менять или искать счастья. Тем более, тебе осталось не так уж и много. Наркотики проели тебе нутро, а лечиться ты не хочешь… не видишь в этом смысла, не так ли?

Она отвернулась.

– Ты уже не можешь исправить, но пока еще можешь закончить жизнь достойно.

Нет, я честно не люблю читать нотаций… но карты врать не давали. Разговорились, чтоб их, почувствовали сложную судьбу. И меня несло на волнах этой судьбы, потому и учила я эту "девочку", потому как старше она меня, а все равно – потерявшаяся во взрослой жизни девочка.

Мне все же, наверное, везло. Ей вот – нет.

– Ни черта ты не знаешь! – вскочила вдруг она. – Слышишь! Чистенькая, довольная собой девочка! И выросла ты, небось, с родителями, в теплице!

– Может и так, – я собрала карты. – Сеанс закончен. Деньги отдашь Натали.

"Клиентка" намеревалась возразить, но Натали, будто почувствовав, показалась в "салоне". Хоть в чем-то она полезна: при ней моя дамочка скандалить не решилась. Она встала, сунула в руки Натали купюру и направилась к дверям.

Я стянула с лица вуаль и слабеющим голосом попросила:

– Дай мне пять минут. Только пять минут.

И думала, что меня не поймут. Ну… эти люди, они кроме денег ничего не видят, а я только что честно профукала постоянную, обиженную жизнью, клиентку из которой могла тянуть и тянуть. Этого могут мне не простить.

– Ты не бог, – неожиданно тепло сказала Натали. – Ты не можешь помочь всем. Неужели ты сама этого не понимаешь?

Я понимала. Еще как понимала. Но меня все равно била дрожь и невесть откуда взявшееся чувство вины. Да и если первая клиентка мне попалась такая, то хорошей жизни в салоне не видать. Такой уж закон подлости… каково начало, таким и продолжение будет.

– Помогай тем, кому можешь помочь, – резко сказала Натали, поправляя мою вуаль. – Про остальных забудь. Иначе с ума сойдешь, уж я-то знаю!

Может, не так и плоха эта самая Натали? И взгляд у нее стал вдруг другим… теплым, наверное.

– Окей, – прошептала я, собираясь силами. – Давай следующую…

Только теперь я поняла, что до той поры мне крупно везло. Раньше клиенток подбирала Маша, раньше это были лишь слегка запутавшиеся дамы, которым скорее нужен был психолог и совет, чем настоящая помощь. А эти… Игорь не настолько мягок, как Маша.

– Добрый день! – улыбнулась полная, стеснительная женщина лет сорока. – Можно?

– Конечно, можно, – ответила я улыбкой на улыбку. – Прошу, садитесь.

Все же работа, которая требует концентрации – это спасение. От всего спасение, даже от себя любимой.

Через неделю я втянулась в новую, необычную для меня жизнь. Улеглись первые эмоции, успокоились нервы. Игорь, несмотря на внешнюю грозность, не обижал – как и его "красавица" Натали. Казалось, что эти двое, хоть и играли усердно на вполне нормальных человеческих слабостях, однако к собственным "сотрудникам" относились вполне доброжелательно, руководствуясь простым принципом – пока ты приносишь, доход ведешь себя правильно, я буду с тобой почти нежен.

Я вела себя, наверное, правильно. По крайней мере, большего они от меня не требовали и претензий не предъявляли, позволяя жить, как я хочу.

Впрочем, это устраивало. При помощи Натали я записалась в местную библиотеку и все свободное время зависала в чужих мирах, отгораживаясь от лишних звуков громкой музыкой в наушниках. Таким образом не слышала доносившихся из-за стен стонов. О жизни девиц по соседству я как-то не спешила спрашивать, а в душ старалась ходить утром, когда "ночные бабочки" еще сладко спали.

Лишь спустя неделю я перестала бегать от себя и, порывшись в рюкзаке, достала магическое зеркало. Любовно провела по застывшему на ободке яблоку, пытаясь сама для себя решить – кого, собственно, я больше всего хочу увидеть.

Поняла, что, наверное, никого. Больно. Очень больно. И паршиво…

Положив зеркало на кровать, я улеглась рядом. Щелкнула кнопкой, усилив звук в наушниках до максимума и сжалась в комок, надеясь, что ноющая боль в груди все же пройдет.

Хотелось разбить проклятое зеркало, но что-то, наверное, остатки здравого смысла, меня останавливало. Я понимала, что попала в чужой, вовсе недобрый мир, но то был мир таких, как я, в то время, как в моем прошлом…

– Я скучаю, – я нежно провела пальцами по яблоку. – По всем вам скучаю. Очень сильно…

Но я все же сдержалась и зеркало мне в тот день так и не понадобилось. Оно было аккуратно завернуто в тот же свитер и уложено в один из ящиков стола. На замок я наложила заклинания страха – сомневаюсь, что после этого кто-то осмелится открыть ящик. Войти вот в мою комнату не осмеливались… хотя пару раз пытались.

Иногда ночами казалось, что возле дверей кто-то возился. Вскоре раздавался разочарованный вздох и странный гость уходил.

Кто он был, меня, по чести сказать, не волновало. Войти в комнату ведьмы без последствий мог только бессмертный, а бессмертных тут, на мое счастье, не водилось. Потому я преспокойненько переворачивалась на другой бок, забываясь тяжелым, лишенным сновидений, сном.

В тот день крупными каплями бил дождь в алюминий наружного подоконника. Мне не спалось. Проснувшись ни свет, ни заря, я долго лежала уставившись в серый потолок, слушала дождь и смотрела, как гуляют по потолку тени ветвей деревьев. Лишь перед самым рассветом не выдержала, встала и открыла, казалось, забытый ящик стола.

Зеркало коварно поблескивало в полумраке. Я осторожно вытянула его из ящика, уселась по-турецки на кровати и устроила магическую игрушку на коленях. Мягко погладила прохладную поверхность кончиками пальцев, пробуя кожей его гладкость.

Тоскливо. Тревожно. И плохо… Боже, как плохо. Я хочу увидеть…

– Анри, – простонала я. – Покажи мне Анри.

Темное в полумраке яблоко шевельнулось. Поначалу неуверенно качнулось, потом медленно побежало по ободку, разгоняясь. Зеркало потемнело, в нем начали, как в телевизоре, вырисовываться очертания чего-то, что меня сильно удивило.

– Лес?

Да, там, по другую сторону, был лес. Другой лес, без дождя, под глубоко-синим небом, усыпанным яркими звездами. В городе не видно такого неба, там звезды бледнеют, пугаясь неона и искусственного света в окнах. А вот в зеркале… в зеркале была красота, там тени путались в разнотравьи и деревья мерно покачивались под ласковым ветерком. Там шелестел рядом ручей, впитывая лунное серебро, и мягко поблескивала на листьях роса. Но там не было Анри.

Я выдохнула, уже решившись отложить коварное зеркало. Что-то странное сегодня происходит, раньше оно не ошибалось. Но тут метнулась в небе тень большой птицы, затмила на мгновение звезды, спикировала вниз, прямо в травяную тьму, ударилась о землю и обернулась человеком.

Анри, выдохнуло сердце. Его бледное, казалось, светящееся в полумраке лицо. Глубокие, темные глаза, волосы, такие мягкие на ощупь, в них так и хочется зарыться носом… Его старомодный плащ до пят, тот самый, в котором он в первый раз появился на пороге нашего замка. И щемящая боль в сердце. Нет, не любовь, просто тоска… будто по бесконечно родному, близкому человеку, которого увидел после долгой разлуки.

– Иди ко мне, – мягко позвал он.

Знакомый низкий голос… Кого он зовет? Может, все же меня… И так хотелось ответить… но не меня же он зовет в этой проклятой ночи. Меня, слава Богу, вампир не видит и не слышит.

Лес ответил тишиной, томительной, тревожной. Вздрогнула высокая, до пояса трава, выпустила гибкую тень, мягким рокотом прокатилось по поляне рычание. Зверь. Огромный, похожий на огромного пса, будто сотканный из тьмы, в холке Анри почти до пояса. И вовсе же не дружелюбный, но Анри, казалось, и не испугался вовсе, лишь улыбнулся, страшно так улыбнулся, зловеще, и сказал:

– Плохо встречаешь старого знакомого, а я тебе подарок принес.

Зверь оскалился, склонил голову к земле и вновь зарычал. Шерсть на его холке вздыбилась, с белоснежных в полумраке зубов капнула в траву пена.

А Анри плавным движением, будто не желая спугнуть зверя, достал из кармана нечто, что меня крайне удивило. Нет, даже не удивило, всколыхнуло внутри волну страха – моя перчатка? Зачем Анри красть мою перчатку?

Зверь мягкой тенью пробрался ближе. Прижал уши к черепу, продолжая утробно рычать, и в рычании этом не было даже тени трусливой нотки. Лишь едва слышное предупреждение и угроза.

Медленно, осторожно он приблизился к Анри. Такой огромный и такой бесшумный. Завораживает. И перекат мышц под его шкурой и плавные движения…

Эти двое друг друга ненавидели и ненависть их была столь явной, что у меня мурашки по коже пробежали. Они синхронно кружили по поляне, не спускали друг с друга настороженного взгляда, но в то же время почему-то не спешили разойтись.

– Нюхай! – приказал вампир, протягивая руку с перчаткой. – Я тоже не рад тебя видеть, но мы должны это закончить. И уже сегодня.

Зверь послушно понюхал. Шумно вдохнул воздух и вдруг лег в траву, казалось, вмиг потеряв все силы и злость.

– Значит она, – пошатнулся и, казалось, еще больше побледнел Анри. – Боже, значит, это действительно она? Боже, я знал, что это она… и я ее упустил!

А потом засмеялся вдруг прислонившись спиной к дереву. И взгляд его заблестел, отражая звездную пыль бездонного неба, а на губах появилась полусчастливая улыбка.

– Она, – выдохнул он. – Наконец-то!

Зверь заскулил, ткнул носом в перчатку, потянул тонкую ткань зубами, будто пытаясь отобрать изящную вещичку. И вновь зарычал грозно, предупреждающе.

– Вот как… – продолжал глупо улыбаться Анри. – Я на это надеялся… или этого боялся, уже и не знаю.

Вампир спрятал в карман перчатку и положил зверю ладонь на холку. Тот оскалился, казалось, не желая сдаваться, но вампира не тронул. Хотя было видно, что очень хотел цапнуть, да побольнее. Я бы Анри тоже с удовольствием цапнула. Какого черта он мою перчатку слямзил? И что делает в этом лесу?

– Хочешь, скажу, где она? – спросил Анри, опускаясь перед зверем на корточки. – Вернее, где она была? А потом поищем вместе… И попробуем заново. С белого листа. На равных.

Зверь вновь зарычал, будто что-то в словах Анри ему не понравилось, но все еще не спешил ни убегать в ночную тьму, ни выказывать былой ненависти.

– Знаю, что ты меня ненавидишь, – засмеялся Анри. – Да и я тебя, представь себе, не жалую. Но у тебя, родной, нет выбора. Как нет его и у меня… больше нет. И мы ее найдем. Вместе или по одиночке, тут уж ты решай сам. И надеюсь, что мы успеем ее найти прежде чем это сделает…

Я приказала яблоку остановиться. Меня трясло. Не хотелось выяснять, ни что это было, ни к чему. Да и вообще я пожалела, что вновь решила подсмотреть за бессмертными. Хотелось грохнуть зеркало о пол и навсегда лишить себя даже возможности возвращения в тот, иной мир.

Зачем Анри меня искать? Зачем натравливать какую-то тварь?

– Пу… – прошептала я.

Яблоко послушно дернулось, покатившись по ободку, быстрей, еще быстрей, размазываясь в зеленую ленту. И почти против своей воли я смотрела и смотрела в это проклятое зеркало, уже заранее страшась того, что я увижу.

Там был мой кабинет. Пу, такая лохматая и несчастная, с потускневшей внезапно шерстью, сидела на моем рабочем столе и неотрывно смотрело на портрет Алиции…

– Пу, – прошептала я, почувствовав, как запершило в горле. – Пу, не надо, не плачь.

Пу, будто услышав, обернулась. Предательское зеркало увеличило ее мордочку, показав огромные, полные тоски глаза:

– Катя, возвращайся! – позвала Пу. – Пожалуйста!

И через мгновение зеркало, кое-как завернутое в тот же свитер, оказалось в ящике.

– Любопытство меня погубит, – зло шептала я, капая в воду валерьянку. – Точно погубит!

Зато с Анри, видимо, все в порядке. Даже больше, чем. Гадина бессмертная!

– Кровосос проклятый… чего тебе от меня надо?

Вновь обожгла шею татуировка, напомнив о былом унижении. Ненавижу! И хрен я тебе вернусь, слышишь! Натравливай своих песиков на кого другого, тварь бесстыжая!!!

Я забылась тяжелым сном и снилось мне солнечное утро. Веранда, внизу – ломившиеся от красных плодов яблони… и воздух, чистый, вешний, полный запаха росы.

Кто-то подошел, и, наверное, я знала кто. Он обнял меня со спины за талию, нежно, ласково, положил голову мне на плечо и сказал:

– Почему ты упрямишься? Знаешь же, мы оба знаем, что это надо закончить. Для нас всех. Для меня, для тебя, для Анри…

– Это не так легко, – прошептала я, глядя вдаль, туда, где над деревьями купалось в нежной дымке солнце.

– Все легко. Ты сама все усложняешь.