Текст книги "Меж молотом и наковальней (СИ)"
Автор книги: Анна Алмазная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
Глава двенадцатая. Прощание
Вечер был приятно прохладным. Тянуло из окна запахом свежескошенной травы, ласкал занавески легкий ветерок, заливались в ветвях деревьев, стремились друг друга перепеть птицы. И солнечный свет был таким мягким, медовым.
Спальня, которую мне предоставили Саша и Ли, была маленькой, но уютной. Светлые обои с едва заметным рисунком роз, ковер на полу, на стене – картина. Ли и Саша… в старинной одежде, со странными прическами, но столь же молодые и столь же счастливые.
После конской дозы валерьянки мне стало заметно лучше. И почти все равно. Подумаешь, из окошка сигала, какие там порчи? У кого не бывает? У всех бывает. Но не у всех проходит, а у меня вот прошло… значит, не все потеряно и в дурку меня, наверное, еще не повезут.
– Это точно была валерьянка? – усмехнулся Саша.
Я только сейчас заметила, что он нагнулся над креслом, в котором я так удобно устроилась, и внимательно рассматривает мое лицо. И чего он там нашел, скажите на милость? А, плевать. Надо ему, пусть себе рассматривает. Мне не жалко. Хотя…
– Уйди, – мирно сказала я. – Солнышко загораживаешь.
Солнышко красивое. Желтенькое. И в комнате все желтенькое… и занавески желтенькие, и покрывало на кровати, и стол – медового, густого оттенка. И волосы Ли в солнечном свете кажутся желтыми… Только чего она хмуриться? Захотелось вдруг протянуть руку, разгладить морщинку на ее лбу, но так же было лень… хотя, была ли тут Ли? Вроде была, а теперь, вроде, уже и нет. Неважно.
– Катюш… – позвал Саша. – Ты меня слышишь?
– А надо тебя слышать? – лениво ответила я.
Назойливый какой. Пошел бы, погулял, что ли? А то стоит тут, свет загораживает, требует чего-то… покой мой нарушает.
– Ты, солнце, собирайся, домой поедешь, – сказал Сашка, стягивая с моих колен теплый плед.
– А мне и тут, знаешь ли, хорошо, – ответила я, всеми силами пытаясь спасти ускользающее тепло. Сашка был сильнее… вот всегда так. Все норовят обидеть бедную ведьмочку.
– Катюш, надо домой, – настаивает, сволочь.
– Я ночи подожду. И Анри.
– Нельзя ночи… Надо сейчас.
Странно, но даже через ватное валеньянкино безразличие я почувствовала острый укол обиды.
– Уж не выставляешь ли ты меня, родненький? – спросила я, сама удивившись прорезавшимся в голосе сарказме и обиды. Не, ну что я такого сделала? Это нечестно!
– Уф, – вздохнул Саша. – Женщины. Ты сама еще вчера хотела домой, а теперь упрямишься… так вот… твоя милая дракон мне выбора не оставила.
– Машка? – удивилась и сразу расслабилась я. Не, ну честное слово, нашел чего опасаться! Маши! – А ты плюнь. Машка всегда преувеличивает. Так что отдай плед и иди себе, солнце загораживаешь.
– Видишь ли, я не могу плюнуть на прямой приказ инквизитора немедленно привести домой его подопечную.
Ишь ты, как официально. Аж конторой запахло… но я ж не зря столько лет с Машкой живу. И подобные словечки меня уже давно не торкают.
– Инквизиция сдохла еще в средневековье, – ответила я, наконец-то отобрав у Сашки плед. – А ты, друг мой, кажись, перепил. Так что в машину я с тобой точно не сяду. Ересь несешь. Брысь.
Солнышко какое нежное… ласковое.
– Марья Валерьевна мой начальник, и верь мне, я лучше тебя знаю, чем она занимается, – я слегка удивилась, потянувшись за лежавшим на столе краснобоким яблоком. – Так что будь добра – собирайся.
– До ночи ничего со мной не станет, – настаивала я, хрустнув яблоком. – Обещаю никаких писем не открывать, из комнаты никуда не выходить и никаких глупостей не делать. Я приехала сюда с Анри, и уеду я с Анри. А ты, друг сердечный, мне не указ.
– Анри не сможет тебя отвезти, – я вздрогнула, и валерьянка вдруг перестала на меня действовать. – Не все про вампиров в книжках – сказки. Солнечные лучи для них действительно вредны… очень вредны.
– Что с Анри? – похолодела я, хватая Сашу за руку. Яблоко упало мне на колени. – Что? Сашка! Он… мертв?
Слово-то какое страшное! И сердце бьется, боится услышать ответа, и в то же время его жаждет. И тут же я поняла, что не хочу, Боже, как же не хочу терять этого ироничного, вредного вампира!
– Нет… ну чего сразу мертв? – успокоил Саша. – Жив, но пару недель в постели проваляется. А у тебя этих нескольких недель нет.
– Я не понимаю…
– Не понимает она, – Сашка придвинул ко мне стул и сел рядом. – Я тоже не понимаю. Между бессмертными и людьми негласный договор – бессмертные людей не убивают, а мы делаем вид, что бессмертных не существует.
– А вампиры? – тихо спросила я, уже, по сути, зная ответ. Анри ведь объяснял, вроде бы…
– А Анри убивает? Вижу, он много чего тебе наболтал. Так вот открою по секрету – не убивают. Потому что если убьют, то будут иметь дело с инквизицией.
– С Машкой? Да она мухи не обидит…
– Плохо ты ее знаешь, – вмешалась опять появившаяся в комнате Ли. – Твоя Маша не только муху, но и бессмертного прихлопнет, если понадобится. Заклинание, которым тебя долбанули, с душой сделано. На такое обычный смертный не способен, это кто-то из наших постарался. То есть… инквизиция обязательно вмешается.
– Нафига вам законы, вы же бессмертные?
Ли провела пальцем по стеклу.
– Видишь ли, – задумчиво сказала она. – У нас с вами очень удачный симбиоз. У всех у нас. Вампирам нужна ваша кровь. Мы, оборотни, зависим от наших смертных хозяев. Франк, тот милый колдун, что тебя лечил, питается вашей болью и эмоциями. И так у нас всех. Без людей, боюсь, «нечисть» жить не может.
– Тогда почему не заберете себе власть?
– А зачем нам власть? – искренно удивилась Ли. – Мы индивидуалисты, толпу ненавидим. Мы любим покой, в котором можем жить не оглядываясь за спину. А власть – это вечные обвинения от стоящих ниже, подозрения, интриги. Кто в здравом уме и памяти станет терять на такое время? Только вы, смертные, мы уже наигрались. Уже давно наигрались… – Ли улыбнулась, некоторое время молчала, задумчиво водя кончиками пальцев по стеклу. Потом повернулась ко мне и продолжила:
– Да и неохота нам бегать от ваших «охотников на ведьм», вот и живем мы как живем… в тайне. Так спокойнее. А инквизиторы те, кто наш покой охраняют… и вас от нашей чрезмерной прыти.
Я задумалась. Маша, спокойная, холодная Маша держит в руках бессмертных? Н-да.
Может, и так. Плохо же я знаю своих друзей. И Машу, и Ли, и Сашку… что же мне вдруг так одиноко стало?
И почему-то в кресле сидеть расхотелось.
Я вдруг сообразила, сколько от меня неприятностей. Гость, называется… испортила лучшей подруге помолвку. Стало вдруг дико стыдно и грустно. Почему я все время так влипаю?
– Я поеду, – прошептала я, уставившись на свои ладони. Смотреть на Ли и на Сашу больше не хотелось. – Не хочу, чтобы у вас были неприятности… простите.
– Глупая ты, вовсе же не в неприятностях дело, – оборвал меня Саша, присаживаясь на краешек стола. – Ты в беде, и мы это отлично понимаем. Как и не собираемся тебя бросать, даже не надейся. Но легко не будет, боюсь, кто-то взялся за тебя всерьез, и мы не сможем тебя защитить. Маша может. Ваш Магистрат только с виду такой безобидный – на самом деле чужой туда и не войдет.
Да уж… крепость в ажурчиках.
– Анри вошел, – задумчиво ответила я, вспомнив наш первый «разговор» с вампиром. И покраснела… тогда все опять пошло не так… впрочем, у меня всегда и все «не так».
– Для Анри не успели поставить блокаду после истории с Маман, вот и все, – ответил Сашка, и стало еще более неловко: о моих приключениях все знают? – Маша по башке нашим колдунам надавала, что они всякой «мрази» позволяют влететь в Магистрат. Неделю как по струнке ходили, дыхнуть боялись, чтобы начальницу больше не злить. Но тебе этого не скажут… ты – дорогой гость и друг, хотя все только диву даются вашей дружбе с инквизитором.
– Я не удивляюсь, – встряла Ли. – Я тоже за тебя кому надо голову оторву.
– Многовато вы знаете, – прошипела я.
– Боюсь, это все знают, – усмехнулся Сашка. – В Инквизиции от души смеялись над последствиями твоей пьянки. Хорошая шутка, мне понравилась! И Анри Маман долго не забудут. Гораздо дольше, чем у вас, смертных.
Наверное, я густо покраснела, так как щеки мои полыхнули жаром:
– Я не считаю это удачной шуткой, – прошептала я.
– Естественно, – Саша дотронулся моей шеи, того места, где находилась розочка. – Шутки давно закончились. Анри предъявил на тебя права, знать бы по какому праву. Знать бы, почему ты не так сильно и сопротивлялась…
Я не сопротивлялась? Да я…
– Я хочу видеть Анри… – но Сашка лишь отрезал:
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Он жизнь мне спас, – прошептала я. – Неужели ты не понимаешь?
– Я все понимаю.
Саша поднялся и подал мне руку, помогая встать с кресла.
– Я ведь тоже не чурбан бесчувственный, и ты мой друг, я прошу тебя об этом не забывать. Я всегда буду на твоей стороне, и все, что мы сейчас делаем – для твоей безопасности, пойми и перестань себя накручивать. Ты пойдешь к Анри, а потом мы уедем. И не беспокойся о своем вампире, они твари живучие, ничего ему не станет… если он не будет все время ныть, что тебя опять достать могут. А в Магистрате тебя никто не достанет. И Анри успокоится, и ты будешь в безопасности.
Я более не возражала. Сейчас лучше помолчать, обдумать все, осознать до конца я смогу позднее. Сейчас надо увидеть Анри и убедиться, что с ним все в порядке.
А все же стыдно-то как… Представляю, как переживает вечные насмешки гордый Анри. Но переживать мне Сашка больше не дал: кивнул Ли и мягко подтолкнул к двери.
На этот раз Анри предусмотрительно поместили в другом крыле обширного здания, наверное, чтобы бежать к нему было дольше. В округлой комнате, подобной той, в которой проходил ритуал, царил разгоняемый небольшой лампой полумрак. И совсем не было окон. В центре, на островке ковра, стояла небольшая кровать, на кровати прикрытая одеялом лежала мумия со светлыми волосами. Рядом с кроватью сидела на ветхом стуле сухая женщина, лет так тридцати.
Увидев меня, женщина молча поднялась и направилась к двери.
А я долго стояла неподвижно, не решаясь потревожить покой спящего. Да и муторно на душе было. Только увидев бинты Анри, я до конца осознала, как сильно ему из-за меня досталось. И не в первый раз… еще и насмехаются над ним, еще и встречу какую-то важную пропустил, и все – из-за меня.
– Что, совсем плохо выгляжу? – спросила «мумия», не открывая глаз. – Солнечный свет мне вредит, знаешь ли.
Я подошла к кровати, опустилась перед ней на колени, и осторожно взяв Анри за руку, прошептала:
– Прости… я не знаю, что на меня нашло, прости, ради Бога.
– Не надо о Боге, – тихо ответил Анри. – Не плачь, девочка моя…
Я вздрогнула от нежности в его голосе, и тотчас же сдерживаемые до этого слезы вновь потекли по моим щекам. В который раз за этот проклятый день.
Анри открыл глаза и посмотрел на меня тепло, ласково:
– Из-за меня плачешь? Приятно.
– Прости.
– Больше так не делай. Никогда.
– Не буду. Никогда больше тебе не испоганю жизнь, обещаю!
Анри шевельнул губами, будто хотел что-то сказать, но потом вновь улыбнулся и, закрыв глаза, прошептал:
– Достаточно. Я хочу поспать.
– Анри…
– Если чувствуешь себя виноватой, то, может, меня поцелуешь? – внезапно резко спросил он.
Я тихонько вздохнула и, нагнувшись, мимолетно коснулась губами сжатых губ Анри. Потом осторожно погладила его влажные от пота волосы и поцеловала еще раз – в лоб, прошептав:
– Спасибо, мой герой.
– Всегда пожалуйста, – мягко ответил Анри, – в теперь иди. Посплю и все пройдет. Иди. Иди, пока я в силах тебя отпустить.
Я хотела возразить, но неизвестно когда оказавшаяся в комнате Ли уже щелкнула выключателем, явно давая понять, что аудиенция закончилась. Стало темно. Тихонько поднявшись, я прошла к светящемуся в темноте прямоугольнику двери и, выходя, услышала:
– И все же не знаю, почему тебя выбрал. Иногда ты кажешься на удивление огромной дурой. Наверное, и я – дурак. Но просто не могу тебя бросить. И позволить так глупо умереть тоже не могу. Так что прости… нескоро ты от меня отвяжешься. И придется мне потерпеть приносимые тобой «неприятности», душа моя.
– Я тебя тоже люблю, Анри.
За спиной раздался удивленный вздох.
– Приятно слышать, – усмехнулся вампир. Я закрыла за собой дверь и сползла по створке. Боже, что я несу? Зачем я это сказала? Да и на самом деле ли это любовь?
Тогда что?
– Вампиры чувствуют боль, как и люди, – сказала вдруг Ли. – Говорят, что они ходячие мертвецы, но это не совсем так. Они живы, только организм у них устроен иначе, как у оборотней. Мы бессмертны, но мы тоже умеем и чувствовать боль… и… любить.
– Зачем ты мне это говоришь?
Ли промолчала. Потом села передо мной прямо на паркет и вдруг сказала:
– Анри многое пережил, Катя. Я его встретила, наверное, лет через двадцать, как умерла его жена…
– У Анри была жена? – невольно вздрогнула я, внимательно посмотрев на Ли. – Но…
– Была. Говорят, он ее сильно любил. Кажется, в одну и ту же ночь его жену убили, а Анри сделали вампиром.
– Кто?
Ли облизнула губы и сказала:
– Не знаю. Никто не знает, даже Анри. Он искал, видит Бог, искал. А потом замкнулся в своей боли. Тогда он убивал… много. Говорил, что люди заслужили… Но однажды Анри почему-то спас одного человека…
– Этим человеком был я. – Саша нарисовался неожиданно, оперся спиной о стену, вытянул из кармана пачку с сигаретами.
– Тебе нельзя, ты – человек, – поморщилась Ли.
– Сегодня мне все можно, – ответил ее «хозяин», щелкнув зажигалкой.
Саша откинул назад голову и, глубоко вдохнув сигаретный дым, мягко улыбнулся.
– Я тогда работал на Ватикан. Убивали. Истребляли вампиров… «этих тварей», так мы их называли. Поймать в подворотне, вбить осиновый кол в грудь и наслаждаться выполненным чувством долга. Как было все просто до поры, до времени.
Саша стряхнул пепел на пол и застыл, мечтательно уставившись в высокий, украшенный резьбой потолок.
– По вечерам я зашивался в небольшом трактирчике у набережной. Помню их тихую музыку, как мелькала меж столиками девушка в потертом платье и как по-особому приятно горчила выпивка. После работы мне всегда почему-то хотелось выпить.
В ту ночь я плелся по мокрому, в пятнах фонарного света, мосту. И был настолько настолько пьян, что до последнего момента не заметил мчащуюся навстречу карету. Банально… господин гнал, кучер хлестал лошадей, а мне некуда было деться. Либо под копыта… либо в воду. Я выбрал в воду… а плавать я и трезвый не очень-то умел.
Очнулся я на набережной. Анри стоял надо мной, мокрым и злым, и смотрел в светлевшее над городом небо:
– Скажи спасибо, что ты живешь.
– Спасибо. Но ты ведь вампир.
Он усмехнулся, а мне стало вдруг душно. Страшно это, когда так вот усмехаются.
– А еще – давний друг твоего деда. Отдал долг, так сказать… Теперь и ты отдай.
Он подал мне осиновый кол. Сам. И сказал:
– Не смотри на меня так. Думаешь, мне нужна эта жизнь
Как же хорошо я помню этот вечер… и его паршивый взгляд. Потому и ненавижу таких… что самоубиваются чужими руками. И не думают, как после такого убийце жить-то?
Саша некоторое время молчал, потом кинул на паркет сигарету и прошептал:
– Я навел справки. Анри действительно был школьным другом моего деда. Он рано женился, дед говорил, что по любви, а потом Анри вдруг исчез… а его жену нашли в их загородном доме мертвой. И появился вот так внезапно… Это я научил его жить. Моего друга. И только тогда я понял, что вампиры на самом деле тоже… люди. Что они умеют чувствовать, любить, страдать, как мы, может, даже глубже.
– Но ты ведь не бессмертный? Почему ты помнишь предыдущие жизни? – спросила я.
– Я – не бессмертный, ты права. Но когда я нахожу ее, – Саша посмотрел на Ли, – я вспоминаю прошлые жизни. Все. Потому я прошу тебя, Катя, больше не ранить Анри. Он только кажется таким непробиваемым, а на самом деле…
– … а на самом деле?
– … нуждается в твоей помощи. Он боится связать с кем-то свою жизнь. Кому-то довериться… Ты первая за последние столетия, на кого он вообще посмотрел. До этого была только еда, как можно реже, пьянки по кабакам и вечеринки, куда пускают каждого. Где он зарабатывает себе не жизнь, ты лучше не спрашивай. Верь мне, тебе не понравится.
Я верила.
Вздохнув, я встала и подошла к окну. Там внизу покачивали ветвями яблони, по дорожкам прогуливались люди. Вдалеке промелькнула на матовой ленте дороги машина.
Хочу ли я на самом деле, чтобы кто-то от меня зависел? Чтобы Анри любил меня до безумия?
– Знаешь, проблема в том, что я его не выбрала, – тихо прошептала я.
– Я слышал, что дело выглядело несколько иначе.
Саша встал рядом со мной.
– Ты ведь первая его заметила?
– Вампира нельзя не заметить. И вампира нельзя не полюбить… Только вот любовь ли это?
Саша некоторое время молчал, а потом спросил:
– Владэк тоже вампир. И к нему тебя тянет также, как к Анри?
Я сглотнула.
– Только честно, Катя.
– Нет.
– Вот именно. Тогда не говори, что это только Анри тебя выбрал. И будь осторожной. Анри мне друг. Не рань его… больше.
– Я нечаянно…
– А я и не про сегодняшний день, родная.
Я промолчала, уставившись на свои тапочки. Даже не заметила, как Саша ушел. Просто сидела на полу и думала… Ранить вампира? Смешно. Убийца с чувствительным сердцем – так ведь не бывает. Влюбленный убийца и вовсе кажется опасным. Только вот беда – Анри не совсем убийца, скорее – Казанова.
Своих жертв он…
Я вновь сглотнула.
– Достаточно, солнце, – сказала вдруг Ли, обняв меня за плечи. – Достаточно о вампирах и о проблемах. Мы так давно не виделись, я не хочу терять время на такие глупости.
– Анри для тебя глупость?
– А почему бы и нет? – усмехнулась Ли. – Ты должна понять – Саша беспокоится о своем друге. А я беспокоюсь о подруге, о тебе.
– Я не хочу вставать между тобой и хозяином.
– Ты и не встанешь… Саша дал нам всего час на прощание…
Провожала нас сидевшая на крыльце огромная кошка. Сказочно красивое, грациозное животное, возле которого дышать, а не только стоять страшно, и не верится, что это Ли… Тигровая Лилия.
– Ли красива в любой ипостаси, – сказал Саша, выводя машину с площадки перед замком на дорогу, выложенную брусчаткой.
Я не ответила. Почему-то меня все не отпускало чувство, что мир вокруг неотвратимо рушился… тревожно. И страшно. Но я ничего не могу с этим поделать. И беспомощность убивала.
Глава тринадцатая. Дома
За окном накрапывал дождик: то ли издевался над моим мрачным настроением, то ли его разделял, не понять. Ртутная рябь по окнам и тихий перестук по крыше. Прям в самый раз, чтобы рефлексировать. Не дождетесь!
Однако поездку приятной можно было назвать с натяжкой: ехали мы в гробовом молчании. Говорить не просто не тянуло, было не о чем, все добальные переживания казались какими-то глупыми, бал – далеким сном.
Ох… все бы отдала, чтобы и эта порча оказалась таким же сном! Но куда там! А теперь вот сиди, уставившись в окно, и думай… что бы такого ляпнуть, чтобы прервать эту проклятую тишину…
За окном кукуруза зреет. Остановиться бы и срезать пару початков, похрустеть желтыми, еще слизкими зернышками, может тогда легче станет? Саша, может, будет против, да и просить не хотелось. Вообще ничего не хотелось.
И я поняла вдруг, почему: впервые за многие годы я не хотела возвращаться в Магистрат. Вся эта поездка, бал, покушение, болезнь Анри, а после – признание Саши, в очередной раз перевернули мою жизнь с ног на голову. Нет, хуже – перевернули мое представление о жизни с ног на голову. Раньше я себе жила и не думала, что все так сложно… а теперь?
Теперь я оказалась в подвешенном состоянии между мирами смертных и бессмертных. Оказалось, что это все же два разных мира. А подвешенное состояние было ой как неприятно. Как и осознание, что так, по настоящему, ты нигде не своя. И даже твои друзья при тебе… носили маски.
– Ты тоже так себя чувствуешь? – спросила вдруг я.
– Как «так»? – улыбнулся Саша, не сводя взгляда с дороги. Наверное, его тоже тяготило это молчание и хотелось поговорить. А, может, и не хотелось… но кто ж его уже спрашивал?
– Как недоделанный. Они все такие… совершенные. А мы с тобой – всего двое смертных, которые вскоре состарятся, растеряют остатки красоты и молодости и умрут… даже хуже, чем двое смертных. Другие живут себе и радуются, не знают, что возможен и другой вариант. Не чувствуют себя ущербными какими-то… и разве что в книжках читают о вампирах, оборотнях, считая их красивыми сказками. И только мы знаем, что сказка существует. Да только не про нас.
– Нет, я не чувствую себя несовершенным, – ответил Саша, будто специально изменив слишком острое словечко «недоделанные». Ну и пусть. Главное, что он говорит. Может, чего умного скажет? Хотя что тут скажешь-то…
– У всего есть свои плюсы и минусы, – продолжил Саша ровным тоном, – даже у бессмертия. Время для них будто застыло… а они разучились его замечать. Мир вокруг меняется с оглушительной скоростью, а они остаются прежними, холодными, бездушными. Как ни странно, это мы со своей изменчивостью дарим им ощущение, что они живут. Мы дарим им вкус жизни, потому что еще не разучились чувствовать…
– Ты говорил, что и Анри не разучился.
– Но Анри надо было о том напомнить, – усмехнулся Саша. – И лишь тебе, как ни странно, удалось это сделать. И теперь у Анри есть о ком беспокоиться… забавно, но даже это чувство для бессмертных приятно. Беспокойство. Для них мы… – Саша некоторое время молчал. – Как изящные произведения искусства, которыми восхищаешься, но которые столь… хрупки. И одно неловкое движение…
– Говоришь о себе, как о вещи. Даже больше, как о дорогой игрушке. Неужели ты этого не замечаешь? – вспыхнула я. – Где твоя гордость, к чертовой матери?
– А, гордость, – протянул Саша, осторожно направляя машину на боковую дорогу. – Да, гордость… это, наверное, когда держишь жизнь бессмертного в своих руках и твердо знаешь, что этого не достоин. Когда видишь ее золотистые глаза, сияющие любовью, и понимаешь, что заботиться о себе это в первую голову заботиться о ней. Потому что она за тебя, дурака, боится. Боже, именно с Ли я научился по-настоящему ценить свою жизнь… Не хочу ей сделать больно. Понимаешь?
– Но ведь… – выдохнула я. – Ты состаришься, в лучшем случае… и все равно уйдешь. Будет ли он тебя любить…
– Стариком? – уловил мою мысль Саша. – Уже не раз показывала, что будет. И стариком, и неразумным ребенком, и больным, и здоровым. Она будет рядом. Она видит только мою душу, тело для нее неважно.
– Как хорошо, что ты ее любишь, – прошептала я.
– А ты? Ты любишь Анри?
Я промолчала. Странный вопрос, наверное, неожиданный. И ответ, наверное, будет странным:
– Люблю. Но… не как Ли любит тебя. Я чувствую, что что-то в этой любви неправильно… не понимаешь? Я и сама не понимаю.
– Бедный Анри, – усмехнулся Саша. – Ведь ты его не любишь…
Не люблю? Люблю? Кто разберет это сердце? Сердце скулит и обливается кровью, вспоминая укутанную в бинты мумию на кровати. Сердце требует остаться там, с Анри… сердце плачет от тоски, вспоминая его объятия и теплую улыбку на балу.
И жжет шею проклятая розочка.
Но гордость… гордость добавляет в сладость нотку горечи. Гордость шепчет, что у нас с Анри все не так… даже не так, как у Ли и Саши. Шепчет о грубости Анри в моем кабинете, о его святой уверенности, что я никуда от него не денусь… а если вот возьму и денусь, тогда что?
Машина свернула на узкую дорожку. Еще немного и появится высокий, в два человеческого роста забор, увитый вечно зеленым, колючим ежевичником. За забором – Магистрат. Приехали… Но почему мне так нерадостно?
– Хоть бы меня кто пожалел, – выдохнула, наконец, я.
Машину тряхнуло на ухабе, и я сделала про себя заметку – надо яму засыпать. Мне своего «коня» возле дома тоже портить не хотелось.
– Думаю, что ты себя жалеешь достаточно, – с издевкой ответил Саша. И сразу же добавил:
– Не злись, Катюш, не со зла я. Но ты уж определись с Анри поскорее. А то ведь обоим потом будет только больнее…
Все не так легко. Вернее, совсем не легко. Мне надо остаться одной и подумать. Подальше ото всех. И пока Саша так охотно отвечает на вопросы…
– Ты не чувствуешь себя обузой? – спросила я. – Хрупкие… те, кого все время надо оберегать… как… сложно.
– Чувствую, – улыбнулся Саша. – Иногда даже думаю, что лучше бы Ли связалась с кем-то другим. Бессмертным. Но ни у нее, ни у меня нет выбора. Мы не умеем жить друг без друга. Неужели это так трудно понять? Я думал, что до вас, женщин, такие вещи доходят гораздо быстрее.
Ну конечно, до «вас, женщин». Я ненормальная женщина. Не верю я в эту паршивую любовь с первого взгляда, вообще в любовь не сильно-то и верю. Вернее, верю, в любовь Саши и Ли, например, в любовь ко мне моих родителей, в любовь моих друзей, но в то, что я сама вот так возьму и кого-то полюблю? Гы… даже себе не представляю.
Я и в розовых облаках с золотистой пыльцой на крылышках… или с этими, как их там, бабочками в животе? Нет уж, увольте.
Наверное, раньше я и не любила никогда. А теперь люблю? Умею ли я жить без Анри? Наверное, умею. Значит, не люблю? Я вообще умею любить? Хоть кого-то… Хотя бы себя и то хорошо…
– О, у вас гости! – несколько поспешно поменял тему Саша.
Я вздрогнула – гости в Магистрате, пожалуй, были явлением редким. Такие – тем более. И что-то мне вновь стало не по себе.
Надеюсь, что эти милые гости не по мою душу. Хотя надейся, надейся.
Гости в Магистрате, пожалуй, были явлением редким. Такие – тем более. Я смотрела на большой грузовик на площадке перед домом и глазам своим не верила. Скажите на милость, кому и зачем понадобились эти странные штуковины, что выгружали из машины?
– Это еще чего? – спросила я.
– Я-то догадываюсь, но вслух говорить, пожалуй, не буду. Дом твой, – точно мой? – тебя спрашивать и надо. Я только привез нашу заблудшую Катю. И слава тебе Господи, что без приключений.
Еще и издевается. И хоть бы он один… я уже и не удивилась, когда сзади раздался насмешливый голос вездесущего Призрака:
– А я думал, ты на бал ехала, оказывается, как всегда, за приключениями!
Не ну… я что виновата, что нигде не могу появиться и не влипнуть? Судьба у меня, увы, такая. С самого детства за собой эту черту знала и никого меня тащить на этот самый бал не просила! Даже напротив!
Впрочем, в чем-то и Саша, и Призрак, увы, правы, праздник Саше и Ли мне испоганить, увы, удалось.
– Я на бал и ездила, – ответила я, не спуская взгляда с двух накачанных мужиков, которые невозмутимо понесли к широко распахнутым дверям моего любимого дома нечто, напоминающее большую дверцу холодильника.
Мужики были симпатичные такие. И столь неуместные в нашем Магистрате. Но хоть явно не одни из бессмертных, и на том спасибо.
– Ага, так я тебе и поверил, – хмыкнул Призрак. – Это именно потому ты вернулась с большущей шишкой на лбу, а Машка опять своих друзей подняла… чтобы тебя из неприятностей вытянуть.
Мне показалось или в голосе Призрака и в самом деле был укор? Неприятности? У меня или из-за меня?
– Неприятности уже закончились, не волнуйся, – несколько более резко, чем оно было необходимо, ответила я, потрогав шишку на лбу.
Да, выгляжу я, конечно, после этого бала не ахти. И чувствую себя не лучше.
– Неприятности только начинаются, – хмуро ответил Саша.
И я с ним почему-то мысленно согласилась. Даже из машины выходить было не охота, но пришлось: Саша уже посматривал на меня косо и ему явно не терпелось вернуться к Ли. Впрочем, я его понимала… кто его знает, на кого следующего порчу наведут?
Дождь уже закончился, и солнце палило немилосердно, как и слова Призрака и Сашки. Но моих переживаний, казалось, никто не замечал: Призрак застыл передо мной, провожая настороженным взглядом работающих грузчиков, Сашка открыл дверцу машины и осторожно достал с заднего сиденья мое бальное платье, аккуратно убранное в чехол.
– На меня не смотри, – сказал он Призраку. – Я не виноват, что ваша Катенька притягивает неприятности, как магнит. Пожалуй, вещей больше нет. Мне пора.
«Ваша». Так частенько родителям говорят о детях, которые достали своими выходками. Но я ведь, вроде, не ребенок. Далеко не ребенок. И если Призрак еще имеет какое-то право строить из себя кого-то шибко умного, то Сашка, вообще-то, такой же смертный. И мой одногодка…
Не таким же, поправилась тут же я. Он помнит свои прошлые жизни, он работает в инквизиции, а я? А я вообще как дитя в их бессмертном мире…
Хлопотливое дитя, которое из симпатичного ребенка превратилась в не очень симпатичную обузу.
Саша несколько раздраженно сунул мне в руки бальное платье и, холодно попрощавшись, сел в свою любимую серебристую иномарку.
– И да, – сказал он, высунув наглую рожу в окно. – Мы с Ли, пожалуй, заглянем к вам через несколько деньков. Посмотрим заодно, как хранитель устроился.
Я хотела что-то ответить, да не успела: машина сорвалась с места и медленно поплыла в жарком мареве к ограде.
– Идиотизм! – прошипела я, зло направившись к дому.
Узнавать, что именно и зачем привезли в Магистрат, мне вдруг расхотелось. Душило плохое предчувствие, и замок, недавно столь дорогой моему сердцу, вдруг в одно мгновение стал чужим. Мне тут тошно, тошно, но почему, я не знаю! Не могу понять!
Вбежав на второй этаж, я ворвалась в свою комнату и, щелкнув замком, чтобы никто не побеспокоил, бросила платье на кровать. Потом прошла в кабинет, открыла шкафчик и достала заветную бутылку с наливкой:
– Я бы этого не делал, – сказал, вновь появившийся ниоткуда, Призрак. – Для тебя будет лучше, если с инквизиторами ты встретишься трезвой.
– А чего мне Машки бояться-то? – усмехнулась я, налив себе полный стакан кроваво-красной жидкости.
– Маша хотела взять твое дело, но ее не слушали. Боюсь, скоро к нам заявится некто, кого наша Дракон не очень любит… при этом взаимно. Потому твой допрос не будет очень приятным. Маша делает все, что может, чтобы этого избежать. Не усугубляй, Катя. Ситуация и так не из приятных.
Я усугубляю? А что я такого вообще сделала? Я просила на меня порчу наводить? Просила меня убить? Почему все и во всем винят меня, в чем я, в конце концов виновата? Почему никто не поймет как же мне…
Страшно.
И даже поговорить не с кем.
– Отвянь! Никакого допроса не будет! – прошипела я. – Не понимаешь… меня пытались убить!
– Понимаю. Очень хорошо понимаю. Смертную пытался пришить бессмертный, грубо нарушив договор. Искать виноватого инквизиция будет яро, верь мне. А для этого тебя, любимую, жалеть не станут. Катя, пойми, им нужна не ты, а нарушитель. Позарез нужен!
– Что с ним будет, если поймают?
– Ничего особенного, – ответил Призрак. – Просто сделают из него подопытного кролика на пару сотен лет, ничего более. Так как подопытных кроликов в последнее время стало на удивление мало, его будут беречь… Надеюсь, он не сойдет с ума прежде, чем его выпустят. Иначе инквизиции придется бессмертного ликвидировать.
