Текст книги "Взрослые игры (СИ)"

Автор книги: Анна Архипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– Весь мир ужасен, Юки. Ты живешь в царстве своих иллюзий, ты не знаешь истинных законов этого мира.

Они надолго замолчали. Акутагава ушел к окну и замер там.

– Знаешь, – Юки разглядывал свои руки, пока говорил эти слова, – хорошо, что это случилось. По крайней мере, ты больше не должен будешь меня обманывать и изворачиваться. Теперь я вижу тебя таким, какой ты есть. Всё прояснилось.

Акутагава молчал.

– Ты не собираешься меняться, Акутагава, это ясно как божий день. Я сейчас окончательно понял, чего ты хочешь на самом деле. Что ж, ты правильно сказал, это твоя жизнь – вот живи так, как хочешь. Только это не моя жизнь, Акутагава! Я не собираюсь жить как ты. И я не смогу быть с тобой поэтому, я не могу тебя принять таким.

Молчание…

– На этот раз всё действительно кончено, Акутагава. ВСЁ! Завтра же я уйду… – Юки, видя, что юноша не двигается и никак не реагирует, подумал, что тот просто игнорирует его. – Черт, Акутагава, ты слушаешь меня или нет?!…

– Я всегда тебя слушаю, Юки.

– Я ухожу!… – Юки выпалил это и весь сжался. Он ожидал в ответ чего угодно – гробового молчания, вспышки гнева, потока ругани и обвинений, даже удара…

– Уходи, – раздался безразличный, до презрения спокойный голос.

Слезы Юки стали обильнее. Акутагава его отпускал. ВСЁ КОНЧЕНО…

На следующий день Юки ушел.

_________

9

…Сказав ему «уходи», Акутагава, больше ничего не прибавив, быстро вышел из спальни. Чуть позже послышался звук отъезжающей от крыльца машины. И Юки провел остаток ночи в одиночестве, терзаясь своими мыслями и чувствами, тихо плача и заламывая себе руки. Рано утром он оделся. На сей раз он решил не быть столь импульсивным – как в два месяца назад, когда, потеряв голову от эмоций, в первый раз пытался уйти от Акутагавы – тогда он в смятении совсем забыл о некоторых вещах, что достались ему от бабушки и которые, естественно, лежали в спальне. Сейчас Юки забрал из шкафа потрепанный и пухлый семейный фотоальбом и небольшой ключ, который ему передала бабушка накануне своей смерти – вот и все личные вещи.

Юки намеревался просто уйти и пешком добраться до учреждения социальной опеки. Но в гостиной его караулили мрачные Тэкесима и Ботаник. Он испугался было, что те начнут уговаривать его образумиться и читать нотации, упрекая в неблагодарности, однако Тэкесима сказал только:

– Уже собрался? Нам приказали подбросить тебя до соцопеки. Мы уже все уладили с документами, так что можешь не волноваться, инспектор из опекунства уже ждет тебя. Поехали?

Юки вначале хотел отказаться, но потом передумал. Ладно, в конце-концов, устраивать очередную сцену на тему «я слишком гордый для этого!» глупо. Акутагава его отпустил и решил, видимо, быть любезным на прощание и помочь ему добраться до государственного учреждения. Это немного, так что можно и принять услугу.

– Поехали, – согласился Юки, старательно отводя глаза.

«Эти люди работают на Коеси Мэриэмона, – подумал он. – Они выполняют приказы Акутагавы. Им, наверное, наплевать, что между мной и Акутагавой случилось. Для них это просто работа…»

Они вышли на улицу, где на подъездной дорожке уже стоял внедорожник, ожидая их. Висело серое весеннее утро, пахнущее ночной изморозью. Юки, остановившись подле автомобиля, невольно оглянулся назад, окидывая трехэтажный особняк последним взглядом. Где Акутагава сейчас? Спит? Или уехал еще ночью? На душе было тяжело, на сердце больно, а какая-то часть разума до сих пор не осознала того факта, что ВСЁ кончено… Ботаник, заметив его затравленный взгляд, неожиданно произнес:

– Юки… Поверь мне, еще не поздно передумать.

Юки вздрогнул. Потом молча открыл дверцу автомобиля и решительно залез в салон. Тэкесима и Ботаник со вздохом переглянулись и сели на передние сидения внедорожника. Тут дверь особняка хлопнула и Юки подумал было, что это Акутагава вышел на крыльцо, но нет – это была госпожа Фынцзу, кутавшаяся в большую шаль и держащая в руках плетеную корзинку. Щуря невыспавшиеся глаза, она, тяжело спускаясь по ступенькам, крикнула телохранителям:

– Эй, бодигарды, меня ждите! Я провожу Юки.

Она залезла в машину, отчего та слегка просела. Юки молча пододвинулся, не понимая, зачем китаянке это нужно – ему было бы проще, если б его никто не провожал. Он опасался, что уж госпожа Фынцзу, в отличие от Тэкесимы и Сугавары, не удержится от замечаний касательно происходящего. Он не ошибся.

– Когда мне сказали, что ты собрался уходить, я и не поверила! – заявила она в своей обычной бестактной манере. – Юки, что на тебя нашло? Разве тебе было плохо у нас? Неужели Акутагава мог сделать что-то такое непоправимое, а? Характер у него, конечно, не подарок, но к тебе он всегда относился хорошо.

– Госпожа Фынцзу, – Юки отвернулся от неё к окну. – Я уже всё решил. И я не хочу обсуждать этого.

– Да пойми ты, глупыш, что нельзя рвать отношения на горячую голову! – взвилась Фынцзу, и автомобиль буквально завибрировал от её голоса. Когда Юки густо покраснел, она продолжила: – Чего смущаешься, а? Сам понимаешь, что все вокруг знали, какая у вас с Акутагавой там любовь. И разве можно в одночасье просто выбросить её на помойку, как ненужный хлам?

Юки упрямо промолчал в ответ.

– Ладно, вижу, что ты уперся как самый настоящий осел, – проворчала китаянка. – Оставайся при своём, Юки. Только вот послушай, что я тебе скажу напоследок. Я на свете дольше пожила чем ты, больше в этих делах кумекаю. Так вот, Юки, знай такую правду: от себя не убежишь, хоть убейся. Человек, любя, срастается душой с тем, кого любит, а душа – это тебе не грубое физическое тело, ограниченное само собою и своими привычками, которое можно усилием воли перетащить с одного места на другое. Если двое расстаются, но их любовь остаётся жива, то и их души остаются связанными между собой; человек уходит – но его душа остается рядом с возлюбленным. Такой человек может долго бродить по миру, но однажды, в один прекрасный день, душа устанет от такого положения вещей, и, не спросив его мнения, просто притащит за власы обратно. Помяни мое слово!…

По щекам Юки поползли слезы, он старался скрыть свое лицо. И по-прежнему молчал…

У серого бетонного здания госучреждения социальной опеки Тэкесима остановил автомобиль. На его крыльце стояла полноватая женщина в дешевом деловом костюме и накинутом на плечи пальто, сжимающая в руках папку. Она явно кого-то поджидала.

– Это госпожа Нумадзу, инспектор соцопеки. Она ждет тебя, я сбросил ей сообщение, что мы едем,– пояснил Ботаник, оглядываясь на Юки.

– Ясно. Ну, всего хорошего, – Юки, прижимая к себе фотоальбом, вылез из машины.

– Постой-ка, Юки, – телохранители тоже покинули автомобильный салон. На улице они приблизились к молча взирающему на них юноше: – Куда ты собрался без своих документов? Они же у нас. Вот, держи.

Они протянули ему большой белый конверт. Юки ко всем прочим своим отрицательным эмоциям вдобавок почувствовал себя полным дураком: фотоальбом взял, а документы забыл! Его диплом, метрика, в общем – всё! Документами всегда занимались Тэкесима и Ботаник – оформляя переезды, поступление в школу и прочие нюансы. Насупившись, он взял из рук Тэкесимы конверт.

– Не забудь и это тоже! Специально для тебя собрала, – прибавила между тем госпожа Фынцзу, всучивая Юки корзинку. – Там деликатесы, сладкое, фрукты. Это на память обо мне. Бери, бери! Не отвертишься!

Пришлось Юки принять корзинку из её рук. Он неловко поклонился ей в знак благодарности, а она вдруг заключила его в свои медвежьи объятия. Чуть не задушив юношу в порыве, она отпустила его и, вконец расстроенная, начала шумно сморкаться в носовой платок.

– Акутагава велел также отдать тебе это, – Ботаник извлек из внутреннего кармана пальто пластиковую банковскую карту с золотым тиснением. – Здесь деньги. Номер кода доступа к счету лежит в конверте.

– Мне ничего не нужно, – тут же ощетинился Юки, отступая назад, словно тот протягивал ему гремучую змею. – Мне не нужны его деньги. Так ему и передай!

– Юки, ну прекрати! – попытался урезонить его Ботаник. – Ты соображаешь, что говоришь? Ты уже закончил школу, значит соцопека просто найдет тебе самую грязную и низкооплачиваемую работу в Японии и место в «общежитии-крольчатнике», где полно тараканов и клопов! А тебе надо приобрести сменную одежду, чем-то питаться до первой зарплаты. Возьми же, зачем всё усложнять еще больше?

– Я же сказал, что мне ничего не нужно! – закричал Юки со злостью. Он направился к крыльцу, где его ожидала женщина. Она уже успела замерзнуть и сейчас зябко переступала с одной ноги на другую.

– Юки, постой! – Ботаник догнал его. – Хорошо, не бери карточку, это твоё личное дело. Но разве мы не друзья, а? Раньше ты считал меня и Тэкесиму друзьями.

– Причем тут это? – Юки остановился, непонимающе оглянувшись.

Телохранитель вытащил свой бумажник и извлёк все купюры, которые в нем были. Тэкесима, поглядев на его действия, сделал тоже самое. Ботаник взял у него деньги, прибавил к своим, свернул их в трубочку и протянул Юки со словами:

– Вот. Если не берешь деньги Акутагавы, возьми наши. Мы их честно заработали, поверь мне! Разве друзья не должны помогать друг другу?

– Я… но мне не надо, правда. Я обойдусь, – растерялся Юки от такого напора.

– Надо, еще как надо! Ты наш друг и мы не можем просто бросить тебя произвол судьбы. Если не хочешь взять в дар, возьми в долг. Потом вернешь, когда будут свои деньги. Ну?

Юки колебался. Тогда Ботаник схватил его за руку и вложил в ладонь тугой рулончик.

– Бери с богом, Юки!

Юки закусил губу. Потом подошел к Ботанику и молча приобнял его – а тот сочувственно похлопал юношу по спине. Так же Юки попрощался с Тэкесимой, который, обняв его, тяжело вздохнул – подумав о чем-то невеселом, но вслух ничего не сказал.

– Ну всё, я пойду, – пробормотал Юки, едва сдерживая слезы.

Он понял, что за всё то время, пока он был подле Акутагавы, эти люди стали для него родными, превратились в семью. И от этого становилось еще горше и больнее. Напустив на себя решительный вид, Юки, не оглядываясь, направился к инспектору соцопеки госпоже Нумадзу…

Так началась его новая жизнь.

Ему, как и говорил Ботаник, дали койко-место в убогом общежитии для неимущих и подыскали работу в супермаркете, где с раннего утра до позднего вечера он выкладывал на полки продукты, расставлял товары.

Работа была выматывающей, монотонной и скучной – что первое время мучило Юки ужасно. Юноша привык к тому, что его мозг постоянно занят чем-то конструктивным – в доме Акутагавы он мог позволить себе целыми днями заниматься интеллектуальным трудом, там были для этого все условия. В магазине в основном работали малообразованные люди, интересующиеся только популярными передачами на телевидении и дешевыми развлечениями в свободное время; с утра до вечера они батрачили и сплетничали, не интересуясь никем кроме своих персон. Юки никогда с ними не болтал – и они быстро вообразили между собой, что он зазнайка.

В «крольчатнике» жилось туго. Благодаря Акутагаве Юки привык к комфорту во всем: мягкая постель, шелковые простыни, тишина и покой когда они требуются, завтраки в постель, просторные комнаты в шикарных особняках, ванны – похожие на бассейны… Да, он ко всему этому привык и даже стал воспринимать это как нечто само собой разумеющееся! В общежитии для неимущих было грязно, всюду кишели насекомые, в душевой никогда не было горячей воды, а унитазы все как один протекали – но, главное, там ни на минуту нельзя было остаться одному: в крошечной комнате, которую он делил еще с двумя юношами-сиротами (подрабатывавшими на бензоколонке) было всегда много лишнего народа – в гости заходили приятели и засиживались допоздна, в коридоре по вечерам все подоконники были забиты дымящими как паровозы людьми. Здесь практически в открытую торговали наркотиками, подделками государственных бумаг и приводили проституток. Шум, гам, хохот – раздавались тут круглые сутки, что заставляло Юки сходить с ума.

Влившись в «обычную» жизнь, заняв то место на социальной лестнице, которое Юки, по собственному мнению, и должен был по стечению обстоятельств занять – он, помимо всех прочих угнетающих обстоятельств, почувствовал еще один минус «простой» жизни. Он был избалован первоклассной кухней и богатым столом госпожи Фынцзу, и, если они с Акутагавой не ели у неё, то питались в элитных ресторанах – меню которых отвечали всем требованиям гурманов. Начав питаться дешевыми полуфабрикатами, фаст-фудом и едой быстрого приготовления, Юки очень быстро заработал себе несварение желудка. Такова теперь была его жизнь: у Юки болел живот, он ненавидел общагу для неимущих и презирал свою работу….

….Он всё время думал об Акутагаве. Юки понимал, что должно пройти какое-то время, прежде чем эмоции улягутся и ему станет легче, но это не облегчало будничных мук. По ночам его подушка становилась мокрой от беззвучных слез, а днем он пожирал себя изнутри мыслями о том, кого безумно любил и кого был просто обязан забыть. То, что они до сих пор находятся в одном городе – Киото – усугубляло его лихорадочное состояние. То и дело в голове начинал говорить ехидный голосок: «Ты знаешь, что еще можешь вернуться. Прошло не так много времени, он тоже тебя пока что не забыл. Вернись, закрой на всё глаза и твоя жизнь станет прежней…» Юки был готов сам себя ударить за такое проявление слабости, он старался растоптать в себе любые намеки на эту слабость. Он был глубоко несчастен…

В июне Юки осознал и другую горькую правду: при такой работе и зарплате ему не поступить в университет в ближайшее время. То, о чем он всегда мечтал – получить такое же образование как и у родителей – стало отдаляться от него в неопределённую даль, превратившись в мираж… Но что он мог поделать? Он понимал, что выбрал такую жизнь и что теперь сам отвечает за себя.

Однажды ночью, когда в комнате общежития было слишком людно и шумно чтобы заснуть – соседи и гости смотрели фильмы на компьютере и дули дешевое вонючее пиво – Юки, заткнув уши наушниками и настроившись на круглосуточную радиостанцию, сидел на своей кровати, листая фотоальбом. Перед ним мелькали дни его родных: дедушки, бабушки, отца, матери, его самого… Там он нашел также одну новую фотографию – она была сделана чуть больше года назад, когда они с Акутагавой еще были вместе. Они сфотографировались в Британии, во время прогулки по душистому лесу – Акутагава и Юки сели под дерево, а Тэкесима, прихвативший с собой фотоаппарат, сделал всего один снимок. Это вообще была ЕДИНСТВЕННАЯ их фотография, потому что Акутагава не хотел оставлять улики, которые могли каким-то образом свидетельствовать об отношениях между ними. Юки был с этим согласен – безопасность прежде всего…

«Да, – подумал Юки сейчас, – сохранив эту фотографию, я могу подвергнуть его опасности».

И тогда он одним движением порвал снимок пополам. Ту часть, где был Акутагава, он разорвал на мелкие кусочки и выбросил в мусорное ведро, вторую же, немного подумав, оставил себе. На втором кусочке осталась часть руки Акутагавы, его ладонь. Так немного и, в общем-то, совершенно безопасно… Никто не догадается… Юки погладил пальцами матовую поверхность снимка – там, где виднелась ладонь Акутагавы – потом убрал обрывок в фотоальбом. Это будет его тайной. Секретом. Отдушиной… Тут ему на колени упал ключ – его Юки несколько месяцев назад, когда поселился в общежитии для неимущих, бросил между страниц и как-то забыл о нем.

Юки повертел ключ в руках, вспоминая, как он попал к нему… После пересадки костного мозга бабушке Мике стало на какой-то момент легче. Исчезли тяжелые симптомы болезни, она даже смогла начать самостоятельно ходить – пожилая женщина не только покидала палату, но и активно гуляла по больничному парку. Юки радовался, глядя на бабушку – казалось, что самое страшное позади, что её организм перенес стресс и начал восстанавливаться… Но, после нескольких месяцев затишья, ей вновь стало хуже – болезнь, отступившая было, начала контрнаступление. Бабушка снова слегла, её праву ногу поразила быстро прогрессирующая гангрена; врачи, посовещавшись, приняли решение ампутировать безнадежную конечность. Перед самой операцией бабушка Мика, еще находясь в своей палате, подозвала к себе Юки и попросила наклониться к ней, так, чтобы и никто больше не услышал:

– Ты знаешь, как я ошибалась, Юки, – заговорила она надтреснутым, утомленным голосом. – После смерти Сугиямы, твоего деда, я всё время думала только о себе. Я не знала, зачем и для чего я живу, и пыталась найти истину везде, где только можно. Я готова была платить тем, кто мог, как мне казалось, приподнять завесу тайны между мной и Создателем. И я поплатилась за свою веру в лжепророков, за своё стремление узнать больше, чем мне на самом деле дано в этой жизни. Теперь я почти готова отправиться на встречу с Создателем и мне уже не нужны посредники…

– Бабушка, не надо так! – взмолился Юки. – Это не конец. Ты еще поправишься…

– А зачем? Я не думаю, что мне стоит так цепляться за жизнь. Я уже своё отжила, Юки. Об одном только жалею: я дурно с тобой обошлась. Очень дурно. Я избавилась от тебя, бросила в том интернате, чтобы ты не мешал мне жить так, как я хочу. По моей вине, по моей глупости ты лишился наследства – всех тех денег, которые должны были обеспечить твое будущее. Я корю себя за это нескончаемо, Юки! Не понимаю, почему ты не злишься на меня из-за этого. Тебе не следовало меня прощать, тебе следовало бы меня проклинать! Больше всего на свете я боюсь, что сломала тебе всю жизнь!…

– Всё уже позади, не надо об этом.

– Нет, послушай меня!… Несмотря на то, что тот негодяй – я говорю о Шри Чандрике Ситэре – снял все деньги с моих счетов, кое-что у меня все-таки осталось. Оно было у меня с собой, поэтому и сохранилось. Я хорошо прятала эту вещь, пока была в психлечебнице, хотя медсестры там отъявленно шмонают вещи пациентов. Когда здесь после операции мне стало значительно лучше, первое, что я сделала – это продала ту вещь. Вышла будто бы погулять у больницы, а сама на такси добралась до ломбарда и продала. А потом доехала до ближайшего банка и арендовала там ячейку, оформив её на твое имя с правом допуска для несовершеннолетних. Я все положила туда. Вот, – она сунула ему в руку маленький ключ и произнесла название банка и его расположение. – Это всё, что я могу для тебя сделать. Если что со мной случится и у тебя будут проблемы, иди туда и забери всё из ячейки. Понял?…

– Да, я понял, – ответил Юки, убирая ключ в карман. Он так ответил, только чтобы бабушка не волновалась перед операцией. На самом деле он решил, что у неё, должно быть, очередное легкое умопомрачение – вот она и говорит всякие странности…. Бабушка Мика умерла на операционном столе – тромб забил сердечный клапан, вызвав остановку сердца, и хирургу не удалось реанимировать пациентку. Юки, потрясенный её смертью, практически забыл о её словах, сохранив ключ лишь как память… Но сейчас, в тесной и душной комнатенке общежития, он вдруг отчетливо проиграл в уме эту сцену.

На следующий день с утра, перед тем как идти на работу, Юки отправился в банк. Сверившись с его удостоверением личности, банковский служащий проводил его хранилище и оставил наедине с ячейкой. Открыв её, Юки от удивления даже сел на скамейку, что стояла в центре хранилища. В ячейке были деньги. Много денег. Доллары и евро. И, там же, небольшой листок бумаги, исписанный бабушкиным почерком:

«Это было ожерелье из бриллиантов, которое твой дед подарил мне на свадьбу. На аукционе в Сотбис оно стоило сто пятьдесят тысяч долларов, и я всегда держала его при себе. Но после того, что я натворила, хранить его не имеет смысла. Возьми всё, что я выручила за него в ломбарде себе – пусть у тебя, Юки, будет будущее… Твоя любящая бабушка Мика»

Юки был потрясен и растроган её поступком.

– Спасибо, бабушка, – прошептал он. Теперь его мечты перестали быть миражом и вновь стали реальностью.

Юки не стал в тот день брать денег, решив хорошенько продумать план. Он хотел поступить в университет. Но не здесь, не в Киото, лучше уехать куда-нибудь подальше. Придя на работу в супермаркет, юноша выполнял свои обязанности автоматически, погруженный в свои мысли.

«Не обязательно учиться в Киото или Токио. Можно уехать в Европу – я хорошо знаю английский. Или в Америку, – размышлял он. – В Америку лучше. Это достаточно далеко от Акутагавы и там есть Лига Плюща*… Да, Америка действительно по всем параметрам удобнее…»

– Не верю своим глазам. Ты работаешь в этом месте, словно какое-то быдло из завшивых трущоб с интеллектом инфузории-туфельки.

Юки резко обернулся. Позади него, у полки с консервами стоял Ив – как всегда! – слишком ярко и привлекательно выглядящий для серой и монотонной обыденности.

– Чего приперся? – резко спросил Юки, подавляя стон отчаяния. – Чего тебе теперь-то от меня нужно?

Ив широко улыбнулся.

– Ты и выражаться начал как быдло, – сказал он. – Быстро ты деградируешь в этой обстановке.

– Убирайся!

– Я клиент, между прочим, – Ив насмешливо пожал плечами, – пришел купить зеленого горошка к обеду, а на меня тут орут. Где культура обслуживания? Если я пойду и нажалуюсь твоему начальнику, на какую сумму тебя оштрафуют за грубость, а?

– ЧТО ТЕБЕ НУЖНО?

– Зеленый горошек к обеду, я же сказал, – Ив кивнул на полку за своей спиной. – Подскажи-ка, какой из них покрупнее да помягче?

– Черт… – Юки быстро огляделся: посетители супермаркета уже начали оборачиваться в их сторону. Поэтому он подошел к полке, взял банку и протянул её зеленоглазому юноше: – Вот этот. Возьми. И убирайся.

Ив поглядел сначала на банку, затем на Юки.

– И тебе нравится такая жизнь? Нравится горбатиться на тупой работе, прислуживать всякому ничтожеству, просирать молодость день за днем в клоаке, не надеясь на лучшее?

– Тебя не должно это касаться! – ответил Юки, и его голос невольно дрогнул от боли. – Я ушел от Акутагавы как ты того и хотел. Давай, беги к нему, вы с ним одного поля ягоды, судя по всему. Какого хрена ты меня продолжаешь доставать?!

Ив задумчиво хмыкнул, выслушав его.

– Я разве тебя сейчас достаю?

– А что ты делаешь?!

– Ничего. В этом и загвоздка. Но если ты настаиваешь… Я могу. Как ты думаешь: если мне без особенных усилий удавалось пройти через охрану в особняке Акутагавы, чтобы навестить тебя – сколько усилий мне придется приложить, чтобы зайти к тебе в гости в ту общагу, в которой ты живешь? Ответ – нисколько. Я знаю, где тебя найти, так что будь поосторожней, Юки. Повнимательней.

Сказав это, Ив ушел.

Юки механическим движением поставил банку обратно. Его потряхивало от напряжения, руки дрожали. Юки заставил себя успокоиться и рассуждать дальше:

«Так, значит надо прибавить к моему плану новый пункт – угроза со стороны Ива. Он не просто сумасшедший. Он следопыт. Судя по всему, он не собирается оставлять меня в покое несмотря ни на что! Маньяк чертов… Тогда мне нужно придумать как исчезнуть – из его поля зрения, из поля зрения Акутагавы… Похоже, мне понадобится новое имя и я должен скорее уехать из Японии… Сейчас у меня есть деньги, я смогу раздобыть себе новое имя…»

Юки просто подошел в своем общежитии к нужному человеку и прямо спросил, может ли тот сделать для него необходимые документы. И как можно скорее. Через две недели он получил на руки заказанное, отдав за работу приличную сумму денег.

Он не считал, что совершает такое уж преступление, меняя в обход закона свое имя, переоформляя диплом и тому подобное. Юки никого не притеснил, не ограбил, не обидел – он всего лишь защищался, это была своеобразная самооборона. В новом дипломе стояли те же оценки, что он получил на самом деле – тут все было честно, Юки никому не лгал и не присваивал себе чужих заслуг.

Юки понимал, что рискует, играя с законом. Но он хотел исчезнуть. Он хотел начать новую жизнь – где все будет по новому, где будет его будущее, не отягощенное прошлым… Так исчез Юки. И появился Мацу…

>>> Гостиница «Тэймей», 5 февраля, пятница.

…Голова гудела, в горле была скрипучая сухость, а на душе – мерзейшая безысходность. Юки с трудом разлепил веки и заворочался в постели, пытаясь выползти из смятых и перекрученных простыней.

– Проснулся? – мурлыкнула под боком сонная Бэтси. – Уже полдень… Ой, Мацу, какой у тебя опухший вид!

Юки заставил себя сесть на перине. Он обвел глазами гостиничный номер, потом взглянул на девушку, которая находилась рядом с ним. Вчера он отключился даже не раздевшись, но сейчас на нем были только плавки – Бэтси сняла с него сорочку, брюки и носки. Облаченная в полупрозрачное неглиже, она с улыбкой потянулась, потом приподнялась, разглядывая возлюбленного:

– Мацу, прости, что с папой так эгоистично себя вели, – произнесла она мягко. – Ты, похоже, действительно чувствовал себя плохо, а мы даже не обратили на это внимания. Нехорошо получилось. У тебя, вижу, похмелье. Хочешь, я позвоню администратору и попрошу его принести аспирин?

– Да, – кивнул молодой человек и слез с постели. – Это отличная идея. Я в душ.

– Я, тогда, еще закажу что-нибудь перекусить нам с тобой! – крикнула ему вслед Бэтси, снимая трубку с телефонного аппарата.

Юки напился воды из под крана, потом залез в душевую кабинку. Подставив голову под струю прохладной воды, он некоторое время не двигался, приходя в себя. Кожа покрылась мелкими пупырышками, гудение в голове постепенно пошло на убыль, а желудок был пустым как барабан, то и дело издавая требовательные урчащие звуки. Нужно действительно чего-то перекусить.

– Что мне делать дальше? – скорее подумал, нежели произнес вслух Юки. – Он видел меня, это точно… Теперь он знает, что я в Токио. Хотя, вполне может быть, что ему уже наплевать на меня… Вполне может быть, что для него и я и всё, что со мной связано, осталось далеко позади. Прошло пять лет, университет закончен, он получил пост президента отцовской компании, в светском обществе он – звезда… У него насыщенная жизнь, он не скучает, ему просто некогда, наверное, вспоминать прошлое…

Ему мучительно хотелось побиться головой о кафельную стену.

– Как я мог оказаться в такой ситуации?… Я ведь сделал все, чтобы уйти и забыть. Я приложил усилия, чтобы скрыться, замести следы, исчезнуть… А сейчас вдруг – не пойми как! – оказался в Токио и попался ему на глаза. Я идиот! Форменный идиот!

В комнате его уже ожидал сервированный на столике завтрак – фрукты, свежие булочки, масло и джем, чай и кофе, и, конечно, аспирин. Бэтси намазывала булочки маслом и запивала их кофе – как настоящая американка. Юки бросил в рот две таблетки аспирина и пригубил чай.

– Сейчас тебе стало лучше? – поинтересовалась Бэтси.

– Да, лучше, – он меланхолично надкусил булочку.

– Отлично! Значит, раз так, ты не особенно будешь страдать, когда во второй половине дня мы поедем в Угаки.

– Куда?

– Угаки. Это загородная вилла Коеси Акутагавы… – Бэтси невольно замолчала, когда молодой человек чуть не захлебнулся чаем. – Ты в порядке? Сегодня там состоится прием в честь нескольких прибывших на конференцию иностранных гостей. Мы приглашены.

– ЧТО?!

– Я и сама удивлена, – рассмеялась девушка, не замечая шока Юки. – Папа тоже слегка ошарашен. До этого Коеси Акутагава с ним ни разу не разговаривал – только кивал, когда, бывало, отец подходил засвидетельствовать почтение. Папа всегда говорил, что это оттого, что он для Акутагавы не слишком важная шишка и поэтому недостоин его благосклонности. Но вчера, после того как ты ушел, когда мы с отцом все же решили приблизиться к нему и поздороваться он, представляешь, заговорил с нами. И еще так любезно – словно папа был его давним уважаемым другом. Все гости просто обалдели от этой сцены! Акутагава пригласил нас сегодня к себе – ой, Мацу, ты хоть знаешь, какая это честь?

– Я… я не поеду, – сказал Юки, пытаясь прочистить горло.

– С совсем ума сошел? – тут же, как фурия, возмутилась Бэтси. – От приглашений таких людей не отказываются! Ты хоть представляешь, КТО нас пригласил? Я знаю, что ты далек от политики и точно НЕ представляешь, иначе бы тебе в голову не пришло сказать «нет»! Побывать в Угаки – это все равно, что пообедать с императором! Короче, без возражений, Мацу, доверься мне! МЫ ЕДЕМ!

__________

10

– Мацу! Ну подожди, послушай же меня! – приговаривала Бэтси, тенью ходя за молодым человеком по гостиничному номеру. Юки бросал свои немногочисленные вещи в дорожную сумку, которая лежала прямо на незаправленной постели. Бэтси была растеряна: едва стоило ей заикнуться о приглашении на виллу Угаки, как тот вскочил и со словами: «С меня хватит! Я уезжаю!» принялся собирать свои пожитки. – Я не понимаю, что происходит!

– Не понимаешь? А что здесь непонятного, Бэтси? – Юки забрал из ванной свои гигиенические принадлежности, сунул в недра сумки и так резко застегнул молнию, что та взвизгнула. – Я сегодня же улетаю обратно в Провиденс. Вернусь в университет, попрошу о новом назначении на практику и поеду в какую-нибудь глухомань типа Массачусетса или Мэна.

– Но ведь ты должен проходить практику в Индонезии! Ты же получил путевку…

– Да, получил, и теперь жалею об этом, – Юки снял трубку с телефонного аппарата и стал набирать номер.

– Куда ты звонишь? Мацу, перестань злиться, и ответь, что я сделала не так?

Юки повернулся к ней спиной и заговорил в трубку:

– Здравствуйте, авиакассы, пожалуйста… Добрый день, я хочу заказать один билет на сегодняшнее число в Соединенные Штаты Америки, Провиденс. Да, верно, штат Род-Айленд… Хорошо, я подожду, – закрыв ладонью динамик телефона, он обернулся к Бэтси. – Что мне тебе ответить, Бэтси, а?

– Я всего лишь пригласила тебя посетить прием сегодня вечером. Коеси Акутагава, вилла Угаки, это ведь такая удача! Я слышала от подруг, что, после того, как полгода назад Акутагава поселился там – вилла стала достопримечательностью. Там проходят важные встречи между высокопоставленными чиновниками, туда приезжают с визитами члены императорской семьи, богатые иностранцы хотят хотя бы одним глазком увидеть внутреннее убранство – потому что на вилле собраны произведения искусства со всего мира на миллионы долларов…

Юки слушал её, сжав зубы, потом снова отвлекся на телефонный разговор:

– Да? Когда ближайший рейс? Понятно. А если с несколькими пересадками? Еще позднее? Ясно… Хорошо, я согласен на первый вариант. Бронируйте билет.

Когда он повесил трубку, то Бэтси воскликнула:

– Когда ты собрался улетать?

– Ближайший рейс завтра вечером. Я не останусь в этой гостинице, лучше сниму койко-место в отеле недалеко от аэропорта. А ты можешь отправляться на этот прием и наслаждаться обществом политиков и миллионеров, – Юки скинул халат и стал залезать в свои джинсы, на поясе которых то и дело звякала пряжка ремня.