Текст книги "Взрослые игры (СИ)"

Автор книги: Анна Архипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Покинув офис, он увидел, что в просторной приемной повсюду разложены большие черные сумки, битком набитые оружием. Русские военные сновали туда-сюда, что-то занося, что-то вынося прочь. В центре стоял стол и над ним склонилась Наста, внимательно глядя на разложенные на нем карты, планы и схемы. Тэкесима, поколебавшись, подошел к ней. Она, мельком взглянув на него, снова перевела взгляд на бумаги:

– Почему не отдыхаете?

– Уже отдохнул, – небрежно пожал плечами телохранитель. Он тоже склонился над картами: – Что это?

– План здания, которое занимает нужная нам телекомпания. Что думаете?

«Ага, – подумал Тэкесима. – Хочет проверить, что я смыслю во всем этом!»

– Территория будет тщательно охраняться полицией и спецформированиями, поэтому даже к самому зданию подобраться будет сложно, – сказал он задумчиво. – Придется сначала как-то миновать заслон. Если будем прорываться силой – то привлечем ненужное внимание.

– И? – Наста поглядывала на него с любопытством.

– И, думаю, нужно сделать то же самое, что проделал Ив, вытаскивая нас с Сугаварой из полицейского управления. То есть переодеться бойцами спецподразделений и, влившись в колонну, просто проехать мимо блок-постов.

– Я тоже так решила, – кивнула она согласно. – На всех моих людей, конечно, камуфляжа «а-ля японский спецназ» не хватит. Для вида кто-то монголоидной внешности сядет за руль, остальные поедут в фургоне, чтобы не засветиться. Ну, а дальше, что, по-вашему, делать?

– Ну, учитывая то, что добраться до Коеси Мэриэмона нам необходимо до того, как он начнет выступление по телевидению, думаю, нам нужно окружить его в каком-нибудь помещении и заблокировать входы-выходы. Полагаю, вот здесь удобнее всего, – он указал на точку на плане здания.

Наста подумала немного и одобрительно усмехнулась:

– А мы мыслим одинаково. Отличный план.

– Э-э… – замялся Тэкесима, чувствуя себя внезапно польщенным. – Спасибо…

– Как ваши ребра? – спросила она, как-бы между прочим. – Я знаю, что действие анальгетиков скоро подойдёт к концу.

– Если честно, то начали немного побаливать, – признался Тэкесима. Он ни за что не стал бы жаловаться, чтобы не показаться слабаком, но раз уж она сама спросила…

– Хорошо, идёмте, я сделаю еще одну инъекцию, – Наста увела его обратно в офис.

Пока она готовила шприц, стоя к нему спиной, он разглядывал её зад, обтянутый черными брюками. Поймав себя на фантазиях о том, как она выглядит голой, Тэкесима одернул себя. Наста обернулась прямо перед тем, как он титаническим усилием воли заставил себя отвести взгляд он её соблазнительной фигуры.

– Вы женаты, Тэкесима? – спросила она, приближаясь к телохранителю.

– Э… нет.

– А ваш напарник?

– Это есть в наших досье, если вам нужна информация, – ответил насмешливо мужчина. Он вновь подивился тому, насколько у неё легкие руки: он даже не почувствовал укола! Бывают такие люди, у которых руки как булавы, всадят иглу так, что пациенту чуть руку не проткнут насквозь, а тут – словно бабочка крыльями вспорхнула…

– Я не ради досье спрашиваю, – она очаровательно улыбнулась. – Вы мне интересны лично, понимаете? Так вы оба не женаты?

– Нет.

– Могу спросить, почему? – она приложила крохотную спиртовую салфетку к месту, куда поставила укол.

– Моя мать тоже спрашивает об этом постоянно. Что я могу сказать? Работа такая, вот и всё. Мы с Сугаварой слишком заняты, у нас нет времени на что-то другое.

– О, – протянула Наста, – мне это знакомо. Когда я была замужем, тоже возникали постоянные проблемы. Наша работа и семья – вещи несовместимые.

– Вы разведены? – осторожно полюбопытствовал Тэкесима.

– Я вдова. Муж погиб два года назад при исполнении. Жаль, конечно, мы ведь были неплохой парой, – совершенно спокойно произнесла Наста, усаживаясь в кресло напротив него и закуривая сигарету. В этот момент она живо напомнила Тэкесиме Ива: холодная рассудительность и что-то зловещее в интонациях, при упоминании чьей-либо смерти. Наста тем временем продолжила: – Мы с мужем познакомились, когда я училась в спецшколе, которая готовит сотрудников для государственной службы. Он был её куратором.

Тэкесима откинулся на спинку кушетки, чувствуя, как боль в ребрах утихает:

– Вы имеете в виду, что вышеупомянутая спецшкола готовит шпионов, разведчиков, наемных убийц? – сказал он с некоторым опасением. – Разве вы можете рассказывать что-то такое посторонним? Или вы планируете убить меня после этого разговора?

Наста весело рассмеялась в ответ на эти слова:

– Я не собираюсь вас убивать, дорогой Тэкесима. Зачем? Во-первых, я хорошо разбираюсь в людях – и я бы не стала сидеть тут с вами и болтать, если бы не сделала для себя о вас необходимых выводов. Во-вторых, разве вы тоже не заканчивали военную спецшколу, что нового вы можете узнать от меня?

– Моя спецшкола специализировалась на бойцах, на исполнителях, на пушечном мясе – если говорить без изысков. Я видел, как работает Ив, и, прислушавшись к вашим разговорам, сделал вывод, что вы учились вместе – значит, ваша спецшкола на порядок выше той, что закончили я и Сугавара. Следовательно, там все должно было быть по-другому.

– В этом вы правы. Да, если взглянуть на это с другой точки зрения, наша школа сильно отличается от вашей. Сейчас, когда она позади, я вспоминаю о ней без удовольствия, но, учитывая то, какие возможности подобное образование мне дает – я довольна тем, что получила.

– То есть? Ваш статус и звание?… – Тэкесима опять начал представлять её голой.

Наста закурила следующую сигарету.

– У меня нет звания, но статус есть. Наша спецшкола не занимается массовым выпуском: закончить её могут немногие, но, если уж ты прошел всё и вся, и получил диплом – то открываются многочисленные горизонты. Я сейчас командую теми, кто муштровал и вытряхивал из меня душу, когда я была простой ученицей. Я без пропуска прохожу к президенту, имею практически неограниченные полномочия… Это, признаюсь, приятно.

– А Ив?.. Я так понял, он не закончил школу?

– Да. Он сбежал оттуда, когда ему было четырнадцать лет, – Наста помрачнела и горько усмехнулась: – Как странно с кем-то обсуждать брата! Я не имела такой возможности никогда, а вот сейчас сижу тут и болтаю с вами…

– Простите за такие вопросы, – спохватился телохранитель тут же. – Я лезу не то что не в свое дело, но, еще, полагаю, в государственную тайну!

– Нет, что вы, давайте поговорим, – возразила она живо. – Вы меня не поняли. Я ведь ничего не знала о Ивраме эти двенадцать лет, я искала его – но он умеет заметать следы. Когда я приходила туда, где он, по полученной мной информации должен был находиться, им там к тому времени уже и не пахло. Я без конца оставляла ему сообщения, предлагала встретиться, поговорить – а он их упрямо игнорировал…

Они помолчали. Тэкесима понимал, что не стоит развивать эту тему – уж больно она щекотлива и опасна, но интерес пересилил его опаску.

– Ив сказал, что вы из цыганского народа. Это правда?

– Да, – улыбка вернулась на её красивое лицо. – Мы родились в цыганском таборе в аккурат перед развалом Советского Союза. Я появилась на свет на полчаса раньше Иврама, поэтому меня всегда называли его старшей сестрой. У нас была веселая жизнь – мы колесили по всей России и по бывшим союзным республикам, нигде не оставались надолго. Наша семья зарабатывала в основном мошенничествами: облапошивала простаков, придумывала аферы, занималась нечистоплотной торговлей… Мы с братом с раннего детства помогали взрослым. Пока родители втирали очки своим жертвам, мы с братом обычно отвлекали внимание: мы были двумя очаровательными зеленоглазыми ангелами, которые без труда привлекали к себе восхищенные взоры. Я и Иврам помогали нашему кочевому племени значительно увеличивать прибыль, нас считали талисманом табора… Но, несмотря на то, что мы близнецы – я всегда была обыкновенной девчонкой, а вот Иврам с младенчества блистал талантами: он хорошо танцевал, быстро освоил акробатику, но самое главное – с лёту запоминал иностранные языки. Однажды в Казахстане, когда ему было три года, он всего несколько часов слушал на пристани арабского моряка и, представьте себе, умудрился понять основы языка и в конце второго часа уже разговаривал с этим моряком на арабском!… Признаться, я завидовала ему страшно. Мне казалось даже, что в насмешку бог неравномерно наградил нас талантами: ему всё, а мне – ничего… Если б я знала тогда, чем для брата обернутся его дарования!… Видите ли, – пояснила Наста со вздохом, – в спецшколе Иврам, как наиболее перспективный ученик, проходил самую жесткую подготовку из всех возможных. Я была не столь талантлива и не узнала того, через что пришлось пройти ему. Спецшкола превратила моего брата в того Ива, которого вы знаете сейчас.

– Но как вольные цыгане оказались в спецшколе?

– Когда нам с Иврамом было по пять лет, наш табор оказался в центральных районах России. Там наша деятельность – я имею в виду мошенничества – пришлась не по вкусу местной бандитской группировке. Нам велели поскорее убираться из тех мест, но взрослые почему-то заупрямились – я была тогда мала и не запомнила причины, по которой вместо того, чтобы просто уйти, они решили бросить вызов тамошним воротилам. Была дикая и шквальная перестрелка. Мать убили, а отца арестовала милиция, – как, впрочем, многих в нашем таборе. Меня и Иврама отправили в детдом. Там нас и нашли вербовщики из государственной спецшколы – сироты для них предпочтительнее всего, они никому не нужны, их никто не хватится… Когда нас привезли в это учреждение, то первым делом протестировали: и, поняв, какой потенциал скрывается в Иве – направили его на самый высококлассный курс, где готовили шпионов и убийц экстра-класса, меня же определили на более легкий курс, ориентированный на бюрократическую работу. На моем курсе учились пятнадцать человек, собранных по всей России, на курсе Ива – всего три, причем один из них через несколько лет не выдержал нагрузок и покончил жизнь самоубийством, а другого брат убил по приказу руководителя курса. Все в спецшколе знали, что он станет лучшим из лучших, когда закончит учебу, на него возлагали большие надежды. Но он, как я уже сказала, решил, что знает достаточно, и сбежал – пустившись в вольное плавание…

– Учеба оказалась для него слишком тяжелой? – с оттенком язвительности спросил Тэкесима, подумав о своих сломанных ребрах.

– Скорее, слишком легкой, – фыркнула Наста. – Я же сказала, что он был даже чересчур талантлив. Он легко усваивал все, что ему преподавали. То, чему его учителя сами обучались чуть ли не десятилетиями, Иврам постигал за месяцы, максимум – годы. К четырнадцати годам он превзошел своих учителей – и, поняв, что те больше ему не нужны, брат решил уйти. Скажите мне, Тэкесима, чем его так привлек этот Коеси Акутагава?

Услышав такой вопрос, телохранитель растерянно почесал затылок.

– Даже не знаю, что вам сказать… Я считаю Ива психом, поэтому не могу знать, что за мысли у него бродят в голове относительно этого… Но, если хотите, то отвечу так: вы видели Акутагаву?

– У меня есть досье на него. Но вы имеете в виду – лично, вживую? Нет, не имела возможности.

– Когда увидите «вживую», то, сдается мне, поймете.

Наста, оценив юмор, улыбнулась, затем заботливо осведомилась:

– Как действует обезболивающее?

– О, превосходно, – отозвался Тэкесима. – Я бы с удовольствием покурил, пока мне не больно дышать.

Она взяла сигареты и зажигалку, но, вместо того, чтобы просто передать их, встала с кресла и подошла к нему. Пока он прикуривал, Наста присела на журнальный столик подле Тэкесимы, неотрывно глядя ему в лицо. Её изумрудные глаза заставили его насторожиться:

– Что-то не так?

– Нет, всё так, – сказала она. – Я просто думаю о сексе с тобой.

Тэкесима даже закашлялся от такого поворота дел.

– Что?

– А что в этом такого? – Наста принялась расстегивать свою блузку. – Секс это естественное занятие, желание получать удовольствие заложено в нас самой природой. Разве ты не согласен с этим?

– Да, но…

– Раз «да», тогда заткнись уже. Я же вижу, что у тебя уже стоит… – она отбросила в сторону блузку и предложила его взгляду свою роскошную грудь, поддерживаемую сексуальным черным лифчиком. Одним движением Наста оказалась сидящей на коленях Тэкесимы и в следующую секунду жадно целовала его губы. Он, оторопевший, не сразу ответил на поцелуй, но она знала свое дело – устоять перед её натиском было невозможно…

Тэкесима прижал её к себе, вдавливаясь своими губами в её рот, ловя дыхание Насты, затем его пальцы нащупали застежку лифчика. Когда этот кружевной элемент женского белья, упал, обнажив её груди, с губ мужчины слетел стон – он, наклонив голову, начал мять их и целовать.

Кто-то деликатно откашлялся у двери, заставив Насту и Тэкесиму вздрогнуть. На пороге стоял Сугавара, только что вошедший в офис.

– Посторонись уже, – сказал Ив, заходя следом. Он внес Юки на руках; еще на улице, вылезая из джипа, тот пытался было протестовать, жестами показывая, что все-таки может идти сам, но Ив не стал обращать внимания на его возражения. Увидев полуголую сестру, сидящую верхом на Тэкесиме, он насмешливо сказал: – Я вижу, вы время зря не теряете.

– Делу время, потехе час, – усмехнулась Наста как ни в чем ни бывало. Она слезла с мужчины, отыскала свой лифчик и неторопливо принялась одеваться, разглядывая между тем Юки: – Кто это?

– Сложно сказать, кто он, – Ив усадил Юки в кресло, затем выпрямился. – По мне, так самая настоящая заноза в заднице. Но Акутагава всегда считал иначе. Его зовут Юки, знакомься.

– То есть, он любовник Акутагавы? – бесцеремонно поинтересовалась Наста, застегивая и оправляя блузку.

– Нет, его садовник, – саркастично ответил ей брат. – Хватит задавать глупые вопросы.

Юки, временно лишенный дара речи, переводил взгляд с Ива на его сестру-близнеца и обратно. Ему казалось, что в глаза у него двоится.

«У Ива есть сестра? Близнец?…»

– А он очень даже симпатичный. Ты его забрал из больницы? – продолжила Наста, приглядываясь к Юки. Ив, прикуривая, кивнул в ответ. – Тогда мне стоит, на всякий случай, осмотреть его….

– Сейчас с ним всё в порядке, – отрезал Ив. – Если тебе хочется кого-то осмотреть, то иди, продолжай «осматривать» Тэкесиму, поняла?

– Очень смешно, – фыркнула Наста несколько обиженно.

Тэкесима, стараясь не встречаться взглядом с Сугаварой, поспешно оправлял одежду. Ив, выдержав паузу, чтобы дать всем немного успокоится и сосредоточится, заговорил:

– Итак, Наста, ты сделала необходимые приготовления?

– Всё готово, – кивнула та уже серьезно.

– Тогда займемся, наконец, настоящим делом. Пора нам поближе познакомится с «Мертвым драконом» – подытожил Ив.

_________

18

Ранним пятничным утром телефон в кабинете генерала Вакацуки зазвонил. Уставший и невыспавшийся мужчина – с лысцой в форме полумесяца, горбатым носом и заметным брюшком – снял трубку и севшим голосом ответил:

– Вакацуки.

– Генерал, он вышел из коматозного состояния, – доложил солдат на другом конце провода. – Сейчас доктор осматривает его.

– Хорошо, понял, – мужчина повесил трубку. Вытащив из ящика стола сигареты, он закурил, обводя взглядом пыльный и непритязательный кабинет, повсеместно размышляя над тем, стоит ли ему идти в медблок и увидеть очнувшегося Акутагаву. Больше трех дней тот был без сознания, а доктор, который согласился наблюдать раненого, без конца твердил, что на этой закрытой военной базе нет условий для лечения такого рода огнестрельных ран!… Черт возьми, если бы все шло по плану – сейчас Акутагавы вообще не должно было быть на этой базе!

Согласно составленному американскими и японскими заговорщиками плану действий, Рю Мэкиен должен был достаточно легко ранить Акутагаву, дабы вынудить его телохранителей запаниковать и немедля вызвать «скорую помощь». Карета «скорой помощи» похитителями была приготовлена, а в экстренной ситуации никто из подчиненных Коеси не стал бы проверять у врача и санитаров рабочие удостоверения. План продумали до мелочей! Но Ли, вместо того чтобы только аккуратно задеть свою цель, умудрился всадить Акутагаве пулю в лёгкое, что едва не убило его! Эта ошибка стала причиной невыполнения следующего этапа плана: похищенного должны были погрузить на самолет и как можно скорее вывезти в Америку, но его состояние оказалось настолько тяжелым, что было понятно – перелет убьет Акутагаву. А мертвый он уже не мог быть полезен заговорщикам, тем паче, что американские спецслужбы не стали бы брать на себя ответственность за такого знаменитого покойника. И тогда раненого привезли на военную базу близ Иваки и спрятали там, в надежде, что, когда Акутагаве станет лучше – его удастся вывезти из страны…

Но так хорошо распланированная операция стала давать сбои один за другим!… Да, Коеси Мэриэмон был раздавлен сообщением о том, что сын находится в руках врагов, и сделал всё, что от него требовали – включая свою отставку с поста премьер-министра. Да, согласно плану, Вакацуки произнес речь в парламенте, в которой обличил семейство Коеси в преступлениях. Но – и первое и второе – вызвало незапланированную народную реакцию. Конечно, ожидалось, что граждане будут возмущены похищением Коеси Акутагавы и уходом Коеси Мэриэмона с поста главы правительства, но никто не предполагал, что народ выйдет на улицы и устроит массовое побоище, не испугавшись ни полиции, ни отрядов специального назначения! Это было какое-то безумие… Словно вернулись временя микадо, когда популярные политические деятели обожествлялись народом и превозносились как наместники свыше! Люди просто не слушали тех, кто пытался их образумить, напомнить о плюрализме и демократии…

Как только стало понятно, что народный бунт не собирается прекращаться и его причины привлекают к себе всё больше внимания со стороны мирового сообщества, американские спецслужбы дали «задний ход», заявив, что выбывают из игры. То есть, японская сторона во главе с Вакацуки должна сама разбираться с той кашей, что они заварили!… Оказавшись в тупике, заговорщики решили, что сдаваться ни в коем случае нельзя – если сейчас отступить, их всех, без сомнения, казнят за содеянное. Следовательно, необходимо использовать сложившуюся ситуацию по максимуму – пока есть рычаг давления на Коеси Мэриэмона.

Так появился план возвращения Коеси Мэриэмона к власти. Сегодня вечером премьер-министр должен обратиться к гражданам с обращением – и это, скорее всего, остановит народные волнения, поможет как-то стабилизировать обстановку в стране… Кома, в которой пребывал Акутагава, была удобна для заговорщиков в сложившейся критической ситуации. Ибо все военные на этой базе были японцами, и их пугал тот факт, что они оказались против своей воли втянутыми в дело, пахнущее расстрелом – а ведь очнувшись, Акутагава мог использовать своей авторитет, чтобы усилить среди них панику и пораженческие настроения. Что если, прямо сейчас он разговаривает с подчиненными Вакацуки и настраивает их против него?…

– Так, надо сходить, проведать его, – решился генерал.

Пока он шел по бетонированному коридору в направлении медицинского блока, Вакацуки вновь вспомнил Рю Мэкиена. Сообщение о смерти этого идиота пришло вчера вечером. Его убили – но не разъяренная толпа или люди Коеси Мэриэмона – а пациент в больнице! Кажется, тот парень был связан с Акутагавой, он, по словам Ли, был ранен вместе с Коеси-младшим, и был увезен на другой «скорой», которая доставила раненого в пункт неотложной помощи. Вчера Ли решил, что нужно избавиться от этого свидетеля, и отправился к нему в больницу… А парень умудрился убить его ножницами! Ну кто Рю Мэкиен после этого как не круглый идиот? Впрочем, мёртвые, как известно, сраму не имут. А у Вакацуки и его соратников и без того проблем выше горла, чтобы разбираться с каким-то там раненым мальчишкой…

Перед тем как войти в убогую армейскую палату к Акутагаве, Вакацуки вызвал доктора в коридор. Тот, взмыленный и такой же уставший как и генерал, на вопрос о самочувствии молодого человека раздраженно заговорил:

– Кризис миновал, состояние заметно улучшилось. Но это не благодаря мне или ресурсам медблока – ведь, как я вам докладывал ранее, здесь нет необходимой аппаратуры для поддержания жизнедеятельности организма. Хорошо, что у пациента молодое тело, крепкое здоровье – это и спасло его. Сейчас он в сознании, я дал ему общеукрепляющие и тонирующие препараты.

Доктор упорно избегал называть Акутагаву по имени, хотя знал, кого лечит. Это был дурной знак для Вакацуки – значит, тому совестно перед своим пациентом за происходящие события! А из этого следует, доктору уже нельзя доверять – Акутагава чуть надавит на его совесть и тот пойдет у него на поводу!… Избавиться бы прямо сейчас от этого докторишки, но нельзя – другого специалиста просто не было под рукой. Выходит, придется приставить к нему двух солдат и тщательно следить за тем, что он делает…

Дверь в палату, охраняемая дюжиной бойцов, тяжело и пружинисто подалась напору Вакацуки, когда тот вошел к Акутагаве. Тот полулежал на кровати, опершись на высокую гору подушек. Правой рукой он прижимал к исхудавшему и всё еще имеющему восковой оттенок лицу кислородную маску. Увидев генерала Вакацуки, он убрал маску в сторону и спокойным – каким-то даже официальным, словно они находились где-нибудь в министерстве или на парламентских дебатах – тоном поздоровался:

– Доброе утро, генерал Вакацуки. Рад, что вы решили лично навестить меня.

Мужчина поневоле растерялся от такого приема. Он не ожидал такого спокойствия и невозмутимости от своего пленника. Да, в отсутствии самообладания Акутагаву не обвинишь!

– Вижу, что вы не только пришли в себя, но и успели сориентироваться в обстановке, – постарался в тон ему ответить Вакацуки, хотя на душе у него начали тихонько скрестись кошки. Он всю свою жизнь отдал армии, много работал, чтобы сделать политическую карьеру, но именно Коеси Мэриэмон назначил его министром обороны. А Вакацуки в отместку похитил его сына, который сейчас смотрит на него прямым и немигающим взглядом своих бледно-карих глаз. И этот взор мог вывести из равновесия кого угодно – он словно рентген просвечивал человека насквозь! Генерал, не выдержав, отвел глаза в сторону и добавил: – Сразу предупреждаю вас, господин Акутагава, что никто не знает, где вас прячут, здесь всюду охрана и вам не сбежать отсюда.

Акутагава снова приложил к дыхательным путям маску, сделал несколько вдохов, затем отнял её и насмешливо заговорил:

– Открою страшную тайну: с дырой в лёгких не так просто бегать, генерал. Но за предупреждение спасибо.

«Я чувствую себя робеющим перед школьным учителем мальчишкой, – подумал Вакацуки с досадой. – Кто здесь ранен – я или он? Кто здесь главный – я или он? И ведь находятся у него силы на сарказм!»

– Что вы планируете делать? – поинтересовался Акутагава. – Доктор сказал мне, что сегодня уже пятница, выходит, идет четвертый день с того момента как вы меня похитили.

– Что еще вам успел сказать доктор? – нахмурившись, вопросом на вопрос ответил мужчина.

– Сказал, что четвертый день не может посмотреть своего любимого сериала из-за срывов в телевещании. В чем дело, генерал? Вы ведете себя так, словно не доверяете своим собственным людям… Как же вы собираетесь чего-либо добиться, если не можете полагаться на исполнителей?

Генерал Вакацуки начал закипать от таких едких выпадов.

– Вы не в том положении, чтобы шутить, – сказал он прямо. – Хотите знать, что мы планируем делать? Мы планируем оставить вас здесь, пока… – тут он замолчал, не представляя как продолжать. Пока – что?… С тех пор, как американцы перестали поддерживать их, всё идет крахом. Возращение Коеси Мэриэмона на пост премьер-министра это временная мера, а что делать дальше?… Этого участники полуразвалившегося «Мертвого дракона» не знали… Вакацуки встряхнул с себя тяжелые мысли и закончил: – Пока ваш отец не выполнит всех наших требований.

– А в чем заключаются эти требования?

– Вам этого знать не нужно, – отмахнулся мужчина.

– Почему же «не нужно», генерал? – усмехнулся Акутагава. – Вы забываете, что я тоже имею кое-какой вес на политической арене.

«Если б ты догадывался, что во что этот «вес» превратил наш план! – зло подумал Вакацуки. – По всей стране погромы, мир наблюдает за этим фарсом, американские спецслужбы отказались нам помогать, опасаясь огласки и поэтому «Мертвый дракон» в полном дерьме! Да, у тебя есть «кое-какой вес» на политической арене!…»

– В чем дело, генерал? Вам нечего сказать?

– Я повторяю – вам не нужно знать о наших требованиях, – упрямо произнес генерал.

– Тогда, быть может, поведаете мне о том, что толкнуло вас предать моего отца? Ведь вы ему многим обязаны, – прищурился на него молодой человек, не забывая прикладываться к кислородной маске. – Или я и этого не имею права знать?

Эти слова зацепили Вакацуки за живое. Вот как! Судя по всему, папенькин сынок решил попрекнуть его, бывалого вояку – который прошел огонь и воду, повидал всякого и сам свои чины заслужил – в том, что он подло воспользовался благосклонностью Коеси Мэриэмона! Просто немыслимо!… Побагровев, мужчина пылко заговорил:

– Я никого не предавал! Я всегда служил нашей стране, а не двуличным политиканам, вот что я вам скажу. Зарубите себе это на носу, сын грязного якудзы! Ваша семья узурпировала власть в Японии, подмяла под себя парламент и чиновников, купила средства массовой информации, затуманила мозги общественности! Вы сделали общественность одержимой идеей, придуманной вами же – будто вы можете сделать все людей счастливыми и довольными, что можно создать правительство, отвечающее всем требованиям народа. Но всё это ложь – наглая и опасная! Да, в стране не всё гладко, да – есть недовольные, есть проблемы, но это нормальная ситуация для государства! Зачем же брать и менять устоявшиеся десятилетиями порядки, разрывать договоренности и портить отношения с могущественной державой? Державой, которая многое нам дала и еще многое могла бы дать, которая учила нас строить великую Японию?… Но нет, вы и ваш отец решили, что можно рискнуть безопасностью страны, можно взять – и в одночасье все разрушить! Ваша семья опасна, с вами необходимо бороться!…

Акутагава внимательно слушал, пока он говорил. Слышен был шелестящий свит воздуха в трубке, что вела от кислородного баллона к маске. Грудь молодого человека вздымалась с некоторым трудом – пребывание в сознании явно давалось ему болезненно – но лицо Акутагавы оставалось невозмутимым. Когда Вакацуки наконец-то умолк, он задумчиво проговорил:

– Я немного запутался в ваших рассуждениях… Так вами движут патриотические чувства, генерал?

– Да, черт возьми!

– Что есть патриотического в том, чтобы продавать свою страну?

– Я не продаю свою страну! – вскричал Вакацуки, уязвленный в самое сердце. – Я желаю нашей стране благополучия и мирного процветания!

– Под американской эгидой.

– …Это устоявшийся порядок вещей. Менять его опасно. Зачем нам неприятности? Не проще ли все оставить как есть? Американцем не нужно насилие, и мы его не хотим – только ваша семья хочет неприятностей!

– Так рассуждают все продажные политиканы вроде вас, Вакацуки, – тяжело и хрипло, но все же рассмеялся Акутагава. – Нельзя быть патриотом и при этом покровительствовать политике, обесточивающей страну, уносящей из неё капиталы – которые можно было пустить на социально-общественные нужды, на стабилизацию национальной экономики. Покрывая американцев, вы тем самым покрываете грабеж и поборы простого народа – и вы называете себя патриотом? Вы называете моего отца грязным якудзой? Но чем же вы лучше?… – его дыхание неожиданно сбилось, в груди что-то отрывисто гаркнуло и Акутагава начал судорожно вдыхать кислород, пытаясь вернуть себе голос. На его лбу выступили крупные капли пота, а на висках отчетливо проступили синие жилки – свидетельство испытываемой им сильной физической боли. Вакацуки беспокойно наблюдал за ним, думая, что сейчас придется экстренно звать доктора, но Акутагава отдышался и, убрав маску от лица, продолжил говорить: – Вы назвали меня лгуном, генерал? Но взгляните на себя: вы либо сами лгун – либо самый обыкновенный трус. Лгун – потому что знаете, что из себя представляет американская эгида, однако у вас имеется личная выгода при таком положении дел, поэтому какие-либо изменения больно ударят вас по карману. Трус – потому что такое положение дел вам невыгодно, однако вы боитесь, что, если начать возражать, будет еще хуже, и поэтому лучше затыкать всем рот и надеяться, что буря пройдет стороной. Так кто вы, генерал Вакацуки?…

– Да ты… ты… Да как ты смеешь?! – едва выдавил Вакацуки, наполнившая его ярость мешала ему говорить свободно. – Я всю жизнь отдал служению родине! Как ты смеешь?!

Акутагава грустно улыбнулся после этого:

– Значит, ложь отпадает. Тогда это трусость, генерал. Видя, что настроения в нашем обществе меняются, что вскоре грядут перемены – вы страшно испугались. Вы человек старой закалки и боитесь всего нового. Проверенное старое – пусть и пережитое со страданиями и нажитое с кровью – для вас лучше, чем неведомое новое. Вы купились на проамериканские лозунги как самый обычный простак на ярмарке, которому ловкач показывает фокусы. Что они вам сказали? Произнесли проникновенную речь о равноправии, демократии и мире во всем мире, а вы прослезились, растроганный их заботой о нас – сирых, убогих и беззащитных?… Но вас обманули, генерал. Мы не беззащитны, мы способны жить в мире с другими народа и без их надзора, мы не нуждаемся в их опеке – но они нуждаются в нас. Поэтому они и вкладывали деньги в эту вашу реакционную организацию – а вы, с наивной верой в «светлое» прошлое, пошли у них на поводу. Очень жаль, вы казались мне умным человеком.

– Заткнись! – Вакацуки шагнул к нему и замахнулся, больше всего на свете сейчас желая ударить его. Но вовремя спохватился: Акутагава только пришел в себя, удар может нанести непоправимый вред его здоровью. Сжимая и разжимая кулаки, он заставил себя отступить к двери: – Ладно, говори что хочешь. Пускай! Болтай-болтай себе! Тебя твоя болтовня всё равно не спасет!

– Если б вы знали, генерал, сколько уже раз я слышал такие слова, – ответил Акутагава небрежно.

Вакацуки зарычал в бешенстве и, чтобы не потерять над собою контроль, выбежал из палаты. В коридоре, немного успокоившись, он велел тщательно наблюдать не только за Акутагавой, но и доктором – что не внушал ему доверия. Затем, припоминая, где у него в рабочем столе запрятана бутылка с ликером, он направился в свой кабинет.

Акутагава, проводив мужчину взглядом, положил голову на подушки и закрыл глаза. На его лбу то и дело выступали капли пота, а дыхание оставалось неровным.