Текст книги "Плоды обмана (СИ)"

Автор книги: Анна Архипова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Кто такой Дюссолье? – голос Акутагавы стал металлическим.

Юки вкратце поведал ему про Жамеля Дюссолье и телефильм о вулканах, ради которого тот забрал вертолет, предназначенный для полевых исследований. Акутагава никак не прокомментировал его историю, вместо этого он перевел разговор на другую тему:

– Я пришлю за тобой самолет. Ты должен выздоравливать дома.

Юки знал, что рано или поздно Акутагава заговорит об отъезде из Колумбии!

– Нет, я не могу уехать. Я нужен команде, – запротестовал он. – Пусть я ранен, но работать смогу.

– У тебя сотрясение мозга! О какой работе ты мне говоришь?

– Я приду в норму через неделю.

– Давай я тебе скажу, как все будет: ты сядешь на самолет и он доставит тебя в Японию. Здесь ты под присмотром самых лучших докторов выздоровеешь – и вот тогда уж снова вернешься к работе.

Юки выдержал долгую паузу, подбирая слова для выражения своей мысли, затем сказал:

– Ты можешь прислать за мной самолет. Но я не сяду в него и не полечу в Японию.

– Юки…

– А если ты хочешь меня заставить, я напомню тебе твои же слова. «Я никогда ни к чему больше не стану тебя принуждать». Помнишь? Ты сказал это мне на том плавучем острове «Эдеме». О чем я и прошу тебя сейчас – не принуждай меня.

– Я всего лишь стремлюсь заботиться о тебе…

– Хватит, Акутагава! Мы это уже проходили, – с неожиданной для себя самого злостью оборвал его Юки. – Просто сделай так, как я прошу.

Не дожидаясь ответа, он сбросил звонок и кинул телефон на тумбочку.

_______________________________________________________

15

Спустя несколько минут после телефонного разговора, Юки, немного остынув от разбушевавшихся эмоций, ощутил – уже привычное для него! – чувство вины перед Акутагавой. В его голову полезли мысли о том, что Акутагава всего лишь переживал из-за него – ведь, как ни крути, Юки только чудом не погиб на склоне Галераса сегодня утром. Да, он стал нажимать на Юки, однако это объяснялось беспокойством за него. Акутагава и раньше переживал из-за того, что Юки подвергает себя опасности на работе, а после гибели Ива…

По правде говоря, Юки прекрасно понимал мотивы Акутагавы – тот боится потерять того, кого так любит. Но одного Акутагава не понимает: Юки нигде не сможет быть в безопасности от самого себя, уж лучше рисковать жизнью на вулкане, чем сидеть в четырех стенах и думать о самоубийстве! Мысль о возвращении в Японию внушала Юки безотчетный страх, слишком много там напоминало ему об Иве!

Юки взял было телефон в руку, намереваясь перезвонить Акутагаве, но, подумав, вновь отложил его. Что он скажет Акутагаве? Что согласен уехать в Японию и пожить там до полного выздоровления? Нет, он не согласен!.. Тогда зачем звонить? Извиниться? Объяснить причину своего резкого отказа вернуться в Японию?.. Но разве не будет это означать, что Юки пытается оправдаться? А тот, кто оправдывается, подсознательно чувствует свою неправоту!

Ход мыслей Юки прервал звонок – Акутагава сам перезвонил ему.

– Прости меня за чрезмерный напор. Кажется, я немного утратил контроль над собой, – проговорил он, в его голосе прозвучали нотки раскаяния. – Мне следовало в первую очередь спросить тебя о том, чего хочешь ты.

Его слова усилили в Юки чувство вины и безысходности.

– Ты тоже прости меня, – прошептал он. – Я… Я не должен был злиться на тебя. Просто я не готов сейчас вернуться. Не готов.

В трубке послышался сдержанный вздох, значение которого Юки, конечно, понял, однако Акутагава не стал больше настаивать на своем. Вместо этого он спросил Юки о том, как тот себя чувствует.

– Неплохо, – ответил Юки. – Голова слегка кружится и все.

– Я позабочусь о том, чтобы Дюссолье больше не мешал работать вашей команде.

Юки промолчал в ответ на это. Да и что нужно ответить? Сказать «спасибо»? Акутагава, без сомнений, растопчет карьеру Жамеля Дюссолье, но Юки никак не мог разобраться – хорошо это или плохо. Учитывая, что легкомысленный француз едва не стал причиной гибели Юки и его коллег, то, наверное, хорошо. Однако, с другой стороны, случившееся – всего лишь совпадение, ведь взрыв газа мог случиться в любое другое время, когда они работали на Галерасе… Дюссолье поступил непрофессионально, взяв вертолет, но прямой вины на нем нет. Стремясь оправдаться перед Акутагавой, Юки поспешно свалил вину на француза, чем навлек на того гнев столь могущественного человека как Акутагава.

«Я ведь должен заступиться за Дюссолье», – мелькнула мысль у Юки.

Но он ничего не сказал. На него вдруг навалилась апатия, ему стало все равно, что происходит вокруг. Какая, черт возьми, разница?.. За все время, что Юки знает Акутагаву, он столько раз пытался поступать правильно – и почти всякий раз его стремление защитить кого-то оборачивалось бедой. В конце концов, Юки поплатился за свою самонадеянность, лишившись человека, которого, как оказалось, он так любил все эти годы!

И что теперь? Теперь душа и сердце Юки разбиты вдребезги. У него совершенно нет сил думать о ком-то, беспокоиться, заступаться, переживать. Он так устал от терзающей его душевной боли! Ему хотелось просто отрешиться от мира, забыться хоть на какое-то время. Если бы Акутагава сейчас смог узнать его мысли, то он, скорее всего, не признал бы в нем того Юки, которого полюбил когда-то. Потому что «тот Юки» вспомнил бы о нравственной стороне вопроса, в то время как нынешнему Юки было все равно, что случится с Дюссолье – точно так же, как и с Наталией Харитоновой…

– Меня клонит в сон. Если ты не против, я немного вздремну, – подал голос Юки, решив таким образом прервать нелегкий разговор.

– Конечно, отдыхай, – сказал Акутагава ласково. – Я еще позвоню тебе.

Юки поспешно нажал на кнопку сброса вызова, не желая слышать, как тот прибавит: «Я люблю тебя».

Уронив голову на подушку, он закрыл глаза. Ему хотелось увидеть перед внутренним взором Ива, но утомление и доза обезболивающего взяли свое – и вскоре он задремал. Спустя пару часов его разбудили коллеги, пришедшие в больницу навестить Юки и Мелису. Мелиса, как выяснилось, получила довольно серьезный перелом колена и хирургам пришлось сделать срочную операцию, после которой она еще не пришла в себя. Асбаб, Силкэн, Дональд и Тоби собрались в палате Юки. Несмотря на то, что ведущий химик в команде выбыл из строя, Силкэн не только уже получила результаты химического анализа проб, но и представила отчет мэру Пасто.

Этот отчет гласил, что Галерас находится на грани извержения, однако в этот раз стоит ожидать не вертикального извержения – а доселе на Галерасе происходили только вертикальные извержения – а бокового. И все из-за обвала в кратере, который случился несколько лет назад во время последнего извержения – тогда огромная масса камней завалила жерло вулкана, превратившись в тяжелую пробку, плотно закупорившую вулканический канал. Это и послужило причиной временного затишья Галераса. Но глубоко под ним вулканическая активность не прекращалась: магма, поднимаясь по каналу, натыкалась на непреодолимую каменную преграду, нагревая при этом грунтовые воды и вызывая время от времени фреатические выбросы. В конце концов, магма отыскала слабое место в стенах вулкана – северный склон Галераса. Внутреннее давление постепенно нагнеталось, раскаленный пар расширял трещины в склоне, пробивая дорогу наружу. Взрыв пара, случившийся перед самым носом Юки, ознаменовал собой падение последней преграды на пути магмы. В собранных Асбабом образцах обнаружились оксид углерода и диоксид серы, что свидетельствовало о грядущем извержении лавы.

– Мэр наконец-то получил то, чего так боялся! – говорила Силкэн. – Я рекомендовала ему немедленно начать эвакуацию жителей из близлежащих к Галерасу деревень. Из-за того, что нас ожидает боковое извержение, зона эвакуации со стороны северного склона увеличилась в разы. Придется оторвать кучу людей от их огородов. Поэтому мэр принял решение вызвать федеральные силы в регион.

«Это разумно», – подумал Юки.

Местные жители, прожив всю свою жизнь подле постоянно действующего Галераса, боялись очередного извержения куда меньше, чем, скажем, туристы. Это объяснялось силой привычки и мнением, что непосредственная опасность для жизни появится, если подняться на вулкан – в то время как внизу, у подножия, вполне безопасно. За последние тридцать лет Галерас несколько раз засыпал окрестности толстым слоем пепла, но, кроме этого, другого урона хозяйству фермеров не принес – впрочем, даже пепел шел на пользу людям, ведь он делал землю плодороднее. По уверениям жителей они куда сильнее боялись мародеров, которые грабили оставленные без присмотра дома, чем извержения. Это было причиной, почему фермеры и их семьи крайне неохотно эвакуировались и часто стремились незаконно вернуться на свои насиженные места.

«Галерас – стратовулкан, он извергается вязкой лавой, которая из-за своих свойств не может распространиться на большие территории. Что и позволяет местным жителям так легкомысленно воспринимать активность вулкана, – продолжил размышлять Юки. – Стратовулканы страшны не лавой, а взрывами и пирокластическими потоками, способными продвигаться куда дальше, чем вязкая лава. Боковое извержение в нашем случае опасно тем, что вся разрушительная сила взрыва будет направлена в одну сторону. И, если рельеф местности со стороны северного склона Галераса окажется благоприятным, то поток раскаленных газов, пепла и грязи может продвинуться на несколько десятков километров дальше, чем в случае с вертикальным извержением…»

– Кто-нибудь занимается разработкой компьютерной модели бокового извержения на основе топографической карты северного склона? – засуетился он, нащупывая на столике ноутбук. – Надо как можно скорее просчитать возможную силу вулканического взрыва и рассчитать траекторию движения пирокластического потока!

– Опять это твое маниакальное рвение! – расхохотался Асбаб. – Не переживай, модель бокового извержения уже готова, да и все расчеты сделали.

– Но я хочу быть полезен…

– Сначала ты должен поправиться, – назидательно ответила ему Силкэн.

– Я чувствую себя вполне сносно, – заявил тот.

– Ага. Именно поэтому у тебя остекленевший взгляд, и ты как будто смотришь сквозь нас, – хмыкнул мулат и, пододвинувшись ближе к нему, похлопал Юки по плечу. – Чувак! Просто выздоравливай и все. Хорошо?

Юки ничего не оставалось делать, как согласно кивнуть – не доводить же свое упорство до абсурда!

Перед тем, как покинуть палату, Асбаб вспомнил и о других новостях:

– Забыл сказать! Дюссолье и его команда в полном составе собирает монатки под присмотром полицейских. Власти обязали их покинуть Колумбию в течении суток. Видел бы ты физиономию этого индюка! Он сначала пробовал хорохориться, хвастал связями своего отца, но когда выпендреж не помог, стух. Такое зрелище я просто обязан был сохранить на память, сам глянь, – мулат извлек свой мобильник и показал несколько фотографий оконфузившегося Дюссолье, выходящего из здания мэрии в сопровождении нескольких полицейских. Юки мельком поглядел на фото, затем равнодушно пожал плечами. Асбаб же не скрывал своего удовольствия: – Сегодня выложу фотки в интернете. Думаю, многие коллеги Дюссолье во Франции не упустят возможности стать свидетелями его позора.

– Надо признать, мэр удивил меня, – заметила Силкэн с ноткой искреннего недоумения. – Я даже не успела рта раскрыть, а он уже заявил, что высылает Дюссолье из страны. Странно.

Асбаб на это только небрежно махнул рукой:

– Тебе просто досадно, что он не дал тебе возможности наехать на него так, как ты мечтала, вот и все.

Пожелав Юки выздоравливать, коллеги ушли. Помимо беспокойства за здоровье Юки и Мелисы у них было море дел: жители деревушки, где размещался оперативный штаб научной команды Силкэн Андерсен, эвакуировались в Пасто – и вместе с ним перемещался и штаб. Помимо переезда, необходимо было постоянно следить за состоянием вулкана и консультировать полицию и сотрудников федеральной службы по чрезвычайным ситуациям.

С уходом коллег, одиночество и безысходность навалились Юки. Бездействие было для него мучительным. Он открыл ноутбук и подключился к серверу научной команды, желая ознакомиться с результатами химической экспертизы. Перед глазами Юки все то и дело расплывалось и он что есть силы фокусировал зрение. Однако минут через пять он почувствовал головокружение и оставил свои попытки вникнуть в столбики мелких цифр, из которых состоял отчет по химическим пробам.

Встав с постели и направившись в туалет, Юки упал, не в силах справиться с головокружением. С трудом все же добравшись до туалета и вернувшись обратно, Юки едва ли не свалился на кровать. Теперь к головокружению прибавилась тошнота. Заметив, что на простыню капает кровь, Юки прижал пальцы к носу, стараясь остановить кровотечение, но это не помогло – кровь все бежала и бежала, просачиваясь сквозь пальцы, пачкая ему больничную рубашку и постельное белье.

В таком виде его застала медсестра. Всплеснув руками, она бросилась к нему на помощь, а когда кровотечение унялось, вызвала доктора. В палату явился уже знакомый Юки доктор и, расспросив пациента, пожурил его за легкомыслие.

– Вам нужно отдыхать, а не перенапрягаться, сеньор. По крайней мере, в ближайшие несколько дней. Если вы будете нарушать данные вам врачебные предписания, то сделаете хуже прежде всего самому себе и отсрочите свое выздоровление.

Юки слушал его с унынием – понимая, что доктор совершенно прав. К тому же, если с его выздоровлением возникнут проблемы, об этом немедленно узнает Акутагава, и тогда не миновать еще одного трудного разговора или даже возвращения в Японию. Пришлось Юки принять решение умерить свое рвение к труду. Да, ему тяжело оставаться наедине со своими мыслями, воспоминаниями и чувствами, но другого выхода нет, нужно проявить благоразумие.

Последующие два дня Юки вел себя как примерный пациент: соблюдал предписанный ему постельный режим и не прикасался к ноутбуку, получая известия о ситуации с Галерасом исключительно из рассказов навещавших его коллег и из телевизионных новостей. Мелиса, разъезжавшая по больнице на инвалидном кресле, заглядывала к нему смотреть выпуски новостей, так как в палате, куда положили ее, не было телевизора. Они оба не понимали испанского языка, но им хватало одного мелькающего в репортажах Галераса, чью вершину закрывали клубы дыма, прорывающегося из трещин в склонах.

– Скоро бабахнет, как пить дать, – приговаривала Мелиса. – Черт, как бы я хотела быть вместе с ребятами, когда это случится, а не сидеть в этом кресле!

– Я тоже, – вздыхал Юки.

Их коллеги, каждый день находившие время, чтобы проведать Юки и Мелису, сообщали: давление внутри вулкана растет, на северном склоне совершенно отчетливо проступило огромное вздутие, сейсмографы фиксируют увеличение частоты и силы подземных толчков.

Извержение началось ночью, на четвертый день пребывания Юки в больнице.

Вулканический взрыв, разорвавший северный склон вулкана, разбудил жителей долины в два часа ночи. Оглушающий грохот, сопровождавший взрыв, прокатился по окрестностям. Ударная волна, достигнув Пасто, заставила дома содрогнуться, а стекла истерически задребезжать. Встревоженные жители Пасто выходили на улицу, желая увидеть собственными глазами пробудившийся вулкан.

Юки, воспользовавшийся всеобщей сумятицей, тоже вышел на улицу, хотя до сих пор испытывал боль в позвоночнике и страдал от головокружения. Сперва он вышел на крыльцо, но оттуда ничего толком нельзя было рассмотреть и тогда он, подобно прочим любопытным людям, вышел на дорогу и прошел около ста метров до места, откуда можно было увидеть Галерас.

Небо над всей долиной заволокло дымом и почерневшими облаками, скрыв за собою звезды. От образовавшегося кратера на северном склоне била вверх мощная струя пара, пепла и огненных брызг. Багровые всполохи отражались на толстом облачном покрове, и чудилось, будто они тоже охвачены пламенем, вырвавшемся из недр земли и в своей неистовости достигшем небес. Люди внимали этому зрелищу с благоговением, кто-то застыл с разинутыми ртами, кто-то снимал природное явление на камеры мобильных телефонов.

Юки наблюдал за извержением с растерянностью. Нет, извержение не стало для него неожиданностью – он, как и его коллеги, ожидал его со дня на день. Все произошло в точности так, как они и прогнозировали: взрыв произошел со стороны северного склона, а не в кратере – извержение боковое, а не вертикальное. Конечно, силу взрыва ученые могли рассчитать только приблизительно, однако принятые меры безопасности должны быть достаточными, чтобы уберечь людей от пирокластического потока, несущегося сейчас с огромной скоростью по северному склону Галераса. Как ученый, Юки должен сейчас наблюдать за природным действом с профессиональным удовольствием и чувством выполненного долга… Так почему Юки чувствует себя столь потерянным?

Потом ему стало ясно, почему. Это потрясающее по своей редкости и величию зрелище совершенно не трогало его. Глядя на извергающийся Галерас, Юки не ощущал в себе ничего, кроме унылого, свербящего безразличия. То, что раньше, несомненно, взволновало бы его, сейчас стало постылым, ничего не значащим. Приехав в Колумбию, Юки тешил себя мыслью, что работа на вулкане пробудит в нем азарт и поможет ему справиться с образовавшейся пустотой в сердце. Но сейчас, став свидетелем уникального для Галераса извержения, Юки отчетливо осознал – в нем что-то непоправимо переменилось

А может и не переменилось. А умерло…

Потрясенный этим открытием, Юки присел на бордюрный камень. Его тело сотрясала нервическая дрожь. Он спросил себя, как же ему быть, если даже прежде любимая работа утратила для него свою привлекательность и интерес?.. А Акутагава? Разве с ним было не то же самое безразличие? Когда возлюбленный говорил: «Я люблю тебя», Юки не находил в себе эмоций для ответа. Как будто в груди у него вместо сердца отныне находилась бездонная черная дыра.

«Кто я теперь? – спросил Юки сам себя и сам же ответил: – Мертвец. Живой мертвец».

Да, это выражение очень точно отражало его нынешнее состояние. Он способен двигаться, реагировать на внешние раздражители и вполне сносно имитировать жизнь, хотя внутри у него все мертво – ни любви, ни трепета, ни амбиций, НИ-ЧЕ-ГО. Как будто душа уже покинула сие бренное тело, но оно еще пока не знает об этом и продолжает по инерции выполнять свои физиологические функции…

Сколько Юки просидел на улице, он и сам не знал. Его разыскала медсестра, приставленная к его палате: она совершала плановый обход и не нашла Юки на положенном месте. Пожурив своего подопечного за самовольный уход за пределы больницы, она заставила его встать и пойти обратно. Юки подчинился: ему было все равно, где находиться – в своей вип-палате или на улице среди зевак.

Вернувшись в палату, Юки забрался в постель, как от него требовали. Медсестра осведомилась у него, как он себя чувствует, не испытывает ли он боли или дискомфорта. Несмотря на то, что у него болела спина, Юки ответил на ее вопрос отрицательно. Ему хотелось, чтобы она ушла и оставила его одного.

Однако медсестра не успела покинуть его палаты.

Какой-то шум раздался внизу, на первом этаже больницы. Через несколько мгновений переполох дополнился автоматной очередью и людскими криками – уже не только на первом этаже. В коридоре слышался топот многочисленных ног и испуганные голоса.

Медсестра, побелев от страха, сначала кинулась к двери, затем остановилась и в панике оглянулась на Юки. Тот, сидя на койке, прислушивался к доносящимся тревожным звукам. Подбежав к нему, она схватила его за руку и выпалила:

– Сеньор, мне сказали, если с вами что-то случится, я головой отвечаю. Там стреляют, сами слышите! Идемте! Идемте скорее, тут есть пожарный ход, я выведу вас!

Пока она говорила, звуки выстрелов, крики и топот приближались к палате.

Юки не стал мешкать, он старался двигаться как можно быстрее. Медсестра, приседая от ужаса, вышла из палаты, опасливо оглянулась по сторонам и побежала по коридору в противоположную от главной лестницы сторону. Юки, морщась от боли, ковылял за ней следом. Обгоняя их, мимо бежали медсестры, надеясь, как видно, спастись через тот же пожарных ход. Те пациенты, кто мог ходить, спешили вслед за медперсоналом. Кажется, никто толком не понимал, что стряслось и кто стреляет – и это только усиливало панику среди людей.

Внезапно Юки замер, как вкопанный.

Он увидел, как у распахнутых дверей в одну из палат, беспомощно распластался старик. Худой, в потрепанном домашнем халате и шлепанцах, он шарил трясущейся от старческого тремора рукой по полу, стараясь найти трость. Наверное, кто-то его нечаянно толкнул, когда он выглянул из палаты, и старик упал. Перепуганные медсестры не обращали на него никакого внимания, думая прежде всего о своей безопасности. Внутри Юки что-то оборвалось при виде старика, который был слишком беспомощным, чтобы спасаться бегством.

Подбежав к нему, Юки помог ему подняться на ноги.

– Я выведу вас отсюда, – произнес он.

Не надеясь, что старик поймет его, он жестом показал в сторону пожарного выхода. Старик понял его намерения и отрицательно затряс головой, махнув рукой в сторону палаты. Юки посмотрел туда и, в свою очередь, понял старика. Эта палата предназначалась для бедняков: здесь размещался десяток кроватей и по крайней мере еще на трех из них сидели старики, взволнованно уставившись на распахнутую настежь дверь. Всех их просто не вывести быстро из здания. Трезво оценив обстановку, Юки принял единственное возможное решение: он завел старика обратно в палату и закрыл дверь.

К его огромному сожалению, задвижки на двери не имелось. Стремясь хоть как-то подпереть дверь, Юки прислонился к ней спиной и, поглядев на стариков, приложил палец к губам, умоляя их сохранять тишину, вопреки всему, что они могли услышать в коридоре. Буквально через пять секунд совсем рядом раздались грубые мужские голоса и тяжелый топот ног, слышно было, как пинками неизвестные вооруженные бандиты распахивают двери в палаты. И снова жуткой дробью застучала автоматная очередь – уже со стороны пожарного выхода.

Кровь лихорадочно стучала в висках Юки. Он пытался сообразить, как ему поступить дальше. Выбраться в окно? Тут второй этаж, старики физически не смогут удачно приземлиться на землю. Связать из простыней веревку и спустить на ней вниз? Но есть ли у них на это время, ведь бандиты уже в двух шагах от их палаты?

“Кому могло понадобиться нападать на больницу?!” – подумал Юки смятенно.

От сильного удара, коим бандит наградил дверь, Юки едва не отшвырнуло прочь – но все же он сумел удержать дверь и не позволить ей открыться. Впрочем, тем, кто находился в коридоре, не составило большого труда навалиться и коллективными усилиями преодолеть его сопротивление. Дверь распахнулась, Юки оказался отброшенным к стене. В палату вошли сразу трое мужчин в натянутых на головы масках с прорезями, все они сжимали в автоматы в руках. Двое взяли на мушку стариков, а третий неторопливо приблизился к Юки, сверля его пристальным взглядом. От бандита пахло дешевым виски, сигаретным дымом и таким застарелым потом.

Юки не знал, чего тот ждет от него, но не стал отводить взгляда.

Гаркнув что-то по-испански своим подельникам, бандит пренебрежительно сплюнул в сторону оцепеневших стариков, и указал на Юки. Двое бандитов схватили его, заломили руки за спину и повели прочь из палаты, а третий, держа на мушке обитателей палаты, начал что-то громко говорить им на испанском языке.

Вооруженные бандиты притащили Юки на первый этаж, в вестибюль, и бросили на пол. Приподнявшись, он обнаружил, что он не один такой: в вестибюле на полу сидело человек сорок заложников, а над ними возвышались люди в масках, готовые выстрелить, если кто-то посмеет встать. Среди заложников были и пациенты и персонал больницы, бандиты приводили все новых и новых захваченных людей – толкая их в общую кучу. Оглядевшись, Юки насчитал дюжину вооруженных мужчин – и только в вестибюле! А сколько их подельников рассредоточились по всей больнице?..

Люди вокруг Юки плакали, стонали, умоляли пощадить их.

– Silencio!* – басом взревел кто-то из бандитов и выпустил автоматную очередь.

____________________

* Silencio! – Молчать! (исп)

____________________

16

– Сегодня опять папарацци караулят у ворот, – весело проговорила горничная, поправляя прическу своей хозяйки восседающей у зеркала. – Мечтают сфотографировать вас.

Мамоко, рассеянно слушая болтовню служанки, придирчиво оглядывала свое отражение. Выглядела она безупречно – неброский макияж, тщательно уложенные волосы, скромный и вместе с тем элегантный костюм, минимум украшений – все в точности соответствует предписаниям имиджмейкера.

И все же девушка испытывала некоторое беспокойство. Оно возникло отнюдь не в эту минуту, а преследовало ее с тех пор, как Коеси Акутагава проявил интерес к ее персоне. Мамоко все время задавалась вопросом: достаточна ли хороша она для такого могущественного человека, как Акутагава? Он ведь идол нации, почти полубог, его знает каждый японец – а кто она? Да, семья Катаи богата и довольно знатна, однако сравнить их достояние с деньгами и властью Коеси невозможно! Сказать, что для Мамоко и ее семьи честь породниться с Коеси – значило бы не сказать ровным счетом ничего.

После того, как они с Акутагавой обручились, на плечи Мамоко лег огромный груз ответственности: отныне она обязана была во всем соответствовать своему жениху – это касалось ее внешнего вида, одежды, манер, круга общения, мест и способов времяпрепровождения, даже то, о чем она имела право разговаривать со своими близкими друзьями, строго регламентировалось. Имиджмейкер, в чьи обязанности входило консультирование Мамоко и ее родственников, объяснил, что будущее родство с кланом Коеси требует от них тщательно соблюдать определенный «кодекс молчания» – семейство Катаи не имели права обсуждать ни предстоящую свадьбу, ни самого Акутагаву Коеси с кем бы то ни было.

Никто из родных Мамоко и не думал возражать против многочисленных правил, предъявленных им Акутагавой. Ради возможности породниться с Коеси они согласились бы даже продать души дьяволу! Родители каждый день напоминали Мамоко, как важно сохранить в чистоте ее репутацию и не обмануть оказанного доверия. Ведь Акутагава вполне может расторгнуть помолвку, если она разочарует его. Поэтому-то так важно неукоснительно соблюдать приказания Коеси!

«Ты не должна повторить судьбу той русской! – наставляла мать Мамоко. – Он собирался вести ее под венец, но затем вдруг отверг. А она была куда богаче и знатнее нас! Так что тебе следует быть втройне осторожной! Иначе он и тебе даст отставку».

Мамоко раздражала истерия отца и матери вокруг ее помолвки, однако она благоразумно держала свое мнение при себе. Как бы ни утомляли ее бесконечные внушения родственников и преследования со стороны СМИ, она отлично понимала – нужно быть стойкой, терпеливой и с улыбкой принимать то давление, что оказывали на нее абсолютно все вокруг.

Горничная сообщила, что машина ожидает ее и Мамоко, прихватив клатч, покинула свои апартаменты. Бронированный и глухо тонированный Майбах стоял у крыльца – он должен доставить Мамоко в ресторан, где они с Акутагавой отобедают вместе. Когда они выехали за ворота, отделяющие особняк Катаи от улицы, то машину тотчас со всех сторон облепили журналисты, осатанело нажимающие на затворы фотоаппаратов и стремящиеся увидеть что-нибудь сквозь тонировку. Мамоко уже привыкла к таким сценам и даже не обратила внимания на толпу.

Несколько машин с сидящими в них папарацци попробовали устроить скоростное преследование, но уже на ближайшей улице их перехватили полицейские машины. Пока у незадачливых преследователей проверяли документы, Майбах с невестой Коеси Акутагавы успел скрыться из виду. Полицейский пост появился рядом с домом Мамоко неспроста: Акутагава хотел обезопасить Мамоко во время поездок по городу, поэтому любая попытка погнаться за ее машиной пресекалась сразу же.

Прессе, объявившей охоту на Мамоко, информация выдавалась по особому распоряжению и строго дозировано. Несмотря на тотальную секретность, которой Акутагава окутал свои отношения с Мамоко Катаи, тот все же время от времени бросал папарацци лакомые куски в виде небольших интервью или фотографий. Каждая сплетня или фотоснимок, просочившиеся в газеты и интернет, неизменно вызывали ажиотаж. Сегодняшний обед входил в число «публичных», то есть в ресторане Акутагаву и Мамоко как бы случайно сфотографируют.

«Удивительно, как Акутагава свыкся с повышенным вниманием к его персоне! – размышляла девушка. – Я всего несколько месяцев нахожусь под пристальным надзором общественности, а он с восемнадцати лет постоянно на виду у всех. Наверное, он уже привык ко всему этому сумасшествию… и научился управлять им. Ведь кажется, будто он все время на виду, но, стоит узнать его чуть ближе, как обнаруживается, что его жизнь огорожена от чужого вмешательства так, что преодолеть эту преграду без его дозволения невозможно…»

Скоро и она станет жить такой же жизнью. Это тревожило ее, но не слишком сильно. В конце концов, она вполне понимала, на что идет, согласившись стать супругой такого человека как Коеси Акутагава. И она дала свое согласие добровольно, без нажима со стороны Акутагавы или ее собственных родственников. Она действительно хотела выйти за него замуж – хотя он до сих пор внушал ей благоговейный трепет.

Брак с Акутагавой обещал стать для нее ожившей сказкой, где ей уготовано место королевы. Пресса уже называла Мамоко «принцессой». Этот титул, полушутливо использованный журналистами, скрывал под собой многозначительный намек на будущие перспективы ее жениха. Сейчас Акутагава президент самой влиятельной в Японии общественно-политической организации «Ниппон Тадасу», получившей от правительства статус государственного учреждения – то есть, фактически Акутагава выполняет функции крупного чиновника. И, ни для кого не секрет, что он собирается идти дальше: как и его отец – Коеси Мэриэмон – Акутагава рано или поздно займет кресло премьер-министра Японии. Пройти путь, ведущий к верховной должности в правительстве, ему не составит особого труда – народ беззаветно обожает Акутагаву и преклоняется перед ним. Стоит ему только захотеть – и общественность сама принесет ему должность премьер-министра на блюдечке с золотой каемочкой.

Еще недавно Мамоко была одной из тех, кто взирал на идола Японии издалека, и вздыхал с обожанием и восхищением. Она так же, как и все, преклонялась перед ним, видя в Акутагаве сверхчеловека, заботящегося о благе родной страны. Он тогда являлся для Мамоко небожителем, до которого она никогда не сможет дотянуться. Вместе со всеми прочими японцами, Мамоко переживала за Акутагаву, когда он был ранен и похищен во время политического переворота. Как и все девушки и женщины Японии. Мамоко и радовалась и грустила, стоило Акутагаве объявить о своем намерении жениться на Наталии Харитоновой. Радовалась – потому что история любви Акутагавы и Наталии, муссировавшаяся в прессе, очаровывала. Грустила – потому что самый завидный жених страны собирался расстаться с холостяцкой свободой. А потом помолвка Акутагавы с Наталией Харитоновой в одночасье разрушилась, без всяких на то видимых причин. Это потрясло всех и Мамоко в том числе, ведь она, как и прочие, верила в сказку о красивой любви между Акутагавой и Наталией.