Текст книги "Последняя ночь в Сьюдад-Трухильо"

Автор книги: Анджей Выджинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

– Ну, вот сделайте сравнительный анализ, может, что и найдете.

– Попробуем… А знаешь, зачем я пришел? У меня дело к Гарриэт Клэр.

– Надеюсь, ты не рассчитываешь, что я буду тут посредником… Ты с ней, может, уже виделся?

– Не в том дело. Хотя я по-прежнему считаю, что Гарриэт первоклассная девушка, и я не прочь бы иметь такую жену…

– Так почему же ты, имея дело к Гарриэт, обращаешься ко мне?

Бисли потянулся за моими сигаретами, закурил.

– Ты говорил, что Гарриэт сейчас работает в «Латин-Америка Сервис»?

– Полгода назад она перешла на более долгий рейс.

– Какой?

– Нью-Йорк – Майами – Камагуэй – Кингстон – Порт-о-Прэнс – Сьюдад-Трухильо – Сан-Хуан – Каракас…

– Стой! – крикнул Фрэнк. – Дай дух перевести. Говоришь, на этой трассе есть Сьюдад-Трухильо?

– Да.

– Сейчас я тебе скажу кое-что… Скажу больше, чем имею права… Но мне нужно, чтобы ты более или менее ориентировался в обстановке.

– Ну, говори.

– Я хотел бы, во-первых, успокоить тебя насчет наших намерений в деле розысков Галиндеса или хотя бы следов его похищения.

– Ваши намерения… – начал было я, но Бисли нетерпеливо прервал меня.

– Я знаю, что ты умеешь острить, Майк, но уголок юмора пока отложим. Разыскивая Галиндеса, мы шли различными путями, проверяли все и всюду. Ну, всякие подробности неудач тебе ни к чему. Однако мы вышли на интересный след; наиболее правдоподобный. В тот день, когда исчез Галиндес, некий молодой человек взял в Линдене напрокат туристский самолет типа «феникс» с большим багажником.

– Он потребовал именно с багажником?

– Да. И полетел он, как сказал секретарше бюро проката, в Чаттануга, Теннеси.

– Надеюсь, ты не думаешь, что он был настолько любезен, чтобы, покатав профессора, сообщить свой адрес… Время исчезновения Галиндеса известно. Оно совпадает с отлетом этого «феникса».

– Из Линдена он вылетел раньше, но неизвестно, куда девался потом. Потому что через час с лишним контрольные станции на побережье у Филадельфии зарегистрировали перелет такой машины.

– А самолет уже вернулся в Линден?

– Нет. Известно также, что у него была авария при посадке на аэродроме Дженерал Эндрьюс, в Сьюдад-Трухильо.

– А это наверняка тот же самолет?

– Ну, кто же сейчас полетит на «фениксе» к Антильским островам?

– И поэтому вы из нескольких сотен частных самолетов, вылетевших в тот день из Нью-Йорка, выбрали именно этот?

– Ты сделал бы то же самое. Ведь ты сам подал мне эту идею насчет контролирования частных полетов. Я только не знаю, где пилот взял Галиндеса. Из Линдена он вылетел один, с маленьким чемоданчиком.

– Кто подписал гарантийную квитанцию в Линдене?

– Молодой летчик, не имеющий постоянной работы, Джеральд Лестер Мерфи.

– Вы можете поскорее отыскать его в Сьюдад-Трухильо? У вас же там есть свои люди.

– Мы его уже нашли. Все из-за той же аварии – это отличная распознавательная примета.

– А у вас что, есть наблюдатель на аэродроме?

– Нет, работает там на нас одна танцовщица, очень красивая, кстати. Мерфи провел с ней ночь и все хвастался, как мастерски сел без шасси.

– А этот превосходный летчик сказал танцовщице, какого пассажира он привез?

– Нет. Не помогли никакие штучки.

– И бедная девушка зря трудилась.

29

Джеральд Лестер Мерфи проснулся с мучительной головной болью и пересохшим горлом. Еще плохо соображая, он протянул руку и уперся ею в стену. Он был один. В ванной лилась вода.

– Моника! – крикнул он. – Моника!

В дверях появился черный бой.

– Бой, где эта госпожа?

– Госпожа выйти.

– Adonde? – спросил Мерфи, – Куда?

– Господин говорить по-английски, черный бой понимать, senor comandante.

– Не называйте меня майором, я не майор.

– Si, senor. Госпожа выйти и сказать, что не вернуться. Господин не ждать. Эскудеро знать, что госпожа не вернуться.

– Тебя зовут Эскудеро?

– Черный бой Эскудеро.

Мерфи зевнул.

– Que oraes? – спросил он.

– Господин говорить по-английски. Десять часов. Господин вставать, я приготовить горячая ванна. Господин быть десять часов и тридцать минут в холл «Космос». В холл ждать капитан де ла Маса. – Он нагло подмигнул. – Госпожа быть довольна, senor.

Мерфи сел на тахте, провел ладонью по волосам. Эскудеро заглянул в ванную.

– Ванна быть полна, господин идти.

Получасом позже Мерфи встретился в холле «Космоса» с Оливейрой.

– Де ла Маса не придет? – спросил он.

– В десять он должен быть в министерстве, там будет ждать нас.

– Наверное, дает отчет, а? Ведь он наблюдал за мной, верно? Скажи мне правду, Хулио.

– Ты спьяну засыпал меня, Джеральд. Сказал де ла Маса, что я тебе рассказывал всякие жуткие истории…

Мерфи был потрясен и пристыжен.

– Ничего не помню, Хулио, понятия не имею… Но ведь это не страшно, я в шутку что-нибудь сказал, да?

У гостиницы стоял черный «плимут», тот самый, на котором Мерфи вчера ехал с аэродрома. Оливейра велел шоферу выйти и подождать в гостинице, а сам уселся за руль.

– Не бойся этого отчета, Джеральд. Октавио тобой доволен. Он тебе не повредит, лишь бы ты не лез к Хуане… Главное, что ты Аббесу понравился. Все зависит от полковника Аббеса.

«Что зависит от этой гориллы? Что значит «все»? – думал Мерфи. – Меня хотели убить, как только я прилетел, а потом передумали? Может, я вчера спьяну кого-нибудь задел? Может, зря слушал излияния Оливейры – ведь это могла быть и провокация… Но, пожалуй, я ничего такого не сказал, по сути мне нет никакого дела до Трухильо…»

– Джеральд, – сказал Оливейра, когда красный свет задержал их на перекрестке. – Джеральд, я нарочно велел уйти шоферу, чтобы поговорить с тобой. Возможно, Аббес предложит тебе работу. Ты должен согласиться, так будет лучше.

– А если бы я не согласился?

– Не знаю, что случилось бы, если б ты не согласился. Но лучше послушай меня и соглашайся на все, что тебе предложат. Если вообще что-нибудь предложат.

Мерфи встревожился.

– Я что-нибудь не то сделал, да? Наверное, они недовольны, что я привел Монику к себе в гостиницу… Я так классически надрызгался, что даже ничего и не помню, как это было.

Оливейра усмехнулся. Вспыхнул зеленый сигнал, и черный «плимут» медленно двинулся вперед в толчее автомобилей.

– Это единственное, по отношению к чему Трухильо проявляет терпимость, – сказал Хулио, – Он не только самый богатый человек в Республике, но и самый распутный. За границами нашей страны в это никто не верит, но еще недавно у нас действовало средневековое «право первой ночи». Если девушка, выходящая замуж, нравилась генералиссимусу, она должна была провести с ним первую ночь после свадьбы.

– Скажу тебе, Хулио, это весьма недурная идея…

– Это еще не все, Джеральд. Трухильо устраивает великолепные пиршества, наподобие древних восточных владык, и эти пиршества обычно переходят в неистовые оргии. Когда Трухильо начинает скучать, он велит женам и дочерям своих придворных и приглашенных гостей, чтобы они разделись донага, в присутствии своих мужей, отцов и братьев. И тогда начинается забава, которую Трухильо больше всего любит.

– Можно принять приглашение, но прийти без женщин.

– Можно. Только не у нас. Трухильо тогда сгноил бы в тюрьме всю семью. Не веришь? В Штатах вышло уже несколько книг на эту тему, жаль, что ты не читал.

Мерфи не знал, верить этому или нет. Но с какой целью Оливейра мог бы его обманывать? Чтобы напугать и заставить уехать? Но ведь Хулио только что уговаривал его остаться, принять любое предложение Аббеса. Выходит, он говорит правду…

– Хулио, у нас журналисты раззвонили бы о таких историях на весь мир. Они только и охотятся за такими штуками и никто их не заставит молчать. Ведь есть же у вас какие-нибудь независимые газеты?

– Все наши газеты – частная собственность Трухильо. Ты понимаешь? Ну, скажем, у вас есть большой газетный концерн Херста и в каких-то принципиальных делах редакторы его газет должны считаться с его мнением. У нас есть лишь один концерн – Трухильо и лишь одни директивы для всех газет – от Трухильо и его клики. Газетчику, который никогда не написал, что Трухильо равен богу, что он спаситель родины, гениальный вождь, величайший защитник мира и свободы, ни разу не заявил, что все доминиканцы живут в раю, созданном Трухильо, – ему просто нечего и появляться в редакциях. И он не сможет пожаловаться на это ни по радио, ни по телевидению. Трухильо сам комплектует кадры для прессы и пропаганды.

– Я бы тоже так делал. В конце концов, хочется знать, кто будет о тебе писать.

– И ничем тут не поможешь. Как ты себя чувствуешь, Джеральд?

– Я глотнул три таблетки против похмелья. Жаль только, что я ночью был как в тумане. Вчера готов был отдать всю жизнь за одну ночь с Моникой Гонсалес, а сегодня даже не помню, как это было. Вот не везет, а? Ты думаешь, Моника больше не придет?

– Наверное, нет. Ты иностранец, она должна остерегаться.

– Я хотел бы послать ей какой-нибудь подарок.

– Можешь это сделать. Только не прилагай никаких карточек, не пиши, что это от тебя, а то она откажется принять. Такое, как с тобой, она делает либо бескорыстно, либо вообще не делает.

– Если подарок будет анонимный, так зачем его посылать?

– Я бы знал, зачем, – сказал Оливейра, – А если ты не знаешь, то не посылай. И вообще оставь ее в покое, так лучше будет.

– Для нее?

– И для тебя.

– Я, пожалуй, пошлю ей цветы.

– Пошли.

– И приложу карточку, – сказал Мерфи.

«Плимут» остановился перед зданием министерства.

30

– Майк, ты стал рассеянным, – сказал Бисли. – Перестань думать о Гарриэт. Так вот, если б не наша танцовщица, мы никогда не дознались бы, что некий мистер Мерфи прибыл в тот день в Сьюдад-Трухильо и что у него была авария при посадке. Сама по себе авария не привлекла бы нашего внимания. Лишь благодаря информации, полученной от этого агента, мы узнали об этом и установили, что на аэродроме садился без шасси самолет типа «феникс». Мы выяснили на контрольных пунктах, пролетал ли в этот день «феникс» и в котором часу. Начали искать в картотеках, у кого есть «фениксы». Оказалось, что такие машины имеются в бюро проката самолетов в Линдене. Там на гарантийной квитанции обнаружилась подпись Мерфи. Поскольку эту же фамилию сообщила нам танцовщица из Сьюдад-Трухильо, можно сделать вывод, что единственный реальный след похищения Галиндеса – это самолет, нанятый Мерфи.

– Это уже линия поисков. Можно начинать действовать. Нужно прорисовать эту линию в обратном порядке. Вы уже довели ее назад – до Линдена. Теперь с линденского аэродрома вы должны дойти до станции метро Колумбус-Сэркль.

– Это самое важное звено. Но, кроме этого неизвестного участка пути, есть еще один: дорога от телефонного аппарата, по которому кто-то говорил с Лореттой от твоего имени, к гаражу Флинна.

Почему Бисли об этом вспомнил? И зачем он вообще пришел? Чего он хочет от Гарриэт? Я начал теряться в догадках.

– Фрэнк, ты думаешь, Гарриэт скажет нам что-нибудь интересное об этой дороге от телефона к гаражу? – спросил я.

– К Гарриэт у меня другое дело, пожалуй, даже более важное.

– Так почему ты сам с ней не поговоришь? Я с Гарриэт не встречаюсь.

– Гарриэт не должна догадываться, что в это дело замешана разведка. Я тебе прямо скажу: Гарриэт должна связаться с Мерфи. Ее уже знают в Сьюдад-Трухильо как стюардессу и не обратят на нее внимания… Я понимаю, что ты хочешь сказать, Майк: что в городе ее не знают.

Да, но речь идет лишь о столовой для летчиков на аэродроме Дженерал Эндрьюс.

«Что за идиотская идея! – подумал я. – Оставили бы они лучше в покое Гарриэт, не ввязывали бы ее в такие дела. Да и меня нечего толкать на посредничество между Гарриэт и разведкой. Хватит того, что из наших налогов идет жалованье Бисли и тысячам других».

– Что ж ты думаешь, – сказал я. – Мерфи так и сидит в этой столовой, поджидая Гарриэт?

– Мерфи послал цветы нашему агенту, этой танцовщице, и на карточке, приложенной к цветам, написал, что нанялся на работу в доминиканскую авиацию. Что сделал это для нее, что хочет быть там, где она, – ну, знаешь, обычные разговорчики в этом духе. Так вот, пускай Гарриэт выяснит, действительно ли он там работает и на какой трассе будет летать. И в этом случайно затеянном разговоре пускай спросит, зачем он вообще прилетел в Сьюдад-Трухильо. Что-то в этом роде – и очень осторожно.

– Ты не можешь это поручить танцовщице?

– Нет. Она работает в невероятно трудных условиях, за ней наблюдают. Новая встреча с Мерфи может подвергнуть ее опасности – ведь они же там знают, с каким грузом прилетел Мерфи. Хватит и того, что она уже сделала для нас в этом направлении.

– Вытащить оттуда Мерфи вы, пожалуй, не сможете, верно? Это слишком рискованно.

– Они его не выпустят живым. Если мы проявим к нему интерес, они его убьют. А для нас особенно важно, чтобы он остался в живых. Он будет единственным доступным свидетелем по делу Галиндеса, когда мы обратимся с этим к Трухильо.

– Понимаю. В такой ситуации с ним может вступить в контакт лишь случайно встретившаяся девушка, достаточно красивая и привлекательная, чтобы он захотел с ней разговаривать.

– Да, Майк. Сейчас это единственный наш шанс. Если Гарриэт будет действовать без нажима, ничто ей не грозит.

– Разве только Мерфи на ней женится.

– Но это уж угроза для тебя, а не для нее. Но только не покажется ли Гарриэт подозрительным, что после трех месяцев молчания ты вдруг звонишь ей и уговариваешься о встрече лишь затем, чтобы поговорить о Мерфи?

Я показал ему телеграмму Гарриэт. Он прочел ее, положил на стол.

– Обстоятельства нам благоприятствуют, Майк. Так ты уладишь это дело?

– Попытаюсь. Я неоднократно пользовался твоей отзывчивостью и, может, сейчас немного уравняю счет.

– Выдумай какой-нибудь предлог, но такой, чтобы ни Гарриэт, ни Мерфи понятия не имели, что это интересует кого-то из разведки.

– Посмотрю, что удастся сделать.

31

Аббес принял их в кабинете, обставленном с неслыханной роскошью. Глядя на позолоту и пурпур, сверкавшие повсюду, на драгоценный хрусталь, можно было поверить рассказам о фантастических, превышающих всякое вероятие богатствах Трухильо, о том, что он исчисляет свой личный золотой запас тоннами, что у него редчайшая коллекция драгоценностей, что с ворот и балконов его дворца свисают на цепях тяжелые глыбы чистого серебра, а плавательные бассейны и ванны облицованы золотом.

Полковник Гарсиа Аббес сидел за столом, рядом с ним стоял Октавио де ла Маса.

На стене, над резным, обитым пурпуром креслом Аббеса в дорогой золоченой раме висел громадный фотопортрет Трухильо: толстое, заплывшее жиром лицо с двойным подбородком, низкий лоб, увеличенный намечающейся лысиной, мясистый нос, круглые, слегка торчащие уши и широкая улыбка, обнажающая мелкие хищные зубы.

– Подойдите ближе, – сказал Аббес, не вставая.

Мерфи двинулся к нему. В это время открылась боковая дверь и вошел высокий мужчина в форме майора доминиканской полиции.

– Это Джеральд Лестер Мерфи, – сказал ему Аббес. – А это, – обратился он к Мерфи, – майор Мигель Анхело Паулино.

Мигель Анхело Паулино… Мерфи вспомнил это имя: об этом человеке немало писали, когда он был еще капитаном… Когда страшный ураган разрушил столицу Доминиканской Республики, Мигель Анхело Паулино подсказал диктатору жестокую идею: воспользоваться разгулом стихии и уничтожить всех, кто находится на подозрении.

На следующий день газеты сообщили, что во время Урагана погибло около трех тысяч жителей столицы, количество раненых достигает восьми тысяч. Далее сообщалось, что правительство спешит на помощь жертвам и их семьям, но такое количество покойников невозможно быстро похоронить, а потому, чтобы предотвратить угрозу эпидемии, придется сжечь трупы. Начали собирать тела убитых, складывали их в штабеля, обливали бензином и жгли. Этой акцией руководил капитан Мигель Анхело Паулино. Теперь он стоял перед Мерфи в форме майора.

– Объясните ему, майор, – сказал Аббес, – что мы намерены сделать для него.

Майор пожал руку Мерфи.

– Мы вами довольны, мистер Мерфи. Господин полковник был так любезен, что еще вчера лично поблагодарил вас… Нравится вам Сьюдад-Трухильо? Убедились вы уже, что все небылицы, какие пишут о нас в Штатах, высосаны из грязного пальца коммунистов и врагов свободы?

– Мне здесь нравится, – ответил Мерфи.

– Вы энергичный молодой человек, и жаль будет, если вы загубите свои способности. Мы предлагаем вам то, что может открыть путь к блестящей карьере. Вас это интересует?

– Да, господин майор. Очень.

– Мы дадим вам чин офицера гражданской авиации. Генералиссимус Трухильо недавно закупил новые самолеты для авиалиний Доминиканской авиационной компании. Генералиссимус Трухильо предлагает вам должность второго пилота на машине «Боинг-707». Первым пилотом будет уже знакомый вам капитан де ла Маса. Инженером-механиком в этот экипаж мы назначим вашего приятеля Хулио Руиса Оливейру. Оклады в нашей авиации очень высокие, а вы, как иностранец, получите специальную надбавку.

Аббес поднял ладонь, и майор умолк.

– Контракт подпишем на три года, – сказал Аббес.

– Может, на год, господин полковник? – несмело возразил Мерфи, хоть он и был ослеплен предложением майора. – Мне бы надо подумать…

– Это возможно. Пусть будет на год, – сказал майор. – Но меня удивляет эта оговорка. Предложение генералиссимуса Трухильо…

– Собственно говоря, мне все равно, – поспешно ответил Мерфи, – пусть будет на три года. Благодарю вас.

– Прекрасно, – проговорил Аббес. – Изучайте испанский язык, мистер Мерфи.

– Так точно, господин полковник.

– Прошу запомнить, что вашим верховным начальником является генералиссимус, – сказал майор, – Доминиканская авиационная компания находится в личном владении генералиссимуса. Нам нужны такие хорошие летчики, как вы.

– Благодарю, господин майор. Благодарю, господин полковник. Постараюсь оправдать доверие.

Майор подошел ближе.

– И еще запомните, что для политических дел у нас есть специалисты, а вы в эти дела не вмешивайтесь. Тогда никто из нас не будет вмешиваться в ваши личные дела, в то, спите вы с Моникой Гонсалес или с какой-нибудь другой женщиной. Вы любите женщин?

– Ну… я не сказал бы, что нет, господин майор.

– Правильно! – заявил майор. – Это приятное развлечение, лишь бы в меру и не на работе. Молодые люди должны как-то разряжать избыток энергии. Все ясно?

– Вот только самолет, нанятый в Линдене…

– Господин полковник решил, – вмешался де ла Маса, – что как только отремонтируют эту машину, ее доставит в Линден пилот, которому вы отдадите квитанцию. Может, вы…

Майор жестом остановил Октавио и сказал:

– Этот пилот получит в Линдене залог, который мы хотим предложить вам в качестве премии за мастерскую посадку в таких трудных условиях, угрожавших жизни нашего больного друга. Но эту сумму мы выплатим вам на месте, в нашей валюте… Вы хотели что-то сказать?

– Я предпочел бы в долларах, чтобы послать матери…

– Хорошо. Напишите матери следующее. Вы узнали в Нью-Йорке, что доминиканская авиация нуждается в летчиках. Вы наняли самолет, чтобы произвести на нас хорошее впечатление, явились сюда и получили отличную работу. Этого достаточно. Я желал бы, чтобы вы показали кому-нибудь это письмо, вот пускай его прочтет капитан де ла Маса. Он сам и отправит его. О больном, которого вы везли, забудьте навсегда. Не было никакого больного, никаких носилок и по пути, в Лантане, вы никого не брали в самолет. Просто вы прилетели в Сьюдад-Трухильо, рассчитывая на хорошую должность, и вы ее получили. Мы квиты. Согласны?

– Разумеется, я очень благодарен, вы можете на меня рассчитывать… Я действительно счастлив, вы столько для меня сделали…

Аббес стукнул о стол тяжелым перстнем с печатью.

– Мы любим лояльных людей. Вы свободны.

– Контракт мы пришлем вам в гостиницу, – сказал майор. – До встречи.

– До свиданья, – ответил Мерфи.

Аббес не встал, не подал ему руки. Лишь поднял на мгновение волосатую руку и опустил на стол.

Мерфи вышел, пропуская вперед Октавио. За ними пошел Оливейра.

Аббес потянулся было к телефонной трубке, но не снял ее. Он спросил майора:

– Думаете, мы правильно поступили?

Мигель Анхело Паулино потер руки.

– Мы в любое мгновение можем переиграть, господин полковник. Мы не спустим глаз с Мерфи ни на час – вплоть до самой его смерти.

– Однако это забавно, а? – сказал Аббес. – Если б не это неприятное происшествие с Лореттой Флинн, из-за которого подняли шум вокруг похищения Галиндеса, Мерфи не дожил бы до сегодняшнего утра. Везет парню. Моника Гонсалес была сегодня у вас? Что она сказала?

– Она вовсю выпытывала Мерфи насчет его полета, зачем он сюда прибыл, с кем летел. Даже подсказывала ему, что он кого-то привез, но Мерфи ничего ей не сказал. Это еще одна причина, по которой он пока остался в живых.

– Вы доверяете этой Монике, майор?

– Да, потому что она делает это из страха. Я меньше доверяю тем, кто доносит за деньги.

32

Я позвонил Гарриэт. Сказал ей, чтобы она пришла ко мне. Гарриэт отказалась.

– Может, мне приехать к тебе в гостиницу? – спросил я.

Она не хотела, чтоб я приезжал в гостиницу.

– Ладно. Так где же нам встретиться?

Она назначила встречу в маленьком баре, где мы разговаривали в последний раз, три месяца тому назад. Попросила прощения, что не хочет прийти ко мне и не приглашает меня к себе, – но она знает, чем бы это кончилось.

Я тоже знал, чем бы это кончилось.

– Хорошо, жду тебя в баре.

Долго ждать не пришлось. Гарриэт пришла на несколько минут позже, чем я. Выглядела она очаровательно. Когда я смотрел, как грациозно она взбирается на высокий табурет, мне хотелось ее поцеловать. Но я этого не сделал.

– Ты очаровательна, Гарриэт, ты все хорошеешь.

– Благодарю, Майк. Ты, как всегда, любезен и знаешь, что следует сказать женщине после долгой разлуки.

– Я себя чувствую так, будто мы вовсе и не расставались.

– Я себя чувствую совсем иначе.

– Как с чужим?

– Майк, закажи мне драй-мартини и пирожное с сыром – тут они чудесные.

– Ты еще не отвыкла от этого? От пирожных с сыром на закуску?

– Некому было меня отучать. Я ни с кем не встречалась за это время. Только не думай, что это из-за тебя. Просто мне не хотелось… А ты мне изменял?

Я подозвал бармена, углубившегося в комикс о всемогущем сверхчеловеке, заказал ему драй-мартини и пирожное с сыром для Гарриэт.

– А для вас мартини, крещенное вермутом?

– Нет, дай мне двойное виски на скале, – сказал я; это означало виски на кубике льда, без воды.

Гарриэт старалась меня урезонить.

– Двойное виски? Чистое? Что ты выдумываешь!

– Гарриэт, ты же слыхала, что там будет лед. Разреши мне выпить то, что мне по вкусу.

– Наверное, ты связался с какой-нибудь девкой и от нее научился пить чистое виски.

– Со льдом, Гарриэт. И никого у меня нет.

– Можешь завести себе. Мне это уже безразлично…

– Приходится верить. Ты всегда была очень порядочна и никогда меня не обманывала.

– Но это неправда, Майк, что мне все безразлично…

– Знаю.

– Почему ты так поздно ответил на мою телеграмму?

– Я боялся этой встречи… Гарриэт, ну тебя совсем, напряги наконец как следует свое воображение, подумай о том, что я чувствую. Я не могу обойтись без тебя, я даже не знал бы, что мне делать с другой девушкой.

– Ох, в этих делах ты разбираешься даже слишком хорошо. Обошелся бы без справочника.

– Ты ужасно глупая, Гарриэт.

– А ты еще глупее.

– Может, потому, что все еще надеюсь… Впрочем, не стоит об этом говорить.

– Продолжай, почему ты не продолжаешь? Раз уж начал… Мы ведь для того и встретились, чтобы поговорить. На что ты надеешься?

Бармен поставил перед нами рюмки и тарелочку с пирожным для Гарриэт.

– Съешь поскорее это пирожное, – сказал я, – Не выношу сладкого рядом с алкоголем.

– Раньше выносил. – Она обратилась к бармену, – Уберите это пирожное.

– Плохое? Вы не такое хотели? Их недавно принесли из пекарни, они прямо-таки безукоризненны.

Гарриэт отодвинула тарелочку.

– Мой спутник не выносит вида пирожных в баре.

– Но ведь мистер Уинн сам это заказывал, – удивился бармен.

– Такой уж он.

Бармен отошел.

– Майк, – сказала Гарриэт, – а сегодня ты уже не боялся этой встречи… Тебе было грустно без меня, правда?

– Мне все еще грустно.

– Теперь, со мной?

– Тем более. Выпей… Ты знаешь, что такое одиночество?

Она сделала наивные глаза и чуть глотнула из рюмки.

– Я читала ночью статью о космонавтах. Ждала твоего звонка и читала – не могла уснуть. В этой статье пишется, что пилот межпланетной ракеты в космическом пространстве, находясь за сотни миль от Земли, будет чувствовать себя ужасно одиноким. И что эту проблему надо как-то решить. Ты говоришь о чем-то в этом духе!

– Одиночество космонавта может оказаться ничем по сравнению с одиночеством человека, живущего среди людей.

Я почувствовал, что Гарриэт касается меня коленом.

– Майк, тебе вовсе незачем быть одиноким.

Я отодвинул свою ногу.

– Если я соглашусь на твои условия, то буду еще более одиноким – рядом с тобой. Это было бы хуже всего.

– Никогда мне не понять, почему ты так боишься брака.

«Ну, ладно, – подумал я, – скажу тебе кое-что в последний раз, скажу, хоть это не имеет смысла и не стоит тратить время на это».

– Гарриэт, послушай, почему. Потому что бумажка, которую ты получишь от официального учреждения, значит для тебя больше, чем любовь, а ведь любовь встречается гораздо реже, чем брак… И потому что с меня хватает ограничений, предписаний и условий, я не хотел бы вносить их еще и в частную жизнь, в любовь. Только любовь, только те ограничения, которые она на меня налагаёт – вот что я могу тебе предложить, но это ведь больше всего, что можно дать другому человеку.

– Майк, пойми, что я…

– Выпей, Гарриэт, немедленно выпей до дна. И ничего не говори, тема уже исчерпана.

Я выпил виски, заказал еще. И драй-мартини для Гарриэт. Попросил даже, чтобы бармен принес эти мерзкие пирожные с сыром. Поправил абажур лампочки, чтобы свет не бил в глаза Гарриэт, сдул пепел, упавший с моей сигареты на стойку. Я соображал, что бы еще такое сделать для Гарриэт, но ничего не придумал.

– Если б я на это согласилась, – спросила Гарриэт, – ты повел бы меня сегодня к себе на ночь? Правда?

– Не только на ночь. Немедленно повел бы, даже на вечер.

– Вот видишь, какой ты, Майк.

Я не знал, что она имеет в виду и чем ей не понравился мой ответ. Ведь она же наверняка понимала, что я не ответил бы вот так никому, кроме нее. Но я не сказал этого вслух. Все равно – мы друг друга не понимали.

Гарриэт сказала:

– Видишь сам – ты даже ничего ответить на это не Можешь. Ты должен признать, что я права. Любовь не Может ограничиваться одним этим… Но ты ужасно Упрямый.

Я начал нервничать.

– Гарриэт, умоляю тебя, перестань стрекотать. Ты слишком мало видела в жизни, чтобы разобраться в этом… Слушай, Гарриэт, у меня к тебе есть просьба, – только давай больше не говорить на эту тему, ничего хорошего из наших разговоров не получится. У меня к тебе другая просьба.

– Я тебя слушаю, Майк. Какая у тебя просьба?

– Ты летаешь в Сьюдад-Трухильо. Сидишь там по нескольку часов, иногда и до утра, верно? Я сейчас занят одним трудным делом, таким запутанным, что впору подумать об участии злых фей или гномов.

– Убийство?

– Нет. Похищение драгоценностей из знаменитой коллекции.

– В самом деле?!

– В самом деле. И мне необходима одна маленькая деталь, а ты могла бы мне тут помочь. Если захочешь. Награда назначена большая, я бы отдал тебе половину этих денег на приданое.

– Майк!

– Прости, Гарриэт. Вернемся к делу. В Сьюдад-Трухильо принят на работу летчик Джеральд Лестер Мерфи, американский гражданин.

– Я должна его разыскать?

– Ни в коем случае. Но постарайся побольше сидеть в столовой аэродрома, он там должен появиться. Всякий новый пилот старается показаться людям, выпить с кем-нибудь, поухаживать за девушками. А стюардессы – это, пожалуй, самые красивые девушки в мире… Запомни его имя и, если он обратит на тебя внимание, поддержи разговор. Спроси его, совсем равнодушно, будто бы от нечего делать, когда он приехал и зачем, давно ли там работает. Тогда он расскажет тебе, как садился на пузо, когда заело шасси в его «фениксе».

– Почем ты знаешь?

– Молодежь любит похвастать. Я уверен, что он захочет произвести на тебя впечатление. Тогда ты спроси его, с кем он летел, был ли у него пассажир и не случилось ли с ним беды при такой головоломной посадке. И больше ничего, Гарриэт, это все.

– Если только и всего…

– Еще кое-что. Все эти вопросы должны идти от тебя. Помни: нельзя допустить ни малейшего намека на то, что еще кто-либо этим интересуется.

– А этот Мерфи имеет что-нибудь общее с кражей драгоценностей?

– Нет. Речь идет, возможно, о его пассажире, сам Мерфи ничего об этих драгоценностях знать не знает. Да и вообще мы к нему не имеем никаких претензий.

– Тем лучше, Майк. Я не люблю помогать полиции в поимке преступников. У нас так много полицейских, что они должны отлично обходиться без нашей помощи. Но для тебя я могу это сделать. Я очень хочу, чтобы ты еще больше прославился.

– Допей свою рюмку и съешь наконец это жуткое пирожное.

Гарриэт допила рюмку и съела пирожное.

– Куда мы теперь пойдем?

Я показал на противоположную сторону улицы.

– Там стоит моя машина. Если хочешь, отвезу тебя в гостиницу.

– Но ты не зайдешь ко мне в номер? Обещаешь?

– Не зайду.

– Тебе это уже безразлично, Майк, я знаю…

– Кто тебе это сказал?

– Почему ты не предложил, чтобы я поехала к тебе?

– Потому же, почему я не зайду в твой номер.

Гарриэт открыла сумку и поглядела в зеркальце.

– Хорошо, – сказала она, закрывая сумку, – поедем. Мы завтра летим рано утром.

Мы сели в «студебеккер».

– Ты везешь меня в гостиницу? – спросила Гарриэт.

– Согласно твоему желанию.

– И ты ничего мне не скажешь? Ничего больше?

Она положила голову мне на плечо.

– Гарриэт, – сказал я, – не прижимайся ко мне сейчас, мы того гляди штраф заплатим.

– Ну и заплатим, я угощаю, – ответила Гарриэт, не шевелясь. – А теперь поворачивай машину и поедем к тебе. Надеюсь, ты еще не выбросил мои ночные туфли и зубную щетку?

– Нет, я не выбросил…

33

Де ла Маса, Оливейра и Мерфи вели в пробный полет громадную махину «Боинг-707». Трасса кольцом окружала Карибское море, посадки предвиделись в столицах всех государств этой зоны.

В хорошем настроении, флиртуя с изящной, смуглой стюардессой Николь, они вылетели из Сьюдад-Трухильо в Порт-о-Пренс, потом в Сантьяго-де-Куба, в Кингстон на Ямайке. Моторы работали идеально, контрольные часы и измерительные приборы действовали с безукоризненной точностью.

– Ты радуешься, как ребенок, которому родители впервые разрешили усесться на качели, – сказал Оливейра, обращаясь к Мерфи.

– Я люблю летать. Ты понятия не имеешь, сколько я намучился, чтобы сдать экзамены. Моя старушка несколько лет голодала, чтобы я мог учиться. Я ей сегодня послал кучу денег, через банк, так будет надежней. Интересно мне, когда она получит эти бумажки…