Текст книги "Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)"
Автор книги: Анджей Савицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)
Абдул Ага покачал головой, опуская глаза. Дорота слегка усмехнулась. Она понимала, что замысел Папатии был основан на пробуждении амбиций янычара, отсылкам к мечтаниям о богатстве и славе. Только это могло заставить его нарушить приказ. Какой воин не мечтал о добытой в бою славе, о связанных с нею наградах? Если девушка была права, Абдула ожидало не только возвышение в иерархии янычар. Кто знает, а вдруг султан выдаст за него одну из своих дочерей и сделает пашой?
Янычар поглядел на ротмистра Пиотровского и какое-то время оценивал его. Неожиданно он извлек из ножен ятаган и его кончиком коснулся горла своего польского приятеля. Два янычара тут же схватили панцирного за руки и выкрутили ему их за спину.
– За нарушение приказа мне бы просто отрубили голову, а не наградили, глупая ты монашка, – произнес Ага. – А поляков я знаю настолько хорошо, чтобы им не верить. Падающую звезду они могли и вправду навести на нас, бунт и хаос могут быть очередным коварством Льва Лехистана. Этот повелитель знаменит своей хитростью и любовью к засадам. Я позволю полякам выехать в строю из хане, а они, вместо того, чтобы атаковать одержимых, затопчут моих пехотинцев копытами своих коней или насадят нас на копья.
– Да что ты творишь, безумец?! – взорвалась Папатия и повисла на руке, в которой янычар держал ятаган.
Дорота дернулась, но заметила взгляды двух стоявших напротив янычар. Она знала, что как только двинется, то получит, вполне возможно, сразу же чеканом в лоб. Так что она застыла, сдерживая дыхание.
– Клянусь бородой пророка, не делай этого! – крикнула дервишка. – Это наши единственный союзники. В городе нет спаги, нет кавалерии, кроме этих нескольких сотен поляков. Ты не можешь безосновательно обвинять их в сотрудничестве с чужими и отбрасывать единственный шанс на то, чтобы сдержать уничтожение! Слышишь?! Всем нам грозит уничтожение! Мы все погибнем!
Левой рукой Абдул Ага охватил лицо дервишки и отпихнул Папатию изо всех сил. Девушка полетела назад и попала в руки гогочущих янычар. Кто-то из них охватил ее, схватив за груди и не позволяя двинуться.
– В любой момент сюда прибудут осадные пушки, которые я приказал притащить из порта, – сообщил Абдул Ага. – Хватит нескольких выстрелов, чтобы похоронить поляков в занимаемых ними зданиях. Не стану я рисковать тем, чтобы у меня за спиной оставалась около тысячи неприятелей Я уничтожу их до того, как расправиться с одержимыми.
– Ополченцы не успеют доставить пушек сюда. Банды одержимых уже близко, Папатия говорит, что они близятся, а я своими глазами видела, как быстро могут они передвигаться, – отозвалась Дорота. – Лично я бы советовала отвести войска и перегруппироваться, чтобы действовать совместно с городским ополчением и другими отрядами, которые выслал визирь. Забудь о поляках, нечего тратить на них время и силы.
– Тебе, аль-хакима, я тоже не верю, – заявил янычар. – Слишком часто ты сотрудничала с врагом, он мог тебя перекупить…
– Сотрудничала, потому что это ты принудил меня к этому. Или уже не помнишь?! – рявкнула Дорота. – Плевать мне на то, веришь ты мне, суповар или не веришь. Я хочу всего лишь удрать отсюда как можно дальше, до того как нас окружит свора безумцев. Ты сидишь здесь уже два или три дня и даже не видел, с чем дерутся твои братья. Это тебе не фунт изюму, можешь мне поверить.
Где-то в городе раздалась пальба, через минуту грохнула пушка. Издали донесся отзвук боевого клича, извлекаемого из сотен глоток. Абдул беспокойно вздрогнул. Вот уже несколько дней он сидел здесь как на иголках. У него создавалось впечатление, что повсюду идут бои, а он напрасно тратит время, охраняя каких-то чертовых поляков, про которых не известно даже, а виноваты ли они в чем-либо. Ему нужно было покончить с ними и отправляться на битву с более страшным врагом.
– Подождем пушек, – принял он решение, сжимая кулаки. – Как только они прибудут, мы уничтожим поляков.
– Глупец! – в бешенстве дернулась Папатия.
Абдул сделал шаг к дервишке и наотмашь ударил ее по лицу. Девушка вскрикнула, голова дернулась в сторону от сильного удара. Пан Михал рявкнул, попытавшись вырваться из рук янычар.
– Так а с этим что? – спросил кто-то из пехотинцев.
– Пускай поляки думают, что я веду с ним переговоры, так что расправьтесь с этим без особого шума. Повесьте его на дереве, что растет за углом.
Михал Пиотровский поглядел в глаза янычару. Сам он считал его если и не приятелем, то хотя бы единомышленником. Только Абдул не проявил ни замешательства, ни сожаления. На рыцаря он поглядел без каких-либо эмоций, уделяя ему больше внимания, чем насекомому, которое следовало раздавить.
VIII
Я отслеживал сообщения в информационной сети, полосу за полосой, дело в том, что телепатические воздействия образовывали многочисленные слои, то более глубокие, то мелкие. Самый мелкий переносил базовые чувственные восприятия, образы, голоса и запахи; более глубокий позволял передавать эмоции и так называемые высшие восприятия; самый глубокий слой эмулировал инфополе и давал возможность передачи пакетов данных, хотя и в ограниченных рамках. Я немного опасался косвенного слоя, поскольку моя телесность и слабости, унаследованные вместе с личностью Талаза, делали меня податливым к сильным и резким чувствам. Эмоционально я был нестойким, излишне эмпатичным и чувствительным. Это было серьезным недостатком для демиурга, командующего операцией, требующей ясного ума и беспощадности. Счастье еще, что мои конкуренты на властный пост этого еще не выявили. Они наверняка воспользовались бы этой слабостью, чтобы спровоцировать меня на совершение ошибки, и тем самым дискредитировать меня в глазах Мультиличности.
Офицеров я выслал на переднюю линию, каждого в другую зону боев. Только Ясмину оставил возле биопроцессора, чтобы она проследила за хирургами и занималась пленными. Для завершения устройства все время не хватало тел. Их нужно было собрать и закрыть в непосредственном соседстве с машиной. Существовала опасность, что пленные освободятся и нападут на хирургов или же уничтожат биопроцессор, ведь мы собрали еще около тысячи пленников, часть из которых были военными. Потому-то для слежения за ними я и оставил Ясмину.
Поселившаяся в ней безжалостная бестия устроила террор пленным, превращая их в беззащитных, перепуганных жертв. Чтобы достичь этого, она применяла несколько весьма простых штучек. Время от времени она очень жестоким и зрелищным образом убивала избранных на глазах у всех пленных. Тем самым она внесла элемент неопределенности и вечного страха. А поскольку пленные часто менялись, ведь хирурги часть из них все время использовали, а участники вторжения постоянно присылали новых, Ясмине приходилось терроризировать людей постоянно. Так что все время у нее имелось занятие, доставляющее ей радость, я же избавился от кровожадной бестии, и мне уже можно было не морочить голову тем, что свое бешенство она направит против меня.
Подобным образом я старался использовать и других командиров. Жадному и ненасытному Исубу я поручил захват и охрану очередных улиц и объектов. Аналитический и пытливый Хассан занимался планированием ударных операций и дислокацией наших сил, чтобы постоянно связывать неприятеля боем. Безумный бог Валь осуществлял диверсионные акции и точечные нападения, которые должны были распространять хаос и не допускать того, чтобы вражеские войска пошли на координированную ответную операцию. Ведь у местных все еще имелось значительное численное преимущество, и если бы они организовались, то могли бы отбить занятые нами территории и даже сломить наши ряды и уничтожить биопроцессор. К счастью, они понятия не имели о его существовании и о том, насколько этот объект важен.
Когда удастся запустить устройство и инфицировать локальное инфополе Мультиличностью и нашей реальностью, процесс вторжения значительно ускорится. Тогда у нас в руках будут и другие инструменты. Появится возможность пользоваться более продвинутой технологией и настоящей информационной сетью, а нее импровизированным, телепатическим эрзацем. Вот тогда-то я проведу наступление на султанский дворец и сверну башку командующему. Это позволит нам расширить тыловые службы с использованием средств империи, а затем перейти к очередной фазе – захвату всех остальных городских агломераций на планете и поглощению их Мультиличностью.
Пока что я не морочил себе голову тем, как запись в инфополе изменит реальность и физическое состояние планеты. Пока что это было несущественным. Я старался сконцентрироваться на текущих проблемах, но человеческая часть моей личности постоянно возвращалась к тем опасениям. Если бы что-то пошло не так, если был бы нарушен какой-нибудь из фундаментальных законов природы, тогда, вместо того, чтобы использовать планету, Мультиличность, не желая того, может ее уничтожить. Одно дело – пользоваться биологическими ресурсами захваченного мира, преобразовывать местную цивилизацию в ферму рабов – носителей информации, и другое – вызвать тотальную катастрофу.
Тут меня начали мучить сомнения. А может придержать вторжение? Вместо конструирования и запуска биопроцессора того же эффекта можно добиться, постепенно увеличивая портал.. Правда, то, чего бы мы добились всего одной трансмиссией, займет несколько земных лет, зато будет безопаснее, так как постепенный процесс даст возможность контроля за ним. К сожалению, приказы у меня были другие, к тому же – не подлежащие обсуждению. Мультиличность ожидала немедленных результатов и быстрого переноса, даже ценой риска потери данного мира.
Мою человеческую часть это все сильнее грызло и беспокоило. Поэтому, чтобы об этом забыть, я страстно занялся просмотром всех слоев информационной сети. Это позволяло чем-то занять разум, чтобы не терять время на напрасные рассуждения. И вот так совершенно неожиданно я наткнулся на донесение одного из разведчиков, который докладывал о размещении сильной группировки пехоты в одной из не столь существенных махалля. Что-то меня зацепило, и я приказал разведчику тщательней приглядеться к ней. Еще я приказал Исубу перебросить туда ударное соединение. Разведчик зарегистрировал количество янычар, соответствующее развернутой орте, к тому же в том направлении направлялся приличный отряд городских ополченцев, тащивший мощные пушки. Перед тем янычаров проигнорировали, дело в том, что Исуб предположил, что это одна из групп, эскортирующих имущество беженцев. Мы уже разбили несколько таких «свор», состоящих из слуг и невольников, которые сопровождали дворцовое имущество и вещи какого-то убегающего из города паши.
Я тут же приказал создать дозорный отряд, который должен был разбить эту группировку. Даже не знаю, как могли прошляпить находящийся столь близко от биопроцессора отряд неприятеля. Неужто Хассан не получил никаких данных об этой округе? Почему он сам не выслал туда разведку? Я принял решение впоследствии более тщательно присмотреться к действиям моего стратега, а пока же отправился на место лично. Меня заинтересовала эта группировка, а кроме того я желал, чтобы она была как можно быстрее стерта с лица земли.
По улицам я прошел в компании нескольких охранников, делегированных Ясминой. Мне было известно, что вооруженные железными крюками и когтями великаны заселены личностями воинов – рептилий, ее побратимов. Она очень заботилась обо мне, раз предоставила мне своих лучших убийц. Разве что она хотела иметь меня в кулаке, на тот случай, если бы я совершил какую-то фатальную ошибку, и если бы Мультиличность приказала бы меня понизить в должности. Я сразу же попал в ее когти.
Меня смешили все эти жалкие партизанские действия и детские интриги моих офицеров. Они немного усложняли мне задание, но Мультиличность считала, что замечательной идеей является мотивация приспешников путем создания у них иллюзии, будто бы они способны добыть могущество и власть, больше, чем у них имелось в первоначальной жизни. А эти глупцы заглатывали обещания и удваивали усилия, чтобы проявить свою вовлеченность и как можно лучше справиться с заданиями. Побочным эффектом были попытки уменьшения заслуг других участников, в особенности же – главнокомандующего. И я даже не мог открыть им глаза и прямо сказать, что сны о могуществе – это всего лишь ничего не стоящие обещания, обманные надежды и бесплодная игра мышцами. На самом деле мы были всего лишь обреченными душами, которыми игрался старый, громадный дьявол – Мультиличность.
Из размышлений меня вырвал доносящийся издали барабанный бой. Это барабанщик колотил по янычарскому котлу, подавая сигнал к сбору или поднимая тревогу. Это означало, что я уже близок к упущенной моими командирами группировке. Тут я телепатически вызвал Исуба и приказал ему доложить ситуацию. Тот ответил образами с тактической картой, как будто бы сам был вздымающейся над махалля туманностью. Возвращались давние привычки; лучше всего он чувствовал себя в качестве свободного газового облака, а не маленького белкового создания.
Я увидал застройки и улицу с точками, обозначающими людей. Янычарская орта была разделена приблизительно на половину, и обе части с двух сторон замыкали одну улицу. Как будто бы планируя защищать то, что на ней находилось, а это нечто представляло собой обширные объекты с массивным двухэтажным хане и многочисленными конюшнями. А вот это было интересно! В хане, вероятно, тоже находились люди, вот только разведчик этого не установил. По какой-то причине многочисленный отряд стерег эти объекты. По какой? Что там в них находилось?
Я мог полагать, что там остановился некий паша, и вот сейчас он потребовал от великого визиря охрану. Это могло быть и полевой ставкой сераскира, руководящего обороной города, или же аги, командующего целым янычарским корпусом. В любом случае, это был стратегический объект, выдвинутый плацдарм, из которого было возможно командование. Словом, это было место, которое так и просило о проведении атаки. Уничтожив его, возможно, удастся нанести болезненный удар защитникам города. Это могло быть приятным венцлм короткой кампании перед запуском биопроцессора.
В связи с этим, я приказал прислать Исубу еще одно ударное отделение. Я распорядился атаковать сразу же два плацдарма янычар. Открытая, демонстративная атака с фронта, чтобы отвлечь внимание, а сразу же после нее десант с крыш в тылы врага. Именно таким образом мы уже разгромили несколько янычарских формаций. Так почему бы не попробовать еще раз?
Я вооружился двумя трофейными ятаганами, которыми, в качестве Талаза, я неплохо владел, и танцующим шагом направился во главу отряда. Я собирался лично повести воинов в наступление, в рапорте это будет выглядеть весьма неплохо. Исуб, который явно желал присвоить себе славу победителя, не солоно хлебавши уступил мне место и скрылся в толпе.
Телепатически я отдал сигнал к атаке и пошел первым, увлекая за собой две сотни участников вторжения. Понятное дело, что тут же тащились шесть охранников, в оригинале рептилий, бряцая тяжелым вооружением. Ясмина все время следила за мной. Только я уже не обращал на это внимания. Я заорал, что было сил, и ускорил шаг. Из-за дома мы выбежали прямиком на заполненную янычарами площадь.
– Они рядом! Готовят нападение! – визжала Папатия, которую оттаскивали два рослых пехотинца.
Абдул Ага не обращал на нее внимания, глядя на пана Михала, которого привели под раскидистый платан, растущий посреди площади. В подобного рода публичных местах часто осуществлялись приговоры, случалось, что – как под Деревом янычар перед дворцом – там насыпали целые кучи из отрезанных ушей побежденных в битве врагов или же выставляли на позорище тела преступников с уложенными в ногах отрубленными головами. Подобного рода зрелища всегда привлекали толпы любопытствующих, но в этот раз кроме солдат никого и не было. Янычары с любопытством глядели на казнь, сохраняя при этом удивительную сдержанность.
Панцирного посадили на его же коня, руки связали за спиной, а на шею накинули петлю. Достаточно было и просто перерезать ему горло, но Абдул решил, что ему следует как-то вознаградить пехотинцев за долгие часы ожидания. Пускай увидят, как один из гяуров неспешно задыхается во славу Аллаха. Смерть неверных всегда радует сердце воина. Тем временем, дервишка решила испортить все представление. Все время она пыталась не допустить повешения военного, громко протестовала против подобного бесправия и варварства, пока не начала вопить, что одержимые рядом и планируют нападение, причем, с нескольких сторон одновременно. Абдул Ага брезгливо искривил губы. Женщина вела себя недостойно, заходя столь далеко, чтобы спасти этого полячка. Поднимать тревогу только лишь затем, чтобы спасти кому-то жизнь? Это столь неловко. А ведь он так любил эту девушку. Она была по-настоящему красива, полна энергии и радости жизни, которые буквально лучились из нее. Она любила детей и верно исполняла приказания бабы дервишей, пока не дождалась повышения в янычарской иерархии. Она была бы замечательной партнершей для солдата, и Абдул неоднократно жалел, что Папатия является членов ордена бекташитов. Они давали обеты чистоты, что делало девицу непригодной для телесных утех.
Ага дал знак подогнать коня Пиотровского и покончить с делом. Пан Михал напряг мышцы, готовясь принять смерть. Он понимал, что смерть будет медленной и мучительной. Если бы ему хотя бы нагрузили ноги, чтобы он быстрее задохнулся, или же сбросили бы с высоты с петлей на шее, чтобы веревка свернула ему шею. Только это было бы проявлением милости. Ротмистр понимал, что на это рассчитывать никак нельзя, потому что Абдул сделал из его казни развлечение для скучающих янычар.. Поляк понимал это и даже не осуждал поганого. Будучи ротмистром, он тоже прекрасно понимал, сколь опасной для воинской дисциплины может быть тянущаяся бездеятельность. Не осуждал он Абдул Агу и за то, что тот приказал его казнить. Собственно говоря, он был в шаге от того, чтобы простить своему палачу. Покинуть этот мир он решил, как пристало доброму христианину, без ненависти, в согласии с Господом. Сам он столько видел смерть рядом с собой, что ее приход принял как нечто естественное. Он пытался прошептать молитву, вот только веревка слишком сильно давила. Тогда он последний раз глянул в небо, прощаясь с миром.
И увидел скачущих по крышам одержимых. Как минимум, десятка полтора, вооруженных сверкающими на солнце клинками, быстро направлявшихся в сторону площади. Михал набрал воздуха в легкие, чтобы закричать, но в этот момент коня из-под него убрали, и петля стиснулась на горле ротмистра.
Янычары, глядевшие в сторону дерева, не заметили бы тучу нападавших, которые выбежали из боковых улочек, если бы их командир не издал боевого клича. Абдул на мгновение окаменел, видя приближающуюся в молчании толпу, бухающую сапожищами по мостовой и побрякивающую вооружением. К счастью, унтер-офицеры отреагировали немедленно, помощники поваров и мойщики разорались во все горло. Если бы столь неожиданная атака была направлена на обычную пехоту, в ее рядах наверняка бы вспыхнула паника, но янычары тренировались в военном искусстве с самого детства. Отдельные подразделения были словно семьи, а их солдаты – словно братья. В течение нескольких секунд из беспорядочной толпы образовались ровные колонны. Абдул направился во главу их, к наиболее выдвинутой в сторону неприятеля группе, но, еще до того, как успел подбежать, янычары уже образовали ровную линию готовых выпалить мушкетов.
– Огонь! – на бегу завопил суповар, извлекая ятаган.
– Раздался залп, в воздухе поднялось облако дыма. Одержимые находились в нескольких шагах от пехотинцев, и дым на мгновение всех их поглотил. Абдул задержал дыхание, надеясь на то, что пули уничтожили первые ряды неприятеля и уменьшили напор атаки.
Мушкетеры отступили на шаг, давая место вооруженным копьям товарищам. Но те не успели склонить древков, когда из тучи от сожженного пороха выскочили десятки разогнавшихся тел. Некоторые из одержимых истекали кровью, у них были дыры от пуль в груди или животе, только это их никак не сдерживало. Все они налетели на переднюю колонну янычар, раздирая ее на бегу в клочья.
Абдул Ага отступил к следующим рядам. Еще он приказал, чтобы очередные подразделения мушкетеров сделали несколько шагов назад, рассчитывая на то, что первые ряды затормозят стремительность удара врага, и что даже удастся перейти в контрнаступление. Ага увидел, что у янычар большое численное преимущество, что одержимых всего лишь несколько десятков. А у него было пятьсот пехотинцев на этом конце улицы и столько же замыкавших ее с другой стороны хане.
Раздались душераздирающие крики убиваемых, скрежет скрестившихся клинков и хруст ломающихся костей. Суповар видел великанов с чудовищными мышцами, валящих на землю его людей ударами окованных кулаков; видел мелких и юрких словно змеи одержимых, которые хватали янычар за горло, уворачиваясь от ятаганов и наконечников копий. У одного из них выделялась изготовленная из железа дополнительная челюсть с длинными клыками, которыми он разрывал людям гортани; у других имелись прицепленные к телам костяные или стальные шипы, крюки и когти. Они атаковали, даже не пытаясь фехтовать, но словно дикие животные, бестии или даже демоны.
Где-то рядом что-то вспыхнуло, и с грохотом рваного воздуха молния ударила в янычар, разбросав некоторых из них, оставляя чудовищные, дымящиеся раны на теле. Перепуганные солдаты начали отступать, хотя и сохраняя строй.
– Огонь свободный! – крикнул Абдул. – Стрелять без команды!
Он пришел к выводу, что залпы в бурлящую чернь смысла не имеют. Пока не удастся оторваться от атакующих, они положат больше друзей, чем врагов. Тут же раздались отдельные, сухие трески мушкетных выстрелов, воздух наполнился смрадом жженного пороха. Суповар удовлетворенного заметил нескольких лежащих и крутящихся одержимых. Одному пуля оторвала часть головы, другому пуля вошла прямо в горло, и тот какое-то время извергал кровавые фонтаны, пока наконец не ослабел и не упал замертво.
– Сдыхают! Сдыхают, сволочи! – обрадовался Абдул. – В атаку!
Он и сам запрыгнул в колышущуюся вперед и назад толпу. Какой-то великан с железными когтями чуть не разорвал ему плечо, зацепившись за кафтан. Суповар на лету полоснул его ятаганом по горлу, так что клинок заскрежетал на позвонках, после чего кольнул другого безумца прямо в глаз. Янычаоы с восторгом завыли и дружно издали клич, славящий Господа:
– Аллах акбар!
И двинулись в атаку.
Пан Михал почувствовал себя легче, как будто бы он неожиданно стал подниматься в небо. Дышать он все так же не мог, и в глазах рябило, зато он сделался легким. Жилы на лбу и шее набухли, язык сам высунулся изо рта. Глаза вылезали из орбит, в то время как организм отчаянно требовал воздуха. Тем не менее, он поднялся вверх.
Так вот как выглядит смерть?! – подумал ротмистр.
Он знал, что висельники иногда кончают, извергая семя, но такого оборота дел не ожидал. Сейчас его душа отделится от тяжкого тела и улетит в небо.
– Обрезай веревку, быстро! – услышал он подгоняющий голос Дороты.
И вот тут-то до него дошло, что кто-то держит его за ноги. Это дервишка с аль-хакимой приподняли его, чтобы он не задохнулся. Дорота отдала приказ своей красивой невольнице. Йитка соскочила с повозки, на которой все время сидела до сих пор, и смело подбежала к сражающимся. Присела возле янычара, которому один из одержимых оторвал голову, и вытащила из руки трупа ятаган. Затем подбежала к дереву и рубанула по веревке, которую турки перебросили через ветку и привязали внизу. Узел она даже и не пыталась развязать, потому что с первого же взгляда было видно, что его завязали слишком крепко для ее силенок. К счастью, ятаган легко перерубил шнур. Пан Михал бессильно упал на женщин, так что те грохнулись на землю вместе с ним.
Дорота схватила рыцаря за волосы, потому что лицом он приземлился прямо ей в бюст, оттянула в сторону, открывая шею, и второй рукой ослабила петлю. Папатия тут же занялась веревками на руках поляка. Панцирный спазматически заглотнул воздух, а через мгновение раскашлялся так, что не мог остановиться. Он глянул слезящимися глазами и, задыхаясь, показал куда-то вверх.
– Они на крышах, – прохрипел ротмистр. – Вам нужно бежать.
– На повозку! – решила Дорота.
А вокруг с воплями и бряцанием металла перемещались напирающие и отступающие колонны сражающихся. Валились трупы и вопили раненные, ежесекундно округу окутывали клубы дыма из пистолетов и мушкетов. Аль-хакима решила, что на двуколке через побоище можно будет пробиться, и что попробовать стоит. Лучше это, чем торчать посреди битвы. Они потащили панцирного, но тот через пару шагов пришел в себя и освободился от помощи женщин, потянувшись к сабле, что все так же висела у пояс.
– Я остаюсь, – заявил он. – Мне нужно пробиться к своим и предупредить Гнинского. Ведь наши понятия не имеют, что здесь творится. А вы, мои дамы, убирайтесь отсюда. С благодарностью за то, что отрезали! – сообщил он и чмокнул Йитку в щеку. И вовремя удержался, чтобы не поступить так же и с Доротой, видя ее грозную мину.
А тут одержимые начали спрыгивать с крыш в тылы янычар. Раздались предупреждающие окрики, и битва вспыхнула буквально повсюду. Тем временем, с другой стороны, где стояли две полевые пушки, ряды янычар рассыпались, и пехотинцы бросились бежать. По всей длине улицы пошло сражение, даже напротив ворот в хане.
Дорота глянула на все это с ужасом и встала на козлах, намотав поводья на руку. Она подождала, пока Йитка не сунула распаленную Папатию в повозку и подогнала пони. Повозка помчалась, подскакивая на трупах и переезжая ползущих раненых. Один из одержимых бросился им наперерез, но не успел. Женщины из котла уже выбрались.
Гнинский стоял у окна второго этажа постоялого двора и из-под нахмуренных бровей осматривал поле битвы. Он приказал закрыть ворота и никого не впускать, даже молящих о жалости. Похоже было на то, что болезнь, переносящая бешенство, добралась уже сюда, и зараженные как раз напали на янычар. Посол и его советники наблюдали за дантовыми сценами, за ужасным, безжалостным сражением, за отступлением и повторным наступлением янычарских колонн. До них доносились крики и мушкетные выстрелы, даже один пушечный выстрел, после которого картечь снесла нескольких одержимых и столько же янычар.
– Мы не должны никого впускать, даже когда стычка закончится, – произнес ксендз Лисецкий, стоящий за спиной посла. – Воистину говорю вам, ожидаем с закрытыми воротами и возлагаем надежды в Господе. Янычары сражаются храбро, они перебьют одержимых сами. Нет причин вмешиваться в их дела, мы же здесь всего лишь гости. Нам следует ожидать, я же пока проведу мессу за наше спасение.
– Хорошая идея. Помолитесь, пан ксендз, у вас к этому наибольшие предрасположения, – басовым голосом вмешался пан Спендовский, шляхтич из Подолии, переводчик и советник Гнинского. – Ну а по военным проблемам пану ксендзу лучше не высказываться, а то слушать гадко.
– А мил'с'дарь что советует? Поддержать турок в бою и рисковать заразиться бешенством? – буркнул ксендз.
Тем временем в комнату незаметно вошел молодой каштелянич. Тадеуш протиснулся между нахмуренными сановниками и поклонился не обращающему на него внимания Гнинскому.
– Мил'с'дарь канцлер, там ведь остался наш приятель, ротмистр панцирных Пиотровский, – сказал он. – Парни беспокоятся, что мы не отправляемся на помощь.
Посол рассеянно поглядел на юношу и одарил его кривой усмешкой. Он обещал отцу парня, и своему приятелю, каштеляну Янецкому, что позаботится о его сыне и позволит черпать из источника своей мудрости. К сожалению, парень был не слишком понятливым и не обещал успехов в будущей политической и дипломатической карьере. Хотя, о чудо, его полюбила вся шляхетская молодежь, которая сопровождала посольство, чтобы знакомиться с миром и учиться. Парни избрали его своим предводителем, и уже несколько раз Тадеуш обращался к Гнинскому от имени всей молодой компании.
– Мы не можем открывать ворота и рисковать смертью всех, чтобы спасать одного солдата, которого, возможно, уже и нет в живых, – возмутился ксендз Лисецкий. – Так нельзя!
– Ближнего в беде не оставляют, – возмутился Тадеуш. – К тому же, друга, с которым вместе воевали!
Гнинский сдержал смешок. Мальчишка вместе с Пиотровским принял участие в скандале на улицах Стамбула и уже считал его товарищем по оружию. Вот это было даже трогательно. К сожалению, он должен был отказать юноше.
– Ротмистр – воин храбрый, так что справится сам, не следует тебе за него беспокоиться, – сказал он. – Мы отыщем его позднее, когда ситуация успокоится. Теперь же мы бы рисковали слишком многим, быть может даже успехом всей нашей миссии. Потерпи, парень, а лучше, пойди помолись с отцом Лисецким.
Тадеуш хотел было сказать что-то еще, но начал заикаться, и ксендз оттянул его в сторону. Священник планировал строго поучить парня, даже прилично выругать, но Тадеуш нагло вырвался и сбежал вниз.
– Ну, братец, погоди, – процедил Лесецкий злобно. – Тебе еще придется за это каяться…
Парень протиснулся среди увлеченной видом сражения челядью, пробежал мимо рыцарей, стоявших на дворе хане, и свернул в сторону сараев, где держали корм для лошадей. Там его ожидало десять ровесников в богатых жупанах, шляхетская молодежь. Помимо богатеньких детей здесь стояло несколько конюхов и слуг, в обязанность которых входила опека над юными хозяевами. Все вопросительно глянули на парня, а тот лишь пожал плечами.
– Долгополый и старики уболтали канцлера ждать и молиться, – сообщил наконец Тадеуш.
Раздались разочарованные вздохи, кто-то из подрростков нехорошо выругался, другой презрительно засмеялся.
– Ну что, разве я не говорил? От них ничего другого и нельзя было ожидать, – фыркнул прыщавый Стефан Ставиньский.
– Если бы с нами был король, мы бы уже шли в атаку, – размечтался круглолицый блондин Енджей Супелек. – Его величество не оставил бы своего рыцаря на издевательства демонов, да и поганых приказал бы защищать!
Мальчишки покивали головами. Все они принадлежали к обожателям Яна Собеского и испытывали к монарху глубочайшее уважение. Это по его образцу требовали они участия в походе, так как узнали, что в молодости Собеский с братом путешествовал по свету, чтобы расширить умственные горизонты и знакомиться с различными народами. Потому-то его величество было таким разумным и умелым в бою. Все молодые хотели если не сравняться с ним, то хотя бы в будущем сделаться достойными короля военачальниками и политиками. Сейчас же будущий цвет польского рыцарства скрежетал зубами, ругался и сплевывал на землю с презрением к трусливой позиции канцлера.
