Текст книги "Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)"

Автор книги: Анджей Савицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Я качнул головой, соглашаясь. А что мне было терять? Я решил рассказать им всю правду. Все равно они не поверят в мои добрые намерения и подвергнут меня пыткам, но, по крайней мере, какое-то время потяну. Быть может, удастся освободить руки и сбежать? На мои плечи легли лапищи двух громадных евнухов, обездвиживая меня в стальном зажиме.

Я даже пошевелиться не мог. Оставалось только говорить.

Стамбул

20 джумада 1088 года хиджры

20 августа 1677 года от Рождества Христова

Дорота не могла сомкнуть глаз. Она лежала в шатре на разложенном непосредственно на земле одеяле и прислушивалась. Йитка дышала тихо и спокойно – девушка спала как убитая, и ей не мешали доходящие отовсюду возбужденные голоса поляков, шаги, бряцание снаряжения, ржание лошадей, трески и шумы. Ножевая рана оказалась не слишком глубокой, клинок не повредил никакой из органов, он только прошел сквозь кожу и мышцы. Рана не воспалилась и быстро затянулась, так что девушке повезло. Силы через несколько дней восстановятся.

Сквозь ткань палатки пробивались белые вспышки и сполохи. Источником их было чудовищное черное дерево, громадная гадость, высящаяся над городом. За день он сделалась выше в два раза, к тому же светилась ночью, равно как и весь форт чужаков, выросший у подножия. Так что Стамбул сиял в темноте, на безлюдных улицах было светло, будто днем. Точно так же, как и на площадках дворца, на которых было полно народу. Практически никто не спал, все ожидали штурма армии выродков и следили за изменениями чудовищной мерзости. Дорота, после того, как отдалась под опеку поляков, все так же пользовалась их гостеприимством, наконец-то решила поспать. Ей просто необходимо было отдохнуть, женщина чувствовала, что способна сойти с ума от страха и переполняющей ее печали после потери всего нажитого. Чужими не следует морочить себе голову. Ведь если бы изменившиеся захотели подавить защитников дворца, они уже сделали бы это. Ей не казалось, будто бы те опасаются отрядов визиря. Более вероятным было то, что они сконцентрировались на своих делах, людей оставляя на потом. То, чего они пока что желали достичь – уже достигли, разбили штурмующие их территории отряды, вытолкав янычар и вооруженную чернь на окраины города. Кажется, время от времени их летающие машины атаковали наиболее крупные сборища беженцев, чтобы хватать пленников. Похоже, пока что им этого хватало.

Вот только спать никак не удавалось, потому что атмосфера в лагере была чрезвычайно нервной. Янычары пытались заставить поляков, чтобы те сдали им все оружие, на что подбритые головы ни за что на свете не желали соглашаться. Чудом не случилось кровавой стычки, потому что по ходу переговоров Гнинского с драгоманом посольская свита сформировала из нескольких сотен собранных на внутреннем дворе повозок укрепленный лагерь, который охраняли поляки, вооруженные огнестрельным оружием. И так вот внутри осажденной крепости появилась еще одна осажденная твердыня, а осаждаемые осаждали своих же гостей. Ситуация была странной и не обещающей ничего хорошего.

Неожиданно ткань у входа в шатер зашелестела. Аль-хакима уселась на постели и сунула руку под свернутый плед, служащий ей в качестве подушки. Под ним она держала пистолет, подаренный ей Семеном Блонским в награду за сдачу ценного пленника. Кто-то пытался попасть вовнутрь, только Дорота предусмотрительно весьма тщательно зашнуровала полы. Сейчас она присела у постели Йитки и потрясла девушку за плечо. Та сразу же уселась с широко раскрытыми от испуга глазами, после чего зашипела от боли. Выходит, она вовсе не спала так спокойно, как могло показаться: дернулась слишком резко, и рана тут же дала о себе знать.

Аль-хакима оттянула курок пистолета.

– Это я, Якуб Кенсицкий, – громко сообщил прибывший. – Меня прислал сам канцлер Гнинский. Вас, мил'сударыня, вызывают, чтобы оказать врачебную помощь. Дело важное.

Дорота одним рывком расшнуровала вход. Молодой гусар тут же прошел вовнутрь и поклонился присутствующим в пояс. В царящей полутьме, освещаемой, правда, вспышками белых молний, ползающих по черному дереву, он пытался увидеть Йитку. Нескладно доложил что-то о срочной необходимости спасения раненого, а еще о том, что необходимо собирать вещи, потому что любой момент может прозвучать приказ выезжать.

– Turci nas uvolní z paláce? (Турки нас отпускают из дворца? – чеш.) – спросила Йитка.

– В определенном смысле. Собственно говоря, некоторые нас освободят и отпустят, от других мы убежим, – не слишком точно пояснил рыцарь, после чего бросился к ногам сидящей девушки. – Не слишком ли мил'с'дарыня страдает? Как мог бы я облегчить ее в беде? Позволь вынести тебя из всего этого балагана на руках, чтобы не пришлось тебе страдать от неудобств путешествия.

Ранее, когда гусары обнаружили обеих женщин в развалинах, и юноша увидел окровавленную Йитку, он чуть не зарубил саблей Талаза, приняв того за виновника ран у девушки. Потом он довез невольницу до лагеря, держа ее перед собою в седле. Дороте пришлось плестись за гусарами. Теперь же она лишь покачала головой, видя любовное безумие в глазах рыцаря. Не обращая внимания на молодежь, она схватила свою врачебную сумку – единственное имущество, оставшееся от накапливаемого годами богатства. Проверила, на своих ли местах ланцеты, равно как бутылочки и баночки с мазями. Все хирургические лезвия и щипцы были выполнены на заказ из самой лучшей стали, к тому же рукоятки скальпелей и ножей были украшены накладками из слоновой кости. Настоящие игрушечки, стоящие, что и дюжина девственниц или же шесть опытных кухарок. И подумать только, что за пару дней она потеряла все, что копила целую жизнь. Столько лет трудов, ограничений, беспардонной войны за выживание в мире, в котором главенствовали мужчины и… фью! Все исчезло, развеялось словно дым.

Якубу пришлось покинуть Йитку. Он поцеловал ее пальцы и настаивал, чтобы та отдыхала, обещая при этом, что станет за нее молиться. Красотка затрепетала ресницами, а когда поляк выходил, послала ему вослед томный взгляд. Словно профессиональная продажная девка, рассеянно подумала Дорота. Похоже, бывшая монашка насмотрелась на примеры искусства соблазнения во время подготовки невольниц, а может все это у нее в крови, и пацана околдовывает интуитивно.

Затем аль-хакима прошла через весь лагерь за гусаром. Здесь было тесно словно на стамбульском базаре в самую торговую пору. Укрепленный лагерь пришлось сильно ужать, чтобы в нем поместилось все посольство вместе с лошадями и слугами. Какая-то часть поляков отдыхала в шатрах, но большая их часть возбужденно крутилась между повозками и палатками. Не прекращались споры и рассуждения, опять же, каждый был хоть чем-нибудь вооружен, даже у поваров и поварят в руках были ножи и тесаки. Лишь в одном месте Дорота заметила стоявших на коленях и погруженных в молитву людей. Мессу проводил один из сопровождавших посольство исповедников, молодой ксендз, заменивший пропавшего Лисецкого.

Наконец гусар завел Дороту в шатер самого канцлера. Внутри горели масляные светильники, посреди стоял раскладной столик с разложенным планом. Здесь собралось несколько сановников, воеводы и стольники в жупанах, здесь же стояло четыре янычара, но внимание привлекали не они, а красивый, хотя и чудовищно окровавленный и избитый турок, лежащий на носилках. Янычары, наверное, были всего лишь носильщиками, которые принесли мужчину, потому что они тактично отступили под стену. Дорота еле заметно присела в поклоне перед Гнинским, а тот с обеспокоенной миной указал ей на лежащего полуголого мужчину.

– Это единственный человек, знающий, как остановить чужих, – коротко сказал посол. – Прошу удерживать его в живых любой ценой.

У Дороты на кончике языка вертелся вопрос: а насколько высока цена его жизни, потому что ее услуги тоже много стоят. Но смолчала про себя, заметив, что если выйдет из всего этого живой, ей обязательно нужно будет приплюсовать эту услугу к конечному счету, который она выставит полякам. А пока что она опустилась на колени возле раненого и положила ладонь ему на лбу. Тот открыл глаза, и только сейчас Дорота его узнала.

– Талаз Тайяр! – прошипела аль-хакима. – Я передала тебя полякам в доброй вере, понятия не имея, что тебя так страшно поколотят. Не знаю, обрадует тебя это или нет, но мне ужасно жаль. В конце концов, ты ведь спас мне жизнь, вынося из самого ада. А теперь чувствую себя так, словно сама тебя так избила.

– Э-э, это все ничего, – прохрипел Талаз. – И это не поляки меня избили. Это результат разговора с визирем и янычарами. Все не так паршиво, кости целы, меня только били бичом, посыпали солью и прижигали железом. Только шкуру попортили, внутренние органы в порядке. Вытри меня и протри каким-нибудь антисептиком.

– Чем?

– Тем, чем обычно промываешь раны, – простонал турок. – И пускай мне приготовят какую-нибудь питательную еду. Мне нужно много энергии, чтобы побыстрее регенерировать. Переставлю метаболизм на повышенную скорость, благодаря этому, приду в себя в течение суток, самое большее – двух. А чтобы это удалось, мне нужно много есть.

– Ты способен ускорять заживление ран? – Дорота буквально задрожала.

Вновь она испытала жгучую волну любопытства, в ней завибрировала жилка ученого и исследователя. Повернувшись же, она приказала принести воду в тазике и чистые куски полотна, а еще, чтобы повар быстро выдал из запасов чего-нибудь жирного и питательного, лучше всего: бульон с мясом. Потом сконцентрировалась на пациенте. ее руки действовали быстро и умело, ощупывая турка и обследуя повреждения.

– В какой-то степени я могу влиять на производительность организма. Тело Талаза было изменено в тот момент, когда я в нем поселялся. Так что это это не врожденное или обученное свойство, но было мне дано посредством далеко продвинутой технологии.

– Ты применяешь слова, непонятные даже для меня, хоть я и не тупая, – буркнула Дорота. – Тебе придется брать поправку на то, что мы пользуемся разными системами понятий. Говорим мы на одном и том же языке, но родом из разных миров. Тебе следует упростить рассказ, приспособить его к моему уровню.

– Ладно. Просто, когда я сконцентрируюсь, то могу быть несколько сильнее, быстрее и гибче обычного человека. Да, и поторопись с перевязкой, у нас мало времени. Через час выступаем.

– Выступаем? Мы же окружены и замкнуты в охраняемой твердыне.

Талаз усмехнулся и ничего на это не ответил. Но Дорота заметила: что-то происходит. Все вышли из шатра, а через минуту женщина услышала шелест и увидела, что его стенки опускаются. Слуги начали сворачивать временное местопребывание канцлера, не обращая внимания на аль-хакиму и ее пациента. Когда Дорота закончила перевязывать турка, от шатра не осталось и следа, а вокруг царил еще больший балаган, лошадей запрягали в повозки и готовили верховых лошадей. Сановники и посольство грузились в кареты, покрикивая на оружных и слуг, а те орали на прислугу и конюхов. Среди бегавших туда-сюда поляков были видны белы кафтаны и высокие шапки янычар. Это последнее в особой степени заинтересовало женщину.

– Янычары объединили силы с поляками? – неуверенно спросила она. – Такое ведь невозможно.

– Мне это стоило мне много боли, но, похоже, перемирие устроить удалось, – заявил Талаз.

Внезапно у носилок вновь появились четверо янычар. Они схватили их и подняли, после чего быстро направились с ними к открытой повозке, на которой разместили уже и других раненых, а точнее, Йитку и какого-то бледного, словно покойник янычара в офицерском мундире. Дорота, увидав его здесь, даже зашипела. То был ее ведущий офицер, та самая сволочь, которая заставила ее шпионить – суповар Абдул Ага.

Рядом с повозкой стояло несколько турецких солдат и Якуб, который живо спорил с сидящим в седле Михалом Пиотровским. В конце концов, ротмистр панцирных рявкнул на юношу и указал ему строящуюся гусарскую хоругвь. Якуб опустил голову, словно побитый щенок, но, прежде чем уйти, чтобы присоединиться к своему отряду, еще успел бросить Йитке переполненный тоской взгляд.

Пан Михал подъехал к Дороте и кивнул ей в знак приветствия.

– Мне досталась честь сопровождать эту повозку, – объявил он с мрачной миной. Похоже, этим заданием он не был восхищен. – Потому что знаю турецкий язык и установил хорошие контакты с басурманами. Отвечаю головой за то, чтобы с ранеными ничего не случилось. Эти два турка чрезвычайно ценны. Мил'сударыня будет добра окружить их медицинской опекой, я же вам всем буду гарантировать безопасность. На этот случай я снова получил под командование дюжину панцирных, а еще полсотни янычар. Быть может, на сей раз не позволю, чтобы моих подопечных похитили чужие, ну а если такое случится, по крайней мере, позволю себя убить…

Дорота вскарабкалась на повозку, глядя на надувшегося панцирного. Похоже, ему до сих пор было досадно за то, что потерял почти две сотни освобожденных пленных и целый отряд. Но, прежде чем она успела бросить несколько слов в качестве утешения, запели трубы, укрепленный круг повозок разошелся, образуя колонну. Где-то спереди, у дворцовых ворот, раздались крики и отдельные выстрелы. Дорота со страхом схватилась за борт повозки – выстрелы означали, что поляки покидают Топкапи вопреки воле визиря. Уже через мгновение между временными союзниками могла начаться кровавая бойня.

С грохотом и шумом посольство сразу же набрало скорость. Довольно скоро повозка, подскакивая на телах убитых, проехала через ворота и выехала наружу. На какой-то миг Дорота увидала янычар, сражающихся с охранниками дворца, чтобы дать возможность полякам сбежать. Под самый конец глухо загрохотал пушечный выстрел. Картечь застучала по мостовой и ударила в одну из карет, выбивая фонтаны щепок и вонзаясь в древесину. С козлов свалился убитый на месте возница, но поводья перехватил его помощник, легко раненый в ногу. А уже через мгновение колонна всадников и повозок исчезла среди домов, оставляя дворец позади

Аль-хакима, поняв, что Йитке скачки и раскачивание повозки не мешает, занялась тяжело раненым Абдул Агой. Она вытирала ему лоб влажной тряпицей. Талаз тем временем уселся и стал закусывать куском белого сыра с тмином, который получил от поваренка. Все трое вели себя так, словно бы ничего пугающего и не происходило.

– То были твои люди? – обратилась Дорота к суповару. – Почему ты решил нас выпустить? Это ведь бунт! Ты изменил сераскиру, за это с тебя живьем сдерут кожу!

– Еще неизвестно, доживу ли, – ответил на это янычар. – Я рискнул, доверился Талазу, а точнее – существу, в которое он превратился. И я склонил к тому же остальных командиров полка. Так что до Эдирне у вас будет сильное сопровождение. На тот случай, если я не доживу до конца поездки, пусть канцлер повторит султану, что все это я сделал ради него и ради империи. Не мог я смотреть на то, как великий визирь обрекает моих людей и жителей Стамбула на смерть в бессмысленной, лишенной шансов на победу бойне. Я даже решил простить Талазу, что он меня чуть не убил. Но взамен пускай он уничтожит того бога, который разрушил город.

Дорота покачала на это головой, а потом задвинулась в угол повозки, чтобы переждать скачку галопом по городским улочкам. То же самое она заставила сделать и Йитку: сесть спокойно рядом и подождать с помощью раненым до тех пор, пока они не выберутся из города. Ведь до тех пор в любой момент их могли атаковать одержимые.

– Спокойно, я знаю, где они находятся. Пока что они все время пользуются эзотерической информационной сетью, используя телепатию, – отозвался Талаз. – Пока они не перейдут на квантовое подключение, я буду принимать рапорты офицеров и приказы командования. К сожалению, часть армии вторжения и штурмовики уже перешли на радиосвязь, а те, которых Мультиличность вознаградила воспроизведением оригинальных тел, контактируют друг с другом, пользуясь врожденными чувствами. Паукообразные и насекомообразные применяют химические маркеры и запахи, кремнийорганические големы используют вибрации почвы и высокоэнергетические излучения; крылатые "разговаривают" посредством инфразвуков. По-видимому, новый демиург еще не назначен, так что в армии противника царит некий хаос. В этом я вижу наш шанс, чтобы сбежать.

Едущий перед самой повозкой ротмистр Пиотровский обернулся в седле и грозно глянул на Талаза. Не верил он ему, как не верил в его обещания изгнания чудовищ. В случае каких-либо неприятностей, в первую очередь он собирался приставить пистолет к голове бывшего лалы и загнать ему в голову свинцовую пулю. Талаз, совершенно не осознающий эти мысли, широко усмехнулся панцирному и спросил, нет ли у того, случаем, в баклажке вина или какого-нибудь другого питательного напитка. Как для совершенно недавно вырванного из лап палачей, он держался удивительно хорошо, он вообще казался довольным жизнью. Ротмистр без задней мысли протянул руку к сосуду и протянул его Талазу. Тот сделал несколько добрых глотков, даже не жалуясь, что это всего лишь вода.

Последующие минуты были для Дороты вечностью. Посольство растянулось в длину на пару улиц, к тому же двигалось оно громко, с шумом и треском, люди в темноте окликали друг друга. Некоторые слуги зажгли факелы, хотя темноту и так освещали молнии. Белый, холодный свет, излучаемый кошмарным деревом, заливал черные перешейки между домами жутким сиянием. Все отбрасывало длинные, черные тени, движущиеся резко, мрачно и не по-человечески. У Дороты все они ассоциировались с крадущимися и готовыми атаковать одержимыми, ежесекундно ей казалось, что вот-вот они набросятся на них целой ордой, чтобы рвать на клочья или, что было бы еще хуже, потащить к адскому отвращению.

Дерево все время колыхалось, высясь над городом, над крышами и башнями минаретов. По его веткам и стволу неустанно стекали белые молнии, словно жилы на громадном живом существе. А вдобавок звуки: шум, шелест, доносящиеся издали вопли или вой тысяч человек. Ничего удивительного, что поляки сами шумели, похоже, в основном для того, чтобы заглушить весь этот кошмар.

Поначалу они перемещались параллельно берегу залива, но, оставив сзади Семибашенную Крепость, направились на север, где начинался тракт на Эдирне, который христиане называли Адрианополем. Через какое-то время Дорота поддалась монотонному ритму повозки, а чтобы не видеть кошмара, высящегося над Стамбулом, она закрыла глаза. Под конец она вообще положила голову на плечо невольнице. Йитка прикрыла из обеих одеялом и прижалась к аль-хакиме. Недостаток сна и усталость победили, и Дорота погрузилась в сон.

XIV

Люлебургаз

23 джумада 1088 года хиджры

23 августа 1677 года от Рождества Христова

Ко мне она прибыла ночью, под самое утро. У нее была длинная, ощетинившаяся сотнями зубов пасть и кольчатый гребень на вытянутой, змеиной башке. Ее желтые глаза с вертикальными зрачками сияли немой угрозой, казалось, они полностью были лишены эмоций, и поэтому были еще более чудовищными. Я чувствовал, что Ясмина желает вонзить зубы в мои внутренности и разодрать меня на кусочки, после чего сожрать кусок за куском. Он была близко, я чувствовал ее дыхание, отвратительно смердящий гнилью и кровью. Ее громадные крылья лопотали на ветру, заслоняя все небо. Дракониха летела за мной и была все ближе.

Я сорвался с места с криком, будя свернувшихся на своих подстилках янычар. Кто-то из них гадко выругался и погрозил мне кулаком. Я вежливо извинился перед всеми ними, так как оказалось, что на дворе только-только светает. Три дня скоростного марша не измучили ни привыкших к трудам турецких пехотинцев, ни ехавших верхом поляков, зато их силы исчерпали никак не прекращающееся беспокойство и чувство угрозы. Дело в том, что по дороге мы наткнулись на выжженные развалины крупного караван-сарая, а это доказывало, что чужаки проводят рейды далеко за пределы города для захвата невольников и жертв. Днем позднее на небе были замечены несколько продолговатых силуэтов, но, к счастью, они направились к югу. Но мы в любой момент ожидали, что одержимые могут буквально свалиться нам на головы.

А хуже всего, что два дня назад я утратил телепатическую связь. В астральном измерении воцарилась тишина, и это свидетельствовало о том, что чужаки использовали теперь другие, наверняка более технологически продвинутые средства. В связи с этим, теперь я не мог подглядывать за их системой управления, и не знал, что же они планируют. Если бы хотя бы знать, кем является новый демиург! Я знал их всех, сражался с ними плечом к плечу, и, затратив немного сил, мог бы предвидеть способ их поведения. А теперь этого не было.

Телепатическая система ожила, когда я никак этого не мог ожидать. Ясмина активировала ее во всех диапазонах, даже наиболее глубинных, высылая по всему астральному измерению тот самый гадкий кошмар с собою в главной роли. Не прозвучало ни единого слова, был только образ, живая картинка, в котором она пребывает, плюс замораживающее кровь в жилах эмоциональное сообщение: угроза и обещание убийства.

Я вышел из постоялого двора и направился к колодцу, чтобы облиться холодной водой. Быть может, если выпадет время, позднее удастся воспользоваться местной баней? Эх, сколько бы я дал за приличный массаж и за то, чтобы кожу натерли благовонными маслами! А потом я сделал бы сам себе тактичный макияж глаз и надел мягкие, пахучие одежды… Я усмехнулся сам себе, а точнее – части своего "я", принадлежащей Талазу. Ведь все это, естественно, были его желания. В них я не видел ничего плохого, полностью сумев согласовать их с собой. В своем соединяющем два эго существовании я достиг равновесия.

Я набрал воды в кружку, обмыл ладони и обрызгал лицо. Затем выполнил несколько простых упражнений, чтобы разогреть мышцы, а прежде всего – чтобы усилить кровоснабжение кожи. Синяки уже исчезли, остались только розовые полосы от бича и струпья от ожогов. Через неделю следы пыток никто и не заметит. В том, что меня пытали, я не обвинял ни Кара Мустафу, моего давнего любовника, ни Абдул Агу, пылавшего жаждой мести. Избиение было неприятным только лишь для Талаза, для истинного меня оно было всего лишь неудобство. Если бы эти жалкие палачи знали, что я вынес в предыдущих воплощениях, сколькими способами меня убивали и мучили! Я распадался на куски от жесткого излучения, сотнями лет меня изнутри пожирали паразиты, меня секли нейробичами, варили посредством микроволн, топили в морях кипящей серной кислоты, а мою боль оцифровывали и записывали в память, чтобы сделать меня более жестким и послушным. Так что по сравнению со всем этим прижигание раскаленным железом? Всего лишь щекотка.

Серело, но в лагере уже началось движение. Слуги и повара поднялись и взялись за работу. Начали готовить лошадей, выкладывать сено и овес для животных и завтрак для господ из посольства. Это означало, что Гнинский решил как можно скорее выступать в путь. Так что про баню можно забыть, но с другой стороны это и хорошо. Сон указывал на то, что Ясмина получила от Мультиличности собственное тело и выступила на охоту. Мне было необходимо исчезнуть. Для конфронтации пока что было рановато, в данный момент в поединке с нею у меня не было ни малейшего шанса.

Из дома также вышла аль-хакима и сразу же направилась во дворец на противоположной стороне дороги. Именно там расположились господа шляхтичи, пользуясь гостеприимством местного эфенди. У медички через плечо была переброшена ее врачебная сумка, в нескольких шагах за ней с кислой миной следовала Йитка. Невольница все еще не была здоровой, но уже могла перемещаться и сопровождать свою госпожу.

Увидав меня, Дорота кивнула головой и на мгновение остановилась, о чем-то размышляя. Я подошел и с грацией выполнил танцевальный поклон, в какой-то степени, в рамках упражнений на растяжку.

– Нам приснился дракон, – без каких-либо предисловий сообщила полька. – Мы обе проснулись с криком, в один и тот же миг. Вообще-то, это была дракониха, огромная и злая, словно тысяча чертей. И что это могло быть?

– Нуу, это должно было быть сообщение для меня, – несколько удивленно ответил я. – Ясмина, моя недавняя подчиненная, собирается меня уничтожить. Она выслала предостережение, а точнее, что-то вроде бешенного рычания. А вот то, что и вы обе его приняли, уже весьма интересно. Сон был телепатическим импульсом, разосланным по всей плоскости без указания конкретного получателя, так как Ясмине не известно, где я нахожусь. Так почему и вы получили сообщение? Вас держали очень близко от открытого портала, из которого все время исходило эзотерическое излучение. Похоже, вы были поражены его силой, и у вас на него повысилась чувствительность…

– То же самое случилось и с Папатией. Излучение, – заявила Йитка. – Она начала слышать голоса, вести себя словно безумная, а под конец уже не желала спасать свою жизнь и позволила разорвать себя на куски. И нас это тоже ожидает?

– Не знаю, что вас ожидает, но столько голосов, как Папатия, слышать вы не будете, потому что телепатический канал закрыли, – успокаивая девушку, сообщил я.

Затем я направился за женщинами во дворец, надеясь там чего-нибудь поесть. Ведь я был голоден как волк, мой организм работал на полных оборотах и требовал энергии.

– Мне следует понимать, что Ясмина сейчас выглядит словно дракон из кошмара? – спросила Дорота.

– К сожалению, именно такой является ее оригинальная телесность. Мультиличности понадобилось целых четыре дня, чтобы создать для не тело. Подозреваю, что в качестве строительного материала была применена не сгущенная информация, а тела пленных, – сообщил я. – Потому-то все это и продолжалось так долго.

– То есть, тебя разыскивает громадная дракониха? – не скрывала изумления Йитка. – Странно, но после всего того, что я видела, у меня уже нет сил бояться…

– Она как раз вышла на охоту. Но не бойтесь, ее задание сильно затруднено, – легкким тоном заявил я. – Прежде всего, она не знает, где я нахожусь, и не думаю, чтобы ей пришло в голову, будто сменил фронт и встал на сторону людей. До сих пор я ни разу не изменил Мультиличности, самое большее – бежал от нее, чтобы защищать собственную телесность. Так что она не станет атаковать военные группировки.

– Ну а гончие псы? Разве чужие не располагают чем-то подобным? – спросила Дорота. – Они не могут тебя вынюхать?

– Да, конечно, паукообразные хирурги запомнили мой запах, и они могут присоединиться к поискам, если только у них нет более важных заданий, а сейчас они наверняка занимаются обслуживанием и поддержкой жизнедеятельности биопроцессора, который до сих пор приводит Мультиличность в действие. Опять же, так легко след они не найдут, ведь из Стамбула сбежали сотни тысяч людей!

– Уфф, мне чуточку полегчало, – вздохнула Йитка. – Так что дракониха полетает над городом и округой, возможно, устанет и на все плюнет. А есть какие-нибудь способы найти тебя другим образом? Пользуясь снами или чем-то другим?

– Меня могли бы выследить, пользуясь личностным образцом. Любое мыслящее существо производит информацию, которая оставляет след в инфополе. Нечто вроде как отпечаток ноги на песке или конденсационный след в небе. Некоторые личности, с достаточно сильным разумом, оставляют более глубокие и стойкие следы, в особенности, когда творят идеи, теории или изобретения, которые потом живут в мыслях других людей. Вот тогда они оставляют отпечаток в локальном инфополе на несколько сотен лет. Возвращаясь к делу, если бы новый демиург добыл точнейшую запись моей личности, он мог бы выследить меня в инфополе и локализовать в трехмерном пространстве. К счастью, такой записи нет, – успокоил я, скорее себя, чем женщин.

Во дворец нас впустили лишь тогда, когда Дорота представилась аль-хакимой, спешащей к раненому офицеру. Два евнуха провели нас под самые двери комнаты, в которой располагался суповар, не давая мне ни малейшего шанса сбежать в поисках кухни. Так что пришлось снова глядеть на несчастного, которого я проткнул клинком.

Абдул Ага выглядел все хуже, он явно слабел. Увидав меня, он лишь сморщился, но сил возражать у него не было. Дорота умело сняла бинты с его живота и подала пропитанные гноем перевязки Йитке. Я поглядел через плечо польки. Живот суповара выглядел и вправду паршиво. Рана воспалилась, из нее сочилась розовая жидкость. То была плазма, выделяемая пробитой брюшиной. Мой ятаган наверняка нарушил и кишки, содержащие весьма богатую бактериальную флору. Так что практически наверняка все это вызвало инфекцию и развитие воспалительного процесса. Без сильных антибиотиков, а прежде всего – без необходимости тщательно зашить кишки и брюшину – об оздоровлении нечего было и мечтать. К сожалению, Дорота, хотя она и была из наилучших медиков этого мира, не имела ни малейшего понятия как о существовании бактерий, так и о лечении подобного рода ран. Она только лишь протирала и обмывала поверхностные раны и заставляла Абдула принять успокоительные травы, которые как-то снижали боль. А ничего больше она сделать и не могла. Помимо того, она выпытывала суповара про дополнительные недомогания, о том, ел ли он прописанную ею легкую еду.

– Ел, только после нее кишки от боли разрываются. И у меня кровавый стул, – признался янычар.

Дорота покачала головой. Она наверняка знала, что это означает: кишки турка были повреждены, их содержимое проникало в живот. Абдула ожидал болезненный, гадкий и по-настоящему вонючий конец. Полька подала турку свернутый пучок стеблей конопли для жевания, только офицер не желал их брать.

– После нее у меня паршивые сны, – сообщил он. – Сегодня под утро я видел дракона. Так что предпочитаю быть в сознании.

– Если ты желаешь ехать с нами, ты должен защищаться от боли, – заметила на это Дорота. – В противном случае, ты не перенесешь колыхания и подскакивания повозки на выбоинах.

– Справлюсь. Это я командовал эскортом, который привел поляков в Стамбул, и я же проведу их до границы, – не соглашаясь с Доротой, заявил Абдул Ага. – Лучше скажи, сколько времени мне осталось.

Та лишь пожала плечами.

– О таких вещах знает один Аллах, – буркнула она себе под нос.

Когда мы вышли, довольной она никак не выглядела. Похоже, безнадежных случаев аль-хакима не любила. Возможно, она страдала, теряя пациентов, но, может, просто терпеть не могла бессилия? Насколько я ее знал, скорее всего, дело было в последнем.

– Он тоже видел во сне дракониху, – заметила Йитка, когда мы все уже вышли.

– По-видимому, одной ногой он уже на другой стороне, – сказал на это я. Во сне он сближается с астральным пространством. Существа, находящиеся на границе жизни и смерти, всегда более чувствительны к внечувственным воздействиям.