Текст книги "Драконовы кончары (Smocze koncerze) (KG)"
Автор книги: Анджей Савицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)
– Ну, про это я и сам догадался, – согласился с ним Тадеуш. – Вон там видны бунчуки акинджи, легкой турецкой кавалерии, а вон там скачут татары. По своему обычаю, они галопом подскакивают к врагу, засыпают их стрелами и тут же отскакивают в стороны. Одержимые защищаются на шанцах, поражают их молниями из бандолетов, но как-то без особой охоты. Из тех и вон тех застроек видны только отдельные вспышки.
– Да что ты мне про ордынцев, пес их еби, поганцев! – фыркнул Стефан. – Где королевские и литовские войска? Вижу гусар, их сложно не заметить. Даже в тени черного дерева блестят их доспехи. Но что случилось с пехотой?
– А она уже ворвалась между домами слева. Вон там, где пожар. Там же я вижу вспышки молний, – указал Тадеуш на место стычки. – А вы на залив гляньте. Видите, сколько парусов? Это османский флот приближается к порту. Сначала они станут палить из пушек, а потом причалят к берегу. Наверняка на каждом корабле полно военных.
– Чего это ты, Тадек, так басурманами все время восхищаешься? – стоял на своем Енджей. – Ты лучше гляди, где наши! Хоругви все еще стоят и ожидают приказа атаковать, а спахи в центре уже двинулись. Где же король? И почему это литовские хоругви до сих пор стоят в деревне и не спускаются в предместья?
– Гетман Пац снова желает устроить королю выходку, как под Хотином. Тогда он отвел свои отряды, объясняя это необходимостью вернуться по домам до наступления зимы, – буркнул Тадеуш. – Вот это свинство получилось, нечего сказать. Наших оставил в нужде, а сам уехал. И что будет, если он снова такое же устроит? Наверняка, ждет, гад, как все повернет, и, в случае чего, он попросту развернется…
– Тогда еще Собеский еще не был королем, а всего лишь гетманом, равным Пацу. Теперь же неисполнение приказа и такое отступление были бы изменой и отказом в послушании Короне, – заметил Енджей. – На нечто подобное великий литовский гетман, думаю, не отважится.
– Вы поменьше о Литве, гляньте-ка лучше на дерево! – воскликнул Стефан.
С расположенных высоко в тучах ветвей вот уже пару часов стреляли большие или меньшие разряды, но сейчас затихли. Зато кружащие вокруг могучего ствола черные машины неожиданно спустились ниже и всей тучей нацелились на город. С монотонным жужжанием, и все время снижаясь, они набросились на военных, прорвавшихся между застройками. В бортах летающих машин открылись двери, и захватчики осыпали турецкую и польскую пехоту очередями плазменного огня.
Повсюду поднялись облака пыли от рушащихся зданий. Ряды пехоты остановились и начали отступать с бомбардируемой территории. Аркебузиры и драгуны палили из своего оружия, равно как и расположившиеся по-соседски янычары, но для полусотни угловатых летающих транспортников их огонь был совершенно безвреден. Молодые люди присматривались к этому всем в молчании, кусая губы от напряжения. Если первое наступление не удастся, ничего хорошего это обещать не могло.
Но тут турецкие подразделения подтянули ракетную артиллерию, и один за другим в небо выстрелили удлиненные снаряды, таща за собой огненные хвосты. Значительная их часть даже не приблизилась к целям, они упали где-то в городе или разорвались в воздухе, но когда первая ракета снесла первый транспортный корабль, по Стамбулу прокатился рев триумфа. Через минуту взорвалось второе воздушное судно, третье зашаталось и перевалилось на бок, высыпая изнутри воинов вторжения, после чего с грохотом упало на землю.
В это же самое время, на польской стороне фронта, к обстреливаемым позициям галопом поскакали две гусарские хоругви, вооруженные драконовыми кончарами. Гусары вместо копий держали под мышками нацеленные в небо стальные трубы с грушеобразными головками снарядов. По сигналу трубы, в галопе, они выстрелили залп и развернулись по узкой дуге. Туча снарядов помчалась в небо, за один раз сбив дюжину летающих машин. Вновь над польскими отрядами раздался радостный клич.
В несколько минут весь воздушный флот чужих был сьит, а армии ворвались на укрепления, защищаемые пешими участниками вторжения. Молодые люди видели только лишь вспышки, слышали вопли и неустанную пальбу мушкетов и пистолетов. За последующие несколько минут несколько десятков тысяч вооруженных солдат вторглось в Стамбул, сминая своей массой отступающих чужих и одержимых.
– Ну, и чего это вы стоите и пялитесь, словно сорока на голую косточку? – рявкнул на юношей пан Михал, появившийся непонятно откуда. – На коней, едем!
– В атаку? – обрадовался Тадеуш.
– Не так быстро, день еще молодой, – усмехнулся ротмистр. – Сначала кое-что необходимо уладить.
Он вскочил на коня и хорошенько устроился в седле.
– Пан ротмистр, но поглядите! Спахи уже пошли за пехотой и уже исчезли в городе, а вон там – это же, кажется, сам султан в окружении гвардии и всего Дивана! Все едут в Стамбул, одни только мы остаемся! – горячился Енджей.
– Мы и отряды гетмана Паца, – признал пан Михал. – И вот мы как раз отправляемся устроить со всем этим порядок. Король не желает иметь их у себя за спиной. Вызывайте трубача, пускай играет сигнал. Хоругвь отправляется, чтобы поговорить с его милостью Пацем.
ª ª ª
Ясмина-Мустафа сунул в рот сушеный финик, второй рукой гладя Йитку по русым, мягким волосам. Девушка сидела у его ног, боясь хотя бы пошевелиться, потому что в нескольких шагах от нее распростиралась зияющая пустотой пропасть. Земля была где-то далеко-далеко, внизу, быть может, метрах в двухстах ниже жидища демиурга. Он приказал устроить его на одной из ветви кристаллизовавшейся Мультиличности. Здесь выстроили небольшой дворец из белого мрамора, взятого из Топкапи. Полы украшали самые лучшие персидские ковры, мягкие словно пух и цветастые, будто павлиньи хвосты. Со стен свисали золотые гобелены, под потолком покачивались мастерски изготовленные масляные лампы из серебра, запитываемые плазменными батареями. Плечи Мустафы покрывала шкура белого льва, на голове у него был шелковый тюрбан, украшенный рубином величиной с кулак. Йитка являлась очередным элементом меблировки, опять же, такой, к которому можно было обратиться, и который иногда даже отвечал.
Девушку одели в прозрачные одеяния, раньше принадлежащие султанской фаворитке, в котором та чувствовала себя хуже, чем если бы была совершенно голой. К тому же от холода она вся посинела и щелкала зубами, потому что на этой высоте дуло, словно на горной вершине. Полностью она не потеряла сил только лишь потому, что могла подойти к обеспечивающему освещение и испускающему тепло генератору мощности. Йитке разрешили перемещаться совершенно свободно, но только лишь на расстояние, которое ей позволяла золотая цепочка, закрепленная на кольце над ее правой щиколоткой. Ну совершенно, словно бы кто-то опасался, что она может сбежать. Это куда же, и каким образом? Так что цепь была очередным украшением и символом ее рабского статуса.
Несколько последних часов ей пришлось торчать у подножия трона и глядеть сверху на перемещающиеся армии. Битва, осматриваемая с этой высоты, выглядела не реалистически. Наверняка с точно такой же перспективы на споры людей глядели боги и ангелы. Сюда доходили отзвуки столкновения: залпы, взрывы, хоральные возгласы и пение, грохот литавр и трески плазменных разрядов. В какой-то момент небо поначалу покрыли полосы летящих ракет, а потом и ураган взрывов. Видя валящийся вниз в огне воздушный флот чужих, девушка чуть ли не запищала от радости. Она даже позабыла о холоде и на четвереньках приблизилась поближе к краю. Она видела неправильной формы тучи войск, с нескольких сторон одновременно вливающиеся среди зданий, заполняя собой улицы и поглощая баррикады и укрепления, спешно покидаемые отступающими одержимыми. Ясмина-Мустафа глядел на все это спокойно, с улыбкой, жуя финик за фиником.
– Уже все выступили? Скажи-ка мне, моя алебастровая куколка, все ли подразделения вступили в город?
– Трудно сказать, дым заслоняет предполья, – ответила на это Йитка. – Не видно и то, что происходит в деревушках, из которых армии вышли. Но, похоже, кто-то там еще стоит, возможно, обозы? Флот уже причалил к берегу, с другой стороны Золотого Рога ни одного парус не видать.
– Это хорошо, – демиург поднялся с трона и встал на слегка расставленных ногах, сложив руки за спиной.
Львина шкура развевалась на ветру, золото и драгоценные камни, украшающие одеяние, ярко горели. Из-за трона вышли два гвардейца, унаследованные от предыдущего демиурга, огромные похожие на котов чудища в панцирях и с блестящими металлическими когтями. При взгляде в их желтые глаза, у Йитки создавалось впечатление, что она имеет дело с голодными пантерами, готовыми разорвать ее на клочки и тут же пожрать. К счастью, чудовища не стали приближаться. Ясмина-Мустафа относился к ним словно к еще одному украшению своего маленького дворца, ведь ему не нужно было беспокоиться о собственной безопасности. Перед возможным заговором своих командиром он защитился тем, что всех их послал в первые ряды битвы.
– И они еще считают себя замечательными стратегами, – фыркнул Ясмина-Мустафа, глядя сверху на захватывающие город армии. – Великий Лев Лехистана, падишах Мехмед, их командующие, паши и гетманы, все закаленные в сотнях баталий, а тут ведут себя словно банда дидиких татар. Дети и глупцы! Позволили себя спровоцировать, словно пацанов, у которых играет кровь. Они не заметили, что я их только подстрекаю, специально уступая поле битвы.
И он театрально расхохотался. Йитка с ужасом глядела на его искаженное лицо, переполненное злостью и жестокостью. Когда на миг их взгляды встретились, Йитка тут же отвела глаза. Ясмина-Мустафа хлопнул в ладоши. Что-то вспыхнуло, по небу прокатился гром. Он еще не отзвучал до конца, когда из облаков, откуда-то из-за невидимых верхних ветвей Мультиличности помчали вниз корабли, похожие на наконечники копий. Они не двигались уже так величественно и неуклюже словно топорные перевозчики, но мелькали будто молнии, тут же выстраиваясь в треугольный боевой порядок. Они вертикально валились на город, чтобы над самыми крышаит выровнять полет и очертить окружность. И только после этого они открыли огонь.
Только теперь это уже не стреляли из личного оружия воины, собранные у них на борту, но загремели пушки, смонтированные на корпусах хищных машин. Они не палили молниями плазменных разрядов, но распарывали землю струями гравитонов. Направленные вниз пушки включались в импульсном режиме на две-три секунды. За это время судно преодолевало около пятидесяти метров, превращая все под собой в кашу из обломков и чудовищно искалеченных тел. Гравитационный поток создавал точечное поле с возмущениями силы тяжести, которое искривляло как пространство, так и время. Там, куда такой поток бил в землю, та западала, втягивая в себя любую материю в радиусе нескольких метров, чтобы через мгновение, когда поток исчезал, выбросить все вверх, только теперь уже все полностью передавленное и перемолотое.
Бомбардируемый город распадался со страшным стоном и грохотом. Дома, люди и деревья втягивались в невидимые колонны бьющих вниз гравитонов, где раздавливались при чудовищном давлении. Удары глубоко впивались в землю, образуя ямы и оползни. После третьего пролета штурмовиков начали проваливаться целые улицы, образовывались трещины и разрывы, все тряслось и дрожало. Целы кварталы затянуло клубами дыма, туманами пыли и песка. Тем не менее, люди продолжали сражаться, в небо полетели ракеты и снаряды из драконовых кончаров. И вот один из штурмовиков получил заряд в хвост и, таща за собой дымовой хвост, рухнул в развалины.
Йитка с ужасом глядела на город, исчезнувший в тучах пыли. Дым заслонил все, уже не видны были колонны военных, неизвестно было – а вдруг многотысячные армии вообще перестали существовать, или же они до сих пор сражались. Кое-где сквозь пыль пробивались вспышки плазмометов, так что походило на то, что люди до сих пор бьются, или эе это одержимые добивают тех, которые не пали в ходе бомбардировки. Ясмина-Мустафа глдел горящими от возбуждения глазами, попеременно то хихикая, то рыча.
– Не беспокойся, все они не погибли. Штурмовики должны были только приостановить наступление и показать людям, что их труд напрасен, – сказал он. – Я приказал пилотам лишь обойти нападающих с фланга и раздавить их центр, а вся армия, более-менее, должна оставаться целой, окруженной кучами трупов и развалин.
– Зачем? Для чего ты ними играешься? – спросила Йитка.
– Гравитоновые пушки поглощают громадные количества энергии, ее не хватило бы для уничтожения около трехсот тысяч человек. Опять же, не для того я позволил собраться людским армиям, не для того я впустил их в город, чтобы здесь вот так всех убить. Это было бы напрасным расходом ресурсов, – пояснил демиург. – Как повелитель образующейся империи я нуждаюсь в рабах и подданных. Мне нужны те, кто будет отдавать мне честь, кто станет меня обожать или трястись от ужаса при самой только мысли обо мне. Мне нужны руки, которые возведут дворцы и фабрики, мне нужны все эти люди, чтобы ради меня они жили и увеличивали мою державу…
– Твою? Ты ведь тоже всего лишь невольник, слуга Мультиличности, – не выдержала и, не подумав, высказала, что думает, Йитка.
Ясмина-Мустафа буквально задрожал, как будто бы девушка вылила ему на голову ведро холодной воды. Он поглядел на нее сверху и дернул цепь, притягивая невольницу к себе. Потом схватил за волосы и подтолкнул к самому краю пропасти. Всем телом он прижал Йитку к мраморному полу, так что ее голова выступала за пределы дворца.
– Вместо того, чтобы болтать понапрасну, рабыня, гляди на смерть своих сородичей, – рявкнул он девшке на ухо, после чего задрал ее одежду, открывая голые ягодицы.
Йитка стиснула зубы, глаза ее наполнились слезами, отчасти вызванные ветром, отчасти же – испугом. Она оттерла их ребром ладони, после чего зашипела от боли. Демиург вошел в нее сзади, дергая за волосы. Ясмина-Мустафа рассмеялся и, не переставая двигать бедрами, очертил ладонью круг, указывая на какое-то движение на предпольях Стамбула. Йитка прищурилась, концентрируя взгляд. Ветер развеял облака пыли, и было похоже на то, что из-под земли выходят какие-то гигантские существа. Земля растрескивалась и рассыпалась по бокам, взрывались кучи обломков, на которые люди никак не обращали внимания, открывая спрятанные под ними машины, некоторые из них – величиной с дом. Эти устройства или же машины выпрямлялись, раздвигая телескопические конечности. Некоторые напоминали своим видом гуманоидов, но имелись среди них и чудища, выглядящие словно железные насекомые или костистые крабы с огромными клешнями.
Похожие на них устройства вынырнули из вод залива на тылах сгрудившихся в порту судов. Эти машины первыми открыли огонь – в их верхних конечностях были смонтированы плазмометы, огнеметы и импульсных гравитоновых зарядов. Залп из этих пушек ударил в борта имперских судов, разрывая их, перемалывая и зажигая. В небо полетели расколотые доски, щепки и мелкая пыль, не говоря уже об искалеченных человеческих телах. В порту разыгрался истинный ад. Гордые белые паруса встали в огне, с трескам и болезненными стонами разбитые корабли клонились на борт и погружались в воду или же горели словно факелы. Моряки спрыгивали с них вслепую, лишь бы подальше от огненной преисподней.
И вдруг оказалось, что город окружен железным колцом могучих машин, которые неожиданно двинулись вперед с грохотом, скрежетом и воем. Все они направились в сторону столицы, игнорируя оставшуюся на возвышении молчащую турецкую артиллерию и обозы. Они направлялись в Стамбул, чтобы замкнуть в клещах толпящиеся на улицах и площадях армии.
– Э, какие красивые экзоскелеты приказал я приготовить для наших бойцов? Сейчас они сметут непокорных и сожгут командиров, – не мог справиться с восторгом Ясмина-Мустафа.
Йитка чувствовала жаркое дыхание демиурга на своей шее, и его запах доставал ее даже сильнее, чем болезненные толчки пениса. Девушку переполняли отвращение и нарастающий гнев, который даже заглушил страх. Она закусила губу и лишь сильнее вцепилась в край здания, выступающий над пропастью.
А где-то внизу, вдалеке огромные машины сжимали круг вокркг города, уже приближаясь к первым застройкам. Арьергард спахи выступил против двух ближайших, паля в них в упор из пистолетов. Механизмы ответили плазменным залпом, покрывая предполье клубящимися фрагментами дергающейся плоти, дымящимися останками людей и лошадей. Через мгновение группа всадников легкой кавалерии попыталась прорваться между замыкавшими окружение чудовищами, но тем импульсными гравитоновыми зарядами превратили землю перед конными в вопящую и секущую массой камней и песка бездну. Всадники развернулись и помчались в сторону центра города. А со стороны залива механизмы вышли на берег, раздавливая севшие на мель суда и сталкивая бегущую в ужасе морскую пехоту в город. Буквально за пару минут громадная объединенная армия была пленена в развалинах крупнейшего на свете города.
Ясмина-Мустафа ржал, как бешеный, продолжая насиловать девушку. Йитка начала рыдать, что демиург посчитал за проявление испуга и отчаяния. Он не видел лица девушки, которое было искажено таким бешенством, которого девушка никогда прежде не переживала. Всю свою жизнь она сносила различные унижения, ее похищали и держали под замком, били и издевались, только все это не убило в ней чувства врожденного превосходства над другими. Вместо того, чтобы превратить ее в безвольную жертву, любое оскорбление только придавало бывшей монашке сил и упрямства.
– Я кое-то выдам тебе, куколка, – все быстрее сопел демиург. – Нет, этот мир Мультиличности я не отдам. Образующие ее существа лишь пожрали бы природные ресурсы и превратили бы красивую планету в еще один сервер, поддерживающий их виртуальные сущности. У меня другие планы. Я удалю ее и займу ее место. Пока что я позволяю нагонять в конденсаторы ходячих механизмов и штурмовиков энергию прямиком из инфополя, но как только битва закончится, и люди сдадутся в рабство, я расправлюсь с Мультиличностью.
– Как? – простонала девушка. – Как можно ее убить?
– Убить нельзя, но я очень просто, как и тебя, закую ее в цепи и оттрахаю. Замкну ее в инфополе на ключ, без возможности влиять на реальность. Будет достаточно, если через интерфейс дающий возможность доступа к инфополю, я введу соответствующее программное обеспечение. Оно у меня под рукой, прямо тут, рядом, и я в любой момент могу им воспользоваться. – Ясмина-Мустафа захихикал. – Но все это неважно. Для тебя пускай имеет значение то, что как раз сейчас тебя имеет будущий повелитель мира, для которого все великие императоры будут служить лишь подстилками. Через мгновение я возвышусь над самыми могущественными повелителями, раскину крылья и поднимусь к небесам! Я стану равным богам, я прикажу поместить себя на алтари, чтобы меня почитали все люди, по всей планете.
Йитка почувствовала волну тошноты, которая приглушила даже ее гнев. Ее насиловал чертов урод, посчитавший себя новым богом. Отвратительный безумец, достойный только лишь презрения. И ей, что, сносить жизнь в роли его игрушки, насилуемой и мучимой до того времени, когда она ему надоест, и когда ради развлечения он ее убьет? Йитка терпеть не могла быть жертвой, и если кто ее обижал, она обещала себе, что это в последний раз. А сегодня это наверняка будет последний раз.
Девушка сконцентрировалась, стискивая пальцы на краю платформы, на которой насиловал ее Мустафа, после чего всем телом рванулась вперед. Одной рукой она оттолкнулась, второй рукой хватая плечо демиурга, которым тот охватил ее шею. Этого движения хватило, чтобы очутиться за краем наполовину. Йитка закрыла глаза, чтобы не глядеть вниз, чтобы не колебаться. Ясмина-Мустафа дернулся было назад, только было уже поздно. Равновесие он потерял.
– Что ты делаешь?! – взвизгнул он, пытаясь уцепиться за одежду невольницы.
– Помогаю тебе развернуть крылья, – прошипела та.
И оба полетели в бездну. Йитка не выдержала, разоралась во все горло. Ветер свистел у нее в ушах, какое-то мгновение девушка падала по инерции, чтобы внезапно почувствовать рывок и ужасную боль в щиколотке. Это золотая цепь остановила падение, правда, кольцо на ноге рассекло кожу. Ясмина-Мустафа размахивал руками, пытаясь удержаться на девушке, но прозрачная и тонкая ткань сразу же порвалась. Демиург и несостоявшийся повелитель мира полетел в зияющую пустоту, визжа и дергаясь в напрасной борьбе с предназначением.
Йитка глядела, как он быстро уменьшался, мчась вдоль ствола черного дерева, чтобы, в конце концов, грохнуться в крышу святилища из белого мрамора, в котором он установил интерфейс. Тело ударилось, забрызгивая крышу огромным багровым пятном. Крик замолк только лишь после этого.
Девушка осталась одна. Она качалась на цепи, вися головой вниз, метрах в двухстах над землей, к тому же голая и обессиленная. Тем не менее, она была довольна собой. Она победила и уничтожила чудовище. Даже если теперь она тоже упадет, то с осознанием того, что ее жертва не оказалась напрасной.
ª ª ª
Тадеуш все время находился за спиной пана Михала. Он старался не только удержаться в седле, что, в конце концов, у него начало получаться, но и надлежащим образом выполнять обязанности сопровождающего, следить за своим рыцарем, чтобы прикрывать ему спину и, в случае необходимости, обеспечить поддержку. Ротмистр ехал во главе хоругви, задавая быстрый темп. Скачка галопом по пыльным дорогам довольно скоро дала о себе знать парню. Панцирные вздымали облака пыли, которые, если учесть жару, затрудняли дыхание, лезли в нос и раздражая горло. Каштелянич откашлялся и подъехал к пану Михалу еще ближе. Хоругвь приближалась к безымянной деревушке, в которой стояли литовские войска, ожидая непонятно чего. Тадеуш не имел понятия, что планирует ротмистр. Он никак не мог заставить подчиниться гетмана Паца силой, ведь он был всего лишь командиром отряда из ста двадцати панцирных, а в селении собралось тысяч десять оружных под знаменами с Погонью.
– Осторожно, вон там! – парень указал на нескольких всадников, неожиданно выехавших из оливковых рощ, тянувшихся вдоль дороги.
– Спокойно, – бросил Пиотровский через плечо. – Это свои, мы должны были здесь встретиться.
Прибывшие быстро присоединились к хоругви, только ехавший впереди поднял руку, приветствуя ротмистра. То был дядька импозантных размеров, одетый в бурую рясу францисканца, с капюшоном, заслоняющим лицо. Его сопровождали несколько шляхтичей из ополчения, усатых верзил с покрытыми шрамами грозными рожами. Было видно, все они, что называется, скандалисты и смутьяны. Тадеуш чрезмерно удивился такой компании, но любопытство пришлось укротить. Времени на то, чтобы задавать вопросы, не было.
Не было у парня времени и на то, чтобы приглядываться к чужакам, потому что уже через минуту навстречу им выехал разведывательный отряд литовской кавалерии. Пан Михал коротко представился и грозным голосом потребовал незамедлительно видеться с великим гетманом. Кавалеристы поели его через недавний лагерь. Везде стояли военные, разделенные на отряды и готовые, но не к бою, а к отъезду. Об этом свидетельствовало направление, в котором были повернуты знамена и обозные повозки. Все это еще сильнее рассердило ротмистра, и он подогнал коня.
Великого литовского гетмана они застали уже сидящим в карете в сопровождении доверенного исповедника и двух советников в золоченых жупанах. Все четверо поглядели на приближающегося королевского посланника с явной неприязнью, а Пац нетерпеливым тоном даже отдал приказ не допускать панцирных к нему. Тут же несколько литвинов попыталось забаррикадировать дорогу приближающейся хоругви. Первый, который поднял руку, приказывая пану Михалу остановиться, получил от ротмистра в зубы так, что даже свалился с коня. Остальных панцирные заставили съехать с их дороги.
– И что это должно означать, ротмистр?! – рявкнул гетман. – Да еще и подняли руку на моего оруженосца, молодого Замойского. Что это вы себе воображаете?
– А то, что мы являемся посланниками короля, который желает знать, почему это вы, мил'с'дарь Пац, не выполняете его приказы! – загрохотал пан Михал, забывая про все вежливые приветствия.
– Королю все еще кажется, будто бы он обладает абсолютной властью, – фыркнул один из сидящих в карете вельмож. – А нечего ему нападать на свободную шляхту и заставлять всякие безумия исполнять.
– Согласен, – вмешался и исповедник. – Перемирие с язычниками – это же оскорбление Бога и Церкви святой. Король Ян с ума сошел, приказывая нам атаковать чужих плечом к плечу с басурманами. И за это будет он подвергнут экскоммуникации, об этом уж я постараюсь…
Пиотровский подъехал к карете, приказывая свои подчиненным остановить лошадей. Его сопровождал лишь огромный монах в капюшоне и ежущий в нескольких шагах позади каштеляниц Тадеуш. Гетман пошевелился в своей карете и вытащил из-за пояса богато украшенную булаву – символ его должности, которая могла послужить и оружием.
– Передай, сударь, королю, что Литва не собирается позволить себя убить ради его капризов и ради обороны языческой столицы. Пришла зима, и нам пора вернуться домой. А с чужими будем сражаться, когда сойдут снега, – акцентируя слова прибавил он. А теперь иди уже и не порть своим видом удовольствие от столь хорошо начатого дня.
Не успел пан Михал что-либо ответить, монах сбросил капюшон. Открылось усатое лицо короля Яна III Собеского, весьма недовольного и разгневанного. Король сморщил лоб, глядя на изумленных пассажиров кареты.
– Уже несколько лет ты, Михал Пац, копаешь подо мной ямы, – процедил Собеский. – Это уже не первый раз, когда ты не подчиняешься приказу и оставляешь королевское войско в опасности. Тебе кажется, что сюда мы прибыли только присмотреться к уничтожению османов, и что по дороге в Речь Посполитую ты сможешь сколько тебе влезет грабить и обижать народ? Или ты считаешь, что тебе удастся вонзить мне нож в спину и захватить корону, а? Что же, подойди и сам сними ее у меня с головы!
Гетман прищурил глаза, злобно дергая ус, а в другой руке сжимая булаву. Тадеуш был уверен, что Пац раздумывает над тем, а не схватиться ли сейчас и не стукнуть ли ею короля по голове. Ему захотелось подъехать поближе, чтобы, в случае чего, заслонить монарха собственным телом.
– Не годишься ты командовать литовским войском, – сказал Собеский. – Я отбираю у тебя гетманскую власть. Мне твои армии нужны, и я не допущу, чтобы ты с ними отбыл. Немедленно верни булаву.
Гетман расхохотался. Через пару секунд колебаний его смех подхватил священник и сановники.
– Нет у тебя такой власти, Ян, – заявил Пац. – Только Сейм мг бы отобрать у меня командование, ты же являешься всего лишь фигурантом, возведенным на трон мятежниками и мордоворотами, а никак не настояшим монархом. Ничего ты мне можешь мне сделать, абсолютно ничего. За мной стоят самые могущественные магнатские роды, а за тобой – банда оборванцев. Так что возвращайся к своему войску и гибни вместе с ним, если это тебя так забавляет. Не трать моего времени понапрасну.
Собеский словно окаменел в седле. Тадеуш даже дышать перестал, ожидая, когда король взорвется. Юноша заметил, что пан Михал положил руку на рукоять сабли, так что сделал то же самое, готовясь атаковать гетмана. Тем временем, за каретой Паца появилось несколько его сторонников с пистолетами в руках, из деревушки уже подъезжала на помощь личная гусарская хоругвь вельможи. Король не стал спорить и повернул коня. Через мгновение то же самое сделал и пан Михал, быстро присоединившись к своему монарху. За их спинами раздался смех, кто-то из сторонников гетмана сунул пальцы в рот и презрительно засвистел. Тадеуш чувствовал, как волоски на шее поднимаются, как от стыда горят щеки. Унижение короля было ужасным. А что им оставалось делать?
Неожиданно Собеский осадил коня, после чего заставил того повернуть. Оба панцирных, ротмистр и его сопровождающий, с изумлением поглядели на монарха. Тот же, не говоря ни слова, протянул руку к расположенным вдоль конского бока ножнам, в которых гусары обычно возила кончар, и вытащил длинную трубу, законченную клубнем снаряда. Ян усмехнулся панцирным, сунул драконов кончар себе пд мышку, нацелил его в карету гетмана и потянул спусковой крючок. Раздался оглушительный грохот, и снаряд, в клубах дыма, помчался к цели.
Взрыв настолько перепугал верховое животное Тадеуша, что жеребец поднялся на задние ноги. Прежде чем парень снова его укротил и подтянулся в седле, он увидал в ниспадающей туче песка и пыли катящееся по дороге каретное колесо. Там же, где только что стояла карета, валялись окровавленные, дымящиеся останки, из которых торчали огромные щепки. Король даже изумленно засвистел, поворачивая драконов кончар в руке.
– А все-таки гетмана я в отставку отправил, а! – с усмешкой заявил он. – Пиотровский, принимай командование над литовским войском. Если хоть какой-нибудь литвин начнет возражать, отруби ему башку, это приказ короля. После чего разворачивай все силы для наступления. Я же в это время выведу свои хоругви из рощи.
– Ударим сзади на шагающие машины, ваше величество? – запросто спросил Тадеуш.
– Все верно, парень. Только не уничтожайте их, а лишь повалите на землю. Хочу отвезти нескольких в подарок Марысеньке, – заметил на это король. Потом по их образцу выстроим себе свои. Нравится мне, как они себя в бою ведут. Хочу иметь такие же в своей армии.
– Слушаюсь, ваше величество, – кланяясь, ответил ротмистр, временно возведенный до гетмана.
После этого он завернул коня и направился к онемевшим литовским гусарам, чтобы взять над ними командование.
XVIII
Я был восхищен нынешним демиургом. Ему необходимо было действовать исключительно решительно и нестандартно, раз, располагая стлоь неразвитой пока что технической базой, ему удалось построить столько экзоскелетов. я следил за ними в подзорную трубу, стоя на крыше двухэтажного дома. Мне показалось совершенно невероятным создание за столь короткое время стольких боевых механизмов. Откуда взялись системы управления, гидравлические и и вспомогательные модули, а ко всему остальному – достаточно мощные аккумуляторы привода? Конструкторам нужно было на чем-то сэкономить, ведь действовали они в спешке. Следовательно, у оборудования должна была иметься масса недостатков. И я горячечно размышлял над тем, какие это могут быть недостатки. Слабый, поскольку созданный из обычной стали, кожух и, что за этим следует, большой вес и энергозатраты. Что еще?
Мехи были видны издалека, часть из них уже вошла в город и теперь двигалась по улицам, сталкивая турецкую и польскую армии. Другие остались на предпольях, где загоняли группы дезертиров, мародеров и просто трусов в одну кучу. Действовали они в соответствии с заранее приготовленным планом, ни на мгновение не колеблясь, все время сотрудничая один с другим. Задерживались они, когда большие или меньшие отряды пытались их атаковать или пробиться из окружения. Мехи умело исключали угрозу, не давая людям ни малейшего шанса или прощения.
