Текст книги "Жемчуг (СИ)"

Автор книги: Андрей Вольмарко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

  – Да. Конечно. Всё будет хорошо.

  Синга уже самого тошнило от этих слов. "Всё будет хорошо". Когда всё было хорошо? Да никогда.

  Но каким-то образом, эти простые три слова помогали людям. Хотя бы немножко. Но помогали.

  Он сам никогда не верил в это. Но какая разница во что верить, когда больных эти слова делают счастливыми?

  Тем более, он и так останется недовольным. Как минимум недовольным.

  Обход приносил ему страданий не меньше, чем больным – их болезнь. Старики, молодые. Женщины, мужчины. Приветливые и грубые. Все они были разными.

  Но все они были приговорены. Кого-то он сможет продержать подольше с помощью своих микстур. Не зря же он до поздней ночи варит их.

  Но... Но. Всему приходит конец. И если он что-либо не придумает...

  Он не хотел об этом думать.

  Он видел всякие болезни. В Мёнхене он довольно легко ставил диагнозы на практических занятиях в лазарете. Симптомы бросались в глаза, лечение почти всегда было очевидным.

  Но это место мало походило на лазарет Мёнхена. Отвратительное освещение, беспорядок, постоянный шум или шорох, капающая с потолка вода. Нечего уже говорить о сквозняках и запахе.

  И люди. Не облачённые в белые наряды, а грязные, дурно пахнущие и испуганные.

  Он бы тоже боялся, если бы его жизнь зависела от растерянного парня.

  После осмотра всегда наступало одно и то же. Синг брал листок и расписывал, кому и сколько сегодня достанется лекарства. В эти мгновения он чувствовал себя особо мерзко. Когда выписывал безнадёжно больным меньшие порции, а то и вовсе заменял лекарства обезболивающим или дешёвыми наркотиками.

  Но он знал – так было надо. Если он будет пытаться поступать хорошо, ничего не получится.

  Сейчас не нужно поступать хорошо. Нужно поступать правильно. Как бы плохо ему потом не спалось.

  Отдав листок стражнику Гридсу – добровольному разносчику лекарств, который уже всем надоел со своими рассказами о страже– , Синг направился к воротам поместья.

  В дворике некогда был сад. Наверняка в давние времена здесь было приятно сидеть и болтать о вечном и возвышенном.

  Но когда особняк остался без присмотра, сад одичал. Растения сначала захватили всё, что могли.

  А затем умерли. То ли от влаги, царящей в Голдуоле. То ли без ухода. То ли ещё почему-то.

  Факт был в том, что теперь сад – и по совместительству дворик – выглядел безумно угрюмо. Искорёженные чёрные ветви деревьев. Мёртвые вьющиеся растения. Голый, бесформенный кустарник.

  И лишь жёлтая трава оставалась живой.

  Люди ждали его у ворот – как всегда. Трое здоровенных мужчин в капюшонах и плащах, запахнутых от дождя. Хмурые, мокрые, увешанные оружием и недоверчиво переглядывающиеся.

  – Мастер Дегнаре, – хмуро поприветствовал его один из них, неловко одёргивая капюшон. Во все стороны брызнула вода. – Мы принесли, как обычно.

  – Спасибо, – Синг благодарно кивнул им. Он не знал, были ли это те же люди, что приносили наркотики и реагенты вчера. Ему было плевать.

  Главное, что приносили.

  Когда они несли три больших мешка к воротам особняка, один из них вежливо кашлянул.

  – Когда мы сможем получить свои лекарства? – спросил он.

  – Как обычно – днём, – заверил Синг. – Если кто-то из ваших людей будет совсем плох – присылайте его сразу же сюда. Хорошо?

  – Конечно, – послушный кивок.

  Кто бы мог подумать. Ещё недавно – "сопляк". И вот, эти громилы сами просят его и называют его "мастером Дегнаре".

  Почему же ему не по себе от этого признания?

  Наверное, потому же, что и всегда. Ему казалось, что он его не заслужил. Что обманывает их всех.

  Да и себя.

  Во время работы над лекарствами ему не хотелось думать. У него было простое дело – просто смешивать реагенты и разливать полученную жидкость по склянкам. Долго, трудоёмко, иногда даже утомительно.

  Но, по крайней мере, это позволяло ему не думать. А Сингу всегда говорили, что думает он слишком много.

  – Нужна помощь? – Мэй появилась как обычно, в самый неподходящий момент. Синг недовольно покачал головой. Чего она вечно ошивается рядом с ним? Неужто больше не с кем поговорить?

  – Точно не нужна? Мне же не сложно. Честно. Я хочу быть полезной.

  Синг страдальчески вздохнул.

  – Хорошо, хорошо. Только замолчи. Вот, – он указал ей на пустые склянки. – Разливай сюда лекарство.

  – Как ты его назвал? Ведь все лекарства как-то называются.

  – Никак. Оно не лечит. Просто немного помогает, – отмахнулся он. – Работай молча – или я продолжу один.

  Какое-то время всё шло хорошо. Механические, заученные движения, скрип досок и гул голосов снизу, стук дождя по стеклу.

  И никаких мыслей. И ни одного слова, произнесённого этой дурой Мэй.

  Как он и думал, её хватило всего на пару минут.

  – Но ведь какое-то название быть должно!

  – Так, а ну пошла вон, – зло прошипел он, указывая рукой на дверь. – Ты вызвалась помогать – а в итоге мешаешь.

  – Не ври, – фыркнула девушка, продолжая довольно ловко наполнять склянки. – Тебе нельзя помешать. Видел бы ты себя со стороны. Никогда не видела кого-то более уверенного.

  Синг скривился, пытаясь скрыть смущение. Её слова были ему приятны. Очень приятны.

  Она так верит в него. И без всяких на то причин.

  – Мне без разницы, как назвать его, – примирительно проговорил он. – Как бы ты назвала?

  – Не знаю, – честно ответила девушка, не отрываясь от своего занятия. Синг невольно засмотрелся на неё – всё же у неё потрясающе красивые глаза. – Не знаю, у меня всегда было плохо с выдумкой. Наверное, как-нибудь красиво и поэтично.

  – Поэтично? – презрительно фыркнул Синг. Его хорошее настроение тут же исчезло без остатка. – Поэзия – это для тех, кто не умеет ничего делать.

  – Я никогда не слышала стихов. Настоящих. Только всякие глупые детские.

  Синг виновато взглянул на неё. Иногда ему казалось, что они из разных миров. Что его жалкий и убогий мирок был для неё чем-то сверкающим и вожделенным.

  "Вожделенным", – язвительно пронеслось у него в голове. – "Как поэтично, да?! Работай, придурок, а не думай о всякой чуши!".

  – У меня были с собой стихи, – неожиданно выговорил он. Мэй подняла на него взгляд. Изумлённый и даже немного испуганный. – То есть... Ну. Книжечка. Сборник. Хочешь – дам почитать.

  Она чуть покраснела и стыдливо спрятала взгляд, от чего Синг почувствовал себя ещё более неловко.

  – Я... Вряд ли.

  – Почему?

  – Я не умею читать.

  – О, – только и смог сказать Синг.

  В его мире читать умели все. Даже его младшие братья. А вот она... Не умела.

  Она была совсем не из его мира.

  – Я бы хотела научиться, – грустно произнесла Мэй, ловко подставляя склянку под краник. – Но не у кого. Да и кто будет учить меня? Я всего лишь... Всего лишь Мэй.

  – Я, – Синг не осознал, что произнёс. Пока Мэй вновь не бросила на него удивлённый взгляд.

  – Ты?

  – Да, я, – боги, да заткнись же! Почему он не может остановиться?! – Когда будет свободная минутка – буду тебя учить. Почему нет?

  Она лишь кивнула. Ни благодарности, ни вопросов.

  Какое-то время они просто работали. А затем она тяжело вздохнула.

  – Ты бываешь тяжёлым. Но ты добрый.

  Синг неловко улыбнулся.

  – Спасибо.

  Когда она и Гридс унесли лекарства, он вновь сел за стол. За дурацкую формулу.

  Вскрытия и поверхностное исследование дали ему немного информации. Но... Слишком мало. По крайней мере, вынести из вскрытий он смог совсем немногое.

  Ту версию лекарства, что он использовал сейчас, он создал едва ли не инстинктивно. Она работала, да...

  Но не спасала. Замедляла. Ненамного. И снимала боль.

  Конечно, для некоторых больных и этого уже было достаточно.

  Но Сингу этого было мало.

  Он не знал, сколько сидел над записями. Стол был скрыт под чашами с реагентами, записями и скомканными в гневе листами. Но ответов всё ещё не было. А они ему были безумно нужны.

  Он здесь уже пять дней. Пять. И похоронил уже троих. Много? Мало?

  Он не имел права решать. Факт – трое умерли. Факт – он не смог их спасти.

  Факт – он собирается спасти остальных.

  Когда он вынырнул из записей, старательно протирая глаза, за окном уже было темно. Свечи окрасили всю комнату в приторно-жёлтый свет.

  А дождь всё ещё идёт, подумал он, решительно отбрасывая от себя перо. На сегодня хватит. Мысли в голове уже путаются, и на большее он не способен. Кое-какие наработки есть, и завтра можно будет проверить их... Но завтра.

  А сейчас его ждёт вечерний обход и ужин с Мэй.

  С Мэй. Почему ему так спокойно и уютно при мысли о ней? Почему...

  – Синг? – он вздогнул, услышав её голос.

  – Ты опять подкрадываешься? – почему-то ему стало страшно, что она подслушала его мысли.

  – Извини. К тебе пришли. Трое.

  – Больные, – вздохнул Синг, поднимаясь со стула и потягиваясь. От долгого сидения всё тело затекло. – Ещё трое больных...

  – Нет, – он удивлённо замер.

  – Нет? Не больные? Кто тогда?

  – Люди Робартона. Он хочет тебя видеть.

  Синг тяжело вздохнул.

  Прекрасно. Похоже, ужин откладывается.

  – Потерял двадцать бутылок?!

  Злобный крик раздавался из конторки над цехом. Рабочие не обращали на это внимания – лишь продолжали возиться с котлами, бочками и бутылками.

  Синг вопросительно оглянулся на проводника.

  – Это нормально, – добродушно проговорил тот, улыбаясь милейшей улыбкой.– Он часто кричит. Мы уже привыкли, честное...

  – Чего?! – крик достиг, казалось, невозможной громкости, и Синг сморщился.

  – Похоже,-он указал в сторону крика,– господин Робратон...

  Стекло конторки взорвалось брызгами, и наружу вылетел стул. С грохотом и стуком, он упал между больших дубовых бочек, а следом со звоном посыпались и осколки стекла.

  Рабочие отреагировали на это никак – продолжали деловито работать, будто ничего и не произошло.

  – ...Не очень сдержан, – закончил свою мысль Синг, задумчиво глядя на стул. Приличный стул, надо заметить. Даже кресло.

  – У него не лучшие дни, – проводник улыбнулся ещё раз – чуть виновато. – Будьте любезны – не выводите его из себя.

  – Похоже, вы предлагаете мне молчать, не дышать, не двигаться и, возможно, вовсе уйти, – хмыкнул Синг, тем не менее, продолжая подниматься по лестнице.

  – Нет-нет! Просто... Не ведите себя вызывающе. Господин Робартон сейчас очень занят проблемами города, а потому чрезвычайно раздражителен. Он не привык к такому уровню занятости и ответственности.

  – Какая жалость, – безразлично буркнул Синг.

  Его не волновали проблемы этого Робартона. И сам Робартон не особо волновал. Зол он или нет, Сингу нужно с ним поговорить. И он готов потерпеть даже пару минут крика ради того, чтобы выбить немного помощи своим пациентам. Это ведь того стоит?

  Он бросил задумчивый взгляд на стул, который бесхозно лежал посреди осколков прямо на полу.

  Да. Всё равно стоит. Разве что только его не забьют стулом насмерть. Тогда это будет печальная потеря для мировой медицины. И его пациентов.

  В общем, невелика потеря.

  – Пошёл вон! -дверь конторки распахнулась, и оттуда вывалился испуганный мужчина.

  Не побитый – лишь испуганный, отметил Синг, пропуская его вниз по лестнице.

  – Прощу прощения, господин Робартон, – часто заговорил мужчина, уже удаляясь. – Это последний...

  – Вон, я сказал! – Робартон вышел в дверь конторки, часто дыша и гневно глядя вслед рабочему. – Потерял! Двадцать бутылок! – он зло сплюнул прямо на пол, не особо заботясь о приличиях.

  Впрочем, он и не выглядел как кто-то, заботящийся о приличиях. Будучи человеком будто бы важным, одет как простой рабочий собственного цеха – нелепые клетчатые штаны на подтяжках, вольготно распахнутая рабочая рубаха, высокие сапоги. Разве что на шее поблескивает чёрный амулет.

  И только лицо выдаёт совсем не рабочего. Живые, алчные голубые глаза, плотно сжатые тонкие губы. И шрам, который слегка прикрыт переходящими в бакенбарды усами.

  – И кого ты ко мне притащил, Вольфре? – недовольно спросил Робартон, нервно приглаживая длинные тёмно-рыжие волосы назад.

  – Это тот самый лекарь из-за стены, господин Робартон, – вежливо ответил проводник.

  Робартон хмыкнул и уставился на Синга.

  Сингу это хмыканье совсем не понравилось, как и оценивающий взгляд. А потому он хмыкнул в ответ и тоже уставился на Робартона.

  – Он что, хмыкнул? – Робартон опасно сощурился и сделал попытку заглянуть Сингу за спину. – Вольфре, он что, хмыкнул?!

  – Так точно, господин Робартон, он хмыкнул, – услужливо подтвердил проводник.

  Сингу полагалось испугаться, он это знал. Нужно было показать Робартону уважительный испуг, отступить и задобрить его.

  Но после прибытия в город коллегист понял, что безумно устал уговаривать людей. Разыгрывать уважение, страх, источать красивые слова – и всё зачем?

  Теперь для него были важны только пациенты.

  – Хм, – громко и картинно хмыкнул он, сложив руки на груди. – Хм, хм, хм. Хмыкнуть ещё раз? Что ж. Хм. Хм.

  Робартон ошарашенно распахнул глаза, а из-за спины Синга раздалось испуганное "ох" проводника.

  Что-то внутри Синголо завопило, умоляя немедленно попросить прощения, виновато улыбнуться и удалиться.

  Он равнодушно забил этот порыв куда подальше на задворки сознания и продолжил буравить холодным взглядом Робартона.

  – Я пришёл сюда не выслушивать нравоучения, терпеть истерики и швыряния стульями, – холодно проговорил Синг, глядя Робартону прямо в глаза. – Я пришёл поговорить.

  Робартон смотрел на него пару мгновений взглядом, от которого у Синга мгновенно вспотели ладони и участилось дыхание.

  А ведь он может просто зарезать его, и...

  – Добро пожаловать, – лицо Робартона резко изменилось, расплывшись в улыбке. Синг едва подавил желание отскочить в сторону, когда этот странный человек протянул ему руку. – Похоже, с тобой можно вести дела.

  – А если бы не нагрубил – что, было бы нельзя? – спросил Синг, пожимая руку Робартона. Крепкое рукопожатие человека, руки которого привычны к работе.

  – Нет. Но тогда тебе бы пришлось доказать мне, что ты стоишь того, что я о тебе слышал.

  В конторке Робартона было уютно. И пахло Мёнхеном. Точнее, пахло бумагой, свежим воздухом и алкоголем. От этих запахов Синг грустно вздохнул.

  Мёнхен. Он скучал по нему. По семье. По Лесте. По коридорам Коллегии.

  – Голдуол сходит с ума, – проговорил Робартон, усаживаясь на стол и раскуривая трубку. Синг неодобрительно взглянул на облачко дыма, которое двинулось к нему. Он никогда не любил запах табака. – Страх и жестокость всегда сводят с ума. И каждый всегда сходит с ума по-своему. Каково безумство Голдуола, господин лекарь?

  Синг не особо думал с ответом. На его взгляд, всё было очевидно.

  – Нормальность, – проскрежетал он, отчаянно махая ладонью у носа.

  – Верно! – Робартон резво соскочил со стола и подошёл к другому окну – ведущему на улицу. – Вы прошлись по городу за стеной. И как он вам в сравнении с тем, что происходит за стеной?

  – Обычный город, – Синг подошёл к Робартону. Тот хмуро смотрел на улицу. Синг опёрся рукой на свинцовую раму и вгляделся через запотевшее стекло наружу.

  Дождь заливал людей, спешащих куда-то. Хлопали двери, звенели колокольчики, слышались крики зазывал. Капли дождя отбивали дробь по стеклу и заставляли плащи людей жирно блестеть.

  – Обычный город, – хмуро повторил Робартон. – Эпидемия жрёт бедняков и тех, кто по дурости наплевал на все предосторожности. Люди за стеной гниют заживо, в подворотнях стонут умирающие. А они выходят на улицу и идут в свою любимую пекарню – купить хлеба, – он вздохнул, недоумённо покачивая головой. – Вот и что это? Безумие или просто попытка от безумия спрятаться в ежедневной и привычной суете?

  – Это первое, прикрываемое вторым, – Синг закашлялся, когда табачный дым попал ему в лёгкие. – У нас в Коллегии говорили, что не бывает ненормальных, которые знали бы, что ненормальны. Однажды мне довелось наблюдать девушку, которая утверждала, что её изнасиловал летающий осьминог.

  – Хотел бы я посмотреть, – усмехнулся Робартон, щурясь.

  – Не на что смотреть. Дело в том, что она была абсолютно уверена, что это действительно имело место быть. Себя она не считала ненормальной. Скорее, мир вокруг себя, – Синг тяжело вздохнул и отник от стекла. – Паническое расстройство. Разум пытается оградить нас от боли странным преломлением реальности.

  – Ну, что ж, – Робартон отнял трубку от губ и задумчиво уставился на Синга. Синг почти физически почувствовал, как его оценивают. Взвешивают каждое сказанное им слово, каждый его жест.

  Даже выражение его лица.

  Раньше он бы озаботился результатом этого оценивания.

  Но когда это раньше было?

  – Ты только что поставил диагноз моему городу, – Робартон усмехнулся, и задумчивость быстро исчезла с его лица. Пожалуй, Синг не видел ни одного человека, который бы так легко менял маски. – Это достойно уважения. Но достойно уважения и то, что ты делаешь за стеной. Это правда? Что ты лечишь больных?

  Синг оскорблённо поджал губу.

  – Нет. Я не лечу их, – он до боли сжал кулак. – Я облегчаю их страдания и чуть-чуть продлеваю им жизнь. Не более.

  Робартон кивнул – уважительно и даже почтительно.

  – Не врёшь. Что хорошо, – он втиснул трубку в зубы и сложил руки на груди. – Присаживайся, у нас будет долгий разговор. Ты пьёшь?

  – Предпочту отказаться, хоть и пью, – нахмурился Синг. Он бы предпочёл короткий и дельный разговор дурацким посиделкам.

  – Ну, а я предпочту всё равно выпить, – Робартон уселся за стол и достал откуда-то снизу бутылку. – Благодаря этой прелести город ещё не сошёл с ума, – он звякнул ногтём о стекло бутылки. – Понимаешь ли, спасение и обеспечение города – моих рук дело.

  – За стеной я не видел ничего похожего на спасение.

  Робартон недовольно скривился. Похоже, задело за живое.

  – Я делаю всё, что могу. Котлы кипятят воду, пекарни работают и ночью – и всё для того, чтобы людям за стеной было что пить и есть. Я плачу огромные деньги посыльным, чтобы они разносили это всё за стеной, – он пожал плечами и достал стакан. Заглянул в него, выплеснул из него остатки чего-то – и наполнил из бутылки. – Уж поверь, спасение часто выглядит не так, как должно. Я бывал за стеной – люблю, так сказать, видеть всё своими глазами. И... Спасать там больше нечего. Горстка чудом выживших – и целая гора головорезов и больных.

  – Зато тут, за стеной, образцовый порядок, – Синг откинулся на спинку кресла. Когда он в последний раз так удобно сидел? Целую вечность назад, наверное. – Всё так мило. Будто и нет эпидемии никакой.

  – Моими стараниями, – Робартон задумчиво уставился на стакан, будто бы решая какой-то важной для самого себя вопрос. – Я удерживаю весь город от падения в то, что происходит за стеной. В мой виски и воду примешиваются лекарства. А стоят они, разумеется, денег. А ради получения денег люди должны работать. А раз они должны работать – у них не будет времени сойти с ума или хотя бы осознать, что происходит.

  – Самая красивая попытка прикрыть жажду наживы, что я видел, – фыркнул Синг. Робартон тут же смерил его взглядом повидавшего виды человека.

  – Деньги? – теперь уже он фыркнул. – На кой мне монеты, а? Ими что, можно наесться? Может, из них можно сделать вакцину? Или... Ай! – он махнул рукой, отказываясь продолжать. – Плевать я хотел на деньги. Но если людям вокруг хотя бы на мгновение тоже станет – всё покатиться в бездну.

  Синг недоверчиво хмыкнул. Робартон не был похож на человека, которому стоит доверять. На человека, который мог хотя бы близко оправдать малейшее доверие.

  А потому Синг не спешил верить, что перед ним сидеть щедрый и добрый человеколюб.

  – Как вообще получилось, что главным стал ты? Где наместник? Где... Где все?

  Губы Робартона изломались в нехорошей улыбочке.

  – У нас, в Ксилматии, нет наместников в городах. Лорды. И наш дорогой лорд Голдуол заперся в замке с семьёй и стражей. Оттуда и пытается командовать.

  – Пытается?

  – А кто его будет слушать? Налоги он собирать хочет, ага. В общем, как-то вышло, что лорд сидит у себя в замке, пытается оттуда командовать – а слушать его как-то не хочется. Ну а тут, без благородных господ, вышло так, что я оказался самым расторопным и ответственным, – Робартон усмехнулся, будто бы вспомнил какую-то шутку.

  – Откуда у вас еда? – этот вопрос мучал Синга с того самого момента, как он почуял по пути сюда запах свежего хлеба. От одних мыслей о горячем, мягком и ароматном мякише его живот страдальчески урчал. – За стеной нет еды. Нет вообще ничего. А тут у вас...

  – Королевские поставки. Королевская торговая компания по приказу самого его величества милостиво доставляет нам сюда еду. И не только. Рискованно, затратно – но уж так вот.

  – Но не может же она доставлять всё нужное для стольких людей, – Синг решительно не понимал. – Особенно когда всё вокруг работает, будто ничего не...

  – Я контрабандист, – без вступления бросил Робартон, укладываясь головой на стол и глядя на стакан с виски каким-то страдальческим взглядом. – И от своего занятия отказываться не собираюсь. Более того, ради города рад буду даже увеличить масштаб своего дельца. Но хватит обо мне. Я хочу задать пару вопросов и тебе.

  – Будто бы я мешаю.

  – Мне рассказывали, что ты без опаски и брезгливости работаешь с больными, – Робартон оторвался от зрительного поединка со стаканом и уставился на Синга. – А я не смог уговорить ни одного из шестнадцати моих лекарей работать с больными. Боятся.

  – Тогда это не лекари, – презрительно выплюнул Синг.

  – Самый молодой из них старше тебя в два раза.

  – Его проблемы, – ещё злее произнёс Синг. – Будь они старее самого мира – они тут уже вечность, а результата нету.

  – Как и у тебя, – заметил Робартон, и Синг зло скрежетнул зубами.

  – Он будет, – упрямо проговорил он, подаваясь вперёд в кресле. – Результат будет. Моё лекарство пока лишь замедляет болезнь, но это определённо верный путь. И я продолжу идти по нему. И скоро вакцина будет готова.

  – Думаешь, сможешь? – с сомнением произнёс Робартон, со вздохом отставляя от себя стакан.

  – Думаю, да.

  – Тогда почему ещё не сделал?

  Вопрос был правильным. И очень, очень болезненным.

  Синг замолчал, чувствуя, как сердце потерянно стучит в груди. Злость разбегалась по всему телу. Злость на себя.

  Робартон-то прав.

  – Ну-ну, – Робартон обнадёживающе улыбнулся. – Мои шестнадцать лекарей смогли за всё это время только разработать микстуру, которая чуть укрепляет... Ну, этот самый, – он пощёлкал пальцами, будто бы пытаясь выхватить слово из воздуха.

  – Иммунитет, – подсказал Синг без всякого энтузиазма.

  – Точно! – Робартон радостно указал на него пальцем. – Вот они смогли только такое сделать. А у тебя уже есть наработки лекарства.

  – Наработки так себе, – признался Синг. – Мне тяжело работать. Еды для больных почти нет, вода – только кипячёная дождевая. Да и место никак не подходит для лечения больных. В общем... – он всплеснул руками. Ну а что ещё говорить?

  Робартон задумчиво кивнул.

  – Я могу предложить тебе хорошую сделку, – произнёс он, с сожалением на лице совсем отрываясь от стакана. – Переедешь сюда. Будешь работать с моими лекарями. Буду щедро платить, и...

  – Нет, – Синг сам удивился своим словам. И резкости тона.

  Робартон тоже удивился.

  – Нет? – переспросил он. – Почему?

  – Я лечу людей там, за стеной, – Синг указал рукой себе за спину. – Я начал своё дело там. И там его продолжу. Чего бы ни стоило.

  Робартон смотрел на него так, будто бы увидел его в первый раз. А затем медленно-медленно кивнул.

  – Хорошо, – на его тонких губах вновь заиграла улыбка. – Хорошо! Даже отлично! Ох, как долго я не видел такой решительности! – он хлопнул в ладоши, заставив Синга вздрогнуть от неожиданности. – В общем, так! Останешься работать там, за стеной! Но! – Робартон поднял указательный палец вверх. – Возьмёшь себе всех больных, кого сможешь. И отсюда тоже.

  – Я один едва справляюсь с теми, кто есть сейчас, – покачал головой Синг. – Я хочу спасать людей. Но иногда спасать нужно тех, кого можно, а не кого хочешь.

  – Я дам тебе лекарей в помощь. Пообещаю им золотые горы, буду угрожать – что угодно, но с тобой они пойдут. Буду присылать еду и всё, чего тебе понадобится. Но! Одно условие. Будешь принимать больных и отсюда.

  – Так заботишься, чтобы сердце города не было отравлено болезнью, да? – спросил Синг, вновь откидываясь в кресле.

  Своим отказом от переезда он приговорил себя к лишению подобных удобств ещё очень надолго.

  – Именно, – Робартон хмуро сложил руки башней и оперся на них подбородком. – Скажи – какая самая большая ошибка в случае эпидемии? Ошибка не частного человека, а людей вообще?

  – Любая попытка собраться вместе, – вздохнул Синг. Очевидно и логично.

  – Мои лекари постоянно жужжат об этом, – Робартон тяжело вздохнул. – Один больной бродяга, который вылез из переулка и покашлял на двух прохожих – это, в лучшем случае, три трупа. А ты представь, сколько трупов будет тут, если я не буду... – Робартон осёкся, но затем, чуть дёрнув уголком рта, закончил: – Если я не буду убирать больных?

  Синг почувствовал неприятный холодок, который не имел ничего общего со сквозняками.

  – Вы убиваете больных? – тихо спросил он.

  Робартон лишь кивнул. Молча, коротко.

  Синг выразительно поднял брови и издал страдальческий вздох.

  – Ну конечно, ведь так легче всего. Для тех, кто здоров, – хмыкнул он. Действительно ведь легче. И логичнее даже. – Думаете, эпидемию можно так остановить?

  – Можно не дать ей добраться до здоровых, – как-то неуверенно ответил Робартон. – Другого выхода лекари не нашли.

  Потому что другого выхода в крайнем случае учебники не предлагали. Но Синг не верил в крайние случаи. Он верил в твёрдость рук и торжество рассудка.

  И в то, что боги прекратят над ним издеваться и позволят сделать хоть что-то хорошее, прежде чем он нелепо сдохнет в какой-нибудь дыре, далёкий от семьи, друзей, счастья и богатства.

  Опрометчиво? Возможно. Но ему было безумно приятно чувствовать себя уверенным. Даже уверенным вот так.

  Робартон ожидающе смотрел на него. Лицо будто бы безразлично, но пальцы нервно играются с амулетом на шее.

  – Радуйтесь, – Синголо с сожалением встал. В холодном особняке он будет скучать по этому креслу. – Потому что теперь ваши больные получат хоть какой-то шанс. Если вы пришлёте мне помощников, еды, лекарств и ещё кое-чего.

  – Что угодно, – голос Робартона стал жёстким, а лицо – решительным. – Я не хочу убивать их. Не хочу, лекарь, понимаешь?

  – Но приходится, – понимающе кивнул Синг. Он понимал. Не одобрял и не прощал. Но полностью понимал. Лёгкие пути всегда заманчивы. Особенно когда работают. – У меня лишь одна просьба перед уходом.

  – Что угодно.

  Синг на мгновение замер. Неужели он действительно собирается это делать? Он что, совсем дурак?

  – Сборник стихов Лекстелло, – произнёс он, закрывая глаза от стыда.– Если есть. Пожалуйста.

  Боги. Как он ненавидел поэзию.

  – И ты называешь себя лекарем?!

  Синг абсолютно спокойно отпил немного чая. С наслаждением причмокнул губами, смакуя мятный привкус. И лишь затем бросил спокойный взгляд на причину своего беспокойства.

  – Я не лекарь, – задумчиво проговорил Синголо. – И не называю так себя. Разве я могу? У меня ведь даже нет удостоверительной грамоты от Коллегии. Так что да, – он чуть улыбнулся. – Я даже не лекарь. Что скажете, лорд Броунсворт?

  Лорд побледнел от гнева. Типичный дворянин – бледный, стройный, вон, даже щека как аристократично подёргивается. Даже будучи на грани срыва, ведёт себя... Ну, нет, не достойно. Красиво.

  Достойно люди вроде лорда Броунсворта вести себя не умеют.

  – Это всё? Потому как если да, то дверь – вон там, – Синг отсалютовал чашкой в сторону двери, и немного чая пролилось на пол. – Потому что я не намерен выслушивать ваше гневное сопение. Оно портит мне впечатления от чая. Удачного дня.

  Однако лорд остался на месте.

  – Чай, – холодно повторил лорд, прикрывая глаза. Синг недовольно дёрнул щекой – почему этот дегенерат не может просто сказать, чего хотел? К чему эти демонстрации актёрского мастерства?

  – Да, чай, – злобное жжение в груди начало пробиваться сквозь усталость.

  – Ты сидишь тут и пьёшь чай, – продолжил лорд, не открывая глаза.– Когда мы зашиваемся внизу. А ты сидишь – и пьёшь чай. Вместе с этой... – губы лорда задёргались, будто не в силах произнести слово. – С этой девкой! – и он обвинительно указал на притихшую Мэй.

  Синг бросил короткий взгляд на неё. Обычно бойкая девушка сидела, испуганно потупив голову.

  Поэтому Синголо вздохнул, пытаясь потушить злобное жжение в груди.

  – Значит, так, – произнёс он, ставя чашку на стол и вставая. – Вы не только прервали чаепитие – святой, как меня уверял господин Робартон, обычай в Ксилматии. Вы ещё и оскорбили леди.

  Лорд недоумевающе моргнул.

  – Леди?

  – Леди, – проскрипел Синг, глядя лорду прямо в глаза.

  Как он и ожидал – благородный сукин сын отвёл взгляд. Почему-то все они не приучены смотреть в глаза.

  – Молчите, лорд? – язвительно спросил коллегист, складывая руки на груди. – Вот и всё, что вы можете – молчать. А! – он раздражённо взмахнул рукой, когда Броунсворт попытался раскрыть рот. Лорд ошарашенно замер – похоже, никогда раньше в жизни его не затыкали. – Мне это надоело!

  – Надоело?! – благородный выродок вытаращил на него глаза.– Ты ничего не делаешь!

  Синг поджал губу. Протяжно угукнул. И медленно-медленно кивнул.

  Ничего не делаешь. Вот как.

  Ничего. Не. Делаешь.

  – И вы пришли сюда, ваша милость, чтобы напомнить мне о том, что я ничего не делаю? – с наигранной любезностью поинтересовался Синг, кладя свои руки на плечи лорду. – Ох, какая забота! Я вам так благодарен! Позвольте тогда ответить в лучших традициях благородных господ – ответной милостью и напоминанием.

  Злость обожгла, и Синг резко схватил лорда за изящную рубаху.

  – Покуда ты, ублюдок, сидел и резался в карты с остальными утром, я провёл три операции! А ассистировала мне эта самая леди! – прошипел он, глядя в испуганные глаза аристократа. – Покуда ты со своим хвалёным дипломом Академии страдал хренью, я открыл какое-никакое лекарство! Пока ты стоишь и жалуешься, кто-то из твоих больных умирает! Ну так скажи мне, лорд Как-Там-Тебя, – Синг притянул его к себе и злобно прошипел сквозь стиснутые зубы: – Кто из нас, мать твою, лекарь?!

  А затем он с силой отпихнул от себя лорда.

  Шумно выдохнул. Обтянул рубаху, отряхнул руки. Да. Так гораздо лучше.

  Нельзя позволять гневу слишком сильно вмешиваться в дела. Даже если он, этот гнев, справедлив и закономерен.

  Лорд, похоже, гнев Синга ни справедливым, ни закономерным не считал.