Текст книги "Готовься к войне"

Автор книги: Андрей Рубанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Солодюк был подлец, настоящий, звонкий. Несколько лет, со дня основания банка, он покупал у Знаева наличность и перепродавал, причем находил удивительно покладистых и недалеких покупателей. Впаривал втридорога. Разборчивостью не страдал. В соответствии с поговоркой, жадность регулярно губила Солодюка. Во второй половине девяностых он четырежды попадал под следствие и четырежды откупался, отдавая все, что имел. Люди из правоохранительных органов тогда уже умели обдирать черных финансовых дилеров: изымали банковскую выписку, вычисляли предполагаемый доход за последние полгода и эту сумму требовали в обмен на доброту и ласку. То есть если фирма за шесть месяцев получала из кассы банка сто миллионов рублей – их умножали на всем известную ставку черного рынка (допустим, пять процентов) и просили за снятие обвинений пять миллионов.

Ладно, четыре с половиной.

Знаев, однако, хорошо помнил и другую поговорку: все, что не губит фраера, делает его жаднее. Постепенно Солодюк превратился в мнительного, безжалостного и безрассудного дельца. Ободранный налоговой полицией, он немедленно опять начинал играть по-крупному. А хуже того – стал считать себя прожженным. Тем временем сам Знаев, ни разу не пойманный за руку, счел за благо свернуть сомнительные операции, тем более что в начале нулевых фискальное давление на всякого рода финансовых махинаторов резко усилилось.

Солодюк и в ус не дул. Ради старой дружбы выпрашивал у своего легализовавшегося бывшего партнера все новые и новые миллионы. Кончилось тем, что Знаева вызвали в Центробанк и потребовали резко сократить количество наличных, проходящих через его корреспондентский счет. Под угрозой отзыва лицензии. Не превращайте хорошую фирму в помойку, сказали чиновники. Мы ведь можем внести вас в черный список. Лично вас, господин Знаев. Вы никогда не сможете найти работу в этом бизнесе. Испугавшийся господин мгновенно попросил старого товарища вон. Тот не обиделся, на два года пропал из виду, однако затем опять появился. Умолял, бахвалился связями, метал визитные карточки с двуглавыми орлами, живописал собственную непотопляемость, взял в долг тридцать тысяч долларов, – в итоге сложились оригинальные отношения: банкир стал испытывать к приятелю смесь ностальгической жалости, презрения и некоторого страха. Их крепко связывали общие грехи молодости. Вдобавок Солодюк на совершенно законных основаниях числился акционером банка, ему принадлежали три процента, он ежегодно получал дивиденды. Выгнать его пинками, заставить уступить долю или выкупить ее – такое можно было проделать в любой момент, но руки не доходили. Кроме того, Знаев не любил создавать себе врагов. Лечить, а не резать – вот был его метод.

Харчи приехали через час с небольшим. Банкир натянул старые джинсы, влез – босой, с голым торсом – в машину, покатил к главным воротам. По аллее, которой гордился, о которой всю жизнь мечтал: ветви дубов смыкались над головой, образуя живой тоннель, ночью, в свете фар, смотревшийся декорацией романтической сказки. Мальчишка-посыльный, слезая с мопеда и передавая хозяину поместья коробки, взглянул с интересом, но и с усмешкой. Небось думает – богатый бездельник с жиру бесится, лень самому себе завтрак приготовить, решил Знаев, однако чаевые дал, как положено. Он всегда давал большие чаевые. Завидовал молодежи. Всем этим посыльным, пиццевозам, официантам, барменам, – трудящейся обслуге. Им повезло, для них сейчас в Москве всегда есть работа, только не ленись, поворачивайся; если не жлоб, если не медленный, свою тыщу долларов иметь будешь. Двадцать лет назад, когда банкир был так же молод, как этот взъерошенный паренек в стильных штанишках, все было иначе – для похода с девушкой в «Макдоналдс» деньги копились месяцами.

Он оставил снедь на кухне, заглянул в спальню. Алиса, сидя в постели, смотрела телевизор и зевала. Помахала рукой, мило сообщила:

– Ты вчера, когда стал засыпать, так крепко меня к себе прижал… Я думала – неужели он вот так всю ночь будет… Даже испугалась. Но потом ты все-таки расслабился. Когда совсем уснул…

– Тебе не нравятся крепкие объятия?

– Неважно.

– Важно.

Рыжая опять упала в подушки. Было заметно, что она не прочь проваляться под одеялом весь день.

– У нас с тобой всегда так будет? Я просыпаюсь, а ты стоишь у постели и на меня смотришь. Весь такой бодрый.

– Да, – с удовольствием ответил Знаев, – так будет всегда.

– Ты опять рано встал?

– В пять часов.

Алиса с наслаждением потянулась.

– Сегодня воскресенье, – слабым голосом произнесла она. – Мог бы поспать.

– Как раз в воскресенье, – сказал банкир, – спать допоздна нельзя. Иначе вечером не сможешь заснуть вовремя. И утром в понедельник проснешься разбитый. Испортишь себе важный момент – начало новой недели…

– Ты страшно нудный. Я сейчас брошу в тебя подушкой.

– Не надо. Я хороший.

– Да, – сказала рыжая. – Хороший. Но нудный. Что ты делал, пока я спала?

– Как обычно. Медитировал. Потом испанский учил. Потом плавал. Потом штангу тягал. Потом во дворе прибрался…

– Скажи честно: ты каждый день вот так? Медитация, штанга, испанский…

– Нет, – соврал Знаев, театрально поморщившись. – Это я перед тобой выпендриваюсь. Набиваю себе цену.

– Я догадывалась. Разумеется, ты такой же ленивый, как и все. Изображаешь супермена, чтоб обмануть наивную девушку. Зачем тебе испанский?

– Делаю инвестиции, – с шикарным апломбом заявил Знаев. – На Кубе. Хочу срочно купить по дешевке несколько километров пляжа. Es no demasiado. Когда Фидель умрет, на остров неизбежно вернутся американцы – а я уже там, понимаешь? Hola! Que tal? Me llamo Znajca!

Судя по всему, рыжая не поняла хохму; юмор миллионеров, даже будучи плоским, никогда не бывает дешевым.

– Шутка, – виновато сказал банкир.

Алиса вежливо улыбнулась и зевнула.

– Что мы сегодня будем делать?

– Отдыхать. Расслабляться. Посидим в сауне. Или в хамаме. Тебе для твоей молодой кожи хамам – в самый раз… Хочешь – вызову массажиста, он же банщик и мануальный терапевт, он из тебя за сорок минут пятнадцатилетнюю девочку сделает…

– Спасибо, – насмешливо сказала рыжая. – Мне и так неплохо.

– Тогда поедем в город и пообедаем. Потом еще что-нибудь придумаем…

– Например?

Знаев пожал плечами.

– Я вроде как кавалер… Типа, обязан предложить даме тысячу вариантов развлечений. Особенно учитывая мои возможности…

– Предлагай, – разрешила рыжая.

– Можем махнуть на Кипр. Виза не нужна. Если я позвоню прямо сейчас, то через четыре часа будем в Лимассоле. Искупаемся, наедимся до отвала скампи, погуляем, подышим, к утру вернемся…

– Заманчиво, – с заметным сожалением сказала Алиса, – но у меня нет загранпаспорта.

– Не может быть. Ты не была за границей?

– Ни разу.

– Насколько я знаю, сотрудники моего банка хорошо зарабатывают.

– Не напоминай, что я работаю в твоем банке. Я сразу чувствую себя героиней служебного романа.

– А чем плох служебный роман? По-моему, всякий роман хорош.

– Ты не понимаешь. Завтра к обеду все будут знать, что босс крутит любовь с новенькой рыжей. У меня испортятся отношения с девчонками.

– Никто ничего не узнает, – уверенно ответил банкир и небрежно ладонью отодвинул от лица воздух, а вместе с воздухом – все без исключения пустяки и глупости этого мира. – Единственный человек, который может что-то ляпнуть, – мой шофер, но и он, по-моему…

Рыжая усмехнулась.

– Сергей Витальевич, вы же – Знайка. Вы должны понимать, как циркулируют слухи. Я вас уверяю: завтра все ваши сотрудники, особенно женщины, вместо работы будут по углам шушукаться…

– А мне все равно.

– Тебе – да. А мне – нет, – Алиса сделала паузу и с почти мужской суровостью добавила: – По большому счету… вся эта наша с тобой любовь… сильно повредит моей карьере.

Банкиру не понравилось, как она произнесла: «вся эта наша с тобой любовь». Про карьеру он почти прослушал. Он не очень понимал, что такое карьера. Боссы и хозяева – особенно те, кто ходит в боссах с двадцатипятилетнего возраста, – неважно разбираются в психологии наемного работника. Знаев всю жизнь фигурировал в роли босса, долгое время он ошибочно считал, что любой манагер не может мечтать ни о чем ином, кроме как о кресле босса, что каждый кассир грезит о собственном банке, и только к середине нулевых, когда фирмы и компании, некогда созданные с нуля отважными авантюристами, превратились в гигантские корпорации со своей бюрократией и сложной субкультурой, банкир догадался: увы, наемные манагеры желают стать не боссами, а всего лишь еще более высокооплачиваемыми наемными манагерами. Так жить проще и выгоднее.

Сейчас он сглотнул неприятный комок, осторожно спросил:

– Ты что же, карьеристка? Такая же, как они? – и кивнул головой в сторону окна, подразумевая ИХ – тех, кто убивает время в поисках наиболее простого и выгодного способа жизни; ленивых, малодушных, мелочных, жадных; медленных.

Хотел добавить: зачем тебе карьера, выходи за меня замуж, будешь иметь все сразу, – но не добавил. Промолчал. Из благоразумия.

– Лучше быть, как ОНИ, чем как эти, – рыжая показала пальцем на экран телевизора, где сыто жмурилась и плямкала силиконовыми губами неизвестная банкиру чувиха, явно принадлежащая к прослойке «блондинок в шоколаде».

– А у тебя, – излишне резко сказал Знаев, – нет выхода, дорогая. Либо быть, как ОНИ, либо – как ЭТИ.

– Но ведь ты нашел выход. Для себя.

– Я нашел. Да. Надеюсь, ты со мной именно поэтому. Потому что я ни с теми, ни с другими.

Алиса внимательно слушала, смотрела ему в переносицу, она явно хотела поспорить, но была она сейчас нагая, белая, соблазнительная, очень свежая в это очень свежее июньское утро, и банкир миролюбиво предложил:

– Пойдем завтракать. Пока ты спала, я заказал из города еду. У нас есть хамон, горячие оладьи, авокадо, творог, земляника и кофе. И сливки. Чего ты хочешь?

– Я хочу хамон, горячие оладьи, авокадо, творог, землянику и кофе. Со сливками. И еще одно…

– Что?

– Я собиралась кинуть в тебя подушкой. Вот тебе.

И она кинула в Знаева подушкой.

Потом, завернутые в халаты, насыщались, болтали лениво, исключительно о пустяках, благодушно соглашались друг с другом, кидали воробьям крошки, кормили друг друга с ложечки, перебрасывались шариками из скомканных салфеток. Смотрели, как солнце уходит за вдруг набежавшие жирные тучи, как поднявшийся ветер выворачивает листья на дубах, понуждая их демонстрировать обратную, изжелта-салатового цвета, сторону, отчего деревья выглядят слегка непристойно, как женщины с задравшимися юбками. Хлынул ливень, сильный, но не злой, теплый – сбежавший, кажется, прямо из Тарковского.

– Не хочешь пройтись? – спросил Знаев. – В лес?

– Дождь, – возразила Алиса.

– Ага.

– Можно, я подумаю?

– Думай, – великодушно произнес банкир, сбросил халат, одним рывком перемахнул через перила веранды (быстро подумал: она опять решит, что я набиваю себе цену, ну и пусть) и поспешил в глубь чащи, босой, голый. Рыжая что-то прокричала вслед, но он уже не слышал ничего, кроме монотонного шелеста падающих с неба капель.

Загадал: если она сейчас догонит, обнаженная, и встанет рядом, и молча разделит с ним удовольствие, – она всегда будет рядом с ним. А он – рядом с ней. Она должна понять. Она почти сорок часов наблюдает его жизнь во всех подробностях – она не может не догадаться. Деньги, банки, дома со стеклянными стенами – всего этого нет. И никогда не было. Есть только человек и природа. Голое мокрое существо однажды решило, что защитой от диких стихий ему будет служить разум, а не когти, клыки и волосы. Согрев себя, обезопасив и насытив, добыв огонь и мясо, зачем оно захотело пойти дальше? Не только защититься от мира, но и подчинить его, преобразовать, распахать, подвергнуть дрессуре? Объяснить это можно только всепоглощающей жаждой самоутверждения. Личной экспансией.

Я должен быть везде. Меня должно быть много. Чем больше, тем лучше. Я буду повелевать всем сущим. Диктовать волю звездам.

Когда человек придумал себе бога – было уже поздно.

Однако правда и то, что если б идея бога не отрезвила человека, он бы вымер, стертый с лица земли собственной гордыней. Он был обязан отделить бога от себя, иначе отождествил бы себя с богом и неминуемо погиб; идея и ее носитель не могут образовывать единое целое.

Так думал Знаев, раскинув руки ладонями вверх, закрыв глаза и запрокинув голову, улавливая ртом сладковатую, со слабым жестяным привкусом, влагу неба. Расхаживать нагишом меж мокрых стволов, погружая ступни в податливый, слабо чавкающий мох, под хлещущими по плечам и лицу струями, был его любимейший отдых. Еще лучше проделывать такое ночью, когда при свете луны легко вообразить бесшумное появление собственного, завернутого в шкуры, волосатого, жилистого пращура, абсолютно ничего не знающего про фондовый рынок, кредитные карты, силиконовые имплантаты, цены на нефть, рингтоны, кабельное телевидение, детскую порнографию, пенсионные накопления, кофе без кофеина, оперативную память, массаж с ароматическими маслами, адвокатов, шипованную резину, свободную демократическую прессу, формат «блю-рэй», карманные навигаторы, стволовые клетки, детокс, джихад, яхтенных брокеров, бизнес-класс, земельный кадастр, судебных приставов, реалити-шоу, фьючерсные контракты, битцевских маньяков, тефлоновые сковородки, коррупцию, пластиковые мины, молекулярную кулинарию, синтетические наркотики, гаражный рок, прослушивающую аппаратуру, дипломатические скандалы, цифровые спецэффекты, металлочерепицу, анорексию, самогоноварение, пиар-агентов, бензин «Евро-3», ипотеку, хай-сезоны, управляемые заносы, нанотехнологии, офшорные зоны, травматические пистолеты, услуги психоаналитиков – про все, ради чего люди двадцать первого века тратят свое время и энергию.

Алиса не пришла.

Вернувшись в дом, Знаев нашел ее в постели, сладко спящей – объелась, видать, творога с земляникой и задремала под шум дождя.

Мизансцена становится типичной, подумал банкир. Я стою, суровый, слегка измотанный, но отмобилизованный, и наблюдаю, как спит моя любимая. Пусть спит. Когда я переехал в этот дом, я тоже беспробудно спал почти неделю, а когда просыпался, чувствовал апатию и боль во всякой мельчайшей мышце – так действует лесной воздух на городского человека.

Он запустил баню, щедро плеснул на камни эвкалиптовой настойки. Долго мучил себя контрастным душем – ждал, пока кабина нагреется до нужных ста тридцати градусов. Улегся на обжигающие доски. Улыбался: вспоминал, как безуспешно пытался проделать то же самое в саунах европейских отелей. Подходил, бывало, изучал температуру – семьдесят по Цельсию, недолго и замерзнуть; выкручивал регулятор до отказа, но если отворачивался – тут же возникал какой-нибудь немец или француз и вращал рукоятку назад. Зато когда удавалось московскому банкиру протопить парную до привычного состояния – он сидел в ней один, настоящий оккупант, крейзи-рашен; прочие месье, фрау и герры, едва войдя, в ужасе спасались бегством.

Парился обстоятельно. Двигался плавно, дышал носом. Вдумчиво потел. Пять заходов по десять минут, с последующим прыжком под ледяные струи душевой кабины. В перерывах выходил на воздух, отдыхал в положении полулежа, неторопливо выпивал литр воды. Каждый раз облекался в другой, сухой халат; махровые банные халаты в доме висели во всех углах, всех цветов радуги – Знаев имел к ним слабость, покупал ежемесячно, в доме ходил если не нагишом, то в лохматом купальном халате, опять же на голое тело. Уже и про девочку свою забыл, и про все на свете забыл. Отдыхал. Как работаешь – так и отдыхай. Не умеешь отдыхать – не сумеешь и трудиться. Расслабляйся, Знайка. Наслаждайся. Дыши глубже. Сегодня ты пластилин – завтра легко обратишься в крепкий камень.

Был второй час дня, когда он опять толкнул дверь спальни. Вернее, почти толкнул; с той стороны донесся иронический смех, восклицания, игривые междометия, недоверчивое фырканье – рыжая говорила с кем-то по телефону, и не просто беседовала – флиртовала, со всем азартом ее двадцати четырех лет; банкир, галантный чувак, решил не мешать, на цыпочках отошел. Разумеется, слегка оторопел. Затеял разжигать камин. Алиса, правда, что-то почувствовала, оборвала диалог и возникла в дверном проеме – румяная, с блестящими глазами, с изогнутым в улыбке пухлым ртом. Стопроцентная ведьма, роковая принцесса из страшной сказки.

– Угадай, с кем я говорила.

Знаев молча пожал плечами.

– С твоим приятелем Жаровым.

– Вот как. Откуда у Жарова – твой номер телефона?

– Я сама дала ему номер. Вчера. На вечеринке.

– Жаров выпросил у тебя телефон?

– Да. А что тут такого?

– Кстати, да, – задумчиво произнес банкир, запалив огромную каминную спичку. – Что тут такого? Я прихожу к нему в гости с женщиной, он – украдкой от меня – просит у моей женщины номер телефона, и на следующий же день, считай – утром, звонит… Действительно, ничего такого…

– Ты ревнуешь, – сказала Алиса с восторгом.

– И не думаю.

Девушка рассмеялась. Действительно, подумал Знаев, хороший повод для ревности. Если бы я еще это умел.

– И что же, – вежливо поинтересовался он, – нужно от тебя Жарову?

Рыжая игнорировала вопрос; кутаясь в халат, заявила:

– Вот если бы я не призналась тебе, с кем сейчас болтала, тогда – да, у тебя был бы повод ревновать. Но я сразу тебе все рассказала. Цени…

– Ты не ответила. Чего хотел от тебя Жаров?

– Ничего. Обычная мужская болтовня. Спрашивал, давно ли я с тобой, и все такое.

– Ага, – Знаев вздохнул. – Иди-ка сюда. Садись. Это единственные сидячие места в моем доме… Вытяни ноги. Живой огонь – замечательная штука. Ты смотри на огонь, а я тебе расскажу про своего друга Жарова. Если хочешь, конечно.

– Хочу, – сказала рыжая, хотя Знаев очень ждал другого ответа. Сразу подумал: ну да, естественно, там же голубые глаза, длинные волосы, квадратные плечи, мефистофельский хохот, перстень с камнем – редкий экземпляр, который не может не заинтересовать.

– Впрочем, – поправилась Алиса, погружаясь в кожаное, благородно потертое кресло и внимательно изучая висок банкира, – если у тебя нет желания, можешь не рассказывать. Или расскажи не про Жарова, а про кого-нибудь другого. Мне нравится не те, про кого ты рассказываешь, а то, как ты это делаешь.

– Зачем ты дала ему свой номер?

– Захотела – и дала. Мой номер. Кому хочу – тому и даю.

Разумеется, подумал Знаев, устраиваясь полулежа. У меня нет никаких прав на девушку с золотыми волосами.

– Кстати, – сказала Алиса, – пока ты был в бане, тебе кто-то звонил.

Протянула ему его собственный телефон. Сама принесла, чтоб он не ходил, не искал, размякший после сауны. Боже, эта женщина – сама разумность и предупредительность, подумал он, в ее-то годы иметь такую голову на плечах…

Посмотрел на дисплей – ага, Солодюк – и выключил аппарат.

– Мой друг Жаров, – сказал он, – хороший парень. Кстати, молодой совсем. Тридцать восемь лет. Законченный гедонист. Любит выпить, погулять. Посмеяться. Он мастер спорта по регби, здоровье пока позволяет и в запои уходить, и нюхать… Очень веселый мужик. Может, например, в пятизвездочном австрийском отеле полуголым выйти в коридор, подозвать горничную, дать ей сто евро и попросить побрить себе сзади шею… Чтоб ты знала: не пропускает ни одной юбки. Коллекционирует. Богатый, двое сыновей. Жена – дочь космонавта. Везде был, все видел. Он и с аквалангом нырнет, и на дельтаплане полетает, и в казино зайдет, под настроение… Он и в гольф мастак, и подраться любитель. Обожает, типа, жизнь во всех ее проявлениях…

– Почему, – тихо перебила Алиса, гипнотизируя разгорающиеся поленья, – ты говоришь об этом с таким отвращением?

– Потому что он баловень судьбы. Халявно, поимел от бога и папы с мамой все на свете. Здоровье. Обаяние. Силу. Красивый, удачливый, всегда смеется, всегда полупьяный – такой гусар, блядь, летучий…

– Не ругайся, – нежно велела рыжая. Камин явно расслабил ее, как давеча – дождь за окном.

– Извини.

Алиса осторожно сказала:

– Он веселый. А ты – угрюмый. Для тебя главное – работа, а для него – ее плоды…

– Видишь ли, – банкир засопел, – когда я вижу Жарова, я понимаю, что… ничего не понимаю. Я пашу, как проклятый, а он бывает в офисе едва три часа в день – и все равно денег у него столько же, сколько у меня. Если не больше.

– А ты не работай, как проклятый, – предложила рыжая. – Разве ты – проклят? Кем ты проклят? И за что? Ты, наверное, сам себя проклял, вот и все. А Жаров – нет, не проклял. Он правильно живет.

– Неправильно. Я, дорогая Алиса, не люблю сластолюбцев. Инстинктивно.

– Он твой друг – и ты его не любишь?

– Люблю. Как друга. Но не как ловца удовольствий. Жаров – маленький мальчик Ему всегда двадцать пять. Если не двадцать. Ты бы его послушала, когда он возвращается с очередного горнолыжного курорта. Это же целая наука! Подъемники, скипассы, ваучеры, правила обгона, правила въезда и наезда, «черные» склоны, «зеленые» склоны, очки за четыреста евро… Лыжи за тысячу. Взрослый, здоровый мужик, отец семейства, владелец собственного бизнеса, едет бог знает куда, за тридевять земель, чтобы кататься. Ему скоро сорок лет – а он КАТАЕТСЯ!

– Что же тут плохого? Свежий воздух, горы…

Знаев пренебрежительно фыркнул.

– Воздух? Ты же была в моем кабинете. Я нажимаю кнопку – и через полчаса у меня там самый лучший воздух. Хочешь – морской, хочешь – горный. Тут дело не в воздухе. Он, друг мой Жаров, сам создал свое дело, на него работают сто человек, его фирма входит в десятку крупнейших российских поставщиков электрооборудования – и все это, видишь ли, только для того, чтобы КАТАТЬСЯ. Назад, в детство, – вот что это такое. Люди создают политические партии, инвестируют в науку, в сложные технологии, содержат детские дома, строят больницы… Люди решают проблемы, берут на себя ответственность. А Герман Жаров – катается! Какой прок человечеству от Германа Жарова?

– Ты слишком высокомерен.

Знаев хмыкнул.

– Не вижу, – сказал он, немного громче, чем ему хотелось, – ничего плохого в высокомерии. Кстати, я тебе еще не все рассказал. Я, в принципе, только начал. Теперь – про девочек. Хочешь, чтоб я тебе рассказал про его девочек? Я тебе расскажу. В принципе, неважно, хочешь ты или нет – я теперь уже сам хочу рассказать тебе про его девочек. Одну из них ты видела. И даже побилась с ней врукопашную…

– Между прочим, – возразила рыжая, – она нормальная. Если бы мой молодой человек на вечеринке напился и стал приставать к другой девчонке – я б сразу врезала. Сначала, конечно, ему. Но и ей тоже…

– Верю, – усмехнулся банкир. – Мне вот иногда хочется побыть очередной девочкой Жарова. Не смейся, – в переносном смысле. Он, Герман, парень опытный. Вдумчивый. Ценитель. Он постоянно в поиске. Выберет какую-нибудь, двадцатилетнюю, глупую, но дерзкую, обязательно с задатками нимфоманки – и тихо инвестирует. Поэтапно. Включает спонсора. Вот тебе, зайчик, деньги – сними квартиру приличную, двухкомнатную, в пределах Третьего кольца. Вот тебе абонемент в фитнес-клуб, подтяни животик. Вот тебе на педикюр. Непременно – татуировочку на попке, и колечко в пупочек, без колечка никак нельзя, колечко входит в обязательную программу… Браслетик золотой, кулончик. Квартирку обставит, все купит, сам, вплоть до постельного белья – для себя же, правильно? Сильно не тратится, машины и шубы не дарит, силиконовые сиськи не оплачивает – незачем сильно баловать. Пользуется месяц, от силы два. Пока в постели получает полную самоотдачу. А она, самоотдача, возможна, только если девчонка перспективу чувствует, – она тогда в восторге пребывает и друга своего благодарит всеми известными способами… Благодарность женщины лучше, чем ее любовь. Можешь поверить. – Знаев посмотрел на рыжую – она цинично улыбалась. – Попользуется мой друг Герман такой благодарностью, подергает всласть за колечко в пупочке – все. Разбегаемся, дорогая. Я тебе ничего не обещал, сразу предупредил, что женат и дети есть. Пойми и поблагодари, – за то, что я тебя, дуру, «поднял». За то, что я тебе «показал уровень». За то, что научил, как жить в этом городе. Дальше сама разберешься. Если что – звони… С малолетками не вяжется, боится подставы. На сказки про беременность не реагирует. Тут же начинает новую чувиху искать… Ты вот вспомнила, как Анжеле вчера нос расквасила, – а он, может, эту Анжелу уже выгнал. Тут же. Чтоб не скандалила… Девочки богатых людей не должны требовать к себе повышенного внимания. А тем более – скандалить. Для этого есть жены.

– Понятно.

– Не все тебе понятно. Слушай дальше. Параллельно у нашего Германа всегда есть, как сейчас модно говорить, «вторая линия». Красивые романы. Певицы, восходящие актрисы, дикторши с телевидения, светские блондинки. Это уже не для секса, а для самолюбия. Тут у него другой набор: букеты неохватные, зимой – «Хаммер», летом «Феррари» и «Харлей», перелет в Андалусию – поглазеть на корриду – и подарок брюлик в четыре карата. Добьется своего, поставит пистон – тут же отваливает. Другим уступает. Да и боится серьезной конкуренции. Два лимона зелени в кармане – не бог весть какая сумма. Слезы, а не сумма. Копейки. В наше время девочке высшего класса двумя лимонами голову не закружишь, нужен личный джет или своя футбольная команда… А Герман у нас всего лишь торговец лампочками. Мелко плавает. Да и ему и не надо. Ему главное – понты кинуть, в своей компании мужикам рассказать, как известная на всю страну звезда во время оргазма пукает…

– Какая гадость, – сказала Алиса.

– Это не гадость. Это жизнь моего друга. Того парня, которому ты вчера дала свой номер.

– И с кем из звезд он…

– У него спроси, – сурово ответил банкир. – Еще не хватало, чтобы я, Знаев, о чужих бабах сплетничал…

Неожиданно его осенило – он понял, куда повезет эту женщину, как будет ее развлекать. Он ее развлечет так, как никто никого никогда не развлекал. Может быть, за всю историю человечества всего несколько сотен мужчин умели так развлечь своих женщин. Может быть, Онассис так развлекал свою Жаклин. Или Трамп – свою Ивонну. Он, Знайка, покажет девочке с золотыми волосами то, чего она никогда не видела. Даже во сне. Даже в кино.

– А его жена?

Банкир вздрогнул.

– Жена? Германа? С ней все в полном порядке. Она женщина скромная. Уравновешенная. В отличие от мужа – взрослая. Реальная. Крепко стоит на собственных ногах. Имеет от Жарова сто пятьдесят тысяч евро в год, наличными, и машину с водителем. Полностью защищена: на нее записана квартира в «Олимпии», плюс коттеджик в Словении, очень миленький, я там был, в гостях… Плюс – гектаров, что ли, десять, в Калужской губернии, там у нее лошадки… и там же, до кучи, папа, он же Германа тесть, космонавт из первой сотни, герой Советского Союза, – любитель поругать матом капиталистов и покурить хороших сигар… Вот такой у меня друг. Мне кажется, для тебя это типичный, как его… Бес… пере…

– Бесперспективняк

– Да. Он.

Алиса рассмеялась и опять зевнула.

– По-моему, все, что ты мне рассказал, – это в порядке вещей. Обычная жизнь богатых людей, которые сами решают, как им тратить свои деньги. Кататься на горных лыжах, разводить лошадей, с актрисами романы крутить и все такое… А твой друг Жаров – обыкновенный кобель, вот и все. Бабник. Таких мужиков очень много. Гораздо больше, чем ты думаешь. Это я тебе говорю как женщина. Молодая и, надеюсь, привлекательная… Мне непонятно другое. Если тебе так неприятны привычки Жарова, его взгляды – зачем ты поддерживаешь с ним отношения? Зачем нужна такая дружба? Почему ты не найдешь себе настоящего друга? Такого же, как ты сам?

– Такого, как я? Второго такого же, как я?

– Да.

Знаеву стало смешно и грустно.

– Если бы, – сказал он.

– Что?

– Если бы нас было двое. Хотя бы двое.

2. Воскресенье, 16.30 – 18.30

Перед тем как тронуться в путь, рыжая попросила двадцать минут: вымыть голову. Сказала, что все сделает очень быстро. Банкир великодушно разрешил подруге не спешить. Двадцать минут – это что-то новое, подумал он; бывшая жена – та превращала мытье головы в сложный ритуал, длиною не менее чем в полдня.

Пока ждал, размышлял о том, правильно ли поступает. Достаточно ли дорога ему девушка с золотыми волосами, чтобы показывать ей самое дорогое?

И отвечал себе: да, дорога.

Каждый сам решает, насколько можно доверять тому, кого любишь. Любить и доверять – разные категории; они не смешиваются, как масло и уксус. Можно обожать свою спутницу жизни, сдувать пылинки, одевать в шелка и ловко скрывать от нее размер годового дохода. Либо наоборот: жить с надоевшей, толстой, неряшливой, ленивой, безалаберной дурой и вечерами благодушно наблюдать, как она, напевая себе под нос какой-нибудь пошлый рингтон, поудобнее переставляет скелеты в шкафах.

Чем больше Знаев рассуждал на эту тему, тем четче понимал: он опасается потерять рыжую Алису и спешит поэтому вывалить ей всю правду о себе. Очень скоро он расскажет ей абсолютно всю правду. Чем быстрее она поймет, тем быстрее определится. Конечно, сейчас она в сомнениях. Ей непросто. Вдруг прыгнуть из маршрутного такси в миллионерское авто, из малогабаритной квартирки – в особняк с раздвижными стенами. Она попала прямо в сказку и не намерена расслабляться. Банкир – не принц, да и она не Золушка; любая и каждая на ее месте вела бы себя очень осторожно.

До центра Москвы добрались быстро. Успели опередить так называемых «дачников» – миллионную орду владельцев загородных участков, дважды в неделю оккупирующих все дороги вокруг столицы, в пятницу – выезды, в воскресенье – въезды. Любовь к кислороду необычайно развита у этих отважных людей; Знаев, сам обитатель прохладного предместья, хорошо их понимал.

Лихо затормозив в полупустом переулке, за долгие годы изученном до последней трещинки в череде фасадов, он еще раз полюбовался новенькими дверями.

– Пойдем, – сказал он Алисе и неловко подмигнул. – Я кое-что тебе покажу.

Девушка удивилась.

– Это же мой банк! То есть, твой… Чего я здесь не видела?

– Ничего не видела.

Охранники встали во фрунт. На рыжую посмотрели без особого удивления. Примелькалась. Появление хозяина в разгар выходного дня, когда половина населения столицы валяется на пляжах или рыщет по бульварам в поисках холодного пива, не вызвало эмоций на лицах бывших милиционеров и офицеров Вооруженных Сил. Все знали, что хозяин крут и строг, хозяин способен нагрянуть в любое время суток, с таким хозяином не расслабишься – зато и нищим от него не уйдешь. Хорошо платит, собака.

Своим ключом банкир открыл узкую дверь под лестницей. За первой – вторую, потолще, потяжелее. С усилием нажал. По крутым, обтянутым черной резиной ступеням повел помалкивающую спутницу вниз. Третья дверь была еще серьезней – уже два ключа понадобилось, вдобавок следовало нажать кнопки на панели сигнализации. Вошли в тесную, однако ярко освещенную комнату, с мерцающими на стенах циферблатами датчиков температуры и влажности, остановились перед последней дверью. Знаев долго манипулировал замками, затем нажал кнопку, поймал себя на том, что движения его слегка, самую малость, театральны; когда стальная плита отвалилась, переступил высокий порог и тихо сообщил: