Текст книги "А. Смолин, ведьмак. Цикл (СИ)"

Автор книги: Андрей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 202 (всего у книги 207 страниц)

Глава 16

Не соврали фото, что мне в свое время выслал Александр, владения бывшего профессора и вправду оказались дивно хороши. Наверное, задумай я и в самом деле причинить этому милому месту какой-то вред, мне было бы очень и очень жалко подобное творить. Много зелени, перголы, которые живописно оплетал вьюнок, альпийская горка, несколько небольших резных скамеек, расставленных на редкость по уму, в тенечке, под деревьями, и, наконец, непосредственно дом. Добротный, уютный даже на вид, с просторной террасой, с балкончиком, на котором, наверное, чудо как хорошо пить чай теплым летним вечером и всем таким прочим.

Нет, само собой, я и дом бы сжег, и сад вырубил, понадобись мне это для дела, но расстроился бы сильно. Я же все-таки не варвар какой. Да и Альбина, поди, уже представляет, как будет блаженствовать в местных красотах, не хотелось бы ее печалить таким развитием событий.

Внутри дом оказался не хуже, чем снаружи. Как есть профессорское гнездо, никакой помпезности, зато присутствует выверенная продуманность единого стиля. Добротная старая мебель, причем не новодел какой-нибудь, а натуральный сталинский ампир, максимум удобств, которые может предоставить нынешнее время, много книг и полное ощущение того, что покойный Левинсон точно не бедствовал.

– Неплохо дядька жил, – оглядевшись, сказал Толян. – Уж явно не на учительскую зарплату.

– Он в институте работал, дятел! – осадила его Жанна. – Там другие деньги.

– Один хрен не такие, на которые вот эдакое можно построить.

Валера тем временем огляделся, а после спросил у меня:

– Саш, у нас сколько времени есть? На который час у тебя рандеву с Марком Ароновичем назначено?

– Два с копейками осталось, – глянул я на экран смартфона. – В пять минут шестого час икс грянет.

Узнать точное время смерти профессора было очень несложно. По одной из первых же ссылок в Яндексе я попал на сайт его учебного заведения, где в первых же строках некролога значилось то, что «…в семнадцать часов пять минут перестало биться сердце действительного члена академии…», ну и так далее. Великое дело Всемирная паутина, здорово таким, как я, жизнь упрощает.

– Славно, славно. – Швецов покрутил головой и улыбнулся. – А вот и она, родимая. Подала голос.

Хранитель кладов потер ладоши и, прыгая через ступеньку, помчался по лестнице на второй этаж. Ну а я последовал за ним. Чего тут одному стоять-то?

Там обнаружились две спальни, еще один санузел, некое подобие гостиной и ожидаемо – кабинет хозяина дома. Большой, заставленный книжными шкафами, сделанными под потолок, где с достоинством поблескивали тусклым золотом корешков издания явно не вчера выпущенных книг, с кожаным диванчиком, на котором можно было передохнуть после тяжкого интеллектуального труда, с письменным столом, сделанным из дуба лет сто, а то и более назад, и прочими обязательными академическими изысками.

– Душевно, – оглядев все это великолепие, отметил я, подумав, что, может, и поторопился, отказавшись прибрать дачку Левинсона к рукам. Ну и еще удивившись тому, что его дети весь этот антиквариат перед продажей не вывезли и через аукцион не продали. – Умел профессор жить. Во сколько же ему эта старинная красота обошлась?

– Новодел, – отмахнулся от меня Валера, присев на край стола. – Разве что книги более-менее чего-то стоят, а вся мебель свеженькая, ей двадцати лет нет. Если хочешь, могу даже дать тебе координаты мастерской, где вот такое клепают. Причем не сильно дорого.

– Везде обман, – опечалился я. – Никому веры нет.

– Почему обман? – Швецов подошел к одному из шкафов, открыл его и провел пальцем по корешку одной из книг. – Очень толково исполненный реплик. За основу брали мебель конца девятнадцатого века, древесину обрабатывали по тогдашним технологиям, лаки и материалы брали аутентичные. А Брокгауз и Ефрон так вообще оригинальные, второе издание, то, что вышло в восьмидесяти двух полутомах плюс четыре дополнительных. Хорошее издание, причем в отличной сохранности, что нечасто встречается. Давно хочу таким обзавестись, да все забываю. То одно, то другое.

– Считай, что обзавелся, – подумав, махнул рукой я. – Если нравится – забирай.

– Серьезно?

– Какие шутки? Только вот задолбаемся мы их с тобой в машину таскать, чую. Они ж небось тяжелые.

Полагаю, Альбине Брокгауз и Ефрон как шли, так и ехали. А даже если и нет, то вряд ли она станет поднимать шум из-за четырех опустевших книжных полок, сообразит, что оно себе дороже выйдет.

– Спасибо. – Валера снова провел ладонью по золоту книжных корешков. – На днюху можешь мне ничего не дарить. И на Новый год, пожалуй, тоже.

– А брошь-то? – спросил я у него. – Она где? Ты же вроде ее учуял? Или мне показалось?

– Где-то тут, – обвел рукой кабинет Валера, а после хлопнул ладонью по дверце одного из шкафов. – Вернее здесь. Тайник, Саня, тайник. Как и предполагалось. Хорошо, что время есть, придется книги вынимать, а их тут, как сам видишь, много.

– Может, и не придется, – возразил я. – Жанна, радость моя, глянь-ка, что к чему. Неохота книжной пылью дышать, да еще в такую жару.

– Ага, – понятливо кивнула помощница, скользнула к ближайшему книжному шкафу и словно растворилась в нем.

– А тут кондей есть, – тем временем подсказал мне Анатолий. – Можно его запустить.

– Да ну, – поморщился я, – больше мороки. Надо же еще найти, где этот кондей включается.

– Так найду, – заверил меня бывший таксист и покинул кабинет.

– В который раз вижу, как ты со своими подручными общаешься, и опять впечатлен, – произнес Валера, открывая окно. – А если еще и тайник найдется, то…

– Вот тут, – вынырнула из шкафа, который стоял на стыке углов кабинета, Жанна. – Где третья сверху полка, за ней. Внутри украшения, деньги и какие-то бумаги. Одно странно – ни замка нет, ни дырки для ключа. Впервые такое вижу.

– Уже нашелся, – хлопнул я по плечу брата, после подошел к шкафу, у которого стояла моя помощница, и открыл дверцу. – Давай вот с этой полки книги на стол переставим. Тут он.

– А она у тебя только в домах работает как поисковик или вне тоже? – спросил Швецов. – Если да, то тогда никакой металлоискатель, если что, не понадобится. Есть у меня наводка на пару кладов-молчунов, которых вот так, с наскока, не обнаружишь, а лес с аппаратурой копытить неохота.

– Нет, Жанна у меня спец по закрытым помещениям, – усмехнулся я, снимая с полки несколько книг и передавая их Хранителю кладов. – На природе у нее поисковый талант пропадает.

Через пять минут мы стояли и смотрели на идеально ровную стену, выкрашенную в приятный светло-кофейный цвет. Сомнений в том, что это тайник, у нас никаких не возникало, постукивание показало, что сверху и снизу стена была деревянной, а конкретно в этом месте находился металл, то есть дверца, за которой и лежала искомая брошь. Но вот как вскрыть захоронку профессора, мы пока не понимали.

– Где-то тут есть активатор, – произнес Валера, не отрывая взгляда от стены. – Рычаг, кнопка, что-то еще. Сто к одному, это так.

– Так с тобой никто и не спорит, вот только где именно «здесь»? – я обвел кабинет рукой. – Здесь в столе? Или здесь под подоконником? А если вообще не в кабинете эта кнопка, а, например, в спальне?

– Да, вариантов масса, – почесал затылок Хранитель кладов. – Давай искать, заодно и время убьем. Если не найдем – вырубим сейф из стены и с собой увезем, а дырку книгами прикроем, вроде так и было. Поди докажи, что это наших рук дело, а не наследнички постарались. Наверняка при продаже дома никто такие мелочи не проверял. Стоят книги и стоят, вроде бы все норм.

– Вариант, – согласился я. – Инструмент только надо отыскать, лом там или еще что. И прибраться после.

– А можно еще книги потрогать, – предложила Жанна, стоящая между нами. – Я в сериале каком-то видела, как две разные книги одновременно на разных полках дернули, и шкаф открылся, а за ним вход в потайную комнату. Может, здесь так же?

– Почти, – раздался за нашими спинами негромкий голос. – Молодые люди, ваша спутница очень догадлива.

По фигуре Жанны будто сине-ледяная волна прокатилась, с недавних пор именно так она реагировала на опасность, я же по-волчьи развернулся всем телом, попутно вынимая нож. Сегодня я свое ведьмачье колюще-режущее наследие захватил, рассудив, что надо и его время от времени пускать в ход. Все же родовой клинок, не одну жизнь наверняка за время своей службы взявший. Если его не поить чужой болью и смертью, он и заскучать может.

– Спокойно-спокойно! – шарахнулся в сторону выхода невысокий лысоватый призрак, в котором я моментально опознал Левинсона. Я его на фотографиях не раз видел, так что перепутать с кем-то другим не мог. – У меня к вам есть разговор, так что агрессия не имеет смысла. Умные люди все всегда могут решить миром, так говорил мой папа. А вы все умные люди, это не вызывает ни малейших сомнений. Та красавица почти разгадала мой секрет с сейфом, вон тот юноша знает, кто такие Брокгауз и Ефрон, вы… У вас очень осмысленное лицо, первый же взгляд на которое вселяет уверенность в том, что вы мое предложение решить все миром не только услышали, но уже почти и одобрили. Я же прав?

– Саш, я так понимаю, в нашей компании прибавление? – уточнил Валера, обводя взглядом комнату.

– Да, – не сводя глаз с призрака, ответил я. – Бывший хозяин дома пожаловал. Сам. Доброй волей.

– Сколь печально слово «бывший», – невесело заметил призрак и, как видно, привычным еще при жизни жестом провел ладонью по небогатой кудрявой шевелюре. – Но приходится с ним мириться, ничего не поделаешь. Раз мертв – значит мертв, это непреложный факт, который не оспоришь. Так что с моим предложением сесть за стол переговоров?

– Мозги он нам крутит, – заявила Жанна. – Внимание отвлекает.

– Это, нашел я, где кондей включается, – ввалился в кабинет Толик. – Там рядом с сортиром есть… Ой, ё! А это кто?

– Конь в пальто! – недовольно ответила ему мертвая девушка. – Сам что думаешь?

– Понял, – мигом подобрался бывший таксист. – А чего еще не деремся?

– Потому что не надо, – примирительно объяснил ему Левинсон. – Это может подтвердить и ваш работодатель. Я не ошибся в определении статуса, уважаемый… Увы, не знаю вашего имени.

– Нет, не ошиблись, – произнес я. – А имя… Что вам в нем? Ладно, слушаю.

– Знаете, я очень любил жизнь, – профессор уселся на диван и закинул ногу на ногу, – всегда. Что приятно, она мне отвечала тем же. Несмотря на пятую графу… Прошу прощения, но вы знаете, что такое пятая графа?

– Нет, – признался я. – Братишка, ты не в курсе, что такое пятая графа?

– Впервые слышу.

– Вот тем и хорошо наше новое время, – улыбнулся Марк Аронович. – Ваше поколение не знает, что иногда слово «еврей», написанное вличном листке по учёту кадров паспортных органов СССР, могло закрыть большое количество дверей перед носом того, чье имя в этом самом листке указано. Но мне повезло. И потом все шло замечательно, так, что мне не в чем упрекнуть судьбу. Даже умерев, я не растворился в эфире и не отправился на суд, где надо отвечать по земным делам своим. Я остался собой и мог продолжать быть. Пусть в другом качестве, пусть без тех возможностей, что раньше, но быть. И если бы не печальная ситуация, которая привела к тому, что наши пути здесь и сейчас пересеклись, все стало бы еще лучше. Осенью я бы сел на самолет и улетел в Новую Зеландию, а после и в Японию.

– Почему туда? – с интересом спросил я.

– Слушай, так что там за графа такая? – толкнул меня в бок Валера.

– При советской власти так учет евреев вели, – пояснил я. – Погоди, потом все расскажу. Так что с Зеландией?

– Просто мне при жизни не довелось добраться до тех дальних краев, – дождавшись моего ответа, пояснил Левинсон. – Постоянно на это не хватало времени. Теперь у меня его достаточно, целая вечность, потому почему бы и нет? Но увы, сейчас мне предельно ясно, что наша встреча эту возможность отменяет. Но зато остался шанс сохранить кое-что другое.

– Себя? – подумав, утвердительно произнес я.

– Именно, – подтвердил профессор. – Лучше такое бытие, чем никакое. Потому я пришел не драться, а договариваться. Вернее, ждал вас тут, в своем доме, причем уже довольно давно.

– Даже так?

– А вы не могли сюда не заглянуть, – улыбнулся Левинсон. – Разумнее всего начинать поиски человека с того места, где он чаще всего бывал при жизни. В моем случае – отсюда.

Н-да. Выходит, здорово я перемудрил. Напридумывал, накрутил разного, а оно вон как все просто вышло. Надо было просто сюда прийти.

– Сразу предупреждаю – не могу вас отпустить или оставить при себе. – Я присел на краешек стола.

– А как же ваши спутники? – указал Марк Аронович на Жанну и Толика.

– Это другое. Они существовали в статусе бесприютных душ и выбрали меня в качестве… Как вы там сказали? Работодателя. Вам такая роскошь не по карману. Вы не ничей, не сами по себе, у вас есть хозяин. Помните здоровенного мужика в черном балахоне с кладбища? Про него речь. И сразу скажу – он очень зол на вас всех за то, что вы учудили с побегом. Невероятно зол. Настолько, что пустил по вашему следу меня.

– И вы, замечу, отменно справились с поручением, – печально заметил Левинсон. – Я ведь остался последним из всех?

– Нет. Еще ваш старшой скрывается где-то. Только и до него дотянусь, никуда не денется.

– Если мне нельзя остаться рядом с вами, то я хотел бы вернуться на кладбище, – помолчав, хлопнул себя ладонями по коленям бывший хозяин дома. – Но не просто так.

– А как? – чуть изумился я. – Под оркестр? С цыганами? Или мне надо будет вас представить как бойца в ММА? Ну, типа – а теперь к нам возвращается Марк Аронович Ле-е-е-е-евинсон, по кличке Безбашенный Профессор!

– Это забавно! – расхохотался Валера, внимательно слушавший нашу беседу, даже несмотря на ее односторонность. Меня он слышал, а собеседника моего нет.

– Вы тоже будете смеяться, но что-то в этом роде я и хочу вам предложить. Вы приведете меня на кладбище и скажете тому, кого вы назвали моим хозяином, что я сам предложил вам это сделать. Что хочу вернуться под его патронат, но не по принуждению, а доброй волей.

– О как!

– Именно. Не думаю, что моя просьба сильно вас затруднит, а я получу шанс на будущее.

А ведь не врет. Точно не врет. Я даже нож убрал в ножны, поняв, что в ход его сегодня вряд ли пущу. Призраки не люди, с ними в определенном смысле все проще, сразу видно, кто есть кто. В Левинсоне не было черноты или агрессивного красного отблеска. Хотя и нормальным я бы его все же не назвал. Доброй волей вернуться на кладбище после того, что он учудил, это, знаете ли, сильно.

– Очень маленький шанс, – предупредил его я. – Хозяев кладбищ вообще крайне сложно назвать сострадательными особами, а вашего в особенности. С огромной долей вероятности он вас… Даже не знаю, что именно он устроит, если честно. Да и знать не хочу.

– Лучше какой-то шанс, чем никакого, – резонно возразил мне Левинсон. – Другой альтернативы нет. Бежать мне некуда, вы все равно раньше или позже меня отыщете, в противостоянии, случись оно, я, безусловно, проиграю. Вы уничтожили моих спутников, а они были противниками куда более серьезными, чем старый еврей.

– Как вариант – могу вас отпустить, – предложил я и ткнул пальцем вверх, в направлении потолка. – Может, там все не так скверно, как вы думаете.

– Но там я перестану быть мной, – твердо произнес Марк Аронович, – а в этом весь смысл. Мне неизвестно, кто прав – те, кто говорит, что после окончательного расставания с Землей нас ждет новое рождение, или утверждающие то, что после вообще ничего нет. А, раз нет ясности, то меня такой вариант не устраивает. Молодой человек, я хочу жить, пусть даже вот так, бестелесно, о чем, собственно, я вам уже несколько раз сказал.

– Хорошо, пусть будет так. Что вы предложите мне взамен?

– Для начала доступ к сейфу, – профессор показал рукой на стену за моей спиной, – плюс то, что вы без малейших сложностей выполните часть своей работы, которая связана со мной. Как мне видится, это достойная оплата за вашу доброту и сговорчивость.

– И еще выведете меня на Кузьму, – не попросил, а потребовал я. – Вы же знаете, где он находится, верно?

– Нет, не знаю, – качнул головой Левинсон. – Я, собственно, его месяц как не видел. Да и до того мы не очень общались, если не сказать – не общались. Меня ведь взяли для ровного счета, а не по идейным соображениям. Для побега с кладбища ему были нужны семь теней, у каждого из которых за душой числилось что-то не очень благоприятное. Я, увы, в жизни своей нагрешил сильно, в основном по части материальной и чувственной, потому кандидатура моя подошла. А вот остальные были идейные, они пошли за Кузьмой Петровичем, потому что увидели в нем лидера. Ну и еще некоторые хотели счеты свести кое с кем из своих родных и близких. Мне же просто хотелось выбраться за ограду. Сразу после исхода мы расстались, они пошли своей дорогой, я своей. Позже пару раз кое с кем из этих господ я в городе встречался, но совершенно случайно, покольку Москва не так велика, как кажется. А с месяц назад Кузьма Петрович меня призвал и рассказал о том, что какой-то неугомонный парнишка решил поиграть с ним в «горелки».

– Во что?

– В старорусские времена так называли игру, – пояснил Левинсон. – Аналог «салочек». Ну а парнишка – это вы.

– Ясно. И что дальше?

– Все. Он посоветовал мне забиться в щель поукромнее, вот и все. Не думаю, что им двигала симпатия ко мне или сострадание, просто, видимо, я мог помешать каким-то его планам. Но каким именно, простите, рассказать не могу. Просто не знаю.

– А если бы знали? – спросил вдруг Толян. – Рассказали бы?

– Скорее всего – нет, – помедлив, ответил профессор. – Тем более что и смысла в этом немного. Ваш патрон, бесспорно, очень перспективный молодой человек, но тому, кто вытащил меня с кладбища, ему противопоставить почти нечего. Это даже я, тот, кто был всю жизнь далек от мистической стороны бытия, понимаю отчетливо. Но самое неприятное не это.

– А что? – мигом спросил я.

– Он вас не боится, – мягко пояснил Левинсон. – Вы для него лишь досадная помеха, вставшая на пути. Как бы вам объяснить подоступнее… Он не признает в вас равного себе. Любое противостояние строится на относительной равноценности сторон. То есть каждая из сторон видит в противнике того, кто по праву заступает ему дорогу. Да, он враг, да, будет война не на жизнь, а на смерть, но это неприятель, которого стоит уважать и где-то даже опасаться. А вас Кузьма Петрович таким не считает. Он сказал, что как вы ему совсем надоедите, так он вас быстренько раздавит, как того клопа, да и всего делов. Передал дословно. И в его интонациях не было рисовки или самоубеждения. Сухая констатация факта, не более того.

Врет? Или правду говорит? И ведь не проверишь. А жаль.

– Он страшный, – добавил Марк Аронович и провел рукой по лицу. – Он очень старый и очень страшный. Знаете, я прожил длинную жизнь, несколько раз ходил по грани, в девяностые меня неделю держали в подвале очень плохие люди, и я думал, что уже оттуда не выберусь, но более жуткую особу я в земной бытности своей все же не встречал. И еще в нем очень много силы. Мне неизвестна ее природа, но она ощущается, причем крайне остро. Так что я искренне желаю вам, молодой человек, Кузьму Петровича так и не встретить до осени. А после он покинет Москву, причем, насколько я понял, надолго.

Я ничего ему не ответил, сидел на крае стола, качал ногой, переваривал информацию. Молчали и Жанна с Толиком.

– Так что с нашим договором? – выдержав паузу, осведомился у меня Левинсон. – Вас устраивают мои условия?

– Вот вы сказали, что Кузьма вас призвал, – обратился к нему я. – А вы его можете?

– Разумеется, нет, – чуть ли не укоризненно глянул на меня собеседник. – Откуда у меня такие знания и умения? Этому учиться надо, причем, уверен, очень долго. А может, даже родиться с подобными склонностями. Да и, честно говоря, для меня, как человека науки и материалиста, все это до сих пор дикостью кажется.

– Понимаю, – немного расстроился я. – Ладно, давайте сделаем так, как вы предлагаете. Нам тайник и ваша капитуляция, вам дорога на кладбище и моя рекомендация. Но сразу оговорю вот что – только рекомендация. Не заступничество, не протекция, не выпрашивание помилования. Тем более что все равно толку от них не будет.

– За тот год, что я прожил бестелесным, понял одну важную вещь – обещание в этом мире имеет силу куда большую, чем в обычном, смертном. Я могу расценивать сказанное как данное вами слово?

– Можете, – кивнул я. – Но и вы подтвердите, что все обещанное выполните.

– Даю слово, – кивнул профессор. – И сразу его частично сдержу. Вон там у стены стоит лесенка, видите?

Верно, имелась такая. Маленькая, деревянная, устойчивая, явно служащая подножкой для того, чтобы с самого верха книги доставать.

– Встаньте на нее и одновременно нажмите на две боковины вон той полки. – Марк Аронович показал, какой именно. – Нажали, выждали пять секунд, и после чуть вверх их толкнули.

Я повторил Валере его слова, тот выполнил указанное, и мы оба услышали, как в стене с тайником что-то щелкнуло.

– Теперь нажмите вот сюда, – призрак показал на боковину другой полки, причем уже нижней. – Хорошо. Теперь на эту. И, наконец, на эти две. Вот и все!

Не соврал, после еще нескольких щелчков стена, за которой находился тайник, отошла чуть назад, а затем беззвучно скользнула вбок, полностью скрывшись из вида.

– Ничего себе, – сказал Валера и присвистнул. – Тонкая работа.

– Не зная последовательность, открыть эту конструкцию весьма сложно, слишком много вариантов. Ну, а любая ошибка в последовательности возвращает механизм в стартовое состояние, – не без гордости сообщил мне Левинсон. – Если же в ход будет пущена грубая сила, то и вовсе результата не будет.

– А почему? – полюбопытствовала Жанна.

– Внутрь встроен механизм уничтожения содержимого. Если точнее, в стенки вмонтированы очень мощные спирали накаливания с автономным питанием. Взломщик найдет только пепел и оплавленное золото.

– А брюлики? – резонно заметил Толик. – С ними-то ничего не сделается. Я слыхал, что алмаз вообще фиг уничтожишь.

– И они тоже станут ничем, – возразил ему Левинсон. – При той температуре, что будет внутри, у них нет шансов уцелеть.

– А конструктор вот этого всего? – спросил я, показав на сейф. – Если его разговорить?

– Это моя работа, – не без гордости сообщил мне профессор. – Вы, возможно, не обратили внимания, но я упомянул о том, что окончил МАИ, а нас в те годы учили не так, как сейчас. К теории прикладывалось немалое количество практики, причем самой разной. Я поработал и на заводе, и в закрытых КБ, причем в том числе и на самых низовых должностях, так что опыт и знания есть.

Валера тем временем достал из сейфа несколько пачек денег, которые небрежно бросил на стол, а следом за ними извлек большой квадратный футляр, обтянутый черным бархатом.

– Воистину, только сейчас понимаешь до конца мудрость русского народа, – невесело сообщил мне Левинсон. – Как это верно сказано – на том свете карманов нет. Столько лет…

Он махнул рукой, повернулся к нам спиной и подошел к окну, через которое комнату заливали солнечные лучи.

Валера щелкнул замочком, распахнул футляр, и мне в глаза ударил яркий блеск драгоценных камней, вделанных в броши, перстни, серьги и еще бог весть что. Солнце превратило их в десятки собственных маленьких копий.

– Ну здравствуй, – весело сказал Валера, достал из кармана небольшую тряпицу и ухватил ей блистающую светом брошь. – Да, работу Позье, конечно, ни с какой другой не спутаешь.

Из того же кармана он достал небольшой мешочек, опустил в него брошь и затянул завязки.

– А с остальным что делать станете? – осведомилась у меня Жанна, жадно глядящая на драгоценное изобилие, находящееся в футляре.

– Не знаю, – чуть растерялся я и обратился к Швецову: – Спрашивают вот – с этим всем что дальше?

– Хочешь – бери себе, – предложил он. – Хочешь – вообще тут оставим.

– Нет уж, – подал голос Левинсон, – забирайте. После всего того, что мои дети устроили во время дележки наследства, после их споров и ругани мне даже радостно, что все так получилось. Лучше пусть ваши девушки носят эти камни, чем Софа или жена Натана. Или вообще кто-то другой, кого я не знаю.

Я передал его слова брату, тот понимающе кивнул и спросил меня:

– Так тебе чего из этого надо? Может, подаришь кому? Девушке там. У тебя же есть девушка?

– Да особо некому. – Я окинул взглядом два десятка украшений, каждое из которых лежало в специально под него сделанном гнезде. – Хотя… Вот этот кулон возьму, пожалуй.

Красивая штучка. Ромбик из золота, по краям бриллианты, а в центре довольно-таки большой рубин.

– Славная вещица, – одобрительно произнес Швецов, достал кулон из футляра и повертел перед глазами. – Сдается мне, работа Маршака. Не того, который поэт, а ювелира по имени Йосиф Абрамович. И сделана эта симпатяшка в начале двадцатого века, когда Маршак находился на пике формы и брал призы на международных выставках в Париже и Амстердаме.

– Ваш друг хороший специалист, – повернулся ко мне Левинсон. – Все так и есть.

– Точно больше ничего не надо? – осведомился у меня Валера, показав на футляр. – Ну, тогда остальное себе заберу. Пускай лежит, может, пригодится. Но вот деньги тогда точно тебе отходят, и даже не спорь. Чтобы по-честному все.

В сейфе еще какие-то бумаги лежали, но их мы даже не стали смотреть и про то, что там, у Левинсона спрашивать. А зачем? Так и закрыли, а после вернули на полку книги.

Пока суд да дело, пока мы перетаскали энциклопедию Брокгауза и Ефрона в машину Валеры, а после от души напились чаю с вареньем, залежи которого обнаружились в кладовке, завечерело. Как только синие сумерки упали на все еще ухоженный сад, мы двинулись в обратный путь.

– Может, все же лучше уйти с моей помощью? – спросил я Марка Ароновича тогда, когда машина Валеры остановилась рядом с кладбищем. – Потом такого шанса не будет.

– Нет, – твердо ответил профессор. – Я, знаете ли, всегда предпочитал компромиссы прямым конфликтам или прямолинейным решениям, но сейчас не тот случай. Пойдемте, друг мой. Пойдемте. Мое обещание уже сдержано, теперь ваша очередь.

– Как скажете. – Я вышел из машины и спросил у Валеры: – Дождешься меня? А то будет эта парочка тут стоять, мало ли кто с той стороны решетки их приметит и что учудит.

– Не вопрос, – подтвердил Швецов. – Только давай недолго. Мне завтра на работу еще ехать.

Как же воодушевился Хозяин кладбища, когда увидел, кого я к нему привел! Он даже с трона своего вскочил от переполнявших его чувств.

– Порадовал, ведьмак! – рыкнул он, подходя к нам. – Жалко, что не всех вернул вот так, воочию, но лучше что-то, чем ничего. А ты, иудей, за остальных держать ответ станешь! За каждого из них!

– Одну минуту, – поднял руку я. – Можно скажу?

– Говори, – кивнул капюшоном умрун. – Дозволяю.

– Он сам этого захотел, – мотнул я подбородком в направлении Левинсона. – В смысле – предстать перед тобой и понести наказание за содеянное. Он осознал, какую глупость сделал, что пошел на поводу у колдуна, потому решил вернуться. Повторяю – сам решил. В драку не лез, меня убить не пытался, не то что остальные. Как с ним поступить дальше – решать только тебе, ты ему хозяин, но не сказать про то, как все случилось, я не мог. Сам знаешь, что ведьмаки всегда играют в открытую.

– Ну, с последним ты приврал, парень, – хохотнул Костяной Царь. – Уж поверь, ваша братия не лучше любой другой. Да ты и сам тот еще хитрован. Думаешь, я не знаю, кто теперь у тебя в наставниках ходит и, случись чего, передаст тебе право на месть вместе с ключом и амулетом?

Ключом? Это он о чем? Про амулет, верно, мой спаситель с родного кладбища упоминал, а вот про ключ ни словом не обмолвился.

– Но то твои дела, – рокотнул умрун. – Я твоему наставнику не друг и не враг, нам делить с ним нечего, потому ковы какие-то тебе чинить не стану и лишать того, что ранее дал, не буду. Как ты сюда ходил безданно, беспошлинно, так и ходи, по крайней мере до той поры, пока служба твоя не выйдет.

– Спасибо, – обозначил поклон я, решив, что спина от него не переломится.

– Ну а тебе, иудей, вон туда, – костлявый и длинный палец Костяного Царя указал на арку слева от себя, ту, в которой клубилась кромешная тьма. – Годков сто там побудь, а после я решу, что дальше с тобой делать.

Надо же. Сработал тот шанс, на который Марк Аронович так рассчитывал, не уничтожил его Хозяин кладбища на месте. Впрочем, лично я не уверен в том, что этот выбор разумен, поскольку там, во мгле, наверняка ничего хорошего Левинсона не ждет.

Но профессор, как видно, считал по-другому. Уже у самой арки он повернулся ко мне, улыбнулся, подмигнул, после его губы еле заметно шевельнулись, что-то произнося, а затем он канул в иссиня-черную тьму.

Я понял, что он хотел мне сказать. Это было короткое слово «быть».