Текст книги "А. Смолин, ведьмак. Цикл (СИ)"

Автор книги: Андрей Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 195 (всего у книги 207 страниц)

Глава 9

– Да? – прозвучал в трубке недовольный голос соседки. – Говори, чего нужно?

– Мне ничего не нужно, – сразу окрысился я. – Это ты от меня постоянно что-то хочешь, а я, добрый и безотказный, иду у тебя на поводу. Ты же хотела интервью у Белозерова взять? Ничего не путаю?

– Сашенька, – мигом изменилась тональность в голосе у коварной Маринки. – Сладенький! И что? Договорился?

– Договорился, – передразнил ее я. – У меня все как в банке: сказано – сделано. Завтра позвонишь секретарше, телефон ее сброшу по «ватсапу», с ней согласуешь время и место.

Если честно, я про Маринкину просьбу почти забыл, только в самый последний момент, уже у самых дверей дома, спохватился. Пришлось возвращаться в столовую, где в раздумьях сидел олигарх, опустошавший уже вторую чашку кофе, и с ним договариваться.

– Люблю – не могу! – проворковала соседка.

– Должна будешь, – деловито заявил я. – Чего именно – пока не знаю, но будешь. И не забудь мне свистнуть, когда вернется тот хрен с горы, что про показ писал. Ты обещала!

– Вот же ты мстительный! – даже с каким-то уважением заметила девушка. – Ладно, скажу. Только ты сильно ему морду не бей, он ей работает.

Морду. Да вот еще, я что-нибудь повеселее придумаю. А фантазия у меня богатая! Но как приятен тот факт, что врать не надо.

– Хорошо, не стану. Ладно, все, отбой!

Я отпил чаю, взял с блюда бутерброд и глянул на Вавилу Силыча, сидящего рядом со мной за столом.

– Что опять не так? Чего такой смурной, соседушка?

– Что подружке помог – это хорошо, – отхлебнув чайку из блюдца, степенно ответил мой гость. – Но вот то, что ты с Марой дела имеешь, да еще такие скверные, сильно не по душе. Само собой, не мне тебя судить, и советы давать я не вправе, но все же молчать не стану. Был бы ты мне да родне моей никто – тогда что ж, тогда живи как знаешь. Но ты нам не чужой, потому и сказал, что думаю. Ты же хороший парень, Александр, не злодей какой заугольный, не душегуб придорожный.

– Ты все о том же? – Я подлил подъездному в полупустую чашку кипятку. – Ладно, тоже повторюсь. Там такая душа была, что клейма ставить негде, пять раз ее убей – все мало. Он девку молодую на наркоту подсадил, а после нашептал ей, чтобы та меня ухайдокала. Бабу замужнюю совратил и обрюхатил, да еще с супругом ее развел. На хозяина своего злоумышлял, убить того хотел. Мало? Могу еще кое-чего порассказать, из более раннего.

– Правильно ты все сделал, хозяин, – поддержал меня Родька, как, впрочем, и всегда. – Его не то что Маре, его Лиху надо было отдать. Пусть бы оно его мучало!

– Да тьфу на тебя! – дернулся Вавила Силыч, глянул сначала за левое плечо, потом за правое, при этом по разу за каждое из них плюнул. – Не накличь беды!

– Откуда Лиху тута взяться? – фыркнул мой слуга, зацепил коготком кусочек халвы, отправил его в рот и неразборчиво добавил: – У наф тут не леф!

– Не лес, – подтвердил подъездный, – зато парк эвон недалеко, коли ты забыл. Мне вот рассказывали, что об тот год видали эту напасть на Флотской, как раз в парке. Он, конечно, поболе нашего, и пруды там есть, но кто знает?

– На Флотской? – переспросил я, прожевав кусок бутерброда. – Ты про «Речной вокзал»? Парк Дружбы?

Я этот парк хорошо помнил, со всеми его аллеями, фонарями, прудами и лавочками. Мы в нем со Светкой, когда еще женихались, часто гуляли.

– Он, – вздохнул Вавила Силыч. – У меня один знакомец давний, еще по отчей деревне, нынче на Фестивальной в дому новостроечном обитает, так мы с ним иногда видимся. Нечасто, раз в пять лет, а то и реже. Дела и у него, и у меня, сам понимаешь. Хозяйство же! Но об тот год как раз повстречались, ага. К ним в управу мэр приезжал, вот меня от обчества… Неважно, короче, то наши дела. Потап тогда мне и рассказал про Лихо. Он, вишь ты, дружбу с парковыми ауками водит, подкармливает их, чтобы те детишков из его дома и соседских на аллеях не стращали и с собой не уводили. Вот они-то ему и доложили, что время от времени Лихо стало появляться. Дескать, оно по ночам пьяных губит, а после их тела мертвые в прудах топит.

Про аук знаю, даже видел их в лесу близ Лозовки пару раз, причем они меня не боялись, по своей всегдашней привычке за высокие муравейники не прятались. В целом безвредные, в общем-то, существа, эдакие мохнатые колобки с ручками-ножками, похожими на ветки. Они ни на кого не нападают и никого не убивают, что для лесной нечисти большая редкость, хотя вред от них человеку быть может. Ауки лихо подделывают голоса, потому запросто могут сбить с панталыку, например, грибника, который кричит пресловутое «ау» в надежде найти кого-то из тех, с кем пришел на «тихую охоту», или просто живую душу, которая укажет ему, где выход из леса. В результате эти крохи заведут бедолагу в такую чащобу, из которой и по навигатору не выберешься. Или, того хуже, в болото к тетушке Кикиморе, с которой они, как правило, хорошо ладят, поскольку очень любят поедать водяных жуков и пиявок, а тех во владениях болотной хозяйки, понятное дело, пруд пруди. Ну, а болотная Хозяйка живую душу, добром к ней пожаловавшую, из своих цепких скрюченных пальцев сроду не выпустит, помотает ее вволю по хлябям да в чарусье какой в конце концов и утопит. Кикиморы вообще очень опасные и плохо контролируемые существа, лично я без особой нужды и дяди Ермолая даже в ближнее лозовское болото сроду носа не суну.

В наше время и в городе, ясное дело, кого-то куда-то завести – проблема серьезная, кругом жизнь, потому эти пакостники взяли себе моду детей малых с парковых дорожек за деревья уводить, чтобы после хихикать, глядя на то, как их родительницы, побросав смартфоны, в которых до того сидели, с воплями мечутся в поисках кровинушек, голося, что твои чайки над морем. Но вреда мелкоте, конечно, они никакого не причиняют, понимая, что спрос за то с них будет неслабый, по этой причине через какое-то время, если матери чад своих не нашли, выводят последних обратно на дорожки, к людям.

Но вот Лихо… Нет, и про эту нечисть я слыхал кое-что, только воспринимать ее как некую кару людскую хуже Мары мне и в голову не приходило. А оно вон как.

– Думаешь, его пращуры просто так придумали поговорку «Не буди Лихо, пока оно тихо»? – осведомился у моего слуги подъездный, а после отвесил ему крепкий подзатыльник. – Думай, что говоришь, балабол! Одно дело – просто так его помянуть, это ладно. Но ты-то что брякнул?

– Хозяин! – возмущенно пискнул Родька, потирая мохнатую голову. – Чего он?

– Правильно все, – одобрил я действия соседушки. – Ко мне и так в гости таскается невесть кто, только Лиха не хватало.

– Тебе как раз его стеречься не след, – отмахнулся Вавила Силыч. – Вас, ведьмаков, они седьмой дорогой огибают. Нет, если ты сам в драку полезешь, тогда конечно, а так – нет.

– С чего это? – заинтересовался я.

– Князь Вещий, который вашему колену старший по сей день, в давние века их пращурицу одноглазую, с которой род лихов по свету пошел, в честном бою победил, – пояснил соседушка. – И пощадил почему-то. Может, в настроении хорошем был, может, во хмелю – поди теперь знай. Вот с тех пор ни одно Лихо ни одного ведьмака без нужды сроду не тронет. Мало того – случись с тобой или сородичем твоим беда какая, а оно тому свидетелем станет, так еще и на помощь прийти может. Добро – оно такое, срока хранения не имеет. Но вот прочим людям Лиха стеречься надо крепко, оно страхом их питается, для того такие жути напускает, что умом можно тронуться. Мара по сравнению с ним – что мыша против коровы. Да и надо ей меньше, она душу быстро вынимает, а Лихо – нет. Оно по капельке жизнь и силу из добычи своей цедит, так, чтобы человек понимал, что умирает. Радостно ему от того.

– Жесть, – согласился я. – Не надо нам таких в парке, твоя правда. Да и в городе тоже.

–Вот-вот, – покивал Вавила Силыч. – Да и ты с прочими разными, которые человекам вредят, особо не вожжался бы, а? Вон у тебя дружки какие славные есть, да еще твоего же колена.

– Ты про Слав? – уточнил я. – Которые нам клумбу помогали делать?

– Про них. Ты им кланяйся от обчества при случае, хорошо? Ох, как все в рост да цвет пошло! Да ты и сам видел, поди. Опять же – брата названого вон какого ты заимел, Хранителя кладов, значит. Хороший он человек, добрая про него слава идет по городу.

– Так, – остановил я подъездного. – Тебе-то про него откуда ведомо?

– Все знают, – обвел рукой кухню Вавила Силыч.

– Все – это никто, – нахмурился я. – Хотелось бы детальнее.

– Лично мне про это Фомич из первого подъезда рассказал, а ему вроде Игнат из четырнадцатого дома. А кто Игнату – не знаю, извиняй уж. Он сильно общительный, много с кем и о чем лясы точит.

Извиняй. Легко сказать. Если уж подъездные про это проведали, то вся аристократия ночной Москвы точно в курсе. И, если честно, идея с побратимством мне уже не кажется такой хорошей, как тогда на дороге. Нет, против Валеры я как ничего не имел, так и не имею, просто теперь особо настырные особи, которые не смогли пробиться к нему напрямую, будут пробовать делать это через меня. Те же ведьмы, например. Или, что хуже, кто посерьезнее. Я, понятное дело, всякий раз буду отказывать, потому число личных недоброжелателей у меня может здорово возрасти.

И, кстати, обратный вариант тоже возможен. Скорее всего, Валера станет поступать так же, он парень принципиальный, приблизительно как и я. А если нет? Если он придет и скажет: «Брат, надо помочь», что мне тогда ему отвечать? Извини, у меня принципы?

Надо будет с ним пересечься, что ли, потрещать на эту тему. Коли уж грядет неприятность, то лучше быть к ней готовым.

Холера того любопытного лешего, что за нами подсматривал, забери. Вуайерист хренов! Или как там любители подглядывать называются?

– А чего такого побратима стесняться? – удивился Вавила Силыч. – Что он, то ты молодцы славные, смышленые, не чужими трудами или горем промышляете, всего сами добились.

– Так-то оно так, – я отхлебнул подстывшего уже чаю и засунул в рот остатки бутерброда, – да только есть тут кое-какие нюансы.

Кстати, о сошедших с ума. Надо бы к Вагнерам все же заехать, Ряжскую проведать. Ну и Бэллу тоже. Правда, вот порадовать мне ни ее, ни Петра Францевича нечем, кроме очередных обещаний. Это та ситуация, на которую я никак повлиять не могу, увы.

Как задумал, так и сделал, вот только ничего веселого или хорошего в клинике меня не ждало. Нет, понятно, что место, в котором люди от хворей лечатся, изначально к оптимизму не располагает, по доброй воле или от хорошей жизни люди туда не ложатся, но тут все совсем печально обстояло.

Бэлла оказалась совсем плоха, даже на фоне того, что я видел на той неделе. Если бы не зелье, что я тогда Вагнеру передал, то, скорее всего, ее бы уже с нами не было, это точно. Но и с ним, похоже, ей долго не продержаться, я это понял сразу, как только глянул на серую гадину, оплетшую ее тонюсенькую шею. Удивительно, что ее никто, кроме меня, не видит, такой она жирной и мощной стала. Вон даже узор на спине явно просматривается, некое странное геометрическое сплетение ромбов и треугольников. Кстати, в первый раз такое наблюдаю.

– Это конец, – печально сообщил мне Петр Францевич, стянул с носа очки и протер их белоснежным платком, который извлек из кармана. – Боюсь, Саша, теперь ей не поможет даже обыкновенное чудо.

– Что? – переспросил я. – А, чудо. Чудес не бывает, это придумки авторов-фантастов. У любого чуда, как и у любой аварии, всегда есть имя, фамилия и должность. Иногда во множественном числе. Сказано не мной, кем именно – не в курсе, но очень верно.

– Я немного о другом речь вел, но в целом вы правы. Так понимаю, вам ничего не удалось для этой девочки сделать?

– Удалось, – не стал скрывать я. – Вот только не уверен, что результат моей помощи прибудет вовремя. Теперь от меня ничего не зависит, все подвязано на других людей.

– А если поторопить этих людей? Как-то их заинтересовать, простимулировать?

– Вы же знаете, док, что иногда такие методы не работают, – невесело усмехнулся я. – По общению со мной, собственно, и знаете. Но будем надеяться, что Бэлла удержится на этом свете до того момента, как мне привезут лекарство. Она хоть и хрупкая совсем на вид девчонка, но характер у нее что надо. Бэлла боец, я это сразу понял.

Интересно, в каких далях сейчас ее душа блуждает? Где она? Что видит? Надо будет у Мары при следующей встрече спросить, уверен, что кто-кто, а она-то ответ знает.

Что печально, с душой Ольги Ряжской тоже все было не слава богу. Людей, потерявших рассудок, навсегда или временно, называют «душевнобольные», так вот у Ольги душа захворала капитально, да настолько, что держали ее в специальном помещении без зеркал, ручек и с мягкими стенами. В клинике Вагнеров, оказывается, несколько таких имелись, хоть закон не очень и приветствовал подобную практику у частников. Одно дело аппендицит вырезать или ногу срастить, другое – умом скорбных людей пользовать. Разные вещи и, что главное, степень риска для окружающих тоже разная. Какой-нибудь почечник вряд ли станет черепа близких молотком крушить, разглядев в них вместо людей демонов.

– Я приглашал к ней лучших специалистов из числа тех, кто живет в Москве, – глядя через небольшое окно с небьющимся стеклом на женщину, сидящую на кровати и раскачивающуюся в такт какой-то ей одной слышимой музыке, сказал мне Вагнер. – Все сошлись в одном – чтобы она вышла из этого состояния, нужен очень мощный эмоциональный триггер. Нет, было много слов на русском и латыни, терминов, даже споров, но вывод таков. Причем триггер не абы какой, вроде пожара или…

– Бэлла, – перебил его я. – Верно?

– Верно, – кивнул врач. – Она исчерпала себя эмоционально именно на этой почве, с именем сестры ушла во тьму. Значит, и выйдет из нее с ней же. А если Бэлла умрет, то, возможно, вовсе не выйдет. Хотя оно и к лучшему, тогда ей будет проще жить там, во мраке беспамятства.

– Да вы поэт, Петр Францевич, – заметил я. – Красиво сказано, даже несмотря на то, что смысл-то так себе.

– Я наполовину немец, а потому во мне присутствуют все основные черты этой нации, а именно сентиментальность, поэтичность, практичность и экономность.

– А что супруг? Так и не появлялся?

– Нет, – качнул головой Вагнер. – И дозвониться я ему не могу. Да и не особо пытаюсь, если честно, никакого смысла в этом не вижу. Жизни Ольги Михайловны ничто не угрожает, а оплата за ее пребывание здесь, в клинике, поступает регулярно. Равно как и за Бэллу.

– Вот же сволочь! – с неожиданным сочувствием произнесла Жанна. Дело в том, что в последнее время ее бесило вообще все, что связано с Ряжской, даже простое упоминание о ней. А тут вон стоит, смотрит на нее и не злится. – Она его жена, нельзя так. И любит она его, я это точно знаю, сама видела. Блин, жалко тетку.

– А если бы оплата не поступала? – не удержался я от откровенно провокационного вопроса. – Тогда как?

– Не думаю, что это стало бы для меня большой проблемой, – не менее иезуитски ответил Петр Францевич, как видно, предоставляя мне самому решать, чего в нем больше – сентиментальности или практичности. – Саша, я могу вас попросить о небольшой услуге?

– Какой именно? – уже догадываясь, о чем пойдет речь, уточнил я.

– Посмотрите одного пациента. Просто посмотрите, о помощи в лечении речь не идет.

– Хорошо, пойдемте, – согласился я.

Напоследок я еще раз бросил взгляд на ту, что находилась за стеклом. Эта женщина, пожилая, растрепанная, с пустым взглядом, упертым в одну точку, совершенно не была похожа на ту ухоженную, умную и волевую даму, с которой я когда-то познакомился в переговорке банка. Два абсолютно разных человека.

А ведь в этом есть и моя заслуга, если можно так выразиться. Хочешь не хочешь, но факты суровы и непреклонны. Нет, судьбой Бэллы, которая послужила причиной случившегося, распорядился не я, а силы свыше, но мое вмешательство изменило ход течения событий. Умри Бэлла еще весной – и, скорее всего, Ольга не стала бы такой. Да, переживала, плакала, может, впала в депрессию, но до безумия не докатилась бы. Ее сломала подаренная мной надежда, а также куча мелких напастей, которым тоже причина я. Наслоились они одна на другую. Да один визит в Навь чего стоил! Вот и сломалась Ряжская, не выдержала прессинга.

Но при этом вины за собой не чувствую. Каждый из нас – и она, и я, и все остальные – сам выбирает свою дорогу в жизни. И у большинства всегда есть возможность остановиться и остаться на том месте, где он сейчас находится, или вообще вернуться назад, туда, где все спокойно и понятно. Не так тепло, не так светло, не так богато и сытно, но безопасно и предсказуемо. А уж если пошел вперед – будь готов к неожиданностям, приятным и неприятным. Так что ее никто не заставлял обратиться ко мне за помощью. Более того, она знала, что это может выйти боком. Да я сам ее предупреждал, причем не раз – вожжаясь со мной, ты играешь с огнем, Ольга.

– Вот этот пациент. – Вагнер, подойдя к одной из палат, приоткрыл дверь, в образовавшуюся щелку я увидел седого мужчину, лежащего на кровати и читавшего книгу. – Что скажете?

– Ничего хорошего, – честно ответил я. – Ему уже не помочь.

Серая змея на шее пациента клиники была не такая здоровенная и жирная, как у Бэллы, но шансов бедолаге не оставляла никаких. Мужчина обречен.

– Я так и полагал, – Петр Францевич притворил дверь и печально вздохнул, – но хотелось получить подтверждение от вас. Вдруг шансы все же есть?

– Увы, – сказал, как обрубил, я, – никаких. И времени у него почти не осталось.

Было видно, что мой собеседник расстроен. И, надеюсь, тем, что он услышал, а не тем, что скоро этот свет и его клинику покинет платежеспособный клиент, палата-то даже по местным недешевым меркам не из простых. Я тут лежал, в курсе, что к чему. Кто знает, какая из сущностей его полунемецкой души в данный момент одерживает верх?

Видел я и то, что Вагнера в данный момент мучит противоречие. Ему и хочется попробовать еще раз ко мне подъехать на кривой козе на предмет привлечения в качестве хоть бы даже внештатного консультанта, и в то же время колет страх – как бы через это каких неприятностей не нажить.

– Кхм, – кашлянув в кулак, врач вскинул голову, – Саша, вот о чем хотелось бы поговорить…

– Вы неплохой человек, Петр Францевич, – положил я ему руку на плечо. – Говорю это от чистого сердца. Только все равно практиковать что в вашей клинике, что в какой другой я как не собирался, так и не собираюсь. Но если прямо вот очень понадобится мой совет – звоните.

– Вот за это спасибо! – оживился Вагнер. – Иногда просто…

– Но не забывайте о моем вздорном характере, – перебил я его. – И о том, что «нет» я даже своим друзьям в некоторых ситуациях все же говорю чаще, чем «да». То есть не стоит кому-либо давать надежду до того, как пообщаетесь со мной, хотя бы для того, чтобы после не чувствовать себя неловко.

Практика показала, что именно Вагнер оказался чуть ли не самым полезным из всех моих новых знакомцев среди людей за последние годы, потому я готов именно ему время от времени идти навстречу. Все же остальные – Носов, Белозеров и иже с ними, как правило, приносили проблем больше, чем пользы.

Опять-таки – если мне понадобятся деньги, то именно здесь, в этой клинике, их всегда можно заработать быстро, более-менее без проблем и не привлекая к себе особого внимания. Некоторым местным пациентам вроде того дядьки, которого я только что созерцал, конечно, помочь не получится, но и других хватает, с хворями обычными, излечимыми. Камни в почках, простатит, все такое прочее. И дел всего-то – передать Вагнеру зелье, а после получить гонорар, все остальное он сделает сам.

Впрочем, вопрос денег пока остро не стоит, да и не факт, что вообще возникнет в ближайшее время. Расходы у меня не столь велики, а господин Носов, к которому я отправился сразу после посещения клиники, словно прочтя мои мысли, первым делом вручил мне пластиковую карту приятно-золотистого цвета.

– Держи, – сказал он и хлопнул меня по плечу. – Владей.

– Это прекрасно, – я повертел карточку в руках, – но хотелось бы ясности.

– Ты не знаешь, что это такое? – делано удивился олигарх – Ты? Банковский служащий?

– Я знаю, что это такое. Но мы же не в сериале, верно? К карточке должен прилагаться ПИН-код, без которого никак не обойтись, а в идеале еще договор банковского счета. Ну и хотелось бы знать, что именно там за деньги лежат и в каком количестве. И это мне как раз как бывшему сотруднику банка, который занимался финансовым мониторингом, знать хочется.

– Вот твой ПИН. – Носов уселся за стол и пальцем подтолкнул ко мне бумажный прямоугольник, который, оказывается, был скрыт от меня чашкой, стоящей на блюдце. – Что до проблем – их не жди. Это мой банк, потому даже не забивай себе голову. Относительно происхождения денег – это твой честный заработок, дополнительный один процент за очень выгодную сделку с лесопилкой, плюс премиальные за мое отличное самочувствие.

Лесопилка. Я про нее давно забыл уже, хоть вроде это и было почти вчера.

Вот интересно, как там Римма? Хорошо ли устроилась на новом месте?

Сладкая женщина, ничего не скажешь. И умная. Все быстро продала и смылась куда подальше, теперь точно из-за меня под какую-то раздачу не попадет.

– Я просто подумал, что нет смысла гонять деньги между банками, – дружелюбно объяснил мне Илья Николаевич. – Вот, проявил инициативу. Ну а договор тебе в любом отделении распечатают. Если нужен, то дойди и забери, я такими мелочами голову себе забивать не стану.

– Сволочь, конечно, но стиль у него есть, – заметила Жанна, перемещаясь за спинку кресла, на котором сидел олигарх. – Красиво подал. Ты же ведь и знать не мог, что он тебе в своем банке счет открыл.

– То есть вы довольны тем, как сработало зелье? – уточил я, убирая карточку и конверт с ПИНом в напоясную сумку и при этом резонно игнорируя реплику своей спутницы. – Претензий нет?

– Ни малейших, – закинул руки за голову Носов и потянулся. – Давно я так хорошо себя не чувствовал. Не поверишь, тут, когда обратно летел, даже подумал – а не простить ли мне Вадика? Ну, не разорять его? Может, пусть живет себе дальше? Ведь если бы не его проделки, то у меня сейчас и коленки бы хрустели, и в пояснице постреливало, и давление скакало. У меня все это и до того, как тот поганец на меня порчу навел, водилось. А так – да, чуть не помер, зато с тобой знакомство свел, теперь вот здоров как бык.

– Здесь я вам не советчик. Белозеров ваш закадычный враг, сами и думайте.

– А мне рассказали, что ты опять к нему в гости заглядывал, – вроде бы и безмятежно сообщил мне Носов, но глаза его были серьезны. – О чем беседовал неизвестно, только после того к его дому сразу две машины подъехали. Одна труповозка, в нее тело его начальника охраны погрузили, а другая младшую дочь в аэропорт отвезла. В Германию та улетела.

Надеюсь, Марина сама приняла такое решение, а не папа ее заставил. Просто натура у этой девчонки, несмотря на юный возраст, цельная, такую ломать начнешь, так она назло станет все делать.

– Гештальт один закрыл, – пояснил я. – Не люблю незаконченных дел. Да, относительно охранника… Увы, инфаркт молодеет.

Александр, как всегда присутствующий здесь, еле слышно хмыкнул, вторя Жанне, которая, наоборот, громко рассмеялась.

– Я так и подумал, – благодушно произнес Носов.

– Кстати, о гештальтах. Вот, держите.

Я встал, подошел к хозяину дома, достал из все той же сумочки зелье, что мне вручили ворожеи, и протянул его олигарху.

– Берите. Это еще девять лет такой же жизни, как сейчас. Ну или семь-восемь, если ваш помощник захочет, чтобы я прежде попробовал то, что здесь находится.

– Не захочет, – рыкнул олигарх, цапнув флакон с алой жидкостью. – Не хватало только!

Он выдрал из горлышка тугую пробку и мигом выплеснул в рот содержимое емкости.

Забавно, мне в этот момент подумалось о том, что если бы ворожеи хотели от меня избавиться, то лучшей возможности им было не отыскать. Все же просто – старый хрыч на месте умирает от яда, а его охрана из меня моментально делает решето. Я мертв, они довольны, да еще и в прибытке, выраженном в очень старом и дорогом мандрагыре.

Интересно, почему этот вариант мне раньше в голову не пришел?

– Значит, суммарно всего десять лет? – Убедившись, что флакон опустел, Носов поставил его на стол. – Ни больше ни меньше?

– Не меньше точно, за больше не поручусь. – Я снова опустился на стул. – Плюс напомню еще раз – речь идет о здоровье, не более того. От яда, пули или безрассудных поступков зелье не спасет, равно как и от халатного отношения к себе. Жирное и жареное по-прежнему вредно, а несколько бессонных ночей запросто могут привести к нервному истощению. Возраст ваш никуда не делся, Илья Николаевич, он в своих правах.

– А когда этот срок пройдет? – Олигарх побарабанил пальцами по столу. – Что тогда?

– Хворь, которую на вас наслали, не вернется, – заверил его я. – А остальное в ваших руках.

– Вернее в твоих, – возразил мне собеседник. – Так что, Саша, хочешь обижайся, хочешь нет, но придется тебе… А-а-а-а-ах!

Он выгнулся на кресле дугой, глаза его закатились от боли.

– Не дергайся, – посоветовал я Александру, который почти моментально направил на меня пистолет и приготовился сказать что-то повелительно-угрожающее. – Иначе ты навредишь и мне, и себе, и ему. Оно нам зачем?

Чего-то подобного я ожидал, потому еще дома велел Жанне подключиться к беседе, если она перейдет в тональность «ты извини, но будет вот так». Девушка, естественно, спорить со мной не стала, так как ей не только Ряжская не нравилась, но и Носов. И еще неизвестно, кто из них больше. Или, наоборот, меньше, исходя из контекста?

Вот только мне очень сильно не понравилась улыбка, которая сейчас гуляла на ее лице. Мало того, она мне напомнила другую, ту, что змеилась по призрачным губам Павлика, когда он Белозерова чуть на тот свет не спровадил.

Нет, ситуации почти идентичны, я не стал изобретать ничего нового, поскольку данный способ внушения весьма эффективен, но исполнители-то разные. Казалось бы, где мальчик-маньяк и где моя верная подружка? А по факту, выходит, недалеко они друг от друга ушли, что весьма печально.

– Так вот, Илья Николаевич, не будет никакого «придется тебе», – миролюбиво сообщил я мощному старику, который извивался от боли. – Неоткуда ему взяться. Я подрядился выполнить ваше разовое поручение. Причем, замечу, исключительно по доброй воле. Ваши угрозы и посулы что тогда меня не сильно занимали, что сейчас. Просто вы мне показались неплохим… Что? Говорите яснее.

А, ясно, товарищ сквернословит от боли и страха, такая у него естественная реакция организма. Кто-то в такой ситуации бледнеет, кто-то писается, а кто матерится. Судя по всему, данные слова направлены не в мой адрес, это мат вообще, но я, пожалуй, сделаю вид, что ничего не понял.

– Вот это вы зря, – добавил я ледку в голос и встал из-за стола. – Похоже, за время нашего общения вы про меня так ничего не поняли. Ладно, значит, будем считать, что не договорились. Да убери ты свою пукалку, честное слово. Понимаешь же, что стрелять нельзя, чего зря курком клацаешь?

Носов что-то замычал, перебивая мурлыканье довольной Жанны, а Александр, убрав пистолет в кобуру, остановил меня, схватив за плечо.

– Отпусти, – велел я ему, не оборачиваясь. – У меня, помимо общения с вами, других дел еще полно. Мне вон надо за город ехать, черного петуха покупать.

– Кого? – чуть опешив, уточнил охранник Носова. – Ты о чем?

– Черного петуха, – повторил я, скидывая его руку с плеча. – Подарок одному давнему приятелю, нежданный и потому приятный.