Текст книги "Дионисов. За власть и богатство! – IV (СИ)"

Автор книги: Андрей Скоробогатов

Соавторы: Дмитрий Богуцкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 118
Смертоносной девы больше нет

Надо как-то останавливать бронепанцеры.

Обычно это делают противопанцерными пушками прямой наводки, или фугасницами. Или своими бронепанцеарми в кинжальном встречном бою. Но ничего такого у нас тут нет. А что есть? Перезарядить ленты пулеметов бронебойными патронами я уже приказал. Выходы наблюдательных перископов, шарниры манипуляторов особенно нижних у бронепанцеров уязвимы для правильно приложенной энергии стержневой пули.

Нужно намешать зажигательной смеси в бутылках, это поручу Ангелине. Если кидать много, быстро и смело, можно быстро превратить бронепанцер в огненный ком. Но до того нужно отсечь от атакующей бронетехники пехоту, или они нас простой стрелковой перестреляют, пока мы в них стеклотарой кидаемся…

А ещё я вспомнил тёткин обрез и задумался. Вот есть у нас одна универсальная открывалка. Этот адский обрез в любой броне, что можно установить на бронепанцер, с запасом проделает дыру диаметром в сантиметр. Но вот что потом? Мне бы тандемный заряд на пулю, залить внутрь через это отверстие жидкого тысячаградусного металла грамм двести, вот бы пилот обрадовался.

Идея нажористая, но разрабатывать её на коленке совершенно некогда. Проект алхимического фауст-патрона придется отложить до времен, когда мы выживем.

Я стоя пил налитый мне кухаркой чай, когда на кухню вошла Тисифона. Я бы не заметил, даже, что пережитое ею убийство Фрола как-то на ней сказалось, если бы не знал её раньше, полная неподвижность её лица бросалась в глаза. Каменная маска, а не лицо. А что под ней?

– Я чувствую рядом присутствие ещё одного магейра, – произнесла она и я сразу отставил чашку с чаем на кухонный стол.

Этого нам только и не хватало…

– Где? – спросил я. – Можешь определить направление?

Тисифона пожала плечами.

– Рядом, – повторила она.

– Идем за мной, – приказал я.

Мы поднялись с Тисифоной на наблюдательную площадку, я показал ей на копающихся по периметру моего парка вражеских бойцов.

– Сможешь отсюда определить, где он? – обвел я рукой поле будущей битвы.

– Там, – Тисифона повисла у меня на плече и показала в сторону ворот у реки. – Вот он.

Я присмотрелся к указанном ею направлении и понял, о ком она говорила.

Там шел Клеткоголовый.

Вот это поворот.

– Не скажу, что неожиданно, – пробормотал я. – Но как ты его чувствуешь?

– У нас одна природа, – Тисифона шепнула мне на ухо. – Я чувствую. И он чувствует.

Я задумчиво следил за Клеткоголовым.

– А как так у него получилось сделать из себя… такое? – спросил я.

– Я знаю как он это сделал. – проговорила Тисифона. – Он сам себя таким сделал. Он чудовище собственного проклятия.

Ого. Вот оно что. Кое-что начало проясняться. Аутоанафема. Практически самоубийство, превратившее его самого в инструмент неотвратимой кары, неутомимой и неостановимой. Очень и очень нераспространенное решение. Вот чёрт клетчатый, повезло же нам на него такого уникального нарваться. Впрочем, когда мне везло иначе? Все чудовища континента в гости к нам.

– Как нам его уничтожить? – спросил я. – Это вообще возможно?

– Он скончается, когда достигнет цели, – сообщила Тисифона.

Ну, конечно…

– Насколько я знаю, его цель уничтожить всех алкохимиков в мире, – поморщился я. – А это не то, на что я готов пойти. Есть другие способы?

– Я не знаю, – Тисифона пожала плечами. – Я буду наблюдать за ним. Но ты уже уничтожал порождений магейров, Искандер. Ты сильный. Ты сможешь.

И упорхнула, жарко поцеловав меня в щёку. Ага, уничтожал. Сильный я. Сам чуть пару раз ноги не протянул.

Вот блин. И тут не получилось простого выхода. Что-то нужно думать, пока дают возможность.

Так, стоп, а куда это столь целеустремленно направился наш клеткоголовый приятель? Да и не один, а с группой поддержки из десятка стрелков.

– Куда это он? – пробормотал я наклонившись вперед с башни.

– Туда, – произнесла Тисифона указав пальцем на приют благородных девиц имени Надежды Пржевальской, выше по течению реки, и который как обычно было хорошо видно отсюда.

– Что им там надо? – пробормотал я.

– Экзекуция, – проговорила Тисифона. – Демонстративная расправа.

– Там же никого нет, – проговорил я. – Я приказал эвакуироваться.

Очень скоро я убедился, что к моему приказу прислушались не все.

Чертова старуха графиня как всегда меня проигнорировала. Девиц отправила в глубину Долины, а сама осталась охранять хозяйство, оставленное Наденькой. И Клеткоголовый ее конечно учуял.

Учуял и пришел за нею.

– Вака! – прокричал я вниз по лестнице. – Охотничий штуцер мне, немедленно!

Вака там внизу командовал пулеметной точкой на входе в дом. Он меня услышал и птицей взлетел вверх по лестнице с собственным охотничьим штуцером в руках.

– Александр Петрович, – проговорил он, отдавая мне винтовку.

– Чем заряжен? – спросил я выставляя прицел на максимум, на четыреста метров.

– Пуля на крупного зверя.

– Хорошо, – произнес я упираясь ногой в перила площадки и поднимая винтовку к плечу.

Я не снайпер, но тётку искать некогда.

Старая графиня вышла на порог Приюта благородных девиц и высказывала приближающимся гвардейцам нечто явно нелицеприятное. Я конечно не слышал что, но мог представить.

– Ты ей не поможешь, – с тем же каменным лицом загадочного оракула произнесла Тисифона.

– Я не буду просто стоять и смотреть, – бросил я в ответ не отводя глаз от прицела в котором держал клетчатую башку Клеткоголового. – Вака! Ветер?

– Северо-запад, – отозвался Вака. – Три метра в секунду.

Я дал поправку на прицел.

Клеткоголовый нависал над графиней, сопровождавшие его гвардейцы с мрачными лицами окружили крыльцо, с которого им что-то говорила графиня. Она была в гневе.

Клеткоголовый шагнул к ней, графиня подняла руку и выпила эликсир.

Я выстрелил.

Но не успел. Пока летела пуля Клеткоголовый, вырвал из горла графини призванного ею элементаля.

Брызги крови разлетелись, так словно я поразил цель, но пуля, вышибив облако искр из клетки отрекошетила в лицо одного из гвардейцев, разворотив ему нижнюю челюсть.

Клеткоголовый втянул в свой клетчатый череп новый элементаль, медленно повернулся в мою сторону, не спеша поднял огромную руку и погрозил мне пальцем.

Я, мол, всё видел и знаю где ты.

– Сука, – прошептал я, отнимая винтовку от плеча. – Тварь.

Подстреленного мною гвардейца поволокли в укрытие. А Клеткоголовый наклонился над телом графини, потом выпрямился и помахал мне её оторванной головой.

Уничтожу гнусную тварь.

– Конечно уничтожишь, – произнесла Тисифона. – Не сомневайся. Ты же Искандер.

А я что, это вслух сказал?

– Тогда как, Тисифона? Как мне его достать? – я скрипел зубами, так что сам это слышал. – Мы загоняем его в угол превосходящей огневой мощью, так он использует этих пойманных элементалей, чтобы проложить себе дорогу к отступлению. А в алкхоимическом поединке с ним лучше не сходиться, ты видела как он алкохимикам бошки откручивает? Я хочу угробить эту гребанную тварь, очень хочу, понять бы как.

– Не печалься, Искандер, – произнесла Тисифона. – Я знаю как. Я видела сегодня, как он убивает. И я знаю его слабое место. Я тебе расскажу.

– Тогда расскажи мне.

Но не успели мы спуститься с башенки, чтобы все обсудить, как снизу опять закричали:

– Александр Петрович! Тут к вам пришли! Эти, с белым флагом!

Вот черт, а этим-то с белым флагом чего от меня еще надо? Чего-то мы еще о друг друге не выяснили?

– Иду, – отозвался я. – Вака, со мной. Меч захвати. Эй, у пулеметов! Внимание! Идут переговоры! Всем тихо!

Все в доме тут же притихли. Вот и славно. А то не сосчитать сколько уже раз случались тупые кровавые перестрелки всего от одного неосторожного громкого возгласа.

Я встретил парламентеров Новой Гвардии на лестнице на галерею. Их было трое под белым флагом. Знакомые всё лица. Златозубый лично, с парой подручных. Давно его не встречал, все цветет, отъедается вон на колониальных харчах…

– Чем обязан, господа? – недовольно поинтересовался я. – Нам еще есть что друг другу сказать?

– Ну, а как же, Дионисов, – усмехнулся Златозубый. – Приличным людям всегда найдется что сказать друг другу.

– Приличным, конечно, – согласился я. – Но кто тут из таких?

– Вот только не нужно мне дерзить, Дионисов – закатил глаза Златозубый. – И да, я знаю кто ты такой, Волкодав. Наше вам глубокое почтение от всей Гвардии, и даже не надейся отпетлять в этот раз. Ты в окружении, и никуда уже отсюда не денешься, уж я об этом позаботился. Никто тебе не поможет. Никто не придет на помощь. Живым ты отсюда не выйдешь. Как и твой покойный папенька… Если только…

Тут он замолчал выжидательно глядя на меня.

Я вот не стал поддерживать его игру и спрашивать «что, если только?» Сам скажет. Ну, он подождал некоторое время моей ответной реплики и не дождался.

Тогда он сказал сам:

– Сдавайся, Дионисов! И выдай царевну!

Царевну? Какую еще царевну? Это он о ком? О Тисифоне, что ли? Она-то им зачем? Собираются играть в какие-то дипломатические игры с данайцами? Не понимаю.

– И что тогда? – все-таки спросил я.

– И правосудие будет к тебе милостиво! – засмеялся очень довольный собой Златозубый. – Клеткоголовому на съедение не отдам. Повешу тебя лично, высоко и быстро. Быстро и справедливо! На очень справедливой и тщательно намыленной веревке!

Да ты что. Офигеть какая привлекательная перспектива.

– Сроку даем тебе до утра! – добавил Златозубый. – Сверим часы.

Он посмотрел на свои наручные часы и добавил:

– Выходи с поднятыми руками ровно в восемь, Дионисов. Или мы придем к тебе сами. Время пошло!

С тем они развернулись и ушли.

Примерно в это же время закатилось солнце и стало темно.

На принятие решения мне оставили примерно десять часов. Хотя я и без этого мог сказать им куда им его засунуть и как далеко идти с этим глубоко засунутым. Но они сами дали мне время на подготовку к битве. Значит, я им воспользуюсь на всю катушку.

Я ещё раз обсудил план обороны дома с семьей и близкими моими за моим длинным столом. Вальяжный Нанотолий как обычно возглавлял наше семейное сборище, лежа на столе, словно мы и не сидели в осаде.

– Ну, что, Нанотолий? – спросил я его. – А ты сделаешь свой вклад в оборону?

Нанотолий уклончиво отвёл свой ясный и наглый взор в сторону. В том смысле, что «я-то, конечно, всегда готов, но вот именно в этот раз я как-то не очень, давайте без меня, пожалуй».

– Понятно, – усмехнулся я, почесав его за ушком. – Деятельный пацифист. Нас не трогают и мы никого не трогаем? Да? Ух ты моё мурчащее животное! Веришь в победу, да? Веришь? Я вот тоже верю.

Только я никому из своих не сказал, что только верить в неё мне и остается. Потому, что реальных путей к ней я не вижу.

Может, действительно сдать завтра Фламберг? Людей спасу, а сам на прорыв с Мечом Бури. Может удасться уйти…

Но я это подумал не очень всерьез. Я слишком хорошо видел сегодня как поступит Клеткоголовый с взятыми в плен алкохимиками. Это была очень убедительная демонстрация. Своих близких одних с этой тварью я не оставлю. Только когда я сдохну. Только через мой труп. Не иначе. Не раньше.

Значит остается одно, встать завтра на пороге дома и сражаться, пока ноги держат. А потом до самой смерти грызть подошвы шагающих по мне врагов…

Клянусь, отгрызть им все подметки на их хромовых сапогах.

Я распустил военный совет, посоветовал всем попытаться поспать, день завтра будет тяжёлый.

И сам поднялся к себе в комнату, на второй этаж и попытался улечься спать, но только ворочался с боку на бок, не в состоянии заснуть. Мысли одолевали. Как быть и что делать. И что мог сделать раньше, если бы вовремя озаботился. Подсчитывал все упущенные шансы, свернуть с дороги что привела сюда нас всех…

Такие вот у нас дела. До утра мы доживём. А вот, что будет после, я уже не знаю.

Златозубый. Ультиматум этот безумный. Клеткоголовый. Оторванная голова…

Я маялся этим мыслями и не мог заснуть.

А потом, незадолго до полуночи, в мою дверь постучали.

– Пошлите прочь, дайте выспаться! – грубо рявкнул я.

Ведь знают же, что за ночь завтра будет? Какого хрена лезут⁈

– Это… я, Саш, – послышался голос Ангелины.

Какой-то виноватый даже голос. Так поздно она ко мне почти никогда не стучалась.

Ох-ох-ох… И чего теперь делать?

Да ясно, что. Когда как не сейчас. Я встал, открыл дверь.

– Заходи, – разрешил я.

И она вошла… в шали, накинутой поверх ночнушки, в тёплых носочках. А лицо испуганное, взволнованное. Совсем не такое, какое бывает у Смертоносной Девы.

– Я тут это, подумала…

И замолчала, глаза в пол уткнула. Как нашкодившая юная девица.

– Ну. Хорошо подумала? Надумала чего? – усмехнулся я.

– Вот ты скажи. Мы же завтра помереть все можем?

– Можем, Ангелиночка, – кивнул я. – Можем. И что ты хочешь мне сказать?

Было немного жестоко, но прямо-таки захотелось, чтобы она это прямо сама сказала. Ангелина поджала губы, долго не решалась, я всё это время ждал, а потом всё-таки выдала гневную тираду:

– Саша! Ну поставь себя на моё место, ты бы хотел девственником помереть⁈ Ну нет же, конечно? И ты не помрёшь. Ты тут всё княжество между делом оприходовал! А я!.. Всё из-за убеждений. Из-за этой силы проклятой! Из-за винограда этого! Ну хочу! Не буду!

И ножкой топнула, гневно так и грозно. А сразу на ножку эту засмотрелся. Пришлось встать, подойти, обнять.

– И тебя, главное, не интересую как девушка, – пробубнила, упершись лбом мне в плечо. – Коллегу только во мне видишь, так? Партнёра по бизнесу. И инструмент для виноделия. А вокруг разные девицы увиваются, конечно, они куда опытнее меня. И красивее.

– Ангелина, – признался я. – Ты очень красивая. Разумеется, я хотел избавить тебя от этого твоего недостатка с самой первой нашей пляски на винограде. А может, и раньше – как только ты мне об этом сообщила на стоянке в Гельсингфорсе. Еле сдерживался.

– Правда? – как-то так наивно, но вполне искренне спросила она, взглянув мне в глаза. – Может… всё-таки поможешь? Я вообще давно решила, что мне нужен хотя бы простой механический процесс… ну, с толикой нежности разве что.

– Конечно помогу, – кивнул я. – Я тебя прямо сейчас помогу. Раздену тебя, и мы всё это сделаем, хорошо?

– Хорошо! – обрадовалась она, а потом вдруг изменилась в лице. – А кто тогда виноград давить будет?

– Я уж найду, думаю. Среди служанок кастинг проведу.

– Ага, – кивнула Ангелина. – И что теперь делать? Ты говори, я же ничего не умею.

Я кивнул. Мы стояли некоторое время молча, потом осторожно поцеловались, потом я принялся её медленно раздевать… И вроде бы всё так неспешно и тихо…

А потом сработала долго скрученная пружина. Вот воистину, в тихом омуте черти играют в шахматы… Чёрт возьми, как это было безумно, громко, быстро и даже местами травмоопасно! Я быстро смирился с тем, что о происходящем, несмотря на крепкие стены спальни, узнают все домочадцы, а также нападающая армия и жители соседних хуторов.

А потом она меня напугала. В самый кульминационный момент вся поверхность её тела вспыхнула на миг тем же самым цветом, что и виноград, который она топтала при луне, а потом всё погасло, всё закончилось, и мы обессиленные рухнули на подушки.

Смертоносной Девы больше нет, понял я. Смертоносная Дама? Смертоносная Мадам? Нет, не звучит…

Пока я приводил в порядок дыхание после, она быстро привела себя в порядок, собрала вещи, пробормотала:

– Спасибо… спасибо… Чёрт, даже не верится… Я уйду, тебе надо выспаться…

И выпорхнула за дверь, как была, босая и голая.

Наконец-то это случилось! Чёрт, я, в общем-то, был даже счастлив, закрывая дверь.

В том числе, потому что теперь я высплюсь. Я же точно высплюсь?

Как выяснилось, нет.

– Искандер… я тоже хочу, – послышался голосок Тисифоны.

Глава 119
Огонь на поражение!

Две девушки за ночь? Вы серьёзно? Нет, физически я чувствовал, что смогу. Более того, даже хочу. Обычно чувствуешь измождение, а тут какой-то невообразимый прилив сил и полное отрешение от нравственных барьеров.

Не иначе, как магия огня. Хотя с моральной точки зрения – не то, чтобы я был целомудренным и в этой, и в прошлой жизни, а если покопаться в памяти, то можно вспомнить и ещё куда более экстравагантные вещи, касающиеся количества девушек в постели.

Но сейчас другой мир и другое время, и я это решительно осуждаю разного рода промискуитеты, и всё же имеет какие-то пределы?

К тому же, это были не абы какие девицы из модельного агентства, это были очень близкие и важные мне девушки, высокого социального статуса. Которые доверили мне очень важное и серьёзное событие в жизни.

С другой стороны, сказал некто на противоположном плече… было бы куда хуже, если бы от стресса у кого-нибудь заехали шарики за ролики, и вместо двери моей комнаты девичья рука постучалась в каморку Ваки Два Пера. Или в палатку наёмника. Или ещё куда-нибудь.

Я-то хотя бы могу быть нежен и смогу приоткрыть дверь в мир плотских утех не с ноги, а осторожно и деликатно.

К тому же, конкретно Тисифона повидала достаточно дерьма, а совсем недавно ещё и видела смерть близкого друга. К тому же, она очень боялась завтрашнего утра, и абсолютно точно была в меня влюблена.

К тому же, она была красивая.

Что-то слишком много аргументов «за», не так ли? Я подошёл к двери, открыл и обнаружил, что, в отличие от Ангелины, Тисифона зашла с козырей.

Одежды на ней уже не отказалось.

– Заходи. Только тише. И ни слова Ангелине – и про Ангелину.

Она сразу бросилась ко мне в объятия, и я донёс её до кровати. Тихо шептала что-то на незнакомых запретных языках, успешно сдержала необходимый порог громкости, учитывая происходящее. И всё вышло как-то так нежно, плавно и спокойно, а потом ещё свернулась клубочком у меня на груди, отчего, конечно же, меня разморило, и с чувством выполненного долга сладко уснул.

И, конечно, не проверил, закрыта ли дверь…

А проснулся я оттого, что прокравшаяся под утро в комнату за потерянным носком Ангелина обнаружила Тисифону у меня в кровати и истошно завопила прямо нам в уши:

– МЕГЕРА! Ненавижу! Вас обоих!

После чего наглухо закрылась у себя в комнате, не давая никакой возможности успокоить и объясниться.

– И чего она так? – сонно потянулась Тисифона у меня в постели. – Ведь так же честнее вышло…

Ага, действительно, усмехнулся я. И чего она так? Честнее же…

* * *

Ну вот и настало утро. Утро нашей последней битвы.

Я поднялся до рассвета, побрился начисто, переоделся во все чистое, как и положено в таком деле.

Вспомнил ночь… Таким замечательным утром я не был готов умирать. Не сегодня.

Но, возможно, придется. Но так не хочется…

Спустился вниз.

Меня там уже поджидали.

Все мои близкие, Тетка, Ангелина, Тисифона, Кристобаль и Вака. И Нанотолий, конечно, пушистым воротником на шее у Ангелины.

– Доброе утро, Александр Петрович. – произнесла свежая до отвращения Тисифона.

Как и не было этой бессонной ночи.

– Утро добрым не бывает, – сухо процедила в сторону все ещё сонная и лохматая со сна Ангелина.

Да уж, ночка была нелегкой, и её последствия ещё будут мне долго аукаться. Вот же блин. Такой конфликт легко не разрешить. И не у кого помощи просить, это моё и только моё личное дело.

Кстати.

Я протянул руку и снял трубку с телефона. В трубке ни звука. Что ж. Этот канал связи прерван. Следовало ожидать… Мы здесь одни. Надежда только на себя.

Я повесил трубку, повернулся к девушкам.

Тисифона смотрела прямо и гордо, Ангелина смотрела куда-то в сторону.

Вот же нескладуха у меня тут с вами, девченки мои, феерическая просто, блин… И уже не успеть с этим разобраться.

Война.

– И вас также, дорогие мои, – вздохнул я. – Рад вас видеть вас всех.

Целовать никого не стал. Подерутся ещё…

Но, несмотря на подчеркнутый антагонизм, мои девушки слаженно помогли мне обрядиться в доспехи, доставшиеся после матча в имперскую лапту, дополненные уцелевшими частями доспеха Рыцаря Воздуха: наплечником, наручем и перчатками. Тётка Марго подала мне перевязь с фиалами, я перекинул её через плечо.

Вака подал мне мой двуручный Меч Бури с весело мерцающим элементалем воздуха в эфесе, Кристобаль его раскачал перед боем, скормив ему аж два элементаля поменьше, вон какой жирненький стал. Сам меч я подвесил, зацепив одно из плеч крестообразного эфеса, за специальный крючок на высоком левом наплечнике.

А Кристобаль подал мне хорошую идею:

– Используй силу меча с толком. Сейчас тебе доступны три различных аспекта по очереди, или один усиленный втрое, но в одном ударе.

Ого. Это он очень кстати меч мне прокачал!

Моя личная данайская певица стоит в стороне, впитывает всё происходящее широко открытыми глазами, пометки в блокнотике делает. Сразу видно, работает человек. Собирает материал для очередного хитового эпоса. Тут я за неё спокоен. Материала будет с горкой.

– Копишь вдохновение? – усмехнулся я ей.

– Скоро будет новая песня, – ответила она. – Я всегда возвращаю свои долги.

Это какие еще долги? А-а. Это она вспомнила своё обещание мне за спасение её в доме Дану, чёрт знает когда уже. Хм! Я посчитал сложенные ею песни в уме и сказал:

– Ты уже сложила три песни, как и обещала. Твой долг мне уже возвращен.

– Эту я сложу для собственного удовольствия, – улыбнулась мне певица. – Обещаю, её никогда не забудут. Я про другой долг.

Ну, и отлично, хоть у кого-то всё идет как следует.

Я покрутил рукой в наруче, покрутил головой в каске, попрыгал словно на проверке перед ответственным матчем в имперскую лапту, ничего не болтается, не звякает.

Ну, что ж, к битве я, пожалуй, готов.

Готовы ли все остальные?

Народ, конечно, храбрился, но было видно, что всех гнётет самое ближайшее будущее, то, что их там ждёт и чем всё кончится. Надо бы их приободрить как-то всех. Настоящих бойцов, среди людей оставшихся защищать мой дом, было немного.

Поэтому, за полчаса до истечения срока ультиматума, в семь тридцать утра я собрал всех моих людей в столовой зале.

– Через тридцать минут начнется битва, – сказал я. – В которой мы будем сражаться не за корону или августейшее лицо. Мы будем сражаться за самих себя. Потому что те, кто думают выжить в плену, умрут смертью более страшной, чем смерть в бою. Я могу вам точно сказать, смерть в бою не страшна. На нашей стороне слава, и удача, и вера. А что у них? Деньги? Численное преимущество? Это не их преимущество. Это наше преимущество. Так что остается у них? Ничего, кроме самообмана. Сегодня мы научим их войне. Мы убьем их всех, верьте мне.

Аплодисментов не было, впрочем, я их и не ждал.

– Мне очень приятно было иметь с вами дело, дорогие мои, – произнес я. – Удачи нам всем. По местам.

И все разошлись по местам. Никто не дрогнул, не задержался, не выразил сомнения.

Может, и был толк от этой моей речи…

Без пятнадцати восемь за оградой зарычали ожившие двигатели вражеских бронепанцеров.

Похоже, там уже догадались, что никто к ним с поднятыми руками отсюда не выйдет.

Ну, приходите, кое-чем мы вас таки угостим. Жрите, гости дорогие, только не обляпайтесь.

Я занял свое место, у окна на кухне, где мы подготовили пулеметное гнездо под началом Кристобаля, обложив окно на кухне мешками с землей. Пулемет смотрел как раз в сторону занятой бронепанцерами позиции.

Ровно в восемь утра боевые автоматоны с пилотами внутри сдвинулись с места и, сломав парковую ограду в пяти местах, двинулись к дому развернутой линией. За ними в проломы пошла, пригибаясь, гвардейская пехота вооруженная обильно, но кто чем, от автоматических винтовок до охотничьих ружей.

– Не стрелять! – громко произнес я. – Пусть подойдут поближе.

Пробравшись между высокими деревьями парка на дистанцию примерно метров в сто атакующие бронепанцеры вдруг остановились.

Вот тут я напрягся. Чего встали то?

Но когда они разом начали поднимать свои роторные пулеметы наводя их на дом, я сообразил, что сейчас то и начнется.

– Все от окон! – страшным голосом проорал я. – Лечь на пол!

В этот момент десять роторных крупнокалиберных пулеметов с пяти бронепанцеров открыли ураганный огонь по дому.

Все стекла вылетели из всех рам в доме в первые же тридцать секунд.

Пули, попадая в булыжные стены, выбивали внутрь облака пыли и брызгали каменной крошкой. Пули залетали в окна, разносили мебель, выбивали из стропил под потолком огромные щепы.

Вот суки! Как поливают-то! И все разом! На подавление мочат! Надеются зацепить неосторожных и любопытных, вытрясают душу, подрывают боевой дух. Да сколько можно уже? Патроны то не бесконечные?

Тихо стало внезапно. Пулеметы бронепанцеров громко жужжа останавливались, выпустив в нас за минуту около полутора тысяч пуль.

Если поторопимся вернутся на позиции, то помешаем внешней обслуге бронепанцеров перезарядить пулеметы в полигонных условиях.

Я приподнял голову в каске над подоконником и разглядел приблизившуюся вплотную к нам под прикрытием подавляющего огня вражескую пехоту.

– Все на позиции, – поорал я. – Огонь!

Шквал огня встретивший гвардию из всех окон Фламберга, доказал, что им не удалось нас подавить.

Так-то, суки!

Атакующая пехота разбегалась, бросая убитых и раненых под самыми нашими стенами, рассеялась под нашим огнем, прячась за деревья и скапливаясь в кучи за бронепанцерами хоть как-то прикрывавшие их от нашего огня.

Отлично начали!

И тогда тяжелая техника пошла на сближение. Они маршировали как на параде, развернутым строем, ужасающие и непоколебимые, и так, пока передовой бронепанцер не провалился в волчью яму почти на краю подъездной площадки по самую башню!

Отлично! Не зря всю ночь её копали!

Бронепанцер ворочался в яме, подбежавшие гвардейцы заглядывали вниз, в яму, не понимая, как ему помочь. Но пилот машины не растерялся, вспомнил, чему его учили и помог себе сам. Он поднял вверх оба манипулятора с пулеметами, и опустил их на края ямы. Упираясь в землю, пилот поднял корпус своего бронепанцера из ямы почти целиком. Подтянул ноги выдвинул их в стороны. Сейчас он выберется, и все было зря!

– Поджигай! – заорал я.

Бронепанцер тут же забросали из окон горящими бутылками. Вспыхнувшая жидкость потекла по его корпусу и вроде бы не нанося ему какой-то урон, автоматон продолжал вытягивать себя из волчьей ямы, но воздушные входы двигателя наконец затянули внутрь порцию горящего топлива, двигатель бронепанцера забарахлил, закашлял и вдруг остановился. Бронепанцер замер на полусогнутых, сгорая медленно, но верно, поток черного дыма улетал в синие небеса.

Люк на башенке бронепанцера откинулся, изнутри выскочил пилот, перепрыгнул охватывающее машину пламя, покатился по земле, сбивая огонь с себя и кажется успешно, я быстро его потерял из виду, бортовые пулеметы горящего автоматона начали взрываться, разбрасывая в стороны десятки дымных искр прогорающих патронов, всё затянуло сизым дымом.

Я услышал, как заколотил пулемет под командованием моего Ваки, установленный с обратной стороны дома. Похоже, я был прав предполагая, что враг рассчитывая на силу главного удара, все же попытается ударить по нам и со второстепенного направления.

– Вака! – крикнул я. – Вы там как?

– Прижали их! – прокричал Вака с другого конца дома. – Даже не рыпаются, ироды!

Что за возвышенный слог, а? Вот кто его этому научил? Степка? Наверное Фрол, ему такой стиль был ближе.

В общем мы держались. Бронепанцер в яме догорал.

Противник в первой же атаке потерял двадцать процентов имеющейся у него тяжелой техники.

Отличный результат! Я вижу, тут снова воспроизвелась классическая проблема бронетехники, когда пехота атакующих, обязанная прикрывать технику от противотанковых усилий обороняющихся, за техникой не пошла.

Ну, вот и славно. Повезет, подловим и выбьем еще одного.

Но дальше ситуация начала развиваться не в нашу пользу.

Положив с десяток человек у нас под окнами, противник отвел пехоту за деревья парка, где мы уже не могли вести прицельный огонь из окон. И потом вражеский бронепанцер вышел и встал прямо напротив окна с пулеметом и, не приближаясь на бросок огненной смеси из дома, высадил в окно сначала полный запас из одного пулемета, а потом из другого. И вымел бы весь расчет пулемета и всё внутри, что за ним, до противоположной стены дома, если бы Кристобаль не обратил в голубой щит призванного элементаля Воздуха, в котором весь этот свинцовый шквал и увязал, падая тяжелым дождем из пуль вниз на подъездную площадку перед домом.

Всё бы ничего, да отстрелявшийся бронпанцер отошел на пополнение боеприпаса в тыл, а его на этой позиции сменил следующий, возобновивший шквал пуль. Кристобаль держался, он крутой, и продержится долго, но рано или поздно щит рухнет, и потребуется поднять следующий.

Долго такой темп ни один алкохимик не выдержит, сдохнет нахрен.

Закаруселить нас вздумали, сволочи.

И либо Кристобаля придется подменять, либо надо немедленно предпринимать что-то неожиданное, пока мы Кристобаля вовсе не потеряли.

А ведь где-то там во вражеских рядах ждет своего шанса убийца алкохимиков, Клеткологовый. Если он внезапно кого-то из наших достанет, наша оборона быстро развалиться.

– Алхимики! – крикнул я. – Внимание! Следите за появлением Клеткоголового! Соблюдайте осторожность! Его дистанция метров десять! В доме вы в безопасности! Не подпускайте его близко, он боиться пуль.

– Вас поняли, – отозвались из дома Кристобаль и Ангелина, прикрывавшая пулемёт Ваки.

Вот уже третий бронепанцер сменил второго и отстрелялся по нашим окнам, и его сменил четвертый.

– Кристобаль! – крикнул я, постреливая из окна в парк, чтобы оттуда и не думали высовываться, – Ты там как?

– Хреново, – процедил сквозь стиснутые зубы Кристобаль. – Второй фиал пошел. Скоро третий потребуется. Четвертый я могу не выдержать.

– Держись! – крикнул я в ответ. – Мы что-нибудь придумаем!

– Думайте быстрее, – прохрипел Кристобаль.

Блин! Что делать то? Я то придумал уже как пробить бронепанцер, вот только для этого нужно к нему приблизиться вплотную, резко и быстро пока никто не опомнился.

Есть способ?

Есть. Мы даже его обсуждали. Вот только тогда же мы решили, что он для полных психов и ничего подобного мы делать не будем.

Ну, значит самое время передумать.

– Ангелина! – заорал я. – Маргарита Герхардовна! Ко мне!

Через минуту я услышал за спиной:

– Мы здесь!

– Значит так! – прокричал я. – Делаем «Катапульту»!

– С ума сошел? – это Ангелина.

– Это самоубийство, Саша! – это тетка.

– Самоубийство ждать, когда Кристобаль выгорит! – проорал я им обеим в ответ. – Вот тогда нам точно конец настанет! Делаем «Катапульту», я сказал!

– Ну, ты сам напросился, – процедила Ангелина.

Тётка сняла с плеча, проверила Ублюдка, обрез, оставшийся от ее красавицы винтовки, передернула затвор.

– Пять патронов, – показала она мне ладонь с растопыренными пальцами. – Пять!

И отдала Ублюдка мне. Я перекинул ремень через каску на голове и устроил его на спине. Тяжелый, зараза. Тяжелее Меча Бури на другом плече.

Мы заняли позицию перед окном, я впереди, Ангелина за мной, тётка сбоку уже расставила у стены пять заряженных автоматических винтовок.