Текст книги "Славное море. Первая волна"
Автор книги: Андрей Иванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Глава четвертая
I
Проснулся Геннадий от страшного грохота и сразу не понял, в чем дело. Похоже было, что над головой тысячи тяжелых гирь посыпались на листы железа.
И только когда что-то тяжелое булькнуло в воду и раздался грохот, понял, что пароход остановился что это над ним грохотала в клюзе цепь падающего якоря.
Что случилось? Почему стали? – громко спросил ом, говеем не думая, что он в каюте один.
Ему никто не ответил. Быстро встал с постели, спустился вниз, отдернул занавеску на иллюминаторе.
За иллюминатором открывался широкий синий залив. Высокий берег плотно застроен веселыми домами.
Быстро оделся, вышел на палубу.
«Чернорецк!» – первое, что он услышал наверху.
Горняцкий поселок Чернорецк раскинулся в обширном устье долины между двух гряд высоких лесистых сопок. Прямо к воде сбегали широкие улицы, застроенные новыми домами. Чуть выше вырисовывались длинные здания складов. А дальше за синей цепью сопок поднимались вершины далеких Верхоянских гор с белыми полосами еще не растаявшего снега.
Над поселком густо дымила электростанция, а чуть в стороне легко попыхивала прозрачным дымком невысокая труба бани. Баня, как и электростанция и столовая, работала круглые сутки. Она нужна горнякам, как свет, жилье и пища.
Но нигде не было видно обычных для угольных разработок высоких копров, всякого рода шахтных надстроек.
В заливе стало шумно. На караване кипела работа – его расчаливали. Юркий моторный бот «Чайка», шхуна «Пионер» и прибывший сюда еще раньше колесный пароход «Алдан» забирали от каравана порожние тысячетонные и пятисоттонные баржи и уводили их к дамбе под погрузку угля для судов, плавающих в Арктике.
Часть команды отпустили на берег. В их число попал и Геннадий. Он держался ближе к Носкову: с ним первым ему пришлось работать в плавании. Носков казался ему самым бывалым матросом, он много рассказывал об Арктике. И делал это так вдохновенно и ярко; что Геннадий представлял себе, будто сам видел плавающие ледяные горы, шумливые птичьи базары, клыкастых моржей и круглоголовых тюленей.
Уже в шлюпке Носков начал рассказывать историю Чернорецка, слышанную им в первый приезд сюда. И опять с такими подробностями, словно все пережил сам.
– Когда-то всего этого здесь не было, – говорил он, как искусный оратор, проводя рукой вдоль берега. – Пришел сюда маленький караван и высадил на берег сразу двести человек. А дело позднее. Снег пошел, шуга по реке двинулась. Караван уйти не мог и тоже зазимовал тут… Зимовать, оно ничего – ребята молодые, горячие. А только где зимовать – в поселке всего семь домиков. А мороз – пятьдесят и шестьдесят градусов. Поставили палатки, печи железные соорудили. Что дальше делать? Строиться? Но с чего начать?
– Известно, с чего начинать, с жилья, – сказал Юсуп.
– Нет, они решили другое…
– Зачем другое? Человек жилье должен иметь.
– А они взяли и построили электростанцию. Вот! Носков сказал это с такой гордостью, будто это сделано было по его личному совету.
– Рискованно, – поддержал Юсупа Сергей Алферов. – Электричеством в такой мороз не нагреешься. Плохо думали начальники.
– Тебя бы, разумного, туда, – рассердился. Носков. – Зимой день-то здесь маленький, три часа, а работы уйма. Как ни строй, до самой весны не закончишь. Электростанцию строили все. Через двадцать дней она уже ток дала. На крыше поставили прожекторы, и на берегу стало, хоть иголки подбирай. Потом строили днем и ночью. К Новому году не только дома, даже клуб успели построить.
Юсуп покачал головой:
– Однако, красиво у них получилось…
– Да, мудро решили задачу, – признал свою неправоту и Алферов. – Как-то все просто и умно, а в голову сразу не пришло.
– Смотря какая голова на плечах, – съязвил Носков.
– Ну, твоей уж не позавидую, – огрызнулся Сергей.
Шлюпка ткнулась в песок, и Сергею, сидящему впереди, пришлось прыгать первому. Дальше пошли, разбившись на мелкие группы. Геннадий остался с Носковым вдвоем. После такого рассказа ему хотелось пройти по поселку, полюбоваться каждым домиком, однако Носков повел его прежде на дамбу.
– Я там работал когда-то, – объяснил он свое намерение. – Уголь грузили. Хочу посмотреть, так ли все, как раньше было.
Дамба далеко тянулась вдоль берега, сплошь заваленная углем. Между гор угля в узеньких траншеях стояли транспортеры. У стен дамбы причаливались сразу несколько барж. Их ставили так, что свисающие с дамбы транспортеры оказывались прямо над открытыми люками. Включали транспортеры, и в люк низвергался шумливый поток угля.
– А мы тогда в мешочках грузили на тачки, – с сожалением сказал Носков. – Тяжело и муторно.
Маленький электровозик притащил на дамбу целую вереницу вагонеток. Их быстро опорожнили, и электровоз торопливо потащил состав обратно. Геннадий проводил его взглядом.
– Куда он?
– В шахту, – ответил Носков.
– А где она?
Кругом не было никаких признаков шахты. Сразу за дамбой поднималась в небо крутая, вся в каменистых осыпях гора. На. ее вершину надо смотреть, придерживая шапку.
– Как же его туда поднимают? – озадаченно спросил Геннадий.
– Мальчишка ты. Что ль, догадки нет?
Геннадий обиделся. Он действительно еще ничего не понял.
Песков потянул его немного в сторону, чтобы уголь не мешал им видеть подножие горы.
Электровоз уже ткнулся в гору и исчез в ней, за ним скрылся и весь состав.
– Он прямо в гору, – пояснил Носков, хотя в этом и не было необходимости: Серов и сам успел разобраться.
У устья шахты теперь только клубился белый парок.
– Почему здесь туман такой?
Носков рассмеялся наивности вопроса Геннадия. Но ни этот раз не стал его упрекать. Ему нравилось показывать свою осведомленность, и он готовно пояснил:
– Шахта в вечную мерзлоту уходит. Оттуда по штольне холодный воздух идет. А здесь, сам видишь, жара какая. Вот горячий воздух, сталкиваясь с холодным, и образует туман. Вроде как если зимой дверь во двор открыть.
II
На следующее утро с береговой станции принесли радиограмму. Посыльный поднялся к капитану, а Геннадий спросил Сергея Алферова:
– А наш радист загорает или испортилось что?
– Почему ты решил?
– Береговые за него отдуваются.
– В порту судовые рации не работают. Закон такой.
Капитан собрал команду и объявил содержание радиограммы. Из управления приказывали поторопиться с погрузкой и через два дня выйти в Северный порт. Отжимные ветры начались на неделю раньше и угнали Л ад, Выход в море свободен. Там много работы, и, что-бы с ней справиться, надо спешить.
В заливе Чернорецка стало еще оживленнее. По приказу капитана часть команды готовилась поехать на дамбу помогать в погрузке. Геннадий пошел в каюту, чтобы надеть рабочий костюм. По пути его перехватил боцман.
– Ты куда?
– Переодеться. На дамбу поеду, Иван Демидович.
– Не надо. Тебе другое поручение. Вот… Боцман передал Серову счет.
– Старший помощник вчера купил в рудничном совхозе бычка. На «Полярный» доставить надо.
– Как, я один?
– Поедете вместе с Носковым.
– Так вы ему передайте счет. Я же ничего не знаю. А он тут уже бывал.
У Ивана Демидовича по лицу пробежала тень смущения. Он немного помялся, но согласился.
– Ладно, отдай счет Носкову. Только ты за ним там приглядывай. Он часто срывается.
«Наверно, на язык не сдержан, на берегу может поссориться», – подумал Геннадий и решил, что сумеет уберечь товарища от такого срыва.
В поселке Носков замедлил шаги у магазина и, будто что-то вспомнив, сказал:
– Подожди-ка, я сейчас.
Ждать действительно пришлось недолго. Он вышел, нахмурив брови, и Серов решил, что его приятель не нашел в магазине того, что ему было нужно.
Вышли за поселок. Дальше, к сельскохозяйственному участку рудника, вела узкая проселочная дорога. Она больше шла под старыми высокими лиственницами, и на ней лежала прохладная тень.
На половине пути Носков увел Серова в сторону от дороги и, выбрав место посветлее, сел.
– Немного отдохнем, чуть-чуть. Геннадий последовал его примеру.
Рука Носкова нырнула в карман, и оттуда показалось горлышко бутылки.
На солнечной полянке Серову сразу стало холодно. Его ведь предупреждали: на корабле нельзя пить. За это могут списать на берег. Так вот что означали слова боцмана о Носкове: «Ты приглядывай за ним, он часто срывается».
– Что, растерялся? – отлично поняв состояние молодого матроса, спросил Носков.
Хитро подмигнув Серову, он выхватил из кармана бутылку и повернул к нему этикеткой.
– Уксус, – громко прочитал ошеломленный Геннадий.
– Правильно. Это не то, что ты думал.
– Зачем это вам?
– Для дела. Давай фуражку.
Без возражений, совсем не понимая, для чего делает, Гена подал Носкову фуражку и пододвинулся ближе.
В руках у Носкова появилась маленькая черная тряпочка. Он густо смочил ее в уксусе и начал протирать на фуражке Серова краба с голубым флажком – эмблему моряков Севера.
Яркая, свежая позолота краба на глазах у Геннадия стала быстро тускнеть, и он потянулся руками, чтобы спасти фуражку.
Но дело уже было сделано, и Носков сам вернул ее хозяину. Потом он, не говоря ни слова, то же самое сделал и со своей.
– Ты не огорчайся, это для пользы.
– Какая же польза из нового старое делать? – чуть не плача сказал Геннадий.
Красивый золотистый краб, которым он очень гордился, совсем потерял свой блеск, будто его только что подобрали в складе брошенных вещей и, не отряхнув от пыли, прикололи на фуражку.
– Старому на море всегда цена выше, – поучительно сказал Носков и с силой швырнул уже ненужную теперь бутылку в кусты. – Там не любят салажат-молокососов: раз на тебе все новое, значит, и сам ты первый раз на палубе. А у кого краб тусклый, того сразу замечают, хоть и не знакомы. И уважение тебе тогда и дружба старых моряков.
Геннадий стал успокаиваться. Ему казалось, что слова Носкова открыли перёд ним в мире моряков новую широкую дверь. Правда, эта дверь была с черного хода. Полученное таким образом уважение старых моряков, конечно, будет незаслуженным. Но все же он признал, что ходить с потускневшим крабом на фуражке, конечно же, почетнее, чем с новым.
Носков понял, что на этот раз победил Серова. Снова хитро подмигнул ему и быстро извлек из кармана вторую бутылку, уже с белой головкой.
Теперь это не вызвало у Геннадия прежней тревоги, будто вся она была израсходована в первый раз. Он только озадаченно покачал головой и, не найдя слов осуждения, спросил:
– А чем закусим?
– А мы рукавчиками, – засмеялся Носков, шутя провел у губ рукавом фланельки и демонстративно понюхал его, как нюхают пьяницы корочку хлеба.
– А впрочем, рукавчик – это присказка. А сказка вот в чем… – И Носков извлек из кармана сверток, в котором были колбаса и хлеб.
– Всегда закусывай колбаской. В ней есть чесночок, а у чесночка приятный запах. Винный дух при нем слабеет.
Пили прямо из бутылки. Носков тянул долго, закрыв глаза от удовольствия. Серов хватил один глоток и вернул бутылку. Зато при закуске они поменялись ролями. Носков отрезал маленький кусочек колбасы и долго жевал его, смакуя. Геннадий же закусывал плотно, помня, что запах колбасы с чесноком отобьет запах вина.
Повторили еще раз. Геннадий выпил тоже немного, но и второй раз хорошо закусил.
В бутылке еще осталось немного вина, однако Носков не стал пить, а вылил его прямо на землю.
– Тебе, наверно, говорили про меня, как про пьяницу, а я вот ее на землю вылил, не пожалел, – сказал он с горькой досадой.
– Нет, еще никто не говорил, – отозвался, хмелея, Серов.
– Ну, еще скажут. Носков закладывает… Носков срывается… А того не поймут, что пить ее матросу надо. Вот ты, к примеру, попадешь потом в торговый флот. За границу ходить будешь. В чужих портах пригласят тебя иностранные моряки выпить. А делают это они неспроста. Может, шпион среди них, и надо им что-нибудь выпытать у тебя. Если ты к вину непривычен, – беда. Сразу язык, как лыко, и начинает болтать. Пьяный любую тайну сболтнешь. А если ты себя раньше как следует проспиртовал, им тебя не свалить. Они сопьются, а ты трезв. Значит, что?.. Тренировка нужна, вот что…
III
Захмелевший Геннадий, слушая пьяную речь Носкова, не находил в ней ничего смешного или неразумного. Может, действительно, так и бывает. И хорошо, когда тебя никому не удастся споить.
Но сам он считал, что за границу ему не плавать. На флот он пошел по нужде, и неизвестно, кем он еще будет. Ему хотелось только побывать в Арктике, геройски проплыть во льдах. А может… Чем черт не шутит, может, и открыть там что-нибудь. У него появилось желание поговорить об Арктике. И он спросил Носкова, чтобы завязать нужный разговор: – Вы очень любите Арктику?
– А кто же ее не любит? – сразу готовно отозвался Носков. – Арктика – это мечта всех смелых люден. Сплю и во сне вижу.
– Расскажите что-нибудь о Севере. Разрумянившееся от водки лицо Носкова засияло.
Постоянное хитроватое выражение исчезло, и оно стало вдруг мечтательно-вдохновенным.
Он немного помолчал, отыскивая в памяти новое, еще не рассказанное, интересное событие, и начал без вступления:
– Вот такой случай был. Теплоход шел к острову Стадухина. Там была метеостанция, и требовалось заменить зимовщиков. Погода стояла хорошая. Видимость– дай бог всегда в море такую! Команда здесь никогда не плавала, и всем этот рейс казался счастливым. Поэтому и никто не понял, почему вдруг капитан стал мрачнее тучи.
А капитан бывал в этих местах и помрачнел не зря. Не увидел он в море того, что видел раньше на этом месте.
– А что в море можно видеть? Там же одна вода. Носков вздохнул и безнадежно махнул рукой.
– Мало ты знаешь, салажонок. На морских дорогах, как и на земле, тоже есть вехи. Остров, например, какой-нибудь, мель подводная, которую моряки по цвету воды видят.
– Значит, капитан такую веху не увидел? – спросил Геннадий, чтобы вернуть Носкова к прежней нити разговора.
– Вот именно, веху. Остров там должен быть. Плывут час, другой, а его нет. Тут помрачнеешь. Зашел капитан в рубку к штурману испрашивает:
– Приборы у вас не врут?
Штурман удивился, но ответил, как полагается:
– Нет, приборы в исправности. Подумал капитан и сказал:
– Проверьте приборы, штурман. С курсом у нас что-то неладно.
Проверил штурман приборы, по карте курс проследил и говорит:
– Приборы работают как часы, и курс правильный.
– Как же правильный, – спрашивает капитан, – если острова слева нет?
Глянул штурман на морскую карту. Да, должен быть здесь остров. Глянул вперед – и затревожился: чисто море кругом, глазу зацепиться не за что. Определились по солнцу, правильно идет корабль. А острова нет.
И остров-то небольшой – так, столбик земли метров пятьсот в окружности. А где он?
Штурман – человек бывалый, а капитан и того больше. А только и им нелегко было решить, что с островом.
– Размыло островок, однако, – сказал наконец штурман. – В этом году мы здесь первые плаваем. Поэтому нам и не сообщил никто.
– Должно быть, так, – согласился капитан. – Подобные шуточки на Севере бывают. Земля Санникова, говорят, так исчезла. Только мы о гибели этого острова первые узнали, значит, мы обязаны сообщить другим.
Через полчаса радист уже передавал:
«Всем! Всем! Безымянный остров на пути к острову Стадухина больше не существует».
Записали все это в вахтенный журнал, как полагается, но ни команде, ни пассажирам пока не говорили.
Было это утром, а к вечеру вышел капитан из каюты на мостик, пошарил глазами по морю и только крякнул от удивления. Но глазам не поверил, к биноклю потянулся. Просто непостижимо: встает по курсу остров, там, где его быть не должно. И тот самый, который он искал в положенном ему месте.
Чем больше капитан смотрел в море, тем больше удивлялся. Потом штурмана позвал.
– Что-то неладно у нас с вами получается, штурман, – говорит ему капитан. – Потерянный остров-то вот он, впереди!
Штурман тоже схватился за бинокль, глянул вперед и сразу опустил его.
– Да, это самый тот остров и есть, – сказал он.
– А мы радировали, что этого острова нет больше, – сказал капитан. – Что ж это получилось?
– Неважно получилось, – согласился штурман.
Теперь он уже сам, без приказа капитана решил снова проверить работу навигационных приборов. Сколько ни проверял, нет в них никакого изъяна.
Определились по солнцу – и тут все в порядке: координаты корабля правильные и острову тут быть не положено. А он вот есть. Что ты с ним будешь делать? Ну, поделать, конечно, с ним ничего нельзя, а объяснить-то, как он сюда попал, надо.
…Вопрос, конечно, не легкий. Но ответ на него должен же быть. И Геннадий решил сам его отыскать. Пока Носков описывал в деталях затруднения капитана и штурмана, он уже решил, что ответ им найден.
– Видно, в том месте остров провалился, а в другом месте его вспучило. Такие сдвиги на земле часто бывают.
– Бывают. Сам читал. «В другом месте вспучило», – передразнил он Серова. – И тех же размеров и тех очертаний остров. Как же это, а?
Это обстоятельство обескуражило Геннадия. Новый остров, поднявшийся со дна, конечно, не мог получиться точной копией первого.
– Прежде чем в Арктику плыть, надо сначала изучить ее по книгам. Нужно узнать все ее чудеса и капризы, – нравоучительно заметил Носков. – Вот тогда она тебе покажется и раскроет все тайны.
Верхушки лиственниц задвигались, зашумели, сначала тихо, потом громче.
– Вот хорошо, прохладней стало, – сказал разомлевший от вина Носков, блаженно потянулся и добавил:
– Ну давай пойдем дальше. Теперь немного осталось.
– Нет, ты доскажи, пожалуйста, – попросил Геннадий.
– Да я про это и толкую.
Но теперь он говорил быстро, почти не останавливаясь на подробностях.
– Штурман решил занести остров на карту в новых координатах. Замерил по солнцу, прикинул и так и сяк, а остров не дается.
– Как не дается? – удивился Геннадий.
– Не дается. Плывет.
– Плывет?
– Да, плывет. И все на Север.
Носков полюбовался озадаченным лицом Геннадия и подвел итог сказанному:
– В этом и разгадка вся. Остров был на материковом льду. Ну, сам знаешь, что это такое. Может, остатки ледниковой морены. Сотни лет вода точила лед. Кругом обточила. Осталась под ним только маленькая ножка. Однажды в шторм, видно, ножка сломалась, и остров поплыл.
Геннадий больше не проронил ни слова. Умолк и размечтавшийся об Арктике Носков. Освещенные солнцем вершины молодых лиственниц тоже притихли. Где-то рядом с матросами тонко звенел комар, сторонясь угарного духа водки.
И вдруг в эту дремотную тишину ворвался басистый гудок «Полярного». Голос корабля, настойчивый и тревожный, покатился над тайгой, сломался в горах, дважды повторился эхом. Внизу замолкли комары, вверху беспокойно зашумели лиственницы.
– Что такое? – встрепенулся Носков. – Теплоход уходить собирается!
– А как же мы? Бычка-то не взяли! – забеспокоился Геннадий.
– Ладно, все успеем, только скорей.
Они пустились бегом. Перелесок скоро кончился. По узкой кладке перебежали неширокую, но глубокую, с черной водой, речку. И только тогда увидели контору пригородного сельскохозяйственного участка.
IV
Беспокойный Иван Демидович в этот час не нашел себе работы. Немного стесняясь внезапного безделья, он, заложив руки за спину, тихо прохаживался по палубе.
С берега вдруг потянуло, словно из жаровни. Одна за другой прошли три волны горячего воздуха.
Боцман внимательно оглядел небо, горы. В воздухе снова стало тихо, нигде ничего подозрительного, и он успокоился.
Но через несколько минут опять, заметил, что широкая даль подернулась мелкой рябью, заморщилась.
Боцман встревожился. Легкая рябь, возникшая в разных местах, ширилась. Два раза колыхнулся и замер на флагштоке вымпел.
Боцман, повернувшись к капитанскому мостику, сказал:
– Сергей Петрович, с гор ветром тянет, как бы шторма не надуло.
Капитан посмотрел на поселок, на горы и поджал губы. Синяя дымка вокруг далеких Верхоянских гор исчезла. Теперь они вырисовывались отчетливо, каждой гранью утесов.
– Вот и дым над станцией неспокойный, – продолжал боцман.
Курчавый дымок над рудничной электростанцией уже часто менял направление.
– Да, пожалуй, надует, – сказал капитан и распорядился: – Наблюдайте за воздухом, отправьте человека на метеостанцию.
В шторм широкий открытый залив Чернорецка очень опасен для судов. Штормы здесь обладают огромной силой. Холодный ветер, низвергаясь с Верхоянских гор, бешено несется по долине и падает в залив с такой силой, что срывает с якорей даже крупные суда. Для «Полярного» же это представляло особую опасность. При глубокой осадке его легко могло выбросить на мелкое место.
Тремя короткими свистками к теплоходу был вызван связной бот «Чайка».
Капитан каравана написал несколько распоряжений на дамбу, к командирам самоходного флота, которые должны забрать баржи и увести в тихую бухту, находящуюся в трех километрах от Чернорецка.
«Чайка» на полном ходу ушла выполнять приказы капитана. В заливе по-прежнему ничего не было страшного, только мелкая рябь то набегала, то исчезала на синей воде.
Капитан снова поглядел на горы. Из-за них уже тянулись белесые полосы полупрозрачных облаков.
– Да, еще час – и здесь так заклубится… – сказал капитан и потянулся рукой к висячему над головой кольцу. Теплоход стрельнул в небо белой струей пара.
Долгий, зовущий к вниманию гудок в неурочное время насторожил не только флот, но и жителей поселка. Женщины, взглянув на высокую трубу электростанции, увидели, как с нее порывисто срывало клочья дыма. Они поняли главное – идет шторм, и спешно стали готовиться к трудному часу: торопливо снимали белье, сзывали домой ребят.
…Купленного бычка, черного с белой лысиной, Геннадию и Носкову пришлось брать в стаде. На его поиски ушло немало времени.
Носков ловко накинул на рога бычка веревку. Но вдруг рука у него мелко задрожала. С реки донесся второй гудок «Полярного».
Приглушенный расстоянием и встречным ветром, он звучал мягко, но Геннадий видел, как лицо Носкова помрачнело. И он долго не мог завязать узел веревки на рогах бычка.
Сам Геннадий, конечно, не думал, что теплоход уйдет куда-нибудь без них. Но они явно его задерживали, и это могло кончиться неприятностями.
Спокойно чувствовал себя только бык. Он легко дал обратать себя и сразу же ровным шагом пошел за Носковым, словно всю жизнь учился ходить на веревке. Когда Носков прибавил шагу, бык не стал тянуть, а тоже пошел шаговитее.
Волнение не покидало Носкова. На ровном месте он побежал мелкой рысцой. Бык тоже побежал, косо выбрасывая в стороны задние ноги.
У знакомой кладки матросы остановились в нерешительности. Два бревна хотя и плотно сдвинуты и отесаны, но все же очень узки.
– Как думаешь, пройдем? – спросил Носков.
– Кто его знает, – приглядываясь к ширине ног быка, ответил Геннадий. – Может, лучше брод поискать?
– Брод лучше, да искать его некогда. Попробуем… Бык понюхал кладку, глянул на черную глубину речки, крутнул головой, но все же пошел по бревнам.
Когда поравнялись с местом, где отдыхали, у матросов упало сердце. «Полярный» отдавал последний, третий гудок.
Дальше всю дорогу бежали. Впереди Носков, за ним, не натягивая веревку, бык, последним Геннадий.
Запыхавшиеся выскочили на берег залива и оторопели. В пустом заливе метался ветер, схватывал на берегу песок, легко, будто сухой снег, завивал его причудливыми вихрями и нес на воду. По заливу уже гуляли волны, и на них зарождались узкие белые гребешки.
– Ушли! – не сказал, а хрипло выдохнул Носков и в изнеможении оперся на толстую шею быка.
– Забыли, наверно, – с горечью отозвался Геннадий.
– Значит, крайне надо было уйти, – немного отдышавшись, сказал Носков. – Видишь, какая завируха началась.
Ветер звенел в ушах, и они не сразу услышали крик бегущего к ним по берегу человека.
– Эй, животноводы! Ведите бычка за дамбу, там стоит «Чайка» с кунгасом. Нам велено вас забрать.
У дамбы еще качало. Высокая гора защищала ее от ветра, но волны из широкого залива проникали и сюда.
– Бычка придется связать, – сказал более практичный Носков.
– А что с ним случится? – равнодушно отмахнулся Геннадий.
– За борт стриганет с испугу, вот что. Да и кунгас перевернуть может.
Матросы «Чайки» поддержали Носкова. Бычку связали ноги и положили его на передний настил кунгаса. Но это не успокоило Носкова. Рядом с бычком лежал запасный якорь с толстым канатом. Носков подумал и для надежности привязал бычка канатом за шею.
Кунгас качался. Бычок глядел на матросов страдающими глазами и, вытянув шею, плотно клал голову на смоленые доски.
V
…«Чайка» доставила их в Тихую протоку без всяких происшествий.
Тихая протока – настоящее чудо природы. Она шла у самого берега. Очень глубокая, с ровным мелкогалечным дном. На берегу, в ста метрах от воды, поднималась высокая, в два раза выше, чем видел Геннадий у дамбы, гора. Росшие на вершине горы сосны отсюда казались кудрявым мхом. С реки не было видно, как трепал их там ветер. Слышался только неистовый грохот.
Проносясь над горой, штормовой ветер падал только где-то на середине реки. Там, со средины, вплоть до противоположного берега бушевал шторм, но с той стороны протоку закрывал от реки длинный остров, за ним второй. А здесь под защитой горы и островов на воде не было ни одной морщины. Тишина стояла и на первом острове.
В одном месте протока расширялась. Здесь капитан Чукреев и разместил флот своего каравана. На берегу, у подножия горы, кто-то разжег костер. Синий столбик дыма сначала подымался вверх, потом расплывался в прозрачное синее облачко, широко стелющееся над берегом, над протокой. «Чайка» подвела кунгас прямо к теплоходу, стоявшему у острова.
– Ты побудь здесь, а я сейчас организую подъем, – сказал Носков и быстро поднялся по трапу на теплоход.
Геннадий остался один. В протоке становилось тесно.
Воздух наполнился гулким людским говором: звонко перекликались шкиперы барж, громко отдавали приказания капитаны самоходных судов, еще окончательно не нашедших себе подходящего места.
Только капитан «Полярного» молча стоял на мостике и внимательно следил за всем, что делалось на других судах. «Полярный» плотно стоял у обрывистого берега острова, и за теплоход можно было не беспокоиться.
Время тянулось долго. Носков все не шел. Геннадии стал беспокоиться и тревожно посматривал на палубу «Полярного».
А Носков снова нажил себе неприятность. Он боялся попасть на глаза командиру и хотел доложить обо всем боцману. В это время на палубе показался старший помощник капитана якут Кривошеий. Носков решил свернуть в сторону и обойти его за кормовой надстройкой. Кривошеий окликнул его:
– Носков, почему не докладываете о выполнении поручения?
Поневоле пришлось вернуться.
Чесночный запах колбасы не спас Носкова. Чуткий на подобные запахи и придирчивый старший помощник хорошо разбирался в этой хитрости и, зазвав матроса к себе, долго отчитывал его.
За это время пароход «Алдан», намереваясь лучше разместить в протоке приведенные им от дамбы последние баржи, близко подошел к теплоходу.
Отходя, он неловко развернул одну баржу. Та на повороте резко толкнула кунгас. Кунгас сильно подался вперед, одновременно круто наклонился на левый борт.
Тяжелый якорь легко сдвинулся с места, гремя лапами, перевалил через чуть заметный бортик и, сильно плеснув, юркнул в воду.
Прямо на глазах оторопевшего Геннадия вслед за ним так же быстро упал в воду привязанный за канат якоря черный бычок.
Геннадий быстро снял с себя фланельку. Рванул застежки брюк так, что по настилу кунгаса со звоном покатились пуговицы.
– Матрос Серов! Отставить! – услышал он властный голос капитана. – Быстро на мостик!
– Сергей Петрович, бычок утонул! Достать надо. Я сейчас нырну.
– Выполняйте приказ немедленно!
Голос капитана на этот раз звучал еще строже.
Обескураженный Геннадий поднялся на палубу, потом, тяжело шагая, направился на мостик.
На душе было неприятно. Давило тревожное раздумье. Сколько глупостей совершил за один день! Пил водку, когда нужно было заниматься делом, опоздал на корабль и вот теперь утопил бычка. Нет, не простит ему теперь капитан. Это опасение особенно укрепилось, когда он увидел рассерженное лицо капитана.
– Вы опять продолжаете свое, Серов? Здесь чертова глубина! Видите, флот делает передвижку, и вас бы накрыло баржами.
– Но ведь бычок же…
– За бычка мы как-нибудь вместе ответим. А вы… ВЫ несерьезно к делу относитесь, Серов. На флоте служить – это значит слушать команду, слушать старших, особенно пока вы молоды. А вы?.. Пока идите, мы подумаем, как с вами быть.
Геннадий ушел в большом унынии.
…Ужин в матросском кубрике проходил весело и потому затянулся.
Кок подал рыбную уху. Антон Сахно попробовал ухи, положил ложку на стол и с невинным видом сказал:
– Неладно у нас что-то. Нас кормят рыбой, а рыбу – закупленным для нас мясом.
– Давай отнесу обратно, – сказал кок и протянул руку к тарелке Антона.
Но тот запротестовал и прикрыл тарелку широкими ладонями.
– Мадам кухарка, уберите пальчики, а то съем. Лучше рыба на столе, чем мясо на дне реки.
Гена чувствовал, как у него начали гореть уши, потом стало жарко затылку и щекам. Он ел, не поднимая лица от тарелки, стараясь как можно скорей покончить с ужином.
Но здоровые люди всегда охотно смеются. Был бы только повод. И матросы дружно поддержали Сахно.
– Да, братцы, была Тихая протока, а теперь название менять надо, – сказал Сергей Алферов.
Обрадованный поддержкой товарищей, Сахно продолжал теперь еще более шумно:
– Ребята, назовем ее Телкиной протокой? Геннадий чуть не со слезами на глазах посмотрел на Носкова. Тот не в пример Геннадию понимал, что ослабить или даже отразить смех товарищей можно, только приняв в нем участие. И он с легким лукавством заметил:
– Почему же Телкина протока? Утонул-то бычок.
– Тогда пусть Быкова протока, – уступил Сахно. Кок принес кофе. Геннадий первым выпил свой стакан и вышел из кубрика. Его догнал Носков.
– Влипли мы с тобой, Генка. Капитан с помощником глядят волком. Боцман совсем разговаривать не стал. Хуже всего, что ребята смехом донимать будут. Ну ничего, это пройдет. Ты пока притихни, потерпи. В Северный порт придем, тогда не страшно. Там, брат, уже Арктика.
Последние слова он сказал так, будто Арктика – это было имя его невесты, к которой он стремится всей душой, да много великих препятствий мешает ему в пути.
«Вот настоящий полярник, – подумал о нем Геннадий. – А мне и Арктика теперь не нужна. Поворачивать домой надо, пока не списали где-нибудь у черта на куличках».
Начатый было за ужином разговор продолжался и в кают-компании. Его затеял радист, маленький, присадистый, похожий на любопытного галчонка Саша Торопов. Но капитан решительно пресек разговор. Саша Торопов с обидой тряхнул черной, в красивых завитушках головой и замолк.
Уходя, капитан пригласил старшего помощника на мостик, и там состоялся решительный разговор.
