Текст книги "Океан. Выпуск двенадцатый"

Автор книги: Андрей Некрасов

Соавторы: Владимир Беляев,Роман Белоусов,Виктор Дыгало,Виктор Федотов,Игорь Озимов,Юрий Дудников,Виктор Устьянцев,В. Ананьин,Сергей Каменев,Семен Белкин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

– Отчего же забросили промысел здешний, Евграф Иванович?

Капитан отставил бинокль.

– А недоходно стало. Суда, снасти, припасы дорожают. Не окупают себя промыслы. Зимованья же, сами заметить изволили, трудны, опасны.

– Но самоеды-то промышляют, – возразил Рогожцев.

Евграф Иванович пожал плечами:

– Самоедам привычное в снегах житье. Да и то переселиться сюда не все согласились, кому предлагали. Девятнадцать семей только и набралось. Восемьдесят семь душ.

Евграф Иванович вновь уткнулся в бинокль. Впереди вдоль кромки бурого берега, над которым неслись низкие тучи, белела полоска прибоя. Капитан велел Крыжову подвернуть еще правее и держать прямо на вход. Затем он вызвал помощника, велел определить место якорной стоянки. Штурман вышел на крыло мостика, оставив приоткрытой дверь рубки. Пароход входил в окруженную горами живописную бухту. Мимо проплыл входной мыс, открылся берег с несколькими самоедовскими юртами, небольшой избой.

– Чей дом? – поинтересовался врач.

Капитан мельком глянул в сторону селения.

– Иеромонах Иона с псаломщиком живут, – сказал он. – Там же и церковка у них. Да вон и сам Иона, – Евграф Иванович вытянул руку, указывая на высокую скалу.

На ее вершине, как изваяние, стоял неподвижно бородатый человек внушительного роста, в темной долгополой одежде. Тремя кучками толпились у воды самоеды в малицах из оленьего меха. Несколько человек возились у карбасов.

Неожиданно раздался какой-то гром. Группу самоедов заволокло темным дымком.

– Новость, – хмыкнул Евграф Иванович. – Никак, салютуют.

Он навел бинокль.

– И точно, пушечка архидревняя… Откудова взялась там? Видать, нашли где-то. Псаломщик у них за канонира, – рассказывал капитан. – Самоеды заряжать помогают… фитиль подносит… Сейчас опять стрелит…

Пушка ухнула снова.

– Видали, как встречают вас, господин врач? – весело сказал Евграф Иванович.

– Э-э, нет, – улыбнулся Рогожцев. – О моем прибытии они знать не могут. Ваш приход приветствуют.

– Да-а, – протянул Евграф Иванович. – Промайся я в подобной дичи без вестей, тоже запалил бы во все пушки да ружья, завидев пароход с родной земли.

Судно с застопоренной машиной едва двигалось по бухте. Штурман сообщил, что вышли на якорную глубину.

– Отдать левый якорь! – скомандовал капитан.

Его помощник высунулся из рубки, прокричал в рупор команду на полубак. Загрохотала якорь-цепь. Евграф Иванович перевел ручку машинного телеграфа на «задний», чуть погодя – на «стоп». Дождавшись, когда с полубака просигналили, что якорь «забрал», дал отбой машине.

– Малые Кармакулы – прошу любить и жаловать, – обернулся капитан к Рогожцеву.

Тот деланно поклонился:

– Придется и любить и жаловать. Однако хочется надеяться, не без вашего любезного участия.

Капитан вопросительно взглянул на врача.

– Перед отъездом я был с визитом у директора-распорядителя пароходства, – пояснил Рогожцев. – Господин Антоновский заверил меня, что ваше товарищество поощряет всякого рода научные предприятия, направленные во благо края Северного, и всячески им содействует.

– Это да, – солидно подтвердил Евграф Иванович.

– Не смогли бы вы в таком случае выделить в помощь мне одного человека из простых чинов?

Капитан озадаченно потер подбородок ладонью.

– С человеками-то у нас небогато, – пробормотал он, – но, видно, придется выделить.

Он немного подумал и, глянув на Семена, которого не успел еще отпустить от руля, указал на него врачу:

– Да вот вам нижний чин – Крыжов Семен. Человек опытный. Он и пособит.

– Благодарю, – поклонился Рогожцев.

– Понял, Крыжов? – сказал Евграф Иванович. – Поступишь покуда в распоряжение господина врача.

– Понял, так точно, – ответил Семен.

Он не знал, что надлежит делать, помогая врачу, но решил, что вряд ли это будет труднее, чем выгружать увесистые бочки и мешки.

Через полчаса они с врачом отплыли на судовой шлюпке. По пути к берегу им встретился тяжелый карбас, наполненный бело-желтыми шкурами белых медведей. Карбас вели на веслах самоеды. Они проводили белоснежную шлюпку любопытными взглядами. У самой воды ждала своей очереди еще груда шкур. Их носили сюда смуглолицые охотники из бревенчатого амбара, укрытого под скалой.

Врача с Семеном встретили Иона и псаломщик, едва ли не столь же громадный, как иеромонах, мужик в меховой одежде. Они помогли выйти из шлюпки врачу, затем псаломщик подхватил саквояж и сундучок, которые подал ему Семен.

– Никак, на поселение к нам? – заговорил басовито Иона, протянув руку врачу.

– Увы, – отвечая на рукопожатие, отозвался тот. – Я прибыл произвесть здесь врачебное обследование обитателей.

– Жаль, однако, – сказал Иона, – А на что им обследование? – кивнул он на самоедов. – Они и врача-то прежде не видывали никогда.

– В научных целях, – сказал Рогожцев.

– А, – понял иеромонах. – Что ж, пожалуйте в жилище наше, располагайтесь.

Все двинулись к избушке. Шлюпку начали грузить шкурами.

Рогожцев приступил к работе в тот же день. Семен таскал за ним из чума в чум увесистый сундучок с медицинскими инструментами и препаратами. Псаломщик был за переводчика.

Пароход ушел в Маточкин Шар, чтобы выгрузить там дрова, припасы и одежду для промысловиков-самоедов. Через два дня он должен был вернуться за врачом и Семеном. Евграф Иванович сказал на прощание Рогожцеву, что, если ему и не удастся к тому времени закончить обследование, придется прервать его, ибо пароход ждать не будет, иначе выбьется из расписания.

Врач торопился, и беглый осмотр он сделать уже успел. В день возвращения судна Рогожцев засел приводить в порядок записи. Семен от нечего делать бродил по окрестностям. Неожиданно он обнаружил, что ветер, изменив направление, усилился. Его порывы становились все яростнее. Крыжов встревожился. Он спустился ко входу в бухту. Сюда волны с моря не заходили, но чуть далее, на просторе, они неслись одна за другой, седея от покрывавшей их срываемой ветром пены. При таком ветре Евграф Иванович пароход в бухту не поведет: слишком велик риск оказаться выброшенным на камни. Шлюпку ему тоже не спустить. Все это Семену стало ясно. «Но, быть может, самоеды возьмутся перевезти их на карбасе?» – размышлял он.

Вскоре появился вдали пароход. Семен поспешил к избе.

Пароход не стал входить в бухту. Он лег в дрейф в отдалении от входа. Самоеды, завидев судно, вновь столпились у воды. Они молчали и изредка поглядывали вопросительно в сторону выстроившихся на взлобке у избы Рогожцева с Семеном и Иону с псаломщиком. Люди на берегу ждали напрасно. Пароход, дымя тонкой высокой трубой, продолжал маячить вдали.

Опасения, высказанные Семеном, врач воспринял молча. Он не знал, что ответить, что предпринять, и лихорадочно размышлял, ища выход из положения. Псаломщик, сходивший к самоедам, сообщил, что, по их приметам, ветер стихнет не скоро, может быть через несколько дней, и что от перевозки приезжих на пароход в такую погоду они отказались.

Вдруг Семен увидел флаг, поднимаемый над рубкой. Флаг дополз до блочка и затрепетал на ветру. Вглядевшись, Семен различил сигнал. Он означал, что членам команды, находящимся вне судна, необходимо срочно вернуться на борт. Крыжов сообщил об этом Рогожцеву.

– Да куда ж в этакую бучу? – удивился Иона.

– Могут они уйти без нас? – спросил Семена врач.

Семен тут же представил свою зимовку на этой студеной земле с самоедами и попами и зябко поежился.

– Кто его знает, – ответил рулевой.

Но сам-то он знал, что пароход вполне может уйти, не дожидаясь улучшения погоды. В конторе товарищества капитанам не прощают нарушения расписания, это влечет за собой лишение части государственной субсидии пароходству. Так он и сказал Рогожцеву.

– Как же нам быть, Крыжов? – растерянно спросил врач, не отрывая взгляда от далекого парохода.

Семен ответил не сразу. Он водил взором по воде от входа в бухту до судна и что-то прикидывал в уме. Наконец подал голос:

– На лодке самим можно б спопытаться.

Рогожцев с надеждой посмотрел на матроса.

– Но ведь это, наверное, небезопасно? – тихо проговорил он.

– Пароходу не войти, – повторил Семен упрямо. – Жданки у Евграфа Иваныча кончаются. Уйдет. Поморян же с Беломорья нету. Год ждать парохода теперь.

Немного помолчав, Семен решился:

– Вам ежели сподручнее – оставайтесь, а мне флагом велят на пароходе быть.

Он направился к воде, где стояли полувытащенные на каменистый берег карбас и лодки. Псаломщик шагал следом.

– За лодку спрос с капитана, – обернувшись, сказал ему Семен. – Доставим в следующий приход, через год.

Рогожцев некоторое время продолжал не двигаясь стоять у избы. Но вот, будто опомнившись, он быстрым шагом двинулся вслед за Семеном.

– Я с тобой! – крикнул он Крыжову, уже возившемуся возле одной из лодок.

Иона, кряхтя, тащил сзади вещи. С помощью псаломщика Семен спихнул лодку на воду, помог войти в нее врачу, принял саквояж с сундучком, взялся за весла. Псаломщик отпихнул посудину от берега.

Придерживая левой рукой шапку, чтобы ее не сбило с головы ветром, Иона воздел очи, оглядел несущиеся над бухтой рваные мрачные тучи и вздохнул.

Семен шевельнул веслами, лодка двинулась.

Довольно быстро он догреб до выхода из бухты. Здесь остановился, огляделся, переводя дыхание. Затем отложил весла, достал из-под нашести два длинных тонких ремня, взятых у самоедов, протянул один из них Рогожцеву, сказав: «Привяжитесь-ко». Вторым ремнем Семен обхватил себя вокруг пояса, затянул узел, другой конец привязал к нашести и вновь взялся за весла. Врач проследил за действиями Семена, торопливо привязался и затих на корме, тревожно оглядываясь.

Лодка миновала входной мыс, вышла из подветерья, и ее начало раскачивать, приподнимать, а затем и подбрасывать на крутых волнах. Крыжов с врачом получили по водяной оплеухе и сразу вымокли. Порыв ветра сорвал с врача картуз, швырнул его в воду. Волны оказались выше и круче, чем они виделись сверху, с берега. Врач побледнел, уцепился обеими руками за нашесть. В лодке стала прибывать вода. Она принялась плескать от борта к борту. Семен крикнул врачу, чтобы тот отчерпывал воду. Рогожцев повиновался, достал деревянный ковш и, продолжая цепляться одной рукой за доску, другой стал орудовать ковшом.

Чем дальше отдалялась лодка от берега, тем сильнее били и раскачивали ее волны. Весла вырывались из рук. Изредка оборачиваясь, Семен краем глаза выхватывал из мельтешения волн очертания парохода, прикидывал расстояние.

До судна оставалось с полверсты, когда удар волны бросил посудину на левый борт. Врач едва удержался в лодке, ковшик вырвался из его рук и исчез за бортом. Рогожцев беспомощно огляделся. Сзади, подернутый влажной белесой пеленой, неясно темнел берег; впереди среди злобных серых волн, нескончаемыми волчьими стаями несущихся поперек пути, все еще недосягаемо далеко маячил пароход.

Внезапно крутая волна, столкнувшись с лодкой, накрыла ее с верхом. Семен, потеряв опору и оказавшись в воде с головой, заработал руками и ногами, выплывая на поверхность. Он едва не захлебнулся. Поймав рукой спасительный борт лодки, вытянул из воды шею, судорожно глотнул воздух и ошалело огляделся. Лодка, полная до краев, держалась еще на плаву. В отдалении подпрыгивали на волнах весла. С отчаянно выпученными глазами барахтался рядом Рогожцев, удерживаемый ремнем. Ему наконец удалось ухватиться за лодку. Оба с надеждой обернулись в сторону парохода. Но едва они увидели его мачты и трубу, как их снова накрыло волной. Отчаянно отфыркиваясь и отдуваясь, они вынырнули и опять потянули головы вверх, отыскивая взглядом единственное свое спасение.

Семен заметил клуб густого черного дыма, вырвавшийся из трубы, и лодку вновь захлестнуло с верхом.

– Держись, они идут! – крикнул Семен Рогожцеву в промежутке между очередными погружениями.

Тело сводило холодом, волны пытались оторвать их от лодки, но натягивался привязанный к поясу ремень, удерживая у борта. Больно жгло солью глаза, застывшие пальцы едва держали. Выбиваясь из сил, Семен колотил по воде ногами, которые тянуло вниз, под днище, а в возбужденном сознании мучительно застрял вопрос: «Неужели все? Неужели следующая волна будет последней?»

Семен не смог бы сказать, сколько времени прошло в той смертельной круговерти. Он вдруг ощутил затишье. Волны уже не заливали с головой. С трудом разомкнув веки и подняв голову, Крыжов увидел перед собой черную стену. До сознания донеслись крики людей, какие-то команды. Рядом Семен увидел доктора который судорожно ловил раскрытым ртом воздух. Семен дотянулся до врача и потормошил его за плечо. Рогожцев раскрыл глаза. Увидев рядом борт парохода, он потянулся к нему, попытался что-то сказать или крикнуть, но из уст его не вырвалось ни звука, и он тут же обессиленно осел в воду.

Крыжов рванулся. Он успел поддержать врача, помог ему вновь уцепиться за борт лодки…

В этом месте воспоминаний Семен спохватился. Забывшись, он ушел с курса, крутанул штурвал вправо, вывел пароход на нужный румб. Вздохнув, достал из кармана куртки увесистые серебряные часы – подарок Рогожцева, нажал кнопку. Распахнулась, тускло блеснув в полутьме, круглая крышка.

Семен поднес часы к освещенной картушке. Черные, тонкие, с затейливыми вензелями стрелки показывали три сорок.

Стукнула дубовая дверь. В рубку вошел капитан.

– Что у нас на траверзе слева? – спросил он.

– Арендаль, – ответил из тьмы вахтенный штурман.

Капитан несколько минут вглядывался в темень через стекло лобового окна. Вскоре он ушел, все было спокойно вокруг, видимость хорошая, вверху звезды, на берегу – огни маяков.

Да, плавание этой ночью было спокойным. Но на душе у Семена покоя почему-то не было. Не нравились ему эти места – берега Южной Норвегии, балтийские проливы. Здесь, как на рыночной площади, всегда тесно. А на руле не дай бог зазеваться – того и гляди затолкают. То ли дело на Севере! Редко встретишь пароход. А парусники – те сами шарахаются в сторону.

Завозился у лобового окна штурман, взял бинокль, приник к окулярам. Семен глянул вперед и увидел левее курса огоньки: красный и чуть выше белый.

– Право помалу, – сказал негромко штурман.

Семен завертел колесо. Огоньки начали медленно отодвигаться.

– Так держи, – велел штурман, не отрывая от бинокля глаз.

Огоньки замерли слева. Но тут же вновь покатились под нос «Архангельска».

– Лево не ходить, – предостерег старпом.

– Судно на курсе, – ответил Семен.

– Лево руля! – крикнул штурман. – Куда лезет? – застонал он, глядя на огни.

Семен быстро перекатил тяжелый штурвал влево. Огоньки были близко, и насчитывалось их уже три – добавился зеленый.

– Право на борт! – закричал штурман, бросился к машинному телеграфу и дернул его рукоятку на «стоп».

Звенькнул телеграф, корпус судна перестал содрогаться. Огни остались левее, но были совсем близко, потом покатились вправо. Старпом толкнул рукоятку на «полный назад» и, не выпуская ее из ладони, напряженно замер, не сводя глаз с огней. Как загипнотизированный, глядел на быстро приближавшиеся огни Семен. Он продолжал с силой давить рукоять штурвала вправо, хотя колесо давно уже дошло до упора.

Дернулась под ногами палуба от сильного удара по корпусу судна. Пароход резко накренился. Старпом, потеряв равновесие, поскользнулся, свалился на палубу, но тут же вскочил. Внизу послышались испуганные крики. Старпом рывком открыл лобовое окно, наполовину высунулся из него. Бросив ненужный уже штурвал, приник к соседнему стеклу и Семен. Грузовой пароход, поменьше «Архангельска», ударил форштевнем в левый борт и почти напополам перерезал полубак.

– «Нептун оф Глазго», – пробормотал штурман. – Запомни, Семен, – крикнул он и кинулся в штурманскую.

На мостик вбежал встревоженный капитан, огляделся.

– Шлюпки на воду, всех в шлюпки, – скомандовал он.

«Нептун оф Глазго» отработал задним ходом, вытащил завязший в «Архангельске» свой исковерканный, в пробоинах нос и задним ходом отдалился.

Палуба «Архангельска» заметно наклонилась вперед. Все кинулись из рубки.

У левого борта с руганью возились в полутьме со шлюпкой несколько человек.

– В чем дело? – крикнул старпом.

– Ржавые шлюпбалки, не повернуть, – ответили из тьмы.

Старший помощник метнулся на правый борт, но и там было то же.

– Семен! – позвал старпом.

– Тут я, – отозвался рулевой.

– Давай скоро к кормовому тузику!

Семен побежал на корму, где за камбузной трубой висел тузик – небольшая шлюпка. В темноте он с кем-то столкнулся, тот чертыхнулся. По голосу узнал кочегара.

– К тузику! – крикнул ему Семен.

Кочегар бросился вслед за рулевым. Вдвоем они быстро отвязали шлюпчонку. Подоспели старпом со стюардом, механик. Появилась всхлипывающая женщина, укутанная платком, – жена старпома. Семен выбросил из тузика фалинь, прихватил его конец к утке.

– Взяли! – скомандовал натужно старпом.

Шлюпку приподняли, перенесли через поручни и бросили в воду.

Старпом велел всем прыгать в тузик, подтолкнул к борту жену. Семен помог ей спуститься в шлюпку, где уже разбирали весла механик со стюардом. Вслед за Семеном в шлюпке оказались два кочегара, матрос. Корма парохода на глазах задиралась вверх. Послышался голос капитана. Он велел старпому садиться в тузик и отходить. За старпомом свалился в шлюпку второй помощник, прижимая к груди замотанный в тряпку пакет с судовыми документами. Перегруженная шлюпка покачнулась, зачерпнула бортом воды.

Перерезали фалинь, оттолкнулись от борта. В темноте еще слышались голоса на корабле, лязг железа. Едва тузик отошел от парохода на несколько десятков метров, как раздался сильный взрыв, и темная тень «Архангельска», заметная на фоне начинавшего светлеть неба, стала уходить в воду.

– Греби, греби! – закричали в тузике.

Заработали веслами. Шлюпка уходила подальше от места гибели судна, чтобы ее не затянуло в водоворот.

Через минуту парохода не стало.

Долго сидевшие в лодке в оцепенении глядели на то место, где только что был пароход. На поверхность воды выплывали доски, пустые бочки, спасательные круги. Людей на воде не оказалось.

– Англичанин тоже тонет, – сипло прошептал кочегар.

Повернув головы, все увидели почти такую же картину. Носом вперед уходил в воду «Нептун оф Глазго». На поверхности осталась одна шлюпка. Людей в ней угадывалось побольше, чем в тузике.

Старпом занял место у рулевого весла, огляделся. Далеко слева темнели очертания гористого берега.

– Кто покрепче – на весла, – глухо сказал старпом, поглядывая в сторону английской шлюпки. – Надобно уходить отсюда, и поскорее.

– Что так? – не понял механик. – Почему скорее? Шторма ожидаем?

– Не шторма, а англичанам свидетели ни к чему, – выкрикнул старпом. – Они же нас утопили!

Четверо опустили весла на воду. Тузик набрал ход. Шлюпка с «Нептуна» двинулась следом.

До боли в лопатках рвал на себя весло Семен. Он продолжал ошеломленно смотреть назад, будто ожидая, что случится чудо и пароход всплывет, закачается на волне.

Долго длилась гонка. Семен, закрыв глаза, автоматически двигал руками. Все его тело гудело от напряжения, ломило шею, дрожали от усталости ноги, упиравшиеся в решетчатые рыбинсы. «Удастся спастись – брошу пароходы», – решил Семен.

Гребцов сменили. Потом они опять сели на весла.

Гонка продолжалась весь день. Англичане то отставали, то вновь почти настигали тузик. Гребцы, почерневшие и осунувшиеся, из последних сил дергали рукоятки весел.

Уже смеркалось, когда тузик, а вслед за ним и лодка англичан вошли в уставленную рыбацкими суденышками гавань небольшого прибрежного городка в глубине фиорда. Три бородатых рыбака глазели с причала на невесть откуда взявшихся незнакомцев.

– Флекке-Фиорд? – устало спросил рыбаков старпом, задрав голову.

– Ё, ё, – закивали те головами, разглядывая незнакомых людей.

Неподалеку швартовалась шлюпка «Нептуна оф Глазго».

– Позовите полицию и портовые власти, – по-английски попросил рыбаков старпом.

VII

Директор-распорядитель Архангельской конторы Товарищества Архангельско-Мурманского срочного пароходства нервничал. Он трясся в одноконной коляске по разбитой немощеной улице, направляясь к вице-губернатору. Островский просил прибыть с документами для доклада по поводу гибели «Архангельска». «Что за дело вице-губернатору до наших внутренних забот? – не без досады думал директор-распорядитель. – Хотя, разумеется, он хорошо знает край, а будучи советником и российским консулом в Финмаркене, неплохо ознакомился с нашим мореплаванием и его нуждами… Что же до «Архангельска», – размышлял распорядитель, – то гибли пароходы и будут гибнуть. Судоходство – дело весьма рискованное».

Вице-губернатор принял директора-распорядителя сразу. Усадил его в обитое коричневой кожей кресло, предложил папиросу.

– Расскажите мне подробности обстоятельств гибели парохода, – попросил он.

Директор положил на стол пухлую папку, развязал тесемки, выложил перед вице-губернатором кипу бумаг. Среди них были выписки из судового журнала, данные под присягой показания спасшихся членов экипажа, исковые бумаги товарищества в международный морской арбитраж, в страховую контору Ллойда, а также другие документы.

Вице-губернатор, ознакомившись с бумагами, отложил их в сторону, закурил.

– Каковы общие убытки? – поинтересовался он.

– Наш лондонский агент телеграфировал, что сто сорок пять тысяч рублей – страховая стоимость «Архангельска» – наверняка будут выплачены. Мы уже приискиваем новый пароход.

– И опять «Архангельск»?

– О нет, – поднял руки директор. – Теперь это будет «Ломоносов».

– А что арбитраж?

– Арбитраж, судя по всему, не желает вникать в подробности дела, дабы не поднимать шума в Англии, – высказал предположение директор. – Хотя решительно все, и даже пресса, склоняются к мысли, что вина за столкновение полностью лежит на «Нептуне оф Глазго». – Директор порылся в папке, протянул вице-губернатору газету. – Вот, например, норвежская «Моргенбладет». Газета публикует интервью-свидетельства обеих сторон. Они противоречивы, как можете заметить. Но у нас есть шканечный журнал, а у англичан его нет. Они утверждают, что он утонул вместе с судном, хотя мы знаем, что «Нептун оф Глазго» держался на плаву на десять минут дольше «Архангельска». – Директор-распорядитель достал еще газету, развернул ее. – «Архангельские губернские ведомости» на основании показаний моряков и выписок из шканечного журнала утверждают определенно – и это совпадает с результатами нашего расследования – «Архангельск» и «Нептун оф Глазго» столкнулись ночью при тихой погоде. «Нептун» ударил штевнем в левый бок «Архангельску», выбив из койки спавшего там матроса. – Директор сделал паузу, пробежал глазами несколько строк. – Дальше неважно, – проговорил он. – И вот итог: «Судно быстро затоплялось, взорвался котел, и оно ушло под воду через десять минут после столкновения. Удалось сбросить на воду лишь небольшую лодку, на которой спаслись девять человек. Остальные восемнадцать, в том числе и капитан Рейнберг, погибли. Через несколько минут после «Архангельска» затонул и «Нептун». – Директор свернул газету. – Хотя англичанам было важно, чтобы прежде погибло их собственное судно.

– Вот как? – удивился Островский. – Поясните.

– Извольте. – Директор опять полез в папку, достал журнал. – «Русское судоходство» в сорок третьем номере почти определенно отвечает на этот вопрос: «Англичане – прекрасные моряки и потому, вероятно полагая, что никаких правил для них не писано, так исправно топят русские суда. Иногда, впрочем, это им необходимо для обновления за счет страховых обществ своего флота, тогда случается, что убивают разом двух зайцев – уничтожается лишний конкурент и получается страховая сумма».

Дослушав, вице-губернатор задумался.

– Восемнадцать человек… – проговорил он наконец и вопросительно посмотрел на своего собеседника.

Директор-распорядитель вздохнул, скорбно прикрыв глаза.

– К сожалению, семьям погибших, кроме небольшой денежной компенсации, помочь мы ничем не сможем, – сказал он, разведя руками. – Вынужден также констатировать, что из числа спасшихся все нижние чины попросили расчет. Некоторые из них третий раз терпят крушение на наших судах.

Островский долго сидел в задумчивости.

– Бедный торговый флот российский, – вымолвил вице-губернатор с грустью. – Когда же станет он, наконец, на ноги?!

* * *

Коляска остановилась у здания конторы на набережной. Директор-распорядитель усталой походкой направился к подъезду. У двери стоял мужик в темной суконной одежде, в сапогах, с баулом в руке. Так одевались матросы, кочегары. Мельком взглянув на стоявшего у двери, директор вспомнил, что встречал где-то недавно этого человека. Где же?.. Ах да! Это ведь один из спасшихся с «Архангельска»! Кажется, рулевой. Директор вспомнил, что несколько дней назад он вместе с другими просил расчет.

Директор остановился, обернулся.

– Э-э… если не ошибаюсь, твоя фамилия…

– Крыжов, – подсказал рулевой, сделав шаг навстречу директору.

– Да, Крыжов, совершенно верно. Так что, голубчик, получил расчет?

– Дак получил, – тихо проговорил он.

– Что же еще?

Семен помялся, опустив голову.

– Пришел назад проситься, – несмело сказал он. – Ничо не умею боле, окромя морской работы. – И, помолчав, добавил: – И ничо боле не хочу.