Текст книги "Дикое поле"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Вот как? Горячей? Ну-ну…

Карная похоронили достойно, и справили достойные поминки, в своем, конечно, кругу, гостей со стороны не звали. Поминальный пир затянулся далеко за полночь, и, как это обычно бывает, с течением времени арька, пиво и бражка сделали свое дело – ближе к утру большинство уже и забыло, зачем, собственно, собрались. Повсюду слышались скабрезные шутки и смех, временами переходящий в непристойно громкий хохот. Ну что там для того же Шитгая какой-то там подросток – Карнай? Так, мелочь… Но раз госпожа повелела оказать ему посмертные почести, достойные самого знатного багатура, что ж – так тому и быть, почему бы и нет?

Шитгай смеялся, и жирные щеки его колыхались, как волны, впрочем, и Утчигиновы парни тоже не грустили уже – радовались. Да и как было не радоваться? Несчастному Карнаю, конечно, не повезло, но… как сказать? Ведь какую честь ему сейчас оказали, пусть даже посмертно!

– Спи спокойно, друг, – в очередной раз подняв рог с брагой – ее тут почему-то называли вином, Утчигин выхлебал его до дна и тут же упал на кошму, туда, где уже похрапывали упившиеся на поминках Уриу с Джангазаком.

А Ратников еще посидел, поговорил со священником о тщетности и суете земной жизни, выпил… пока его не поманила захмелевшая Ак-ханум.

– Проводи меня в покои…

– Да, моя госпожа.

Они вышли из расставленной в саду юрты, где и пировали, поднялись по широкой лестнице в дом, прогнав слуг, уселись в опочивальне. Краса степей самолично разлила из кувшина вино, настоящее, из Ширваза.

– Сартак думает, что йисутов послала Туракина. – Выпив, Ак-ханум поставила золотой кубок на невысокий столик. – Да, эта могла. Она хоть и нашей, найманской крови, но… Есть такие родственники, которые куда хуже откровенных врагов. Гораздо опаснее! О, как она меня ненавидит! Но убийцы конечно же были посланы вовсе не ко мне… Сартак! Вот их цель! И может быть – сам Бату! Впрочем, может, это – Берке. Хитрый лис давно мечтает о троне. А есть еще Мунке! И Менгу-Тимур. Тоже те еще гады, и кто знает, какие мысли ходят в их немытых, покрытых вшами, башках! Хорошо, что вы убили всех.

– Они не хотели сдаваться, моя госпожа. И мы, увы, не смогли…

– Я же говорю – хорошо! Теперь никто не сможет сказать, что видел меня с Сартаком. – Ак-ханум зябко поежилась, обнимая себя за плечи. – Это великое счастье, что царевич – христианин, как и я, как и весь мой род. Мы, найманы, издревле считались мятежниками. Меркиты, кераиты и прочие – они то выступали против Темучина – будущего Чингисхана, то поддерживали его. Мы же всегда враждовали. Думаешь, кто-то об этом забыл? Та же Туракина лишь прикидывается… всю жизнь прикидывалась. Это божий промысел, что Сартак – хотя бы по вере – наш! Ах, если бы он стал ханом, возглавил улус!

– И станет! Он же старший сын!

– Ага… у царевича, увы, слишком уж много родичей. И каждый на словах улыбается, привечает, а на самом же деле они в любой момент готовы вонзить нож прямо в сердце. Отравить, подослать убийц… И я… пойми, Мисаил, наш род, хоть и знатен, но, увы, слишком слаб, чтобы открыто становиться на чью-нибудь строну. Да, я поддерживаю Сартака, ты это видел… и знаешь. Как знают и те мальчики, что были с тобой. Им можно верить, они еще честные. А тебе… ты знаешь, тебе я верю давно. И вовсе не потому, что иногда пользуюсь тобой, как мужчиной, – улыбнувшись, Ак-ханум шутливо погрозила пальцем. – Нет, вовсе не поэтому. Просто ты здесь – чужой. Если я не поддержу тебя – пропадешь, сгинешь. Поэтому – я пока могу тебе доверять. Ты – мне, я тебе – так получается.

– Ты сказала – пока?

– Пока ты не так давно в Сарае и мало здесь кого знаешь. Я же собираюсь тебя использовать в своих делах, можно?

– Зачем ты спрашиваешь, моя госпожа?

Ратников подавил горькую улыбку: девчонка-то была абсолютно права, что он тут без нее значил? Ничего. Так, пыль… какой-то безродный урусут, бывший невольник. А ведь нужно еще было отыскать наконец Артема, да и как-то выбраться отсюда. Нет, без Ак-ханум – ну просто никак! Ничего без ее поддержки не выйдет, сожрут – тот же Шитгай, Кузьма и прочие. Значит, все верно, правильно заметила госпожа – ты мне, я – тебе, такой уж здесь принцип, а впрочем, и не только здесь, везде.

Помолчав, Ратников потянулся к кувшину:

– Я бы хотел напомнить тебе кое о чем, моя госпожа.

– Я помню – о том смешном мальчишке, твоем родиче. Рахман что, не помог тебе?

– Не успел.

– Хорошо, я напомню ему. Сделаю все, – Ак-ханум лукаво прищурилась. – Но и ты поможешь мне. Ты – урус. А князья урусов сейчас будут часто наезжать к Бату. Возить дань, выпрашивать ярлыки… о, у них много сокровищ, и все захотят погреть на этом руки: не только Бату.

– Так, а в чем моя задача?

– Ты должен знать о приезжающих урусутах все! Зачем приехали, где остановились, с кем встречались, много ли чего привезли… Думаю, ты понимаешь.

– О, да.

– Ты поможешь мне, я – тебе. Завтра же напомню Рахману.

– Госпожа… – Ратников отвел глаза. – Мне кажется, ты доверяешь не всем своим людям.

Юная женщина повела плечами:

– Конечно, не всем. Шитгай с Джагатаем – давно себе на уме, остальные – кто как.

– А Кузьма?

– Кузьма хитрый. Говорит одно, думает другое, делает – третье. Ну… – красавица Ак-ханум вдруг улыбнулась. – Вот мы с тобой и договорились обо всем. Теперь же… Что ты сидишь? Расстегни скорей мой халат…

И снова Ратников оказался в плену этих лукавых зеленовато-карих глаз, этого пленительно гибкого тела! Он просто не смог с собой совладать, как не смог бы любой нормальный мужчина, да и нужно ли было противиться, обижать без особой нужды столь восхитительно красивую женщину, госпожу?!

– Какая ты красивая! – восхищенно прикрыв глаза, вполне искренне шептал молодой человек. – Какая же ты красивая…

Глава 9
Осень 1245 года. Сарай
ПОИСКИ

 
Осенний путь…
Осенний ржавый шлях!
Как мертвецы, снопы лежат в полях…
 

Леонид Первомайский.

Земля

Юная госпожа не забыла своего обещания, она вообще никогда ничего не забывала. Уже с утра, не успел Ратников позавтракать лепешкой и мясом, как у летней кухни к нему подошел Рахман. Поклонился низенько – едва тюрбан не слетел, улыбнулся:

– Сегодня, господин, пойдем. Мой друг самаркандец, надеюсь, еще не уехал.

– А что, мог уехать?

– Мог, господин, – управитель развел руками. – Ведь уж почти месяц прошел.

– Ну, тогда пошли… точней – поехали. Возьмем на конюшне лошадей.

– Господин, позволь сказать, – вдруг замялся Рахман. – Я, видишь ли, не очень-то хорошо держусь в седле. Давай, ты поедешь, а я пешком рядом пойду? Только быстро не скачи.

– Пешком, говоришь? – Михаил ухмыльнулся и махнул рукой. – Ну, как знаешь – хозяин-барин.

Так и двинулись: Ратников неспешно трусил на гнедом коньке, управитель шагал рядом.

– И далеко нам добираться? – скосив глаза, поинтересовался молодой человек.

– О, нет, господин, недалеко. Сейчас вернем к рынку, потом – по улице Медников, с нее – на Работорговую улицу – очень красивая, широкая улица, вся в каштанах – а там уже рядом и постоялый двор Косого Абдуллы. Там обычно и останавливается мой друг самаркандец.

– Хм, самаркандец… – Михаил хмыкнул. – Имя-то у него есть?

– Все его так и зовут – Анвар Самаркандец. Он хороший человек.

– Ладно, посмотрим – что за хороший… Куда сейчас?

– Вон, господин, налево, мимо стройки.

– Да тут везде стройки! Весь город – сплошная стройка, вот гастарбайтерам повезло!

– Что ты сказал, господин?

– Так… о своем. Строят, говорю, много.

– Да уж, – Рахман охотно закивал. – Много! Сарай – большой город, а ведь вроде недавно начал строиться. В прошлое лето еще ни вон тех домов не было, ни этих. И ту мечеть совсем недавно построили.

– А вон ту церковь, рядом?

– Вместе, за один раз и выстроили.

– То-то я и смотрю – похожи.

Молодой человек усмехнулся: действительно, церковь и мечеть выглядели ну не то, чтоб как близнецы-братья, но как творение одного зодчего – точно! И купола – что у мечети, что у христианского храма – одинаковы, и колокольня на минареты очень похожа. И украшена – что та, что другая – красивой поливной керамикой, кстати – бирюзовой.

– Вах, эту плитку тоже Самаркандец привез. Из Ургенча.

– Почему ж не из Самарканда?

– Ту, что у нас – из Самарканда, а эта – из Ургенча, – со знанием дела пояснил домоправитель и вдруг заискивающе улыбнулся. – Господин, может, щербету у разносчиков купим? Вкусный у них щербет.

– Щербет? – не сразу врубился Миша. – Что еще за щербет?

– Вон как раз и разносчик. Я позову?

– Зови, ладно.

Щербет оказался вкусным – густым, кисло-сладким, тягучим. Оба путника выпили аж по две фаянсовые чашки. Кинув разносчику медяшку, зашагали дальше, благо и недалеко уже оставалось идти.

Работорговая улица напоминала типичный парижский бульвар, какой-нибудь Распай, Монпарнас, бульвар Итальянцев… Такая же широкая, мощеная, с аккуратно посаженными по обеим сторонам деревьями – каштанами и платанами. Не хватало только сине-зеленой таблички с названием и номером округа.

И так же на бульваре… сиречь на Работорговой улице хватало различного рода забегаловок – устроенных прямо под открытым небом небольших закусочных – харчевен. Посетители – в большинстве своем степенные купцы и приказчики в чалмах и длинных полосатых халатах – неспешно пили шербет из больших чашек, ели, что-то негромко обсуждая. Вкусно пахло жареной рыбой, и Ратников, проезжая мимо, ощутил вдруг какое-то непреодолимое детское желание забраться с удочкой в камыши да просидеть там весь день напролет в полном одиночестве, наедине со своими мыслями. Эх, найти бы Артема! Неужели, они сейчас вот встретятся? Вот совсем осталось чуть-чуть…

– Сюда, господин! – останавливаясь, Рахман указал на коновязь возле распахнутой настежь большой двухстворчатой двери. – Внутри – постоялый двор Косого Абдуллы, а здесь – харчевня. Заходи, господин, там все и узнаем.

Мухой вылетевший из харчевни служка, проворно привязав лошадь, изогнулся в угодливом поклоне:

– Прошу, любезнейшие господа, заходите! Нынче у нас чудесная осетрина под белым и красным соусом!

– Да некогда нам есть!

– Вах-вах, – укоризненно покачал головой Рахман. – Не закажем – ничего не узнаем.

– А что нам тут узнавать? – Миша заволновался. – Нам Самаркандец нужен.

– Вот про него сейчас и спросим. И про людей его.

Уселись здесь же на улице, под платаном – скрестили ноги на застеленной пестрым ковром веранде, покушали жареной рыбы – и в самом деле вкусно, запили: Миша – вином, мусульманин Рахмат – все тем же щербетом. Потом позвали хозяина, Косого Абдуллу.

– Вах, Абдулла-джан, – домоправитель, перейдя на родной язык, быстро о чем-то заговорил, на что хозяин постоялого двора – кривобокий косой мужичок с коричневым, словно глина, лицом и заметно косящими глазами – довольно кивал.

– Анвар Самарканди, э? Вай… Вай! Йок Самарканда йок.

– Что? – подозрительно перебил беседу Ратников. – Уехал, что ли, дружок твой?

– Не дружок он мне, так, земляк просто, – Рахман покачал головой. – Косой Абдулла говорит – да, уехал. Недели две тому как.

– Шайтан! – Михаил не сдержался, выругался. – Что, мальчишку он с собой увез? Да и был ли мальчик?

Ратников спросил кабатчика напрямик, по-тюркски.

– Мальчик? Ах, да, был у него такой смешной, светленький. Темар звали. Нет, Анвар Самаркандец с собой его не увез, за день до отъезда проиграл в кости! Ух, и игра же была, вах! Кому проиграл? Так Фирузу-Ишди, серебряных дел мастеру. Фируз, вишь, поставил на кон свое лучшее блюдо – и выиграл! Вах, выиграл!

Михаил вскинул глаза:

– Так, значит, мальчишка сейчас у этого самого Фируза? А где он живет?

– В квартале ювелиров, где же еще-то, уважаемый, вах?!

Минут через двадцать Ратников и Рахмат входили в квартал ювелиров, разместившийся вдоль тихих и уютных улочек, засаженных тенистыми платанами и высокими пирамидальными тополями. На углу, рядом с выложенным розоватой мраморной плиткой, колодцем, что-то деловито достраивали. Судя по крикам гастарбайтеры были русскими.

– Эй, парень! – не слезая с коня, Михаил подозвал водоноса. – Где живет серебряных дел мастер Фируз-Ишди?

– Фируз-серебряник? – мальчишка покопался в носу и лениво мазнул рукой. – А вон его мастерская, за тем забором. Ну, слышите – где молоточки бьют.

Туда и пошли. Ратников спешился, привязал у забора лошадь, тем временем домоправитель вежливо постучался в ворота:

– Мастер Фируз-джан дома ли? Дома… Скажите, что к нему пришли по очень важному делу.

Немного погодя ворота отворились, и выглянувший со двора слуга – черкес или армянин – с поклоном предложил гостям заходить:

– Фируз-ага ждет вас, любезнейшие.

Ювелир ожидал их на первом этаже уютного, с витыми колоннами, дома, в окружении небольших тиглей, мехов, молоточков и наковаленки. Трое молодых людей – по всей видимости ученики – усердно наносили чеканку на огромное блюдо.

– Вы ко мне, господа мои? – мастер, с длинной седой бородкой, в рабочем халате и круглой, вышитой бисером, шапочке, оторвавшись от дел, сложил на груди руки и с любопытством посмотрел на гостей. – Сейчас велю принести щербет и вино.

– Не откажемся, – повинуясь гостеприимному жесту хозяина, Ратников и Рахман с готовностью уселись на низкую лавку.

– Небось, хотите заказать что-нибудь? – полностью опровергая приписываемый восточным людям неторопливый этикет, тут же поинтересовался мастер, как видно, ценивший свое время весьма высоко.

– Говорят, вы недавно выиграли в кости мальчика? – со всем почтением спросил Михаил.

– Мальчика? – Фируз-ага задумался. – Гм-гм…

– В харчевне Косого Абдуллы, – поспешно напомнил Ратников. – У Анвара из Самарканда.

– Ах, Самаркандец! – старик неожиданно весело хлопнул в ладоши. – Вот это, я вам скажу, был игрок! Ничего, мы с ним еще по весне встретимся, как приедет. Уж сразимся!

– Мы не про Самаркандца, уважаемый, – усмехнулся Михаил. – Мы про мальчика. Где он?

– Мальчик? – старик удивленно хмыкнул. – А нигде.

– То есть как это – нигде?!

– А так. Мальчик мне и вовсе был не нужен – у меня слуг и подмастерьев достаточно, зачем еще лишний рот?

– Так ты, уважаемый, его…

– Продал – да. Вот на следующий же день и продал. А кому, уж не взыщите, не вспомню. Кому-то из русских, им как раз нужен был шустрый мальчонка – «принеси-подай».

– Так-так-так, – Ратников озабоченно потер руки. – Русским, значит. А что за русские-то?

– Говорю ж вам – не знаю. Да и не сам продавал – послал на базар Шахруха. Шахрух, эй, Шахрух! – старик обернулся и подозвал слугу. – Помнишь мальчишку, уруса? Ну, которого я в харчевне Косого Абдуллы в кости выиграл?

– И велели мне продать. – Слуга – смуглый, худой и длинноносый – явно был малым неглупым. – Я ж вам докладывал, уважаемый Фируз-ага – продал какому-то русскому. Не очень дорого, как и было велено.

– Так что за русский-то был? – в отчаянье воскликнул Ратников. – Из местных, сарайских, русских или, может, приезжий? И откуда, уважаемый Шахрух, ты вообще знаешь, что это был русский, а не какой-нибудь булгарин или кипчак?

– Скажете тоже – булгарин! – обиделся слуга. – Что я, булгарина от русского не отличу? Русский это был – я по говору понял, и русский из местных, ну, он давно здесь живет.

– Откуда ты знаешь, что давно?

– Одет по-нашему – длинный дорогой халат, на голове – войлочная шапка. Однако борода желтая, и на шее – золотой крест. Я так думаю, это либо подрядчик, либо приказчик какого-нибудь богатого купца, либо сам купец.

– А может быть, как вот, господин Фируз – мастер?

– Может, и мастер, – согласно кивнул Шахрух. – Тут после похода хану Бату много таких пригнали: сканьщики, зернщики, эмальщики. Многие уж давно на волю выкупились, мастерские открыли. Ва, Алла! Вам бы лучше в храме спросить, в русском! Там рядом целый квартал русских. Наверняка оттуда кто-нибудь вашего парня купил.

– А ведь и верно! – хлопнул в ладоши Рахман. – Пойдем, Мисаил-джан, русских – в русском квартале искать надобно.

Русский квартал – надо сказать, с виду весьма зажиточный – раскинулся вокруг стоявшей на площади небольшой церкви, сложенной из желтоватого известняка и увенчанной красивым синим куполом с большим позолоченным крестом сверху.

Рахман остался снаружи, а Михаил, сняв шапку, вошел в храм, где долго молился, крестясь на большую икону Николая Чудотворца, явно византийской работы или писанную по византийским канонам – плоское, с длинным носом, лицо, завитая кудряшками бородка, цвета неяркие, золочено-пастельные.

Хотя служба не шла – для вечерни было еще не время, в церкви все же имелся народ: кто-то ставил свечки, кто-то, как и Миша, молился.

Не отвлекая священника, Ратников усмотрел некоего разбитного малого в красной епанче, за ним и вышел, позвал:

– Эй, господине.

– Ну? – молодец недовольно обернулся, но, увидев более чем приличный наряд Михаила, тут же сменил гнев на милость. – Не спрашиваю, откель будешь, по кафтану вижу – местный.

– Местный, – согласно кивнул Ратников. – Меня Мисаилом зовут.

– А меня – Евстафием. Евстафий Ерш. Ну, здрав буди, Мисаиле!

– И ты будь здрав. А почему – Ерш?

– Потому что – колючий, ха!

Новый знакомец вдруг оглянулся:

– А что это на тебя рожа смуглоликая косится?

– Где?

– Да вон, у забора.

– А! Это знакомец мой, Рахман.

– В Магомета верует?

– Верует.

– Так гони его к черту, да пойдем в корчму вино пить! Давно ищу – с кем… Ну, пошли, пошли, Мисаиле – аль мы не русские люди?

– Так ты тут многих наших знаешь?

– Да многих! Идем же.

– Погодь… Эй, Рахман…

– Слышь, Мисаил, – новый знакомец вдруг придержал Ратникова за рукав. – Эвон там конь – твой, что ли?

– Мой.

– Так пусть дружок твой его с собой заберет – не то от корчмы точно сведут. Татары хоть и строги, да воровства тут хватает. Потому что народу – кого только нету!

– Понятно… Сейчас!

Подбежав к Рахману, Ратников передал ему поводья коня и, украдкой подсчитав имевшиеся в поясном кошеле капиталы – золотишко Сартака, проворно вернулся назад, к церкви.

– Ну, где тут твоя корчма?

– Счас сыщем, не беспокойся!

Новые знакомцы свернули за угол и, пройдя с полсотни шагов, оказались перед призывно распахнутой дверью – туда, в тенистый полуподвальчик с горящими по стенами светильниками, и вошли, усевшись за небольшой столик. Вообще, внутри Ратникову показалось довольно уютно – на стенах висели серебряные и медные блюда, глинобитный пол был чисто выметен и аккуратно застелен свежей соломой.

– Ух, запах-то! Чисто сенокос.

– Татары сюда тоже заходят, не брезгуют – и им запах сей нравится. Степняки! Эй, Ляксей! Ляксей! – Евстафий Ерш громко позвал то ли хозяина, то ли служку.

На зов тут же явился плечистый малый с окладистой бородой, кудлатой и черной, словно у какого-нибудь разбойника Кудеяра!

– Здорово, Ляксей! Медок стоялый есть ли?

– Для тя найду, Евсташа. Хтой-то с тобой?

– Дружок мой – звать Мисаилом. Ну, давай, Миша, за знакомство хлопнем! Радость у меня – хорошее дело с утра сладил. Теперь заработаем! И я, и людишки мои, с артели.

– Ну, будем!

Новые знакомые чокнулись серебряными чарками, опрокинули.

Да-а-а…

Ратников блаженно закрыл глаза. Медовуха – это не какая-нибудь там пошлая арька – русскому духу куда как приятнее!

– Хорошо пошла!

– Так давай еще по одной – вдогонку!

Выпили. Ах, ну до чего ж приятный человек этот Евстафий!

– Слышь, Евстафий… ты кто есть-то?

– О, спросил! – Ерш как-то загадочно ухмыльнулся.

Евстафий с виду был парень осанистый, крепкий, лицо имел приятное, белое, с небольшой рыжеватой бородкой и усиками. И вообще – обликом, скорей, походил на немца.

– Кто я, спрашиваешь? А ты сам-то из каких земель будешь?

– С новгородчины, – не покривил душой Ратников.

– Новгородец?! – недоверчиво вскинулся собеседник. – Иди ты! Как же ты тут-то? Хотя… всяко бывает. Не хочешь – не рассказывай. Значит, из Новгорода? Значит – друг. Я-то сам – с Рязани!

– С той, что татары все пожгли, – ухмыльнулся Михаил.

– Всю, да не всю… Да и допрежь татар было кому жечь, – Евстафий желчно хмыкнул. – Суздальцам, вражинам! Вот супостат – куда как мунгалов худший. Про Евпатия Коловрата слыхал? – он неожиданно понизил голос.

– Ну, слыхал, – кивнул Ратников. – Немало татар побил, воин знатный.

– Так я с ним был. Копейщиком.

– Слышь… – Ратников уже несколько захмелел, еще б – с медовухи-то! – А правда, что вас с Евпатием… камнеметными машинами всех побили?

– Камнеметом? – удивленно переспросил Евстафий. – Да, у татар такие были. Но нечто мы дурни – лбы под каменюки летящие подставлять? Не так все было, подлее гораздо. Подлее! Нашлись суки, предали, хотели к суздальцам переметнуться, а вышло – к татарам. А Евпатий на моих глазах стрелу словил, царствие ему небесное! Ну, помянем.

– Помянем, – Михаил с готовностью поднял чарку. – Так, значит, в копейщиках был?

– Да был копейщик. А нынче вот – в подрядчиках.

– Да ну?! – на этот раз удивился Ратников. – Быть такого не может!

– Чего же не может-то? Очень даже может. Невесту мою, Елену, вишь ты, татары в полон угнали, вот я – за ней, аж до Сарая добрался. По пути к артельщикам пристал – каменщики, строители – ой, тут, в Сарае, золотое дно оказалось! И серебра-золота заработал, и Еленку свою нашел, из полона выкупил. Тут и с ней и осели, домишко завели, хозяйство. А зачем нам в Рязань, там уже почитай, ничего и нету. Не татары сожгли, так суздальцы.

– Вон оно как!

– А ты думал? Я тут теперь по водопроводам мастер! Где в каких домах нет, так мы делаем. Многие мурзы сзади ходят, канючат – сделай да сделай. Так что многих, многих я знаю. Да не переживай ты, Мисаиле, найдем твоего парня, чай, не иголка, сыщется!

– Твои бы слова да Богу в уши, – улыбнулся Ратников. – Ну, по последней?

– Здесь – по последней. А потом ко мне в гости пойдем. С женой познакомлю.

– А она нас того, не выгонит?

– Не выгонит! Зря, что ли, я ее из полона выкупил?

Михаил вернулся на усадьбу Ак-ханум поздно, изрядно под хмельком. Госпожа еще не спала, гуляла в саду, о чем-то сама с собой рассуждая. Увидев пьяного Ратникова, ухмыльнулась:

– Я смотрю, ты хорошо своего родича ищешь!

– Хорошо, – усаживаясь под карагач, согласно кивнул молодой человек. – Земляка вот встретил – строительный подрядчик. Водопроводы делает.

– Подрядчик?! – юная госпожа вдруг оживилась. – Водопроводы?! Вай! Какой нужный человек. Я тоже акведук устроить хотела, да Берке, гад противный, мастеров перехватил. А тут, видишь – знакомый подрядчик! Договорись с ним, Мисаил.

Миша покладисто кивнул:

– Сделаем!

– И еще, – несмотря на позднее время, Ак-ханум что-то не торопилась идти в дом. – Помнишь, я тебе говорила о русских князьях? Так вот, они явились. С подарками и с дурацкими просьбами. Завтра я покажу тебе их, а уж дальше – сам думай. Еще раз напомню – об этих урусутах я должна знать все!