Текст книги "Дикое поле"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 2
Лето. Побережье Азовского моря
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ

 
Сегодня не будет поверки,
Горнист не играет поход.
 

Владимир Луговской.

Курсантская венгерка

Миша с Ганзеевым (тот, на правах старинного друга, увязался следом, да и опять же – по дедовской боевой славы местам) добрались до Москвы к вечеру, как раз к самолету, и в десять часов вечера уже были в Запорожье, точнее сказать – в аэропорту. Ну а там до Азовского моря взяли такси. Дорого, конечно, но не тот случай был, чтоб мелочиться… Тема… Неужели – правда?

Ратников осунулся и снова начал курить – оттого кашлял, то и дело сплевывая за окно, в ночь, табачно-коричневой тягучей слюной. Веселый Ганс – обычно балагур – на этот раз по большей части ничего не говорил, и со словами утешения не лез – а как тут утешишь? Знал ведь, Темка для Миши с Марьюшкой давно как родной, стал. Кстати, Маше ничего о случившемся не сказали, не хотели пока расстраивать, ей и с Пашкой забот хватало. Просто сказали: «Надо бы на родительский день съездить, Темка звал ведь», и Маша больше ничего не спрашивала – такой уж был менталитет: раз муж сказал, значит, так и надобно. Просто собрала в дорогу, поцеловала, перекрестила да спросила – когда ждать. Вот так-то…

Таксист попался неразговорчивый, все курил да слушал свой шансон… нет, не Азнавура или Жильбера Беко, и уж, тем более, не Брассанса, а то, что по российским радиоволнам обычно гоняют – песенки из жизни и быта уголовных зон. Чем подобная музыка народ привлекает, Ратников, честно говоря, не очень понимал – можно подумать, будто в России-матушке буквально каждый второй либо сидел, либо в самое ближайшее время сесть собирался.

А вот Ганзееву, кстати, нравилось! Ишь, сидел, головой в такт мотал… ну, оно и понятно – опер. С кем поведешься, от того и наберешься.

– Далеко еще? – дождавшись очередной паузы меж музыкальными номерами, негромко спросил Михаил.

– Да не очень, – водитель – лезгин или татарин – неопределенно хмыкнул и поправил на голове кепку. – К утру точно будем. Как рассветет, считайте – приехали. Вам там в какое место надобно?

– Сказали же – в детский лагерь! – Веселый Ганс неприязненно покосился на водилу.

– Там лагерей много.

– В «Рассвет», – пояснил Ратников. – Знаете, где это?

– В конце поселка, – таксист кивнул и снова закурил сигарету. – На окраине самой. Ничего – скоро уже доедем.

Снова все замолчали, а из колонок лился неумолчный шансон – «базар-вокзал» и все такое прочее.

– Светает уже… – Михаил показал вперед и чуть влево.

– Светает… – тут же согласился Василий, рад был, что дружок его хоть немного разговорился. – Давно хотел сказать, да как-то к слову не пришлось… Помнишь, о чем мы с тобой на озере говорили?

– Ну да, не забыл, – Ратников пожал плечами… даже, пожалуй, с некоторым удивлением. – А что?

– Так вот… так клиника, в Украине, что с бывшим директором детдома связана, – она ведь здесь рядом находится, в Токмаке – мы только что его проехали. Не сразу и нашли.

– А почему не сразу? – Михаил, видя усилия своего сотоварища, счел необходимым поддержать заявленную беседу.

– Потому что клиника-то – ведомственная! – довольно ухмыльнулся опер. – Какой-то «Физтехприбор», что ли…

– Вах! «Физтехприбор», говоришь, уважаемый? – неожиданно обернулся шофер.

Ганзеев хлопнул глазами:

– А что? Э, ты на дорогу-то смотри, уважаемый!

– Ха! Я эту дорогу с закрытыми глазами знаю… А на заводе «Физтехприбор» двадцать лет отработал, с младшего лаборанта начал. И сейчас бы работал, кабы не развалили все, уроды… Эх, и времена раньше были…

Водитель ностальгически вздохнул и даже чуть прикрутил звук, как видно, намереваясь предаться воспоминаниям.

– Такой заводище был – огромный! Поликлиника своя, ПТУ, три пансионата, больница – вы, верно, про нее сейчас и говорили – тоже в девяностые продали, прихватизаторы хреновы! Кстати, пионерлагерь этот, «Рассвет», куда вы едете, – он ведь тоже раньше физтехприборовским был. Во-он, видите – поселок? Еще километра три.

По краям шоссе потянулись заборы, ворота, частные домики, потом снова пошли тополя и снова заборы с воротами…

– Ну все, приехали, уважаемые, – заложив крутой разворот, водила остановил свою «семерку». – Сейчас багажник открою… Ага… Во-он туда, за тополя, гляньте-ка!

– А что? Это усадьба маркиза Карабаса?

– Сами вы маркизы, я извиняюсь… Это физтехприборовский санаторий… бывший. Ныне – уж и не знаю, кому принадлежит.

– Поня-атно! – усмехнулся Веселый Ганс. – Слышь, Миш – у них тут этот завод – вместо маркиза Карабаса, куда ни глянешь – все тут физтехприборовское.

– Так я ж вам и говорю – такой был заводище!

Взяв дипломат и рюкзак, приятели расплатились с таксистом и, переглянувшись, подошли к выкрашенным в тоскливый серовато-зеленый цвет воротам, с красно-белой вывеской «ДОЛ „Рассвет“». ДОЛ, да… Детский оздоровительный лагерь.

– Эй! – несколько раз нажав кнопку расположенного на стойке ворот звонка и не дождавшись результата, Ганзеев что есть мочи забарабанил по железным створкам кулаком. – Эй, есть тут кто?

Между прочим, уже совсем рассвело, и за лесополосой, над крышами поселка, выкатывалось ласковое желтое солнышко. Улыбалось, жмурилось – мол, что еще, лежебоки, спите? А вот, сейчас я вас!

– Чего хулиганите? – за оградою наконец показался сторож – худой и лохматый старик в потертой джинсовой куртке и малиновой баскетке с надписью «Ай лав Нью-Йорк». – Я сейчас в милицию позвоню!

Василий лишь ухмыльнулся, но «корочки» доставать не стал, лишь спросил – чего все спят-то?

– Солнышко-то – оно вон где!

– Солнышко-то вон где, а времени-то еще полшестого! – вполне здраво возразил старик. – Людям еще спать да спать, тем более – детям. Так что попрошу вас, граждане, не хулиганьте! А то ведь у меня этого того… быстро!

– Да ты, отец, не кипятись, – посмурнев лицом, вздохнул Ратников. – Мы ведь не просто так шумим – по делу приехали, издалека… Мальчик тут у вас… утонул…

– А-а-а, вон оно что, – сторож тут же завозился с запорами. – Так что ж вы сразу-то… Я ведь понимаю… Вы что же – родственники ему, значит… Ай-ай-ай… Артемка. Артемка – хороший парнишка… был. Эх, как же так… как же так-то…

Мише тоже очень хотелось поинтересоваться – а как же так-то? Но не у сторожа же спрашивать. А вот Ганзеев, ничего, спросил:

– А что, отец, как все случилось-то? Может, расскажешь?

– Да уж, чтой-то и я слыхал. Что знаю – поведаю. Во-он, в сторожку пока идите, сейчас я чайку…

– А тело-то, конечно, в морге, отец?

– А? Ах, да, да… там. В райцентре. Да тут недалеко, на шоссе выйдете – там и автобусы ходят, и маршрутки, да и так, на попутках можно.

– А тут мы просто вещи Артемины заберем…

– А как же! Я понимаю – память… Эх, ну, что ж за судьба такая злая, это ж надо – безвинное дите… Вон, на софу присаживайтесь. Сейчас, сейчас… В восемь у нас подъем, но вожатые и начальство раньше поднимаются – в семь. Планерка у них. Вот в это самое время они купаться-то и убежали… не иначе, как бес попутал! Ну, понятно еще было бы – кабы ночью, а то с утра пораньше вдруг. Сашок, вожатый, их и без того баловал – купаться каждое утро водил, хоть и не особенно близко тут.

– Чего же они поперлись-то?

– А поди знай! Я ж и говорю – бес.

Набрав в чайник воды из зеленого жестяного бачка, сторож достал из тумбочки пачку печенья, сухари, вазочку с сахаром. Развел руками:

– Уж попрошу, не обессудьте.

Ратников хотел было отказаться – как-то не до чая было, но передумал – зачем обижать старика?

– Так, значит, пацаны с утра купаться ушли, – между тем продолжал выпытывать Василий. – Пока вожатые на планерке были…

– Ну да, ну да, – сторож затряс головой. – Так. Втроем и убежали – Артемка и дружки его – Вовка с Русланом. А потом, уже в восемь, на подъеме, их и хватились – где да как? Сашок с вожатыми – живо к морю… А он уж, Артемка-то, и не дышит. Вовка-то с Русланом его вытащили – да поздно.

– Да-а-а, – сглотнув слюну, Ратников вытащил сигареты. – Слышь, отец, тебя как зовут-то?

– Иван Федотычем кличут.

– А я, стало быть, Михаил, отец Темки… приемный. А это – друг мой, Василий. Кури, Федотыч.

– Благодарствую.

Все трое закурили, меж тем поспел и чайник, старик Федотыч принялся заваривать какой-то особый чай с пахучими степными травами, мол, такого чая гости отродясь не пивали. Чаек и в самом деле оказался на удивленье вкусным, Миша выпил вприкуску сразу две чашки, а Ганзеев – три.

– Вещички Артемкины вам Матвеевна, начальница, отдаст… Может, вы и поговорить с кем хотите? Вчера милиция приезжала, Вовку с Русланом расспрашивали… а потом, вечером, родители за ними приехали, увезли. Мол, что уж им тут теперь… Понять можно.

– Та-ак… значит, дружков Темкиных здесь и нету!

– Нету, нету! Говорю же – родители вчера увезли. Они там друг другу какие-то родственники…

– Ага… – набычившись, кивнул Василий. – Ну, а место происшествия нам хоть кто-нибудь здесь может показать?

– Да хоть кто! Вон, хоть вожатого, Сашка, спросите.

Пока чаевничали, пока разговаривали, время и пролетело. В десять минут восьмого Федотыч привел гостей в кабинет начальницы лагеря, Алевтины Матвеевны, оказавшейся дамой лет под пятьдесят, весьма приятной наружности, из тех, кого в здешних местах называют – «бедовой». Типа – коня на скаку, и в огонь, и воду.

– Ай, ай, – едва узнав, кто перед нею, начальница тяжко вздохнула и даже смахнула слезу. – Вещички сейчас заберете… а пока садитесь, сейчас, я скажу – чайку…

– Да мы пили уже, спасибо. Федотыч, вот, угостил. Нам бы поговорить.

– Так вы присаживайтесь… Господи! Все мы виноваты, – женщина на пару секунд закрыла лицо руками. – За неделю до конца смены… да-а… Артем, Артем… хороший у вас парнишка, Михаил… э-э…

– Можно просто – Михаил.

– Да вы не стесняйтесь, спрашивайте, я ж понимаю – горе! Уж теперь, чем смогу… Вот, кстати, альбом, – начальница кивнула на лежащие на столе рисунки. – Тема ваш оформлял, с друзьями. Хотите забрать? Или… тяжело будет?

Женщина, похоже, переживала вполне искренне и так же искренне желала помочь… хотя, чем уж тут поможешь.

– Вы ведь в райцентр поедете? Так я отправлю машину, у нас есть, сейчас позову шофера…

– Ну, что вы!

– Нет, нет, прошу вас, не отказывайтесь… хоть в чем-то – помощь.

– А с ребятами нам нельзя поговорить? – осторожно закинул удочку подполковник. – С вожатыми опять же…

– Почему же нельзя? Можно. Скоро подъем, потом зарядка. Поговорите. Сначала, думаю, с Сашей, вожатым. Воспитатель у нас в отгулах, а он вам подскажет, кто из ребят больше всего с Артемом дружил… Вовка с Русланом, конечно, больше – так их родители вчера забрали.

– А родители их далеко живут?

– В Токмаке, на Володарского, кажется… Если вам нужно, я уточню.

– Можно, Алевтина Матвеевна? – приоткрыв дверь, в кабинет заглянула девчушка-вожатая.

– А? – начальница обернулась. – Заходи, Ирочка. Заходите, ребята… У нас планерка сейчас, – Алевтина Матвеевна, словно бы извиняясь, перевела взгляд на гостей.

– Да-да, мы не будем мешать, – толкнув локтем Ганса, поспешно поднялся Ратников. – Нам бы вот только поговорить…

– Да-да, понимаю, с вожатым… Вот как раз и он. Саша! Александр Борисович!

– Да, Алевтина Матвеевна? – высокий худощавый парень – блондин в смешных очках, чем-то похожий на знаменитого гайдаевского Шурика, отделившись от остальных, подошел к начальнице.

– Вот, познакомься – Михаил и Василий, Темины родственники…

– Ах, вот оно что… – вожатый протянул руку. – Хотите поговорить? Пойдемте, присядем где-нибудь, на скамеечке… понимаю, каково вам сейчас.

Выйдя на улицу, они уселись здесь же, на уютной скамеечке у крыльца. Ратников достал сигареты, помял пачку в руках, растерянно посмотрев на Сашу.

– Вообще-то у нас на территории лагеря не курят… Но вы… вы курите, пожалуйста.

– Ну раз у вас не курят, так и мы не будем. – Ганзеев безапелляционном забрал у приятеля пачку и сунул себе в карман. – Александр, вы нам место происшествия покажите, если, конечно, не затруднит. А по пути бы и побеседовали.

– Да нет, не затруднит, – мягко улыбнулся вожатый. – Напарницу свою я предупредил, что задержусь. Да тут не очень-то и далеко… Идемте.

Лагерь был, как лагерь – обычный, какие Ратников помнил еще по своему детству: те же выкрашенные синей и зеленой краской домики, беседки, летняя сцена, забор. За забором виднелся стадион, за ним – густые кусты акации и дрока, а уж дальше, за ними – бурая песчаная коса и море – ярко-голубое, дрожащее, словно бы тающее в синей туманной дымке. Дул легкий ветерок, и набегающие на песок и камни волны оставляли после себя пышную грязно-белую пену.

– Они сразу же подружились, эти мальчишки – Тема ваш, Вовка, Руслик. Их потом все тремя мушкетерами звали. Ну, как обычно в этом возрасте бывает – какие-то секреты, игры…

– Секреты?

– Да обычное дело. Тем более, отряд у нас разновозрастный, и «мушкетеры» – самыми старшими были, – вожатый вдруг замедлил шаг и, щурясь от солнца, показал вперед. – Вон, видите, косу, а на ней – будку?

– Ну.

– Раньше лодочная станция была, давно, в советские еще времена, теперь – сами видите – одни развалины.

– Да, – оглядывая покосившиеся стены, задумчиво пробормотал подполковник. – Вполне романтичное место.

– Главное – уединенное и от лагеря недалеко.

– А купаетесь вы тоже здесь?

– Да нет, что вы, – Александр замахал руками. – Тут слишком уж грязно, да и мелко – взрослому по пояс далеко не везде будет…

– Странно, – почесал затылок Василий. – Как же он мог тут…

– Да ничего странного, – вожатый уселся на старую, давно рассохшуюся лодку – тут много таких валялось килем кверху. – Это ведь ребенок, не взрослый. Мог оступиться, споткнуться, упасть – а там хлебнул воды, растерялся – и вот вам, пожалуйста. Он же не так уж и хорошо плавал, Артем-то.

Ратников согласно кивнул:

– Да, не очень.

– Ну вот видите… Другое дело – зачем он в воду сунулся? Ну сидел бы себе в будке…

При этих словах гости переглянулись:

– А действительно, зачем? Ребятишки-то что рассказали?

– Тема что-то им показать хотел… Секрет какой-то, потому попросил подождать на бережку, где коса начинается. Мол, сбегает к будке, а потом их позовет – махнет рукою.

– А чего в такую рань?

– Да черт его знает. В общем, проснулись они – Вовка-то ранняя пташка, дружков своих разбудил вовремя – и пошли. За лагерем уже в это время и не следит никто – сторож дежурство закончил, планерка началась, в столовой завтрак готовили… Народу на территории много.

– И конечно же никто не уследил.

– Да и не подумали даже!

– «Мушкетеры», кстати, и бутерброды с собой взяли, – вдруг улыбнулся Саша. – Хотя утром обычно мало кто кашу свою съедает. А тут…

Ратников снова кивнул:

– Ну, море, свежий воздух… понятно.

– К тому же бутерброд-то, да еще в старой будке, уж куда приятнее есть, чем манную кашу в столовой! – негромко заметил Василий. – Кстати, про бутерброды – это вам сами «мушкетеры» сказали?

– Да, они… Хотя нет, – вожатый на секунду задумался. – Это другие ребята сказали: мол, «мушкетеры» с вечера еще у кухни крутились. Готовились.

– Ага, – саркастически хмыкнул Василий. – Решили закатить лукуллов пир. В семь часов утра! Этакий пикник на обочине.

– Это ж дети – всяко бывает, – Саша пожал плечами. – Помните, как у Дюма? Завтрак при осаде Ла-Рошели? Вот и они так же.

Миша посмотрел на берег, до которого от косы было метров тридцать, не больше:

– Значит, это вот здесь он и…

– Да, – отрывисто кивнул вожатый. – И никто не знает – за каким чертом он в воду полез!

– Может, просто решил искупаться?

– Нет, его в одежде нашли – в шортах, в майке… «мушкетеры» крик услыхали да бежать бросились, вытащили… увы, уже поздно, – вожатый зябко поежился и продолжил: – Я так думаю – Артем на тот берег шел, вброд – глубина позволяет. Шел, шел, споткнулся… ну я вам говорил уже.

– Ага, – Ганзеев почесал небритый подбородок. – А что у нас на том бережку-то? Ну вот, прямо напротив, за кустами?

– А черт его… – усмехнулся Саша. – Раньше санаторий был, а сейчас… сейчас, по-моему, там вообще полное запустение… Впрочем, нет – кто-то недавно купил, кажется.

– Так пойдем, посмотрим! – Михаил вскочил на ноги и, не дожидаясь ответа, решительно скинул джинсы. Обернулся. – Вот прямо тут, по воде, и пойдем.

М-да-а… Вожатый Сашок оказался прав – глубины тут не было. Где-то – по колено, где-то – по пояс, а кое-где – и вообще – по щиколотку.

– Да уж, – выходя на берег, усмехнулся Веселый Ганс. – И курица брюхо не замочит. Впрочем… для ребенка хватит. Ну, что? Идем глянем, что там за забор?

Миновав заросли, молодые люди пошли по узкой тропинке, быстро перешедшей в уютную аллейку, тянувшуюся меж стройных красавцев-тополей… и упиравшуюся в наглухо закрытые ворота! Железные, глухие, двустворчатые, высотой метра два, да еще и с угрожающей надписью – «Проход запрещен! Частная собственность».

– Вот вам и заброшенный санаторий! – сплюнув, покачал головой Михаил.

Саша подошел ближе:

– Я же говорил – купил его кто-то.

– Эй, парни, – вдруг рассмеялся Ганзеев. – Вы на заборчик взгляните!

Да уж, забор, наверное, больше подходил для тюрьмы, нежели для санатория, – двухметровый, бетонный, а поверху – колючая проволока.

– Да уж, – Миша прищурился. – Частный инвестор собственность свою защитил, ничего не скажешь. Ну, что – идем обратно в лагерь? Интересно, что ж тут мог искать Тема? Ведь зачем-то он сюда шел?

– Почему ты думаешь, что именно сюда? – недоверчиво хмыкнул Василий. – Вовсе не факт. Может, у него на берегу, в кустах, что-то спрятано было? Какой-то сюрприз. Вот Темка и попросил дружков подождать, а сам – через заливчик…

– Ну, в общем – да, – согласился Миша. – Вполне логично.

Начальница лагеря угостила гостей завтраком – настояла, и отказываться было очень уж неудобно, тем более, и в самом-то деле, неплохо было бы подкрепиться.

– Спасибо, Алевтина Матвеевна, – искренне поблагодарил Ратников.

– На здоровье… Вещички Артемкины я приготовила, – женщина кивнула на небольшой рюкзачок и не выдержала, улыбнулась. – Не так уж и много у него и вещей, мы все шутили – мол, все свое ношу с собой.

– Так ведь – парень, не девка же! – ухмыльнулся Василий. – Чай, косметички не надо.

– Да нет, знаете ли, иные родители чадам своим чего только не напихают – фломастеры, игрушки, одежку чуть ли не на три сезона, а уж о печеньях и разных там чупа-чупсах и не говорю. Некоторые даже консервы суют, представляете? Как будто у нас есть нечего! Сережа! Сережа! – вдруг обернувшись, начальница помахала рукой невысокому чернявому парню в светлой рубашке с воротом апаш и в бежевых легких брюках. – Это Сережа, водитель наш… Ну что, Сергей, все готово?

– Да, Алевтина Матвеевна, – подойдя ближе, улыбнулся шофер. – Можно ехать.

– Ты, Сергей, на сегодня – в полном распоряжении Михаила с Василием. Сначала – в морг, потом – куда скажут. В общем, поможешь.

– Да вы не сомневайтесь, все сделаю, – водитель перевел взгляд на гостей. – Ну что, господа, поехали?

Белый микроавтобус «Газель» уже стоял у распахнутых ворот. Миша уселся рядом с водителем, Ганзеев – сзади, что, впрочем, ничуть не помешало ему взять на себя всю беседу. А что – молча тащиться, что ли?

– Слышь, Сергей, а что там у вас на побережье заборище, словно в концлагере? – едва только машина выехала на шоссе, тут же поинтересовался опер.

– Скажете тоже – концлагерь! – водитель хмыкнул. – Санаторий раньше был, техприборовский, потом позабросили все, разворовали, а вот весной вдруг и на то, что осталось, нашлись хозяева, купили, в порядок приводят. Забор, это, конечно – первое дело, и еще – охрана. Иначе ведь все растащат! Говорят, снова санаторий этот открыть собираются, только уже – для богатых. А что? Места тут для здоровья хорошие, да и красота кругом – сами видите.

– Да уж, видим. Сережа, а до райцентра далеко?

– Минут через пятнадцать будем.

Райцентр оказался обычным, зеленым на частных окраинах и довольно унылым в центре. Типичная застройка тридцатых-пятидесятых – облупившаяся штукатурка двухэтажных домиков, монументальное здание с колоннами – наверняка бывший горком, чуть дальше, за поворотом, – больница, а уж за нею – морг. Приземистое здание из красного огнеупорного кирпича. Старинное. Интересно, что в нем раньше было?

– Здравствуйте! – Едва успели затормозить, как, откуда ни возьмись, возник усатый мужчина в форме с погонами капитана. – Участковый уполномоченный Петренко, Иван Кузьмич. Мне из лагеря звонили, сказали, что вы едете. Здорово, Сережа.

– Здоров, Кузьмич. Так ты тут проводишь?

– За тем и жду, – улыбнувшись в усы, кивнул участковый. – У нас тут и морг, и кочегарка, и медэкспертиза – целый лабиринт, сразу и не разберешь – что где. Вы, значит, родственники? Что ж… сейчас все оформим – расписку напишете… Да, если с материалом проверки ознакомиться желаете – пожалуйста, я захватил. Жалко, конечно, пацана, но… дело ясное – типичный несчастный случай. Никого вообще рядом не было – ребятишки, те, что потом прибежали, чужих увидели б обязательно. Сказали б.

– Медэксперт то же самое говорит?

– Ну, естественно.

Мишу не покидало ощущение дежа-вю – ведь все это когда-то уже было, и не так давно. Тогда тоже он ездил в морг… и тоже – по такому же поводу…

– Вот, сюда, по лестнице… идите за мной. Осторожней, тут выступ… Ага… вот и пришли. Сюда, пожалуйста.

Петренко открыл дверь:

– Николай Васильевич! Мы по поводу мальчика…

– А! – оторвался от заваленного бумагами стола невысокий жизнерадостный толстячок в белом несвежем халате. – Кто из вас отец? Вы? Ну что же, пошли. Нервы-то крепкие? А то всякое бывало – вот, на всякий случай нашатырь держу. Странный, странный у вас ребенок, сказать честно – никогда такого не видел.

– И что же в нем такого странного? – насторожился Веселый Ганс.

– Да понимаете… я ведь давно уже работаю, много чего повидал, но… Боюсь тут вы не поймете, если по-научному объяснять.

– Так вы не по-научному – покороче.

– А покороче: такое впечатление, что этот мальчик вообще не от мира сего!

– Как это – не от мира? – удивленно переспросил Михаил.

– А так! Он словно бы никогда на принимал антибиотики, и прививок ему никогда не делали, никаких… Ага, сейчас налево, за мной, вот по этой лестнице… Ну… смотрите, если есть на то такое желание.

Желание, конечно, было, особенно – у старой ищейки Ганзеева, а вот Мишу трясло… и не только от холода. Впрочем, можно было понять…

– Вот он…

Доктор откинул простыню с трупа…

Ратников сглотнул слюну – Артем! Уже успевший загореть, худенький, с растрепанными соломенными волосами… Кукла! Теперь – просто восковая кукла. И выражение лица такое… не сразу и узнаешь.

– Вот и одежда его…

Михаил скосил глаза, повторил металлическим голосом:

– Да… это его одежда…

– И еще можно кое о чем спросить? – патологоанатом все не унимался. – Вот, под мышкой, слева, интересная вещь… все никак не могу понять – то ли шрам… то ли родинка, а вообще – сильно на клеймо похоже. Смотрите!

Врач поднял левую руку мальчика… и Ратников вздрогнул, увидев под мышкой… да нет, не похоже это было на родинку… на шрам – да. Давний, затянувшийся… или даже – клеймо, каким метят скот. У Артема ничего подобного не было!!!

– Ну-ка, ну-ка… – Михаил наклонился ниже, осматривая труп уже куда более внимательно, придирчиво даже, разве что уже только не нюхал…

И много чего нашел! Вот этой небольшой родинки за левым ухом – не было, и той… и того пятнышка… да и вообще…

Господи-и-и-и!!!

– Слушайте-ка! А это ведь и не Артем вовсе!