Текст книги "Дикое поле"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– А парикмахерская, не подскажете, далеко?

– Да не очень. Там, около правления, будка «Ремонт часов», а от нее – направо.

В самом приподнятом настроении Ратников подошел к ларьку, купил себе кружку пива, а Артему – крем-соду. Выпили, а уж затем отправились в парикмахерскую. Подстриглись (Артем – полубокс, Ратников – «канадочку»), освежились одеколоном «Шипр» и, благоухая, зашагали к морю.

Мотобот «Эспаньола» покачивался на волнах у дальнего причала.

– Какое романтическое название! – подойдя ближе к удившим с пирса рыбу мальчишкам, негромко произнес Ратников. – Прямо так и пахнет пиратством. Чей кораблик – колхозный?

– Не-а, – один из парней – круглолицый, с густо усеянными веснушками щеками и носом – обернулся и, насаживая червя, пояснил. – Не колхозный, санаторский.

– О, как! – изумился Михаил. – У какого-то там санатория – уже свой флот!

– Тю, – забросив удочку, рассмеялся парнишка. – Скажете тоже – флот! Вы еще «Эспаньолу» шхуной назовите… или пиратским бригом.

– А что такое?

– Да так, этому мотоботу давно в утиль пора. Его еще до войны из тральщиков списали, как развозуху использовали, а потом вот профилакторию в аренду сдали. Сволочи!

– Почему сволочи? – Ратников удивленно моргнул. – И – кто?

– Слушайте, хватит вам тут болтать, – рассерженно обернулся один из юных рыболовов. – Рыбу всю распугаете!

– Да ладно, была бы рыба-то! – мальчишка, с которым разговорился Миша, презрительно махнул рукой и пожаловался. – Что-то сегодня клева нет никакого.

– Ну, так пошли, крем-соды попьешь, с сынишкой моим познакомишься – он давно приятеля ищет.

– Это с тем пацаном, что ли? Ну у него и трусищи – случайно, не из парашютов шили?

– Сам ты – парашют! – обиделся внимательно прислушивающийся к разговору Артем. – Уж какие есть. А почему такое название – «Эспаньола»? По Стивенсону, да?

– Ну да, – рыбачок неожиданно засмеялся. – По Стивенсону. Мировая книженция – недавно прочел. И кино мировое. Ты смотрел?

– Мне «Пираты Карибского моря» больше нравятся, – сдержанно откликнулся Тема. – Там один Джонни Воробей чего стоит!

– Не понял. Какой еще воробей?

– Ну, вы тут пока поболтайте, парни… а я пройдусь.

Подмигнув Теме, Ратников наклонился и прошептал:

– Про «Эспаньолу» у него выспроси.

– Угу, – коротко кивнул мальчик. – Понял.

Оставив ребят, Михаил неспешно зашагал по бережку, вдоль различного вида заборов, коими ограждали свою территорию многочисленные местные здравницы. Выходившие к морю ворота, наверное, и стоило считать главными, а вовсе не те, что парадно глядели с той стороны на шоссе.

«Санаторий завода ФИЗТЕХПРИБОР», «Пансионат „Ласточка“», пионерский лагерь «Рассвет»… – Ратников внимательно читал вывески, пока взгляд его наконец не остановился на глухих железных створках, выкрашенных шаровой краской. Вывески на них никакой не было, зато имелась надпись «Посторонним вход воспрещен» и чуть ниже – «Зона охраняется собаками».

Ага… верно, это и есть то, что нужно.

– Девушки, не подскажете, я через эти ворота к шоссе пройду? – Ратников помахал рукой проходившим мимо девчонкам в нарядных крепдешиновых платьях.

– Не, не ходите. Тут никто не ходит, да и не откроют вам. Лучше через пионерлагерь или во-он там, за пирсом, по тропке.

– Понятно. Спасибо, девушки. А здесь-то что такое?

– Какой-то закрытый профилакторий. Мы и не знаем точно, там ведь собаки… слышите?

– Да уж.

Судя по лаю, собаки там точно имелись, уж по крайней мере – одна.

Молодой человек осторожно прошелся мимо высокой бетонной ограды, поверх которой была густо натянута колючая проволока, так, что не перелезешь. Просто так не перелезешь, но если подойти к этой проблеме вдумчиво и не предвзято, то можно разрешить и ее. Тем более, что в припрятанном ТТ еще оставались патроны. К тому же особой-то надобности лезть в эту крепость и вовсе не имелось – доктора Отто Лаатса можно было спокойненько достать и на нейтральной почве – в четверг, у торгующего патефонными пластинками старичка. Кстати, как раз к четвергу бы и неплохо вооружиться…

– Арте-еом! – вернувшись обратно, Ратников помахал рукой. – Пошли, пора уже.

– Ага. Сейчас иду, дядя Миша.

Темка подбежал – радостный, веселый…

– Ой, дядь Миша! Я тут со многими пацанами перезнакомился… Этого веснушчатого, знаешь, как зовут?

– Как?

– Вилор. Что в переводе значит – Владимир Ильич Ленин – Организатор Революции. Первые буквы сложить, вот и выйдет – Вилор. Классный, между прочим, парень. Дядя Миша, можно, я вечером пойду погуляю?

– Ага… А забор кто делать будет, я?

– Так я на маленько…

– Ладно, сходи, что с тобой делать? Об «Эспаньоле» узнал чего?

– Да так… Вилорка сказал, что мотобот этот сперва хотели в школу его отдать – там клуб юных моряков есть. Но не отдали – из профилактория этого председателя попросили, вот он и…

– Понятно.

– Еще узнал, что последние недели две мотобот вообще в море не ходит – ремонтируется. Там два человека всего – моторист и его помощник, про которого Вилор сказал, что он приблатненый. Что это за слов такое, а, дядя Миша?

– Шавка бандитская, – Михаил сплюнул на песок. – Гонору много, ума мало. А что, за капитана у них там кто?

– А нету капитана, еще не назначили. Старому, говорят, в пьяной драке башку проломили.

Ратников ничего больше не сказал – лишь про себя усмехнулся. В пьяной драке? Ну-ну… Да на всякий случай предупредил Артемку:

– Смотри, меня при бабке дяде Мишей не назови.

– Не назову, – мальчишка даже обиделся. – Что я, маленький, что ли?

Вернувшись, они честно отработали часа три, как минимум, – участковый как раз привез штакетник. Пока, правда, только успели разобрать старый покосившийся и вот-вот грозивший рухнуть забор, но и то уже было немало.

– Ой, молодцы, ой, милые вы мои, – радостно причитала тетка Степанида. – Ой, горилки налью… поужинаем. А завтра Ондрейка приедет – столбы вкопать поможет.

– Степанида Лукьяновна, я тут пока один поработаю… а вы б покормили чуть парня. Гулять, вишь, ему приспичило – друзья-приятели отыскались.

– И правильно! Нешто без друзей-то можно? Иди, иди, детка, ужо молочком напою.

Пока не начало темнеть, Ратников, выпив стопку принесенной таки бабкой горилки и шумно закусив лучком, прикинул на глаз расположение новых столбов, после чего, попросив у хозяйки веревку, вымерял все уже гораздо более тщательно.

– Виталий, ужин-то поспел уже. Картошечка, сальцо. Иди-иди, горилочки тяпнем, посидим.

– Да, пожалуй, – махнул рукой Ратников и отложил взятую было штакетину в сторону, затем, подойдя к рукомойнику, принялся шумно, с отфыркиванием, плескаться, как и положено всякому рабочему человеку. При этом даже напевал: – Группа крови на рукаве… мой порядковый номер на рукаве…

А из окна напротив снова зазвучала музыка. Какой-то танцевальный оркестр, Миша не смог сейчас утверждать точно, какой именно, а ведь когда-то мог… Когда так же вот ловил чертова доктора!

Солнце уже скрылось почти что наполовину, и последние лучи его золотили крыши. Пахло солеными морскими брызгами, рыбой и почему-то – соляркой. Наверное, это был запах возвращающихся с лова баркасов.

Ага… вот занавеска в окне дома напротив дернулась… Хозяин патефона перевернул пластинку. Снова полилась музыка…

А вообще-то, почему б с этим меломаном не познакомиться? Может, именно через него и удастся выйти на доктора? Обычно увлеченные чем-то люди, как рыбаки, друг друга издалека видят.

И в самом деле – почему бы и нет?

Натянув майку, Ратников подошел к калитке – пластинка как раз закончилась:

– Здоров, сосед! Хорошая у тебя музыка.

– Хорошая… – Выглянувший в окно парень приветливо улыбнулся…

А Михаил едва не упал…

Сперва подумал, что показалось…

Да нет… Еще и темнеть-то не начинало…

Но… откуда он здесь? Наверняка ведь вот так же… провалился. Оттуда, оттуда, из профилактория. Разогнал банду да случайно наступил на браслетик и вот…

Больше не раздумывая, Ратников в три прыжка оказался под окном меломана, стукнул по подоконнику. Снова дернулась занавеска.

– Ну чего еще?

– Васька? Ганзеев? Ты?

– Ну, я.

– Ну, здоров, черт! Не узнал, что ли?

Глава 19
Лето 1948 года. Колхоз «Рассвет»
ДВА КАПИТАНА

 
У нас за спиной
Стреляют в тебя и Дантес, и Мартынов…
 

Владимир Торопыгин.

Поэзия

– Здоров, Ганзеич! – радостно повторил Миша. – Что, не узнаешь, что ли? И… это… ты зачем усы-то отрастил?

– А… мы знакомы? – неуверенно произнес меломан. – Обожди-ка…

С веранды донеслись поспешные шаги, и вот Ганзеев уже вышел во двор, встал напротив, изумленно моргая…

Ганзеев…

Нет, не Ганзеев! В смысле, не Веселый Ганс! Похож, очень похож, но не он…

– Ха!!! – похожий на Ганзеева парень вдруг со всего размаху хлопнул Михаила по плечу. – Вот только сейчас тебя признал. Ты ж с Прибалтийского фронта… Апрель сорок пятого помнишь? Под Кенигсбергом. Ты тогда еще пьяный с трофейного велосипеда в лужу упал!

– Я? В лужу?

– О! Вижу, что вспомнил. Ну, здорово, разведка. Ты здесь как, в отпуске или здешний?

– В… в отпуске.

– Я вот тоже в отпуске. Ну, заходи, не стой, за фронтовое братство дерябнем. Я ж тогда на Третьем Белорусском служил.

Ганзеев! Это ведь точно – Ганзеев. И на фамилию отозвался… и зовут…

– Поди, майор уже?

– В капитанах.

– И я…

– Василий, вот, прямо сюда проходить?

– Сюда, сюда, давай, не стесняйся… Извини, друг, забыл, как тебя звать-то?

– Миша я, Ратников.

– А-а-а! Теперь вспомнил, точно – Мишка! Как ты тогда в лужу-то? Еле вытащили.

– Пьяный был, – скромно потупился гость. – Плохо все помню.

– Ха! То-то и оно, что пьяный. Слушай, а у вас девчонка одна была, санинструкторша, она где сейчас, не знаешь?

– В Хабаровске… Мы даже встречались пару раз.

– Ишь ты, куда занесло-то! Так ты что, с Дальнего Востока, выходит?

Присаживаясь на предложенный хозяином табурет, Ратников пожал плечами:

– Выходит, так.

Михаил уже догадался, кого повстречал. Невероятно, но… Надо же! Это и вправду Ганзеев, Василий Ганзеев… Только не Веселый Ганс, а его родной дед!

Ганс же про него рассказывал, хвастал, мол, такой был дедок героический, и как раз вот здесь, в Приазовье, воевал… Нет, не воевал, а какие-то лихие дела проворачивал… и служил, похоже что – в «органах». Если так, с дедом этим ухо нужно держать востро!

Дед… Вот этот вот молодой парень – дед! Ратников хмыкнул.

– Ну, – Ганзеев уже плеснул волку в стаканы. – Давай, брат.

Выпив за встречу, закусили таранькой…

Михаил четко себе представлял, что будет дальше. Теперь выпьют за Победу, потом – за погибших, следующий тост – за товарища Сталина… Ну, а дальше пойдут воспоминания – и вот тут-то очень легко попасться! Ганзеев легко догадается, что Миша – не тот, за кого себя выдает. Черт… и надо же такой встрече случиться! Теперь попробуй выкрутись. И все же…

– Смотрю, музыку любишь? – Ратников кивнул на патефон.

– Да так. Балуюсь.

– Я тоже. Пластинки гляну?

– Конечно, смотри… Ну, за товарища Сталина!

На этот раз, как полагается, выпили стоя и по полной. А как же иначе-то?

– Ты извини, я у тебя надолго не задержусь – завтра с утра пораньше с сынишкой в Бердянск собрались, – предупредил гость.

Ганзеев покивал, как показалось Мише, вполне даже довольно и с облегчением. Видать, и у самого были завтра дела.

– Тогда давай по последней – и все.

– И – все! Кстати, мы ж с тобой, оказывается, соседи. Я тут, напротив, комнатку арендую, у родственницы участкового местного.

– Странно, как это мы с тобой раньше-то не встретились?

– Так мы дома-то не сидим.

– И то верно.

Простились они уже друзьями, Ганзеев проводил гостя на улицу, даже махнул рукой вслед. Миша тоже помахал и, войдя к себе в сарайчик, перевел дух – слава богу, вечер воспоминаний сегодня так и не состоялся. Однако, героический дед Веселого Ганса предложил встретиться послезавтра. Хорошо, хоть не завтра уже. А что у нас послезавтра-то? Четверг… Четверг! Хирург-изувер Отто Лаатс – если это именно он в профилактории заправляет – по четвергам заглядывает на рынок, к торговцу пластинками. Меломан хренов…

Завтра, прямо с утра, едва позавтракав, Артем убежал к друзьям – к Вилору и прочим. Ишь ты, быстро познакомился… Впрочем, Ратникову это было на руку – пусть уж Тема лучше с ребятами бегает, чем за ним хвостом ходит, что может стать очень даже опасным.

Проводив тетку Степаниду на рынок – помог донести корзину с клубникой, – молодой человек вплотную занялся сарайчиком. Где надо – подколотил, подправил, подлатал крышу, так и провозился до обеда, часов до двух, а потом, уже ближе к вечеру, приехал на мотоцикле участковый, стали с ним ставить столбики под штакетник, упарились, за ужином еще выпили теткиной горилки… В результате Михаил повалился спать буквально без задних ног.

А утром, дождавшись, когда Темка убежит к приятелям, быстро собрался и сам:

– Теть Степанида, я на почту… Посмотрю, может, перевод пришел уже?

Перевод из села Первомайского, от «родственников», должен был «прийти» на имя участкового уполномоченного – так и договорились, а как же иначе Ратников его получил бы – без документов-то? Андрей, правда, уверил, что удостоверяющую личность справку вот-вот выпишет, но деньги-то по ней все равно не получишь.

Выйдя на улицу, Михаил быстро зашагал к правлению… да на полпути свернул, прошел мимо клуба, углубляясь в степь, той самой тропке и приметных кусточков и крапивных зарослей. Туда и полез – в крапиву, пошарил… слава богу, пистолет оказался на месте! Миша сунул его за пояс, под рубашку… получилось плохо – заметно, ТТ – вещь, все же не особо изящная. И куда ж его было девать? В карман галифе – так рукоятка торчала.

А без пистолета не пойдешь, ибо план у Миши сложился простой и ясный: захватить Лаатса и раскрутить его на браслет. Все! Чего тут еще было думать?

Лишь бы доктор пришел, появился бы… Ну, старик ведь обмануть не должен – зачем ему врать-то?

Все же пришлось пока сунуть пистолет в карман, прикрыть рукою. Идти, конечно, неудобно, но…

Добравшись до рынка, молодой человек первым делом купил плетеную корзиночку и полкило черешни почти что задаром. Отойдя в сторонку, поспешно спрятал ТТ под черешню. Ну, хоть так. Вполне даже удобно, и оружие выхватить, ежели что, можно быстро.

Повеселев, Ратников сразу к старику не пошел – толкался рядом, прицениваясь то к тому, то к другому:

– Бабуся, кисеты почем? Сколько-сколько?! А спички? Однако… Папаша, эта цепь для всякого велосипеда пойдет? Для немецкого только… Понятно. А для наших нет? Ах, вместе с колесом. Нет, нет, обойдусь пока… А вот эту кепочку примерить можно? Товарищ, товарищ, а вы куда руки тянете?

Михаил поднял глаза… и встретился взглядом с Ганзеевым!

– Опаньки! И ты здесь, Василий!

– Да так… хожу вот.

– И я хожу – что тут еще делать-то? Щеколдочки вот, высматриваю… Где-где, ты говоришь? Ах, у инвалида… Спасибо, сейчас пойду, гляну… Ну, бывай, вечерком встретимся. Может, теперь уж ты ко мне? Да никакая тетка Степанида не ведьма!.. Ну, ладно, у тебя так у тебя. До вечера.

Простившись с Ганзеевым, Михаил прошелся по всему рынку и снова вышел к старику-пластиночнику, теперь уже с другой стороны. И снова наткнулся на Ганзеева… Тот как раз со стариком и разговаривал… ну, понятно – меломан чертов. Вот взял одну пластинку… другую… что-то спросил – как видно, приценивался. Ага… отошел… далеко не ушел, черт, у пивного ларька остановился… Тоже, что ли, пивка выпить? Мелочь-то еще осталась, звенела в кармане.

Черт! Снова он к старику! А доктора так и нет, так и не появился… Что ж, теперь до следующего четверга ждать?

Волнуясь, Ратников снова прошелся по рядкам, стараясь не встретиться с Ганзеевым, который – это было видно – по-прежнему крутился вокруг старика. Ага… вот снова подошел… спросил что-то.

И быстро, не оглядываясь, зашагал прочь.

А времени-то, между прочим, уже было порядочно – толпа покупателей схлынула, да и продавцы подались с рынка. Вот и старик засобирался, аккуратно складывая пластинки в чемоданчик.

Подбежав, Миша так и спросил с ходу:

– Что, доктор-то не приходил сегодня?

– Да нет, не приходил, – удивленно отозвался торговец. – А что вам до него?

– Может, я бы на обмен что-нибудь предложил… Давайте, корзинку вам помогу донести.

– А и помогите, – старик явно обрадовался. – Я тут недалеко живу, а все-таки тяжести таскать – возраст не тот. А черешню сегодня что-то не раскупили.

Ратников ухмыльнулся: ага, кому она тут нужна, твоя черешня-то? Разве что курортникам, у местных-то ее у самих полно – девать некуда. Да и у старика черешня на прилавке стояла лишь для отвода глаз – по советским законам только продуктами своего труда торговать разрешалось, все же остальное – чистой воды спекуляция, за которую можно было загреметь всерьез и надолго. И все же продавцы как-то выкручивались, время от времени попадая в облавы. Может быть, просто приплачивали участковому?

Может быть… хотя – мало вероятно. Это в современной России слова «властушка» и «денежка» – однокоренные, именно за этим во власть и идут, за баблом гнусным, здесь – не так. Власть в деньги еще конвертировать далеко не все умели. Да и не все хотели. Используя блатные термины – тут они был в ходу, для настоящего мужика это полное западло было. Короче говоря, стыдно.

– Да, не пришел доктор, – шагая рядом, улыбнулся старик. – А я уже для него Гая Ломбардо припас. Хорошая пластиночка, «Одеон» – фирма.

– Гая Ломбардо, может, и я бы взял… Не сейчас, позже.

– А позже не будет, молодой человек. – Думаю, доктор у меня эту вещь сегодня вечером купит.

– Вечером?! – Ратников насторожился.

– Ну да, он мальчишку прислал, передать, что днем не сможет. Но очень хотел бы…

– А-а-а, так он к вам в гости зайдет!

– Не совсем так. Мы с ним в скверике, за клубом встретимся, часиков в восемь.

– Часиков в восемь, в сквере… – шепотом повторил Ратников.

– Ну вот мы и пришли уже. Заходите, молодой человек. Корзинку сюда вон, на скамейку, поставьте. У вас, смотрю – тоже черешня? Что-то вы мало взяли. Давайте, я вам еще насыплю.

– Что вы, что вы…

– Нет-нет, берите, у меня ее множество. Да здесь и не продашь никому.

Михаил отправился к клубу прямо так, с корзинкой. Выражаясь военным языком, нужно было провести рекогносцировку – посмотреть, что там, да и как?

Ярко светило солнышко. Аккуратно подстриженные акации почему-то пахли сиренью. Или это просто так казалось? Ратников улыбнулся, глядя на бегающих по аллеям детишек, судя по всему сейчас совсем скоро начинался какой-то детский сеанс.

Молодой человек посмотрел на афиши:

«Художественный кинофильм „Поединок“. В ролях – Осип Абдулов, Алексей Грибов, Андрей Тутышкин. Сеансы – 17.30 и 20.00. На вечерние сеансы дети до 16 лет не допускаются».

Прохаживаясь, Михаил внимательно осматривал сквер. Вот – очень удобная для встречи скамеечка, как раз под фонарем… и вот. И – рядом, напротив клумбы. Спрятаться заранее вот здесь, в кусточках, выбрать удобный момент… лучше всего, когда доктор распрощается со стариком да пойдет… Он же может и не один явиться. Хотя с чего ему волноваться-то? И, скорее всего, приедет на машине. Черт… надо было узнать, есть ли у профилактория машина? Должна бы быть… раз уж целый корабль имеется, пусть даже и простой мотобот.

Если Лаатс на машине явится… тогда ему во-он по той аллейке идти. Там его и перехватить. А это что за будка? Трансформаторная? Ну да – вон провода-то.

Явившись наконец домой, Ратников наскоро перекусил и занялся забором. Он уже прибил один пролет и приступал ко второму, когда во двор ворвался Артем. Странно взволнованный, бледный.

– Дядь Миша, я ее видел! Она на «Эспаньолу» заходила, прямо по пирсу шла… мы как раз купались. Нос к носу встретились!

– Эй, эй… Ты о ком говоришь-то?

– Как о ком? Конечно же об Алие! Ну та медсестра – помнишь.

Ратников сжал губы. Еще бы не помнить! Значит, она уже здесь… И что будет делать? Охотиться на него, Михаила. Искать по всему поселку – дело гиблое, значит, будут ловить на живца. На живца…

– Артем, а ты, случайно, не обознался?

– Да нет! – мальчишка сверкнул глазами. – Говорю же – вот, как тебя сейчас, видел. Нос к носу.

– А она тебе не могла узнать?

– Думаю, вряд ли. Я ж сейчас как панк – стриженый. И Маша-то не сразу узнает, тем более – медсестра. Да, если б узнала – как-нибудь среагировала бы. А так… как шла себе, так и шла.

– А куда шла-то?

– Говорю же – на «Эспаньолу». А потом обратно – по пирсу.

– И как давно это было?

– Да с полчаса назад.

– А как она одета была?

– Ну… как… обычно – в платье – голубое такое, в горошек, а сверху – бежевый пиджак – в такую-то жару! Да, еще шляпа с цветком. И туфли.

– Та-ак… значит, уже успела переодеться, прийти в себя… Ожога на щеке ее не заметил?

– Да нет вроде… Я ведь особо и не всматривался – просто узнал и…

– Правильно поступил. Правильно.

– Дядь Миш, а она откуда здесь взялась-то? Это мы через нее должны домой попасть?

– Ну, примерно так, – молодой человек задумчиво покусал губы. – Потом расскажу подробней. Слышь, Темыч, ты сегодня вечером гулять не ходи… а, впрочем – она же тебя не узнала… Ладно… чего стоишь? Подай-ка вон, штакетник.

Приколачивая рейки, Ратников лихорадочно думал. Если принять как данное, что Алия – здесь (а почему ей здесь не быть, уж пора бы!), то явно, что появилась она… либо еще вчера, либо сегодня ночью, в крайнем случае – утром. Приодеться успела, отдохнуть малость… А доктор Лаатс на рынок не пришел. Хотя он каждый четверг ходит, а сегодня вот… Как это – меломан и наступил на горло собственной песне? Для этого нужна веская причина… и такая причина появилась – Алия. Конечно же медсестра все своему хозяину рассказала, о Ратникове – в первую очередь. И доктор принял меры… а какие? Какие бы он, Михаил, принял меры? Сразу бы от опасного человечка избавился или сначала с ним потолковал? Ну, конечно – потолковал. Наехал бы, выяснил – что известно? Черт… тогда они и Артемку будут искать. А Михаила постараются взять сейчас, вечером, в сквере, на живца – доктора. Хитро придумали. Впрочем, а не легче ли было захватить Тему? Уж тогда Ратников все, что им надо, сделал бы. Не легче! Они ведь не знают, где искать. Как Михаила выманить – придумали, а как мальчишку – поди, попробуй. Да и двенадцатилетний пацан один, без взрослого, долго не протянет, тем более – здесь.

Если все так, то Лаатс в сквер не один явится. И что? В любом случае, может заварушка случиться. Как-то не продумано все у них. С другой стороны – они ж там не шпионы, умения да опыта действий в таких ситуациях нет. Что придумали, то и придумали – торопятся, гниды. Да, да – торопятся. А почему? Наверняка «груз» нужно срочно отправить. Вот и опасаются возможных осложнений.

Будка таксофона находилась на углу, у здания колхозной конторы. Ратников даже не стал изменять голос. К чему? Просто позвонил:

– Участковый уполномоченный? Хочу, дорогой товарищ, сообщить, что сегодня, около восьми часов, в сквере у клуба произойдет массовая драка. Откуда сведения? Сорока на хвосте принесла. Я сообщил, а вы уж действуйте, на то вы и власть.

Поспешно повесив трубку, Михаил зашагал к скверу, чувствуя, как оттягивает карман пиджака тяжелый ТТ. Да уж, пришлось надеть пиджак, не с корзинкой же по поселку шляться? Пусть и неказистый пиджачок, да и тесноват, но уж какой у тетки нашелся, дареному коню в зубы не смотрят.

Было часов семь, когда Ратников, улучив момент, удобно расположился на крыше трансформаторной будки. Оттуда и наблюдал за скамейками, готовый к любым осложнениям – видно все было отлично!

Вот окончился пятичасовой сеанс, через заднюю дверь выплеснулись в сквер зрители… А следом за ними – и трое милиционеров в форме, среди них – участковый Андрей. Заложив руки за спину, представители власти принялись ходить по полупустым аллеям, внимательно присматриваясь к стайкам молодежи.

Ближе к восьми часам – началу следующего сеанса – сквер вновь оказался пустым. Милиционеры с явным облегчением уселись на скамейку за клумбой, а сразу же рядом с ними на такой же скамеечке примостился и торговец пластинками. Искоса посматривая на милицию, старик ерзал, нервничал – еще бы: вдруг да те специально сидят? Возьмут сейчас с поличным, прихватят за спекуляцию!

Впрочем, старичина скоро успокоился – представители власти не обращали на него никакого внимания. Сидели себе и сидели, о чем-то весело болтая и смеясь. А что им еще оставалось делать, когда никакой молодежи и близко не было? Потом участковый вообще ушел – наверное, в клуб, присмотреться.

Быстро темнело. Зажглись фонари. К клубу подъехала машина. Миша на крыше напрягся…

Ну, вот он – Отто Лаатс! Собственной персоной. Все такой же подвижный, с длинным моложавым лицом. В изысканном светло-сером костюме-тройке и широкополой шляпе. Такой же, как и тогда, даже помолодел… А ведь тогда, в тридцать восьмом, ему уже было около пятидесяти.

Ишь ты – один явился!

– Здравствуйте, доктор! – заметив клиента, проворно вскочил со скамейки старик.

Лаатс развел руки:

– Добрый вечер, уважаемый Аристарх Семенович. Ничего, что я вас сюда вытащил? Не смог днем, извините – дела. Ну-ка, ну-ка, что там у вас, посмотрим? Присядем… вот хоть на ту лавочку.

Милиционеры не обращали на эту парочку ровно никакого внимания.

– Ого, оркестр Гая Ломбардо! Его-то я у вас и возьму.

– Я знал, что вам понравится.

Хирург расплатился… взял пластинку под мышку… Распрощался со стариком. Уходит…

Ратников быстро спрыгнул с крыши, крадучись, зашагал позади. Вот уже клуб… машина – светло-синий «четырехсотый» «Москвич»… или «Опель-кадет»…

Неужели вот так просто возьмет – и уедет?

Из-за кустов, наперерез доктору, метнулась быстрая тень.

– Разрешите прикурить?

– Я не курю, молодой человек.

– Зато я вижу – любите музыку. Я тоже ее люблю.

Черт! Ганзеев! Он-то здесь откуда взялся? И самое главное – зачем?

Ратников ни о чем больше не успел подумать – из машины вдруг громыхнула автоматная очередь… Ганзеев откатился в кусты. Однако упускать его, похоже, не собирались… из «Москвича» выскочили трое с немецкими автоматами наперевес. МП-40. Или МП-38. Нет, скорее – сороковые…

Упав в кусты, Ратников выхватил пистолет и открыл стрельбу…

– Хватит, это не тот! Уходим!

– Стоять! – среагировали на шум милиционеры.

Ага, «стоять» – поздно.

Миша затаился в кустах… Ганзеев тоже не показывался.

Убит? Ранен?

«Москвич», скрипя шинами, резко рванул с места и скрылся в ночи, за поворотом. Тут же послышался треск мотоцикла – вывернув из-за клуба, участковый тормознул свой БМВ:

– Мешкеев – давай в коляску, Коля – звони в район, сообщи. Пусть план «перехват» объявят. Похоже, они в Бердянск рвутся.

Затрещав, мотоцикл умчался, а оставшийся милиционер – Коля – подбежал к телефонной будке:

– Управление? Дежурный? У нас тут такое… стрельба…

Рядом, в кустах, вдруг послышался стон. Ганзеев! Зацепили!

Михаил уже не думал, бросился…

– Вась! Ты как?

– Хо? И ты здесь! А я думал, кто тут стреляет. Спасибо, друг, выручил.

– Ладно, потом будешь благодарить. Сильно тебя?

– Да пустяки, царапина…

– А кровищи-то! Давай-ка, брат, к фельдшеру… Товарищи, товарищи! Ну. Что вы таращитесь? Не видите, пулей человека зацепило… случайно. Шел вот себе из кино, шел и…

– И не говорите – совсем обнаглели эти урки! Правильно их Жуков в Одессе стрелял.

– Товарищи, вы бы фельдшера позвали…

– Уже!

– А может, лучше «Скорую» из Бердянска?

– Да вон, фельдшер идет уже. Сюда, сюда, Тимофей Степанович…

Ратников явился в медпункт утром, часиков в девять. С букетом цветов и горилкой в кармане старенького пиджачка. Первым делом заглянул в правление – медпункт располагался там же – к секретарше.

Галантно протянул цветы:

– Вам!

– Мне?

– Иван Дормидонтович разрешил вашей пишущей машинкой воспользоваться… Но предупредил – чтоб сперва с вами договориться. Вот я и договариваюсь.

– Иван Дормидонтович сказал?

– Он…

– Ах, какой запах… Сейчас я воды в банку налью. Да вы проходите, садитесь – вон машинка-то. Может, мне вам что напечатать?

– Да нет, я уж сам. Надолго не задержу, не беспокойтесь. Бумага у вас найдется… один листочек?

– Да берите хоть десять.

Иван Дормидонтович Левиков был председатель правления, о чем Ратников давно уже был осведомлен. И вот сейчас, прежде чем заглянуть в контору, лично проследил, как Иван Дормидонтович садился в свой служебный «Виллис». Куда-то собрался по делам.

Слава богу, клавиатура пишущей машинки по расположению букв практически не отличалась от компьютерной, разве что усилий приходилось прилагать намного больше, впрочем, молодой человек управился быстро и даже, совсем обнаглев, попросил у вернувшейся секретарши конверт, после чего и откланялся.

– Как наш товарищ? – первым делом осведомился Михаил у фельдшера, сухонького седобородого старичка, еще прежней, чеховской, породы.

– Вы о раненом? – поправив на носу очки, уточнил старичок. – Ничего особенно страшного я там не вижу. Кость не задета, рука забинтована… крови, правда, потерял не так уж и мало. Да вы не беспокойтесь, полежит у нас денька три, потом выпустим на амбулаторное лечение.

– Спасибо! – мотнув головой, с чувством произнес Ратников. – Так я с ним поговорю?

– Только недолго: минут десять-пятнадцать. Идемте, я скажу медсестре, чтоб пропустила.

Широкий коридор с большим окном в торце, слева и справа – выкрашенные белой краской двери…

– Сюда, пожалуйста.

Узкий «предбанник»-тамбур… палата с четырьмя койками, пустая, если не считать единственного больного – Ганзеева.

– Ну, здорово, Василий!

– Здоров! – раненый открыл глаза и протянул руку.

В карих – как у внука – глазах его явственно читались вопросы. Ну еще бы!

– Как рука?

– Да ничего. Скучно здесь только.

– На, читай… – Ратников протянул конверт.

– «Оперативная разработка на Лаатса, Отто Вильгельма (он же – Лаатнен, Вилле, он же – фон Рибов, Иван Карлович)…»

– Ого! – Василий прищурил глаза и вдруг ухмыльнулся. – А знаешь, я ведь и раньше догадывался… там еще, на рынке. Да и вообще – двое молодых мужиков, оба приезжие и оба – меломаны… В такое совпадение верится с трудом.

Ратников пожал плечами:

– Ну, так этого чертова доктора нужно было хоть на чем-то зацепить.

– Понимаю, – Ганзеев кивнул и, резко вскинув голову, осведомился: – Комитет информации? А по званию кто? В смысле – кто там, в скверике, кем командовать должен был бы… Понимаю, понимаю – неуместный вопрос. Шутка.

– Капитан я, – улыбнулся молодой человек. – А информацию изучи… Я ее даже не тебе… конторе вашей оставлю. Считайте – подарок. Ну, все… Завтра зайду, не кашляй!

– Постой! – раненый рванулся с койки. – А с профилакторием что? Неужто не дозрели еще до штурма?

– Да как тебе сказать, Вася? Мне лично очень хочется поскорее разворошить это осиное гнездо и взять докторишку за жабры…

– Вот-вот!

– Но, увы, не мы все решаем.

Ганзеев согласно кивнул:

– Это уж точно.

Махнув рукой, Ратников направился к выходу, но на пороге обернулся: