Текст книги "Золотая лихорадка"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Лишних вопросов тут тоже не задавали. Но, как он понял, в отличие от официальной «крыши» спецназовского лагеря, система здесь была иной и опиралась она не на государственную, а на криминальную структуру: врачам просто платили, а не вешали на уши лапшу о «секретных агентах». Их же, настоящих, преображали в других местах и, конечно, другие медики. Скорее всего «Валерий Филиппович» решил пойти по пути наименьшего сопротивления, дабы избежать вопросов типа «И на черта легавым «оборотень»?».

На этот раз Логвиненко перемудрил сам себя...

... Зеркала в палате не было, и только в оконном стекле Юрий мог иногда разглядеть свое отражение – белый кокон с прорезями глаз и рта. Какое лицо глянет на него, когда бинты снимут, он не мог даже предположить. Но в том, что это будет лицо Дмитриева, а не Филатова, он не сомневался.

В палате было жарко, и Юрий открыл окно, вдоль которого, как он заметил, проходила отставшая от стены толстая металлическая полоса громоотвода. Взглянул с третьего этажа на газон под окнами, посреди которого разбили клумбу, усаженную циниями. Невдалеке виднелась стоянка машин, полускрытая высоким, несколько лет не стриженным кустарником. Там отсвечивали бликами под ярким солнцем припаркованные рядом «мерседес» и «Нива», чуть подальше стоял невзрачный «фольксваген-гольф», около которого маялся с сигаретой в зубах какой-то парень. И дальше, за стеной густых деревьев и забором из металлических прутьев, был город.

«Сегодня вроде обещали снять повязки», – подумал Юрий и содрогнулся от мысли, что увидит в зеркале не себя. Закурил, выпустил в окно струю дыма и тут услышал за дверью какой-то шорох. Обернулся и насторожился, увидев, как кто-то медленно, явно стараясь не спугнуть обитателя палаты, поворачивает дверную ручку...

И в тот миг, когда в дверь ринулись вооруженные люди в черной форме спецназа, он уже стоял на подоконнике. Мгновения хватило, чтобы повиснуть на громоотводе, соскользнуть по нему вниз («черт, руки ободрал...») и с высоты второго этажа, оттолкнувшись от стены, грохнуться на клумбу. Десять, двадцать, тридцать, пятьдесят метров! Когда он уже нырнул в спасительную глубину кустарника, краем глаза заметил, как по громоотводу один за другим стали спускаться спецназовцы из группы захвата.

Ни одна ветка не шелохнулась, когда десантник под прикрытием кустов бежал в сторону автостоянки. Чтобы проникнуть туда, надо было преодолеть метров двадцать парковой дорожки, как назло прекрасно просматриваемой со всех сторон. И тут Филатову пришла мысль использовать свою неузнаваемость и похожесть на всех местных пациентов. Он выскользнул из-за кустов и мгновенно пристроился к какой-то женщине – голова ее была также замотана бинтами. Та глянула на него, он в ответ поклонился ей и сказал первое, что пришло в голову:

– Не правда ли, сегодня чудесная погода? Так и хочется рассуждать об экзистенциализме...

В этот момент их догнали омоновцы, но пронеслись мимо, не подозревая, что преследуемый – такой редкостный нахал. «Боже, как медленно гуляет эта тетка!» А «тетка» тем временем прелестным голоском юной девушки произнесла из-под бинтов:

– Вы тоже интересуетесь экзистенциализмом? А вы читали «Тошноту»?

– Естественно, Сартр – божественен... – автоматически ответил Филатов и рванул в кусты, только спустя много времени осознав, что о существовании этого произведения знали в нищей спившейся стране едва ли несколько сот человек. В том числе и Филатов – совершенно случайно...

Мужик на стоянке еще не успел докурить сигарету. Юрий одним толчком запихнул его за руль, сам скользнул на заднее сиденье и приставил к шее владельца «фольксвагена» дуло пистолета – подарок Кайзера, с которым не расстался даже в больнице.

– К выходу, быстро! – прошипел он, пригибаясь. – Ты что, не понял?

Водитель понял. Мотор завелся с пол-оборота, и в окнах машины промелькнули физиономии ментов, так и не догадавшихся за эти минуты перекрыть ворота на территорию больницы и удивившие Филатова своим непрофессионализмом. Когда они все поняли, Юрий уже был далеко.

– Гони по переулкам! – скомандовал он, лихорадочно развязывая бинты, прикрывавшие залепленные пластырем шрамы. – Так, теперь заедешь во двор... Хорошо. Раздевайся! Раздевайся, я сказал!

Мужик, которому сегодня не повезло, обреченно стащил с себя рубаху и джинсы, получив в обмен больничную одежду. Он даже не попытался дернуться, когда, не выпуская пистолета, Юрий переодевался в тесные шмотки.

– Мобила есть?

– Батарея села, – проблеял водитель.

– Ты знаешь поблизости телефон, где-нибудь в тихом месте?

– Да, тут недалеко... – подал голос невольный таксист.

– Езжай и не бойся, ничего я тебе не сделаю, – постарался успокоить его Филатов. – Конечно, если дергаться не станешь...

Они довольно быстро подъехали к автомату, занимавшему своей будкой почти весь узкий тротуар.

– Тормози напротив него и вылазь, – приказал Юрий. – Лицом к стене становись...

Он быстро набрал номер – аппарат, на удивление, работал.

– Вайштюк слушает, – ответил мужской голос.

– Новость для директора: племянник при смерти. Присылайте реанимацию в переулок... – он назвал адрес.

На другом конце провода после секундной заминки спросили:

– Родственники не прикатили?

– Нет, они не в курсе...

– Жди «уазик» с надписью «Водоканал». – Трубку положили.

«Блин, ну и заморочки у него!» – подумал Филатов. Именно Логвиненко через своего помощника передал ему номер «горячего» телефона и систему паролей, от которых за версту несло нездоровым юмором.

Юрий повернулся к водителю:

– Садись в машину, заезжай во двор.

Они нашли поблизости укромный угол, и Юрий, очень искренним тоном попросив извинения, накрепко привязал его руки к рулю собственным бинтом, предварительно вытащив на всякий случай ключ зажигания.

– Рот тебе затыкать не буду, понадеюсь на твою скромность. Посиди, через часок тебя вызволят, – пообещал он, уже возвращаясь к телефонной будке, куда в тот же миг подъехала «реанимация» в виде водоканаловского «уазика».

Через десять минут после того, как Филатова привезли на уже знакомую ему квартиру, туда явился Матвей Кузьмич. Вид у него был зловещий – таким «человека в сером» Филатов еще не видел. На скулах играли желваки, на шее под расстегнутым воротничком рубашки виднелись красные пятна. Юрий предупредил взрыв:

– Право, не стоит так волноваться, сударь мой. Или шеф уже успел фитиль вставить?

– Тебе смешочки, а знаешь, что бы было, если б тебя взяли?

– Во-первых, не взяли бы, во-вторых, не взяли же, а в-третьих, ну что бы такого случилось?

– Дурень, под шефа копает Фома, и, если ты до Фомы вовремя не доберешься, можно не успеть добраться вообще...

К концу фразы поостывший Есаков не рад был уже, что распустил язык. Но Юрий не дал ему закруглиться:

– Я знаю, что Кайзер хочет под себя подмять «электорат» Фомы, ну а Фома...

– Фома и шеф дерутся уже десяток лет. И теперь один козел хотел дать ему на Кайзера крутой компромат, мы об этом случайно узнали. Во время встречи, которая должна произойти под Ежовском, он должен был с Фомой торговаться. И Фома компромат купил бы во что бы то ни стало.

– Так что, того мужика прижать нельзя?

– Вот, понимаешь, с тобой не посоветовались. Он хитрый, сука, своим друзьям по конвертику разослал, а внутри конвертика – еще конвертик с надписью: «Вскрыть, если не выйду на связь столько-то времени»... И сидит теперь, яйца чешет. Правда, не знает, что один его дружок – и наш дружок тоже. А Фома не в Москве, в Белоруссию уехал. Оттуда в Болгарию и только после родину посетит.

Юрий поскреб кожу под пластырем – она стала жутко свербеть. Потом спросил:

– Я могу знать, что там за компромат?

– Много будешь знать... Там номера банковских счетов и копии кой-какой документации.

– Бухгалтер небось постарался?

– Да, мать его...

Раздался телефонный звонок. Как из-под земли выросший охранник поднял трубку, послушал и сразу же положил на рычаг. Повернувшись, проговорил машинным голосом:

– Шеф будет через десять минут.

Матвей Кузьмич подобрался:

– Короче, Юрий, я тебе сообщил минимум информации, который позволит тебе уяснить, насколько серьезна ситуация. Через неделю – сходка. А ты тут залетаешь...

– Я ни при чем, Матвей Кузьмич! Я за всю неделю с лишним в больнице только «да», «нет» и «спасибо» говорил. Это стуканул кто-то. Только вот почему не сразу?

В комнату быстро вошел Кайзер. Лицо его было непроницаемо, за спиной виднелся силуэт девушки в белом халате. Когда она проскользнула в двери за спиной Логвиненко, Юрий вспомнил, что видел ее пару раз в Институте. Кайзер поглядел на залепленное пластырями лицо Филатова:

– Ну, герой, рассказывай.

Филатов в подробностях рассказал историю своего побега. Генерал только головой покачал:

– Супермен, да и только. Так тебя светить не хотел, и вот... Хорошо, там никто не знает, откуда ноги растут; впрочем, кроме этой девочки. Знакомься: это Василиса. Она за твоим лицом присмотрит, а мы пока кое-какие справки наведем. О людях, которые любят стучать... не в те двери.

Василиса, в руках которой был чемоданчик с медицинскими инструментами, подошла к сидящему в кресле Юрию и принялась отклеивать пластыри. Тем временем Кайзер говорил с кем-то по телефону из соседней комнаты. Через несколько минут он вышел оттуда и стал с интересом приглядываться к манипуляциям девушки. А та, чем-то смазав шрамы, прикрыла их тампонами и снова заклеила пластырем, не дав Филатову увидеть себя в зеркале, хоть он и попросил об этом.

– Послезавтра сможете на себя полюбоваться, а сейчас потерпите. Зажило все прекрасно, скоро кетгут совсем рассосется, и будете как огурчик.

Юрий представил себя с головой-огурцом и поежился, хмуро усмехнувшись:

– Надеюсь, солить меня не будут?

– Солить, братец, будут кого-то другого, – произнес появившийся в комнате Логвиненко. – И я уже знаю кого. Отдыхай, вечером тебе предстоит ряд малоприятных моментов...

Через несколько часов Филатов в сопровождении охранника сел в машину, и они направились куда-то в сторону Луги. Уже в полной темноте свернули с магистрали вправо, покрутились по проселочным дорогам, проехали мимо заброшенного КПП. Справа стоял стеной лес, а слева, как понял Филатов, когда-то был полигон. От Питера они отъехали порядочно.

На три коротких гудка из-за стены появился человек, посветил фонариком. Юрий по команде охранника вышел из машины и, спотыкаясь, пошел за ним в сторону кирпичной будки с ржавыми железными дверями, петли которых, как оказалось, были смазаны и, против ожидания, даже не скрипнули. Открытый люк вел вниз, под неярким светом фонаря едва виднелись бетонные ступени. На уровне примерно третьего этажа лестница перешла в коридор, в конце которого брезжил свет. Приоткрытая тяжелая дверь вела в «предбанник» – абсолютно пустой бетонный куб. За следующей дверью шла большая комната – стол, почти невидимый во тьме, мощная лампа, направленная в угол... Она освещала худощавого мужчину, прикованного наручниками к вертикальной трубе. Юрий узнал его сразу: он помогал доктору, который делал ему пластическую операцию. И тут Филатов услышал знакомый голос Кайзера:

– Узнал, смотрю? Этот педик тебя и заложил.

– Откуда информация?

– От верблюда. Не задавай глупых вопросов. Начинай, – обратился он к кому-то, и в освещенном пространстве появился мужик, габаритами напоминавший шкаф без антресолей. – В таком амплуа ты меня еще не видел, Юрий. Это тебе не на скрипке играть...

«Шкаф» подошел к прижавшемуся к стене человеку и коротко ударил его под дых. Человек скорчился, захрипел. «Экзекутор» дождался, пока пытаемый выпрямится, и ударил его в лицо. Брызнула кровь. Юрий повернулся к столу:

– Ну, и на хрен мне на это смотреть? Или попугать решили?

– Тебя пугать не надо, ты и так... «преданный без лести». Но не забывай, что он тебя заложил и мог бы ты нынче не водку тут пить – кстати, наливай себе, на столе стоит, – а находиться примерно в таком положении, как он сейчас. Только «мочил» бы тебя мент в форме, а не в «адидасе», как этот.

Юрий тремя глотками опорожнил стакан водки. Мужчина в углу хрипло дышал, потом выдавил:

– Что вы со мной сделаете?

– Убьем, – без раздумья ответил Босс. – Но сначала, если хочешь умереть без мучений, ты расскажешь нам, почему ты его – он показал в сторону Филатова – заложил.

– Не надо!!! – Мужчина, имени которого Юрий так никогда и не узнал, забился в истерике. «Шкаф» по знаку Босса молча саданул его в промежность и сразу же в лицо. Стукач завыл.

– Будешь говорить?

– X... тебе! X... тебе!! – страшно заорал тот, и плюнул кровью в сторону стола.

– Кирпич, выколи ему глаз!

Пыточник достал нож-лисичку, нажал на кнопку. Поднес к лицу стукача. Тот потерял сознание.

– Валерий Филиппович, или вы немедленно прекратите это, или я выхожу из игры! – не выдержал Юрий.

– Заткнись! Он стукач, ясно? А мне надо знать, почему он это делал, чтобы впредь исключить всяческое стукачество. Сиди, водку пей! И не пугай меня, понял?

Филатову ничего не оставалось, как высосать из горла полбутылки. Он поперхнулся, так как одолел позыв к тошноте.

– Твою мать, шеф!

– Наши матери Юрий, уже давно на том свете... – Босс вытащил откуда-то очередную бутылку и по примеру Филатова приложился к горлу. – Будет говорить, с-сука...

Пытаемый очнулся.

– Ну!?

– Я три года на ментов работаю... Полковник Чеботарь узнал, что я гомосексуалист... С малолетками... Шантажировал... Грозился посадить... Я не всех ему сдавал... Все...

После этих слов Филатова все-таки стошнило. Отдышавшись, он увидел выражение лица генерала. На нем было написано глубочайшее омерзение к стукачу.

Десантник выхватил пистолет. Никто не успел среагировать – одним выстрелом он разнес череп несчастному гомику.

– Собирайся, завтра поедешь в Москву, – сказал Логвиненко, отвернувшись.

Глава 11

– Что? Какое золото? Вы охренели там, что ли? Где вагон, мать вашу? Не продали еще? Что значит «слава богу, что не продали»? Б... Еду к вам.

Буденный нажал на кнопку отбоя и спрятал мобильник в карман.

– Фриц, машину!

Через час Буденный входил в помещение склада, где аккуратным штабелем лежали слитки «олова».

– Посмотрите, шеф, – произнес Роман Синявский, выполнявший при Буденном обязанности консультанта. – Это кто-то золотишко так круто спрятать умудрился. Сверху – олово, внутри – золото. Мы случайно обнаружили. Прыщ хотел его паяльной лампой расплавить, а оно – не плавится... Я сделал пробу – золото. Представляете, на какую сумму здесь?

Буденный прикинул. Грамм чистого золота стоит примерно 10 долларов. Тонна, соответственно...

– Синяк, какой оно пробы? Проверяли?

– Высшей, шеф.

– Значит, тонна стоит...

– Десять лимонов, шеф, – подсказал консультант. – Тут его больше пятидесяти тонн. То есть на полмиллиарда долларов. Фантастика!

Буденный задумался. Проглотить такой кусок он не мог при всем желании. Не его это были масштабы. Раз в сто меньше – не вопрос. За это можно было бы еще побороться. Но полмиллиарда... Сотрут в порошок. И какой идиот отправил такую партию без охраны? Или...

– Синяк! Был кто в вагоне?

– Был, шеф, – признался консультант после секундной заминки. – Не стали вам сообщать, думали, так, мелочь. Короче, двое мужиков с автоматами. Но они ничего не успели...

– Идиоты! – заорал Буденный громче, чем его знаменитый однофамилец отдавал команды красным конникам. – Вы что, допетрить не могли, что сраное олово так никто охранять не станет?! П...ец. Фома нас схавает с говном... «И будет прав, – добавил он про себя. – Нет, ну умен мужик. Умен. Не стоило мне с ним сраться. Как теперь отмыться-то?»

– Сколько олова продали?

– Мелочь, килограммов сто.

– Кому?

– Барыге, кому всегда продавали. Да не беспокойтесь, шеф, его уже нет. Золото на месте.

Буденный налился кровью и заорал:

– Долбаки! А если он уже его продал?! Вы хоть узнали кому и сколько?!

– Вроде не продавал он... Прикинули, там все есть... Уже привезли золотишко от него.

– А этот... Охранник, которого подставили?

– Скрылся. Предупредили его,

– Надеюсь, до него не дойдет, что в этом вагоне действительно было.

– Да откуда, шеф? Он сразу в бега пустился.

– Ладно, придется звонить Фоме и на мировую идти. Выхода другого у нас нет.

Вернувшись к себе, Буденный налил стакан водки и выпил не закусывая. Затем набрал номер мобильного телефона депутата Госдумы России Константина Фомина.

– Константин Валентинович? Узнали? Вот и хорошо. Да, то моя работа. Я не знал. Все верну в целости и сохранности, до грамма. Нет, все концы в воду. Охранников похороним как положено... Да, конечно, компенсируем... Надо бы встретиться... Выезжаете? А куда деть... Приедут? Хорошо, отдадим как надо. Ну, извиняй, Константин Валентинович, ошибочка вышла. А когда... В конце августа? Замечательно. Тогда все и обговорим. Пока пришлете человека? Хорошо, примем... Понятно, что с полномочиями. Ну, что ж тут... Не держи зла. Да, я все понял. Ну, до встречи.

Этот разговор произошел через два дня после того, как вагон, похищенный с товарной станции, был угнан, а «олово» попало на склад Буденного.

В тот день Ксения попала в кабинет редакции рано, злая невыспавшаяся: сосед, отмечая завтрашний отгул, всю ночь пропагандировал «здоровый образ жизни». В качестве аргумента он приводил самый обычный самогон. Его домашним, как и Ксении, пришлось в десятый раз выслушать историю том, как станционный рабочий по имени Адам утоп в «Агдаме». (Такое действительно случилось в городе лет двадцать назад: покойный Адам неудачно откупорил прибывшую на местный винзавод из Азербайджана многотонную емкость и, мгновенно оглушенный вырвавшимися оттуда парами, упал в люк и утонул в вине.) В конце концов Ксения отправилась спать в другую комнату, но пьяное бормотание Геры доставало ее и здесь. Угомонился сосед только под утро, когда засыпать уже не было никакого резона. Ксения подумала даже, что не стоило выгонять Филатова – он бы живо уложил соседа спать...

Ксения присела за стол, на котором возвышался компьютерный монитор, и перекинула листок календаря. Была пятница, восемь часов утра. Со вздохом отметив про себя то, что выходные опять придется проводить в одиночестве, она взяла из папки рукопись кого-то из журналистов и, вглядываясь в неразборчивый почерк, начала перепечатывать. Она полностью ушла в работу и только изредка позевывала, прикрывая рот рукой. Часа два в комнате слышалось только шлепанье клавиш, да из коридора проникали голоса потихоньку собиравшихся сотрудников.

Около десяти Ксения отпечатала все, что осталось со вчерашнего дня. Принесла в кувшине воду, полила цветы в кабинете редактора. Делать было больше нечего, и она предалась размышлениям о смысле жизни, которая, по мнению тридцатилетней женщины, явно не удалась.

Никаких сведений о Филатове не было уже почти месяц. Сперва ее дергала милиция, подкатывались и какие-то неместные бандюги, но поняли, что с нее ничего не возьмешь, и отстали. Короче, все вокруг поросло каким-то ирреальным мхом... Тревожила и память – ведь какие были у них с Юрой сладкие денечки! Правда, угрызения совести занимали далеко не первое место.

В дверь без стука вошел посетитель, оторвав Ксению от созерцания «Великого Ничто». Вошедший гражданин поздоровался, вразвалку приблизился к Ксении, оперся о стол ладонями и вслух прочитал то, что было выгравировано на бронзовой табличке, приклеенной к бархату папки для материалов: «Коллективу газеты «Комсомольская правда» от коллектива газеты «Известия» в честь юбилея».

– Откуда такие реликвии? – спросил он хрипловатым голосом.

Ксения сразу почувствовала к нему расположение, смешанное с настороженностью.

– Это от бывшего редактора осталось. Он когда-то в Москве, в издательстве работал.

– Уж очень он резко переквалифицировался, – произнес пришелец и сопроводил свои недвусмысленные слова улыбкой, от которой можно было влипнуть в стену. – Проворовался там небось... Ну, да это его вопросы.

Посетитель, мужчина небольшого роста, светловолосый, с коротко постриженной бородкой, с широкой золотой цепью на шее, весь какой-то фраеровато-небрежный, сразу же раздел Ксению глазами и, по-видимому, остался доволен результатами. Та же не знала, что и делать под его немигающим взглядом. Наконец он соизволил задать вопрос:

– Редактор где?

– Должен прийти с минуты на минуту, – в голосе Ксении слышалось замешательство.

– Я еще зайду, – пообещал посетитель и вышел за дверь, оставив в кабинете крепкий запах дорогого одеколона.

После гибели Рашида местная братва недолго оставалась в растерянности. Свято место пусто не бывает, и на «должность» казначея, хранителя «общака», заступил некий Виктор Годунов, оставшийся на некоторое время казначеем без кассы. Но касса постепенно пополнялась, тем более что местные бандиты не отличались особой разборчивостью в выборе средств для ее пополнения, особенно теперь, когда их подмял под себя не любящий сантиментов Фома. Номинально «главой семьи» оставался его бывший соратник Вячеслав Буденный, которому Фома даже поручил когда-то контроль над своим заводом. Но после жестокой ссоры с Фоминым власть все больше ускользала из его покрытых татуировкой рук. И все потому, что Фому он после ссоры не ставил ни в грош, открыто демонстрировал свое к нему пренебрежение. Годунов же, или Удав, как его прозвали за немигающий змеиный взгляд, перед Фомой пресмыкался, причем делал это умно и даже с некоторым достоинством.

Преданные Буденному «кавалеристы» в последнее время все чаще оказывались не у дел. Подспудно назревал бунт. Фома, не терпевший никаких противоречий, да и, кроме того, жутко разозленный весьма профессиональной кражей вагона с золотом, все-таки решил снивелировать ситуацию. Да и старый враг его, засевший на высоком посту в органах, не дремал. Поэтому он и согласился с предложением Буденного провести в последней декаде августа сходку, на которой планировал внести предложение о расширении деятельности группировки. Буденный же, «крестный отец» двух поколений местных преступников, прилагал все усилия для того, чтобы «третье поколение» тоже не вырвалось из-под контроля.

Как говорится, Буденный «в гимназиях не учился», да и «пажеского корпуса» не кончал. Даже в отличие от иных «авторитетов», в тюрьме и на зоне тянул срок от силы лет семь, хотя две посадки по «престижным» статьям и твердый характер позволили ему войти в высший эшелон воровского мира.

Равных ему в регионе не было. Пока не появился Фома. Дело в том, что далекий от политики Буденный действовал так, как и все воры советской формации, и никаких изменений в обществе не признавал. Когда ему, например, предлагали заняться наркотиками, он посылал таких «новаторов» подальше, мол, кому тут эта гадость нужна, у нас же не гнилая Америка. Отказывался он и от намечавшихся связей с коллегами из-за рубежа, не без оснований полагая, что те захотят все подмять под себя. Короче, в своей команде он проповедовал такой патриархальный способ преступной жизни, что вызывал насмешки лидеров соседних «семей», понимавших, что почем в XXI веке. И терпеть не мог Рашида, чья тактика на фоне «бархатной» стратегии Буденного казалась тактикой «выжженной земли». Но Рашид погиб, и сходка, за спиной которой маячил ненавистный, но мощный Фома, избрала на его место Удава с титулом «авторитета».

Получилось так, что одна половина братвы не без оснований считала Годунова редкостным дерьмом, а вторая половина – гением преступного мира.

Виктор Годунов не был слишком жесток, маниями не страдал, он лишь всеми доступными ему способами удовлетворял свои желания и, если хотел что-то получить – получал, даже если для этого приходилось идти по трупам. Единственное, что он уважал, – так это силу. Депутат Госдумы Константин Валентинович Фомин, по его мнению, такой силой обладал.

После того, как Удав искалечил Рыжего, на мозоли ему никто не наступал. Дело было так. Во время пьянки у Буденного некий Рыжий, квартирный вор, только что вернувшийся из мест не столь отдаленных, начал распространяться о том, как «приворожил» известную всему воровскому бомонду шлюшку. До этого захаживал к упомянутой дамочке и Удав, в то время не имевший постоянной пассии. Так вот, по мнению этой шлюшки, Удав проигрывал на поприще «постельной борьбы», и дурак Рыжий не преминул об этом растрезвонить всему воровскому бомонду. Годунов промолчал тогда, да и в пьяном угаре никто особого внимания на «откровения» Рыжего не обратил. Но спустя неделю «форд», в котором тот решил покатать ту самую шлюшку, невзначай взорвался – кто-то закоротил на бензобак провода от лампочки поворота. Девушка погибла, а Рыжий обгорел до неузнаваемости, хотя и остался жив. «Работа» была проведена ювелирно, ни один след в сторону Удава не вел, но вся братва была уверена, что это – его рук дело...

В начале своей карьеры казначея Годунов на несколько дней исчез – был в Москве, где встречался с самим Фомой – понятно, не в думском кабинете. Оттуда он и привез несколько идей, касавшихся установления контроля за рядом сфер деятельности местных предприятий. Одно из них, например, выпускало удочки из стекловолокна, поставляемого из Гусь-Хрустального, и не выносил их с завода только ленивый. Удав не мог понять, почему Буденный до сих пор все это не «подгреб», и предложил дело упорядочить, то есть, во-первых, организовать скупку этих удочек у алкашей-работяг, во-вторых, «договориться» с начальником цеха о том, чтобы он периодически «отпускал» партию товара по накладным, в какой-то степени являющимся сомнительными. Чтобы он не сомневался и подписывал соответствующие бумаги, ему предполагалось «отстегивать» некоторую сумму денег – то есть попросту купить начальника на корню, тем более что цех самостоятельно сбывал продукцию. Но это была, в общем-то, мелочь по сравнению с планами налаживания связей с нефтеперерабатывающим заводом по «неплановой» отгрузке топлива, с авторемонтным – по приведению в неузнаваемый вид краденых автомашин и так далее. Старик Буденный почему-то признавал только традиционные методы зарабатывания денег – рэкет, воровство и тому подобное. Это упущение предстояло исправить.

Но самое ответственное задание, полученное Удавом от Фомы, было гораздо более опасным и трудновыполнимым. Узнав, что главный инженер местного завода выполнил «просьбу» братвы и – не бесплатно, конечно, – кое в чем поспособствовал «техническому прогрессу» группировки, Фома дал заказ на изготовление деталей для оружия, поставлявшегося им на Кавказ. Кое-кто в некоторых странах этого региона очень хотел иметь неучтенное оружие... Автоматы собирались из деталей, доставленных из разных мест, где-то в цеху на Кавказе. Детали же, под видом запчастей для сельхозмашин, изготавливались на заводах, разбросанных по всей России. «Народные умельцы» налаживали оборудование, и за неделю линия какой-нибудь заштатной фабрики штамповала несколько тысяч простых в исполнении «непрофильных» изделий, документация на которые была куплена в Туле и Ижевске. Главное – договориться с руководителями завода и добиться того, чтобы они приняли конвертик с «вознаграждением». После этого директор, главный инженер и мастер были накрепко повязаны с мафией, и пути назад им не было.

Свой завод, понятно, Фома в этом деле засвечивать не хотел. У него были другие способы зарабатывания денег с помощью купленного несколько лет назад литейного производства.

... Когда братва бурлила после убийства Рашида, Удав проверял все связи предполагаемого убийцы. Выйдя на Ксению и узнав, где она работает, он на всякий случай «пробил» ее начальника. Тогда-то он и узнал, чем занимается респектабельный редактор местной газеты в свободное от основной работы время. Подсчитав возможную прибыль «полководца оловянной армии», Годунов даже присвистнул: получалось, что Костиков – один из самых богатых в городе людей. Сперва Удав попросту хотел его прижать и заставить платить налоги в общак, если не платит родному государству. Но, пораскинув мозгами, решил, что его можно использовать по-другому. Тем более что, по некоторым данным, один из журналистов газеты, давно мозоливший глаза братве, готовил ряд разоблачительных статей. А это дело надо было пресекать в корне.

Уточнив информацию о поденщиках Костикова и каналах сбыта, Удав отправился в редакцию собственной персоной, по дороге успев обаять незнакомую ему даму, о которой он знал только то, что она ранее состояла в связи с убийцей его предшественника. И теперь он этого убийцу прекрасно понимал.

... Выйдя из приемной, Годунов чуть не столкнулся с обширным торсом редактора, который двигался в дверь своей резиденции. Не успел Костиков удобно устроиться за столом, как перед ним предстал Удав собственной персоной и без приглашения расположился в кресле.

– Здравствуйте, Дмитрий Петрович, – произнес он спокойным тоном, откинувшись на спинку кресла и сцепив пальцы на животе.

– День добрый, – редактор еще не чуял грозы и спросил: – Чему обязан?

– Я, в общем-то, к вам по делу. Вам нужна наша помощь.

– Что? – не понял редактор. – Простите, с кем имею честь?

– Моя фамилия вам ничего не скажет, – Годунов даже не замечал, что косит под героев старых шпионских детективов. – Просто в скором времени нам предстоит оказать вам несколько услуг. Впрочем, это будет обоюдно.

– С какой бы это стати? – в глазах Костикова Удав с потаенной усмешкой уловил недобрый блеск. – Я не буду говорить с вами, пока не узнаю, кого вы представляете.

– Позже узнаете, – Годунов взял в руки украшавшую стол редактора фигурку конного гусара времен Отечественной войны 1812 года, отлитую и раскрашенную так, что была видна каждая пуговица мундира. – 50 долларов, – задумчиво произнес он. – Отливка и сборка – полдоллара, раскраска – два доллара, материал – еще пара долларов, если не ошибаюсь. Ну, и перевозка центов двадцать. Итого получается 45 долларов чистой прибыли. Сотня таких – четыре с половиной... Неплохо.

Было видно, как краска сбежала с пухлых щек «оловянного полководца». Он молчал, видно ожидая продолжения.

– Дмитрий Петрович, я, конечно, не налоговый инспектор и, боже упаси, не сотрудник угрозыска или ФСБ. Пока вы ездите на шашлыки с их начальством, бояться вам особо нечего. Но они всеми своими взятками не зарабатывают и половины того, что имеете вы от эксплуатации наемного труда тех, кто дышит парами свинца и олова. Причем безо всякого риска. И если они об этом узнают, то позавидуют. А если позавидуют – заставят поделиться. А поделишься с одним – придется поделиться с остальными. И тогда ваш «загашник» окажется пустым очень и очень скоро, сколько бы денег там ни лежало.

– Чего вы хотите? – прервал его лекцию покрывшийся потом Костиков. Он уже и сам задумывался о том, что «халява» долго длиться не может и пора искать «крышу». Но к такому повороту редактор не был готов.