Текст книги "Золотая лихорадка"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Прошмыгнув за стволами сосен мимо фасада коттеджа, прямо перед которым на площадке стояла белая «девятка», Юрий приостановился поодаль, выяснил расположение хозпостроек. Подивившись безлюдью, отправился дальше, в сторону маленького домика, стоявшего метрах в трехстах от большого дома, где от дороги, ведущей вдоль берега озера и связывающей все здешние базы, санатории и детские лагеря, ответвлялась дорожка «местного значения». На лавке около избушки сидел хищного вида дедок, вытянув ноги и надвинув на глаза кепку. По-видимому, он дремал, но стоило Филатову поравняться с ним, выпрямился и сдвинул кепку туда, где ей и положено быть.

– Что, рыбачок, невезуха нынче? – спросил дед. – Садись, покурим!

Филатов с готовностью прислонил удочки к стене и присел рядом с дедом, протянув ему пачку «Явы». Они закурили.

– Охраняете или что? – равнодушным тоном спросил Филатов, невзначай разглядывая руки старика, покрытые расплывшейся татуировкой.

– Да что тут охранять, сижу вот... – ответствовал дед. – Сторожка есть, я вроде как при ней.

Только теперь Филатов заметил, что на правой руке деда не хватает нескольких пальцев – сигарету он брал из пачки левой рукой.

– А ты что, порыбачить приехал?

– Да не только, рыбак из меня никакой, просто отдохнуть решил. Недалеко тут...

– А-а, ясно...

– Тихо у вас, – заметил Филатов, стараясь вызвать старика на разговор.

– Тихо-то тихо, послезавтра будет громко.

– Чего так?

– Гость приедет...

– Директор небось?

– Директор, директор...

Филатов поднялся, поняв, что ничего больше не добьется.

– Ну, будь здоров, батя! Вечерком заскочу, коль не возражаешь, по сто грамм сделаем.

– Заходь, я тут буду.

Неведомо какая сила развернула Филатова спиной к большой дороге, по которой он мог без труда добраться прямо до своего домика, – на первых порах того, что он узнал, хватало. Но он, прихватив удочки, отправился назад, мимо коттеджа к озеру. Мужик, с шеи которого свешивалась цепь, по пояс голый, копался в «бардачке» машины. Он проводил десантника взглядом, потом зашел в дом и больше не появлялся.

В полукилометре, у самого озера, на большом камне спиной к тропинке сидела женщина. Она обернулась на шаги за спиной. «Здравствуй, Ксения!» – чуть не сказал Филатов. Но вместо этого с серьезным видом произнес:

– Не ожидал в медвежьем углу увидеть такую девушку. Вы напоминаете Русалочку Андерсена.

Ксения, одетая в цветастый сарафан – прежде такого у нее не было, – улыбнулась знакомой улыбкой и ответила:

– Спасибо, вы очень любезны... Для рыбака.

– Даже если я специализируюсь на ловле русалок?

– М-м... Ну, если использовать вашу терминологию, меня уже поймали...

– И мне, следовательно, ловить нечего?

– Ну почему, рыбку ловите, вдруг золотая попадется?

Филатов решил продолжать «светский треп», уже понимая, что у Ксении даже подозрения не зародилось насчет его личности. Но она тут же заставила его подобраться:

– Ваш голос мне знаком...

– Он у меня стандартный, – отшутился Филатов. – Меня вечно с кем-нибудь по голосу путают.

Филатов старался говорить непринужденно, и это пока у него получалось. Во всяком случае, его комплимент насчет Русалочки был принят благосклонно, о чем свидетельствовала легкая краска на Ксениных щеках. Он продолжил в том же тоне:

– Простите мою назойливость, но, если бы я был, ну, скажем... крутым десантником или спецназовцем, непременно дал бы обет защищать вас от всего дурного!

– Не стоит, молодой человек, все это уже было».

– Разве? Вы не производите впечатления «роковой» женщины... Меня, кстати, э-э... Леней зовут, – Филатов еле вспомнил свое «паспортное» имя.

– Ксения. А что касается защиты, то мой бывший жених был именно «крутым десантником».

– Вот как? – делано удивился Филатов. – И чем же он вам не угодил? Образования маловато? Писать-считать не умел?

Ксения помолчала.

– Ну, сколько не хватает на бутылку, он мог посчитать. Книжки читал... Не знаю, почему это я с вами... Вы знаете, что он натворил?

– Да ну, откуда?

– Он по пьяной лавочке убил человека. Трезвый он бы не смог и мухи обидеть.

Филатов вспомнил всех чертей ада по именам и отчествам. «Знала бы ты...» Он только сейчас понял, что Ксения не знала о нем ничего!

– А может, он подсознательно всегда был убийцей?

– Он? Да такого добряка второго не найти! Единственное, что он мог, – в кабаке подраться... И сесть на пятнадцать суток. После этого я решила – все!

– Ксения, вы меня заинтриговали... – больше всего Юрий сейчас боялся спугнуть ее, насторожить. – Я, в общем-то, нездешний, из Брянска, родственники у меня тут. И, кстати, жениться собираюсь, хотя, может, и поздновато. Мне интересно, что вы, женщины, в нас, мужиках, цените больше всего? Скажите, как вас не потерять?

Видимо, Ксения что-то почувствовала в его голосе:

– Наверное, и вам пришлось через многое пройти... Действительно, не знаю, почему с вами обо всем этом говорю... А в мужиках мы больше всего ценим надежность, какими бы в остальном они ни были. «Крутостью» и комплиментами нас можно поймать, как ту русалку. А вот удержать... Юрка был ненадежен... Ну, для семьи ненадежен. Хотя по жизни он очень, очень крутой. Я его любила когда-то.

– А в чем это выражалось, если не секрет? Простите меня, я просто хочу избежать ошибок.

– Да что уж там, не он же вас послал разузнавать, как я к нему отношусь. У него был просто ветер в голове... Нет, для кого-то из этих его «подзащитных» он, может, и был хорошим... Но для семьи... Представьте, он мог на несколько недель исчезнуть, чтобы решать проблемы какого-то совершенно чужого человека! И рассказывал потом какую-то галиматью... Я и не понимала половины. А вообще... Он не был подлым или жадным, просто хотел от жизни многого... И пил безбожно. Я терпеть не стала...

– И нашли пригодного для семейной жизни?

– Он сам меня нашел. Я и не надеялась.

– И кто же он?

– Мужчина. Настоящий. Он меня... разбудил...

В глазах Ксении появилась поволока, свойственная влюбленным и идиотам. Юрий не нашелся, что сказать, да и краем глаза увидел, что на тропинке появился «настоящий мужчина». И, с трудом сдерживая руку, которая так и тянулась к пистолету, лежавшему в кармане, выдавил из себя улыбку:

– Спасибо за науку. Разрешите откланяться?

Ксения не ответила, все ее мысли были уже с тем, кто приближался к ней. Филатов повернулся спиной к бывшей невесте и пошел прочь, расслышав в отдалении голос «идеала»: «Это еще что за рыболов-спортсмен?» – и ее ответ: «Да так, прохожий».

На душе было как-то серо, ее скребли не кошки даже, а мерзкие крысы величиной со слона. Извечное мужское чувство собственника над женщиной, которой обладал, которую любил, грозило выплеснуться наружу. Рука прямо горела, стискивая до судорог рукоятку пистолета в кармане. «Ну что ж, ненадежный так ненадежный... Бог тебе судья. Наслаждайся, наслаждайся, наслаждайся... Ничего. Жалеть не стану. Ни о тебе, ни тебя. Надежного захотела. Ладно. Вот бы этот козел бандитом оказался...»

Глава 13

Сторожу турбазы Максиму Хомцу, с которым Филатов утром познакомился около сторожки, в жизни пришлось изрядно пострадать. И к ее концу у него только и осталось, что эта сторожка с печкой, где он жил круглый год, и две сотни баксов, которые платили ему за охрану территории базы. Впрочем, охранял он ее жестко, никому не позволяя проводить пикники за импровизированным КПП, делая исключение только для своих хозяев, их друзей да еще для тех, кто мог предъявить своеобразный документ – так называемый «перстень судимости». На его пальцах таких было семь – пять на левой и два на правой руке, наколотых в зоне и являющихся опознавательными знаками для тюремной братии.

Из своих семидесяти пяти лет Хомец – по блатной кликухе «Хомяк» – просидел в тюрьмах да на зонах около тридцати, первый раз «загремев» за хулиганство «без отягчающих» еще по «малолетке», вскоре после войны. Вторая посадка была уже за хулиганство с отягчающими обстоятельствами – он набил морду мастеру на заводе, где тогда работал. Чего они не поделили, он теперь затруднился бы сказать. Но свои пять лет получил. К тому времени он успел связаться с блатными и после того, как «откинулся», стал членом «бригады», которая «шмонала» расплодившихся, подобно вшам, спекулянтов (каламбур тут уместен, ибо вшей в ту пору не было только у замерзших под Сталинградом гитлеровцев).

Последнюю, самую долгую свою «ходку» Хомяк вспоминать не любил, ибо сел случайно, по вине бабы, с которой жил года три и которая успешно сбывала украденные из сельских магазинов шмотки. Было это в восемьдесят четвертом году, Хомец пребывал уже, что называется, в предпенсионном возрасте и садиться, да еще на семь лет, очень не хотел. Баба, пойманная на сбыте уворованного мужского костюма, «раскололась» быстро, и ее сожитель отвертеться не смог – взяли его «тепленьким», вместе с компанией дружков. Бабу спасло от расправы только то, что она, отсидев два года, благополучно померла своей смертью за год до освобождения Хомяка, которому «впаяли» на всю катушку. И тот, выйдя в очередной раз на свободу, по состоянию здоровья не смог продолжать прежних похождений: работая на зоне плотником, по неосторожности напарника он оттяпал себе циркуляркой пальцы на левой руке и, по протекции Буденного, устроился на место сторожа. Тем более что и жилье было – сторожка имела печку-»буржуйку», тепла от которой хватало, чтобы зимой согреть старые кости вора-ветерана.

... Юрий забрел к нему вечером того же дня, как и обещал, с литром водки. Старик встретил его равнодушно, но после нескольких стопок слегка оттаял и даже поделился кое-чем из своей многотрудной биографии. Особенно его заботил женский вопрос, правда в несколько необычной плоскости.

– Ты, сынок, главное, коль с бабой свяжешься, сразу ее в бараний рог крути, понял? – Старик наглядно показал, как это должно делаться. – Эту суку, из-за которой я последний срок мотал, надо было в строгости держать, а я ей много воли дал. И не первый раз из-за чувихи влетел! Падла...

Дед задумался, помолчал, они выпили, причем старик ни после первой, ни после второй, ни после третьей не закусывал, потом, затянувшись папиросой, надсадно закашлялся.

– Помру скоро. Хватит... – сказал он, когда приступ прошел, и безо всякого перехода продолжил: – Сумасшедшей красоты девка была. Я с ней сошелся в пятьдесят третьем, Сталин тогда еще помер. Мне двадцать три стукнуло, ей годков семнадцать. Ох, я ж тогда и жил! Из кабаков не вылазил, там с ней и познакомился, в Питере. У меня характер – не дай бог, у нее – вообще как у тигры, и глаза зеленые... Светились по ночам – жуть! Я и не знал, что эта стерва – дочь чекиста, и не в малых чинах; правда, он ее из дому выгнал. Да, слушай, крепко я в нее втюхался, даже теперь – столько лет прошло – все равно продирает... Так в марте дело было. Я Сталина никогда не любил, у меня брат старший в дисбате служил, рассказывал, что там сволочи эти, заградотряд, измывались, как могли, в спины стреляли: «За Родину, за Сталина!»... Так вот, идем мы с ней по Невскому, народ смурной, все грузина оплакивают, девчонка так вообще слезами исходит – тот ее, оказывается, на руках подержал, когда ей года четыре было. И тут, как на грех, пьянтос какой-то при людях – и как меня выбрал, толпа же ходила, – вцепился и орет: «Ты, козел, мудак... плакать надо, Сталин умер!» А я возьми и ляпни, мол, да пошел ты со своим Сталиным подальше. Твою мать, что тут началось! Она, девка эта, чуть мне глаза не повыцарапывала, менты повылазили, забрали меня, так она показания дала, мол, я память великого вождя оскорбил.... И стал я «по горячим следам» политическим. Я – политическим! – смех, да и только.

В 56-м вышел. И так захотелось мне ту девку разыскать, – Светланой ее звали, как дочку Сталина, – что прямо в Питер поехал. Не нашел. Убили ее.

– За что? – слегка захмелевший Филатов близко к сердцу принял историю, рассказанную дедом.

– А хрен ее знает! Села она по каким-то делам, там, видать, в тюряге, и замочили.

Вечер плавно перешел в ночь. Теперь уже Хомец, на удивление трезвый, достал откуда-то бутылку самогона, и утро понедельника, заглянув в сторожку, узрело двух заснувших за столом людей, объединенных Бахусом и неладами с законом.

Хомяк продрал глаза первым, с хрустом костей распрямил плохо гнущуюся старую спину, зевнул, посмотрев на часы. Было недалеко до полудня, солнце жарило во всю мощь. Филатов тяжело сопел, положив щеку на согнутый локоть, – отрубились они где-то под утро.

Дед растолкал собутыльника, посмотрел через бутылку на свет, разлил по стаканам остаток самогона:

– Похмелись, паря, а то с ума сойдешь!

Ничего не соображающий Филатов проглотил полстакана первача, с минуту не мог отдышаться, потом с хрипом выдохнул воздух через обожженную глотку и зашарил по столу в поисках огурца. Нашел, захрустел – и тут только смог понять, где он находится.

– Слышь, батя, – так он где-то со второй половины ночи называл Хомца, – времени-то сколько?

– Полдень. Скоро гости съезжаться начнут.

– Так что, может, ко мне пойдем? – закосил под лоха Юрий.

– А сторожить кто будет, Буденный? – старик насмешливо посмотрел на помятую физиономию Филатова.

– Батя, блин, по мне – хоть Ворошилов со всей Первой Конной! Подожди, пойду умоюсь да скатаю за поддачей – у меня машина тут.

– Дурень ты, твоя машина до первого дерева машина, а потом – железо с шашлыком... Эх, бля, не умеете выпить, пацаны! Короче, вали к себе, я тут пока переговорю кое с кем. Через полчаса подходи с деньгами, коли есть. Водку я найду. Только не показывайся особо на дороге, тут скоро такие парни будут, которые незваных гостей не любят.

Нет, не забыл Филатов, зачем он приехал в эти места. И таблеточками специальными снабдил его генерал Логвиненко, чтобы, если пить придется, голова чистой оставалась и ноги слушались. И не только такими таблеточками. Видать, пригодятся и те и эти, и довольно скоро.

По дороге к своему домику Юрий не утерпел и, раздевшись, бултыхнулся в прохладную воду озера. Похмелюгу как рукой сняло, и, отмахав саженками метров двести, он почувствовал себя человеком. Вышел из воды, подхватил одежду и, не натягивая ее на мокрое тело, поспешил на свою базу.

До этого времени он особо не напрягался, зная, что раньше следующего дня Фому ждать не стоит. Но после предупреждения старика нужно было смотреть в оба, чтобы не наткнуться на кого-нибудь из «шестерок», входящих в свиту авторитетов, которые должны были тут дожидаться Фому.

Еще вчера Юрий с точностью до секунд определил, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться от своего временного жилья до интересующих его объектов – коттеджа, сторожки, мусорных баков, которые, кстати, очень неплохо из нее просматривались. Что-то десантника к ним притягивало, хотя думать о том, что депутат Госдумы отправится гулять на свалку, было по меньшей мере наивным. И все-таки мимо нее вела тропинка к озеру, единственная посыпанная желтым песком тропинка...

Рюкзак с фугасом Филатов оставил пока на месте, проверив только наличие спрятанного под потолком пакета. Достал из тайника, сделанного в багажнике, крупную купюру, подумал, вынул еще одну, остальные завернул и спрятал на место. Глянул на часы – прошло как раз минут сорок. Затолкал в карманы ветровки несколько банок консервов, взял нераспечатанную пачку «Явы» и собрался уже уходить, как на территорию базы въехали две машины. Юрий отошел за угол, желая посмотреть, что за соседи у него появились.

Из первого «мерседеса» вышел толстенный, но не жирный, а, как говорится, «здоровый» мужик лет сорока и девушка моложе его, по меньшей мере, вдвое. Водитель остался за рулем и отогнал авто на площадку около домика, похожего на тот, где остановился Филатов, только немного большего. Вторая машина привезла тройку ничем не примечательных парней, державшихся развязно, но явно старавшихся не попадать лишний раз в поле зрения здоровяка, который, видно по всему, был у них главный. Юрий понял, что начали съезжаться «крутые» из сопредельных владений и расселяться по окрестным базам, чтобы по приезде Фомы собраться вместе и решить, кто в доме хозяин.

«Как бы на них не наткнуться, – пронеслось в голове. – Может, сейчас рюкзак забрать?» И все же он не решился это делать средь бела дня, да и времени, по его подсчетам, оставалось навалом. Прячась за деревьями, по знакомой тропинке «внучек» отправился навестить дедушку...

Дед хлопотал по хозяйству, подправляя полуоторванный ветром лист жести на крыше своей сторожки. Юрий пристроил куртку, стараясь, чтобы не выпирал пистолет, и тоже полез наверх. Дед, во рту которого был с десяток гвоздей, только кивнул, и вдвоем они минут за десять привели крышу в порядок. Слезли, Хомец сплюнул на землю, бросил молоток на лавку и закурил. Вытащил сигареты и Юра.

– Во, едут! – пробормотал дед, показывая на «вольво» вынырнувший из-за поворота. – Никак, сам Буденный... Это действительно был предводитель ежовской братвы. Сидя в той же тачке, его сопровождали Удав, Фриц и Слон, которому, чтобы полностью соответствовать кличке, не хватало только хобота. Буденный любил окружать себя колоритными личностями.

Не останавливаясь, машина проехала к дому, и вся компания исчезла за дверями.

– Теперь еще одни приедут, и баста. Остальные – в других местах, – показал свою осведомленность дед, который после того, как Юра во время ночной попойки рассказал кое-что о судьбе бабки Ядвиги и о том, как он ее хоронил, проникся к нему доверием. Дед принял то, что тот рассказал о себе – краткую биографию неженатого экономиста, решившего провести часть отпуска в тишине и покое.

– Что у них тут, профсоюзная конференция? – решил пошутить Филатов.

– Ну. Вон даже дорожку к озеру посыпали – председатель профкома бегать по утрам любит...

– Да, посидел бы он с ваше – не до бегу ему было бы, – заявил Филатов, призвав на лицо мину благопристойного уважения к сединам собеседника.

– Сядет он, как же... Поверь деду – таких редко сажают, разве что тех, кто изначально на подставке ходил. Настоящих же убирают – кого тихо, кого громко, это уж как политика повернется. И опять же, своей смертью из них мало кто умирает.

– Батя, послушай, так зачем все это надо? Он же, кто приедет, наверное, не простой вор в законе, каких много...

– Да уж не простой...

– ... значит, при должности. У таких денег море и возможностей хватает, зачем им лезть в этот передел?

– Передел, передел... Мало им, вот и лезут. Скоро настоящего вора днем с огнем не сыщешь, одни эти бандиты с депутатскими мандатами останутся. Короли, мать их...

– Ох, батя, не любите вы их...

– А за что мне их любить? За то, что все законы наши в задницу засунули? Что воров отстреливают по углам? Думаешь, Буденный долго проживет после этой сходки? Шиш! Если этому не будет жопу лизать, он его замочит. А лизать Буденный не будет. Никому.

– Давно вы его знаете?

– Давно. Ну да ладно, пошли в хату, я там самогонки достал. Только учти, это – последняя, больше у меня нет.

– Так деньги есть! Может, сгонять?

– Давай. Да не сгоняй давай, а деньги давай, сам пойду. Да, – обернулся он уже с порога, – если будут спрашивать, кто ты такой и где я, отвечай: внук, мол, а дед за пойлом пошел. А то, знаешь, тут народ подозрительный, да и шишка приезжает большая. Смотри тут! – дед ушел.

Юрий прилег на солдатскую кровать, стоявшую в углу сторожки. План помаленьку вырисовывался. Ночью, когда дед уснет, надо бежать за рюкзаком – это около четырнадцати минут. Минуту там, назад до баков, заложить заряд – всего полчаса, если что-то не помешает. Многовато, к деду могут зайти. Хотя кто ночью сунется... Так, а куда деть второй заряд? В дом мне ходу нет, я не самоубийца и не эсер-бомбист... И все-таки куда? Понадеяться на один заряд? А если он там не пробежит? Гимнаст хренов... Стоп. Туалет у них где? Явно ж не в помещении, завоняло бы все, канализации тут, по-моему, нет. Придет дед – надо как-то выяснить. Впрочем, там что-то типа туалета я и сам видел. Черт, идет кто-то.

Юра проворно сел за стол. Из крохотных сеней в избушку зашел Буденный.

– Здоров, де... А ты кто такой? – Чтобы сориентироваться в полумраке – крохотное окошко, несмотря на солнечный день, пропускало мало света, – ему понадобилась секунда.

Юрий приподнялся со стула:

– Внук его, Женя меня зовут. Дед за выпивкой пошел...

– И когда это Хомяк успел внуком обзавестись? – подозрительно покосился на него Буденный.

– Это Томки, сеструхи моей покойной, внук, – раздался от дверей голос деда. – Здоров, командарм!

– А-а, вот и сам Хомяк. Все водку пьешь?

– Надо, за встречу.

– Где работаешь? – обратился Буденный к Филатову.

– Экономистом на заводе... Дед, познакомил бы, а то как-то несолидно!

– Что дед-то... Буденный я, слышал, может?

– Слышал. Рад познакомиться. Может, за встречу?

– Ну наливай, за встречу так за встречу...

Они выпили по стопке водки – дед по-прежнему занюхав рукавом, Буденный – захрустев огурцом. В это время снаружи послышалось:

– Босс, ты где? Вылазь, обстановка изменилась!

Буденный высунулся из дверей:

– Что такое?

Удав подошел поближе, не заметив, что в избушке лишний человек, и приглушенно сказал:

– Фома уже на подходе. К вечеру у нас будет. Собрался тут ночевать. Сказал никому не сообщать, мол, сход, как условились, завтра в полдень.

– Ну так что? Мне пойти пол в хате помыть к его приезду? Задолбал ты со своим Фомой.

– Мое дело сказать...

– Ладно, пошли покумекаем. – Не прощаясь и не оборачиваясь, Буденный вышел из сторожки.

Около семи часов вечера два «мерседеса» – черный и белый – проследовали мимо «КПП» в сторону коттеджа. Четверо крепких ребят из второй машины мгновенно проверили дом, откуда поторопился выйти Удав, следом за которым не спеша появился Буденный. Ничего подозрительного не обнаружив, старший охраны открыл дверцу черного «мерседеса», откуда выскользнул – не вышел, а именно выскользнул – щуплый, лысоватый человечек в темном костюме. Пожав руку Буденному и похлопав покровительственным жестом по плечу Удава, он прошел в дом. Юрий, наблюдавший за всем этим в бинокль, сразу опознал Фомина по телерепортажам и нескольким фотографиям, показанным ему еще в Питере генералом Логвиненко. Убедившись, что объект прибыл, Юрий, не расталкивая спящего на кровати деда (не понадобились даже сонные таблетки, хотя «пилюль трезвости» Юра наглотался изрядно), приподнял ножом половицу и опустил под нее бинокль и пистолет. Вовремя: к избушке приближались двое парней из охраны Фомы – интеллигентного вида джентльмены, по причине выезда на природу чуть ослабившие узлы галстуков. Пока они шли по дорожке, Юра гадал, к какой конторе они принадлежат – ФСБ, спецназу либо это просто вышколенные «неорганизованные» охранники «депутата от оргпреступности» Константина Фомина.

Они вошли в дверь без стука и увидели сначала Филатова, клевавшего носом за столом, а потом и деда, громко храпевшего на кровати.

– Кто вы такие? – поинтересовался «джентльмен от охраны».

Юра обозрел его мутным взглядом и пробормотал:

– Сторожа, к вашим услугам... Извините, мест нет... Частная собственность...

Охранники переглянулись:

– Ну что, пусть дальше бухают?

– Да черт с ними, местный атаманчик говорил, что в сторожке дед с внуком... Слышишь, сторож!

Юра клюнул носом, встрепенулся и открыл глаза:

– Угу...

– Короче, чтоб вас тут не видно – не слышно было, ясно?

– Ясно... Сотку потянешь?

– Да пошел ты...

Охранники Фомы удалились, еще раз обшарив глазами помещение. Юра тут же протрезвел и через окно проследил за удалявшимися парнями. Теперь оставалось одно: ждать ночи.

Это были мучительные часы. Если Филатов и не метался по комнате, как загнанный зверь, то и на месте усидеть не мог. Много раз рука тянулась к бутыли с самогоном, но самое большое, что он мог себе позволить, – это налить на донышко стопки и промочить рот... Юрий не замечал, что из-под опущенных век за ним внимательно следит неподвижно лежащий на кровати Хомяк.

Медленно стемнело. Прикорнувший было Филатов подхватился, как от толчка, нажал на кнопку подсветки часов – десять минут назад наступили новые сутки. Встал – не быстро, опасаясь, что от резкого движения закружится голова. Прошелся по темной комнате, прислушался к сопению деда, достал на ощупь из-под половицы «вальтер» и вышел из сторожки.

Луны, на его счастье, не было видно – к ночи небо заволокло тучами, явно собирался дождь. Филатов забеспокоился – если утром в плохую погоду Фома не выйдет на прогулку, то все пойдет прахом. Расчет на ватерклозет не оправдался: он все-таки находился в доме. Установить фугас с достаточной уверенностью было больше негде – как на грех, с территории, прилегающей к дому, были убраны все бочки, ящики – все, можно было спрятать заряд. Не в землю же его закапывать у всех на виду?

«Как еще эти волки мусорные баки не проверили?» – удивился Юрий, не зная, что весь мусор до самого дна накануне был неоднократно проткнут специальными щупами – действовали современные принципы охраны, доведенные в России до абсурда и все равно не гарантирующие от преждевременной смерти.

На этот раз Филатов пошел по короткой дороге, чтобы не обходить залив. Спокойно пробрался на базу и уже подходил к своему домику, когда услышал за спиной чей-то хрипатый голос:

– Ты чего тут шляешься, гондон?

Юрий замер, сжимая рукоять пистолета. Медленно повернулся. В шаге от него стоял прятавшийся до этого в тени деревьев один из сопровождавших давешнего соседа бандитов.

Тот подошел вплотную. Юрий ощутил запах перегара. Делать было нечего, и Филатов коротко ударил мужика в промежность. Тот хрюкнул, согнулся и свалился к его ногам, подтянув колени к подбородку. Говорить и тем более кричать он не мог. Юрий вытащил пистолет и рукояткой изо всей силы ударил его в висок. Незадачливый охранник обмяк. Юрий пощупал его пульс: «Жив, скотина, что же мне с тобой делать, не добивать же до смерти? А придется...» Оттащил тяжеленное тело в гущу кустов около металлической сетки, огораживавшей базу, туда, где еще вчера заметил дыру. С большим трудом перетащил этого почти покойника за ограду, в сотне метров от которой была яма типа воронки от бомбы. Тело тяжело скатилось по брустверу, Юрий спустился следом и, преодолевая тошноту от того, что ему предстояло сделать, обернул курткой руку, в которой держал пистолет. Выстрел прозвучал приглушенно, не громче хлопка бутылки шампанского.

Оставив забросанное нарубленными кем-то ветками тело – до утра не найдут, и ладно, – Филатов на ослабевших ногах пробрался в домик. Сделать предстояло немало, и хорошо еще, что в соседних домиках все спали. Видимо, убитый, к своему несчастью, просто вышел «по малому» и заметил Филатова. Десантник зашел в дом, вытащил, не зажигая света, из-под кровати рюкзак, достал спрятанную коробку и засунул ее в карман. Завел машину и выжал педаль газа.

Было уже около двух часов ночи, когда Филатов поставил «москвич» невдалеке от сторожки. Через лес почти бегом, душе благодаря своих инструкторов за зверские методы подготовки, добрался он до мусорных баков. Замер, прислушиваясь к тишине предутреннего леса. Снял рюкзак. Развязал его. Уложил в мусорный контейнер. Вынул из кармана коробку. Размотал целлофан. Открыл ее с едва слышным щелчком. Вынул взрыватель, осторожно ввинтил его в фугас, не вынимая того из рюкзака. Переключил тумблер. Замаскировал рюкзак мусором...

Он тихонько приблизился к сторожке, где по-прежнему не было света. Зашел. Дед спал, повернувшись на бок и тяжело дыша. В комнате ничего не изменилось. Охранники, видно, дальше лужайки перед домом не отлучались, проверив все заводя и расслабившись. «Во сколько же он выходит на свой утренний моцион? Дай бог, чтоб пораньше»... Опять – часы ожидания... «Кайзер, чтобы ты только не ошибся и этот твой Фома оказался таким фанатом утренних пробежек»...

Как медленно время бежит... Хоть бы не заснуть... Филатов проглотил пару каких-то бодрящих пилюль – детища секретной лаборатории. В голове посветлело. И на небе тоже. Закурил, посмотрел на лицо старика в углу и только теперь в лишь слегка побледневшем мраке увидел над его головой темную икону. Или это была не икона? Юрий не стал приглядываться. Часы пикнули. Пять утра. Скоро уже, два часа осталось. Поднял голову, уперся взглядом в лампочку без абажура, висевшую на коротком проводе. Лампочка приблизилась, сначала незаметно, потом как бы всасывая Филатова туда, где за прозрачным стеклом вместо вольфрамовой нити набирал высоту и уходил в небо серебристый самолет с надписью по борту «Эр Франс». Самолет исчез. На часах каким-то образом появилось: 07.00.

В коттедже раскрылась дверь. Невысокая фигура в спортивном костюме в сопровождении так же одетого охранника трусцой направилась в сторону озера. Двадцать метров. Филатов отщелкнул крышку пульта. Загорелась крохотная красная лампочка. Щелчок маленького тумблера. Вторая лампочка. Десять метров. Палец на кнопке. Пять метров. Три. Один. Взрыв.

... Он знал, что должно произойти. На полигоне это выглядело так: развороченный контейнер, разорванные на части манекены в окружности десяти метров...

... И тихий голос деда за спиной: «Беги, не тормози!» Подстраховал-таки Кайзер. Как дед-то отмажется?.. «Москвич» завелся с полуоборота. На землю еще не успели опуститься кровавые ошметки. Дорога. В пяти километрах – поворот в лес. Еще десять километров. Сменная машина на месте. Белые «Жигули»– «копейка». Так, «москвич» – в болото... Поехали.

Никакой погони, конечно же, не было. Убийца один. Дорог много. Он не знал, что несколькими минутами раньше в сторожку ворвался всклокоченный Буденный. Старик сидел за столом, спокойно постукивая по нему рукояткой пистолета.

– Где твой «внучек»? Хомяк, ты хоть понимаешь, что произошло?

– «Внучек» свое дело сделал, командарм. Делай теперь ты свое. А за взрыв хоть с кого спроси, ну, с Удава своего, например. Мол, он и тебя хотел «пришить» за компанию, а дело в свои руки взять...

Буденный обалдело уставился на деда:

– Хомяк, ты на кого работаешь?

– На Ерему, командарм, на Ерему. У нас теперь не Фома – так Ерема. Жди, скоро узнаешь. И не суетись, у него другие принципы работы, он у нас рома-а-нтик... Другой бы «внучка» сразу убрать велел, а этот к нему вроде проникся. Ну, да ладно, Буденный. Иди ликвидируй последствия.

Глава 14

Филатов помотал головой, еле обуздав на повороте мчащуюся по проселочной дороге со скоростью восемьдесят километров в час машину. «Боже, куда я еду-то?»

Он резко рванул влево руль, чтобы не сбить бредущую по обочине дороги флегматичную корову. «Откуда она взялась? Секунду назад не было... Вот. Деревня Тетча. Чуть ли не «Теща». Ну как я тут оказался? Пятьдесят километров от Ежовска... Ведь ехал в другую сторону... Господи, да и бензин на нуле, ведь полный бак был...» Посмотрел на часы. Обмер. С момента его отъезда с базы отдыха прошло пять часов. Из них он едва мог вспомнить пять минут. Закаленная психика десантника, как понял Филатов, дала сбой. Как и мотор машины, переставший получать бензин и заглохший у поворота с указателем: «Березов, 1 км».