Текст книги "Золотая лихорадка"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

Когда Филатов, не подумав, что он, вообще-то, «приезжий», ляпнул о том, как, мол, искали они ходы в детстве, дед, с радостной улыбкой сообщил:

– А ты, милок, как раз возле входа в него сидишь!

– Да ну! – не поверил Юрий.

– Пошли покажу, только, видать, подвал заперт...

Дед спустился по лестнице, которая когда-то вела на второй этаж, а теперь заканчивалась площадкой, где и сидел обычно курильщики и куда выходила только закрытая наглухо дверь в женское отделение. Протиснулся между стеной и перилами в закуток, куда обычно ставили швабры и ведра и поманил за собой Юрия.

В полу закутка оказался люк, действительно запертый висячий замок.

– Вот под ним, – сказал дед, – лестница в подвал, там сейчас нет ничего, кроме кроватей списанных. А справа дверь будет, заколоченная. За ней – ход, прямо в госпиталь ведет.

– И что, Панкратович, ты под рекой ходил?

– В войну ходил, когда тут фронт стоял. Надобность была.

Юра закусил губу, размышляя:

– Слушай, дед, а сейчас там пройдешь?

– Вот не знаю, мил человек, – ответствовал старожил.

– Может, и завалило его.

– Куда он выходил?

– Ты небось бежать по нем вздумал... Не выйдет у тебя, видать. Ход в подвал госпиталя идет, там-то все заперто, как пить дать.

– Ну ладно, попробуем. Поможешь, Панкратович, санитара отвлечь? Я тебе сигарет пару пачек за это дам. А то ну никак мне не выпадает тут отдыхать.

– Помогу, отчего не помочь...

Как договорились, в полночь дед уронил у себя в палате находившейся напротив поста, кружку. Вздремнувший санитар зашел туда на шум, и этого хватило Юрию, чтобы прошмыгнуть в курилку. Замок был хлипкий, его ничего не стоило сорвать с помощью железной ручки совка для мусора, который Юрий приметил еще вечером. Люк открылся без труда, и беглец спустился вниз, в глубокий подвал, по кирпичной лестнице.

Дверь действительно была на месте, заколоченная крест накрест полусгнившими досками, которые Юрий бесшумно оторвал. Ручки не было, окаменевшая дверь как будто срослась со стеной за многие годы.

Филатов посветил спичкой и, словно в награду за упорство, увидел в углу, рядом со штабелем старых железных кроватей, лом и несколько лопат. Мысленно поблагодарив неизвестного завхоза, десантник просунул лом под дверь, в единственную щель. Было совершенно темно, однако Юрий, предвидя это досадное обстоятельство, захватил с собой из палаты десяток старых газет. И когда ему удалось наконец приоткрыть дверь, завизжавшую ржавыми петлями, он свернул газету в жгут и зажег. За дверью обнаружилась крутая лестница, уходившая, казалось, в недра земли.

Филатов не считал ступени. Их было много, и, спускаясь при свете импровизированного факела, он как будто возвращался в свои детские мечты. Действительно, кто из тогдашних мальчишек не мечтал найти таинственное подземелье с цепями, скелетами и разбросанными по каменному полу золотыми монетами?

Вот и нашел Филатов свое подземелье... Четверть века спустя. И, словно кладоискатель, вооружившись на всякий пожарный случай ломом, отправился добывать самый драгоценный из кладов – свободу.

Лестница кончилась, перейдя в сводчатый коридор, выложенный древним кирпичом. Стены были мокрыми, под ногами хлюпало. «Это же я ниже уровня реки, – подумал Филатов. – Не дай бог, завалило где-то. Хотя не должно, вода бы прорвалась». Запалив еще одну газету, Юрий со всей возможной в таких условиях скоростью пошел вперед, ежась от падавших за шиворот капель. Воздух был спертый, застоявшийся, но дышать было можно.

Какое-то время Юрий двигался в темноте, не зажигая огня, держась за стены. Воды под ногами становилось все больше, и, когда по расчетам Филатова он был где-то под серединой реки, ее стало по колено, потом по щиколотку, и вскоре, преодолев около двух сотен метров, Юрий ощутил под ногой ступеньку лестницы.

Зажженная газета – Филатов почему-то запомнил, что это была «Комсомольская правда», – осветила красный кирпич стен; из такого же была сложена лестница, крошившаяся под ногами, – сырость сделала свое дело. Кто и зачем пользовался ходом – над этим Юрий тогда не задумывался: в смутные годы тайные ходы спасали и губили много жизней. Поможет ли этот ход ему? Или впереди его ждет тупик?

Ход выпрямился и разделился на два. Левый оказался завален почти у самого устья, зато правый снова привел его к лестнице, а уже та – в камеру, в противоположной стене которой виднелась дверь. Что было за ней? Скорее всего такой же подвал, как и под монастырем-психушкой.

Монахи были хорошими строителями, если подземный ход дожил до наших дней. Но ни одна дверь не выдержит «трехсот лет одиночества», и Юрий выломал ее мгновенно. Наверно дверь на противоположном конце туннеля меняли сколько-то лет назад, вот она и оказалась более прочной. Эта же сразу разлетелась в труху.

Огромный сводчатый подвал был пуст. В одном из его углов виднелась винтовая лестница, упиравшаяся в закрытый люк. Он долго не поддавался, пока Юрий, разозлившись, не перестал думать об осторожности и саданул в него ломом пробив насквозь. Люк поддался, и он очутился в складе, заваленном матрацами, постельным бельем и всяким другим хозяйством, которым заведуют обычно больничные кастелянши. Вдоль стены тянулся гардероб, в котором на плечиках аккуратно висели десятки комплектов военной и гражданской одежды. Немудрено – в госпиталь попадали солдаты и офицеры со всех окрестных воинских частей, а их вокруг Ежовска насчитывалось около десятка.

Глава 15

Из госпиталя можно было выбраться двумя путями. Первый – официальный, через КПП, двери которого выходили на мощенную булыжником улочку; вторым путем издавна пользовались прихворнувшие солдаты, желающие полечиться где-нибудь на стороне в объятиях местной красотки. Конечно же, Филатов избрал второй путь, известный ему с детства..

Для экипировки десантник выбрал джинсы, как самую практичную одежду. Выбирая обувь, представил, усмехнувшись, как будет утром орать Древоедов на дежурного санитара. Интересно, скоро ли выяснят, каким путем он бежал? Да ладно, больше в ежовский дурдом Юрий попадать не собирался. Документы, конечно, жаль, но, слава богу, другие есть. Правда, последний комплект, приготовленный на самый крайний случай. Добраться бы только побыстрее до Березова...

Мысленно поблагодарив неизвестных пациентов за одежду и обувь, Филатов принялся исследовать дверь. Ну что, ломом ее опять? Боязно, шума много. Но ничего другого не оставалось – в ящиках стола никаких ключей не нашлось. Стараясь делать все как можно тише, Юрий просунул лом в щель около замка и налег на него, отжимая дверь от косяка. Как по заказу, дверь была закрыта на один оборот ключа и через несколько секунд распахнулась. Освещенный тусклой лампочкой коридор привел к запертой на висячий замок решетке – вот почему о безопасности солдатского и офицерского шмотья особо не заботились.

Прямо за решеткой начиналась лестница, ведущая на первый этаж, к палатам. Вот уж тут шуметь никак не полагалось – сразу бы услышали. В раздумье Юрий спрятался в стенную нишу, не просматривавшуюся со стороны лестницы. И вдруг услышал голоса.

Двое спускались вниз, тихо переговариваясь.

– Слышь, Колян, водяра в ночнике есть. За час управишься? Деньги возьми...

– Управлюсь. Только бы Филин проверку не устроил.

– Какая, в жопу, проверка? Он сам пьяный в ординаторской дрыхнет.

Послышался лязг открываемой решетки, и в сторону вскрытого склада прошли двое – один в больничном, другой – в белом халате, видимо санитар. Не медля ни секунды, Юрий выскочил из ниши и двумя прыжками взлетел по лестнице. Тут же, на площадке, находилась и открытая входная дверь. Несколькими секундами позже он был уже в густом кустарнике; через минуту – у стены, окружавшей госпиталь. Перемахнуть ее и спрятаться в тени деревьев труда не составило.

Город спокойно спал, до рассвета оставалось еще несколько часов. Сколько точно – Юрий не знал, но рассчитывал застать на вокзале какого-нибудь таксиста. Так и получилось: на стоянке за рулем желтой «Волги» с шашечками дремал молодой водила. Филатов решил прикинуться загулявшим деревенским хлопцем:

– Земляк, не спи, замерзнешь! Сколько до Березова возьмешь? На работу не успею...

Таксист наморщил лоб:

– А где это Березов?

– Да недалеко, километров сорок... (На самом деле до деревни было все восемьдесят, но не говорить же об этом водиле!)

– Далековато... Тебе дорого обойдется.

– Да есть у меня бабки, не боись!

– Полтинник платишь?

Юрий для виду задумался, потом махнул рукой:

– Грабишь, земляк, ну да делать нечего...

Он сел в машину рядом с водителем. Тронулись. Мент около моста проводил их взглядом, зевая, как кот, но задерживать не стал.

Под колеса начали наматываться километры. Около поворота с указателем «Всуя – 6», пронесшимся в свете фар, Юрий повернулся к водителю:

– Земляк, водка есть у тебя?

– Ты ж вроде на работу собирался!

– Да попаду я на работу, мне там появиться главное...

Парень достал из бардачка бутылку:

– Пять баксов сверху.

– Хорошо, приедем – рассчитаюсь.

Юрий молча откупорил поллитровку и присосался к ней. Водитель только хмыкнул, когда его пассажир блаженно перевел дух.

– Далеко еще?

– Да нет, скоро поворот налево, я покажу.

– Не в Сорочино?

– Там...

– Что-то я в той стороне никакого Березова не знаю.

– Тетчу знаешь?

– Так что, аж туда пилить? Говорил, километров сорок...

– Езжай, сверху накину... – Юрий утомленно откинулся в кресле.

Водитель прибавил газу. Через полчаса он растолкал задремавшего пассажира:

– Тетча. Куда дальше?

– Давай вперед, потом направо повернешь.

«Жигуль» так и стоял у крыльца. Рассвет, тусклый, точно только что вышедший на волю зэк, слегка очертил силуэты построек. Юрий вылез из машины, и, не обращая никакого внимания на таксиста, отправился в сторону сарая, где у него был тайник. Вытащил свои сбережения, пистолет и документы. Вернулся к такси, сунул водиле несколько купюр. Тот, получив деньги, моментально испарился вместе с машиной. А Филатов, убедившись, что в доме никого нет, сел за руль и поехал в Тетчу, к Насте.

Утро обещало быть дождливым, сентябрь давал о себе знать тяжелыми давящими тучами. Деревня просыпалась, хозяйки уже выгоняли на пастбище коров, пастух шел вдоль улицы, пощелкивая кнутом Настя, в резиновых сапогах и наброшенной на плечи ярко-красной куртке, стояла в воротах, держа в руках хворостину. Черная ухоженная Милка замычала, приветствуя своих подруг, обогнула «жигуль» и влилась в стадо. Филатов, не вылезая из машины, молча приоткрыл дверцу. Девушка также молча смотрела на него, пока он не вышел, не обнял ее за плечи и не посадил на переднее сиденье. Филатов сел за руль и завел двигатель.

Наконец Настя нарушила молчание:

– И часто у тебя такое бывает?

– Ты уж прости, Настенька, это я просто сорвался.

– Просто... Ты как сумасшедший был, я не знала, что с тобой делать...

– И загнала меня в дурдом?

– Юра, ты был таким страшным... Я испугалась – ты мог с собой что-нибудь сделать...

– И что, по-твоему, я мог с собой сделать?

– Ну... Мало ли что...

– Ладно, малышка, забыли. Мне действительно было погано.

Настя помолчала, потом робко произнесла:

– Ты мог бы приехать ко мне...

– Вот я и приехал. Ты сегодня не занята?

– Если хочешь, повешу на магазин табличку «Уехала на курорт»... – она улыбнулась.

– А что, давай сегодня устроим тебе прогул! Я хочу побыть с тобой. – Филатов не лгал, больше всего на свете ему нужно было сейчас тепло этой деревенской девчонки.

Настя сидела рядом с ним как-то напряженно, прижав руки к груди. Юрий же с каждой минутой заряжался от нее чистой энергией, хотя и подавлял в себе желание коснуться ее, прижать к себе...

Он остановил машину у крыльца. Повернулся к Насте. Провел ладонью по ее светлым волосам под белой косынкой. И, боясь спугнуть то, что начиналось между ними, прижался губами к ее губам. Настя не отстранилась – сидела с закрытыми глазами, а сердце ее билось так, как у него в четырнадцать лет, когда он впервые обнял девушку. Филатов заставил себя оторваться от девушки:

– Настенька, нам ничто не должно мешать. Давай действительно повесим на магазин какую-нибудь табличку...

– Не надо, я еще с вечера предупредила, что отгул беру. Как знала...

Филатов отпер висячий замок ключом, спрятанным – Настя показала – в щели между досками. В хате было тепло, запах жилья не успел еще выветриться. Они вошли в горницу, Юрий плотно затворил за собой двери и задвинул щеколду. Настя присела на лавочку, зябко кутаясь в свою яркую куртку. Он опустился перед ней на колени, стянул с нее сапоги, обнял, прижался всем телом. Девушка несмело положила руку ему на голову и провела по волосам.

Филатов поднял ее на руки, как пушинку, и понес в боковушку.

... Они лежали в обнимку, совершенно опустошенные, только Настя изредка вздрагивала и еще теснее прижималась к Филатову. Он, лаская ее, тихонько спросил:

– Я у тебя первый, да?

– Да, родной мой, – она ответила так же тихо и снова замерла, наслаждаясь его ласками и неземным покоем, который снизошел на нее после только что перенесенной боли.

... За окном шумел дождь, и ничто, кроме шороха его капель, не нарушало покой нового мира, распахнувшегося этим утром перед Настей. Она не думала ни о чем, крепко обнимая своего первого мужчину, но страх перед тем, что вот сейчас он шевельнется в ее объятиях и скажет: «Пора, Настя», с каждой минутой все сильнее овладевал ею. И она целовала его, исступленно, неумело, и он чувствовал все то же, что и она, и тоже со страхом ждал момента, когда придется оторваться от этого юного тела, снова отправиться в мир, где холодно, одиноко, трудно и опасно.

Настя задремала; Юрий лежал неподвижно, вспомнив с болью, что точно так же, в такой же позе засыпала на его груди Ксения.

Он ласками разбудил Настю, и опять они довели друг друга до исступления. А уже под вечер девушка тихонько заплакала, почувствовав, что больше ничего не будет. Никогда. Потом успокоилась, вся как-то сжалась, принялась одеваться, а Филатов успел одеться, когда она дремала.

Уже в машине она задала извечный бабский вопрос, святой в своей наивности:

– Будешь мне писать?

– Да, малышка, – ответил он, не сомневаясь тогда в правдивости своего ответа. Откуда было ему знать, что окажется он скоро в таких местах, где нет почтовых ящиков...

Номер Жестовского не отвечал; видать, он с семьей был на даче. Зато Вадим поднял трубку сразу:

– Алло...

– Вадик? Привет! Только не урони трубку, это всего лишь Филатов...

– Юрка, нет слов! Откуда ты взялся?

– Из пространства и времени. Смогу я у тебя до утра перекантоваться?

– Какой разговор! Тебя не засекут в городе?

– Меня не узнают. Да и ты, в общем, тоже не узнаешь, я внешность изменил.

– Блин, ну настоящий детектив! Когда тебя ждать?

– Минут через двадцать. Я на машине.

Вадик Горбачев, советник мэра Ежовска по культуре, в свое время жил в Москве, в одном с Филатовым доме, как и Леня Жестовский, учился с ним в параллельных классах. Связывало их многое, в том числе и одна амурная история последних школьных лет. Знали все они друг друга, что называется, как облупленные, и поэтому Вадика надолго выбили из колеи события, в которых его приятель принимал непосредственное участие.

Правда, Жестовский вкратце рассказал Вадиму подлинную версию происшествия на станции, но то, что произошло потом, осталось для них тайной за семью печатями. И уж тем более им и в голову не приходило связывать с именем Филатова нашумевший взрыв на базе отдыха.

Горбачев отворил дверь на звонок и замер, не в силах поверить, что перед ним – человек, которого он знал четверть века. Но когда Филатов знакомо усмехнулся и, по своему обыкновению, спросил: «Ну-с, как пашем ниву культуры?», Вадим просто развел руками и пропустил друга в квартиру. Она была пуста – жена и дочь ночевали в деревне у деда с бабкой. В зале на журнальном столике стояла бутылка водки, нарезанная колбаса и помидоры. Обмениваясь ничего не значащими фразами, друзья уселись друг против друга в кресло, выпили по рюмке. Филатов сказал:

– Я ненадолго к тебе. С этими местами придется порвать – слишком уж я тут нашумел.

– Юрик, так это ты Рашида убил?

– Я. Другого выхода не было. Слушай, ты в этих кругах знакомых имеешь, какой там резонанс пошел?

– Буза поднялась жуткая. Ты ж уволок пол-общака! Теперь поулеглось, да и не до тебя им. Знаешь небось, тут на Всуе одного мужика убрали, очень крутого, так теперь шумят по другому поводу.

– И кто теперь у них главный?

– Буденный, как и был. А кто над ним – не знаю. Это ты у своей бывшей подруги спроси, она там при Удаве обретается... Ты уж прости, что я так резко, но ты должен знать.

– Я знаю. Хочу с ней попрощаться да рвану... в неизвестном направлении.

– Жаль, Юра. – Горбачев налил водки, с грустью посмотрел на свет сквозь хрустальную рюмку. – Обличье-то где менял?

– Неважно. Сам знаешь, деньги все могут...

Проговорили они до третьих петухов, вспоминали,

встреча их скорее напоминала поминки по прошлому. Да так оно и было...

Часов в семь утра Филатов вышел из подъезда, огляделся завел машину и тронулся по направлению к ежовскому авторемзаводу, рядом с которым жила Ксения. Он поставил машину во дворе, поднялся на седьмой этаж и, скрытый полутьмой лестничной площадки, позвонил в знакомую дверь.

– Вы к кому? – спросила Ксения, выглянувшая из квартиры в одном легком халатике с короткими рукавами.

– Вам телеграмма. Разрешите пройти?

– Пожалуйста... – она посторонилась.

Филатов закрыл за собой дверь и в упор посмотрел на материальное воплощение своей бывшей Большой Любви... Впрочем, может, и не бывшей. Хотя все страсти и спрятались на дне его личной вселенной, это не значило еще, что они там успокоились.

Филатов мысленно поблагодарил Настю за то, что хоть одну проблему взрослого здорового мужика она помогла решить...

– Ну что, Ксюша, может, хоть в горницу пропустишь? – спросил Юрий с явной насмешкой в голосе.

Ксения отшатнулась, поднесла руку ко лбу, словно желая перекреститься, потом, как это бывает в плохих романах, упала в обморок.

Юра удивился: ранее такого за ней не водилось. Он внес бывшую подругу в комнату, уложил на диван (ох уж этот диван!..). Мгновение спустя Ксения села, недоуменно глядя на пришельца. Филатов нехорошо усмехнулся:

– Ксения, где твоя нюхательная соль? Может, в будуаре?

Она не могла вымолвить ни слова. Бывшему десантнику это надоело, и он расположился в кресле-кровати. Наконец Ксения подала голос:

– Юрий, если это ты, скажи, на какой улице мы жили, когда ездили в Сочи...

– На улице Роз, Ксюша. Еще вопросы будут?

– Тогда, на озере, был ты?

– На каком озере? – Юрий решил, что не стоит афишировать свое пребывание в месте взрыва.

– На Всуе, когда террористы взрыв устроили...

– Да нет, милая моя, я только что из Москвы приехал, да вот повидать тебя решил. Не рада? – Юра ерничал, скрывая раздражение. С каждой минутой делать это ему становилось все труднее.

– Я не знаю, о чем мне с тобой говорить, Юра, – сказала Ксения, стараясь закутаться в халатик. – Старое ворошить? Не стоит, мы уже совсем другие с тобой. Ты – убийца, я – любовница мафиози, что тут скрывать...

– И я не знаю, зачем сюда пришел. Сказать, что до сих пор люблю тебя? Даже если это правда, то стоит ли тешить твое самолюбие? Мы свой выбор сделали. Я просто хотел посмотреть на тебя.

Зазвонил телефон. Ксения удивленно сняла трубку (кто бы это мог быть в начале восьмого утра?), выслушала быструю фразу с того конца провода, произнесенную взволнованным женским голосом, и Юра увидел, как краска, вызванная его появлением, уступила место смертельной бледности. Не отвечая, она опустила трубку, не удержала, и та, качаясь, повисла на проводе. Ксюша смотрела мимо всего, тяжело дыша, приоткрыв рот. Видно было, что известие, переданное по телефону, сразило ее наповал.

Филатов почел за необходимость вмешаться.

– Ксения, я могу тебе чем-нибудь помочь?

Та ответила медленно, едва ворочая языком:

– Они схватили Витю...

– Кто, менты? – не понял вначале Филатов.

– Буденный. Он давно хотел от него избавиться. А тут – взрыв... Он же все это организовывал на озере...

Юрий поднялся из кресла, прошелся по комнате, обдумывая ситуацию. Потом спросил, скрутив волю в стальной жгут:

– Ты его действительно любишь или это просто развлечение?

Ксения прижала стиснутые кулаки к груди:

– Люблю-у-у!

Это было сказано так, что Филатов вмиг отмел всякие сомнения; Удав смог сделать то, что не удалось ему – возбудить в ней страсть, настоящую животную страсть неудовлетворенной самки. Ему стало и противно, и жалко эту самку. Он спросил только:

– Когда его схватили?

– Только что. Соседи видели, его жене сказали, а та мне позвонила...

– Ну у вас и... б... во! – не сдержался Филатов.

И тут с его бывшей подругой произошла поразительная метаморфоза. Она выпрямилась, на лице ее, до сей секунды растерянном, появилась воля, и гордость, смешанная со стыдом.

– Филатов, ты многое мне дал. Но – прости за правду – мне нужен был мужик, а не... – она помолчала, – десантник. Я знаю, тебе до сих пор не все равно, как я к тебе отношусь. Так вот, у тебя есть возможность доказать мне, что ты выше всех, надежней всех. Спаси Витю, вытащи его – и ты докажешь свое превосходство над ним. И надо мной. Над всеми. Если ты захочешь, я вернусь к тебе, уеду с тобой куда угодно, только спаси его. Иначе мне не жить. Я прошу тебя, во имя всего хорошего, что было между нами все эти годы...

Филатов оторопел.

Ксения, замолчав, стояла со сложенными, как для молитвы, руками.

Из соседней квартиры слышалась утренняя перебранка соседа-алкоголика и его жены. На стене тикали часы. На кухне капала вода из неплотно завернутого крана.

... Удав стоял перед Буденным, сидящим в кресле в подвале своего особняка. «Командарм» чинил допрос по всей форме юриспруденции.

Вопрос был задан, и вопрос далеко не простой, причем такой, ответ на который знали все, но ответ этот никого не устраивал. Нужно было получить другой, и дать его должен был козел отпущения по имени Виктор Годунов.

– Итак, Удав, ты зачем Фому убил? – равнодушно вопрошал Буденный, зная, что никакого Фому Удав не убивал.

– Никакого Фому я не убивал, – столь же равнодушно отвечал Годунов, зная, что на его слова никто адекватно не реагирует.

Прошло уже довольно много времени со дня смерти Фомы, но лишь неделю назад на горизонте местной братвы замаячил его «правопреемник» – столь же крутой, состоящий при власти мужик. Звать его было приказано просто босс, а по своим каналам Буденный разведал, что особо приближенные именовали их новую «крышу» Кайзером. Во избежание повреждения собственной шкуры больше информации Буденный разузнавать не спешил: меньше знаешь – дольше живешь. Именно поэтому и не стал он вникать в подоплеку разборок в верхах, результатом которой стал приказ из Москвы срочно найти козла отпущения, соответствующим образом обработать и при необходимости представить на «суд общественности». Видно, в убийстве Фомы заподозрили его главного соперника Кайзера, и тому пришлось наскоро заметать следы.

Не надо было далеко ходить – под рукой обретался Удав, готовивший встречу на Всуе. Вот его и взяли тепленьким в подъезде, воткнули ствол под лопатку и без лишних осложнений доставили к Буденному. Теперь клиента предстояло обработать, и заняться этим не терпелось достопочтенному Фрицу – любимчику Буденного и его правой руке. Умный садист Фриц – сочетание не из тех, что встречаются часто, – предпочитал для обработки не новомодные электрические и наркотические орудия пыток, а вещи более простые, но не менее надежные: розги, например, старую проверенную дыбу и т.д. и т.п. Говорят, это именно он много лет назад первым стал практиковать в качестве орудия пытки утюг; впрочем, сам Фриц этого не подтверждал, хотя и не опровергал. К славе подобного рода он был равнодушен.

– Значит, не ты? – уточнил Буденный.

– Точно не я, – скучно ответил Годунов и добавил: – Кончай бодягу, Буденный.

– Нужно было меньше Фоме жопу лизать. Так что придется тебе пострадать за неправое дело. Фриц!

Фриц подошел сзади, развернул Удава к себе лицом и коротко ударил того под дых. Удав согнулся пополам и сунулся головой к ногам своего палача, который, не медля, пару раз дал ему под ребра носком ботинка, потом добавил ударом в зубы. Годунов захрипел.

– Ну что, накатаешь маляву с признанием? – спросил Буденный. – А то больно умирать будешь. Сам понимаешь, игра по-крупному идет, а мне за все отдуваться не хочется.

Годунов выплюнул выбитый зуб:

– Хер ты от меня что поимеешь...

– Во, бля, партизан недорезанный! – удивился «командарм». – Пойми, дурила, я все равно получу от тебя то, что хочу, и от тебя зависит, помрешь ты спокойно или будешь разрезан по кусочкам. Сам виноват, что меня не в хрен не ставил. Дурак... Фриц!

Тот был наготове. Продев руки живого мертвеца – так он, по крайней мере, считал – в петлю, свисавшую с потолка, он толкнул Годунова в поясницу и профессионально вздел его на дыбу. Удав заорал. Начитавшийся древних наставлений по палаческому делу еще на первом курсе истфака, Фриц аккуратно срезал с него рубашку и без предисловий вытащил из корыта с соленой водой розгу. Спустя минуту на спине бандита, от которого отвернулась удача, было написано все, что Фриц думал по поводу его неуместного препирательства. Впрочем, недоучившийся историк (его выперли со второго курса за то, что по пьяни избил опера в студенческой общаге) не знал, что розгами бьют на козлах, а на дыбе – кнутом. Наверное, поэтому Удав не сказал ни слова, где-то после десятого удара потеряв сознание.

– Снимай, – брезгливо скомандовал Фрицу Буденный. – Халтурщик ты.

От прикосновения холодного бетонного пола да еще оттого, что ему влили в рот водки, Годунов быстро пришел в себя. Но на вопросительный взгляд Буденного он снова отрицательно помотал головой. Что ж, таков человек – до последнего надеется на избавление...

Буденный поднялся из кресла:

– Опусти его в выгребную яму до ночи и поставь кого-нибудь, чтоб сторожили. Некогда мне тут возиться.

Фриц молча вправил Удаву вывихнутые руки, от чего тот застонал, прикусив губу, и повел в сторону сараев, где находился сортир, в котором справляла нужду всякая мелкая сошка. Личный унитаз Буденного размещался в самом доме – тот любил посидеть с комфортом.

Сняв верхний короб с дыркой, Фриц столкнул не имевшего сил сопротивляться Удава в яму, заполненную экскрементами, и там оставил, поманив пальцем развалившегося на садовой скамейке бандита.

– Сторожи, Борман! Позовет – дай знать... – приказал он и удалился в дом.

Удав, которого тут же стошнило от зловония окружающей среды, остался в дерьме, уповая лишь на чудо.

Филатов так и не смог заставить себя обнять плачущую Ксению, как ни хотелось ему это сделать. Гордость победила жалость, но он, обалдевший от силы чувства, был поражен другим: как он все-таки плохо знал свою подругу... Прибегнув к обычному средству для самоуспокоения – глотку из фляжки, – Филатов почти пришел в себя и спросил:

– Ты знаешь, кто меня подставил в тот раз?

Ксения только отрицательно помотала головой, глотая слезы. Они так и стояли друг против друга: она – зябко обняв себя за плечи, он – держа в опущенной руке плоскую фляжку.

Потом Филатов отошел к секции, за стеклом которой разглядел сделанную им несколько лет назад фотографию их любимого кота, носившего в честь одного из героев братьев Стругацких кличку Максим.

– Помнишь, как мы Максима с рынка везли? Он тогда меньше ладони был...

Ксения молча кивнула. Кот исчез во время пожара, уничтожившего дом ее бабушки, еще прошлой зимой. А за год до этого по настоянию Ксениной матери его кастрировали, чтобы не просился по весне к кошкам...

Филатов произнес:

– Я сейчас, как этот кот: и дом сгорел, и любимую трахнуть не могу. Ладно, чужая милая, я постараюсь его вытащить, но дальше – сами разбирайтесь, я вам не помощник.

И, стремясь поскорее закончить эту дешевую мелодраму, вышел из квартиры.

«Ну, узнаю хоть, кто меня тогда, на станции, убийцей выставил, – думал Юрий, спускаясь в лифте. – Удав-то должен знать, мимо таких ничего не проходит...» Он завел машину и, по привычке, появившейся в последние месяцы, оглядываясь по сторонам, поехал в воинскую часть, где попросил вызвать на КПП прапорщика Жестовского.

Глава 16

Окунь, на ходу расстегивая ширинку, приближался к туалету, когда дорогу ему заступил Борман.

– Окунь, туда нельзя, в параше Удав сидит. Буденный приказал.

– Так что, мне под деревом облегчаться? Или не помнишь, как Фриц Турка отвалтузил за то, что по пьяни в саду под деревом наложил?

– Мое дело маленькое, мне сказали – я тут охраняю...

– Да кого ты там охраняешь? Удав там что, обосрался, что ли?

– Дубина, он не на параше сидит, а в параше!

– Иди ты!

– Зуб даю. Фриц его туда посадил.

На дорожке появился Фриц:

– Что, Окунек, приперло?

– Есть такой момент...

– Маленький домик видишь? Туалет называется. Там это обычно делают.

– Так Борман говорит...

– Иди, я сказал.

Провожаемый взглядами Фрица и Бормана, Окунь юркнул в гальюн. Из ямы не доносилось ни звука. Облегчившись в уголок, он выскочил наружу:

– Фриц, а Фриц! Он там, видать, задохся.

– Да? А ну-ка, вы, двое, вытащите его оттуда. Противогазы в подсобке найдете, ха-ха...

Ведро воды, вылитое на вытащенного из выгребной ямы Годунова, привело его в чувство. Он обвел мутными глазами собравшихся вокруг него бандитов.

– Ну? – коротко спросил Фриц.

– Хрен вам... – выдавил из себя Удав.

Лицо Фрица окаменело:

– Киньте снова туда, где был...

Прапорщик Жестовский критически осмотрел новое лицо Филатова.

– Ты знаешь, а ничего! – оценил он, и оба засмеялись, обрадованные встречей.

– Ленька, ты сегодня в службе долго будешь? – спросил Филатов, желая в более спокойной обстановке побеседовать с другом и навести справки о житье-бытье местных бандюг, с которыми, по иронии судьбы, оба его ближайших приятеля – и Вадим, и Леонид – имели дела.

– Понимаешь, тут проверка намечается. Могу, конечно, на контрактника все повесить... Ладно, пойду дам указания и скажу, что на «точку» уехал. Жди в машине.

Минут через десять прапорщик уселся рядом с другом, устроил на заднее сиденье чем-то набитый брезентовый курьерский портфель и спросил:

– Куда рванем? Может, на природу? На Уле костерок разложим...

– Давай! – согласился Юрий и завел мотор. – Только вот что: нужна мне от тебя кое-какая информация. Во-первых, как лучше пробраться к «малине» Буденного?

– Мы как раз около нее проедем. А на фиг тебе?

– Правильно меня в армии обзывали: романтик я долбанутый. Ты же знаешь, что Ксюха с крутым связалась?

– Подожди, это которая Ксюха? С которой ты жил в последнее время?