Текст книги "Холодный рай (СИ)"

Автор книги: Андрей Стригин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)

согласиться, взгляд у Виктора тёмен, словно у крокодила, залёгшего в трясине.

– Через два часа тебя сменит Илья,– Виктор уходит, звякая затвором автомата.

Ночь в разгаре, тучи уверенно снесены ветром к краю горизонта, свет звёзд

холодит израненную душу лаборанта. Хочется выть от безысходности, душит злость,

хочется как-нибудь «нагадить» этому выскочке, но у того имеется сильнейший аргумент –

АКМ. Как было хорошо до его прихода, спокойно, чинно. А ведь это он, Олег Васильевич, подсказал как правильно силки на голубей ставить. Девушки едва в засос не целовали за

эту идею. Голод отступил и появились мысли создать голубиную ферму, уже и место

присмотрел, а тут этот появился, всех напугал и власть к рукам прибрал. Авантюрист, проходимец, выскочка, негодяй! Викентий Петрович, что-то молчит. Ох, не верю я этому

батюшке, поп – как есть поп. Настораживает, что он поплёлся с нами в спелеологическую

экспедицию. Ой, как настораживает! Не иначе чего задумал? И нечего вякать о спасении

души и всё такое, верно, интерес, какой есть, раз втесался в группу из настоящих мужчин.

С этими тяжкими мыслями Олег Васильевич прохаживается по берегу, с завистью

глянул на резиновую лодку, даже захотелось её продырявить, но за это и убить могут, демократические принципы здесь явно не в ходу. Боюсь, начнёт процветать культ

беззакония, насилия, вседозволенности. На одной чаше весов будет всё общество, а на

другой – автомат Калашникова. Вот бы грохнул его кто!

Олег Васильевич, поскуливая, бродит у воды, затем присаживается, с тоской

смотрит в море, а оно сейчас незнакомое, чужое, ощутимо веет холодом, не искупаешься, вода ниже одиннадцати градусов. Как-то незаметно, погрузившись в печальные думы, он

легко скользнул в беспамятство спасительного сна.

– Бурый, чё это?– Репа замирает, вглядываясь в ночь.

– Лодка, гы-гы, точно лодка. Во обкурились, на берегу оставили.

– Надо бы ножиком пропороть,– обеспокоено крутит шеей Репа.

– С ума сошёл, она уже наша,– облизывается Бурый.

– Мне западло её тащить, она неподъёмная,– возмущается Репа.

– Терпилу запряжём,– вновь гыгыкнул Бурый.– Вон, под тем кустом спит, Видишь?

– Точно,– загораются глаза у Репы.

Они, не таясь, подходят совсем близко, Бурый поигрывает ножом:– Тощая коровка.

– Толстых сейчас не встретишь,– хохотнул, Репа и пинает безмятежно спящего лаборанта

ногой в бок.

Олег Васильевич мгновенно открывает глаза, и душа замерзает от панического

ужаса, он видит взрослых мужчин, в синих татуировках. Неужели это те зеки, о которых

говорил Виктор? Неужели людоеды? Тошнота лезет к горлу, Что делать? Сигнал! Надо

срочно подать сигнал! Какой? Олег Васильевич на гране обморока, но выдавливает из

себя едва слышное кукареканье.

– Петух?!– в радости восклицает Репа.

Олег Васильевич словно просыпается, открывает рот, чтобы заорать во всю мощь

голосовых связок, но не успевает, нечто жгучее, с омерзительным хрустом входит ему под

правую грудь.

– Зачем?– ругается Репа.– Кто лодку тащить будет?

– Теперь она о нас никуда не денется,– вытирая широкое лезвие ножа об куртку

лаборанта,– спокойно говорит Бурый.

– А этого теперь тащить!

– Я легонечко, не замочил, сейчас очнётся и сам ножками перебирать будет. Рот ему

завяжи, а то вновь кукарекать начнёт.

– Блин, повезло, петух,– глумится Репа, но кляп пока не тыкает ему в рот.

Виктор проверил дальние подступы, тихо, лишь сверчки надрываются,

соревнуясь с ночными цикадами. Теперь необходимо проверить берег, надежды на

бестолкового лаборанта, к сожалению нет. Странный он, однако, бесится как подросток от

переизбытка гормонов, а ведь уже седина лезет в бороду. Удивляет, что такого идиота

спелеологи взяли в свою группу. А вдруг у него есть, какие достоинства? Наверное, есть, не просто так с ним почтителен Павел Сергеевич, а он мужик достаточно серьёзный, мягковат, правда, хотя пытается это скрыть под маской строгости.

Луна тужится из-за всех сил, освещая каменистый ландшафт Караби яйлы, но так

не вовремя выползшие тучи, сводят её старания на нет. Сгущаются тёмные тени, по душе

Виктора словно провели кошачьими когтями – первый признак вздрогнувшей интуиции.

Чувство опасности распускается как цветок дурмана, заставляет спину передёрнуться от

озноба.

Виктор снимает автомат, оглядывается, вслушиваясь в малейший шум. Но цикады

не замолкают, сверчки, как прежде поют, значит, здесь людей нет, это где-то в другом

месте. Неужели у моря? Вроде берег там просматривается во всех направлениях,

подобраться незамеченными крайне сложно … если конечно … не спать.

Виктор метнулся к берегу, затаился в кустах, высматривая тщедушную фигуру

лаборанта, но его нет. Неужели спит под каким-нибудь кустом? Очень может быть, он

недостаточно серьёзно отнёсся к поставленной задаче, но интуиция как бешеная собака

сигнализирует об опасности.

Выкатившись на открытое пространство, словно бывалый спецназовец, Виктор

водит по сторонам стволом автомата. Тишина, лишь в море плюхнула рыбина, фыркнул

дельфин, и пошла рябь.

Виктор легонько свистнул и прижался к земле. Выстрелов не последовало, но и

отклика от лаборанта тоже. Тогда он становится во весь рост и бежит к лодке. У

кустарника замечает тёмное пятно, словно землю полили гудроном. Присаживается,

тыкает пальцем, подносит к носу. Кровь! Виктор резко прыгает к лодке, выглядывает из-

за неё, палец на курке немеет от напряжения. Берег пустынен, лаборанта уволокли. Но

кто, люди из группы Идара, или Вагиза? Один хрен, редьки не слаще, они сейчас в общей

связке и их цели совпадают, хотя и ненавидят друг друга.

Виктор будит лагерь:– Нападение,– выкрикивает он,– всем взять оружие!

– Как, нападение?– Павел Сергеевич невероятно встревожен, но нож уверенно вытягивает

из ножен.

– Лаборанта похитили.

– Кто?

– Откуда мне знать? Похоже, решил поспать, его и завалили.

– Убили?– восклицает одна из девушек.

– Кто его знает, но кровищи много.

Олег Васильевич действительно не умер, он приходит в себя и вновь сознание

туманит дикая боль. Сквозь кровавые вспышки он два различает голос, ему приказывают

идти, грубо встряхивают, красное пространство заполняет чернота.

– И всё-таки ты его сильно подрезал,– издалека звучит голос.

– Слабая птичка оказалась.

– Придётся мочить, вырежем только печень и сердце, остальное не дотащим.

Эти жуткие слова врываются в сознание как бульдозер, выворачивая психику

наизнанку. Неужели Виктор был прав, и людоеды существуют? Но это не должно быть

реальностью.

– Мочи его!

– Я могу идти!– кричит Олег Васильевич.

– Очнулся, петушок, молодец. Теперь беги!

Он бежит, смешно переставляя ноги, его мотает из сторону в сторону, кровь

непрерывно струится из раны, дурнота лезет к горлу. Но Олег Васильевич чётко знает, стоит ему упасть, и его тело будут потрошить как в мясной лавке.

Пытка продолжается с вечность, рана уже не болит, а как-то немеет, огонь в груди

исчезает и ползёт леденящий холод. Вскоре силы иссякнут с вытекающей кровью,

появляется безразличие, мозг не способен соображать и в этот момент его сбивают на

землю.

Бьёт озноб, а рядом горит костёр, Олег Васильевич интуитивно ползёт к огню,

натыкается на обгрызенную кисть человеческой руки, дико вскрикивает, забивается под

колючий куст. Хруст веток, около него останавливаются.

– Не надо!!!– Олег Васильевич заслоняется окровавленными руками.

Профессиональным движением ему перерезают горло, кровь выплёскивается

вместе с хрипом и душа лаборанта, обретая небывалую лёгкость, несётся прочь от этого

ужаса.

Павел Сергеевич закрывает лицо ладонями, затем трёт себе левый бок, на лице

гримаса боли.

– Вам плохо?– подскакивает к нему Алёнка.

– Сильно жжёт.

– Присаживайтесь. Сейчас настой из пустырника принесу.

– Не надо … пройдёт … Олега спасать надо … немедленно.

– Завтра,– угрюмо говорит Виктор.

Павел Сергеевич едва не с ненавистью глянул ему в лицо.

– Сейчас нельзя, у них тоже есть АКМ, перестреляют из засады как стадо баранов. Утром

… а Олегу мы сейчас не поможем.

– Любая минута дорога,– сквозь зубы цедит декан.– Давай автомат, я сам пойду.

– Чтобы сделать им подарок? Они отберут его у вас!

– Я, в своё время, на военных сборах офицером служил.

– Не стоит подвергать опасности всех остальных,– решительно отводит протянутую руку

Виктор.

– Павел Сергеевич прав, дай нам автомат,– выступает вперёд Антон.

– Виктор, не хочешь с нами идти … отдай автомат,– неожиданно заявляет Алик, он как

всегда с нервозностью теребит свою панаму.

– Вам, что не ясно,– появляется рядом с Виктором Нина,– это вверх безрассудства. Чётко

же сказано, там засада!

– Да он просто струсил!– звенит мальчишеский голос Толи Белова.

Виктор отступает, крепко обхватив вспотевшими пальцами ствол и приклад.

– Дай!– тянет руки декан.

– А женщин с собой потащите или одних в лагере оставите?– раздаётся хорошо

поставленный голос Викентия Петровича.

Гл.9.

На некоторое время возникает тишина, затем, покраснев от прилива адреналина,

звонко пищит Света:– Я с мужчинами пойду спасать Олега Васильевича!

Виолетта Степановна неодобрительно взбрыкивает чёрными бровями:– Угомонись

дитя, дело мужское, как они решат, так тому и быть,– она строго глянула на Павла

Сергеевича и тот сникает.

– Право, даже не знаю, как быть,– нерешительно мямлит он, взирая на застывшую в

неподвижности женщину.

– Мы всегда были наравне с мужчинами,– уверенно говорит Алёнка, трогательно сдувая

непослушную чёлку со лба.

– Это так,– соглашается Нина,– но если мы все, ночью, угодим в засаду, нас перестреляют

как глупых кур. Действовать необходимо с холодной головой,– она ободряюще глянула на

своего мужчину.

– Ночью идти нельзя,– стоит на своём Виктор.– Мы задавим тварей, это я гарантирую, но

сейчас они имеют преимущество.

– Я согласна,– прерывисто произносит Аня,– если зеки объединились с Идаром, тогда

точно попадём в засаду.

– Кто такой Идар?– настораживается декан.

– Он страшный человек … он людоедам меня с Лёней отдал. В прошлом он служил, может

даже, в ГРУ.

– Необходимо укрепление строить, дом свой защищать,– неожиданно изрекает Игнат.

– Чей дом?– напрягается Антон.

– Наш. Это теперь наш дом,– обводит вокруг взглядом Игнат.

– Со стороны скал мы защищены, со стороны моря – более-менее, а вот с тех направлений

можно ждать незваных гостей,– рассудительно произносит его напарник Саша.– Нас на

берег с брёвнами выбросило, их там великое множество, можно укрепления построить.

– Какие укрепления, мы что, прятаться будем как последние трусы?! Нападать надо, только нападать!– с горячность восклицает Толя

– Лишь при крепком тыле возможен успех в военном деле, сын мой,– мягко говорит

Викентий Петрович.

– Но там Олег Васильевич!– слабо протестует Толя.

– Его там нет,– печально изрекает батюшка,– он уже на небесах.

Воцаряется тягостная тишина, затем словно очнувшись, на него вопрошающе

смотрит декан.

– Крови много, его в живот пырнули, а затем заставили бежать. При таких ранениях не

выживают, я видел это на войне.

– Вы на войне были, батюшка?– раскрывает вовсю ширь светлые глаза Алёнка.

– В прошлом я офицер, многие горячие точки пришлось пройти … а теперь служу богу,-

смиренно опускает он голову.

– Так вы офицер спецназа?– обалдел Алик.

– Нет, сын мой, я священник. Дело говорит Виктор, утро вечера мудренее. Успокоимся, бог даст, изведём нечисть. А сейчас о ближних своих следует беспокоиться. Отдавать

жизни напрасно, не следует, бог это не приветствует, но героям благоволит. Тяжёлый

крест несёт Виктор, он обременён спасением наших душ и как это он будет делать, не нам

судить,– батюшка обводит всех взглядом и неожиданно изрекает, ввергая людей в

смятение:– На нём печать свыше, я присягаю ему на верность.

– А это не слишком?– хмурится Антон.

– Я от своего имени говорю,– мягко произносит Викентий Петрович,– а каждый из вас сам

будет решать, как жить.

Люди молчат, но агрессии в глазах уже нет. Виктор перекидывает автомат через

плечо:– Лодку перенесите к палаткам и всем мужчинам на охрану границ,– тоном, не

терпящим возражений.

– Всё равно с утра надо зеков навестить, вдруг Олег Васильевич жив,– несколько

примиряющее говорит Антон.

– Навестим,– кивает Виктор.

– Ты это, на меня не обижайся … он был для нас нормальным товарищем, немного

нудным, но дело своё знал блестяще, теоретик высшей пробы,– Антон вздыхает и

добавляет,– мы не против тебя, совсем нет, но мы действительно плохо тебя знаем. Завтра, когда пойдём, думаю, притрёмся друг к другу.

– Ты не пойдёшь,– отрезал Виктор.

– В смысле?– не понял Антон, в недоумении хлопнув глазами.

– Здесь останешься, будешь охранять лагерь, я с Аликом пойду.

– Ты не прав,– Антон угрожающе суживает глаза.

– В армии служил?

– Причём тут это,– обескуражено произносит он,– ну да, служил, до университета.

– Тогда это приказ.

– Приказ?!

– Да,– Виктор отворачивается, вся эта байда с выяснениями ему порядком надоела.

Лодку затягивают к палаткам, люди вооружаются ножами и топорами. Виктор, как

ни в чём не бывало, спокойно раздаёт указания, теперь ему никто не перечит, все

ощущают его силу и власть, да и призадумались над словами Викентия Петровича о его

решении присягнуть. Люди интуитивно понимают, панибратски отношения друг с другом

могут лишь помешать в условиях, когда за тобой кто-то охотится, как жизнь нужен вожак, вождь, царь, генеральный секретарь, президент … да какая разница как его можно

назвать, главное, чтобы он был за всё в ответе и принимал правильные решения.

Виктор устало присаживается к костру, автомат укладывает под правую руку, а под

левую к нему прильнула Нина. Он с нежностью прижимает женщину к себе. Она едва не

замурлыкала от этой ласки, обвивает его руками, жарко дышит и слегка улыбается.

– Устала?– целует её в губы.

– Она мгновенно отвечает, слегка отстраняется, серьёзно смотрит в глаза:– Испугалась.

Как начало у всех «крыши» сносить, так жутко стало … батюшка молодец.

– Профи,– кивает Виктор.

– Как дальше будет?– Нина вновь забирается ему под плечо.

– Слабину дам, людей разочарую. Им сейчас крепкая рука нужна. Они правы, прощать

нельзя, если дали по правой щеке, заряди между глаз так, чтоб искры посыпались, иначе

рабами сделают.

– С этим вряд ли батюшка согласится,– опускает взгляд Нина.

Виктор некоторое время молчит, затем уверенно говорит:– Викентий? Да он первый

в морду даст!

– Не по-божески как-то.

– Кто сказал?– в удивлении поднимает бровь Виктор.

– В Библии иначе написано.

– Вспомнила,– улыбнулся мужчина.

– Я о ней сейчас часто вспоминаю,– вздыхает женщина.

– Насколько мне известно, самоубийство – смертный грех. А сидеть, сложа руки и не

брыкаться, когда тебя поволокут на бойню – это самое настоящее самоубийство,

преступление перед богом. Нет греха в том, что спасая себя и близких, приходится давить

тварей.

– Так всё таки пойдёшь завтра … то есть уже сегодня?– в словах женщины мелькает страх.

– Обязательно. Если даже не получится наказать гадов, по крайней мере, проведём

разведку. Я чувствую, что-то начинает происходить, словно мощный маховик стронулся с

места, раскрутится – не остановишь, перемелет зубцами в труху.

– Ты мой маховик,– Нина украдкой оглядывается и впивается в его губы страстным

поцелуем.

Виктор отвечает, но к своему удивлению чувствует пустоту в душе, словно в

преддверии смерти. Это сочетание страсти и страха вскружило голову, он встаёт, рывком

поднимает женщину:– У нас есть ещё один час,– шепнул он дрожа.

Нина неожиданно всхлипывает:– Мне кажется, тебя ждёт … – она не договаривает, лишь

слёзы жемчугом скатились с лица.

– Пустые страхи,– говорит Виктор, но мрачнеет, его интуиция, сволочь этакая, словно

ледяными пальцами обхватывает сердце. В любой другой момент он послушался бы её, но

сейчас нет никакой возможности, за ним стоят люди, желающие мщения.

В неуклюжем доме, который он выстроил собственными руками, так уютно и

хорошо, а рядом с ним любимая женщина. Она отдаётся ему со страстью молодой

любовницы, а в глазах преданность жены.

Сквозь щели, изображающие окна, проникает серость рассвета. Виктор открывает

глаза, пора. Как тягостно уходить, здесь тепло и спокойно, а Нина спит, такая нежная и

трогательная. Виктор берёт автомат, щупает ножны, они пустые. Нож придавлен телом

женщины, вероятно, он выпал, когда они были в объятиях. Нет, будить её он не будет, сил

нет, впрочем, автомата вполне достаточно.

Вздрагивая от сырости, Виктор бежит к палаткам. Горит костёр, мужчины не спят,

ему протягивают поджаренного голубя.

– Доброе утро,– здоровается он, присаживается, с аппетитом ест, тонкие косточки голубя

хрустят на зубах, сочное мясо придаёт уверенность и даже интуиция уползает глубоко в

сознание и лишь в глубине холодит сердце.

Подходит хмурый Алик, придерживая панаму у левого глаза.

– Кто это тебя?– узрев хороший синяк под глазом, удивляется Виктор.

– Так,– неопределённо произносит он.

– Аньку с Игнатом не поделили,– хихикнул Антон.

– Я ему тоже вмазал,– со злостью выпалил Алик.– Чего это он на чужих женщин

заглядывается!

– Да, конечно, вмазал, если бы я не подоспел, он тебе как курёнку шею отвинтил бы,-

хохотнул Антон.– А крепкий мужик, Игнат, а борода, какая, Анька явно в его бороду

влюбилась, вот отрастишь такую, и у тебя шанс появится,– язвит его друг.

– Не хорошо это,– сурово двинул бровями Павел Сергеевич,– надо всё по интеллигентному

решать. А вы как считаете?– в упор обращается он к Виктору.

– Я?– отрывается от голубя мужчина.– Тоже в драку полез. Свою женщину в жизнь не

отдал бы.

Алик опускает взгляд, хмурится ещё сильнее, козлиная бородка обвисает, затем

задорно вздёргивается:– Ничего, Анька всё равно будет со мной … запуталась девка.

– Верно, со многими путается,– не к месту вякнул Антон и едва увернулся от хлёсткого

удара.

– Э нет,– на этот раз резко противится Виктор,– у нас не детский сад. Всё, Алик, пора,– он

встаёт, швыряет в огонь обглоданные косточки.– Павел Сергеевич, организуйте охрану

лагеря, Игната с Сашей отправьте на лодке за брёвнами, пусть хоть сколько привезут. А

ты,– Виктор останавливает взгляд на Викентии Петровиче,– сигнальные ловушки поставь.

Караби яйла просыпается. На свинцовом море с опаской пробегают акварельные

блики от порозовевшего горизонта, потянуло свежим ветром, бежит рябь, отбрасывая

медные отблески. Далеко в море показывается знакомое стадо касаток, в последнее время

они часто подплывают к побережью, где-то в увязнувших в море скалах, расположились

морские котики. Вода несколько прогрелась и сейчас в неё можно по пояс погружаться, без риска отморозить себе пятки. Конечно, море всё равно холодное, ближе к семнадцати, но не одиннадцать, как это было месяц назад. Всё равно Виктор вздрагивает, когда, зачерпнув воды, резко обливает голову, пытаясь прогнать сонную вялость – результат

бессонной ночи. Алик тоже умывается, с удовольствием фыркает, встряхивает козлиной

бородкой, утирается панамой, давно потерявшей первоначальную форму, жизнерадостно

улыбается, ослепляя мир, синим фингалом:– Хорошая водичка, бодрящая, искупаться бы, да идти надо,– Алик проверяет остроту ножа, сбривая волоски на руке, всовывает в

ножны, с завистью смотрит на автомат.

– Касатки что-то волнуются,– раздувая ноздри, Виктор смотрит вдаль.

Алик подходит к нему, тожё смотрит, тень набегает на лицо:– Там лодка …

перевёрнутая.

– Да,– соглашается Виктор.

– Вдруг там люди?– всполошился Алик.

– Их сейчас там нет,– Виктор морщится, словно от боли, ему нравятся эти морские звери, но человек их обидел, он вспоминает слова Ани, говорившее, что по касаткам стреляли из

пистолета, а они злопамятные – не простят.

– Может, лодку спустим?

– Чтоб они и нашу перевернули.

– Откуда она здесь появилась?– задумался Алик.

– Сейчас в море много островов … с какого-нибудь из них.

– Значит и людей много?– в надежде у Алика разгораются глаза.

– Не думаю что много, но однозначно есть,– кивает Виктор.– Четырдаг над водой, Карадаг, Ангарский перевал, Демерджи, Ай-Петри …

– Красивые места, дикие,– кивает Алик,– но жрать там нечего.

– Захотят, найдут,– жёстко отвечает Виктор.

Он последний раз глянул на резвящихся касаток и сворачивает с берега вглубь

холмов и скал. По берегу идти нельзя, мигом засекут, необходимо выбрать такой путь, где

нет постов и ловушек. Очень волнует Идар, даже больше Вагиза. Виктор уверен, главарь

зеков недолго будет хозяином этих мест, автомат его козырь, но его можно и отобрать.

Для Идара это дело времени, если конечно он действительно был офицером ГРУ.

Интуиция, сигнализирующая об опасности и некоторое время выжигающая

сознание, трансформируется в адреналин и теперь бодрит кровь, вызывая возбуждение, похожее на радость. Хочется быстрее подойти к Чёрному монастырю, но разум не лишён

холодного рассудка и приходится обходить удобные тропы, забираясь на кручи, рискуя

сорваться, но выхода нет, Виктор знает – их ждут. Как бы их перехитрить? Где бы найти

такое место, откуда можно расстрелять людоедов и избавиться от одной из проблем? А

затем можно будет вплотную заняться Идаром Сергеевичем. Виктор знает, им будет тесно

на этой земле, кому-то придётся уйти.

К Чёрному монастырю мужчины подходят с тыла, взбираются на соседнюю сопку

и замерли за туром. Пещера отсюда не видна, её заслоняют деревья и многочисленные

скалы, но дым от костра ощущается, он вновь тягучий и сладковатый.

– Твари,– судорожно вдыхает Алик, он догадался, кого сейчас готовят на огне.

– Придётся ниже спуститься, отсюда нам до них не дотянуться. Вот что,– Виктор передаёт

автомат Алику,– я пойду на разведку, а ты, если что, меня прикроешь.

– Давай лучше я схожу.

– Нет,– качнул головой Виктор.

Алик помялся немного, вздыхает:– Я с автомата ни разу не стрелял. Давай ты меня

будешь прикрывать, а я всё разведаю.

Виктор задумался, вроде напарник прав, но, так не хочется им рисковать, горячий

он очень, ей богу влипнет в неприятность:– Нет, ты меня будешь прикрывать. Вот, смотри, это снимается предохранитель, здесь переключаются режимы стрельбы. А стрелять легко, нажимаешь на курок и поднимаешь ствол выше этих деревьев, чтобы меня не задеть. Под

шумок я вырвусь … если попаду в засаду.

– Все же,– Алик пытается его остановить.

– Тебе с Анькой ещё надо разобраться,– хмыкает Виктор и ободряюще хлопает по плечу.

Он скатывается вниз, замирает между камней, прислушивается к птицам. Они

щебечут, в воздух не взлетают, значит, пока их никто не вспугнул, можно пробежаться до

лесочка. Ещё один рывок, вот он замирает у корявого дерева, оглядывается через плечо.

Какая досада, обломок от скалы заслоняет сопку, где притаился Алик. Ладно, вроде тихо, Виктор ползёт к заросшему низкорослым лесом склону. Камень вырывается из-под ноги, с

шелестом скатывается вниз, Виктор вжимается в землю, неприятно дрожат руки, щупает

пояс, натыкается на пустые ножны, застывает в оцепенении, как же он забыл про него! Но

никто не выскакивает, Виктор немного успокаивается, слегка отдышался, спускается

ниже. Запах от костра сбивает дыхание, тошнота подкатывается к горлу. Странно, птицы

молчат. Виктор крутит шеей, вслушивается в малейший шум, вроде слышит мужской

говор. Неужели людоеды все собрались у костра? Да быть того не может, наверняка где-то

есть засада. Но где? Так … вон на том возвышении вполне возможно есть

наблюдательный пункт, за теми камнями – тоже есть вероятность. Ага, если протиснуться

в щель между этими скалами, можно скрыться из сектора обзора.

Он протискивается в узкую щель, пугая жирных мокриц и наглых сороконожек,

ползёт, словно червяк, выбирается с другой стороны склона, выглядывает и мгновенно

замечает костёр и сидящих рядом зеков. На краю их лагеря он видит человека в куртке

Олега. Он привязан к дереву и явно живой.

Людоеды расположились достаточно далеко от несчастного. Очень даже возможно

подобраться к лаборанту не привлекая внимания. Затем по этой щели можно уйти. От

возбуждения Виктора сотрясает дрожь, плотно сжимая губы, выбирается из укрытия.

Какая удача, людоедов заслоняют разлапистые кусты! Виктор почти приблизился к

лаборанту.

«Вот он, нудный Олег Васильевич, вытащу его отсюда в лагере морду набью»,– эти мысли

сладко туманят мозг. Главное, чтобы тот не заорал от неожиданности.

Лаборант елозит под деревом, пытаясь освободить верёвки. Странно, крови

невидно. Виктор на мгновение останавливается, но отбрасывает из головы «глупую»

мысль, тихонько зовёт:– Олег, это я, не кричи, сейчас я тебя развяжу.

Лаборант напрягается, шапка сползает с головы, верёвки сами собой развязываются

и Виктор встречается с торжествующим взглядом Репы:– Кореша, я его поймал!– орёт он

благим матом.

Виктор мертвеет, ноги немеют, но зарычав словно зверь, бросается прочь. Его бьют

прикладом автомата. Вспышка, мир меркнет: «Как бездарно», – мелькает напоследок

мысль.

Его окатывают водой:– Так вот ты какой, залётный,– звучит хриплый голос Вагиза.-

Очнулся? Это хорошо, поговорим, нам есть что перетереть.

Виктор с трудом открывает глаза. Его переволокли к костру, у которого с

безучастным видом сидит тот, которого Вагиз назвал поваром, он подкидывает дрова, ворошит палкой угли и всё так же жуёт. На корточках сидят Репа и Бурый, весело

скалятся, шестёрка яростно вращает глазами, всё порывается двинуть ногой, но получает

крепкий подзатыльник от Вагиза. Сам он перекинул автомат через плечо и внимательно

смотрит в глаза Виктору, с задумчивым видом трогает чёрную бороду.

– Человек, ты Вована и Хмару замочил. Знаешь, что тебе за это будет? Сизый, хватит

жрать!– неожиданно взрывается Вагиз, но повар не реагирует.– Вот так всегда,– смягчается

Вагиз,– всегда жрёт, ни на что не реагирует. Настрадался пацан, его менты полгода

прессовали, высох весь, вот теперь отъедается, благо мяса сейчас в избытке.

Виктор с трудом сдерживает рвотные позывы, он видит, как Сизый объедает

человеческие пальцы.

– Вован и Хмара правильными ворами были, но даже дело не в этом, все мы под богом

ходим,– Вагиз крестится и это смотрится столь дико, что у Виктора округляются глаза.-

Что зенки вылупил? Ну да, я верую в бога, без этого никак нельзя … без покаяния.

Покаешься, и так на душе легче становится, весь мир цветными красками наливается.

Знаешь,– Вагиз присаживается рядом,– а мы тебя не будем убивать, ты автомат принеси.

Чужая ведь вещь, а воровать не хорошо,– с укором качает он головой.

Виктор молчит, в голове с трудом ворочаются мысли, словно увязли в тягучем

гудроне, выхода нет, как глупо, а сколько планов на будущее было.

– Не хочешь разговаривать?– мягко произносит чернобородый.– Зря, скоро петь будешь

как пташка. Мы тебя живьём кушать будем … отрежем часть тела, запечём на угольках, пока рук и ног не останется, «самоваром» станешь. Отгадай загадку. Без рук и ног, а

пыхтит громко.

Зеки по достоинству оценили шутку, разражались как взбесившиеся лошади, даже

Сизый очнулся, повёл совиными глазами, обжог взглядом Виктора и вновь объедает

человеческие пальцы.

– Вы не люди,– помертвев, произносит Виктор.

– Люди, не люди, заладил!– Вагиз вскакивает, сдёргивает с плеча автомат, прицеливается, но неожиданно отшвыривает его далеко в сторону.– А сам то, замочил двух человек!

Витёк, двинь меж рёбер, да так, чтоб с хрустом,– обращается он к шестёрке.

Виктор едва успевает выдохнуть воздух из лёгких, сильный удар едва не ломает

рёбра, второй целит в лицо, заслоняется локтями. Витёк заходится и не может

остановиться, он дёргается словно в экстазе, с остервенением нанося удары.

В голове словно рвутся снаряды, вспышки слепят внутреннее зрение, появляется

чёрный шар и Виктор теряет сознание.

Холодная вода приводит его в чувства, голова как чугунный котёл, губы разбиты, с

подбородка свисает кусок кожи и на грудь льётся тягучая кровь, горит всё тело, но рёбра

вроде целые, не сумела эта мразь их сломать.

– Ты как?– Вагиз вновь сидит на корточках.– Болит? Витёк у нас очень чувствительный

пацан … как заведётся. Первый срок получил по малолетству, свою сеструху, четыре часа

бил ногами, а она то, дура, оказывается, после первого уже удара ласты склеила. Так что

напрасно её братец столько сил тратил, но в этом он весь. Но, в общем, он правильный

пацан. А знаешь, ты мне нравишься, не скулишь, взгляд волчий. Таких как ты можно

смело на дело брать,– Вагиз улыбается в чёрную бороду,– ты только автомат принеси и я

тебе даю честное слово вора, тебя отпустим … вот, только Аньку отдай, запал я на неё.

– И что все так к Аньке прикипели?– внезапно раздаётся весёлый голос.

Вагиз подпрыгивает на месте, Бурый выхватывает нож, но короткая очередь

прошивает ему руку. Он с проклятиями падает, вцепившись зубами в землю. Сизый

медленно встаёт, безучастно хлопает глазами, но рука проворно скользит к рукоятке ножа, ещё один выстрел делает в его черепе аккуратное отверстие.

– Вагиз, не доводи до греха,– вновь звучит насмешливый голос.

– А-а-а, менты пога-аные!– голосит Витёк и бросается прочь. Выстрел в ногу валит его на

землю. Витёк катается как придавленная автомобилем собака, кричит, рыдает,

выкрикивает ругательства, зовёт маму.

– Всё-всё,– Репа поднимает руки, садится на корточки, заламывает локти над головой.

– Идар, это ты?– в потрясении спрашивает Вагиз.

– Зачем автоматами разбрасываешься?– Идар появляется в окружении двух крепких

парней.

– Знал, что ты гнилой,– сплёвывает Вагиз.

– Где наш мент, случаем не сожрали его?– повёл стволом Идар.

– За кого ты нас держишь, Сеня под тем деревом.

– Скажи Репе, чтоб развязал его. А этот кто? Узнаю, огрызки у нас собирал. Ты зачем

огрызки собирал?– Идар вперил в Виктора изучающий взгляд.

Впору радоваться, помощь пришла так вовремя, но что-то гнетёт в душе Виктора,

похоже, сегодня не его день, но он решает не нарываться на грубость, спокойно отвечает:-

В огрызках косточки, протеин,– Виктор не стал делиться секретом.

– Умно,– качнул головой Идар.– Надо взять на вооружение. Нам дашь жменьку?

– Дам,– просто отвечает Виктор.

– Спасибо,– улыбается Идар,– и всё же ты врёшь,– морщится он и вновь обращается

чернобородому:– Второй автомат где?

– У своего приятеля спроси,– усмехается Вагиз.

– Что так? Неужели он у вас его стянул?

– Хмару замочил.

– – Дела,– удивляется Идар.– А ты не прост, как показался вначале. Что ж, придётся с

тобой пообщаться. Подойди ко мне.

Виктор с трудом поднимается, ноги неприятно дрожат, каждое движение отдаётся

болью в почках и печени.

Тем временем Репа развязал Сеню и тот, покачиваясь, двинулся к своим

товарищам. Неожиданно Вагиз дёргает его к себе, выхватывает нож и приставляет острое

лезвие к кадыку:– Дай нам уйти, Идар!

– Да кто ж вас держит,– спокойно говорит он, но в глазах колыхнулся свинец.– Ты мента

освободи и можете уходить.

– Мы к Голубянке отойдём и там его отпустим.