Текст книги "Охранитель"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

– Почему? – вытаращился Рауль. – А как же с прочими сотрудниками Трибунала? Люди архидиакона и сенешаля ворвались в монастырь?

– Нет, – отрезал преподобный. – Всё гораздо хуже. Потом… Шевалье де Партене, подойдите!

Барон, опираясь на приспособленный в качестве трости черенок от кухонного ухвата, остановился рядом с инквизитором. Молча вздернул брови – мол, чего изволите, преподобный?

– Жанин, – шикнул брат Михаил. – Жанин Фаст. Помните наш разговор? Она… Причастна ? Я правильно догадался? Жанин открывает Дороги?

– У нас таких людей называют «аргусами», – понизив голос ответил Жан де Партене. – Это не ремесло, не призвание и никакая не магия. Природное, врожденное умение. Объяснения займут добрых два часа и нет в нынешнем языке терминов, способных растолковать суть.

– Попробуйте. Я настаиваю. Говорите непринужденно, здесь нет лишних ушей. Мессира де Лангра в расчет не берем – он уже мертв. Вопрос только в том, покинет он бренный смертный мир после мгновенного удара стилетом, или комтура вплотную познакомят с игрушками, с которыми так невинно забавляется Танкред ди Джессо. Итак?

– Задали задачку, – нахмурился барон. – Если сжато… Это наследственность. Как цвет глаз или волос, передающиеся из поколения в поколение. Предположительно Дороги, Прорехи имеют энергетическо–гравитационную природу.

– Грави… Как?

– Ох, я же предупреждал – не поймете! Взаимодействие светил, планет, звезд, правда не имеющее никакого отношения к классической астрологии! Аргусы улавливают эту энергетику и способны ею управлять. Иногда, крайне редко, – я сам ни разу не видел, – аргус якобы может самостоятельно создать Прореху.

– Для этого требуются какие–либо обряды? Жертвоприношения? Использование колдовства?

– Конечно же нет! Это явления принципиально разного порядка!

– Замечательно, – кивнул доминиканец. – Разъяснения вполне достаточные. Господин фон Тергенау, Арриго, Жак, начинаем. Чем быстрее мы уложимся, тем лучше.

Выглядел Сигфруа де Лангр не ахти – с головы иоаннита сняли мешок, явив миру всклокоченную седую бороду и яростный взгляд голубых норманнских глаз. Лицо сероватое, болезненное, комтур сильно изменился за минувшие дни – румяный величественный старик, единовластный повелитель Бребьера, исчез навсегда, обратившись в дряхлую развалину.

– Кляп, – махнул рукой преподобный. Обратился к комтуру: – Мессир де Лангр, орать и взывать о помощи не рекомендую – стены толстые. Вы слышали происходивший только что разговор, следовательно должны понимать: живым вы отсюда не выйдете, а даже если случится эдакое чудо, на воле не протянете и дня. Чума. Ваша участь предопределена и если я услышу правдивые ответы, Танкред убьет вас быстро и безболезненно. Если пожелаете – после исповеди и последнего причастия. Я могу себе позволить быть милосердным и попытаться отправить грешника не прямиком в ад, а в чистилище…

– Дьявол, – выдавил комтур. – Ты дьявол, монах.

– Полагаю эту сентенцию необоснованной и надуманной. Будете говорить?

– Разве у меня есть выбор? Пить дайте.

– Арриго, напои его милость… Рад, что вы осознали безнадежность положения. Учтите, мессир Ознар владеет способностью различать правду и ложь, – брат Михаил покосился на Рауля. Тот чуть повел плечами – нечто подобное мэтр и на самом деле умел, однако от заклинания всегда можно защититься или обмануть его недосказанностью или двусмысленностями. Теперь всё зависит от таланта преподобного четко формулировать вопросы. – Поступим вот как: я буду рассказывать вашу неприглядную историю, а вы по необходимости поправляйте и уточняйте. Договорились?

– Да будь ты проклят, папский пёс…

– Domini canis, – серьезно сказал инквизитор. – Пёс Господень , пускай вам этот факт и неприятен… О Прорехах вы знали еще со времен Ордена Храма?

– Да. Это входило в ступень посвящения капитула.

– Пользовались Прорехами лично?

– Нет, но очень хотел… Вы не понимаете, какое это сокровище!

Брат Михаил посмотрел на Рауля. Мэтр кивнул – не лжет.

– Что вам известно о природе Дорог?

– Пути в иные миры. Когда ужасающие, когда удивительные. «Trou» существовали всегда, но пройти по Дорогам и открыть Врата ведущие к ним, способны немногие единицы. Избранные, отмеченные печатью Божией.

– Бел лирики, – прикрикнул инквизитор. – Продолжим. По окончанию основного следствия по делу Тампля и снятия обвинений с вас лично, вы могли избрать для дальнейшего служения любой бальяж Госпиталя, хоть Париж, хоть Реймс или Орлеан. Однако, предпочли обосноваться в отдаленнейшем Бребьере. Тогда же вы сблизились с рыцарем Одилоном де Вермель, уроженцем графства Артуа и, – вот совпадение! – бывшим храмовником из Провэна! Богопротивную часовню в Бребьере вы предпочли закрыть для посещения братией, однако гнусные фрески не закрасили и вход кирпичом не заложили. Вывод напрашивается один: капище использовалось по назначению. Тайно. Я прав?

– Да, – буркнул де Лангр, отводя взгляд. Повторил: – Вы не поймете…

– Отчего же, прекрасно пойму. Тяжело отказаться от привычек и убеждений молодости. Вам накрепко вбили в голову, что эзотерические заблуждения Ордена Храма – есть сияющая истина. Единственная и неоспоримая. В настоящий момент меня не интересуют мерзостные обряды и философские обоснования ереси тамплиеров – имею представление в общих чертах, не зря днями просиживал над протоколами допросов тридцати–сорокалетней давности…

– Зачем тогда спрашиваете?

– Подвожу к главному. Разгадка вашей любви к дальним провинциям крылась в расположении замка Бребьер: тихое пограничье, ближайшая епископальная инквизиция в Амьене, причем Трибунал созывается редко и нерегулярно. Никто не обратит внимания на темные делишки бывших храмовников из такого сонного захолустья как графство Артуа. Архидиакона вы купили? Делились доходами с беспошлинной торговли?

– Да.

– Ложь! – вскинулся Рауль. Аркан «Dic verum» сработал безотказно. – Ваше преподобие, он нагло врет!

– Та–ак, – брат Михаил щелкнул пальцами. За его правым плечом возник суровый Танкред ди Джессо, в любой момент готовый приступить к убеждению допрашиваемого методами радикальными. – Господин комтур, вы меня разочаровываете. Давайте же, поведайте страшную тайну Гонилона Корбейского! Только не говорите, что преосвященный тоже беглый тамплиер! Это невозможно!

– Да где ему… – поморщился Сигфруа де Лангр. – Я думал, вы знаете. Должны были знать – такие люди как вы, мессир Тьерри де Го, не могут обманываться внешностью и нравами – кажется, этот распутник и прохвост все–таки обвел вас вокруг пальца. Гонилон, чтоб он сдох в хлеву со свиньями, может номинально претендовать на графский титул, ныне отданный Филиппу Руврскому. Прямых наследников у Филиппа нет, как вам известно. По его смерти лен станет выморочным и отойдет короне.

– Простите? – выпрямился брат Михаил. Выглядел преподобный ошеломленно. – Гонилон из Корбея, викарий Арраса, происходит из рода графов д‘Артуа?

– Архидиакон – незаконный сын старой графини Маго д’Артуа от ее сенешаля, Пьера д’Ирсона.

– Ничего себе откровения, – не выдержав, сказал Рауль. – Доказательства?

– Приходская книга с записью о крещении младенца, хранившаяся у нас в Бребьере – подписи свидетелей и личного исповедника Маго в наличии. Инквизиция книгу изъяла, но изучить не додумалась. Просто вы не знали где и что именно искать. Графиня Маго пережила двух законных дочерей и сына, Роберта Молодого, пфальцграфа Бургундского умершего всего в пятнадцать лет. Владение Артуа передать некому. Незаконнорожденный ребенок вправе наследовать, если мать его признала и это признание утверждено королем и палатой пэров Франции, но…

– Понял, – сокрушенно сказал брат Михаил, перебив комтура. – Какой же я болван! Графиня Матильда д’Артуа якобы была отравлена своей наперсницей Беатрисой д‘Ирсон, родной племянницей помянутого Пьера д’Ирсона, отца бастарда! Беатриса подозревалась в колдовстве, против нее выдвинули обвинение шестнадцать лет назад, после чего придворная дама бесследно исчезла [35]35
  Реальный исторический факт. Обстоятельства смерти дамы Беатрисы д’Ирсон и место захоронения неизвестны.


[Закрыть]! То, что Беатриса вела двойную жизнь, сомнению не подлежит… Не складывается картина! Упущено нечто важное!

– Дозволите высказаться, ваше преподобие? – осторожно вмешался Жан де Партене. – Полагаю, семейные затруднения мадам Маго следовало бы обсудить в другой раз. Наша задача совсем иная.

– Умейте объять взглядом целое, увидеть взаимосвязь событий, – тоном сорбоннского преподавателя риторики сказал Михаил Овернский. – Барон, я ценю ваше участие, но уверяю: вы слишком неопытны в таких вопросах.

– Молчу, – безропотно согласился шевалье де Партене. – Вам виднее.

– Рад, что вы это осознаете. Мессир де Лангр вы меня слушаете? Могу я осведомиться, архидиакон был осведомлен о ваших небезопасных затеях и настойчивом поиске Дорог? Впрочем, не отвечайте – в свете открывшихся фактов, я прихожу к убеждению, что Гонилон если не возглавлял вашу секту, то по меньшей мере втихую покровительствовал ей… Чего ему не хватало? Фактический повелитель графства, богач, любимец дворянского общества! Зачем?

– Это вы верно подметили, – злобно оскалился комтур. – Любимец! Ему хотелось нравиться! Быть благодетелем! Город подновил, дворец какой отстроил! Подарки благородным, младших сыновей в Париж ко двору пристраивал, дочурок прихлебателей сватал за важных господ с юга… Лицемерная тщеславная скотина! Готовил свое триумфальное возвращение!

– С юридической точки зрения его права на графства ничтожны, – встрял Рауль, в котором проснулся стряпчий. – Даже если будет неоспоримо доказано происхождение от Маго д’Артуа, возникнет множество вопросов!

– Не скажите, – покачал головой брат Михаил. – Гонилона поддержала бы Церковь: светское графство могло превратиться в графство–епископство, наподобие Камбрэ. В столь огромный куш авиньонская курия вцепилась бы мертвой хваткой! На пути стояло всего две преграды: смерть бездетного Филиппа де Рувр и документальное подтверждение знатности рода, благородные свидетели… Свидетелем должны были стать вы, де Лангр? Вам больше семидесяти, архидиакону сорок семь, по возрасту подходит – к рождению Гонилона вы были дееспособны. Вопрос: отчего ждали так долго?

– Вы еще спрашиваете? – вздохнул комтур. – Тогда почему я здесь, в этом провонявшем уксусом подполе?

– Потому, что за преступления нужно ответить не только перед судом небесным, куда вы попадете еще до полуночи, но и перед судом людским, – со льдом в голосе проговорил доминиканец. – Власть мирская, власть церковная – тщета и бренность, по сравнению с властью сверхъестественной. По вашему, разумеется, мнению. Сколько лет вы пытались открыть Дороги атребатов, в надежде подчинить себе то, что живет по ту сторону ?

– Подчинить? Насмехаться изволите, ваше преподобие?

– Мне не по чину фиглярствовать, мессир. Заняться изысканиями вас заставил Гонилон?

– Отчасти. Дорога в лесах Дуэ известна с позапрошлого века – ею пристально интересовался Орден Храма, в местном командорстве имелись записи, изъятые инквизицией в триста седьмом году. Но посвященные помнили о старой легенде галлов–артебатов и без свидетельств на пергаменте. Боги, появляющиеся ниоткуда…

Брат Михаил скривился так, будто Сигфруа де Лангр прилюдно сказал что–то неправильное, не предназначенное для слуха остальных. Быстро взял себя в руки:

– Значит, вы сами рассказали о Прорехах архидиакону?

– Тоже неверно. Гонилон явился в комтурию много лет назад и попросил… Нет, потребовал! Потребовал содействия! Знал. Я догадываюсь, откуда.

– Кажется, я тоже, – задумчиво протянул брат Михаил. – Его родная тётка. Та самая Беатрис д’Ирсон. Ближайшая подруга предполагаемой матушки и племянница предполагаемого папаши бастарда. Сгинувшая магичка. Круг замыкается, а, мессиры? В архивах инквизиции смерть дамы Беатрисы не зафиксирована. Я изучал дела тайной службы короля – там тоже ни слова. Человек не способен исчезнуть бесследно! Особенно знатная дворянка, знаменитая своими интригами при дворе графини Маго!

… – Она никуда не исчезла, – со стороны лестницы в аптеку послышался знакомый Раулю голос. – Всего лишь сменила облик.

По ступеням медленно спускалась мадам Верене. Некрасивая пожилая женщина. Конечно, она знает как открыть магический замок подвала…

Жак остался спокоен, даже не шевельнулся.

Баварец фон Тергенау незаметным движением переместился за спину преподобного – защитить брата Михаила при необходимости.

Рауль замер, будто завороженный взглядом василиска.

Жан де Партене, барон де Фременкур, едва слышно присвистнул и пробормотал что–то отрывистое и выразительное на неизвестном языке.

Комтур де Лангр перекрестился бы, да руки связаны.

Импульсивные сицилийцы схватились за клинки.

Было чего испугаться. Человеческий лик стремительно менялся, трансформировался, оплывал – старуха Верене превращалась , но в изменениях не было и следа черной магии, обыкновенное умение Древних, «старших рас», существ иного порядка, доселе бок о бок живущих с людьми.

Исчезала полнота, разглаживались в белесом сиянии морщины, незнамо откуда взявшийся ветерок сдувал темные паутинки, в которые обратилось вдовье платье. Ощутимо пахнуло морозцем.

Рауль на миг углядел знакомый силуэт ореады, замещавшийся чем–то иным – лицо с выдающимися скулами было гладко и свежо, точно молодая женщина только что встала ото сна. Стройная, длинноногая, пышногрудая красавица зашагала вниз по лестнице, и казалось, она ничуть не торопится, даже медлит – так ровно и спокойно она выступала.

– Надо полагать, – гулкую тишину нарушил ровный голос брата Михаила, – мы имеем честь приветствовать Беатрис д’Ирсон? Не просто тётку, но еще и былую возлюбленную архидиакона Арраса Гонилона Корбейского и мать его ребенка, известного под именем Гийом Пертюи?

– Ты очень умен, смертный, – произнесла ореада. – Что–то непостижимое… Исключительные способности для вашего краткоживущего племени. Да, ты прав. Это я.

– Почему вы решили вдруг открыться, а не бежать, сбросив узы плоти?

– Ты подошел слишком близко к разгадке. Бежать мне некуда. Зачем тянуть время? Спрашивай.

– С ума сойти, – едва слышно сказал барон де Фременкур. – Во что вы меня втянули, преподобный?

– Скоро узнаете, ваша милость. Очень скоро. Буквально сейчас.

* * *

Вечер в «Трех утках» не задался – гостей необычно мало, из благородных вовсе никого: после нарушения перемирия с англичанами большинство способных носить оружие дворян отправились в крепости на рубежах Артуа, бдеть.

Зашли полдюжины цеховых подмастерьев из тех, что помоложе, несколько соседей–обывателей, обменяться немудрящими мещанскими сплетнями.

Явился мрачный как туча ганзейский купец, судя по одежде немец откуда–то с севера Империи, Любек или Штральзунд – застрял в Аррасе из–за преотвратной погоды и чиновничьей лености: служба прево не спешила выправить подорожные.

Двое нищенствующих монахов скромно попросили пива, ржаного хлеба и рыбы.

Один из святых братьев непрерывно кашлял.

Добряк Гозлен накормил–напоил всех, не забывая собирать умеренную плату даже с благочестивых францисканцев, ходивших по окрестностям в поисках подаяния – тут, извольте видеть, таверна, никакой благотворительности. На приходской храм я и так жертвую еженедельно, да еще десятина…

Гозлен приметил, как из угла рта задыхавшегося от кашля монаха вытекла тоненькая струйка крови. Еще не хватало – чахотка!

И ведь не выгонишь, нехорошо инока на улицу выставлять только потому, что болеет! Не по–христиански. Впрочем, как знал владелец «Трех уток», чахотка, равно и проказа, прилипает долго.

Таверна опустела с темнотой. Гозлен подождал до времени, когда на кафедрале начали отбивать час повечерия, отпустил прислугу и запер двери, оставшись наедине со своей сожительницей, девицей Клоди Максанс – Мать–Церковь, конечно, жизнь во блуде и грехе не благословляет, но это временно: свадьба назначена сразу после будущей Пасхи.

Поднялись наверх, в хозяйские покои.

Разоблачились, легли в постель.

Последний раз в своей жизни занялись любовью.

Гозлен из Эрмавиля и девица Клоди умерли во сне, перешедшем в септическую кому, пять часов спустя.

Давешний францисканец был болен вовсе не чахоткой.

* * *

Монах пережил Гозлена немногим более чем на кварту, скончавшись глубоко ночью в дормитории обители, где уцелевшие обнаружили на рассвете семьдесят шесть трупов с почерневшими лицами и пятнами от кровоизлияний на коже.

* * *

Аррасский прево Саварик Летгард после дня разъездов по делам королевской службы почувствовал, как в паху начало что–то мешать – неужто возвращается лишай, от которого избавили ртутные мази мэтра Ознара?

Прево оставил лошадь в конюшне, прошел в дом. Кликнул слугу – помочь раздеться. Справа на бедре набухала шишка, небольшая опухоль размером с желудь. И еще одна под челюстью, ближе к уху. Третья под мышкой. Начинало познабливать.

Летгард почти не прислушивался к разговорам о чуме, признаков заразы не знал, а потому не особо беспокоился: такое случается когда продрогнешь на ветру. Приказал принести с кухни горячего вина и ушел в опочивальню, отлежаться.

Смерть настигла прево через два дня – с кровати он не вставал, тяжко и безысходно страдая. Захворавшая поутру супруга послала было человека в аптеку, за Раулем, но дверь не открыли. Дом старухи Верене выглядел покинутым.

Из семьи Саварика Летгарда не выжил никто, включая пять человек прислуги.

* * *

Ночная стража обходившая Аррас – трое сержантов короля под командой министериала, – обнаружила на улицах больше десятка бездыханных тел. Создавалось впечатление, что люди умирали на ходу, не успев вернуться в свои жилища.

Пришлось идти в замок за телегой – по городскому уставу неопознанные тела надо доставить в «Божий дом», морг при монастыре госпитальеров, где иоанниты обязаны «тщательно обмывать, заворачивать в льняные плащаницы, обувать в красные башмаки, отпевать и уготовлять для погребения».

Встретил сержантов бледный как полотно брат–рыцарь с полубезумным взглядом. Госпитальер уже твердо осознал, что именно происходит и каков будет финал. Кивнул в сторону приземистого каменного здания, куда с минувшего вечера свезли тридцать четыре трупа – на ручных тележках, тачках, иногда просто волоком по льду. Скоро в «Божьем доме» не останется места и покойников придется складывать на улице…

Пожилой сержант закашлялся и сплюнул кровью. Иоаннит молча развернулся, ушел в кордегардию, выбил пробку из кувшина с вином. Ополовинил сосуд несколькими глотками. Стало чуть полегче – умирать лучше в хорошем настроении.

Чуя неотвратимую поступь смерти выли дворовые псы – тоскливо, жутко, наводя дрожь на слышавших эти леденящие кровь звуки. Очень скоро вой затихнет, собаки погибали от чумы столь же быстро, что и хозяева.

Перед мутным рассветом на колокольне Сен–Вааста начали бить набат, будто у стен города находился враг, готовящийся к штурму. Тревожный перезвон подхватили в приходах Сен–Реми, Святого Семейства, Сердца Марии и еще десятке других.

В четырех церквях колокола молчали – звонарей к утру или не было в живых, или они готовились переступить черту, за которой ждала Вечность.

* * *

Брат–экзорцист Ксавьер д‘Абарк, восседая на козлах дормеза, правил лошадьми. Запряженная четверкой огромная карета продвигалась сквозь ночь на северо–восток, к границе Фландрии. По углам дормеза мерцали четыре затянутые желтоватым бургундским стеклом лампы, отчасти разгонявшие кромешную тьму.

Строжайший приказ главы Трибунала был получен перед наступлением сумерек: громоздкие вещи бросить в коллегиате, взять лишь важнейшие документы и немедленно выехать из Арраса по направлению на Гент. Неподалеку от Гента, в Остерзеле находится укрепленный доминиканский монастырь, бывший замок тамошнего графа отошедший по завещанию к ордену. Вот письмо для настоятеля, там подробные инструкции, сжато выраженные одной фразой – запереться наглухо и ждать.

Охранять представителей Трибунала, – братьев Ксавьера, Валерия и Теобальда, – будут Энцо д’Ортале и Никита Адронион. Прочие братья–миряне останутся в Аррасе, с Михаилом Овернским. Так надо.

– Арестованных в Бребьере заключенных следует… – Ксавьер д‘Абарк, выслушав преподобного, сделал многозначительную паузу. – Отдать распоряжение Жаку и Ролло об умиротворении ?

– Зачем брать грех на душу? – поморщился брат Михаил. – Мы же не варвары–язычники или сарацины какие! Оставить в камерах, снабдить пищей на три дня. Если Господь будет к ним благосклонен, – в чем я, однако, сомневаюсь, – останутся жить. Запомните, Ксавьер: по дороге ни с кем не общаться, если только на расстоянии. До Гента около сотни римских миль, расстояние внушительное. Надеюсь, так далеко на север чума еще не распространилась. Остерзельское аббатство, – я не раз бывал там, – обеспечено всем необходимым на год–два вперед, выдержит долгую осаду и многомесячный карантин. Если я не вернусь…

– Ваше преподобие!

– Не перебивайте! Если я не вернусь, полномочия переходят к вам. Эпидемия не может длиться вечно. Пересидите мор во Фландрии, вернетесь в Авиньон, доложите кардиналу де Бофору – надеюсь, он жив. В противном случае отчитаетесь преемнику или лично Папе. Помните: аррасское дело абсолютно секретно. Если сведения о Дорогах покинут стены Конгрегации по Чрезвычайным Церковным делам и попадут в университеты – жди беды. Отправляйтесь немедленно. Денег у вас предостаточно, направление знаете.

– Прислуга?

– Прислуга останется здесь, а дальше… На все воля Божья.

– Но как же вы, преподобный?

– С Жаком, братишками ди Джессо и Ролло не пропаду. Еще этот… Рауль Ознар. Талант, конечно, редкостный. Я обязан пойти на риск и при нужде пожертвовать всем: остался последний шаг, необходимо поставить в деле точку. Ступайте же, Ксавьер!

* * *

После деревни Арн тракт разошелся на две ветви – налево к Бетюну и Кале, направо в сторону Тамплемара и далее на Брюгге с Гентом. С дороги при всем желании не собьешься – по обе стороны вздымается стена хвойного леса.

Возница дормеза менялся через каждые две кварты: сидя неподвижно на козлах быстро замерзнешь.

Отошла вбок задвижка на отдушине под крышей кареты, брата Ксавьера грубовато ткнули в спину ладонью.

– Не заснули? Может, я поводья приму?

– Благодарю, мессир д’Ортале, – отозвался доминиканец. – Плащ шерстяной, теплый. Как только устану, немедленно попрошу помочь.

– Дело ваше, святой брат…

Могучие фламандские тяжеловозы уверенно рысили по накатанной дороге. К первым проблескам рассвета дормез должен оказаться ввиду стен Лилля, или как называют город подданные графа Фландрии – Рэйсела. Королевство Франция останется позади – в непроглядном мраке ночи.

Колкие снежинки пощипывали лоб и забивались под капюшон рясы. В горле саднило, хотелось чихнуть. Глаза слезились.

«Это обычная простуда, – уговаривал себя Ксавьер д‘Абарк. – Холод неимоверный, ветер. Застудился. Всего лишь простуда…»

* * *

– Вот и всё, мэтр, – брат Михаил насупившись посмотрел на труп Сигфруа де Лангра, завернутый в старую холстину. Сицилийцы должны были поднять тело наверх, вынести на улицу и оставить где–нибудь возле перекрестка. Даже если начнется расследование, установить причину смерти будет непросто: тонкий как игла четырехгранный мизерикорд Танкреда вошел точно в четвертое межреберье, поразив сердце и оставив на груди комтура едва заметный след с капелькой крови. – Формально дело можно считать завершенным, осталось дооформить бумаги в соответствии с требованиями папской канцелярии и передать документы в куриальный архив. Правда, заняться этим некому и нам серьезно влетит от кардинала Бофора.

– Считаете подобные шутки уместными? – проворчал Рауль. – В нашем–то положении?

– В «Поэтике» Аристотеля говорится о шутках и словесных играх как о средствах наилучшего познания истин и что, следовательно, смех не может быть дурным делом, если способствует откровению таковых истин… Простите, это я от усталости. Лезут в голову всякие глупости.

– Что дальше? – задал самый насущный вопрос Жан де Партене. – Преподобный, вы отлично понимаете, что ни о каком завершении дела речь не идет.

– Дальше? Поздняя ночь, надо хоть немного поспать.

– Спать? Сейчас? После всего, что мы узнали? – изумился Рауль.

– А что вы предлагаете? Прямо сейчас идти штурмовать игрушечный замок архидиакона? Мы воспитанные люди, дворяне. Нанесем визит утром. Господин фон Тергенау, Арриго, займитесь наконец мертвым телом – ему не место в доме! Давайте пройдем в кабинет мэтра, перекусим чем Бог послал и будем отдыхать. Братья–миряне могут расположиться в креслах или на чердаке, я в гостевой комнате…

Бог послал постное: объемистый горшок тушеной капусты, жареную на оливковом масле треску, круглый хлеб и вино – запоздалый ужин принесла ведьма Жанин, так и не осмелившаяся спуститься в подвал, хотя дверь оставалась не заперта. Перед Михаилом Овернским девица Фаст испытывала благоговейный страх вкупе с немым почтением.

– Госпожа… Здорова? – неуклюже осведомился Рауль. После непродолжительной, но весьма насыщенной беседы вдова Верене, дама Беатриса или как ее там, вернулась в свои покои и более не показывалась.

– Мадам удалилась в спальню, – ответила крестьянка. – Мне показалось, будто она… Она чем–то очень огорчена. Я могу идти?

– Напротив, останьтесь ненадолго, – возразил преподобный. – Происходящее непосредственно касается всех присутствующих, Жанин Фаст. Или следует титуловать вас иначе – королева Селена?

Жанин вздрогнула, однако послушно села на лавку возле стены, положив руки на колени.

– Прямо тайная вечеря, – сказал Жан де Партене, наблюдая, как Михаил Овернский благословляет и преломляет хлеб, оделяя каждого долей ржаного каравая.

Преподобный вздернул левую бровь:

– Если ошибусь поправьте, но кажется, у вас к подобным вещам относятся куда менее серьезно? Упадок веры? Без ревностности и усердия?

– Какое там усердие, – отмахнулся барон. – Не буду рассказывать, только огорчитесь.

– Не хотите, значит не надо, – согласно кивнул преподобный. – Вечеря, да, самая тайная. Если позволите говорить без обиняков, отныне мы действуем вне рамок законов, уложений и предписаний. В королевских эдиктах таких как мы именуют просто и доходчиво: разбойная шайка. Самоуправство, неподчинение церковным и светским властям, бессудное убийство… За эти грехи я отвечу сам. Отдельно скажу: непричастные к Трибуналу, не связанные обетами и клятвами, могут отказаться – я никого не принуждаю. Барон, мэтр, да и вы госпожа Фаст, я не вправе распоряжаться вашей свободной волей.

– Что характерно, вы прекрасно знаете – никто не отречется и не струсит, – сказал мессир де Партене. – Разве только девушка…

– Я не боюсь, – тихо сказала Жанин. – От судьбы не уйдешь.

– В таком случае, ваша милость, я просил бы объяснить для всех, что вы делаете сейчас во Франции и как сюда попали, – преподобный взглянул на барона Фременкур. – Без недомолвок и умолчаний. Брятья–миряне тоже должны знать, с кем конкретно имеют дело.

Похоже, чем–то всерьез удивить близнецов–сицилийцев, мессира Ролло и тем более Жака было невозможно: за годы трудов в инквизиции и не такие чудеса повидаешь. На протяжении рассказа барона они не показали и тени заинтересованности – лица оставались бесстрастны. Рауль наоборот, жадно прислушивался, тщательно запоминая неизвестные ранее подробности, упущенные за последние три дня.

… – Да, мессиры, так называемые Дороги связывают эпохи, являясь кротовыми норами, соединяющими потоки времени. Если поискать вдумчиво, прямо сейчас в королевстве Франция можно отыскать кротовину, которая отправит вас в гости к Карлу Великому, Хлодвигу или даже Юлию Цезарю. А может быть и далеко вперед, когда царствовать будут правнуки Филиппа де Валуа. На полсотни обычных Дорог, – заметим, известных еще со времен Египта фараонов и Месопотамии! – приходятся одна–две… Как это по–латински? Non idem. «Не знакомых», «не определенных», ведущих незнамо куда. Ваше преподобие, мы же в общих чертах обсуждали вопрос бесконечности и многообразия Универсума!

– Обсуждали, – подтвердил Михаил Овернский. – Для чего Дороги используете вы?

– Исследования. Изучение былой истории – летописей сохранилось мало, библиотеки имеют свойство гореть, вспомните Александрию. Зачастую Прорехи служат средством для получения выгоды.

– Поиск кладов?

– Включительно. Как вы уже знаете, ваше преподобие, последний раз я бывал здесь сорок один год назад, осенью 1307 года. Сейчас вернулся, чтобы продолжить начатое тогда дело и не успел покинуть Францию до начала эпидемии – нужная Дверь, то есть Дорога, закрылась. Так называемый «слепой период», tempore caeca. Пришлось искать обходные пути, другая прореха находится в Брюгге, оттуда я смогу попасть домой…

Михаил Овернский прикрыл глаза. Он приблизительно понимал, какое значение в устах Жана де Партене приобретали слова «получение выгоды» – пришлось негласно изучить документы, находившиеся в тубусах, привезенных с собой бароном. Закладные, расписки, долговые письма богатейших торговых домов Италии, Священной империи и Ганзы. Сумма выходила немалая, если не сказать – огромная. Триста тысяч золотых флоринов только оборотные средства, не считая долговременных вкладов и расходов на поддержку предприятий в Германии: соляные и угольные шахты, медь в Тироле, ртуть и киноварь в Альмадене.

Всего более полумиллиона. Пересчитывая из флоринов в турские ливры получается тысяч девятьсот. Однако.

Впрочем, странные махинации мессира барона сейчас интереса не представляют. Важно другое:

– Дороги Non idem, – подсказал брат Михаил. – Будьте добры уточнить, в чем их особенности.

– Даже мы , зная об этом явлении значительно больше, предпочитаем туда не соваться, – ответил Жан де Партене. – Это дороги в никуда. В миры, для жизни человека не предназначенные и где человеку делать нечего. Я однажды попытался, чудом ноги унес. Больше того: я наперечет знаю все Двери… вернее, Дороги во Франции. Только в окрестностях Парижа их четыре, вы ведем тщательный учет, каждая Прореха описана и по возможности изучена, но никто и никогда не догадывался о Дороге находящейся собственно в Аррасе, под кафедралом, и второй червоточине в лесу Дуэ. По крайней мере у нас о них не знают. Сведения потеряны.

– Немудрено, – сказал Рауль. – Столько веков прошло. Как вы справедливо заметили, библиотеки частенько горят.

– Дело не в библиотеках, мэтр. Кто–то очень не хотел, чтобы Дороги атребатов в Артуа стали известны. Вначале тамплиеры, которые по словам усопшего Сигфруа де Лангра почерпнули сведения из хроник интересовавшегося местными легендами летописца времен ранних Каролингов, графиня Маго д’Артуа попытавшаяся разобраться в запретных тайнах и тем подписавшая себе приговор, потом… Потом, как я полагаю, секрет перешел к Церкви.