Текст книги "Охранитель"

Автор книги: Андрей Мартьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Спешно доставленный в покои наместника проповедник выглядел безусловно и накрепко умалишенным – преподобный за много лет трудов на инквизиторском поприще вдоволь насмотрелся на юродивых, в основном людей совершенно безобидных и набожных, в которых иногда вспыхивала искра святости. В конце концов, святой Франциск Ассизский сделал подвиг юродства идеалом истинной апостольской христианской жизни!

В данном случае, увы, ничего похожего не наблюдалось. Омерзительный патлатый нищий в драном холщовом рубище на святость не претендовал, вовсе наоборот – инквизитор лишь скривился, вновь столкнувшись с неприятно знакомым чувством: от помешанных всегда и постоянно истекает какая–то погань, нечистота ощущаемая физически.

Кроме того, от бродяги несносно разило – эдакий букет присущ далеко не всякому прокаженному с отверстыми гонящимися язвами! По бороде и седеющим космам вольно разгуливали упитанные вши.

Оказалось, что смутьян слеп или отчасти видит только левым глазом: правый полностью затянут бельмом. Немаловажная деталь: отрезан кончик носа, так в некоторых французский городах карают за прелюбодеяние. Но если убогий когда–либо и прелюбодействовал, то было это очень и очень давно, ибо ныне это уродище не подпустила бы к себе и распоследняя портовая шлюха.

– Н–даа, – протянул Михаил Овернский. – Отец Дионисий, вы уверяли, будто он принародно возглашал еретические посулы? Не уверен, что сей раб Божий способен выговорить собственное имя, не то, что…

– Альдаберон, – неожиданно внятно и звучно произнес нищий. – Меня нарекли Альдаберон.

Преподобный и капеллан переглянулись. Имя исключительно древнее, восходящее к языческим корням, сейчас почти не используется – можно, конечно, вспомнить некоего Альдаберона из Реймса эпохи ранних Каролингов, но и только.

– Веруешь ли в Господа нашего?

– Как все.

– Как все, значит… – покачал головой брат Михаил. Прикинул, стоит ли применить к вонючке обычные инквизиторские уловки наподобие «Как все еретики из вашей секты?», но ход мыслей прервали грохот и вопли, донесшиеся из–за приоткрытой двери в коридор.

– Пустите же! Пусти, дерьмо собачье!

– Стой! Хватайте его!

Сочный звук удара. В комнату ввалился Рауль Ознар, на плечах коего висели двое англичан, будто собаки на кабанчике. Мэтр извернулся, съездил одному сжатой в горсть ладонью по уху, второго пнул в пах, да так, что кнехт взвыл и повалился на бок.

Подскочил армигер сэра Моуни, угостив бузотера точным ударом в переносицу. Кровь хлынула не только из ноздрей, но и изо рта.

– Прекратить! – взревел инквизитор. – Pax, pax! Мир! Поднимите его! В чем дело?

– Сбежал, – известил кнехт с распухающим ухом. – Приказано было из покоев не выпускать!

– Мессир! – брат Михаил воззрился на охающего Рауля. – Merde, дайте ему вытереться!.. Что это значит?

– Маг… – хлюпнул Рауль, высморкав кровяной сгусток. Вызверился на армигера: – Да убери ты руки, скотина!.. Магия! Волшебство! Глядите! Genuinos apparet vultus!

Эффект от несложного заклинания превзошел любые чаяния. Уолтер Моуни вскочил, перевернув кресло. Отец Дионисий ухватился за наперсный крест и забормотал «Спаси и сохрани». Англичане обнажили клинки.

Пахнуло холодом – так всегда бывает, когда развеиваются чары под влиянием контрзаклинания. На досках пола появились тонкие дорожки инея.

«Старею, должно быть, – подумал брат Михаил. – Керикон Трисмегиста бездействует, после вермельской истории забыл активировать амулет… Потому и не различил сразу!»

– Igne purgatorio vocatis! – Рауль первым сообразил, что действовать нужно со всей возможной стремительностью, иначе последствия окажутся непредсказуемыми. – Преподобный, святую воду!

Меж ладоней мэтра замерцал сгусток лазурного пламени – заклятие «Огонь очищающий» отнимало неимоверно много сил, но против нечисти работало безотказно, а в происхождении диковинной твари принявшей облик нищего флагелланта сомнений не оставалось: бес.

Даже искушенные демонологи опирающиеся на тысячелетний опыт предшественников не перестают удивляться поистине бесконечному разнообразию форм и обличий, порожденных energia Inferna. Известно, что Силой Творящей преисподняя не обладает, лишь искажая и извращая сотворенное, но в этом деле Люциферу с окружающим его сонмищем демонов нет и не будет равных…

Обманчивое человекоподобие, – руки–ноги, туловище, голова, – не могло скрыть устрашающей чужеродности твари: взъерошенная черная шерсть вперемешку с длинными изогнутыми иглами вдоль хребтины, тонкие губы за которыми скрываются сотни мелких и острейших, будто у нетопыря, зубок; глаза остались неизменными, тусклые, ничего не выражающие бельма. Лапищи будто скручены из веревок, дряблая коричнево–серая кожа покрыта бородавками. За спиной колышется ясно различимая тень – вроде бы крылья?

И вонь – невыносимый, сводящий с ума смрад. Нечисть всегда источает зловоние.

Дальнейшие события развивались стремительно. Бес выпрямился, ощерил тёмную пасть, но моментально попал под удар с двух сторон – Михаил Овернский незаметным движением перекрестил чашу для омовения рук, одновременно бросив в нее освященный самим Папой пастырский перстень и не раздумывая запустил тяжелым сосудом в страшилище. Сэру Моуни показалось, что лента водяных брызг на миг застыла в воздухе.

Тотчас с пальцев Рауля сорвался ослепительный шарик Igne purgatorio, источавший крошечные изломанные молнии–искры.

Громыхнуло так, что пол содрогнулся. По зале разошлась волна горячего воздуха.

– Экзорцизмом его! – рявкнул преподобный на отца Дионисия. – Давайте! Вместе! Agnus Dei…

Умирало оно скверно, тяжко. Прóклятая плоть растачивалась под каплями святой воды и змейками магического пламени, вспухали и лопались волдыри, под сводами калесского замка разнесся тоненький жалобный визг – демону было больно.

Очень больно.

– Сссмерть!.. – на последнем издыхании просипел черт. Бельма внезапно исчезли, явив яркие, густо–лиловые глаза с вертикальным разрезом зрачка. – Вссем ссмерть… Выйдет из моря Йамму…. И многие не доживут до заката… Ссмерть…

Огонь очищающий полностью окутал тварюгу, окружив пульсирующим коконом – тошнотворный запах заместился густым ароматом грозы. Мгновение спустя всё было кончено, бес сгинул.

Изошел.

Кучка серой золы развеялась сквозняком из полуоткрытого окна.

– Хорошенькие у вас в Кале проповедники, – брат Михаил плебейски вытер покрытое крупными каплями пота лицо рукавом рясы. Шагнул вперед, поднял свой перстень. – Флагеллант, говорите?.. Куда катится христианский мир, я вас спрашиваю? Если черти по улицам разгуливают, а городская стража их в темницу сажает, а? Что замолчали, мессиры?

– По–моему, отсюда лучше уйти, – нарушил гробовую тишину пожилой капеллан. – Помещение надо окропить, отслужить чин…

– Неужели? – преподобный оскалился не хуже любого беса. Повернулся к бледному армигеру, все еще сжимавшему рукоять меча. – Помогите господину Ознару, сударь! Видите, он весь в крови? По вашей, замечу, милости.

– Нос, кажется, сломал, – гнусаво наябедничал Рауль, едва державшийся на ногах: одно заклятие, а сил ушло безмерно, словно полный день вспахивал поле Ареса в Колхиде и потом засеивал его зубами дракона. – Извините, мессиры, но я на грани обморока, мутит…

* * *

– Назову вещи своими именами – вы скорее всего спасли наши жизни. Однако, не в этом дело, мэтр. За время нашего общения я приобрел незаменимый опыт: вы будто притягиваете к себе необычное, странное и, – давайте уж будем честны до конца, – смертельно опасное. Сперва ореада. Теперь воплощенный демон. Изгонять злых духов ex Infernis приходилось неоднократно, но это были бесплотные тени, смущавшие души грешных смертных. А тут – живой! Да ничего подобного со времен Августина не видывали!

– Никакой он не «живой», – хрипло ответил Рауль. – Телесное воплощение не означает жизни, грубая подделка.

– Не ловите меня на слове. Всего лишь неудачная метафора. Выводы из вчерашнего сделаете самостоятельно или подсказать?

– Чего уж там подсказывать… Где–то отверсты Врата. Проход, через который эта пакость и изливается в Мир Тварный. Найдем Врата – закончим дело.

Кортеж, сопровождаемый назначенными Уолтером Моуни дворянами при полной броне с наилучшим вооружением, покинул город до полудня – чтобы ни у кого не оставалось сомнений, на пиках шедших впереди рыцарей развевались два хорошо различимых издалека вымпела: белый с зеленым крестом, свидетельствовавший о принадлежности к Sanctum Officium, и папский, золотой с серебряными ключами святого Петра. Никто больше не желал повторения прискорбных инцидентов – служители Церкви неприкосновенны!

Сэр Уолтер Моуни сдержал слово – отпустили всех без исключения, имущество вернули в целости, а объявившийся поутру граф Арунделл неуклюже извинился перед его преподобием.

Капеллан упросил брата Михаила отслужить мессу в Нотр–Дам–де–Кале, в благодарность за избавление от скверны диавольской, а при прощании получил ценный совет – относиться к своим обязанностям с должным усердием, ибо времена нынче тревожные.

– Вы помните его слова? – шепотом сказал отец Дионисий. – «Выйдет из моря Йамму»? Что это может значить?

– Йамму? – нахмурился Михаил Овернский. – Ах, да… Морской демон, повелевающий чудовищами океана, по одному из апокрифов приказавший киту проглотить пророка Иону, сына Амитая. Молитесь и уповайте на Господа, отче, ибо нет в Универсуме силы, противостоящей неизреченной милости Его…

Раулю преподобный не рекомендовал ехать верхом – сударь, в моем дормезе предостаточно места, займете лежанку. Вы слишком плохо выглядите.

Мэтр и не подумал отказываться. При одной мысли о конном переходе до Арраса ему становилось нехорошо: человек не владеющий искусством чародейства вряд ли представляет, чего стоит магу применить аркан уровня «Огня очищающего». Сейчас бы отоспаться денек–другой, да и кушать постоянно хочется. Однако, перспектива остаться еще на несколько дней в негостеприимном Кале удручала. Непереносимая сырость, хамоватые англичане (где это видано – гербовому дворянину да в рыло, будто распоследнему смерду!) и, конечно же, зловещее «смерть еще до заката», прозвучавшее из уст Альдаберона, гостя из Бездны…

Демоны могут недоговаривать, могут играть словами и выражаться двусмысленно, но лгать – никогда. Вопрос лишь в трактовке речений изгнанного беса – непонятное «Йамму» вполне способно оказаться неистовым шквалом, налетевшем со стороны Пролива, разрушившем город вместе с гаванью и потопившем суда, а «смерть до заката» примет облик некоего рыцаря–паладина с заходящим солнцем (или, к примеру, заходящей луной) на гербе, который в одиночку или с отрядом выбьет англичан из Кале.

Маловероятно, но история и не такие казусы знала.

В любом случае риск не оправдан. Береженого Бог бережет, надо ехать вместе с остальными. Танкред и Ролло будут подтрунивать над изнеженным французским дворянчиком? Да и пусть – они ведь не со зла, а исключительно по веселости характера.

Таким образом мэтр Рауль Ознар занял место на ложе в дормезе преподобного, укрылся одеялом, – грубоватым, но очень теплым, козьей шерсти, – и едва повозка прогрохотала по мосту ведущему прочь из Кале, задремал. Братья–доминиканцы разбудили его к ноне, когда на полдороге к Аррасу, между Бюрбером и Лапинуа, решено было сделать привал и перекусить горячим.

После немудрящего обеда спать уже не хотелось, лучше обсудить с братом Михаилом сомнительные успехи прошедших двух дней, отбросивших расследование далеко назад, а равно обогативших подлежащими осмыслению и весьма настораживающими сведениями.

Неподалеку от Бетюна английский эскорт отпустили восвояси – возвращайтесь к своим, вечереет. Тут земли Франции, Священному трибуналу ничего не угрожает, дорога безопасна. В крайнем случае остановимся в любом из окрестных замков: дворяне Артуа не откажут в помощи королевскому прево и монахам–доминиканцам. Поезжайте с Богом, мессиры.

Возражать мессиры не стали и вскоре два рыцарских копья скрылись в поднятых копытами лошадей облачках снежной пыли за поворотом на Сент–Омер.

– Наша доблестная охрана, надеюсь, доберется без приключений, – сказал Михаил Овернский, поглядывая вслед англичанам. – В Кале они окажутся после заката , верно? Когда проклятие Альдаберона перестанет действовать?.. Эй, позовите ко мне прево!

Подъехал Летгард, утомленный, но старавшийся бодриться. Пустил коня шагом рядом с дормезом так, чтобы можно было видеть в окне повозки его преподобие.

– Вот что, шевалье… Поскольку его светлость сенешаль Готье де Рувр человек малоопытный и с юношеским ветром в голове, остается надеяться на вас. Летгард, какими силами мы располагаем?

– Военными?

– Да. Графские министериалы, дворянское ополчение, кнехты, наемники. Общее число?

– Ну–у, – вздохнул прево. – Скажу прямо, немного. Сотен семь оружных, если поднять каждого…

– Вот и поднимите, это в вашей власти. Дороги на север перекрыть. Заставы. Разъезды. Попросите помощи у епископа Сент–Омерского, его владения так же пострадали от набега. До возвращения Филиппа Руврского мы сами обязаны держать оборону.

– Мы, ваше преподобие?

– А кто же? Я родился во Франции, ныне живу в графстве Артуа, пускай и временно. Не взирая на сан и должность я обязан помнить, что война не закончена, а перемирие нарушено… Чтоб мышь не проскочила! Поняли, Летгард?

– Точно так, ваше преподобие. Но сенешаль… В его руках казна.

– Не беспокойтесь, я смогу убедить Готье. Завтра же нанесу визит. Боюсь, в ближайшие дни придется потрудиться, сударь…

– Поднимать всё графство из–за одного–единственного набега? – вполголоса сказал Рауль, когда прево, поддав шпор лошади, отъехал в сторону. – Англичане не слепые, заметят военные приготовления и тогда надежда на новое перемирие исчезнет. Берете на себя ответственность?

– Беру, – кивнул Михаил Овернский. – О каких приготовлениях вы толкуете, мэтр? Предосторожность, не более – следует накрепко закрыть северную границу. Вы ведь не хотите, чтобы вышедший из моря Йамму в один далеко не прекрасный день объявился на Иерусалимской улице в Аррасе и постучал в вашу дверь?

– Вы на самом деле так полагаете?..

– Просчитываю вероятности, мэтр. Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным. Мы находимся в центре водоворота событий, управлять которыми не способны. Отчего вдруг божественному провидению потребовалось направить наши стопы в Кале против своей воли? Правильно: что–то увидеть, услышать, узнать, а затем интерпретировать и расшифровать символы. Сомневаюсь, что для изгнания дурно пахнущего Альдаберона требовались объединенные силы Трибунала инквизиции в полном составе, умелого мага, аррасского прево, сержантов и приблудившейся деревенской ведьмы…

– Кстати, что с ней делать? Знахарка будет с нами до Судного дня путешествовать?

– Как и прежде – ровным счетом ничего. Переночует в аббатстве клариссинок, а завтра отправим домой.

– Примет ли ее община? Деревенские сами выдали…

– Вы плохо знакомы с жизнью простецов, – перебил Рауля преподобный. – Последнее слово в сельской общине принадлежит кюре; если Трибунал разобрался и отпустил с миром, значит невиновна. Священник знает это и воспользуется своим авторитетом.

– Она первая почувствовала присутствие демона.

– То есть? – брат Михаил заинтересованно взглянул на мэтра. – Не вы? Она?

– Когда по распоряжению сэра Моуни англичане пришли в каземат, чтобы перевести нас в верхние помещения, Жанин забеспокоилась…

– Ведьму зовут Жанин?

– Да, Жанин Фаст, фамилия вроде бы фламандская…

– Забеспокоилась, говорите? Дальше?

– Ее поведение напоминало hystera – внезапно заскрежетала зубами, закатила глаза, а потом указала в сторону одной из камер: «Стая, стая!.. Не знают, не разумеют, во тьме ходят; все основания земли колеблются….» Я поначалу не обратил внимания.

– Очень зря, – суховато заметил брат Михаил. – Я бы непременно задумался, отчего безграмотная деревенская девка свободно цитирует Святое Писание. Восемьдесят первый псалом Асафа с весьма глубоким подтекстом – «Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд».

– Слышала на проповеди от кюре, ничего более. Сами же несколько дней тому вспоминали Оккама: самое верное объяснение – самое простое.

– Но не в данном контексте. Вы нечистую силу распознать мгновенно не сумели, а она не только увидела в заключенном соседней темницы беса под человеческой личиной, но и дала почти каноническое определение: «Во тьме ходят, все основания земли колеблются». Свое прежнее решение я отменяю – возвращение этой вашей Жанин в Вермель откладывается. Пусть поживет у сестер–кларисок, а мы понаблюдаем. Поговорим. Взвесим и измерим.

– Убеждены, что у нас есть на это время?

– Я только что говорил о путях, которыми нас направляет провидение. Задумайтесь: дороги могут не играть никакой роли, а важно лишь то, кого именно ты встретишь на их перекрестье…

* * *

– Уехали, – проворчал сэр Уолтер, наблюдая через бойницу цитадели как вереница всадников и повозок покидает город через Абвильские ворота. Седой капеллан, стоявший рядом, машинально перекрестился: присутствие в Кале папского Трибунала с чрезвычайными полномочиями пугало его не меньше, чем нечистая сила. – Отец Дионисий, как полагаете, нажалуются?..

– Михаил из Оверни не произвел впечатления человека обидчивого и мстительного, – убеждая в том числе и самого себя ответил капеллан. – Но семья де Го влиятельна, ее позиции в курии непоколебимы, и если…

– Если, если! – сплюнул Моуни. – Король Эдуард нас в порошок сотрет, его величеству необходима поддержка Святой Церкви или в худшем случае нейтралитет! А вы–то куда смотрели, отче? За что добрые католики десятину платят? Развели дьявольщину!

С высоты донжона были видны не только дороги, ведущие от Кале на юг и запад, но и обширная гавань вкупе с простирающейся за городскими укреплениями широкой полосой прибрежных дюн. Моуни перевел сердитый взгляд на море, удивительно спокойное для первых весенних дней. Не штормило со святой Кунигунды [22]22
  4 марта.


[Закрыть], погода навигации не препятствовала, в Кале приходили редкие пока еще суда из Дувра, Бреста и даже отдаленной Гиени, подчиненной Эдуарду Плантагенету. Да вот хотя бы этот двухмачтовый неф с гасконским львом на парусе…

– Капитана прикажу повесить, – вслух сказал сэр Уолтер, оценив бестолковые эволюции нефа. – Вместе со всей командой. Перепились они там, что ли?

Корабль шел самыми замысловатыми галсами, то вполветра, то косым углом, то вообще теряя ветер. Будь волнение чуть посильнее, гасконцев непременно перевернуло бы когда они самым позорным образом становились бортом к волне. В створ гавани неф при всем желании не попадал – его сносило к дюнам, двухмачтовик оставлял впечатление неуправляемого.

Вскоре так и случилось – странного гасконца выбросило на берег, он накрепко застрял форштевнем в песке.

– Отправьте капитана порта с десятком людей, посмотреть что у них стряслось, – распорядился Моуни, подозвав оруженосца. Эдиктом канцлера Англии Генри Бергерша, архиепископа Линкольнского, за намеренное повреждение королевского судна полагалась каторга и галеры, а с отягчающими обстоятельствами смертная казнь – военное время, снабжение армии на материке зависит от действий и сохранности флота. – Доложить в подробностях!

Капитан порта, занятый иными делами, исполнил приказ не в точности: поручил дело одному из проверенных сержантов. Подумаешь, невидаль – неф разбился! Да и не разбился вовсе – вытащить канатами на глубину, обшивку подлатать, так еще лет двадцать будет по Гесперийскому морю бегать!

Сержант Уильям Нортгемптон поднялся на корабль первым, забросив канатик с кошкой–трезубцем. Рассчитывал найти и спустить подчиненным веревочную лестницу. На палубе он провел меньше кварты. Спрыгнул вниз, рискуя переломать ноги.

– Что там, ваша милость?

– Уйдем, – выдавил Нортгемптон, пытаясь унять дрожь. – Лекаря нужно… И священника.

– Так что же? – настаивал кнехт.

– Мертвецы! – сорвался на крик королевский сержант. – В язвах! Лица черные! Живых всего трое, ума не приложу, как они с парусом управлялись… Возвращаемся.

Еще не стемнело, как Уильям из Нортгемптона слег с жаром и тяжелым кашлем. К закату началось кровохарканье.

Умер сержант незадолго до полуночи, последовательно успев заразить молниеносной легочной формой чумы свой десяток, двух францисканских инфирмариев призванных на помощь болящему, слугу, приходского кюре и нескольких прохожих в городе.

К следующему утру в крепости Кале скончались двадцать семь человек. К полудню – шестьдесят девять. Сутки спустя заболевших было около четырех сотен, две трети из них безнадежно.

Проклятие Альдаберона сбылось – демон Черной смерти вышел из моря.