Текст книги "Казачка. Книга 1. Марина (СИ)"

Автор книги: Андрей Лебедев

Соавторы: Andrew Лебедев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– Это несомненно, но в тоже время, дети вымирают, и мы не можем не расходовать этих денег, – ответил лорд Джадд.

– Я думаю, будет разумно организовать что то вроде совместных российско-британских предприятий, которые будут финансироваться за счет гуманитарных фондов. Но административный контроль в этих предприятиях – будет полностью вестись нашими мэнеджерами, – сказал Генри.

Лорд кивнул.

– Это хорошая мысль. Только вот вопрос, где вы наберете столько мэнеджеров. Вы сами, Генри, готовы сидеть здесь два или три года?

Генри улыбнулся, совсем не хуже чем Кларк Гейбл в его лучшие времена, и мягко с выражением сказал, -

– Я готов, при условии, если миссис Кравченко тоже возьмет один из проектов.

Джеффри присвистнул, – эко вас, Сэмюэль, угораздило!

А лорд Джадд кивнул совершенно серьезно, и сказал – очень хорошо, я буду иметь это ввиду.

Когда уже прилетели назад во Владикавказ, лорд Джадд попросил Марину, как он витиевато выразился, – «уделить ему час внимания тет-а-тет».

Прошли в его скромный номер, такой же как и у Генри, обычный двухместный – наскоро переоборудованный под псевдо-люкс.

Лорд расспросил про ее жизнь, про родителей, про учебу в Москве, про отъезд в Британию…

Она не стала ничего скрывать, и рассказала даже про то, как ее обманул адвокат Клейнман, сбежавший с ее деньгами. И про Сережу рассказала, как его из тюрьмы выручала, и про Юльку.

Лорд слушал не перебивая, кивал. И лицо его было как то очень грустно.

– И вы вернулись теперь сюда для того, чтобы здесь жить?

– Здесь похоронены мои мама с папой, и я должна достроить тот дом, что не достроил мой муж, который тоже здесь похоронен.

– А вы не удивитесь, если я предложу вам работу… Работу именно здесь… Работу в одном из фондов Евросоюза?

Марина нисколько не изменилась в лице. Генри уже настолько закомпостировал ей мозги, что она не удивилась бы даже – предложи ей лорд Джадд баллотироваться в британский парламент.

– Я должна подумать, – ответила Марина, соблюдая не писанное правило делового этикета. Она даже хотела придать этой фразе вопросительную интонацию, мол, а надо ли тратить время на формальные соблюдения приличий? Предложение всех устраивает – давайте работать, хоть с завтрашнего утра! Но она выдержала необходимую паузу.

Выдержка – вот одно из отличительных качеств английского характера, говорила всегда миссис Сэмюэль, поучая ее – неразумную русскую беженку, – а вы, русские, всегда не подумав, очертя голову…

И в любви, – от себя добавила к говоренному миссис Сэмюэль, Марина. И в любви мы без английской выдержки. Сразу переходим к сладкому. Вместо того, чтобы идти к нему медленно, через все ступеньки от аперитива и «ordeuvers» к «plait principales» и только потом к заветному десерту, мы напролом ломимся через кусты райского сада, видя перед собой только сладкий плод…

Вот так.

– О – кей, – совсем по-американски сказал лорд Джадд, хлопая себя по колену, – мы возвращаемся в Лондон, две недели я буду готовить доклад комиссии, а третьего числа, мы едем в Брюссель, на межпарламентскую ассамблею Евросоюза… О своем решении известите меня не позже нынешнего четверга, позвоните мне в мой офис в Лондоне. И если ваше решение будет положительным, то было бы весьма кстати – приехать вам в Брюссель, там мы бы оформили все необходимые формальности.

Лорд Джадд снова хлопнул себя по колену, -

– Итак, до скорой встречи?

– До скорой встречи, – ответила Марина вставая, и с самой любезной улыбкой протягивая лорду Джадду свою мягкую руку.

7.

Эдуардо молча оглаживал свою макушку, и каждый раз, когда его рука в нежной задумчивости прохаживалась по бритой голове, желтым, белым и зеленым лучами на мизинце его загорался большой оправленный в платину алмаз. Или изумруд – Сережка не очень в этом разбирался.

– Значит, в машине тогда оба насмерть разбились? – в который уже раз переспросил Мигель, пожевывая свои фисташки.

– Оба, – кивнул Сергей, – дружок мой – Лимонад, когда у них бумажники вынимал, они уже мертвые были.

– А если все же живые? Может им надо было помощь оказать? Они бы и не умерли тогда? Вы же не хотели их убивать? – продолжал расспрашивать Мигель.

– Да мне об этом и следователь о том же целый месяц в тюрьме по голове долбил, – придавая интонациям максимум развязности, ответил Сергей.

– Ну и как же ты выкрутился? – прервал наконец свое молчание Эдуардо.

– Муж старшей сестры моей меня вытащил – он человек со связями, да с деньгами, а милиция в России за деньги – все что хочешь сделает.

– Да, мы тут наслышаны про ваши порядки, – усмехнулся Мигель.

Эдуардо прекратил оглаживать и без того полированную поверхность своего черепа и сказал, повернувшись к Янеку, – поди пока на бильярде поиграй пол-часика, хорошо?

И когда слегка обиженный Янек удалился, Эдуардо вдруг крепко схватил Сергея за шею, и притянув его голову вплотную к своей, почти прошептал, -

– А не струсишь такое дельце еще разок повторить? Только на более высоком уровне? Без вашей детской любительщины?

У Сергея дрожь пошла по всему телу, и мгновенно – до пота ему стало жарко.

– Ну? – Эдуардо глядел ему прямо в зрачки, прямо в мозг его.

– А когда? – совершенно, как ему показалось нелепо, переспросил Сергей.

Эдуардо ослабил хватку, и потом совсем отпустил его.

– А может и никогда. Это мы просто так, парень, на всякий случай тебя спросили, – сказал он почти миролюбиво.

Помолчали.

Мигель приказал принести еще по выпивке.

Выпили, поговорили о каких то пустяках. О машинах, о девчонках…

Робко вернулся Янек.

Потом Мигель с Эдуардо засобирались и уходя, сказали, что у них дела.

Рассказывать Янеку про окончание разговора с испанцами, Сергей не стал. Про себя он решил, что это тоже своего рода проверка. Что Янек и без того как то тесно связан с Мигелем и Эдуардо…

Испанцы проявились через пару недель. Достали Сережу по его мобильному. Он даже не удивился – а давал ли им номер?

Звонил Мигель, он спросил, может ли Сергей прилететь через три дня в Барселону.

У Сергея греческий паспорт.

Теперь понятно, почему Янеку ничего не предлагают. Янек нелегал, ему через границу – никак, а Сергей – свободный человек.

– Прилетай, есть дело. Все расходы за наш счет.

И отрываясь от бетонки Гатвика, сидя в кресле «боинга» Бритиш Эйрвэйз, Сережа думал, – а что! Испанию погляжу. А если дело покажется слишком – всегда можно смыться.

Но он понимал, что обманывает себя, отчетливо сознавая, что он уже необратимо и самым тесным образом повязал свою судьбу с испанцами.

А в аэропорту его встретила… Вот уж никогда бы не подумал – Наташка Гринько!

Сама за рулем Мигелевского чернильно-фиолетового «сеата».

– Ребята мне его почти насовсем отдали, – сказала Наташка, выруливая с подземной парковки, тормознув перед автоматическим шлагбаумом, и не вылезая из машины, через опущенное стекло, суя в щель магнитную карту, – а себе Мигель новую «альфа-ромео» купил.

– Да-а-а!

– Ага!

Сергей с любопытством оглядывал проносившиеся за окном окрестности.

Вместо привычных зеленых английских лужаек – коричневая голая земля, слегка прикрытая местами какой-то совсем не похожей на траву жухлой растительностью. И обилие цветущих деревьев. Так странно – в Англии цветы в палисадниках подле домов, а здесь – цветы из за высоких белых заборов по макушкам деревьев торчат…. Белые, розовые, фиолетовые.

Да!

И это обилие высоких белых стен вокруг особнячков, из-за которых ничего не видать – как там они у себя живут? Прям как наши «новые русские» в Новочеркесске, или чечены богатые – что отгораживаются от лишних глаз. Только у нас заборы не такие ослепительно белые.

– Я тебя сейчас на хату одну отвезу – ее Эдуардо снимает, тебе там понравится.

– А зачем звали, не знаешь? – и Сергей тут же понял, что напрасно спросил об этом.

– Они тебе сами скажут, я не в курсе.

И замолчали.

А Гринько – ничего себе. Нормально в Европу вписалась. Модное легкое платье, косыночка стильная, очки, косметика. Все тип-топ. И за рулем так классно, правит даже не без лихости.

«Хата» Сергея слегка разочаровала. Это была совсем не вилла, не гассиенда с бассейном и не Каса дель Калабуз из кино про богатого испанского бандита, которое Сергей смотрел две недели тому назад по каналу Би-Би-Си – 3…

Хатой оказалась комнатка, которую жилой можно было назвать только с очень большой натяжкой. В комнатку эту надо было проходить через какую то гаражную мастерскую, а окна каморки выходили в чей-то совершенно русско-советский огород внутри небольшого захламленного разным автомобильным барахлом двора.

– Тут тебе спокойно будет, и вон даже телевизор и холодильник, а в нем и пиво есть! – по хозяйски хлопая дверцей старой белой развалюхи, тараторила Гринько.

– А когда к Мигелю с Эдуардо поедем? – спросил Сергей

– Они сами к тебе приедут.

– Когда?

– Сегодня, так что лежи пока – отдыхай, телик смотри, пиво в холодильнике.

И ухала.

Тоже мне – развлечение – телик ихний на испанском… Вот удовольствие!

Однако, пощелкав каналами, нашел «Евроспорт», по которому шел футбол. В холодильнике и в самом деле – была упаковка баночного пива. Вроде как местного или португальского. Лег на диван. Стал смотреть, как Реал выигрывает у Порту, и задремал.

А разбудила его снова Наташка.

– Хорош ночевать, всю жизнь молодую проспишь!

Серега недоуменно тер глаза,

– А где Мигель с Эдупрдо?

– У них планы поменялись, мы с тобой на машине едем назад в Лондон, а ребята послезавтра нас там с тобой догонят.

Сергей был в полном недоумении – стоило ему тратиться на самолет, чтобы через всю Европу сутки трястись назад в автомобиле и снова вернуться к Янеку в Пэйлстон-Вале?

– Вот твои деньги за билет на самолет, и твои заработанные, – Наташка протянула ему конверт.

– Ого, три тысячи долларов, а за что?

– За беспокойство и за то что со мной прокатишься до Лондона, вроде охраны.

Гринько похвасталась новеньким паспортом и водительскими правами.

Хуана Гонзалес – е – мае!

Мигель сделал дубль того паспорта своей сестрицы, по которому Наташка выезжала с острова на континент. Взамен, якобы утерянного. Тот теперь надо еще Хуаните назад передать – он ей самой еще понадобится.

– И че, не боишься?

– Не-а! Паспорт настоящий. Мигель официально в Мадриде выправлял. И вообще он нужен только чтобы на пароме из Кале границу переехать. А испанцам – им здесь все равно.

8.

Тот гэбист, которого Марина условно про себя наградила прозвищем Кефиров, был тут как тут. Едва лорд Джадд с Генри улетели из Владикавказа в Москву, Кефиров навестил ее в Новочеркесске. Собственной персоной.

Марина как раз свою стройку века инспектировала, свой великий долгострой по улице Садовой.

Бригаду строителей, словно переходящее почетное знамя, по знакомству передал ей один из старых Володиных приятелей. Украинцы с Донбасса. Они в этих краях уже не один коттедж построили – и цыганскому барону Васе, который на наркотиках здорово поднялся – ему аж четырехэтажный дом, и даже с самым настоящим лифтом – забацали, и двоюродному брату Руслана, ему только на отделку первого этажа с Московского аж метростроя – три трейлера мрамора и черного габбро пошло…

Теперь эти украинцы ей – Маринке достались.

Хорошие ребята. Работать умеют. В бригаде четверо с дипломами инженеров.

Она им из Ростова еще и архитектора привезла, чтобы попробовал выкроить что то из уже навороченного, да с учетом ее новых английских представлений об уюте.

Они с бригадиром и архитектором Светланой Михайловной как раз на втором этаже стояли и обсуждали, где и как светильники ставить, где электропроводку протаскивать, как снизу машина какая то загудела.

– Там хозяйку спрашивают, – крикнул ей один из работяг.

Спустилась вниз. Возле ее «мерседеса» – «волга» стоит с ростовскими номерами. А рядом – Кефиров, явился – не запылился.

– А вы хороший домик себе тут задумали.

– А вы старый тот, который тогда обыскивали, не забыли?

– Не забыл…

Маринка не глупая, сразу все поняла. Вербовать приехал.

Поэтому, когда присели в саду за тем столиком, где рабочие обычно обедали и пили чай, сразу взяла правильный тон, -

– Ну, майор, или как вас там, на каком компромате или слабости моей вербовать будете?

Кефиров не выдал смущения, но задуманный темп разговора явно потерял.

– Во первых, я подполковник, но подполковник запаса… – Кефиров пожевал губы, собираясь с мыслями, а во вторых, уважаемая Марина Викторовна, вы как то напрасно так резко и агрессивно встречаете мои попытки наладить с вами взаимовыгодную дружбу.

– А-а-а, это я дура облажалась. Не поняла сразу, что вы дружить ко мне приехали. Первый раз, я помню, такие знаки дружбы выказывали, что весь сад перекопали.

– А насчет сада – огорода, это как в анекдоте про старого еврея и КГБ… Помните? – Кефиров совладал с собой – профессионал все-таки.

– Что за анекдот? – отдала инициативу Марина

– А такой анекдот, что понадобилось старому еврею дрова напилить-наколоть, так он позвонил в КГБ и нашептал – а у Рабиновича в дровишках золотишко, валюта и запрещенная литература… Ну, приехали, напилили – накололи, ничего не нашли и уехали…

– А-а-а, поняла теперь, так это вы в прошлый раз тогда мне так огород вспахали и намекаете на то, что по моему же ложному самодоносу?

– Вы с юмором, этого у вас не отнимешь, Марина Викторовна…

– Так что же? Вербовать приехали, подполковник? Мои английские связи вам понадобились?

Кефиров опять ничуть не выдал смущения.

– Марина Викторовна, вы во всем такая прямолинейная, как этот, как его – эталонный метр из парижской палаты мер и весов?

– Во всем, когда дело касается таких мастеров потаенных дел, как ваш брат… Мне батюшка наш – отец Борис про вашу епархию говорил, что вы света, ясности, прямоты и гласности боитесь, то бишь – правды… Потому как сами черту рогатому служите.

Кефиров укоризненно покачал головой.

– Так уж и с рогами! У вас какие то устаревшие данные.

– Да что вы все тяните кота за хвост, подполковник запаса! Выкладывайте вашу дружбу взаимовыгодную на стол, и посмотрим, чего она стоит.

Тут Кефиров склонив голову, положил правую руку себе на грудь и сказал,

– Отдаю дань вашим талантам и способностям, и очень пока жалею, что вы, Марина Викторовна пока видите себя как бы по другую сторону баррикады. А на самом то деле это не так. Мы ведь в одной команде.

Марина посмотрела сколько воды в электрочайнике и включила его подогреваться.

– Кофе будете?

Кефиров кивнул.

– Ну, так какие условия дружбы вы мне предложите? – еще раз повторила свой вопрос Марина

– А давайте просто ограничимся тем, что ничего друг другу не обещая, мы задекларируем дружественные отношения… Выпьем кофейку и разъедемся каждый заниматься своим делом.

Марина расплылась в улыбке.

– Ну-у-у, подполковник, вы значит решили вербовать меня по частям, как сложный интеграл? А теперь поедете к начальству посоветоваться? Так?

Кефиров улыбкой на улыбку отвечать не стал, а очень серьезно сказал,

– Марина Викторовна, мы действительно можем быть очень и очень полезными друг другу. Вербовка – это как наем на работу. С определенными обязанностями и определенной оплатой. Вам такой схемы я не предлагаю. Я хочу предложить равноправные отношения, какие бывают у двух независимых государств, но очень выгодные обеим сторонам.

– Да мне понятно, как дважды два, товарищ подполковник, что вам очень выгодно было бы через меня получать какую то информацию… Так?

Она посмотрела на Кефирова не мигая. И он не мигая глядел на нее, подхватив колено двумя сложенными в замок руками

– Но мне непонятно при этом, какая мне выгода с вас?

Кефиров помолчал минуту. Выдержал паузу. А потом выдал.

– Уж кому как не вам, Марина Викторовна не знать, что в нашей современной жизни, особенно у таких видных и широко живущих людей как вы, возникают жизненные ситуации, когда необходима помощь спецслужб…

Марина молча глядела на Кефирова.

– У вас были такие ситуации, и когда брат попал в дурную историю, и когда сестру украли бандиты…

Марина по прежнему молча глядела на Кефирова.

– Вы нашли выход из положения, вы сильная и умная, но вы бы решили эти свои вопросы куда как эффективней и самое главное – бескровней, если бы дружили с нами…

– Вы бы освободили тогда Юльку?

– Да, освободили бы, и не потребовалось бы толкать некого известного нам с вами фигуранта, который бежал из под следствия и скрывается теперь в Греции, вы знаете про кого я говорю, так вот, не понадобилось бы толкать его на преступление…

– Я вам не верю…

Марина услышав щелчок электрочайника, налила в чашки кипяток…

– Кофе нет, есть чай… Липтон в пакетиках. И я вам не верю.

– Это ваше право, Марина Викторовна. Вопрос веры – это вопрос личного права человека иметь свои убеждения.

– Ура! С каких это пор вы стали такими веротерпимыми?

Кефиров положил себе в чашку пакетик чая и слегка пригубив, ответил,

– Это не важно сейчас. Я не желаю вступать с вами в спор, который может спровоцировать у вас какие то неприятные эмоции, я просто считаю уместным заметить вам, что подобные ситуации, подобно тем, что тут и там случаются с людьми в России, могут произойти с каждым и в любой момент… И мы всегда готовы дружить и приходить на помощь хорошим людям.

– Чип и Дейл спешат на помощь. Как же! Поверила я вам…

Кефиров поднялся из за стола, и отвесив короткий поклон, сказал,

– Я сейчас пожалуй поеду, но вы, Марина Викторовна подумайте над тем, что я вам сказал, и не торопитесь отвергать протянутую вам для пожатия руку.

Когда его «волга» отъехала, Марина вдруг разревелась.

Почему?

От страха и ненависти.

От страха за близких.

И от ненависти ко всему нечистому и гадкому.

9.

Но Кефиров никуда не пропал.

Кстати, если бы Маринке было с кем поделиться, она непременно сказала бы следующее, -

– Ты будешь очень смеяться, но его фамилия на самом деле Коровин. Я как чувствовала, есть же какая то сверхтонкая проводимость в эфире! Алеша Коровин. Имя, прям как в романе у Достоевского – специально припасено для положительного героя.

Но Маринке не с кем было делиться таким сокровенным. И она очень страдала от этого.

Кефиров-Коровин пригласил Марину повесткой.

– Дело о смерти вашего отца не закрыто. И более того, как вы знаете, оно осложнилось обнаружением в тайнике денег.

Кефиров-Коровин сидел в кабинете не один. Второй – был лет на десять моложе и значительно глупее Кефирова лицом.

– А вы ж мне говорили, что вы в отставке, – сказала Марина, кладя на стол повестку, вложенную в российский паспорт.

– Не в отставке, а в запасе, Марина Викторовна, но я же вам и не говорю, что я веду это дело. Дело ведет вот – товарищ Кулагин, – и Кефиров кивнул в сторону молодого.

Представленный таким образом кавалер, тут же поднялся и откланялся, оставив Кефирова с Мариной одних.

– Ну, о чем говорить будем? О том же, о дружбе? – опережая Кефирова спросила Марина.

– Вы молодец, умеете держать фасон, будто вас этому учили… И кабы я не знал вашей биографии, Марина Викторовна, я бы и подумал, что вы прошли где то курс спецподготовки…

– Жизнь, Алексей…э-э-э

– Михайлович

– Жизнь, Алексей Михайлович – это лучшая спецподготовка…

– Это вы верно заметили…

Кефиров встал, подошел к окну, закрытому жалюзи, и продолжил, стоя к своей собеседнице спиной.

– И более того, будь в моей компетенции кадровый вопрос, я бы стал непременно добиваться того, чтобы подобную подготовку вы бы прошли, – он сделал паузу, – …у нас.

– Новый виток вербовки?

– Не-е-ет! Что вы! Уверяю вас, нет! – Кефиров повернулся к ней лицом, – это такой витиеватый комплимент…

– А-а-а, ну спасибо, а то настолько, действительно, витиеватый, что я и не догадалась сразу.

Кефиров улыбнулся в первый за все время их знакомства раз. Но такой улыбочкой, когда только лишь губы раздвигаются, но глаза при этом лучатся холодом, Марину не проймешь! Особенно после двух лет школы английского политеса.

– Может к делу? – предложила она

– Да, вы правы, тем более что вы теперь занимаетесь не только делами мужниной торговой фирмы, но и готовитесь представлять здесь интересы европейских гуманитарных фондов. А как говорят У ВАС в Англии – тайм из мани.

Кефиров показным наметом демонстрировал свою осведомленность.

– Ну так чего кота за хвост тянуть? По делу отца вызвали?

– Да нет.

Кефиров уселся таки наконец в кресло вышедшего майора Кулагина и лицо его сразу приняло то дежурное выражение, которое, надо полагать, веками вырабатывалось у государевых служивых людей на работе в комнатах дознаний.

– Вы проходите свидетелем по делу известного вам Дмитрия Заманского.

– Свидетелем чего, интересно знать?

– Не хорохорьтесь, Марина Викторовна, обвинения Заманскому предъявляются очень тяжкие. Он подозревается в организации террористических актов, организации хищения оружия и взрывчатых веществ, в организации нападения на военную колонну федеральных сил, похищении людей и торговле заложниками… Достаточно?

Еще только получив повестку, Марина поняла, что провалив первую попытку завербовать ее, Кефиров не успокоился. У их ведомства на нее, безусловно огромные виды! И посоветовавшись с начальством, и получив надо думать, от этого начальства нагоняй, Кефиров подготовился ко второму акту более тщательно.

– Марина Викторовна, обстоятельства дела, раскрывшиеся во время следствия, позволяют предполагать, что вы были осведомлены о преступных намерениях Заманского, особенно что касается эпизода с организацией нападения на колонну федеральных сил.

У Марины дрожь прошла по позвоночнику, и ножки ее, попытайся бы она теперь встать – может и не понесли бы, а подкосились.

В самое яблочко попал Кефиров. Долго видать они обсуждали с начальством, с какого боку к ней подобраться.

– Это полная чушь! Вы полагаете, что Дима со мной советовался, как напасть на колонну Батова? Или вы полагаете, что он организовал нападение на больницу, где главврачом работала его мать Софья Давыдовна?

– Не ерничайте, гражданка Кравченко!

– Ах, вы так! – Марина теперь не стала скрывать своих чувств, – раз вы так, то я вам вот что скажу, я знала, что вы горазды на любые подлянки, и поэтому к сегодняшнему нашему разговору подготовилась. В Лондоне знают, что я вызвана к вам на допрос, знают и то, что вы неловко уже пытались меня вербовать. Я звонила Генри Сэмюэлю, а этого достаточно для того, чтобы придать в западной прессе некую новую пикантность вашему ведомству. И если вы вашими ловкими маневрами типа слона в посудной лавке – развалите сотрудничество Российской федерации с ОБСЕ, то с вас лично, гражданин подполковник, погоны даже если они и формально запасные – посрывают, как с отставной сидоровой козы барабанщика!

Марина раскраснелась, дыхание ее участилось, словно она пробежала две стометровки подряд.

Но и Кефиров был неспокоен.

– Будет вам, Марина Викторовна, я же предлагал вам дружить!

– Нет, не будет у нас с вами дружбы, и подписывайте давайте пропуск, если не хотите, чтоб по радио и по телевидению ТАМ персонально вас помянули, чтоб и вашему начальству на Лубянке за вас икнулось!

Кефиров совсем загрустил. Он тоже уже плохо скрывал своего разочарования.

– Пропуск я вам подпишу, но вы Марина Викторовна неверный тон взяли. Ведомство наше призвано вас защищать, а вы сестру свою защищать побежали к преступнику. А приди вы к нам тогда…

– И Юльку мою бы мне мертвой Султан отдал. Да?

– Не последний день живем, Марина Викторовна.

– Я эту вашу угрозу еще в прошлый раз почувствовала. Но я знаю как от вашего брата защищаться – только светом. Вы света боитесь, как черт ладана. С вами – только гласностью, а это я вам обеспечу! Паблисити вам будет по всем радиоголосам.

– Ладно, – Кефиров подчеркнуто спокойно, совершенно не дрогнувшей рукой, подписал ей пропуск, – ладно, вы возбуждены, поговорим, как-нибудь в другой раз.

– Не будет у нас с вами другого раза

– Как знать, Марина Викторовна, жизнь длинная, но только вы не делайте пока необдуманных движений, особенно с прессой.

Она сбегала вниз по лестнице и шептала про себя, – «ага, боишься, боишься света, черт лысый!»

А сев в свой «мерседес», заплакала.

Заплакала оттого что некому было ее теперь пожалеть и успокоить. И не за кого спрятаться!

Не за кого!!!

Папа умер, Володя тоже умер… Юлька – маленькая совсем. Серега?

Где он?

Новая главбух АОЗТ «Южторг – Весна» – Валерия Андреевна Пелых не очень то торопилась, но к исходу недели, насчитала-таки Маринкину долю прибыли.

На строительство дома нужны были живые деньги.

Да и счет в Барклай-банке, с которого Марина перечисляла на содержание Юльке, Сережке и маленькой Анечке – неумолимо таял.

А работа в Еврофонде у лорда Джадда была пока еще только в проекте.

На полученные от Володи акции универмага за прошедший девяносто шестой год ей теперь выходило без малого – три миллиона рублей. То есть – что то около трехсот тысяч фунтов. На это можно было жить.

Потом Маринка еще неделю ждала, покуда соберется совет учредителей, дабы утвердить начисленную ей премию, а потом и еще неделю, пока оформятся все бумаги в банке.

За наличными поехала вместе с атаманом своей строительной бригады.

Сняла триста тысяч рублей наличными. Двести тысяч тут же, под расписку выдала бригадиру. Пусть выплатит работягам за три месяца, да поедет, наконец в Ростов за отделочными материалами, электрикой и прочей труднопроизносимой ерундой, без которой дом ее может так и остаться недостроенной коробкой. А десять пачек «стошек» перевязала скотчем и положив в пластиковый пакет, отвезла в церковь.

В алтарь женщинам нельзя, поэтому для душевной беседы отец Борис пригласил ее в чистенькую кладовочку.

Достал из шкафчика бутылку хорошего марочного кагора.

– Христос Воскресе, Мариночка! Нынче середина Пятидесятницы у нас. Праздник. Да и деньги твои, если честно, очень кстати. И купола теперь покрасим, и авось, с Божьей помощью, роспись восстановим. У большевиков то здесь склад долгое время был, да был пожар. От стен до сих пор жженой резиной воняет. Никаким ладаном не перешибешь… Так я уж из Ростова художников приглашал поглядеть, прикинуть, как бы нам образы святых евангелистов по сводам восстановить. Вот твои денежки то и пригодятся. А Бог то все видит.

– Да я ж не поэтому, отец Борис.

Марина пригубила вина. Кагор оказался очень хорошим. Она подняла стакан и поглядела на свет…

– Середина Пятидесятницы, Мариночка. Древний праздник, его евреи еще до Христа отмечали, плеская на жертвенник вино и сжигая на нем хлеб и рыбу. И у нас православных нынче поэтому чин Освящения воды утром на литургии, а потом и крестный ход… Жалко – ты не была.

– Да я в банк утром, а то у них с клиентами строго по часам, деньги только с десяти до двенадцати.

– Ну ничего, зато теперь вот, отметили, и хлебом и вином…

Марина сделала еще глоток

– Вы помолитесь за Сережу, отец Борис. Душа у меня за него болит.

– За всех за вас молюсь, каждое утро и каждый вечер. За всех вас Кравченков – и за упокой души раба Виктора – батьки твоего, и за рабу Людмилу – мамку твою… И за здравие и благополучие Сергия, Юлии, Анны и Марины.

– Спасибо вам, отец Борис…

Уже поднимаясь из-за стола, батюшка вдруг сказал,

– Замуж тебе надо, Марина. За хорошего сильного мужика. Такого, чтоб и Аннушке отцом стал, да и Сереге чтоб дурить не давал… Такого казака, каким твой Володя был.

– Где ж такого возьмешь?

– На все воля Божья, Мариночка. А мужика надо тебе. Хоть ты и сильная, и обходишься пока, но зачем пропадать такой красоте? А при твоей развитой ответственности, ты еще должна и Родине послужить.

Отец Борис вывел Марину через служебный выход, благословил, положив на ее лоб теплую свою шершавую ладонь. И потом долго не сходил с крыльца, глядя ей в след, как садилась она в свой «мерседес», и как уезжала в свою трудную жизнь.

10.

То, что Мигель с Эдуардо их подставили, Наташка с Сергеем поняли гораздо позднее. И не без помощи полицейских следователей. Хотя, когда им – каждому по раздельности, в первый раз намекнули, что испанцы их просто использовали, сдав полиции в виде определенной услуги или платы – этаким бартером, в обмен за какие то тайные дела, Серега сперва возмутился, подумав, что это полицейский трюк такой, чтобы рассорить партнеров и выудить таким образом побольше информации.

А сообразительная Гринько, та быстрее сориентировалась, и поверила. Да и знала она Эдуардо с Мигелем получше и поближе, нежели знал их Сергей.

Они ехали в Англию на чернильно-фиолетовом «сеате» через Сен-Готтард. В маленьком Манье де Пье незаметно и совершенно формально пересекли вторую на своем пути границу. Альпийская Франция. В городке Аннесси сделали большой привал. Пообедали в американизированной оберж с веселым названием Минессота. Все в соответствии с обозначенным стилем – и бармен в стетсоновской шляпе, и официантки в костюмчиках а-ля-родео-герлз, музычка кантри в джук-боксе и в меню бифштексы по-техасски…

После полу-килограммового куска жареного мяса, Серега стал клевать носом. Да и Наташку явно сморили восемь часов рулежки по бесконечным Альпийским серпантинам.

Взяли у портье ключ.

Комната с большой кроватью и телевизором.

Наташка вышла из душа слегка обернутая одним лишь махровым полотенцем.

– Ну что, расслабимся, Сержик, поиграем в любовь? – спросила она, прыгнув под бок своему юному ковбою.

А Сережа и не стал возражать.

С юга на север двигались гораздо быстрее, чем с запада на восток.

Денег за преимущества платной магистрали жалеть не стали – и поехали по широченному скоростному фривэю. «Сеат» честно выдавал свои сто шестьдесят, и они с легкостью обходили державшихся справа пожилых туристов в фэмили-трэвел-вэгон, и богатую немчуру в их мерседесах с прицепленными к ним трэйлер-хоум, и длинные фуры «кегель» с устрашающими надписями по заднему обрезу – бивэйр лонг викл. Но по левому ряду их с такой же легкостью этакими бесплотными эльфами обгоняли то черные «бугатти», то красные «феррари», то зеленые «лотосы» сказочно богатых прожигателей жизни, что поиграв ночь в Монте-Карло, теперь неслись в свой город Париж по своим сердечным, надо думать, неотложным делам. Однако, какими же неотложными были эти дела, что к ним надо было нестись со скоростью двести двадцать в час?

Но магистраль позволяла и больше. Жаль только, что мотор «сеата» не тянул более ста шестидесяти.

Спорить о том, следует ли объехать Париж или его стоит все же посмотреть, долго не стали. Едва миновав бесконечно длинную зону пригородных пакгаузов и блочных бетонных домов для арабской бедноты, приткнули машину на парковку возле маленькой гостиницы «Жоли Макс». Двести франков за комнату и пятьдесят за паркинг. Недорого.

В кафе при гостинице проглотили по «катлет дю сальмон» под деми-бутей дю ван руж. Поднялись в номер. Позанимались любовью. Неформально и в охотку.

А потом – на метро поехали смотреть Париж.