Текст книги "Казачка. Книга 1. Марина (СИ)"

Автор книги: Андрей Лебедев

Соавторы: Andrew Лебедев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Ты же, Мариночка, тоже у нас круглая сиротка, – и Софья Давыдовна ласково погладила ее по голове сухонькой своей дрожащей рукой.

– Ты, Мариночка, Диму моего там не встречала?

Софья Давыдовна жестко выделила это слово – «там».

– Нет, не встречала.

Снова замолчали. И краем глаза, Маринка заметила, как по морщинистой, в красных прожилках щеке Софьи Давыдовны катится слеза. Скатилась, а за ней уж и вторая бежит.

– Совсем я одна, Мариночка, совсем одна. И Дима не знаю и жив ли?

Теперь Маринкин черед настал, и уже она своею легкою рукой коснулась седого затылка.

– Деточка моя, Мариночка, а то как бы было хорошо, как бы вы с Димой поженились. И как бы я ваших деточек нянчила!

Маринка с молчаливой покорностью сидела и слушала, как эта совсем старая и несчастная в своем одиночестве женщина, рассказывает ей о любви своего сына. К ней, к Маринке любви.

Дима. Этот загадочный Дима, ее – Маринки ангел-хранитель, он делился с матерью. Она ничего не ведала – не знала о его бизнесе и деньгах, но она знала все о его неразделенных Маринкой чувствах.

И вот, они сидят вдвоем на этой пропахшей лекарствами кухне, и думают о нем. Как там ему сейчас? И увидят ли они его?

– А знаешь, что Галочка то Коростелева – Миши Коростелева жена, дочка нашего начальника милиции бывшего – при смерти лежит?

– Как?

Маринка инстинктивно обе руки прижала к груди и испуганно поглядела на Заманскую.

– Представляешь, такая молодая – тридцати еще нет, а мы – медицина, совершенно ничем помочь не можем. Маховецкий Петр Тимофеевич уж и из Москвы специалистов хотел звать, и в Ростов ее перевозить, мы еле отговорили. Она в коме, куда ее везти?

Беспомощно ища глазами икону, и не находя ее, Марина перекрестилась, -

– Господи, помилуй. Спаси и сохрани.

– И мальчику – Алешке три годика… А Миша то, говорят, пьет.

– Пьет? – Маринка, как бы даже не поняла смысла этого простого русского слова. «Пьет»… – Может, лекарства какие надо, я в Англии могу заказать?

– Да что ты! Такую болезнь, что у нее – никакими лекарствами еще лечить не научились.

Уходя, Маринка расцеловалась с Софьей Давыдовной.

– Ты, Мариночка, если Дима тебе позвонит, или напишет… – и разрыдалась, не договорив.

– Ну, конечно, Софья Давыдовна, я вам сразу позвоню.

– И заходи, не забывай, как к себе домой заходи…

На похороны Гали Маринка идти робела. С одной стороны – одноклассница, почти родной человек, и все девчонки со школы, кто в городе остался – все проститься придут, а ей боязно.

Петра Тимофеевича.

Хоть и бывший он папин друг, а робела его Маринка, уж больно тот был уверен, что дочка его от тоски померла, от тоски, в которой в первую голову повинна она – Маринка.

То, еще Володей подаренное черное платье – как в самый раз. Даже слегка свободно, будто похудела она за эти четыре года. Черный шелковый платок. Бесцветная помада и то чуть-чуть.

Машину оставила возле кафе «Буратино», метров сто не доезжая до церкви.

Купила четыре чайных розы.

Отец Борис заметил ее, кивнул, опустив глаза…

– Ныне отпущаещи, Господи, рабу твою, Галину, во имя Отца и Сына, и Святаго Духа…

К гробу не протиснуться – родни, бабок, теток – тьма! Все плачут, черными кружевами слезы вытирают.

И Мишка, как истукан, стоит, невидящими глазами смотрит поверх толпы. Шея длинная, кадык только ходит вверх – вниз, когда слюну или слезы сглатывает. И на какую он теперь птицу так похож? На цаплю что ли?

Пристроившись в хвост медленно двигавшейся очереди, приблизилась – таки к гробу. Галки там почти и не видно – вся в цветах, что и крышку потом не закроют! Подошла…

Взглянула робко исподлобья – Галка лежала с каким то очень обиженным и недовольным видом. Поджав бледные губки. Мол, обижали вы меня…

– Прости, – прошептала Марина, губами дотронувшись до холодного бледного лба.

И отходя, как будто услыхала, кто то шепнул – таки, – «вот мол, гадюка»… Подняла глаза и увидала – Петр Тимофеевич смотрит на нее не мигая, как на заклятого врага глядит.

На кладбище не поехала.

Их таких, кто на поминки в дом Маховецких не пошел, набралось пять человек – Вовка Цыбин, Маша Бирюлова, Ленка Задорожная, Валечка Хохлова из «б» класса.

Уселись к ней в «мерседес», да поехали к ней на проспект Революции.

В «чеченском», как теперь называли стекляшку напротив универмага, взяли вина и водки, ветчины, колбаски да сырку…

Выяснилось, что Галку то особенно никто и не помнил. Стали восстанавливать в памяти все наиболее значимые события – выезды на природу, на шашлыки. Первые школьные балы да вечеринки – и никто не мог припомнить там Галку Маховецкую.

Болезненная она была и на физкультуру даже не ходила. Освобождена была на все десять классов. Порок у нее что ли был или ожирение сердца?

– И ни на одной дискотеке она не была!

– Нет, была!

– На выпускном, помните?

– Маринка то не помнит – напилась тогда!

– Ты ее, Цыбин, и напоил тогда в кабинете химии!

– Ребята, ребята, нехорошо… Давайте Галку помянем.

Девчонки недолго сидели. У Маши Бирюловой – дочке три годика, Валечке Хохловой тоже бежать – девочку кормить, да мужа встречать. Вовка Цыбин холостой… Армию отслужил, работает теперь в автосервисе. Водочки вот выпил и принялся Ленку Задорожную откровенно за коленки хватать. Так и ушли, хихикая…

Что ж… Галка на кладбище – но жизнь то продолжается!

Маринка набрала длинный четырнадцатизначный номер.

Юлька почти сразу взяла.

– Как Аннушка?

– Хорошо. Скучает по тебе.

– А я то как скучаю!

– Приезжай.

– Дела поделаю и приеду.

– Как Сережка?

– Как всегда – неделями его не вижу…

– Ну, позвоню завтра…

Убираться на кухне, где только сидели ее одноклассники, не стала. Налила себе коньяку и пошла со стаканом в спальню.

Где же Галка теперь?

В раю?

Безгрешная ведь!

А я куда попаду?

В рай?

Не попаду я в рай…

И длинно звонил телефон.

Но она не брала трубку. Потому что наверняка знала, что это Мишка.

3.

А звонил не Мишка.

Звонил Генри Сэмюэль.

Но об этом она узнала наутро, когда заглянула в компьютер, поинтересоваться отчетом о звонках. А вечером Генри снова позвонил. Уже не из Лондона, а из Москвы.

– Марина, представь себе, я в России, и более того, еду к вам на Кавказ. Я в делегации лорда Джадда – это комиссия ОБСЕ по правам человека. Завтра мы будем во Владикавказе. Ты должна приехать туда и меня найти. Есть потрясающие перспективы. Я тебя представлю лорду Джадду, это очень перспективно – можно подключиться к большим гуманитарным деньгам, которые Евросоюз готов тратить на русском Кавказе. Я именно этим здесь и занимаюсь. До встречи, Пока!

Вот так! Судьба играет человеком. Все может измениться в один момент. Воистину, неисповедимы пути Господни!

На всякий случай посмотрела по карте. До Владикавказа где то триста пятьдесят километров. Это часов пять, если не очень гнать. Позвонила тете Люде, у нее повсюду связи, пусть ей номер забронирует, на всякий случай.

Бросила в чемодан пару – другую подходящих тряпочек, открыла сейф… Подумала сколько взять с собой в дорогу, и отсчитав, наконец, двадцать сотенных, закрыла бронированную дверцу.

Выпила кофе на дорожку, выходя поклонилась дому – какой ни на есть – дом все же! И перекрестившись на Николу Угодника, захлопнула дверь.

Генри Сэмюэль попал в свиту лорда Джадда не случайно. Вообще, никакого особого престижа в поездках на дикий недоразвитый Восток для благополучного англо-сакса не было. Сам лорд Джадд ехал в эту слабо-цивилизованную страну из соображений высшего своего долга британца – цивилизатора, который должен показать этим кремлевским гамадрилам, как следует соблюдать права человека, если ты со своим русским суконным рылом, пытаешься пролезть в калашный ряд евросоюза. Но при амбициозном в своем честолюбии лорде были деньги всевозможных гуманитарных фондов, деньги, которые непременно надо было истратить. И наперед зная, что русским ни под каким соусом нельзя доверять распоряжаться деньгами еврофондов, лорд прихватил с собою нескольких экспертов.

Опять же по причине дикости места следования, особого ажиотажа среди чиновников ОБСЕ за эту командировку – не было. Поэтому, Генри Сэмюэлю не составило особого труда быть принятым в свиту. А Генри в отличие от своих коллег – имел в этой поездке свои привлекающие его резоны. И одним из резонов была Марина.

Штаб лорда Джадда расположился в гостинице «Турист», все входы и выходы из которой охранялись по такому случаю, как если бы это была ближняя дача Сталина в те самые сороковые годы.

Маринку сперва даже в холл не пускали, и не помогли даже хитрости с показыванием греческого паспорта и протестами на беглом английском.

Выручил вдруг один какой то чиновник, видать из самых здесь важных.

– Марина Викторовна? А вас здесь дожидаются… – и повелительно кивнул двум мордастым – в штатском, что железобетонно перегораживали всем проход в холл гостиницы.

– А я вас знаю? – спросила Марина наморщив нос.

Мужик этот – в темно сером костюме, немодном неброском галстуке был из таких классически неприметных, которых обожают кадровые отделы наружных служб всех разведок мира. На такого сто раз по жизни наткнешься и никогда, хоть убей – не запомнишь, как его зовут.

– Так я вас знаю?

– Это неважно – я вас знаю, и сейчас проведу к господину Сэмюэлю, он нас о вашем прибытии предупредил.

Гостиница «Турист» была далеко не пятизвездным отелем, и Генри один занимал двухместный номер, в котором срочно по такому случаю поставили еще и холодильник с цветным телевизором.

– Марина! Как ты кстати! Сейчас как раз будет большая пресс-конференция, где соберутся все важные персоны. Я тебя всем представлю. Пива? Водки? Колы с коньяком? – Генри как всегда скалил рот своей фирменной инглиш смайл.

Неприметный в галстуке, тот что привел ее сюда, исчез столь же беззвучно, как и знаменитая улыбка Чеширского кота. И тут она вспомнила, где видела его. Точно! Это же он приезжал тогда их дом обыскивать, сразу после смерти папы. Марина даже по лбу себя шлепнула.

– Да ты меня не слушаешь? Ты рада мне или нет?

– Да рада я! Конечно, рада.

– Я тебя введу в большой бизнес, вот увидишь…

Выпили по глотку неплохого армянского бренди. Марина из вежливости спросила, как там миссис Сэмюэль, как тетка дю Совиньи из Саутгэмптона, но циничный Генри ее оборвал, мол все эти политесы типа «как здоровье королевы Елизаветы» – оставь для лорда Джадда.

Спустились в холл. Там уже был устроен помост с президиумом, на заднике которого русскими и латинскими буквами было написано ОБСЕ и OSCE. Телевизионщики суетились, устанавливая свои осветительные приборы, и пара корреспондентских лиц даже показалась Марине знакомой. Впрочем, тут были не только ОРТ и НТВ, но и Си-Эн-Эн и Эн-Би-Си.

Ровно в пять из наглухо перекрытого мордатой охраной кафетерия вышли лорд Джадд – Марина сразу узнала этого сухонького бодренького старичка – так часто он мелькал на всех программах Евроньюс, генерал Батов – он буквально на днях был назначен полномочным представителем Президента по Северному Кавказу, и председатель комиссии по правам человека в Государственной Думе – депутат Кондратьев. С постными лицами они нацепили наушники синхронного перевода, и лорд Джадд объявил, что прессконференция начинается.

– А мы, давай, пока пойдем в кафетериум, – предложил Генри, – все равно, пока это не кончится, мне тебя лорду Джадду не представить.

Администрация «Туриста» расстаралась, в буфете даже повесили картину Айвазовского «Вечер на рейде Цемесской бухты». И кофе очень хороший… Даже по английским меркам – очень хороший.

– Ну а ты зачем сюда приехал? Какой тут у тебя интерес? – напрямую спросила Марина, – ты же в Канаде занимался компьютерными обучающими системами?

– А я и здесь буду ими заниматься, – невозмутимо ответил Генри, продолжая скалиться своим инглиш смайлом.

– Как?

– А так. Евросоюз денег дает на гуманитарную помощь, пострадавшим от войны, а это школы и профессиональное обучение. Понимаешь?

– Понимаю, чего уж тут не понять? Хочешь ваши канадские обучающие системы продать в Россию, за деньги из гуманитарных фондов…

– Ты умная, – Генри перманентно светился белозубой улыбкой.

– Да чего уж…

– И ты мне здесь очень кстати нужна.

– Зачем?

– А затем, что мы учредим местный фонд, который примется строить эти компьютерные школы, а ты будешь председателем.

– Я? – Маринка даже закашлялась, кофе попал ей не в то горло и она стала кулачком стучать себя в грудь.

– Ты! А кто еще? Ты местная, а в то же время – гражданка одной из стран Евросоюза… И по английски говоришь, и вообще – человек нашей культуры, лорду Джадду это понравится – он не доверяет местным, особенно КГБ.

Видимо лицо Марины не выражало того ожидаемого энтузиазма, потому как Генри тут же принялся уговаривать ее в пользу этого проекта. И как человек практический, он не стал напирать на патриотические аспекты, а сразу перешел к вопросу личной выгоды.

– Твоих будет пять процентов от купленных у нас компьютеров и программного обеспечения.

– А на сколько всего вы намерены нам продать?

– Ты зря так агрессивна, деньги ведь не русские – не ваши, а наши – Евросоюза. И их все равно бы так или иначе истратили. А потом, вы ведь не наркотики на эти деньги получите, а компьютеры для ваших русских и чеченских детей.

– А все же? – упорно продолжала настаивать Марина, – сколько?

– Общая сумма предполагаемой сделки – пол-миллиона долларов, так что твоих – двадцать пять тысяч.

И увидев тень недоумения мелькнувшую на ее лице, тут же уточнил, -

– Но ведь, это только премия от нашей фирмы, а ты же будешь получать зарплату от Фонда. И зарплату по европейским меркам – неплохую.

– Я подумаю, – дежурно ответила Марина, тем более, что решать все равно будешь не ты, а твое руководство – лорл Джадд…

– Лорд Джадд тут никого не знает, и он никому не доверяет – кругом одни воры и КГБ, что суть одно и тоже…

– Я только что встретила тут одного…

– Да! И поэтому, лорд Джадд сделает так, как я ему посоветую…

Судя по тому, как кафетерий стал заполняться журналистами, Генри понял, что прессконференция закончилась.

Он быстро поднялся из-за стола и со свойственной ему резкостью игрока в регби и крикет, рванулся в холл.

– Лорд Джадд, позвольте мне представить вам большую приятельницу моей мамы – миссис Кравченко, ее семья уже три года живет в Британии, но она уроженка здешних мест и очень хорошо знает местные особенности, и кроме того, лорд Джадд, миссис Кравченко имеет экономическое образование и слушала лекции в Лондон Скул оф Экономикс…

– Риали? – с явной заинтересованностью переспросил лорд Джадд, пожимая мягкую Маринкину ладошку.

Потом Генри представил Марину генералу Батову и депутату Кондратьеву.

Батов хохотнул, -

– Как же, как же! Помню – помню. Значит это в вашем доме мой Ка-Пе был?

И неприметный гэбист с кефирно-непроницаемым лицом тоже был тут – как – тут.

– А я вас вспомнила, – сказала ему Марина.

– А и очень хорошо… Вместе теперь работать, наверное, будем?

4.

Конечно, не велик город Новочеркесск, и все тут друг про друга все знают. Поэтому, нелегко было Мишке скрыть от друзей и соседей, что стал он здорово зашибать. И ладно бы просто пил да напивался. Трудно в России кого либо таким поведением удивить – эка невидаль, поддает мужик! Тем более, что и причина у него на то имеется уважительная – жонка умерла…

Правда, справедливости ради, следовало бы уточнить, что привычку ежевечерне напиваться, Мишка приобрел еще задолго до Галкиной кончины. Как из милиции уволился, да как в пожарники подался.

Но и начальство у нас терпимое, пьет подчиненный – ну и ладно – кто ж, мол, без греха? Лишь бы по утру не похмелялся, да на работу «тверезый» приходил…

Но Мишка в своем алкогольном радении перешел все дозволенные границы.

Сперва стали потихоньку роптать подведомственные ему поднадзорные субъекты, все эти конторы, организации, кафе, магазины и ларьки, что имели несчастье попасть в ведение старшего инспектора Миши Коростелева. Люди порядок знали – раз в год приходит к ним пожарный инспектор, и ему надо давать… Конвертик с деньгами, а если инспектор оказывается человеком веселым и компанейским – то кроме конвертика, надо предлагать угощенье. Особенно, если специфика проверяемой организации к этому располагает. И вот как повадился Миша Коростелев обходить кафе, рестораны и винные магазинчики по три раза в месяц, склоняя начальство выставлять дармовую выпивку, стали люди жаловаться. Мол, совсем такой инспектор позорит уважаемые органы! Примите к товарищу меры.

Мишку вызывали на ковер, песочили, грозили выгнать… И прощали. Все же тесть у него – хоть и бывший, но начальник городского управления внутренних дел… Да с большими связями не только в Ставрополе и Ростове, но и в Москве.

Да и батька у Миши – не хрен собачий, а тоже, хоть и бывший. И тоже не без связей. Так что, терпели Мишку. Зубы стискивали, но терпели. И шептались у него за спиной, мол – «пропадет мужик»…

А повод для очередной пьянки нашелся самый подходящий. Зашел Мишка в кафе «Буратино», соточку коньячка принять для поправки здоровья, а там собственною персоною Наташка Байховская сидит – только, видать, приехала из Москвы вся такая красивая, столичная, центровая.

Обнялись, расцеловались. Мишка вмиг свистнул, чтоб притаранили на стол бутылку шампусика и бутылку его любимого армянского «три звезды».

– Ну ты как? Ну ты чего?

Помянули Галку. Выпили не чокаясь. Наташка стакан шампанского, а Мишка пол-стакана коньяка.

– Так ты холостой теперь, жених что ли?

– А ты?

И оба как то глупо, но очень весело рассмеялись, Наташка звонкой трелью зашлась, а Мишка заухал, как сова, – Ух-ху-ху-ху-ху, – только кадык на худой шее заходил вверх и вниз.

– А че теперь на зазнобе своей не женишься?

Наташка вообще никогда не отличалась деликатностью. Но Мишке как то все теперь было что ли по фигу…

– На Маринке? Да очень она крутая стала. В Англиях живет, да дома трехэтажные строит. Мы ей не чета…

– Эт-то точно! Видала я ее тут в Москве,

Наташка подтолкнула Михаила под локоть, мол чего сидишь – зеваешь, наливай – давай,

– она вся такая манерная ко мне на квартиру приехала, дверную ручку чуть ли не носовым платочком обтерла, заразиться что ли боится здесь в России после заграницы своей?

И оба снова захохотали – Мишка по совиному, а Наташка мелкой пташечкой…

Выпили. Байховская стакан шампанского, а Михаил пол-стакана коньяку.

– Ну а ты все с черножопыми дружишь? Ты там у Ахмета своего на рынке что ли торговала?

– А ну их в ж…

Наташка глубоко вздохнула, и с тоской посмотрев в окно принялась выразительно двигать челюстями, как в телерекламе жевательной резинки, всем видом своим выражая презрение ко всей предыдущей нескладной жизни своей.

– А ну их всех в задницу!

– Это точно, – подтвердил Мишка, подливая в стаканы.

– А ты из-за них из ментовской то ушел?

– Было дело… Постреляли мы тут… Не дай Бог никому.

И Мишка не дожидаясь подруги, махнул еще пол-стакана армянского.

Заведующая кафе – толстуха Зина Тихорецкая начала уже проявлять некоторое беспокойство. Раньше бывало Миша выпьет стакан коньяку, поболтает с ней о том-о сем, да и идет до другого кафе, где ему еще нальют. А тут уже две бутылки армянского усидел, да и подруга его два флакона шампанского скушала… И сидят – не уходят. А кто за выпитое платить будет? Пожарная инспекция города Новочеркесска? И до чего противный… Еще всегда любит, чтобы с ним обходились почтительно, мол начальство, мол уважаемый человек! Да какой он к черту уважаемый? Пьяница никудышный! Жена вот у него умерла, да сын маленький остался. Но почему за эти его житейские неурядицы должна платить она – Зина Тихорецкая?

И когда Мишка все же рухнул лбом в полированную поверхность стола, Зина подошла к смертельно пьяной, но еще не потерявшей сознания Байховской и подложила ей счет на блюдечке.

– Вам пора на выход, молодые люди, мы скоро закрываемся

– Какие проблемы, барышня?

Байховская вытащила из сумочки пачку денег, на каком то немыслимом автопилоте отсчитала ровно причитающееся, и подхватив нечленораздельно мычащего Мишку, словно это был не человек, а тюк с туристским инвентарем, потащила его на улицу.

Спали у нее. Наташкина мама, едва заслышав пьяную возню в тесной прихожей их маленькой квартирки, понимающе засобиралась и пошла ночевать к подруге – старой одинокой пенсионерке, что жила тут же в соседнем подъезде.

– Дочка мужика привела! Авось, сладится…

– А что за мужик то? – спросила подруга, стеля Кузьминичне на сундуке.

– А Мишка – Мишка Коростелев.

– Вдовец что ли?

– Вдовец…

– Ну, дай им Бог…

И покуда в маленькой квартирке в Новочеркесске одна Наташа, оседлав самого близкого школьного друга Марины, выжимала из того последние мужские соки, в далеком Лондоне, другая ее подруга – Наташа Гринько сидя в полицейском участке сдавала ее – Маринки брата Сережу. Сдавала полиции со всеми потрохами.

Но ни тот, ни другой из этих фактов биографий близких ей людей, не были пока Маринке известны, потому как в это самое время, она летела в вертолете вместе с лордом Джаддом, генералом Батовым, депутатом Госдумы Кондратьевым и Генри Сэмюэлем – в Ингушетию, в один из лагерей чеченских беженцев. Она глядела на землю через не слишком чистое стекло иллюминатора, и подвывающий над самой ее головой вентилятор раздувал прядку ее русых волос. И как минимум – два мужчины в этом тряском салоне МИ-8 с затаенным чувством украдкой загляделись на эту вьющуюся прядь.

5.

О том, что он бросил учебу, ни Юльке, ни тем более Маринке, говорить Сережа не стал. Хотя понимал, что старшая узнает об этом не позже чем через месяц. Оплата в Принц Альберт текнолоджик хай скул была посеместровая, и Марина все поймет, как только придет время оплачивать счета. Да и ректорат уведомительное письмо пошлет всенепременно, мол доводим до вашего сведения, что в связи с непосещением занятий и не ликвидированной академической задолженностью, мистер Кравченкоу – отчислен из списков учащихся…

Как только Маринка уехала обратно в Россию, Сергей перестал наведываться в Кроули в дом миссис Сэмюэль, где теперь жили только его младшая сестра и племянница. Он перебрался на квартиру к приятелю-поляку, которую тот снимал в Пэйлстон – Валле. Это было гораздо ближе к Лондону, чем Кроули, и не слишком дорого на двоих. За комнату с отдельным входом они с Янеком платили по четыре сотни фунтов. А Маринка на все карманные и транспортные расходы перечисляла ему на счет пятьсот, с учетом, чтобы он жил бы дома с Юлькой и Аннушкой.

Янек вообще то был нелегалом. Его виза была сто лет как просрочена, но он научился платить кому надо, и местные полицейские его никогда не трогали. Промышлял Янек всем, на чем только можно было заработать. И перепродажей поддельной парфюмерии, и таблетками, и много еще чем.

Сереге нравилось работать с Янеком. Ловчее всего, буквально «на ура», проходила у них продажа подделок. За какие то буквально копейки, Янек покупал у местных пакистанцев пару коробок «шанели» или «нина риччи», сбодяженных где то – в пакгаузах Лондонского Доклэндс, из простого спирта с пахучими добавками. Но хитрый поляк в пол-минуты распродавал добрую сотню флаконов дуракам-туристам. Они выбирали место в центре, например на Мапелсквер, или Лесестер рядом с четырехзвездной гостиницей, когда там самая толпа, и Янек, бросив картонку с пахучей дрянью прямо на асфальт, начинал орать по польски и по английски, мол медам и месье, эта коробка с французской «шанелью» упала с проходящего мимо нас французского грузовика – мы ее с приятелем нашли и подобрали, так что все законно – покупайте французские духи всего за двадцать фунтов, всего за двадцать фунтов один флакон, который в бутике на Кингс-роуд стоит сто фунтов. Медам и месье! Двадцать фунтов вместо ста фунтов!

Янек еще и табличку такую рисовал – сто фунтов зачеркнуто и написано – двадцать. Туристы, особенно из бывшей ГДР или из России с Украиной – покупали, словно бешеные. Две коробки псевдо – шанели улетали в три минуты, полицейский на углу, даже рта разинуть не успевал, как Янек уже распихивал деньги по карманам и седлал свой маленький мотоцикл «Трайстар-мини», настолько маленький, что на него не требовалось никаких документов и прав вождения.

Сделав две тысячи фунтов за пять минут, можно было бы и расслабиться. В пабе с биллиардом и джукбоксом. Или в клубе на Кромвель роуд.

Но и в клубе Янек тоже не терялся. Две-три больших пачки таблеток, из конспирации приклеенных под джинсами к лодыжке, расходились за час и давали чистыми пятьсот фунтов прибыли. Потому как другие пятьсот надо было отдавать «крыше», чтобы их с Янеком не трогали и предупреждали о приходе переодетых полицейских.

Одним словом – жить было можно.

И зачем учиться?

А с теми испанцами Сережу тоже Янек познакомил.

С Мигелем и Эдуардо.

Мигель и Эдуардо были крутыми. Могли зарезать – запросто.

Вообще, за два с небольшим года, Сережа и среди англичан встречал настоящих крутых. И еще неизвестно, среди какого народа их больше. Но как сказал Янек, если исходить из того, что англичане в конце-концов испанцам наваляли, потопив и их флоты и отобрав колонии, то изначально, английский тип круче любого испанского мачо. Это теперь еще и футболом подтверждается. А Янек болел отнюдь не за Мадридский Реал, а за Лондонский Арсенал.

Но тем не менее, Серега внутренне робел этой парочки – Мигеля с Эдуардо. Раз в месяц они приезжали на своем «сеате» и делали какие то дела с вышибалами из клуба на Кромвель роуд, где Янек сбывал бодрящие таблетки. Там в кафетерии работала сестра Эдуардо – Хуанита. Серега с Янеком звали ее на свой славянский манер – Марией Хуановной. Она не понимала в чем соль шутки, но мило Сереге и Янеку улыбалась.

Потом, с тех пор, как Сережа познакомил Мигеля с Наташкой Гринько, и как они уехали втроем на континент, испанскую парочку долго не было видно. Пропали они месяца на два. Но как то идя вечером в клуб, друзья увидели на парковке знакомый «сеат» с левым континентальным расположением руля. Испанцы приехали.

Эдуардо брил голову под Бартеза и носил такую же, как вратарь Манчестера, короткую корсарскую бородку. А Мигель – наоборот, имел роскошную длинную шевелюру, как какая – нибудь звезда хэви-метал. Он и любил хэви-метал, полагая, что в его Испании играют не только фламенко, но и нормальную музыку. И если кто-то осмелился бы сказать, что Сепультура – хуже Моторхед, Мигель достал бы из за пояса свой кривой абордажный нож, и вспорол бы такому наглецу брюхо – от паха до печенки.

Мигель с Эдуардо подозвали Янека и Сережу за свой столик.

Мигель потягивал «лагер», а совершенно не переносивший пива Эдуардо – пил кофе. Через затяжку сигаретой. Глоток – затяжка, затяжка – глоток.

– Говорят, ты в России в тюрьме сидел? – спросил Эдуардо.

– Было дело, – кивнул Сергей, – а откуда информация?

Эдуардо явно пропустил мимо ушей вопрос Сергея, и продолжал, прихлебывая, -

– А за что сидел?

– За ограбление…

Мигель и Эдуардо переглянулись.

– Расскажи нам подробнее, – попросил Эдуардо и махнул бармену, – пусть принесут выпить моим друзьям.

Подошла официантка, но не Хуанита, а другая девушка, тоже испанка..

– Что будете пить, джентльмены, – спросил Мигель. Он угощал.

Серега решил что выпьет пинту «гиннеса», а хитрый Янек, пользуясь случаем, заказал виски.

– Ну так как у вас дело было поставлено? И на чем сгорели? Расскажи нам…

И Серега рассказал, ничего особо не приукрашивая, и даже не тая, как испугался, когда увидел, что оба пассажира в машине погибли. Не рассказал только про карточный долг, из за которого пошел на то дело. Сказал, что просто с самого начала был в детской уличной банде мотоциклистов, и что идея того грабежа возникла совершенно закономерно. Как у созревшей девочки спонтанно появляются грешные мечтания.

Испанцы улыбнулись такому сравнению, и Мигель заказал всем еще по выпивке.

6.

Впечатления от посещения лагеря беженцев были самые ужасные. Грязь, больные дети. И это при том, что заведомо зная о визите комиссии, федеральные власти специально подсуетились, и к приезду лорда Джадда навели хоть – какой то потемкинский марафет.

– Представляю, что здесь было за три дня до нашего визита, – сказал Генри.

– И что будет через три дня после нашего отъезда, – ответила Марина.

Лорд внимательно выслушивал жалобы женщин. Переводчица – из столичных шлюшек, типичная искательница счастья через брак с иностранцем, переводила не совсем точно. Марина заметила это, но помалкивала. Какое ей в конце-концов дело?

А у переводчицы и верно – в глазках огонек блестит – как она хочет понравиться! И поэтому, уловив настроение лорда Джадда, и переводит все так, чтоб оттенить ситуацию, придать ей такие нюансы, дабы выставить федеральные власти полными идиотами и ничтожествами.

Переводчицу звали Ирина.

Лет тридцати, поднанятая, наверняка, через какое-нибудь столичное кадровое агентство по рекомендации МИДа и родных органов.

А в глазах – чертенок блестит! Так и хочется ей показать, что я мол к ним – то есть к русским – никакой симпатии не питаю, и вся я такая европейская! Вы только обратите на меня внимание.

Ирина сперва все Генри глазки строила, но потом, поняв, что эта странная госпожа Марина Кравченко, которая тоже прекрасно чешет по-английски, пользуется открытым для ней бездонным кредитом Сэмюэлевской симпатии, переключилась на помощника лорда Джадда – Джеффри Кингсмита. Стала на него глазками стрелять, как в школе учили – в угол, на нос, на предмет.

Маринка не преминула сказать об этом Генри, и тот прошептал ей на ухо, – неужели не видит, глупая, что Джеффри – голубой?

Похихикали.

Хотя, общее впечатление было настолько удручающим, что не до смеха.

Люди уже две зимы провели в армейских палатках. Недоедают. Хлеб завозится нерегулярно. Дети болеют. В прошлую зиму было шесть смертей от пневмонии. Лекарств мало. Школа и медицинский пункт работают в ужасных условиях.

Женщины по-восточному – истерично, с криками показывают комиссии худых и грязных детей. А Ирочка – переводит, старается, наяривает, накручивая лорду Джадду и без того перенасыщенную драматизмом правду-матку.

Англичане – лорд Джадд, Джеффри Кингсмит и Генри делали ти-брэйк отдельно от остальных членов комиссии. Генри ввел Маринку в их круг, как свою, и когда за чашкой плохого, явно поддельного чая «Липтон», лорд начал осторожно говорить о своих сомнениях, можно ли при таком отношении федеральных властей, разворачивать гуманитарную помощь, Генри горячо его поддержал, и сказал, что помощь Евросоюза можно разворачивать только под контролем западных представителей, иначе все уйдет. Как вода в песок.

– Поглядите на порочные лица этих генералов, чекистов и чиновников МИДа, они все разворуют, – ухмылялся Джеффри.