Текст книги "Ома Дзидай (СИ)"

Автор книги: Андрей Коробов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Нет таких слов, которые бы описали всё, что пришлось испытывать.

Сегодня посланник Ёми явно выкинет что-то новенькое.

– Нет! Нет! Нет! – повторял я, насмехаясь. – Никогда! Слышишь? Никогда!

– Ну и дура-а-ак, – протянул Малиновый Оскал.

Его терпение иссякло. На сегодня – точно.

Исчадье преисподней рывками вбивало мое лицо в пол, заставляя его трескаться. Нос расквасило. Кожа синела и лопалась. Поочередно вылетали зубы. Череп прогибался вовнутрь, раня мозг. Останавливаться зверь не собирался.

Необъяснимо, почему я пребывал в сознании до сих пор.

– Скажи «да»! Скажи «да»!

Тварь остыла. Малиновый Оскал мягко опустил остатки лица на татами, в лужу натёкшей крови. Он передохнул. Я пошевелиться не мог и едва понимал происходящее.

Еще немного – и с губ сорвётся последний вздох. Настанет утро – и всё заново. Бесконечная петля, затянутая на шее. Выбирать не из чего.

Тварь перевернула тело на спину, села на меня, плотно придавив к полу, и взглянула опять. Что с моим лицом стряслось, было покрыто мраком вечной тайны. Ведь Малиновый Оскал не собирался говорить о том. Ему было любопытно только одно.

– Да?

С разбитых вдребезги губ стекала кровь. Она заполонила ротовую полость, переливаясь, булькая и мешаясь со слюной. В ней плавала пара зубов, которые сорвались с корней, но не выпали на пол. Медный вкус был привычен. Пришлось проглотить.

Три мелких глотка. Зубы отправились вниз по пищеводу, местами царапая стенки.

Я расплылся в безобразной улыбке, доживая последние мгновения. Язык задёргался. Шёпот надорвал безмолвие:

– Нет…

Малиновый Оскал взвыл от безысходности, как обиженное дитя. Когтистая лапа прорвала грудную клетку и вытащила трепещущее сердце, представив моему взору. Замолчав, тварь невозмутимо и резко сжала его. Оно разлетелось на кусочки. Какая-то часть попала на меня. И вправду, что-то новенькое…

– До завтра, Фудо.

Чудовище пропало из виду.

До завтра, тварь.

[1] Ёми – ад в синтоизме.

Часть четвертая. Опальный Император (4-2)

Глава четырнадцатая. И пришёл спаситель

На следующий день

Как всегда, я очнулся на заре.

Страдания прочно сопряжены со сновидениями. Всякий раз просыпаюсь, заботливо прикрытый дырявым одеялом. Остаётся загадкой, почему, но здесь не обходится без колдовства. Ничего больше оно не касается. Предметы там же, где и находились.

За ночь я потерял немало жидкости – по ротовой полости будто прокатился суховей. Пить хотелось неимоверно. Рядом лежала фляжка, полная колодезной воды. Но я не спешил, наслаждаясь утром.

Птицы бодрствовали и наполняли леса сочной, протяжной песней, возвещая остальным живым существам о возвращении света.

Завидовал им. Они летят, куда и когда заблагорассудится. Такого счастья мне не перепало.

Сгусток золота ударился об окно, неспособный пробиться внутрь клетушки, и зажёг бумагу грязно-жёлтым цветом. В спальне царил приятный полумрак.

Рука выскользнула из-под покрывала. Толчком пальца открыл флягу. Привстав с постели, я вбирал в себя живительную влагу. Первый глоток выдался несмелым и долгим, чтобы прочувствовать её неописуемый вкус. Но чем дальше, тем с большей жадностью пил, забывшись. Скоро воды совсем не осталось.

Близится новый день, похожий на любой другой. Перед приёмом пищи – молиться. После – тоже. Работа по обустройству монастыря. Вечером, отблагодарив Богов, предстоит вынести насилие от старейшин и вернуться в объятия Малинового Оскала.

Повседневность давным-давно надоела. Хотелось вырваться из заточения, но подобное невозможно своими силами. Приходилось ждать, а чего – сам не знал.

Уверенность, что часы пройдут по расписанию, ничего никогда не подрывало. До этого утра. Дверь отодвинулась. Я почуял неладное.

Из проёма выглянуло знакомое до скрежета зубов черноусое лицо старейшины Гаку. Надменный и язвительный, сейчас он расплылся в дурацкой улыбке.

Священнослужитель занимался подготовкой молельни к утренней службе и в это время должен был окуривать залу благовониями. Неужто всё сделал и, оголодавший по юному телу, хотел заняться мной спозаранку?

Готовясь к худшему, я огорчённо вздохнул, закрыл фляжку и отложил в сторону. Жалость к себе и ненависть к монастырю пронеслись по коже мурашками и стоном отозвались в пояснице.

– Фудо, не спишь уже? – елейно полюбопытствовал монах.

Точно домогается.

– Как видите, преподобный, – бездушно отозвался я.

– Очень хорошо, – радостно заявил он и мягко толкнул дверь до упора.

Я наконец-то заметил причину, почему происходящее выглядело несвойственно обыденности. На груди Гаку из-за краев одежд виднелась горящая зелёным огнём половинка знака на кандзи. Необходимо было прищуриться, чтобы догадаться, как тот начертан целиком, и прочитать слово покорность.

– Монастырь сегодня осчастливил прибытием некий молодой человек. Очень занимательный. Говорит, что издалека, – защебетал преподобный. Лицо изображало довольство, но лимоновые глаза напоминали стекло. Заколдован. – Он очень-очень хочет тебя видеть. Проходите, господин!

– К-кто? Ч-что? – не верил я ни зрению, ни слуху.

Родные или кто-то помимо не посещали узников и тюремщиков Отобе. Это место принадлежит им одним, с внешним миром не соприкасаясь. Посылок тоже тут не ждали.

Пригнувшись на входе, внутрь зашёл долговязый мужчина, которого я никогда не видел. Никто ни за что не проник бы так просто на участок монастыря, да ещё с двумя катанами. А ему удалось.

Я потерял дар речи. Взгляд устремился бегло оглядывать его. Мне не удалось зацепиться за черту лица или вещь, какая бы установила малейшую связь между нами. Мы с ним чужие, думал я, тогда что он здесь забыл?

– Скоро начнётся утренняя служба. Помни об этом, – предупредил старейшина, закрывая дверь. – Я за тобой зайду. А пока – общайтесь.

Монах ушёл. Звуки его шагов стихли. Я опять взглянул на незваного гостя, который с меня не спускал взор. Он только появился, а уже подбросил немало вопросов.

– Приветствую, – произнёс незнакомец, сердечно кланяясь.

Он вёл себя развязно. Но какое право я имел придираться, не зная, как стоит держать себя в таких условиях?

– Ты что с ним сделал?

Я оставался взвинчен, чувствуя опасность в каждом его движении и слове. Хотя вряд ли она угрожала именно мне.

В моей жизни существует правило: ожидай худшего – и лучшее станет для тебя приятной неожиданностью. Тогда оно сработало. Частично. Впервые за долгое время.

Тонкий рот раскрылся в улыбке, обнажая ряд ровных белоснежных зубов.

Посетителю вряд ли нравилось, что я полез тут же с расспросами. Сомнительный звенящий смех наполнил клетушку. Он мог осудить и не отвечать, но нет…

– Старик не хотел ни в какую пускать меня, – пояснил он. – Понимаю, закрытое место, но дела обязывают. Его это не волновало. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. Теперь он, как кукла на ниточках. Стал поласковее, не находишь?

Меня немного позабавили его слова. Монахов Отобе я ненавидел. Будь моя воля, я отправил бы их прямиком в Ёми, к Малиновому Оскалу. Им там самое место.

– Кто ты такой?

Передо мной был заклинатель. Могущественный и сам по себе редкий как явление. Страх коснулся макушки.

– Я бы представился раньше, не рушь ты правила приличия. Меня зовут Рю. Как и ты, Фудо, я сын Урагами Хидео. Моя мать – его бывшая жена, Фумико. Приятно познакомиться. – Он приложил к груди ладонь. – Тебе доводилось обо мне слышать?

Имя отца скрутило уши в трубочку. Я не забыл прошлое, но заставил себя не думать о нём часто. И вот кровные узы дают о себе знать.

– Да нет, никогда.

Гость поджал верхнюю губу нижней, отстранившись. Похоже, он взглянул на отца в ином, дурном свете. У него наверняка были причины не распространяться о прошлом браке. Тем не менее…

До меня дошло, что вот она, моя возможность выбраться из Отобе. Если так, я согласен – просто скажите, что делать. Остальное мало волнует. Разумеется, не могло всё быть так хорошо. Подвох обязателен.

– До разговора с ним я тоже не знал о твоём существовании.

– Зачем ты здесь, Рю-сан?

– Нам следует кое-что обсудить. Иначе говоря, у меня есть деловое предложение, от которого ты не откажешься. Как смотришь?

– Ты уже здесь.

Радость озарила посыпанное пеплом сердце.

Протерев глаза, я сел на колени. Рю – тоже. Одобряя мою деловитость, либо ощутив истинный настрой, он осклабился вновь.

– А ты начинаешь мне нравиться, братишка!

Мы сидели напротив друг друга, взаимно изучая черты.

По виду не сказать, что братья. Если даже нас роднила кровь, сразу наладить семейные отношения было нельзя. Но значения не имело.

– Багровые волосы, – описывал меня Рю вслух. – Глаза цвета морской воды. Тонкий вздёрнутый нос. В меру острые скулы. Мягкие очертания подбородка. Овальное лицо… Да-а. У нынешних детей даймё Фурано другие лица и краски. По одному тебе понятно. И всё же, мы с тобой одного поля ягоды.

– Другие не очень-то похожи на меня, – Я пожал плечами. – Не понимаю, как.

– Когда крови смешиваются, всегда получается нечто занимательное. Но это ладно. У меня к тебе есть пара вопросов.

– Я весь внимание.

Рю пока не стал мне приятным собеседником. Любопытен, но чувство угрозы перевешивало. Хотя в монастыре я ни с кем не общался: в грязи не найти капелек росы. А по-человечески поговорить хотелось.

– Поясни, почему отцу больно и стыдно даже вспоминать тебя? Говорит, ты предал его, опорочил имя семьи.

– Ему и вправду так видится, – не стал отрицать я. – Он любит своих детей. У него нет другой радости в жизни. Только поэтому я жив и просто отлучён от корней. В монастыре я потому, что он строго чтит честь. Пусть и никто не знает о моём проступке. Даже среди родни.

– Тем более. Чем ты вызвал такую немилость?

– Сложно сказать. Ни с кем об этом не откровенничал. Не доверял. Мне и самому иногда кажется, что так я потерял достоинство.

– С чего бы?

– Для Мэйнана я отброс. Но что презренно в их глазах, в моих – прекраснейшее из чудес на свете…

– Тогда тебе нет причин молчать. Знаешь, в одной далекой стране, которой я восхищаюсь, говорят так: «Все бывает в первый раз»[1]. Я и отец – два разных человека, не забывай об этом. И на вещи я смотрю гораздо шире, чем он. Меня уже ничего не удивляет. То, что не может понять и принять даймё Фурано, смог бы я.

– Не знаю, – робко прошептал я, почесав подбородок. – Тебе было бы проще выбить признание заклинанием.

– Отбрось все страхи. Пусть для тебя это станет испытанием на мужество.

Его мягкий голос наполнил душу умиротворением. Я усомнился, не было ли это колдовством. Если поддамся, правда сорвётся с языка мгновенно.

У человека не бывает тайн, которые он уносит с собой на тот свет. Он не терпит тяжести на сердце и стремится к облегчению. Я тоже.

– К тому же, от этого может зависеть твоя дальнейшая судьба, – намекнул Рю.

– Что ж...

Взвешивать некогда. Рассказав, я ничего не потерял бы. И если откровение – плата за возможность покинуть монастырь, да будет так. Я признался.

– Меня… связывали длительные любовные отношения с сестрой, – все-таки исторг я из себя.

– Нагиса? Рэй? – Лицо его не дрогнуло. Я убедился, что он не врал. Так мой язык развязался окончательно. – Юки?..

– Юки. Да…

– Любопытно. Крайне любопытно… Как же так вышло? – Рю чуть подался вперёд. – Она ведь намного старше тебя.

– Долго объяснять, – смеялся я, чувствуя себя круглым дураком.

– Необязательно расписывать. Просто объясни, почему. Такое ведь происходит крайне редко, всегда – с треском.

– С самого детства я был вдохновлён стихами о любви – она предстала передо мной, как единственный смысл жизни. Полное единение с человеком…

– Но разве ты не искал любовь среди других?

– В том-то и дело. Но все отказывали. По самым разным причинам. Одна была воспитана иначе и не хотела связываться – ждала, когда её выдадут родители. Другая не верила в любовь и смеялась надо мной. Третья видела во мне одержимого и боялась даже близко стоять. Четвёртая просто не прониклась ко мне теми же чувствами…

– Быстро же ты влюбляешься, – отметил Рю, улыбнувшись.

– Нет. Поиски тянулись на протяжении десятилетий. Каждую я познавал долго, вдумчиво, прежде чем понять, что именно испытываю. Вокруг всегда было полно красивых девушек – на народных праздниках, весенних гуляниях и прочих мероприятиях. Так мы и знакомимся, тебе ли не знать. Нечасто находишь ту, которая западёт в сердце. А если уж получалось… один взаимный взгляд. Пара-тройка мгновений мы смотрим друг другу в душу. Оба стесняемся. Пробивает на неловкий смех. Стараемся сохранить лицо и отворачиваемся. Но внутри остаётся любопытство, тяга вновь взглянуть в эти глаза. Мне тем и нравится первая пора влюбленности…

– Причём же здесь Юки?

– Сестрёнка была единственным человеком, которому я всецело доверился. Как и она – мне. Тогда Нагиса и Рэй были совсем маленькими, вот мы с Юки и держались вдвоём, всячески помогали друг другу. Она учила меня целоваться, подсказывала, как нужно обращаться с девочками. Очень переживала. Время от времени казалось, что наша связь – нечто большее. Но я до последнего отказывался думать, что моё сердце рвётся к ней навстречу.

– Что же изменилось?

– Однажды перевернулись столы. Юки призналась, что видит во мне не только брата и друга. Тогда сломался и я…

– Именно она сделала первый шаг.

– Да. Но я был только рад – потому и поддался. Я никогда не задумывался, правильно ли мы поступаем. Эта постыдная любовь продлилась восемь лет. После нас застукал отец. Хотя бы только мне попало. Дальше ты знаешь…

– Почему же постыдная? Ты чувствуешь себя грязным из-за неё?

– Только из-за неодобрения в обществе. Но я был счастлив. Как никогда.

– Ты по-прежнему любишь её, так ведь? И хотел бы увидеть?

– Конечно. Хотя не думаю, что дошел бы до крайностей вновь. Мне бы снова… хоть немного… с ней повидаться.

Перед глазами проносились воспоминания о Юки. Бесценные, питавшие меня в самые тяжкие монастырские дни и ночи.

– Достаточно просто быть рядом с ней. Поддерживать родственную связь. Оберегать и болеть за неё. Как раньше…

– Я понял тебя. – Рю опустил взгляд, просеивая через жернова рассказ. – Лично я против таких отношений. Не потому, что мне мерзко. Просто в них для меня нет нужды. Вы же были вольны поступать, как вздумалось, и я не осуждаю. Если вы влюблены, пожалуйста. Произошедшее не делает тебя плохим человеком, кто бы что ни говорил. Даже если ты заслужил наказание, достаточно той свободы, которую ты уже утратил. С тебя довольно.

Мне захотелось плакать. Но в глазах не осталось слёз. Отобе прибрал их все. Я просто проникся к Рю благодарностью за понимание и уважением за мысли, которые были чужды всем остальным, кого я знал.

– Спасибо, Рю-сан…

– Не торопись. – Он махнул рукой. – Теперь я знаю, что ты за человек. А ты меня – нет. Я оценил, что ты сказал правду. Особенно, раз она кажется тебе ужасной. – Старший брат поднялся на ноги. – Ты только что стал взрослее. Там, где умирает мальчик, суждено родиться мужчине…

Я встал вслед за ним.

– Тебе нужно выбираться отсюда. Я могу это устроить. Так мы плавно переходим к моему предложению. Принять его или нет – уже твоё дело…

Знакомый по ночным видениям глумливый смех прозвучал внутри черепа, оставляя за собой, как следы, отголоски. Я заглянул брату за спину и увидел чудовище, выбиравшееся прямо из разверзшейся бреши в стене! Зубы плотоядно постукивали. Малиновый Оскал жаждал крови гостя.

– Странно… Запахло горелым. Рядом совсем. Неужели пожар?

Исчадие преисподней полностью появилось в мире живых, готовое наброситься на брата. Впервые за долгое время я испытал испуг перед этой тварью. Он встал комом в горле. Посланник Ёми потянул когтистые лапы к Рю.

Некогда было размышлять. Превозмогая оцепенелость, я только вскрикнул:

– Рю, обернись!

[1] Американское выражение: «There’s always a first time».

Часть четвертая. Опальный Император (4-3)

Глава пятнадцатая. Ацурами

Спустя один час

Мгновение пролетает незаметно. Было – и не стало. Но последующее… затянулось.

Крик спрыгнул с языка. Я напряженно вдохнул нагревшийся зловонный воздух. Глаза выпучились. Конечности не шевелились, будто вкопанные.

Старший брат, расслабленный и даже весёлый, изменился внешне. В движениях читались хладнокровие и слаженность.

Посланник Ёми тянулся к нему, скаля зубы. Но Рю опередил его.

Разворачиваясь туловищем к чудищу, но не зная, с чем столкнется, он бездумно занёс кулак на уровне живота. Их взгляды пересеклись ненадолго. Попутно сокрушительному удару в костяную грудину ему пришлось увернуться от цепкой когтистой лапы. Не дрогнул. Получилось.

Выдох. Время возобновило свой ход.

Обычный человек лишился бы руки, поломав, по меньшей мере, кисть. Сила даже самой крепкой плоти – ничто в сравнении с мощью посланника Ёми. Мне хватило единственной ночи осознать это.

Только заклинатель мог противостоять чудищу. Поэтому Малиновый Оскал безнадёжно потерпел крах.

Толчок не просто остановил, а отбросил его к стене, пригвоздив по рукам и ногам намертво. Морда чудовища, притянутая рогами к поверхности, уставилась в потолок.

Исчадие преисподней взвыло. В месте, куда пришёлся кулак, дымилась чёрная печать – оцепенение.

– Ублюдок! Как ты смеешь! Прекрати! Сейчас же! – верещала тварь.

Никогда не видел своего мучителя жалким и беспомощным. Расправив плечи, я почувствовал облегчение и удовлетворение.

– Фудо! Умоляю, помоги мне! Вели ему остановиться! Больно!..

– Что это тут у нас? – насмешливо спросил Рю.

Потирая разбитые в кровь казанки, он осматривал чудище с ног до головы. Исчадье преисподней не страшило его. Я поравнялся с братом.

– Вот увидишь, намотаю твои кишки, как пояс, и запляшу! – Угрозы Малинового Оскала звучали нелепо. – Только спусти меня отсюда, мразь, и я тебе покажу!..

– Брат мой, тебе ведь известно это пугало, я правильно понял?

– Да.

Я подозревал, что Малиновый Оскал способен проникать в телесный мир днём. Иначе как объяснить, почему я жив, как бы ни пытался покончить с собой? Всё вставало на свои места.

Чудовище напряглось, тонко почуяв угрозу, навеянную Рю. Старший брат вызвал у меня душевный подъем. Его появление мешало привычному ходу вещей, который однажды заставил бы меня отдать душу. Я и вовсе мог покинуть Отобе. Тварь не хотела этого допустить.

– Будь так любезен, поведай о нем.

– Конечно.

О Малиновом Оскале никто в монастыре не знал. Услышав о нём, монахи бы приняли меня за сумасшедшего. И были бы правы. А поверив, ничего бы не изменили.

Старший брат дал отпор чудищу. Я посчитал, ему даже под силу убить его. Так я сбросил оковы молчания.

Уставший от вереницы проклятий, Рю уверенно приблизился к посланнику Ёми на опасное расстояние. Мягко приложил одну ладонь к костлявому телу, а ребром второй – резко шибанул, выбив писк из твари.

Когда он отошел обратно, я увидел оставленные им два новых знака, синий и зеленый, – немота и кукла. Малиновый Оскал заткнулся.

– Начинай, Фудо.

Я выложил всё, что знал. Как появился Малиновый Оскал. Замысел. Повадки. Известные способности. Мои предположения. Имя, данное ему. Мучительные смерти, которые я перенёс.

Выслушивая меня, старший брат только кивал. Взгляд его потух.

Я смолк. Пришёл черед Рю говорить.

– Малиновый Оскал, говоришь? Занимательно… По Мэйнану бродят разные чудовища, но ни одно из них не походит на это. Насколько известно о Ёми, такие твари там не водятся. Возможно, оно единственное в своём роде.

– И я о том же!

– Надо спросить напрямую. Никто, как… Малиновый Оскал, не знает о себе. Естественно, он ничего тебе не сказал. Но уж мне он сдастся с потрохами! – Раздался его хохот. Рю показал на себя большим пальцем. – Но сначала объясни, что заставило тебя думать о смерти.

Делиться этим было не менее сложно, чем рассказывать о Юки. Но на эту тайну я уже пролил свет. Рю встретил истину с пониманием, чем остудил стыд. Я доверился ему и на сей раз. Уже понимал, что брат не осудит и не будет смотреть свысока.

– Отобе – непростое место. Даже чересчур. Новые послушники здесь – редкость. Всем заправляют старейшины, – начал я.

Понемногу раскрепощался, но во рту стоял гадкий привкус.

– Чем же он выделяется?

– Здесь никогда не было женщин. – Я подбирался от общего к точечному. Но старший брат уловил суть сразу. – Монахи проводят тысячи лет в мужском кругу. Они предоставлены сами себе. Их существование лишено благ и удовольствий. Только старейшины не согласны с этими устоями.

Утешение они находят в сиротах, которые больше никому не нужны в этом мире. Других сюда не присылают. Мальчики становятся жертвами надругательств. Дело не ограничивается издевательствами и рукоприкладством – доходит до изнасилований.

Их держат в нечеловеческих условиях, чтобы не окрепли и не дали отпор. Так, пока послушники не становятся взрослыми и не теряют прелесть юного тела. После их убивают и скармливают свиньям. Напоминанием о них остается только навоз, да и то – не навсегда. Люди слишком долго стареют…

– Тебя это также коснулось?

Рю чувствовал намек. Но ему хотелось, чтобы я стойко признал горькую правду.

– Д-да, – отводя взгляд, проронил я шёпотом.

Сознание переполнили образы. Сменялись лица старейшин.

Надменная улыбка – плотоядной усмешкой, стиснутыми в страстном трепете губами. Играючи оставленные укусы – ходом мокрого языка по шее, чувственными поцелуями. Лёгкие насмешки – несусветными оскорблениями, восхищённым шёпотом. Жесткость мужских рук – мучениями ради чувства превосходства, ласковыми касаниями. Шлепки по бёдрам и лицу – на кнут, и сладости. Смотря чей я узник.

Кто-то относился, как к игрушке. Кто-то – как к рабу. Некоторые боготворили, восхищаясь красотой и видя в потухших глазах притягательную грусть. Но что бы старейшины ни говорили, как бы ни поступали, всё это мерзко и низко.

Я молчал, претерпевая любые муки. Хоть в чем-то сохранил достоинство.

Неизменной была только боль в мышцах и синяки. Горькие слёзы в первый год. Постоянное чувство унижения. Ярость, которую никак нельзя было выплеснуть. Ад наяву.

– Ты хочешь возмездия?

Рю услышал достаточно. Он замер. Лишь глаза выдавали смятение. Ярую жажду расплаты. Бешеный, всепожирающий огонь.

– И мы отомстим, – завидев кивок, пообещал мой спаситель и по-братски приобнял за плечи. Губы растянулись в задорной улыбке. – Сегодня же. Даю слово.

Он проследовал к Малиновому Оскалу. Я провожал его взглядом, полным уважения, благодарности и… обожания. Меня обуревало счастье, что есть родственник вроде него. Один на всю семью.

– Но сначала узнаем, что это такое.

Кулаки сжались, пальцы захрустели. Рю встряхнул руками. Синяя печать на чудовище исчезла.

Оно зашелестело:

– Гнида позорная, мне еще есть, что сказать! Тебе теперь точно не жить! Я…

Но не успело войти во вкус, как Рю взмахнул правой рукой. Раздался хлопок, как при пощечине наотмашь, а пыл посланника Ёми заметно убавился. Действие куклы...

– Паскуда… больно-то ка-а-а-к!..

– А ты как хотел! – усмехнулся брат. – Веди себя прилично, с тобой по-людски намерены общаться.

Рю приложил длань к грудной клетке, оставляя новую печать. Немота сменилась искренностью.

– Ответь теперь, кто ты или что ты такое?

– Я Ацура́ми. Такое имя мне дали, – послушно назвался Малиновый Оскал. – Я плод сделки Царя Мертвых с Опальным Тэнно. Сила, дарованная ему для войны взамен на душу матери. Спутник Осаму. Слияние всего дурного, что было в нём.

– Невероятно, – прошептал Рю и опустил глаза, призадумавшись.

– Что это значит? – не понимал я, ужасаясь.

– Разве ты не знаешь? Опальный Тэнно Осаму – один из ярчайших личностей Сэнгоку Дзидай. Жестокий военачальник. Он зовётся так потому, что его права на престол оспаривались отцом Иошинори, его дядей.

Наверняка сейчас о нём не принято вспоминать, раз к власти пришел Коногава Дзунпей и его кукольный тэнно. Но Осаму как никто другой заслуживал победить. Только способы он выбирал не те. Эта тварь – лишь один из случаев. Увы, даже… Ацурами было недостаточно. В конце концов, Осаму вероломно убили.

– А я-то здесь причём?

Мне было непонятно, как относиться к услышанному от обоих языков.

– Не задумывался, почему оно требует именно душу? – Рю не к месту улыбнулся.

– Мне казалось, что Малиновый Оскал мучает всех, кто на грани самоубийства, – отрешённо пробормотал я.

– Какова же правда, Ацурами?

– У Опального Тэнно и Царя Мертвых стоял уговор, что я последую за Осаму всюду. Меня создали ещё как сосуд для его души. Когда он взойдет на престол и умрёт, то навсегда перейдет в Ёми…

– Но ведь его больше нет в живых! – вскричал я в холодном поту.

– А душа осталась, – напомнил Рю. – И она принадлежит тебе.

Я вздрогнул, осознавая. Он повернулся к чудовищу.

– Так почему ты не предложил свои услуги, а вместо этого вымогал душу?

– Я напоминаю мальчика на побегушках? – взвизгнул Малиновый Оскал. – Да, мне было весело с Осаму. Но Царь Мертвых не говорил, чтобы я безоговорочно следовал указаниям Опального Тэнно в следующем воплощении!..

– Хм, то есть… если Фудо потребует присягнуть ему, ты подчинишься?

– Присягну-у-у! – отчаянно завыл Ацурами. Знак делал своё дело.

– Ты его слышал. – Мы с Рю встретились взглядом. Золото его глаз огрубело. – Ты перевоплощение Опального Тэнно, а он – твой спутник. Это вышло случайно и могло произойти с кем угодно. Прими его на службу. Жребий пал на тебя.

– После всего пережитого? – вспыхнул я. – Не проще ли просто убить его? Наверняка найдется способ.

– Боюсь, что нет. Ацурами не исчез в бытность Осаму и преследует его душу после перерождения. Это существо не из нашего мира – и вряд ли в нём найдётся действенное средство против. Даже моих заклинаний здесь недостаточно. Уничтожь его раз, появится вновь. Остаётся только извлечь пользу.

– Он же всё равно заберёт мою душу!

– Душа изымается при восхождении на престол. Тебе ни за что не править Мэйнаном. Ты сможешь спокойно пользоваться данной силой. Ни Ацурами, ни Царь Мертвых никогда не добьются своего. У меня есть мысли, как всё остановить.

– Ну-ну, сучёныш, попробуй! – заржало исчадие преисподней.

– Молчать! – призвал старший брат, ударив по воздуху. Урон пришёлся на тварь.

– Г-ры-хы-хы, – закашлялся Ацурами и заткнулся опять.

– Из-за неразберихи я совсем забыл сказать, почему я здесь. Теперь уверен точно, пришёл не зря.

– В чём же дело?

Все происходит так быстро… Не уследишь.

– Нужна твоя помощь. Перво-наперво – мне лично. Я хочу, чтобы ты присоединился ко мне в свержении бакуфу Коногава…

– Что ты сказал?!

Старший брат прикрыл глаза и повертел указательным пальцем.

– Из-за сёгуна Мэйнан переживает невообразимый упадок. Кого в пример ни возьми, все страдают. Отобе тоже на совести Коногава. Мы, Урагами, намереваемся положить конец их преступлениям перед нашим народом. Но об этом потом.

Рю провел по лицу ладонью.

– Тебе нет до того дела. Я прекрасно тебя понимаю. И всё же, ты нам понадобишься, как и остальная семья. Даймё Фурано готов простить былые обиды. Ты сможешь вернуться в отчий дом и вновь увидеть сестру. Мы накажем твоих обидчиков – что здесь, что в Оме. Я обещаю. Главное, послужи стране катаной. И вместе мы заживём в новом прекрасном мире…

Предчувствие побега оказалось верным. Но когда мне назвали цену, я замешкался. Слушая старшего брата, я взвешивал за и против.

Меня ничто не держало в Отобе. Монастырь вообще нужно предать огню.

Мой голод по Юки рос и рос. Если соглашусь, он потонет в изобилии замен. Позор в глазах отца смоется кровью. Так я снова буду зваться Урагами.

Царь Мертвых натравил на меня Ацурами, чтобы присвоить себе желанную, ценную душу Опального Тэнно. Но старший брат обещал избавить меня от них. Его слова вселяли доверие.

Всего-ничего – нужно только согласиться.

– После всего я… поверил в судьбу. Сколько бы ни сомневался в том, я всё-таки рождён разрушить бакуфу. Опыт подводил меня к этим стремлениям больше двух тысяч лет. Я принял их окончательно. Таково моё предназначение. Твоё мало отличается. Вспомни, что связывает тебя с Осаму…

– Я с тобой, – решительно бросил я.

Рю довольно улыбнулся мне.

– Хорошо. Очень хорошо. Ты и вправду мой брат, – пространно сказал он. – А теперь давай вернёмся к твоему Малиновому Оскалу...

– Да будет так.

Мы подошли к посланнику Ёми.

– Как ты вверишь себя Фудо?

– Он должен приказать мне стать его тенью, – покорно объяснила тварь. – И я буду его спутником, пока смерть Фудо не сблизит нас.

Я нахмурился от такого проявления искренности.

– Ты его слышал.

Рю отошёл в сторону, предоставив нас друг другу. Я взглянул на брата в поисках поддержки. И он дал мне её, улыбаясь и кивая.

– До конца ли он говорит правду?

– Целиком и полностью. Печати работают равносильно. Он хочет солгать, но не может. Знак не позволяет.

– Что ж… Ацурами, стань моей тенью…

– Для того меня и создали. Я в твоей власти, – ответил Малиновый Оскал. Он вздохнул, после чего бросил Рю: – Теперь отпустишь, а, желтоглазый? Затекло всё…

– Можно, – ответил заклинатель холодно. – Только не делай глупостей, иначе махом взлетишь на воздух.

Он всплеснул руками. Оцепенение, кукла и искренность исчезли, а сам Ацурами опустился всеми лапами на татами.

– А всё так хорошо начиналось, – горестно проронил он. Малиновый Оскал повернул морду ко мне и принялся клацать зубами. – Надеюсь, теперь ты доволен, Фу-у-у-у-удо-сама.

За происходящим мы не уследили, что по проходу между комнатами кто-то шёл. Дверь приотворилась, являя Гаку. На него теперь устремились три пары глаз.

– Фудо, все приготовления закончены. Служба уже начинается. Пойдём ско…

Он всё-таки увидел огромное обезьяноподобное чудище. Я только подумал о его смерти – Ацурами принялся исполнять.

Исчадие преисподней схватило его лапой за лицо, подавляя вырвавшийся крик. Мой кровожадный спутник поднял монаха над полом. Гаку задёргал ногами и выпал из гэта[1], не находя твёрдой поверхности.

Глумливо хихикая, Ацурами запустил когти другой в чрево старейшины, нащупал позвоночник и разорвал тело пополам. Вместе с отсечённой половиной насильника на татами рухнул кишечник.

Руки Гаку опустились: он умер. Но Малиновый Оскал не остановился и раздавил его голову, как дыню. Верхняя половина туловища упала следом.

Смотреть было… приятно.

Ничего нового я для себя не открыл. Столько раз умирал, и всегда – по-разному. Вряд ли существует смерть, способная меня поразить.

Старейшина получил своё. Его убил Малиновый Оскал, но ощущение было, будто это сделал я. Пользоваться Ацурами оказалось проще простого. И… очень задорно.

На очереди остальные старейшины Отобе.

– Непередаваемые чувства! – восторженно воскликнул спутник. – Но не так весело, как заниматься тобой, Фудо-сама.

– Если это должно было мне польстить, получилось не очень.

– Тебе ведь понравилось, как я его, верно? – приторно спросил он.

– Не отрицаю, – хмыкнул я, скрестив руки на груди.