Текст книги "Ома Дзидай (СИ)"

Автор книги: Андрей Коробов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Здесь же целых тринадцать человек померли за раз! Предположительно, ничего не почувствовав! В одну и ту же секунду! Как пригоршня опарышей, которых швырнули на мостовую и раздавили подошвой, превращая в пюре. Гибель морских волков и ее подноготная закрутили моё сознание в спираль.

Осознав произошедшее, я ощутил рвотный позыв. Ожидаемая реакция чувствительных лиц на кошмары реальности. Дана одна секунда, чтобы его подавить. Упустил.

Содержимое желудка бесконтрольно вырвалось наружу к публичному отвращению, беспощадно покрывая мою одежду и туфли полужидкой белёсой субстанцией – метаморфозами рыбного супа, толчёной картошки с тушёным мясом и прочего.

Ничего поделать было нельзя. Я с трудом стоял. В слезах. Претерпевая головокружение. А кишечник больше и больше освобождался от пищи, которая теперь мало её напоминала.

– У-а-ха-ха-ха! О-о-ой, я не моху, товарищи, – загоготал в темноте Уик, заметив мою бедственную ситуацию. Остальные ивентарцы его поддержали, похоронив меня под тремя метрами холодного позора. – Ещё и облевался! То ж мне, интеллихенты. Тьфу! Корсански сты-ы-ыд[5]…

Пошел на х**. На х**. НА Х** ПОШЕЛ!

Только Рю отнёсся ко мне по-доброму. Он питал определённую корысть, но я был благодарен ему за оказанное внимание.

– Уик, помоги мистеру Богарту прийти в себя. Дай ему чистую одежду. И отправь ко мне после, – обратился к мутанту эльф, вытирая мечи один за другим тряпкой, любезно преподнесённой кем-то из подчинённых. – Остальные – соберите трупы и оттащите их на верхнюю палубу к общей куче. Корабельный груз перенесите на «Бусаноо» – продадим товары на чёрном рынке Йонгха́ня[6]. В темпе, джентльмены! Здесь ловить больше нечего, – с этими словами самурай в изгнании водрузил оружие обратно в ножны и просто выплыл из трюма, как фантом. Я и опомниться не успел.

– Да, сэр! – дружно прокричали ивентарские матросы и принялись за работу, не зная брезгливости к свежим, кровоточащим мертвецам и алчности к мэйнанскому барахлу.

Ко мне подошёл людоед и несмотря на неприязнь, которую ко мне испытывал константно, почти по-отечески взялся за чистый участок сюртука с намерением вытащить меня отсюда чуть ли не за шкирку.

– З-зачем собирать трупы? – спросил я у амбала на ходу, не понимая, что тут происходит. Во рту стоял гадкий, смазанный привкус желчи. Меня так и мутило.

– Морю треба пища, – не вдаваясь в детали, ответил Уик.

[1] -сама – именной суффикс, демонстрирующий максимальное уважение к собеседнику.

[2] Даймё – крупный военный феодал в Японии.

[3] Прообраз Рёками – Рюдзин, бог воды в японской мифологии.

[4] Самураи – военно-феодальное сословие мелких дворян.

[5] Корсанский стыд аналогичен понятию «испанский стыд» – чувству стыда за другого человека.

[6] Прообраз Йонгханя – о. Тайвань.

Часть первая. Буревестник (1-4)

Глава четвёртая. Подношение

В полночь

Уик и я поднялись на верхнюю палубу, затерявшись в куче народа.

Я старался не смотреть в сторону горы мертвецов. Перед глазами предстал корабль ивентарцев. Тот был в два раза больше «Навты». Я бы узнал его из тысячи других.

Прочнейший корпус из антрацитовых эбеновых досок. Широкие льняные паруса выкрашены в пунцовый цвет. Из бойниц торчали дула десятков чугунных пушек. Носовой фигурой корабля служил грозный воин, занёсший над собой меч, – Бусаноо.

– Ваш корабль вообще не похож на линейные имперские, – рискнул я поделиться впечатлениями с амбалом.

– А чи как хотел? – хмыкнул тот. И с гордостью пояснил: – «Бусаноо» – личный подарок королевы Деборы. Таких, как эт, давно не строили. Она глубоко сочу́стует боссу. Болеет за успех его дела. Потому Её Величсто даёт само лучше. Для лучших. Вот наш отряд и разхулялся. Но мы не избалованы…

– Богарт, Уик! – окрикнул нас эльф и помахал рукой с капитанского мостика. Мы поднялись к нему.

– Сделал, как было прошено, босс. От джина он наотрез отказался, поэтому я дал нюхнуть нашатыря.

– Ясно, – ответил командир ивентарцев. – Голова не кружится?

– Всё в порядке.

– Я больше не нужо́н?

– Ты можешь идти, Уик. Посмотри, как там команда работает.

Не забыв откланяться, здоровяк удалился. Эльф стал внимательно изучать моё преображение. Я потерял терпение и спросил мэйнанца:

– Ну как?

– Тебе идёт, – честно заявил он и весело рассмеялся. Челюсти маски раздвинулись и запрыгали. – Выглядишь… естественно.

– Мне всё равно пришлось бы это надеть, да?

– Безусловно. Таков мой замысел. Судя по всему, стошнило тебя очень кстати, – позволил себе пошутить Рю.

– Да-а-а-а уж, – меланхолично протянул я. – Что за одежда на мне?

Верзила Уик обеспечил меня новыми вещами. Кельвинтийца во мне они скрыли полностью. Я был больше похож на мэйнанского крестьянина в рисовом поле. Единственное отличие – выданный снуд, покрывавший голову и большую часть лица.

– Ты когда-нибудь слышал о неприкасаемых монахах, странствующих по стране заходящего солнца? – спросил меня Рю и ощупал минеральную маску.

– Конечно.

– Значит, тебе известен их уклад жизни. До самой кончины они путешествуют из храма в храм. С этими монахами говорить не принято, если не обратятся сами. И всё же, всякий почтёт за честь принять у себя на ночь такого гостя. В том видят добрый знак судьбы. Даймё – не исключение. В благодарность за гостеприимство те молятся о хозяйских душах. Отныне ты один из них.

– Придётся ютиться во встречных домах и читать молитвы?

– Нет. Но по пути к Урагами Хидео никто тебя не остановит. Монахи живут нищенски, поэтому разбойники на них не зарятся. Никто не узнает о кончиках твоих ушей. Просто не открывай голову перед людьми, пока не доберёшься до даймё. Лишь он будет молчать, что ты белый идзин. Для всех остальных будь обычным бродячим священнослужителем четырёх тысяч лет отроду, – уверенно говорил эльф. – Не бойся за свою шею. По ней не пройдутся катаной.

– Ловко придумано, – честно отметил я.

Эльф поблагодарил меня за похвалу.

– Ты поплывёшь до берега на лодке. Успевай, пока воды спят, – продолжил инструктаж капитан «Бусаноо». – До Фурано[1] и замка Урагами идти отсюда полдня. Обязательно следуй путевым вывескам. Я дам съестных припасов и воды в дорогу. В общем, не пропадёшь.

– У меня есть ещё вопрос, – начал я, но выяснять мне это хотелось не очень. – Уик так и не объяснил, для чего вы скидываете мертвецов в одну кучу.

– Об этом я тоже не намерен говорить. Ты всё равно узнаешь. Наберись терпения и смелости.

– Хорошо, – цокнув языком, не стал настаивать я. – Когда выдвигаться?

– Не терпится покинуть судно? – Взгляд эльфа вспыхнул лукавым огнём.

– Мне всё равно здесь тяжело находиться. Пахнет смертью.

– Это точно. Не смею задерживать, – Командир ивентарцев позвал амбала. – Уик, с телами покончено?

– Та, босс, – ответил тот, подняв голову по направлению к мостику.

– Снабди Богарта всем необходимым. Он готов. И спустите шлюпку на воду.

Рю направился вниз.

– Есь. – Людоед тронул одного из сослуживцев за плечо. – Ди за мной, Хофман.

– Быть может, мы ещё увидимся. Удачи тебе, – крикнул эльф на прощание, идя к трапу на свой корабль. Я смолчал, ожидая, когда всё кончится. Очень хотелось остаться наедине с самим собой.

***

Если бы я только знал, как тяжело будет управлять лодкой! Ветер крепчал. Я должен был поторопиться, но грёб вяло: сказались недосып и голод.

Убывающую белёсую луну укрыло за барьерами мрачных облаков, обещавших дождь. Море вокруг погрузилось во тьму. Постоянный плеск раздражал. Ужас перед неизвестным сдавил мне горло.

Положение складывалось тупиковое. Только добравшись до суши, можно было расслабиться. Так что я двигался дальше. Задыхался, но не сдавался.

Вдруг кисть, которой я пожал руку Рю, пронзило острое жжение. Быстро отбросив вёсла, я взглянул на очаг шипящей боли. Ладонь сияла голубым огнём. В нём я прочёл иероглиф на кандзи. Он означал верность.

– Какого?..

Приплыли.

Пару секунд вопрос оставался без ответа. В конце концов со мной заговорил знакомый голос. Он доносился из самых глубин сознания:

– Удивлён? – засмеявшись, обратился ко мне лидер ивентарцев. – Проверка связи. Богарт, как слышно?

– Что это ещё такое? Колдовство? – не понимал я. Горящий фигурный символ никуда не исчез. Но боли и след простыл.

– Безусловно. Самобытное мэйнанское. Лишь заклинатели при дворе тэ́нно[2] владели им. Когда к власти пришёл сё́гун[3] Конога́ва, это искусство предали забвению, – пояснил эльф. – Посчитали… излишним.

– Верность. В чём смысл этого знака? – Теперь мне уже ничего не мешало грести дальше. Терять время не хотелось, и я продолжил свой маршрут.

– Моя любимая печать – безобидная относительно других. Весьма удобная. Наложишь её – и не боишься удара в спину.

– Ага, мне не доверяют, – пыхтя за греблей, заключил я. Кровь кипятком текла по венам. Облачение монаха еще больше нагнетало жар внутри. Я просто обливался семью потами. – Этого следовало ожидать.

– Я вообще никому не верю, – признался Рю. – За две с половиной тысячи лет волей-неволей отбросишь легкомыслие и станешь опасаться всего. Таков ключ к мудрости.

– И как долго действует заклинание?

– Пока не сниму. Наложить его несложно. А удерживать – и того проще. Словно надеваешь перстень на палец – вес незначителен. Я сниму его, уверяю. Быть может, ты уже понял, что выполнить свою часть сделки недостаточно. Но печать исчезнет, когда ты убедишь меня, что перестал представлять опасность делу.

– Здорово. Просто здорово, – тихо отозвался я.

– Прошу, отнесись к этому с пониманием. И не глупи. Ты не представляешь, на что способна эта сила. А пока я буду навещать тебя время от времени и наблюдать за успехами. Имей ввиду.

– Что?..

– Ты всё верно услышал. И вообще, ты должен быть доволен, – рассуждал эльф. – Я позволил узнать про печать, а мог бы этого не делать. Кстати, на твоём месте я бы поторапливался, если жизнь дорога. Чем скорее стопы коснутся песка, тем лучше.

– Почему это? – От предчувствия опасности легкие сплющило до формы скомканных мочалок.

– Поглядывай на судно – и всё прояснится. Поговорим позже.

Голос капитана «Бусаноо» стих. Иероглиф на ладони потух в одну секунду. Контуры его пропали полностью. Я остался в недоумении…

Поднялся ветер. Море заволновалось, тряся шлюпку и вставляя мне палки в колеса. Грянул гром. Сгустившись, тучи засияли призрачно-белым огнем – начинало штормить.

– Дерьмо! – выругался я, но не услышал себя из-за небесного рёва.

Лодку подбрасывало на волнах туда-сюда. Из черепахи она трансформировалась в улитку. Я с трудом держал вёсла в руках. Если бы не упорство, дал бы морю себя сожрать. Молнии хлестали его, ослепительно сверкая далеко позади. Сверху-вниз опускалась плотная стена ливня, заполняя борт шлюпки.

Внезапно глазам открылось нечто. То, чего я никак не ожидал от этой ночи. Самый монструозный кошмар, который она мне припасла.

Оглушительный утробный рык заглушил агонию небес. Морские пучины разверзлись, разбрызгивая воду в разные стороны. Из них восстало существо настолько гигантское, что задними конечностями упиралось в иловое дно глубоко внизу.

Услышав его, я повернулся на источник звука – к братской могиле торутийцев. Из горла сам собой вырвался пронзительный крик.

Над корабельными парусами возвышался монстр, чьё существование, вероятно, оставалось в секрете тысячи лет. Он склонил морду к верхней палубе «Навты», будто бы обнюхивая гору порубленных мертвецов. Безымянное создание Глухой Эпохи, вернувшееся в наши дни из старинных легенд.

Взгляд намертво приковала сцена, которая противоречила самому мироощущению кельвинтийского современника.

Дождевая пелена перед глазами не обманывала зрение. Очередная вспышка при падении молнии вскрыла истинную природу монстра. Торговое судно стояло под массивной реликтовой рептилией!

Белоснежная чешуя полностью покрывала тонны плоти. Череп монстра венчали раскидистые угольно-серые рога. Над широкой спиной вздымался гребень, напоминающий бирюзовый парус. Гигантские глаза горели гелиотропным огнём, контрастируя с узкими вертикальными зрачками. Дымящуюся пасть заполонили пилообразные кривые зубы. Из воды, качаясь, торчал толстый остроконечный хвост.

Сырая человечина не отличалась изысканным видом, и ящер не стал церемониться с пищей. Челюсти разверзлись. Нечто запустило морду в груду трупов и зацепило ими добрую часть останков. Кровавые торутийские конечности падали с большой высоты обратно в кучу, но ему было плевать.

Увлечённо чавкая, монстр продолжал без интереса месить всё, что попало в пасть. Трупы обращались в фарш, а кости – крошились в муку, мешаясь вместе с тем в кровавое пюре. Ящер довольно проглотил её, обдал море величественным раскатистым рычанием и повторил заход.

– Милостивые Праотцы, что это такое? – завопил я, не отрывая взгляда от чужой пирушки. Подкоркой мозга я надеялся, что и на сей раз Рю ответит мне. Но мои ожидания не оправдались: эльф молчал.

Голову посетила дельная мысль: надо сматываться. Ведь монстра, даже если он и видел меня, больше заботила трапеза. Время было дорого. Толком не осознавая, что творю, я собрался и продолжил грести. До берега оставалось около трёхсот метров.

Не помню, что приключилось дальше. Пришёл в себя я уже на мэйнанской земле с первыми лучами западного солнца. Небо расчистилось. А там, где в свете заходящей луны стоял корабль торутийцев, теперь тянулось только море…

[1] Прообраз Фурано – Нагано.

[2] Тэнно – император (с яп.).

[3] Сёгун – японский военный правитель. Титул зародился в 1192 г. Упразднен с началом периода Мэйдзи (1868).

Часть вторая. Дурная Кровь (2-1)

Глава пятая. Испытание

79-ый день весны, 1868-ой год правления тэнно Иошинори

Я, Мидори

– Пожалуйста! Нет!

Враг неуклюже отполз и выставил перед собой ладонь. Глаза покрыл туман. Недостаток сил не позволял продолжить схватку.

Какая жалость!

Короткий обмен ударами остановил сокрушительный выпад ногой. Пятка врезалась в висок. Соперник упал навзничь, роняя ниндзя́то[1]. Меч плюхнулся в траву и пополз по склону холма.

Я была равнодушна к участи бывшего брата по оружию. Даже не помнила имя. Играючи перебирая древком нагина́ты[2], молча прошагала вперед.

– Прошу, не…

Ловкое мановение рук – и лезвие полетело в неприятеля. Сталь прорезала дзуки́н[3]. Слои кожи и плоть разошлись. Клинок пробил кость и легко вошёл в мозг.

Противник погиб на месте.

На плечистых буках у поляны, где я забрала его дыхание, сидели птицы. Они отозвались на смерть жалобным криком, давая знать, сколько шино́би[4] пало.

Их вопли разошлись по лесу в девяносто восьмой раз, приглушаемые холодным дуновением синего ветра. В соревновании участвовали ещё двое – я и...

Хм, кто же?..

Победа близилась. Вера в себя – усиливалась. Я выберусь из Куромо́ри[5]. Пополню личный отряд лазутчиков сёгуна. Но расслабляться было нельзя. Не сейчас.

Голову шиноби откинуло вслед за нагинатой. По трупу прокатились судороги. Вскоре он обмяк, повиснув на окроплённом клинке.

Разбавляемая спинномозговой жидкостью, из раны вытекала кровь. Белки глаз потонули в красном. Она полилась через край и из всех черепных щелей мимоходом.

Я успела привыкнуть к мертвецам. Подобные зрелища меня больше не трогали. Уткнувшись в грудь трупа ступней, взялась обеими руками за нагинату и вынула лезвие.

Сзади донесся до боли знакомый голос:

– Какой это по счёту?

Я слишком увлеклась и не заметила тихих шагов за спиной.

Мгновенный разворот. Размашистый удар не глядя. Нападение отразили.

Не растерял сноровку…

– Не с того беседу начинаешь! – с напускной обидой бросил шиноби.

– Нао́ки! – выплюнула я его имя. Единственное, которое мне запомнилось навсегда.

– Мидо́ри-тян[6]…

Он опасливо отпрыгнул на безопасное расстояние.

Пренебрегая угрозой, Наоки прикрыл глаза и расплылся в милой улыбке. Когда-то давно она покорила моё сердце. Увидев её очертания через тонкий дзукин, я оторопела.

– Так сколько ты зарубила?

Глаза цвета мёда. Обезоруживающий взгляд был преисполнен тепла. От него тяжелой ношей на душу легло смятение. Как и всегда.

– Двадцать, – нехотя поделилась я, не убирая оружие и тщательно следя за движениями возлюбленного.

– Да ну? – изумился Наоки. – Видать, плохи мои дела. Итоги будто предрекли заранее. Недаром сэнсэи прозвали тебя лучшей кунои́ти[7]. Ты никогда не уступала мужчинам. Ни в чём. На моих руках, например, только кровь девяти.

– Дурак! Дурак! – поддавшись чувствам, выпалила я. К щекам лип румянец. Возлюбленный заметил это и хихикнул украдкой. – Как ты можешь?! Нечего нам общаться. Мы враги, понимаешь? Враги!

– Верно, – Он кивнул. – Надлежало бы сразу перерезать друг другу глотки. Но не теперь. Остались только мы. Испытание вот-вот кончится. Сама судьба дарит возможность, и я не упущу её. Нам надо попрощаться. По-настоящему.

– Мы все обсудили три дня назад. До начала состязания! Забыл, что ли? – сердито напомнила я и попятилась. Прежний пыл остыл. Слова Наоки мучили меня. – Больше нет необходимости.

– Ошибаешься. Тебе хватило сил отпустить нашу любовь. Я не могу похвастаться тем же. На опушке никто не знал, чем всё кончится. Меня столько раз пытались убить, но я выжил. Похоже, Боги хотят, чтобы мы поговорили. Напоследок.

– Лучше бы ты умер, – не сдерживая слезы, прошипела я. Без злобы. С сожалением.

Во мне с детства воспитывали образцового шиноби. Предполагалось, что я буду непоколебима. Готова убить любого ради сёгуна. У меня хватало простодушия также считать. До последнего.

И вот Наоки – передо мной. Схватки не избежать. От неё нас отделяют считанные мгновения. А мой возлюбленный добр, ласков и мил, как во все разделенные ночи…

– Не спорю, – рассмеялся он.

– Перестань! – Приступ гнева. Предательски сорвалась первая слезинка.

– Так заткни меня! Иначе буду продолжать. Я должен высказать последнее слово, нужно это тебе или нет.

Его чувства были ясны. К нему я испытывала то же самое. И не могла поднять нагинату, пока нет опасности.

Мы встретили юность бок о бок. Долго изучали один другого. Переглядывались и поддерживали безымянную связь. Однажды мы познали тела и души друг друга. Решили держаться вместе, помня, что случай оборвёт наш запретный союз. И вот он настал.

– Я благодарю тебя. За нашу любовь. – Сердце обливалось потоками крови. – С тобой я испытал то, чего не получил в отчем доме. Как и ты…

– Не нужно… – просила я сдавленным шепотом.

Каждое слово проходилось ножом по душе. Наоки меня совсем не слышал.

– Помнишь, мы мечтали о счастливой жизни вдвоем? О семье?..

Я промолчала.

–… Мы ведь поверили, что сможем. Но загаданное несбыточно, и мне жаль. Как бы там ни было, наша любовь прекрасна. Все равно. По-своему…

– Зачем, Наоки? Что ты делаешь со мной?.. Дурень!..

– Нам ничего не остаётся. Только биться на радость Коногаве. Ему нужен достойнейший слуга. Иначе и быть не может, – подытожил он.

Ход его мыслей прервало карканье вороны. Она кружила над нами в хмурой вышине. Мы прервались и немного пронаблюдали за ней.

Она прилетела не за падалью. На островах каждый знает, что одинокая ворона – глаза и уши сёгуна. От последних выживших он ждал ожесточённой борьбы.

– Я ни за что не убил бы тебя. Любовь не позволит. Не знаю, пошла бы ты на такое ради меня…

Я захлюпала носом.

–… Да и неважно! Смерть мне не страшна. Мир без тебя будет не тот. Я уверен. А ты должна жить. Ты заслуживаешь победы. Не зря же готовилась двадцать лет…

– Нет…

Никогда не чувствовала себя такой беспомощной и жалкой. Слишком много осталось во мне чисто человеческого.

– Может, есть другой выход?

– Мидори-тян, – Он отвёл глаза, силясь выразить, что должен был. Затем Наоки посмотрел в мои. – Не говори глупостей. Если так, мы оба погибнем.

– Разве это плохо?.. Я тоже люблю тебя. Давай покончим с собой вместе?

– Ни за что. Не позволю. Не хочешь драться – заставлю!

Наоки не дал мне опомниться. Он занёс над головой меч и произвел режущий удар. Мой клинок сдержал ниндзято.

– Повелитель не ждет!

Мы заколыхались, как ночные костры на ветру. Ворона ликующе каркала в небесах. А сёгун гадал над развязкой.

Я не спешила переходить в наступление. Наоки бил без конца, испытывая меня. Его меч вспарывал воздух со свистом. Стукался о клинок тяжелой нагинаты, петь заставляя сталь. Высокий и сильный, возлюбленный мог весь день так провести, пока своего не добьётся.

Итоги будто предрекли заранее…

– Ну же, Мидори! Давай! – кричал он сквозь бешеный лязг.

Было тяжело переживать наше незавидное положение. Сбывалось наиболее страшное опасение: мне придется убить любимого человека. Безвыходно. Я пыталась свыкнуться с этим умозаключением.

Хотелось жить. Очень. Что ещё лучше, вместе с Наоки. Умирать, так бок о бок. От чужих рук. Но это невозможно. К иному исходу я не была готова. Теперь уж точно.

Бой надлежало закончить.

– Ну же!

Своего он добился. Меч опять опустился, давя на бисэнто. Приложив усилие, я оттолкнула возлюбленного. Наоки начал терять равновесие. Открылся!

Я нанесла четыре точных пореза крест-накрест – по рукам и ногам.

Мышцы перестали его слушаться. По конечностям затрещала жгучая боль. Из ран засочилась кровь. Мое тело отозвалось теми же, мнимыми ощущениями.

Любимый зарычал, стиснув зубы и веки. Он сжал рукоятку меча мертвой хваткой.

Близился последний удар.

Я обрушила оружие на возлюбленного. Лезвие прорубило Наоки от грудной клетки до паха. Он не успел и вскричать.

Голодная сталь разбила кости, как хрупкий фарфор. Разорвала внутренности, кормясь их соками. Происходящее было отчетливо слышно. Все внутри меня сжалось.

Чавкая, клинок вырвался наружу. Наоки пошатнулся. Из раздвинутого чрева показались потроха и лениво вывалились на землю.

С неподдельным ужасом я осознала, что сотворила. Разум затуманился.

Еле хватило смелости взглянуть в раскрасневшиеся глаза. Я вздрогнула: они улыбались мне. Безумно, удовлетворённо.

Пачкая дзукин кровью, любимый силился заговорить сквозь бульканье во рту.

– П-про-щай… Ми-до-ри. – Слоги скакали на его языке. Звук затухал.

– Наоки… – проскулила я, точно побитая собака.

Глаза обволокли слезы. Образ возлюбленного расплылся. Трава приняла его тело в свои мокрые холодные объятия.

Ворона перестала нарезать круги, крикнула на прощание и улетела восвояси. Лесные птицы запели свою песнь в последний раз.

Три реки – ярость, горе и всепожирающая ненависть – слились в одну. Остриём вниз оружие вошло в почву по древко. Я бросилась на колени к трупу любимого, рыдая.

Пальцы загребли уголки дзукина и сорвали его с Наоки. Я принялась гладить горячие щеки, узкие губы, невыразительный подбородок, тонкие брови. Вдыхать смрад порванных кишок. Пачкаться родимой кровью, обнимая возлюбленного.

На высокий лоб при падении опустилась прядь янтарных волос. Медовые глаза заиндевели. Наоки покинул этот мир, и его смерть была на моей совести.

– Прости меня… Прости! – шептала я, всхлипывая. Кричала сквозь плач. Недвижимое лицо покрывалось несчётными поцелуями, умывалось моими слезами.

Из лесной чащобы донесся стук конских копыт…

[1] Ниндзято – короткий меч, использовавшийся ниндзя.

[2] Нагината – японская разновидность глефы.

[3] Дзукин – маска ниндзя.

[4] Шиноби – синоним ниндзя.

[5] Куромори – Черный Лес (с яп.).

[6] -тян – уменьшительно-ласкательный именной суффикс, употребляемый при близких и неофициальных отношениях. Зачастую – при обращении к любимой девушке.

[7] Куноити – женщина-шиноби.