Текст книги "Ома Дзидай (СИ)"

Автор книги: Андрей Коробов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Часть шестая. Лики Правосудия (6-3)

Глава двадцать третья. Собрание Даймё

149-ый день весны, 1868-ой год правления тэнно Иошинори

Я, Хидео

Прошение получило одобрение. Надо же. Сёгуна не смутило изложение письма. А оно было на редкость витиеватым!

Я сообщил, что располагаю ценными сведениями, способными уберечь Мэйнан от близившейся угрозы из-за моря. Поднялась тревога.

Оно и понятно: Дзунпей вгрызся в бакуфу зубами и ногтями, боясь свержения.

Даймё начали готовиться. Вся страна пришла в движение. От Дзикка́йдо[1] на юге до цепочки островов Кофуна́ва[2] на севере. Все дороги повели в Ому.

Годовой доход Фурано составляет свыше девятисот тысяч коку риса. Поэтому пышное шествие обещало огромные убытки. С собой я мог взять исключительно тысячу слуг и пятьсот самураев.

В одиночку я бы добрался до города дня за два. Со свитой путь занял все шесть. Почетно въезжая через главные ворота, я был уверен в грядущем успехе. Что всё пойдет, как задумал Рю. Не тут-то было...

Сначала Сон Кю Ран с белым идзином. Они так и не появились. Я боялся и думать, что с ними произошло нечто ужасное.

Масла в огонь потом подлила новость о переносе собрания. Это перечеркнуло затею сына в раз. Якобы время было выбрано неудачное. То есть, праздничное.

Летние гуляния – явление ожидаемое и неотъемлемое. Причина отказа крылась в другом. Столица была заложена в последний день весны. Это событие отмечали раз в пятьсот лет. Громко, роскошно, на широкую ногу.

Рю не знал. Не вспомнил и я.

Коногава настоял на переносе собрания за день до годовщины. Потом ему очень длительное время было бы недосуг. Перечить я не решился. Не в моих руках держится власть над Мэйнаном. Не моё слово – единый закон для всех.

Я не знал, как быть. Никто не мог подсказать мне выход.

Рю не связывал нас заклинанием. Мидори осела в стане врага. Нагисе было известно обо всем, но в ребёнке я не увидел советчика. Остальные Урагами гостили у Кадзитани и были далеко, не догадываясь о подоплёке собрания.

Я вознамерился действовать согласно указаниям сына и дальше. Я все равно посею смуту и подготовлю даймё к его появлению.

Опасность была высока. Но я закрыл на неё глаза. Когда на кону стоит будущее государства, разумно потраченная жизнь – ничто…

Я ждал во дворе сёгунского замка. Вокруг – триста с лишним даймё. За нами приглядывали самураи Коногава. Народ шептался о житейских вещах и созыве. Болтали по двое – и более. Я же хранил молчание в попытке содрать последние струпья испуга.

– Так зачем Вы собрали нас? Не таите, Хидео-сан!

– Кто-то хочет поработить Мэйнан?

– Минолийцы? Белые идзины? Кто?

– Мы одолеем их?

Лишь тогда я открывал рот. Сухо отвечал, не глядя в их сторону:

– Имейте терпение.

Солнце достигло высшей точки в небосводе под рваным слоем грязных туч. Грядёт мой черед говорить и быть судимым.

Я знал, чем всё кончится. Но выбор пал на его отсутствие.

Послышались размеренные шаги. Со стороны замка спускалось человек двадцать. Большинство гремело доспехами. Впереди всех – тэнно Иошино́ри, спрятав руки в рукава пышного кимоно. Затем сёгун в золотистой родовой броне. Их замыкала личная стража.

Кривотолки утихли.

– Склонитесь перед Первейшим! Склонитесь перед сёгуном!

Даймё попадали на сырую каменную кладку. Стражники и самураи – тоже.

– Встаньте же! – мягким голосом велел Иошинори.

Все встали, не отряхивая одежд. Сёгун и тэнно прошли в круг.

Я бессознательно взглянул на них, поочерёдно каждого досконально изучая.

Иошинори был златовлас, высок и строен. Однако овальное лицо было лишено живости, присущей молодым. Галечно-голубые глаза точно сделали из фарфора. Я призадумался, не опьянён ли он чем-то.

Щекотливый вопрос. Конец Сэнгоку Дзидай отразился и на дворе тэнно в Гё́то[3]. Теперь на его плечи ложилась только обрядовая сторона быта. Слова Первейшего, разумеется, имели значимость. Но закон вершил именно Дзунпей. Примечательно, что мнение Иошинори всегда совпадало с сёгунским.

В простонародье гулял слух, что тэнно были околдованы Дзунпеем. Звучит настораживающе, если вспомнить участь заклинателей. Воины Коногава предали письмена огню, а их самих – казни.

Холодный взгляд Иошинори коснулся моего лица. Он бездушно улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.

Вздрогнув, я посмотрел на Дзунпея. Задрав нос, он свысока оглядывал даймё.

Ему исполнилось больше восьми тысяч лет. Несклоняемый ни перед временем, ни перед болезнями, он здравствовал. Мало какой монах, славящийся долголетием, дожил до его возраста. Сыновья гибли один за другим, но сёгун оставался жив.

Волосы цвета сирени поредели и покрылись старческой чернотой. Над верхней губой росли усы, ниспадающие до подбородка хвостами гадюк. Из-под кожи пробилась колкая щетина. Старый сёгун смотрел на мир глазами необыкновенно пламенными. Радужки налились вишней.

Треугольное, высеченное топором, по-крестьянски туповатое лицо тронули морщины. Нигде не увидишь кого-то наподобие.

Дзунпей родился в семье землепашцев на заре Сэнгоку Дзидай. Он прорубил себе дорогу от простого асигару до почитаемого самурая. Стал даймё хана Ома, отобрав бразды правления силой. Прошёл по головам соратников прямо к сёгунскому престолу.

Война и братоубийство – ими он дышал, как воздухом. Коногава был бы достоин моего уважения, был бы спасителем, как его малюют в представлении простого люда.

Но я знал его лично. Мне есть, за что порицать эту вертлявую безродную крысу. Крысу, возомнившую себя благородным и мудрым драконом.

Сёгун закончил поголовный пересчёт скота.

– Присутствуют все. За то благодарю Вас, – начал Дзунпей со спокойствием сытого вепря. – Наверняка Вам известно, почему мы здесь сегодня собрались. Известие настолько удручает, что достойно ушей тэнно. Эта опасность может порушить наш мир. Мы вместе строили и поддерживали его в благоденствии. Близится переломная пора. Мэйнан боялся, но ждал и пытался отсрочить это ненастье.

Взволнованное молчание стало признаком согласия и вовлеченности.

– Возвестил о нем даймё Фурано. Но подробности до сих пор никому не известны. Поскольку время на нашей стороне, надлежит разобраться и приготовиться к обороне страны. Однажды война должна была случиться. И похоже, она уже стучится в наши ворота. Урагами Хидео, Вам слово.

Затаив дыхание, я вышел из круга и остановился в пустующей середине. Всеобщее внимание обрушилось на меня, как оползень на спящую горную деревню.

Голова кипела от числа наблюдателей. Очень скоро они попустят надо мной кровавый суд. Я собственноручно рыл себе могилу.

– Это случилось в моих владениях, – пояснил я, выражая действительность иносказательно, удобно для восстания. – В замке объявился чужак. Белый идзин.

– На священной земле? Как?

Круг даймё загудел, как сама земля от толчков.

– Почему Вы не убили его сразу, Хидео-сан?

– Где он сейчас?

– Покажите его нам!

– Спокойствие! Прошу спокойствия! – воззвал Иошинори.

Тэнно дёргался, как в припадке. Даймё замолчали, услышав медовый голосок.

– Ради возлюбленных Богов, держите себя в руках! Вопросы здесь задаю я, – осудил сёгун.

Он оглядел их с презрением и повернулся ко мне. Глаза сменили свой посыл. Отныне там читалось любование паука, обнаружившего неуклюжую муху в сетях:

– Продолжайте.

– Каждый знает об Ошиме. Белый идзин работал там как толмач.

Лица даймё выглядели бесценно. Их челюсти отвисли – настолько они были ошарашены моим повествованием. Ибо их мир крутанулся в воздухе спиной кверху. Это придало мне смелости.

– Даймё Шибасаки, Вы не хотите вставить своё замечание?

– Честное слово, я понятия не имею, как так вышло. Не знаю, почему толмач попал в Мэйнан. От моего хана до земель Урагами путь неблизкий. – забормотал толстяк.

– Всё просто. Белый издин отправлялся домой на судне. Месяц назад Ошиму покинуло одно. Ведь так?

Даймё Шибасаки изрядно вспотел, предполагая расправу над собой.

– Да. Одни отплыли. Потом приплыли другие, – стушевавшись, признал он.

Его не покидало чувство подставы, что естественно в присутствии сёгуна. Слова он выбирал осторожно. С безбедной жизнью попрощаешься в раз, если что-то не так.

– Это обычное дело. Дзунпей-сама, я не имею к этому никакого отношения! –выпалил он.

Коногава покачал головой и прикрыл глаза ладонью.

– Будьте уверены, Вас никто ни в чём не обвиняет, – ласково обратился тэнно, нелепо улыбаясь.

– Пока что, – жёстко припугнул сёгун.

Лично претерпевая постоянное беспокойство, Коногава не имел другого выбора и разжигал его в остальных. Он кивнул мне.

– Их потопили у Зубов Рюдзина… Просто вдумайтесь, иностранные военные ошивались у наших берегов! И никто не заметил…

– Сущая бессмыслица! – возмутился Иошинори и поворотил носом.

– Перед нападавшими стояла чёткая цель: чтобы Мэйнан знал, какое будущее ждет его. Толмач был просто посредником. Единственной надеждой выжить для него стала исполнительность. Добраться до ближайшего даймё и поведать всё, что было велено.

– Как он сумел дойти до замка? – спросил Дзунпей, злобно скривив рот.

Он ещё не собрал достаточно знаний. Ему предстояло решить, верить или нет. Щадить или казнить.

– Белые идзины знают нас лучше, чем мы их. Это точно. Он появился передо мной в наряде бродячего монаха. Ее определенно сшили за морем. Тем самым они обеспечили неприкосновенность. Пока он сам не явил себя.

Даймё отозвались буйным возмущением. Даже сёгун обнажил зубы, как взбешённый волк. Отказывался верить, что остроухих людей так просто одурачить. Он ставил их выше других народов. Оправившись, Дзунпей поднял руку и призвал к тишине.

– Что за посыл нёс белый идзин? – спросил Первейший.

– Большой мир стремится наладить связи. Хотим ли мы, значения не имеет. Наш образ жизни кажется им бесчеловечным, нелепым, себя изжившим. Они хотят показать другой путь.

Открыто показывая своё отношение, я выставлял себя врагом народа. Именно так воспримет мои слова Дзунпей.

Таков мой удел – принять удар на себя. Рю завершит начатое. Увижу я это или нет – дело десятое.

– Нам дают время подготовиться. Подумать, как встретить гостей. С мечом в руке или с распростёртыми объятиями. Они требуют, чтобы сёгун сложил с себя полномочия. Выбор невелик, а суть одна. Не без взаимной выгоды они принесут сюда весь накопленный опыт. Вверят его нам – насильно или мирно. Всё зависит от нас.

– Что же Вы такое говорите, Хидео-сан?

– Вздор! Сумасшествие! Как же так?

– Что теперь делать?

Сложно сказать, как даймё отнеслись к услышанному. Но я знаю точно, никто из них не остался равнодушным.

– Прекратите! – воззвал к ним сёгун. – Дайте ему договорить.

– Минолия – яркий пример сопротивления. Все мы знаем, где они теперь и кто. Сила белых идзинов превзошла нашу давно. Весь мир идёт в ногу со временем. Но не мы.

Дзунпей ещё покажет себя во всей красе: я прошёлся по самому больному.

– Этого следовало ожидать, – бросил он себе на уме. – Куда подевался толмач? Его очень не хватает. Он ведь жив ещё?

– Торутиец в добром здравии, насколько я узнал перед отъездом. С тех пор… кто знает? Я разделяю Ваш настрой, сёгун. Толмача должен был привести мой телохранитель. Но дороги никогда не славились безопасностью. Так и нет вестей.

Даже это обстоятельство я обыграл в пользу восстания, очерняя имя Коногава.

– Понимаю Вас, Урагами Хидео, – осклабился владыка Омы. Меня пошатнуло.

Развязка была близка.

– Не беспокойтесь. Мои люди найдут его. Хоть из-под земли достанут.

Сказанное прозвучало недобро. Но я сохранял безмятежность. Моя лепта в начинание сына была внесена.

– От имени Мэйнана я благодарю Вас, – добавил от себя тэнно Иошинори, рванув головой до хруста. – Вы оказали неоценимую помощь. Мы не забудем Ваш вклад в спасение родины.

– Как жаль, что доверять Вам нельзя, – угрюмо добавил Дзунпей. Он крикнул: – Стража, схватить его!

Повторять самураям дважды не пришлось. Они протолкнулись между недоумевающими даймё и набросились на меня. Один из них ловко скрутил мне руки сзади. Второй – следил, чтоб я не сопротивлялся. Но я и не стал бы.

Завтрашний день всё разрешит.

Самурай ударил под дых. Я отозвался хрипом, что ссыпался с губ вниз, как песок. Тело клонило к полу.

– Что же Вы творите, сёгун? – в ужасе воскликнул кто-то из даймё.

– Неважно, что человек говорит. Важно, кто и как. На ваших глазах Урагами Хидео выдал в себе предателя родины. Разумнее устранить его. Мало кто из Вас застал, как его сын выступал против бакуфу. Нагло, неприкрыто. Даймё Фурано не может быть надёжным в противовес отпрыску. Только вероломный отец ратует за жизнь вероломного ребёнка. Истинный ревнитель наших устоев убил бы порочное дитя.

Дзунпей не чурался восхвалять себя.

– Я допустил ошибку, когда помиловал Урагами Рю, – это правда. Но вот опасения подтвердились.

– Глупец! – прошипел я. – Ты сумасшедший! Твои страхи тебя и погубят! Ты унесёшь всю страну за собой же в Дзигоку!

Из глаз вылетали искры.

Сёгун подошёл ко мне. Приложил ладонь к моему подбородку и поднял голову. Перед взором предстало его уродливое лицо.

– Такое будущее тебе не увидеть. – Дзунпей размял шею. – Утром ты уйдешь с честью. Через сэппуку. Ты умрёшь, как и подобает воину, который подвёл своего господина. А ты предал меня. Дважды. Предал государство… Весь род Урагами ждет казнь. А в хане Фурано появится новый хозяин.

Он отпустил меня. Голова упала к груди. Позвонки заныли.

– Уведите это позорище с глаз долой.

Я хотел возразить. Но тяжёлый удар по темени выбил последние проблески сознания. Падая в беспамятство, я чувствовал, как меня тащат. Последнее, что я слышал, – слова кукольного тэнно:

– Довольно зрелищ! Давайте обсудим дальнейшие действия…

[1] Прообраз Дзиккайдо – остров Хоккайдо на севере Японского архипелага.

[2] Прообраз островов Кофунава – Окинава на юге Японии.

[3] Прообраз Гёто – Киото, бывшая столица Японии и главная резиденция императорского дома.

Часть шестая. Лики Правосудия (6-4)

Глава двадцать четвертая. Змея На Груди

Вечером того же дня

Я, Мидори

Сёгун победил. Моей заслуги здесь не было. Я сохраняла верность родной крови. Тайно, конечно. Иначе меня вслед за отцом бы привязали к позорному столбу.

В личном отряде шиноби господин знал каждого, как свои пять пальцев. Ему была известна и моя ненависть к отцу. Он сожалел, что так вышло. По-человечески сожалел.

Дзунпей отказывался верить, что его куноити помогает Урагами. Я предстала обиженным нагулянным ребенком, который легко управляем в связи с этим.

В любом случае, у него ещё оставались вопросы. И я ждала, отбросив треволнения.

О произошедшем на созыве болтала вся столица – глухой бы услышал. Бесцельно бродя по улицам после задания, всё и узнала.

Даймё были возмущены. Но за свои места они опасались гораздо больше.

Приговорив Урагами к смерти, Коногава не мешкал. Завтра утром с плеч слетит голова правителя Фурано – обещали устроить целое представление.

Отцу никак не помочь. Ежели судьба подарит возможность, я попробую. А так… буду заботиться о сохранности себя. Иначе всё зря, никому из нас не жить.

Воины сёгуна обыскали родовой особняк. Прочесали самые злачные уголки Омы. Нагису не нашли. Человек будто испарился. Никто не знал, куда.

Известие о предательстве господина слуги встретили с недоумением. Они легко отреклись от него.

С заходом солнца сёгун спустил с цепи конный отряд ищеек. Они бросились по северной дороге в сторону Кадзитани. Ветви тамошних ив украсят тремя подвешенными трупами: беременной Юки, малышки Рэй и её матери. Пара-тройка дней – и просчёт Хидео коснется их всех.

Некоторые поскакали дальше, до монастыря Отобе. Мне было неизвестно, втянул ли отец и Фудо в заговор. Если нет, братец падёт невинной жертвой просто за родство.

Уже летом сёгун подумывал рассеять войска по Мэйнану. Чтобы найти Рю, если он здесь, и привезти в бакуфу. С головой на плечах или в тряпке. Острова – не Большая Земля, но и здесь найти его было труднее, чем юрэй[1].

Богатый и обширный хан Фурано переходил его последнему сыну – Го́ро. Он обязался отыскать белого идзина.

Для Коногава в ближайшие два дня обещал идти праздник. Просто пей, не просыхая! И ведь пили.

Уже поздним вечером Дзунпей устроил роскошный о-дза́сики[2]. Даймё пришлось делить столы со свитой Иошинори – ку́гэ[3] – и высокопоставленными чиновниками Омы. Они недолюбливали друг друга, но торжество сближало. Сам тэнно присутствовать отказался.

Не только пищей был сыт знатный люд. Развлекать гостей сёгун привёл именитых гейш из столичного ханамати[4]. Сиро[5], чтоб души пели от радости. И короби[6], чтоб тело при нужде пробрало в истоме.

Женщины искусства порхали между мужами, будто пчёлы над цветами, и старались угодить всячески. Тем нравилось, но мне было противно.

Гейши вели оживлённые беседы. В основном о Собрании Даймё и Урагами Хидео. Слух резал их смех. Пляски дев с белёными лицами вызывали гвалт одобрения.

Мне понравилось только упоительное звучание бамбуковых дудок нока́н. Оно одно служило утешением в окружающей маете.

Не обошлось без простеньких игр. Когда масу гостя осушалось, гейша спешила подлить саке и с наигранным удовольствием принимала чашечку в ответ. Это самая невинная часть их работы, где всё понарошку.

Сёгун не погнушался учениц гейш. Совсем ещё молоденькие девочки, моего возраста. Они были беспомощны в руках опьяневших господ. Многие из них оборачивались отъявленными свиньями, выпив лишнего.

Злоба сдавливала горло. Я понимала, каким горем обернётся для них эта ночь. Но ничего не поделаешь. В ходу на о-дзасики правила, мне не понятные.

Краем глаза я заметила Коногава Горо. Дюжий и широкоплечий, поддатый и высокомерный, он хотел большего. Ученицы, невинные и простодушные, вызывали у него острое влечение.

Он долго водил глазами, пока не выбрал ту самую – она как раз наполняла его масу до краев, смущённо улыбаясь.

Открыто показывать намерения Горо не стал. Сёгунский сынок украдкой ощупал бедра голубоглазой девчонки, просунув руку под полы кимоно.

Он – плоть и кровь Дзунпея. Ему можно всё.

Несмышлёная, ученица ойкнула, чуть не расплескав напиток по столу. Девушка поглядела на Горо. О-сирой[7] не выдал выступивший на лице румянец. Но смятые губы, дрожащие глаза и вздымающиеся маленькие ноздри ясно показывали, в какое смущение мужлан вверг её.

Смелея, он поманил девочку пальцем и шепнул на ушко своё грязное предложение. Она изогнулась, ахнув. Но согласилась.

Выбора-то нет.

Довольный собой, сёгунский сынок встал и поблагодарил за пищу. Он уходил раньше всех. Отец моргнул, провожая и особо не заботясь о похождениях отпрыска.

А следовало бы.

Путь вёл ученицу в его спальню. Не она первая, не она последняя.

Моё присутствие здесь ограничивалось слежкой за гостями. Надев пёстрое кимоно, я притворялась женой высокопоставленного госслужащего. Никто не догадывался о кинжале-кайкэн, запрятанном в закромах оби[8].

Общения не искала. Собеседники подходили сами. Их пленили диковинные краски волос и глаз, милое личико. Они не решались порочить честь жены чиновника – опасно.

Я выслушивала самую несусветную чушь. Наигранно улыбалась. Даже развивала беседу. Было легко: шиноби отменно учат приспосабливаться к любым условиям.

Мои боевые товарищи занимались тем же. Присутствие воинов Коногава служило прямой угрозой возможных изменников. Так они никогда бы не раскрепостились.

Гостям нужны были уши, в которые они вложили бы свои постыдные откровения. Сведения, что позже Дзунпей использует против них же.

Полезная деятельность. Но не в моём случае.

– Поверьте мне, Мидори-доно[9], – облизывая губы, верещал бочковидный даймё Шибасаки. – Ошима – золотая жила...

– Не сомневаюсь, – отмахнулась я, скучая.

Унылая болтовня ни о чём порождала зевоту, которую я едва сдерживала.

И тут в трапезный зал ворвался синий ветер…

– Ишимура Мидори!

Дзунпей позвал меня по новому родовому имени. Каждый шиноби получает такой. Я глянула за плечо толстяка. Сёгун махал мне.

– Подойдите сюда, будьте добры.

– Прошу прощения, – засуетилась я, откланиваясь. – До свидания!

– Мы ещё увидимся?..

Даймё Шибасаки окинул меня голодными поросячьими глазками. Губы-шлепанцы улыбкой напоминали подкову.

– Боюсь, не получится, – ответила я предельно ласково. – Мне еще нужно найти мужа. Обещал приехать. Но его всё нет и нет.

Я осторожно пошла туда, где пировал сёгун.

– Ах, что за чудесная женщина!

Жирный надоеда проводил меня восторженным шёпотом и озабоченным взглядом. Возникло мерзкое ощущение, будто облапали прилюдно и звучно шлёпнули на прощание.

Когда между нами осталась пара шагов, я поклонилась в поддельном почтении:

– Сёгун.

– Мидори.

Владыка Омы уставился на меня. Я оставалась холодна, как и подобает куноити. Коногава изменился в лице и заметно расслабился.

– Итак…

Дзунпей покончил с масу саке в один глоток и потребовал ещё.

– Как тебе званый вечер? Отдыхаешь?

– Никак нет, мой господин, – честно ответила я.

– Пускай. – Он приступил к потрошению жареного кани[10]. Затрещали клешни. Броня легко ломалась. – Ты ведь на задании. Но совместить приятное с полезным было бы не лишним… Узнала что-нибудь полезное?

– Тишина. Думаю, после задержания Урагами Хидео предатели ещё долго не будут светиться.

– Разумно, если так, – Дзунпей слегка посыпал блюдо солью. Попробовал. – Божественно… Ты не жалеешь?

– О чём Вы?

– Об отце твоём. Завтра его не станет. Помнится, тебя очень обижало, что Вы так и не сблизились.

– Теперь это неважно. – Голос чуть не задрожал. – Уже точно не о чем жалеть.

– Правильный ответ, – усмехнулся он и вспомнил о блюде. – Когда на чашах весов долг и семья, только судьба страны имеет значение.

Его глаза опустились на миг вниз.

– Если так подумать, ты ни разу не подвела меня. Словно бы сами Боги вели тебя прямиком в мой отряд шиноби. Словно в этом твоё предназначение.

Лишь договорив, сёгун откусил ещё мяса.

– Воля Богов не подлежит порицанию и обсуждению. Как и Ваша – в народе.

Мало кто искренне так думал. Но Дзунпей уважал мою наглость при общении. Для него это – кошки-мышки. Он распалялся в речах, пользуясь полномочиями охотно.

Так и сейчас.

– О как. А если я поступлю с тобой, как душе моей угодно? Овладею силой? Убью? Жестоко убью? Что тогда? – затараторил он, издеваясь.

– Не смею возражать. Обходитесь, как посчитаете нужным. Я всего лишь орудие в Ваших руках, – самозабвенно ответила я.

На деле, страх щипал кожу. Если перегнуть, он перешёл бы от слов к делу.

– Ты правильно поняла свое место. Достойно шиноби, – рассудил он легкомысленно.

Повезло.

– Однако… – Напряжённое молчание тянулось, как дёготь с ковша. – Я поверить не могу, что Хидео принял у себя идзина точь-в-точь через три дня после твоего отъезда! Вот же сука везучая!

Простолюдинские корни проскальзывали в его речи.

– Я тоже, сёгун, я тоже, – вспылила я напоказ.

Меня оскорбило его отношение к моему отцу. Но сколько бы Дзунпей ни дёргал за нужные ниточки, на подстрекательства я не велась.

– Думаю, лучше будет спросить у толмача, как найдётся. Он-то расскажет из первых уст, как всё было.

Я подсказывала ему в ущерб себе. Но иного выхода не было: торутиец с чонгынцем пропали. Следовало пользоваться. Дальше – видно будет.

– Безусловно, – Сёгун отставил несъедобные остатки кани прочь. – Что ж, будет день – будет солнце. Нам ещё предстоит побороться за страну. А пока – надо вдоволь упиться этим вечером. Может, выпьешь со мной?

Господин лукаво улыбнулся. Тут и гадать нечего.

Отказываюсь.

– Прошу меня простить, сёгун, я при исполнении.

– Мой человек, – протянул он полупьяный для красного словца. – Не смею больше задерживать. Как закончится о-дзасики, можешь быть свободна. Выспись. Казнь пройдет на рассвете в Великаньих Дубах. Зрелище будет славное. Но… потребуется весь отряд шиноби.

Сёгун явно чего-то опасался.

Я поклонилась и, минуя часть зала, где шатался даймё Шибасаки, поспешила внедриться в чужой разговор. Иногда я поглядывала на повелителя.

Дзунпей выглядел спокойно. Даже улыбался без видимой на то причины. Извечно пребывая в напряжении, теперь владыка Омы был предельно расслаблен.

Говорят, выпивка вскрывает в человеке, какой он на самом деле. Дзунпей создал вокруг себя образ жестокого правителя. Сёгуна, который подозревает в измене даже воздух, наполняющий его лёгкие.

Под саке он открывался так же, как нежное мясо жареного кани под размякшей броней. И ничем не отличался от остальных – со своими тёмными и светлыми сторонами. Смотря какие представлены общественности, а какие – сокрыты глубоко внутри.

Коногава не был таким уж чудовищем, как его описывал отец. При своеобразной шутливости он мог быть добр, милостив и человечен. Зависит от человека, стоит полагать.

Ведь Дзунпей как-то уловил подноготную речей даймё Фурано. А со мной – сюсюкался, как с собственной дочерью.

Но это не значит, что у меня не поднялась бы рука убить его. Дело было не столько в родных, сколько в нём самом.

Умри Дзунпей, эта страна стала бы воплощением самых смелых и простодушных мечтаний о счастье и безмятежности для всех. Вселенной, где возлюбленных бы не стравливали в борьбе по прихоти третьих лиц. Я уверена.

Мне хочется верить.

Наверное, сёгун догадывался о кинжале, что таится за моей спиной для него. Я буду с ним, но пока такой союз обеспечивает мою безопасность. Затем я обязательно сломаю никчёмные цепи, нас повязавшие. Мне просто нужен удобный случай…

[1] Юрэй – призрак умершего человека в японской мифологии.

[2] О-дзасики – японский банкет.

[3] Кугэ – родо-племенная японская аристократия.

[4] Ханамати – район гейш в Японии.

[5] Сиро-гейша – дословно «белая гейша», занимающаяся исключительно развлечением гостей.

[6] Короби-гейша – гейша, предоставляющая помимо прочего сексуальные услуги.

[7] О-сирой – используемые гейшами белила для лица.

[8] Оби – пояс, носимый поверх кимоно или кэйкоги (униформа для занятий единоборствами).

[9] -доно (с яп. «дворянин») – именной суффикс. Здесь: используется при обращении к родственникам господина.

[10] Кани – «краб» (с яп.).